Это любовь, это семья

      Это было обыкновенное утро, начавшееся промозглым и колючим снегом, который таял, не долетая до земли. Обещанные морозы так и не наступили, в городе продолжала царить осень, самая середина ноября, хотя в душе уже просыпалось робкое ожидание чуда. Новый Год для каждого человека был тем самым непотопляемым отголоском детства, которому невозможно не радоваться даже в пятьдесят. Первый снег сошел, но грело знание, что скоро выпадет и второй, и третий — и вот тогда уже город преобразится по-настоящему.       А пока сырое утро воскресенья застало первокурсников в унылом состоянии. Отопление почему-то отключили, из-за чего общага превратилась в один огромный кусок льда. Было тихо и неуютно, даже самые бойкие парни сегодня предпочитали отмалчиваться. Вездесущий Димка Брекоткин с машиностроительного и тот куда-то пропал, не донимая никого из однокурсников. Старенькие часы со скрипом передвинули стрелку на девять, когда Андрей открыл сначала один глаз, потом второй, а потом уже по-настоящему проснулся.       Сиплый кашель вырвался у парня из груди, стоило ему помотать головой, чтобы стряхнуть остатки сна. Ну вот тебе на! Как раз сегодня его позвал к себе один первокурсник с химфака, который раньше учился с Рожковым в параллельных классах. Андрей, правда, даже не помнил его фамилию, но прийти согласился. А что еще делать-то? В институте скука смертная, таких друзей, как Санька Томаровский, парень так и не завел. Возможно, ему удастся как-то сблизиться с этим гостеприимным студентом, и терять шанса Андрей не хотел. Но он все-таки простудился!       Больше всего Рожкову сейчас требовался крепкий черный кофе, и первокурсник нетвердой походкой отправился на кухню, едва не сосчитав по дороге все углы. В ушах звенело, руки и ноги плохо слушались своего хозяина. Андрей даже с сомнением прокрутил в голове события вчерашнего вечера. Вроде не пил… Единственным и самым неприятным вариантом оставалось давление, которое могло скакнуть из-за неожиданного плюса за окном. Как всегда, черт его дери. Привет, взрослая жизнь.       Она началась с того самого дня, когда Андрей с двумя неприподъемными сумками в руках выскочил из собственной квартиры и больше не вернулся. Напряженка при поступлении умножалась на нервоз отца, который из-за проблем на работе был вынужден сидеть дома целый месяц. А он этого не любил и вообще семью предпочитал видеть как можно реже. Мать, думая, что Андрей ничего не слышит, ругалась с мужем по поводу предполагаемой любовницы, но парень отчего-то был уверен — никого у отца нет. Он просто не тот человек, которому нужны отношения в любом виде, пусть даже с попрыгушками в юбочках. А уж тем более семейные…       Рожков оправдал свою наследственную фамилию и вырос таким же чурающимся собственного дома. Он не планировал никакие отношения, с неким страхом думал о возможных детях, о созданной своими руками семье; единственное, что интересовало его сейчас — будущая профессия. Андрей все-таки поступил туда, куда заставили родители, и готовился стать техником, но в душе верил в совершенно иной исход событий. Он даже хотел бросить престижный институт и отправиться в Москву покорять какой-нибудь ВГИК, однако пока не решался на это. И все же распоряжаться собственной судьбой было куда проще вдалеке от строгих родительских глаз, что и подтолкнуло Андрея оставить дом и поселиться вместе с приезжими студентами в общежитии. Так он и поступил. Ушел, не оставив следа. Да, мать находила способ разговаривать с сыном по телефону или видеться в выходные, но Рожков не собирался поддаваться ее просьбам вернуться домой. Однажды он спросил ее невзначай, как там отец, на что получил ответ — плохо. Его уволили с работы, и семья начала жить впроголодь. Андрей после этого только обрадовался, что ушел: зачем родителям лишний рот? Но помочь им при всем желании он пока не мог, и тогда в голове родилась мечта о стройотряде.       Романтика свободной студенческой жизни, крупный заработок — вот чего ждал первокурсник, торопя время и желая как можно скорее закончить учебный год. Самостоятельность Андрея, появившаяся с поступлением в институт, начала понемногу кружить ему голову. Наконец-то послушный мальчишка выбрался из-под инспекции! Здесь, на общажной кухне с однокашниками, все было по-другому. Вечера проходили не с расспросами об успеваемости, а под громкое бренчание на гитарах. Иногда выпивали, иногда начинали жарко спорить о политике. На этой же кухне без стеснения говорили о сексе, о девушках с курса и тайных желаниях, про которые Андрей еще даже не задумывался. Самой скандальной звездой вечеров был неугомонный Брекоткин с того же факультета, что и Рожков. Он с первых дней учебы завоевал пол-института, снося все на своем пути, и откровенно взбесил другую половину. Андрей не очень любил вступать с Димкой в диалог, сторонился его бешеной энергии, но за многое, что тот высказывал на кухне — уважал. Правда, уважал с робостью, потому что никогда не становился участником споров между первокурсниками. Боялся…       Да, вот так вот победивший страх сцены Андрей мог стесняться обыкновенных парней из соседней комнаты. Ему казалось немыслимым вступить с ними в дебаты, до хрипоты отстаивать свое собственное мнение и быть готовым отдать за него все. Рожков, пожалуй, мог бы переобуться в воздухе, попади он в спор, лишь бы выйти из него. Но он ненавидел это в себе, завидуя тем, кто с честью бросался в бой, и мечтая хоть когда-нибудь стать таким же. Нерешительность не позволяла Андрею поддерживать кого-нибудь из однокурсников во время посиделок, поэтому все оставалось как прежде — он сидел в углу и перебирал конспекты, доедая последнее печенье из общей коробки, пока остальные мирились и ссорились. Конечно, он был не одинок в этом, но с остальными молчунами, кажется, сойтись не получилось бы. Или они казались слишком высокомерными, или слишком глупыми, так, что девчонки без смущения поливали их грязью вслух. А Андрей не был готов встать на сторону кого-то из них. Только трусливо отсиживался рядом…       Но, в общем-то, у парня были теплые отношения практически со всеми. Вот и сейчас двое закадычных друзей с физмата приветливо махнули рукой, как только Андрей появился на кухне. Он рухнул на табуретку и устало положил голову на руки. Десятичасовой сон не принес вообще никакого облегчения. Башка раскалывалась, а в горле нещадно першило. Ну что же, великий кулинар Рожков, пора приготовить себе шедевр из растворимого кофе и отдающего ржавчиной кипятка.

***

      Серега жил в неприметной беленькой пятиэтажке, которая примостилась у входа в заброшенный парк. Андрей никогда не был в этой части Свердловска, поэтому сначала слегка заплутал в аллеях, щедро присыпанных опавшей листвой. Здесь был как будто полустаринный приморский город — ни одного высокого здания, только частные или хрущевки. Парень свернул в длинный ухоженный двор, вдоль которого протянулись одинаковые подъезды и балконы, прикинул, где может быть сто третья квартира, и побрел вдоль забора.       Давно не крашенное крылечко встретило Андрея очень грустным видом. Стало как-то печально. Вообще Рожков не любил ни осень, ни панельные пятиэтажки, ни подобную сырую погоду, но неожиданное приглашение бывшего, как выяснилось, товарища по школе приободрило его. В размеренную жизнь вошла смутная надежда на какие-то перемены, но Андрей не увлекся этой мыслью. Он просто хотел бы завести небольшую дружбу хоть с кем-нибудь, и именно ради этого он пустился в путь по дождливым улицам, превозмогая головную боль.       — Здрасте, а вы из девяносто восьмой? — раздалось над ухом Рожкова, стоило ему только войти в подъезд. Он ошалело закрутил головой, но в темноте было трудно найти источник голоса. Через пару секунд зажглась тусклая лампочка, и Андрей увидел толстую тетеньку, у которой на руках сидел такой же толстый карапуз.       — Н-нет, я к своему другу зашел. Я не здесь живу.       — А, понятно, — скучным голосом бросила тетка. Потеряв всякий интерес к парню, она покрепче обхватила своего ребенка и засеменила к двери. Андрей поспешил подняться на первый этаж, где принялся изучать номера квартир.       По его расчетам выходило, что сто третья должна была находиться на втором этаже. Первокурсник легко взбежал по лестнице и остановился, ища глазами нужную дверь. А вот и она — вторая справа. Не найдя кнопку звонка, Андрей немного замялся, а затем постучал четыре раза. Сердце предательски забилось сильнее, и Рожков отступил пару шагов, приготовившись ждать. Но делать этого не пришлось — послышался скрежет замка, и дверь распахнулась. На пороге стоял Сергей собственной персоной.       Он был одет так, будто собирался на дискотеку: в подвернутые джинсы, кожанку и вырвиглазные кислотно-зеленые кеды. На голове красовался типичный для института зачес, разве что у Сереги он был натурального соломенного цвета. Андрей даже подумал, что однокурсник сейчас собрался уходить. Ему и в голову не могло прийти, как кто-то может рассекать по дому в таком виде.       — Привет! — широко улыбнулся Сергей.       — Привет, — кивнул Рожков, пытаясь придать простуженному голосу бодрость.       — Заходи, не стесняйся. — Паренек пригласил его внутрь широким жестом, и Андрей подчинился. Он не успел зайти, как сразу ударился ногой о какое-то железное приспособление, что очень смутило обоих.       — Прости… это я перебирал запчасти для велосипеда, не прибрался, — виновато сказал Серега. Андрей только и смог вымолвить, что ничего страшного. Отпихнув ногой железяку, однокашник повел его в глубь квартиры.       — Лерка, тебе еще в магазин не пора? — крикнул Сергей кому-то. Тотчас в коридорчике появилась девочка лет четырнадцати, хорошенькая, с двумя темными косичками. Андрей поразился тому, как она была похожа на самого Серегу. Одно лицо! Девчонка помахала рукой гостю и с вызовом посмотрела на брата.       — Сегодня же твоя очередь, Серый!       — Нет, не моя, — с торжеством ответил парень. — Мы в четверг с тобой менялись, помнишь? Ты вместо уборки пошла в парк с Любкой, значит, сегодня дом на тебе.       Лерка, молча вздохнув, поплелась к шкафу с одеждой, а Сергей тем временем повел Андрея дальше. Они зашли в просторную светлую комнату, которая, по-видимому, являлась залом. Тут было прибрано, стоял потрепанный диван, напротив него кресло и маленький столик, в углу торшер, сервант, а у самой двери, на тумбочке — телевизор. Сквозь балконное окно весь двор был виден как на ладони. Рожков внезапно почувствовал, что эта комната — особенное место в квартире. Он живо представил себе, как здесь собирается семья, как Лерка садится смотреть телевизор, а Серега спорит с отцом о вышедшей недавно газетной статье. А затем они все вместе идут ужинать… Андрей ощутил внутри себя неожиданную пустоту и одиночество, но постарался не раскиснуть внешне. Мало ли, как поймет это Сергей.       Стараясь не давать больше волю грустным мыслям, Рожков присел рядом с однокурсником на диван и искоса посмотрел на него. Серега озадаченно теребил шевелюру, словно пытался что-то вспомнить. Вдруг он хлопнул себя по лбу, вскочил и подлетел к серванту, мигом раскидав с десяток стоящих вверху книг.       — Я с тобой хотел немножко посоветоваться, Андрей! — будничным тоном начал он. — Ты же с машиностроительного, да?       — Верно, — подтвердил Рожков. Он недоуменно уставился на Сергея. Неужели тот позвал его к себе, только чтобы спросить совета?       — Так вот, я же математику в школе не особо учил, больше делал упор на химию… Ну, знаешь, пошел по стопам отца, — рассказывал Серега, продолжая перебирать книжки. — Сам я ее не очень люблю, но податься больше некуда. А ты почему пошел в техническое направление? — неожиданно спросил он и повернул голову к Андрею. Тот растерялся.       — Я… я просто… мы же школу такую закончили, физмат, — пробормотал Рожков. Сергей закивал, мол, все понимает, и продолжил говорить о чем-то своем, но Андрей уже не слушал. Он вдруг понял, что ничем не отличается от этого человека, несмотря на то, что терпеть не может своего отца. Ведь Андрей тоже сделал все по родительской наводке, хоть и противился одной только подобной мысли — как же глупо было это осознавать! Но тут раздражение Рожкова прервал Сергей, плюхаясь рядом с ним и открывая какой-то справочник по высшей математике. Парни заговорили об институтской программе.       …Прошло где-то полчаса, а Андрей еще не объяснил своему приятелю и четверти материала. Дело было в том, что Серега постоянно соскальзывал с темы и уходил в вопросы о жизни — узнал, откуда его собеседник родом, как учился в школе, есть ли у него девушка и так далее. Догадавшись, что Андрей вообще плохо контактирует с однокурсниками, парень тут же пригласил его на какую-то тусовку этим вечером.       — Вот я всегда готов зажигать, — гордо произнес Сергей и ткнул по очереди на все части своего гардероба. — Видал? Все девчонки мои!       — И ты так… по дому ходишь? — нерешительно уточнил Рожков.       — Да! Моду, дружище, надо тренировать в себе как пресс. Я все деньги трачу на шмотки, даже копить ничего не выходит! Ну ладно, пойдем покурим, только в моей комнате, — Серега оборвал тему на полпути и резко встал, направляясь в коридор. Андрей покачал головой и пошел за ним, не переставая молча удивляться своему новому приятелю.       Пристанище Сергея не шло ни в какое сравнение с тем уютным залом, где сейчас сидели однокурсники. Даже у незабвенного Томаровского не имелось столь разгромленной и захламленной комнаты. На стенах были развешаны яркие иностранные плакаты, на диване разбросаны пластинки и без счету разнообразных кассет, а посреди пола красовалась гора ярких тряпок. Впрочем, Серега тут же подхватил их и переложил на стул, отвечая на вопрос «а почему не повесить их аккуратно» безбашенным «потом!». Он распахнул окно, выходящее на парковый пруд, и парни закурили. Сергей снова завел тему тусовок и девушек.       — Вот скажи мне, у тебя уже были отношения?       — Э-э… не было, — промямлил Андрей. Нервотрепку с Крыловой он решительно вырезал из своей памяти всякий раз, когда она приходила на ум. Какие уж там отношения!       — А ты заведи, — легко сказал Серега, затягиваясь дымом. — Приходи к нам на дискотеки, ты же в общаге живешь, тебя все знают. Найдешь меня?       Рожков на секунду задумался. Трудно было назвать его завсегдатаем дискотек, но это почему-то звучало заманчиво. Только как он, действительно, найдет Сергея? У него была какая-то простая фамилия, поэтому после школы она сразу выскользнула из головы. Неловко получилось, конечно, но…       — А как тебя найти? Я же даже не помню, какая у тебя… фамилия.       — Фамилия? — переспросил Сергей и потушил сигарету. — Исаев.

***

      Шумный зал был наполнен людьми, как автобус в час пик, так что даже несмотря на морозный вечер пришлось открыть окна. Гремела музыка, а парни и девчонки, еще не совсем пьяные, пытались ее переорать. И, конечно же, чем тщетнее — тем громче. Андрей пробивался сквозь толпу к сцене, где студенты решили устроить танцевальные поединки и где сейчас стоял красивый, ярко одетый Сережка Исаев. Безусловно, у этого парня было без счету друзей и приятелей, но для Андрея он был по факту самым близким человеком в институте. Рожков искренне болел за него, не решаясь вступить в состязания сам. Хотя, наверное, уроки танцев от Сергея не прошли даром — первокурсник выучил все модные движения и получал нередкие похвалы самого Исаева, который слыл в этом деле лучшим. Девчонками он не интересовался, не выпендривался перед ними — что-то совершенно не екало в груди, а признаться в подобном парням… Хуже для Андрея кошмара не было. Он никогда не встречал таких людей и свыкся с мыслью, что он неправильный. А значит, лучше затаиться.       Серега радостно озирался по сторонам. Только что он победил одного из самых пластичных парней на курсе, и все овации зала принадлежали ему. Андрей в который раз молчаливо превознес чистый, как монета, характер Исаева — он никогда и ни в чем не зазнавался, оставаясь все таким же улыбчивым, жизнерадостным парнем. Вот и сейчас он стоял на сцене с простым видом, в его глазах не было ни капли самодовольства или важности. Андрей всей душой хотел быть ближе к нему… но и сам боялся подумать о смыслах, которые мог несознательно вложить в этот порыв.       — Сереженька!!! — визжали какие-то размалеванные первокурсницы с гуманитарного факультета. — Иди к нам!       — Ну, кто еще? Выходите! — громко крикнул Исаев в микрофон, не обращая на них внимания. Толпа перед сценой шумела и рябела, но ни один не отделился от нее, чтобы померяться силами с Сергеем. Он с измученной улыбкой обвел глазами зал.       — Я не кусаюсь, ребят!..       — Всем тиха-а-а!!! — раздалось вдруг откуда-то слева. Андрей вместе с остальными инстинктивно повернул голову. Вот уж кого точно не стоило пускать на подобные мероприятия! Брекоткин надирался в стельку одномоментно, уже не сдерживая себя вообще ни в чем. Сегодняшняя вечеринка не стала исключением: Димка едва стоял на ногах, но умудрился раскидать старшекурсников, пробираясь к сцене. Сергей заинтересованно наклонил голову вбок, однако ничего не сказал. Добравшийся до лестницы Брекоткин с пятой попытки смог залезть на сцену, что было встречено оглушительными аплодисментами, и тут же упал на нее лицом. Исаев подошел к нему и помог подняться, одновременно нашептывая ему что-то на ухо. Димка отмахнулся от него, вцепился себе в волосы и промычал что-то невнятное. Затем встрепенулся, посмотрел в зал, который уже выкрикивал на разный манер его имя (что и говорить, этот парнишка был звездой!), махнул рукой и заорал:       — Всем смотре-е-еть!!! Сейчас я разорву этого фраера!!!       Толпа одобрительно заревела. Серега с усмешкой кивнул и легкими шагами отошел к краю сцены.       Заиграла музыка. Брекоткин поднял одну руку вверх, неловко развернулся и выгнулся назад. Подпрыгнув, он отстучал ногами чечетку — Исаев не сдержал смеха. Это действительно выглядело забавно на фоне популярной зарубежной музыки. Пляски Брекоткина больше напоминали гопак, чем типичный модный танец, но студенты бились в овациях. Когда музыка закончилась, Димка не удержался на ногах и рухнул, тяжело дыша. Казалось, он протрезвел почти полностью.       Сергей коротко кивнул. Как только поехала новая песня, он одним неуловимым движением оказался на середине сцены и сразу начал танцевать. После простых движений Серега ловко крутнулся вбок и изобразил свою козырную лунную походку, что вызвало одобрительный крик зрителей. Но как бы Исаев ни выделывал красивые трюки, порядком поднадоевшие залу, он не добился такого восторга, каким был встречен Дима. В конце концов Серега выдохся и, когда музыка доиграла, устало плюхнулся рядом с Брекоткиным. Студенты затихли.       — Ну… как? — едва шевеля губами, спросил Исаев в микрофон. Толпа загудела.       — Кто лучше — я или он?! — проорал Димка безо всякого микрофона и тут же был встречен радостными воплями. Изобразив крайне самодовольное лицо, Брекоткин повернулся к Исаеву и с ухмылкой спросил:       — Че, парниша, признаешь мой триумф? Или как?       — Да, — просто ответил Сергей.       Димка слегка нахмурился, будто не ожидал такой легкой победы. Он выглядел так устало и спокойно, что в этом парне было не узнать саркастичного громкоголосого Брекоткина, поднимавшего на уши весь Политех. Андрей с удивлением понял: он видит его таким впервые.       — Что да? Ну тебя, парниша, ты скисший какой-то, — проворчал Димка и поднялся на ноги. — Вставай давай! Тяжело в учении, легко в раю! Тебя как зовут-то?       — Серегой. — Исаев отряхнулся, поправился и вновь приобрел гламурный вид.       — Че ж теперь, Серега, получается? Разделили мы сцену! — весело присвистнул Брекоткин, похлопав однокурсника по спине. — Значит, будем с сегодняшнего дня лучшими друзьями, а то я с таким птенчиком соперничать не могу!

***

      Весна прошла как один миг, и вот наконец наступило лето. А вместе с ним пришла первая курсовая сессия, потрепавшая нервы многим подросткам, не привыкшим к такой напряженке посреди буйного июня. Но даже это не могло испортить того самого крылатого чувства, когда весь учебный год позади, а три месяца солнца и зелени — впереди. На берегах свердловских озер было совершенно не протолкнуться. Почти каждый считал своим долгом в первый же вечер лета сгонять туда и поплавать в пока еще ледяной воде. Впрочем, температура на градуснике только росла, а облака вообще исчезли с неба. На город буквально рухнула невыносимая тягучая жара.       Конечно же, студенты занимались не только учебой. Андрей, например, продолжал таскаться по дискотекам, уже не стесняясь вытанцовывать там в первых рядах, и все еще грезил о стройотряде, куда собиралась добрая половина всего курса. Попасть туда было нелегко, но Рожков был готов положить на это все свои силы. Какая-то странная идея вселилась ему в голову, и выгнать ее он не мог.       Сергей Исаев со временем действительно стал лучшим другом Димы Брекоткина. Они много где таскались вместе и выглядели очень органично. Эти двое были настоящими противоположностями: Серега — добродушным, позитивным и открытым для всех пареньком, а Димка — острым на язык бесшабашным дебоширом. В нем чувствовалась какая-то сталь, и на каждое слово у него был в запасе крепкий десяток. Андрей ощущал неясную девчоночью ревность, когда Исаев проводил с ним время, но подкопаться к другу было не за что. Сергей ни на секунду не забывал о товарище по школе и болтался с ним по институту каждый день, хоть и учился на другом факультете. Брекоткину же, кажется, было фиолетово на Рожкова, он никогда не замечал его, не разговаривал, но Андрей был даже рад этому. Много кого Димка нещадно подкалывал своими меткими шутками, и парень не очень хотел оказаться на их месте.       Он сдал почти все экзамены на твердую четыре, оказавшись среди большинства, но не придал этому никакого значения. В общем-то, Андрею было все равно, как учиться, главное — не вылететь из института и устроиться наконец в стройотряд. Да, с этим тоже пришлось попотеть, однако в конце июня его мечта наконец осуществилась. Теперь вся романтика студенческих вечеров принадлежала ему! Из однокурсников вместе с ним туда попали неразлучные Димка и Сергей, еще один Дима, только Федосьев, с радиотехнического, еще один Сергей, только Нетиевский, с их же машиностроительного, трое неприметных ребят с гуманитарного и две девчонки, Маринка и Олька, с экономического. Андрей еще никогда не ощущал собственную жизнь так свободно и радостно, как в эти летние дни. И только одно, наверное, мешало ему.       В первый же вечер, проведенный на забытом людьми берегу какой-то горной речушки, студенты собрались у костра с тремя гитарами. На одной из них играла Маринка Лисина, и ей, как девушке, дали право начать. Пошептавшись с подружкой, она обхватила покрепче свой потрепанный инструмент и запела популярный когда-то «Островок». Андрей закрыл глаза, предаваясь воспоминаниям. В последний раз он слышал эту песню классе в седьмом, когда покидал ряды пионеров и становился комсомольцем… Как-то светло тогда было и легко, как уже не будет нигде, никогда, ни с кем. Что сейчас делает Ванька Котов, его бывший лучший друг? Они столько раз ходили едва не за руку в школу и из школы, столько перемен провели за разговорами о всякой ерунде, но сейчас ничего особенного не всплывало в памяти. Ни одного слова или даже конкретного события… Нет, конечно, Андрей помнил, что однажды они прогуляли уроки и свалились потом на месяц с ангиной, а в предыдущую зиму украли из кабинета биологии череп, чтобы пугать младших сестер Ваньки. Он припоминал достаточное количество всяких передряг, однако как это было, что он при этом чувствовал, о чем думал — не помнил… Миллионы секунд смешались в единый сказочный поток, из которого то и дело выглядывало смешное лицо вечно всклоченного Ваньки, и не было слаще и горше этой отчаянной ностальгии. Высокий голос Лисиной напевал знакомые наизусть банальные строчки, которые уносили Андрея в безвозвратно ушедшее детство.       Мы делили радости и горе с той поры,       Как встретились с тобой.       Ты как островок в открытом море,       Щедро мне подаренный судьбой!       Островок, островок, островок, островок…       Последний раз отзвенели струны, и девушка замолчала. Андрей открыл глаза, возвращаясь в свою восемнадцатилетнюю жизнь. Воздушная песня кончилась.       Студенты зашумели. Теперь была очередь одного из гуманитариев выбирать, что играть. Это был красивый смуглый паренек с выгоревшими до белизны волосами, и Рожкову он был приятен. Андрей покраснел от одной мысли об этом, в очередной раз проклиная свои нестандартные наклонности.       — Давайте «Белые розы» Юры Шатунова, — пропищала маленькая черненькая Оля Евтушенко. Студент, который должен был петь, отмахнулся.       — Дался вам этот шкет, девчонки, — проворчал он.       — Тогда давайте Крематорий! Мусорный ветер, дым из трубы…       — Лучше Арию!       — Нет, давайте Наутилус, Скованных одной цепью!       Несмотря на то, что все парни принимали участие в споре, Андрей отмалчивался. Он предложил бы Чайф или Башлачева, но за них пока никто не проголосовал, и парню было неловко гнуть в одиночку свою линию. Кто-то, наверное, поддержал бы его, однако какая-то сила заставляла не верить в вес собственных слов… Казалось бы, Андрей победил страх сцены, победил страх выглядеть глупо и смешно, спокойно выступал в любой роли, а сейчас не мог просто назвать группу, которую хотел бы услышать. Чудовищно!       Задумавшись, Рожков и не заметил, как стройотрядовцы уже определились с песней. Блондин наигрывал на гитаре незнакомую мелодию, Исаев с довольным видом — наверное, голосовал именно за нее — прижался к какой-то второкурснице. Посмотрев по сторонам, Андрей понял, что считай все пацаны и девчонки нашли себе парочку и сидят по двое. Ему вдруг стало неуютно, даже обидно, словно он попал в детский садик, где все выстроились за ручку, а ему пары не нашлось. Рожков стиснул зубы и не придумал ничего лучше, чем встать и пойти вниз к воде. Этого никто не заметил, потому что он был не единственным, кто решил уйти. Но самым неприятным стало то, что Серега, рядом с которым Андрей и сидел, вообще никак не отреагировал! Стараясь не психануть, парень спрыгнул с откоса на крутой поросший склон и стал торопливо спускаться.       Когда он отошел на приличное расстояние от костра, то почувствовал всем нутром романтику ночной природы. Под ногами ничего не было видно, приходилось делать шаги наугад, благо у Андрея все было отлично с координацией и равновесием — отдельное мерси Исаеву с его уроками танцев. Но спускаться, честно говоря, было страшно, ведь под ногами то и дело осыпались земляные крошки, а мокрая после дневного дождя трава скользила, словно лед. Засохший бурьян и репей царапали голые щиколотки, один раз Андрей даже напоролся на острый камень — или что это вообще там валялось? Проклиная темноту, он поднял голову и едва не ахнул. Как же красиво было усеянное звездами небо! Как же давно он не видел подобного!.. Свердловск никогда не баловал своих жителей обзором на созвездия. Засмотревшись, Андрей поставил ногу не на очередной уступ, а на рыхлый комок земли, который немедленно съехал вниз. Парень ойкнул и завалился набок. Теперь он сидел прямо в грязи, перемазав ей, наверное, все новенькие джинсы до пояса. Что за проклятое начало трудового семестра!       Выругавшись вслух, Андрей неуклюже поднялся и предпринял жалкую попытку отряхнуться. Бесполезно — он только растер по одежде месиво из глины и песка. Ненавидя все на свете, Рожков уже собрался лезть наверх, как вдруг ясно услышал близкий плеск воды. Речка! Значит, он спустился до самого берега. В густых потемках даже этого не было видно, и студент немножко струхнул. Как же он вообще доберется до лагеря отряда, если не видит воду в метре от себя? Но раз положение настолько дерьмовое, то его уже ничем не усугубить. Андрей моментом скинул с себя полуботинки, которые носил еще со школы, сделал два шага до кромки воды и осторожно зашел в нее.       Горная речка, как и положено, была ужасно холодной. Парень ощутил, как покрывается гусиной кожей, однако и не подумал выйти на берег — ну разве температура может быть препятствием для стройотрядовца? Ему требовалось хоть немного смыть с себя грязевую кашу и вдобавок остудиться после неудачной посиделки у костра. Хотя, наверное, последний аргумент Андрей придумал зря, ведь ночная сырость не оставляла и мысли о летней жаре. Но что-то трепетало в груди, заставляя его идти дальше — может, злоба на самого себя, такого беспомощного в окружении веселых однокурсников, а может, желание сделать это назло кому-то. Сейчас над парнем не стоял строгий отец, однако послевкусие осталось даже спустя год. И привычное стремление сломать чей-то контроль…       Он зашел в речушку выше колена, чувствуя ее сильное и быстрое течение, словно это была кровь в пульсирующей вене. Толстые джинсы, насквозь пропитанные грязью и водой, сделались до невозможности тяжелыми, но Андрей не придал этому никакого значения. Как человек, плававший в своей жизни два или три раза, он не видел в происходящем сейчас ничего потенциально опасного. Парень окунул в ледяную воду руки и принялся стирать слой грязи со штанов на ощупь. Здесь было тихо, только речка негромко плескалась о песчаный бережок.       Андрей тщательно потер свои колени и поднял одну ногу, чтобы грязь стекла с джинсов вместе с водой. Он с трудом понимал, достиг ли какого-то успеха, потому что в темноте все вокруг было неразличимо. Потрогав мокрую ткань, Андрей решил, что этого достаточно. Первокурсник поставил ногу обратно, но тут же подпрыгнул на месте от боли — второй раз за эти пять минут он наступил той же ногой на что-то острое. Только теперь даже не подошвой ботинок!       Зашипев от неприятного ощущения, Андрей оступился и ухнул ногой куда-то вглубь. В первую секунду он даже не понял, что с ним произошло, а в следующий момент плашмя рухнул в студеную воду и с головой ушел под нее.       Он яростно замолотил руками, но не тут-то было! Чем больше панических движений неопытный парень совершал, тем скорее оставляли его силы. Рожков за пару мгновений наглотался воды и не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, что еще больше повергало его в отчаяние. Каким-то чудом он додумался до того, чтобы дотянуться ногами до дна и встать — здесь же мелко, почти берег, — но с ужасом понял, что чувствует под собой пустоту. Наверное, в этом заброшенном месте был глубокий омут, и Андрею суждено было погибнуть в нем. Вот и все…       «Тону, тону, тону» — вертелось у него в голове одно-единственное слово. Он тупо тыкался во все стороны, не различая низа и верха в черной как смоль воде. Заледеневшие конечности ослабли, легкие заработали в десять раз сильнее обычного, но это лишь усугубляло ситуацию — они разрывались от воды. В глазах у Андрея расплывались какие-то яркие пятна; он начал стремительно терять сознание.       Сквозь пелену тумана он почувствовал, как какая-то сила потянула его то ли вверх, то ли наоборот — ко дну… Чья-то мертвая хватка волокла его еле шевелящееся тело, и Андрей вдруг пришел в себя. Он понял, что какой-то человек тащит его на поверхность, и инстинктивно вцепился в него несгибающимися пальцами. Пытаясь выскочить из воды, используя при этом спасителя как опору, Андрей в тот же миг заработал от него неслабый пинок в живот.       Еще один яростный порыв — и оба вырвались наружу, глотая воздух. Изо рта Рожкова хлынула вода, он закашлялся так громко и отчаянно, как будто хотел выплюнуть свои горящие огнем легкие. Первокурсник замахал руками и что было сил ухватился за неизвестного спасителя, не сразу догадавшись, что сейчас они снова пойдут ко дну. Оказавшись под водой, Андрей получил еще один крепкий пинок и беспомощно забился. Его держали за запястья железной хваткой, едва не выворачивая суставы. Человек, пришедший Рожкову на помощь, с усилием сделал движение вперед и снова потянулся наверх. Андрей бешено замотал головой, плюясь, и внезапно услышал нечеловеческий крик у себя под ухом:       — Набирай воздух секунд на десять и не дрыгайся!!! — У человека был сорванный голос, отдаленно напоминающий брекоткинский.       Первокурсник без промедления подчинился, хоть и не успел избавиться от всей воды в легких. Только он глотнул немного кислорода, как таинственный спаситель вновь погрузился в воду вместе с ним. Андрей вдруг понял, что тот делает — достает до дна и совершает несколько шагов вперед, после чего опять всплывает. Таким образом оба добрались до места, где было мелко, и неизвестный человек силой отцепил от себя руки парня. Последнему все еще не верилось в счастливое спасение. Ноги подломились, из-за чего Андрей неуклюже рухнул лицом в воду, а через секунду послышались проклятья. Невидимый спаситель подхватил Рожкова за руки и оттащил на берег, где тот согнулся над песком и наконец освободил легкие от речной воды. Она хлестала изо рта, из носа, может быть, даже из ушей — это все сейчас было неважно. Только через минуту-другую Андрей, вдоволь прокашлявшись, сделал очень глубокий вдох и окончательно повалился на живот. Все было так хорошо, все было просто замечательно… Еще бы поспать часов двадцать — и комсомолец Рожков будет готов к труду, обороне, коммунизму, революции, да к чему угодно будет готов. Главное, что выжил. Что спасли.       Андрей медленно повернул затекшую шею в сторону своего избавителя. Кое-как глаза начинали привыкать к темноте, и парень стал постепенно узнавать черты склонившегося над ним лица. Ну конечно, он. Ведь его не было там, у костра, он вечно занят чем-нибудь своим… Только сейчас не так важно, как Димка в кромешной тьме добрался до тонущего Андрея. Нужно как можно быстрее поблагодарить его.       — С-с-спасибо т-тебе, — простучал зубами Рожков. Брекоткин скривился, как будто съел дольку лимона.       — Если плавать не умеешь, зачем в воду полез? — грубым голосом спросил он. Вернее, не грубым — охрипшим. Тоже, наверное, простудился… — Да еще в этих мешках! Кто в таких джинсах купается, а? Покажи мне! Покажи, давай!       — Я-я же н-не…       — Не-е-е! — передразнил Андрея Димка. — Он не-е-е, видите ли! А если б меня не было, ты бы что, загнулся там?       — А ты как… думаешь? — беззлобно выдохнул Рожков. Самый крепкий и самый горячий чай, целую бочку. И никуда не выходить из лагеря отряда по меньшей мере год.       — Сам за себя думай! — возмутился Брекоткин. — Все, хватит тут валяться, Титаник! Пойдем наверх!       Он резкими движениями помог однокурснику подняться на ноги. Идти было трудно, но в душе клокотало самое что ни на есть счастливое чувство. Андрей рассеянно засмеялся и только потом понял, что по щекам текут слезы.       — Истеричка, — проворчал Димка, бредя рядом. Они вместе шли по бережку вдоль кромки воды, и Рожков понятия не имел, куда. Хотя какая разница? Андрей готов был страстно расцеловать своего спасителя, но не стал, конечно. Еще не хватало целоваться с Брекоткиным… даже если он спас ему жизнь.       Когда первокурсники добрались по оврагам и откосам до лагеря, все промокшие, продрогшие и грязные, как поросята, встречать их выбежал один Исаев. Его бледное лицо в свете фонаря они увидели издалека.       — Вы где были??? — завопил он. — Второй час ночи, все спят, а они шастают! Вот уж не подумал бы, чтобы вы… вдвоем…       — Все в порядке, — ухмыльнулся Брекоткин так, словно просто сходил выбросить мусор. — Расскажи, где мы были, дружище. — Он перевел взгляд на Андрея и высоко поднял брови. Тот понял намек. Дима хотел, чтобы он сам выбрал, говорить правду или соврать.       — Мы… мы же ничего такого не сделали, — пробормотал Рожков. Интересно, насколько потрепанным он выглядел? — Я просто пошел искупаться в речке и… — Парень сглотнул. Нет, он не мог сказать правду. — И встретил Димку. А обратно мы немного заплутали, упали и испачкались. Все.       — Да, испачкались, — заржал Брекоткин. Исаев недовольно посмотрел на них и сказал, чтобы они шли спать. Андрей хотел было двинуться вслед за ним в лагерь, но неожиданно почувствовал на своем плече твердую руку однокурсника.       — Тебя как зовут-то? — тихо спросил он. Рожков открыл рот. Брекоткин что, даже не знает его имени?!       — Андреем, — обалдело ответил парень. Димка сощурился, потом несильно хлопнул его по спине и пошел к месту ночлега.       — Подожди! — вдруг выпалил Андрей. Он кое-что вспомнил. Однокашник обернулся и вопросительно посмотрел на Рожкова.       — Там мои ботинки остались, — жалобно сказал он, однако на самом деле ему было смешно. Смешно и радостно ото всей этой ситуации.       — Утром заберем, — пожал плечами Брекоткин. Странно, даже не съязвил на эту тему. Наверное, ужасно устал… но не похвастался Сереге своим подвигом, предоставив выбор Андрею. А он дурак! Нужно было рассказать, как стройотрядовец рисковал жизнью ради спасения товарища, и дело было даже не в этой скучной красной формулировке.       С этой ночи все трое — Андрей, Димка и Сергей — стали лучшими друзьями. Благодарность за спасение Рожков не мог выразить словами, но Железному Феликсу, как вскоре прозвали Брекоткина стройотрядовцы, она, наверное, и не требовалась.