Это любовь, это семья

      — У тебя такие синие глаза, — на одном дыхании выпалил Андрей, тихо, шепотом. Марьяна удивленно посмотрела на него.       — Что-что?       — М-м. — Рожков зажмурился, боясь повторить это. В голове калейдоскопом носились мысли.       — У тебя… у тебя красивые глаза. Синие, — одними губами сказал он. К счастью, в этот раз девушка поняла. Поняла и улыбнулась краем рта, не глядя на Андрея.       — Спасибо.       — Да пожалуйста! — горячо ответил парень.       Они стояли у калитки совершенно одни, и вокруг разлетался серебристый, ни с чем не сравнимый по красоте предновогодний снег. Вечерело. В холодной школе почти не горели окна, лишь на верхнем этаже, где занимались старшеклассники, все еще работали учителя. Они были почти такими же, как их взрослеющие воспитанники — с проблемами, усталостью, дружбой… И дети, заканчивая свой школьный путь, вдруг понимали, что эти учителя незаметно становятся ближе шумных младшеклассников. А в опустевшие классы внезапно хотелось вернуться, чтобы еще раз прожить самые теплые дни уходящего детства.       Мир под быстро темнеющим серо-голубым небом казался очень тесным и уютным. Вот сверкнул фарами проезжающий мимо автобус, вот завизжали два маленьких ребенка, одновременно упавшие в снег. В душе Андрея заныло, словно из рук ускользало нечто важное и дорогое. Может, так оно и было… Насыщенный день, который никогда, никогда больше не повторится, убегал из его жизни. Со временем он превратится в одну из сотен клеточек на устаревшем календаре, а от насущных проблем останутся только гаснущие воспоминания.       Еще никогда Андрей не испытывал такой щемящей тоски по тому, что еще не прошло.       — Мне пора, — голос Марьяны вернул его в реальность.       Пора…       — Нет, постой! — торопливо воскликнул Андрей. Крылова прищурилась, в ее глазах блеснули веселые искорки. — Я провожу тебя, — парень ощутил, как горит лицо под взглядом одноклассницы. И дело было вовсе не в морозе.       — Хорошо, — помедлив, кивнула та. — Пойдем.       …Звонкие юные голоса раздавались под стремительно темнеющим небом. Из сумерек неспешно выплывали пушистые белые хлопья, ложась на лавочки и деревья. Зажигались рыжие фонари, и вскоре город накрыла светлая зимняя ночь. Андрей дошел с Марьяной до самой ее калитки — девушка жила в стареньком двухэтажном доме с большими темными окнами. Здесь они и простились.       У Андрея не хватило духа рассказать Крыловой о том, как много она значит в его жизни, но сейчас парень был даже рад этому. Боливар не выдержал бы стольких событий за один день… Добежав домой, Рожков упал в свою кровать без сил. В голове была звенящая пустота, во всем теле — страшная усталость. Постепенно Андрей начал погружаться в сон, и в потемках комнаты замерцали фигуры и образы. Перед глазами проносился весь сегодняшний день. Вот сцена, вот радость от аплодисментов, вот Санька с Леной, искренне гордые за своего друга… А вот Андрея окликает самый красивый и желанный голос в мире.

***

      — Андрей!       Томаровский сразу замолчал и уставился куда-то за спину Рожкову. Андрей медленно обернулся, не веря ушам.       — Эй, ты что не отвечаешь? — громко рассмеялась девятиклассница и подбежала поближе. Ее темные кудри растрепались, легкое пальто было распахнуто, на румяном лице читалась искренняя радость. Парень пребывал в откровенном шоке. Марьяна!       — Привет, — вежливо улыбнулась Лена. — Привет, — кивнула ей Крылова и снова взглянула на Андрея.       — Привет… — только и смог вымолвить он.       — Давно не виделись, — буркнул Санька. Марьяна искоса взглянула на него.       — Не бухти, Томаровский! Лучше бы тоже поздоровался…       Андрея тем временем охватила нервная дрожь. Крылова сама обратила на него внимание?! Ну дела! За две четверти они максимум могли перекинуться парой слов на парной лабораторной работе, хоть и сидели каждый день по семь уроков за одной партой.       — Ты ч-чего-то хотела? — выдавил он улыбку. Марьяна тряхнула волосами.       — Давай в буфет, — уставившись на Андрея в упор, предложила девушка. Рожков вдруг почувствовал в ее, в общем-то, самых обычных словах странные железные нотки. Почувствовал, но не успел поймать и понять.       — Ну…       Андрей замялся. Конечно, он бросил бы все дела и пошел бы за Марьяной хоть куда, но… Сейчас рядом стоял Санька. Нет, одноклассник не плюнул Крыловой в лицо, не выглядел рассерженным или обиженным. Но он отвечал девушке очень холодно, особенно на фоне доброжелательной улыбки Лены Винич… И Андрей знал, что Томаровский этого не забудет. Хоть и не обидится, а будет дружить с ним как обычно — все равно не забудет.       — Я… я даже не знаю, — тихо ответил Рожков и взглянул на Саньку. Скажи же хоть что-нибудь!       Тот понял.       — Чего ты не знаешь? — спокойно спросил он. — Тебя пригласили, отказываться невежливо.       — Да… да, ты прав… — выдохнул Андрей с облегчением. Как же хорошо, что Санька не заставил выбирать! — Увидимся завтра, ребят!       — Но завтра ведь первый день каникул, — напомнил Томаровский. Лена пихнула его в бок, а Андрей залился краской.       — Встретимся, — бросила Винич со спасительной скоростью и потянула своего парня за собой в толпу. Крайне смущенный Рожков только и успел, что махнуть им на прощание.       Поймав на себе взгляд Марьяны, Андрей покраснел еще больше. Крылова смотрела будто насквозь, и если лицо ее выглядело жизнерадостным, то глаза были непроницаемы и пусты… Впрочем, парень не обратил на это внимания — одноклассница, как и всегда, была невероятно красива. Он вновь залюбовался ей, как произведением искусства, забывая и о младшеклассниках, шумевших вокруг, и о приглашении в буфет.       А затем были горячий чай и масляные пирожки с картошкой, долгий-долгий разговор ни о чем и такой же долгий путь домой, во время которого все вокруг казалось спустившимся из сна — от заметенных дворов до душистого запаха елок с базаров. Гирлянды в пестрых окнах мигали ярче обычного, и даже ледяной ветер ощущался не так сурово, как раньше. Андрей сладко улыбнулся, вновь и вновь пропуская сквозь себя воздушное чувство влюбленности. Он уже спал, когда в дверной скважине повернулся ключ, и в квартиру забежала уставшая и продрогшая мать.       — Андрюш, выйди! — крикнула она из коридора. Парень нехотя открыл глаза, секунду не понимая, какое сейчас время суток. Повторный возглас матери заставил его неуклюже свалиться с кровати и побрести в сторону прихожей.       Приятный полумрак кухни встретил Андрея, когда он зашел туда с двумя тяжелыми сумками. Ему было так хорошо на душе, что он поддался внезапному романтическому порыву и, бросив продукты у стола, подскочил к окну. За стеклом угадывались черты уютного зимнего вечера — футбольное поле рыжело под тусклым светом фонарей, а черные деревья в белых шапках неподвижно раскинулись перед низким, затянутым тучами небосклоном. Через пару мгновений щелкнул выключатель, и вместо двора Андрей увидел в отражении свое лицо.       — Ты что в темноте сидишь? — с подозрением хмыкнула мать. Девятиклассник вздохнул и отошел от заставленного цветочками подоконника.       — Просто так хорошо, мама.       Они принялись разбирать покупки, подогрели вчерашний ужин и заварили кофе. Андрей так и не посвятил родителей в увлечение драмкружком, но сейчас просто не смог удержаться и рассказал обо всех сегодняшних номерах. Не упомянул он только последний, свой. Мама смеялась вместе с ним, и Андрей искренне пожалел, что она не видела постановки наяву. Даже если из участия в ней парня не делалось бы никакой тайны, то у нее все равно не получилось бы отпроситься с работы…       — Это все отлично, конечно, — наконец проговорила мама, вдоволь просмеявшись. — Но скажи мне, разве ваш праздник длился не до шести?       Андрей помрачнел. За годы общения с придирчивым отцом он научился отменно врать и был готов к любому вопросу, но перед матерью он обычно не извивался. Однако рассказать про Марьяну парень просто не мог. Жизнь, к сожалению, показывала, что собственным родителям нельзя доверять лишний раз.       — До… до шести, но мы задержались, — уклончиво ответил Андрей.       — На час? Я ведь знаю, что ты пришел не раньше семи.       — Почему это? — Девятиклассник испугался. Она что, видела его с Марьяной?       — Когда я зашла, на твоей куртке еще не до конца растаял снег, — торжествующе ответила мать. Андрей подавил всыпшку раздражения.       — Ну прошелся с Санькой, и что? Мам, это последний день учебы, я не должен сегодня делать уроки и могу погулять.       Та смерила его недоверчивым взглядом, но промолчала. Парень ясно понял, что она подозревает сына в чем-то похуже мотаний с Томаровским, и обессиленно вздохнул. Ему ничего не оставалось, кроме как молча выйти из кухни прочь.       …На улице снова пошел снег, и это немного приподняло Андрею настроение. Он снял свой поношенный свитер и, плотно закрыв дверь, лег на пол. Спать после еды он не мог, но ничего лучше придумать не получилось. Если бы он был Санькой, то играл бы сейчас на своей потасканной гитаре, мечтая о Марьяне Крыловой, а если Леной — зачитывался бы очередной немецкой книгой о любви. Только сейчас Андрей в полной мере осознал, как близки ему стали ребята. Томаровский с Винич приходились ему почти что братом и сестрой. Он любил их так же сильно, как Марьяну, но совершенно по-иному, так светло и горячо, как никого еще не любил. Рожков уткнулся носом в шершавый ковер и провалился с головой в чувство всепоглощающего счастья. Когда там приедет из рейса отец? Кажется, на следующей неделе, под Новый Год… но и этого времени Андрею хватит, чтобы прожить еще несколько радостных встреч. И, может быть, не только с лучшими друзьями.

***

      За окнами кружили и взметались ослепительные белые метели; Свердловск стоял под небом весь заснеженный, непроходимый и до смерти ледяной. Это была суровая зима. В прозрачных облаках редко появлялось холодное солнце, а если ясные деньки и выдавались, то всегда предшествовали морозам. Тяжело начинались ранние черные утра, когда нужно было, превозмогая себя, выбираться из-под шерстяного одеяла. И долго, долго тянулись зимние вечера… Без счету было этих вечеров, похожих друг на друга как две капли воды, так что даже не верилось в существование теплой весны где-то на обочине календаря. Но, как известно, даже самое трудное время когда-нибудь заканчивается. Так прошли и январь с февралем, и снежный март, в который на Урале было ничуть не теплее. С наступлением же апреля природа как будто внезапно проснулась — быстро сошли сугробы, зачастили солнечные деньки, и в воздухе запахло чем-то юным и свежим. 1987 год взял уверенный курс на свою середину, а школьники уже принялись мечтать о каникулах. Не прошла весенняя радость и мимо Андрея, который по ночам смотрел сны про лето, проведенное с Марьяной, а днем все никак не мог позвать ее на свидание. Он давно делал ей намеки о своих чувствах, хотя, наверное, она все знала с первого же дня. Конечно, все это было бы прелестно, если бы… если бы не одно но. А может, и не одно, а сразу много но, которые впивались в душу как иглы, однако ничего не могли поделать с предательской влюбленностью.       В тот день Андрей ужасно устал. Он знал, что вряд ли получит четыре за эту неудачную контрольную по астрономии, а даже если и получит — отец будет орать, что не пятерка. Ему давно надоели его поучения и требования, поэтому Андрей начал чаще гостить у Саньки, забегая домой лишь под вечер. Мать всплескивала руками, но ни слова не говорила против своего мужа. Поэтому девятиклассник вообще оборвал всякий контакт с родителями, не посвящая их ни во что. В шестнадцать лет это давалось проще, чем в тринадцать, и Андрей наконец почувствовал себя вправе устраивать свою жизнь. Неспешно подходил к концу девятый класс, близилось лето — последнее лето детства, самое горькое на вкус и самое короткое в жизни.       — Ты что там опять задумался, Андрей? — засмеялся Санька, и парень вздрогнул. Вот уже минут пять он неподвижно сидел, глядя в окно. Старшеклассники ждали, когда схлынет очередь в гардеробе, и проводили время на лестнице у чердака. Андрей неловко потянулся.       — Может, пойдем уже? Я так устал…       — Рожков! — раздался звонкий девичий крик. По каменным ступенькам застучали каблуки туфель, и на пролете возникла Крылова. Она была вся растрепана, крохотная сумочка с тетрадками болталась на локте. Девушка никогда не носила учебники. Со временем эта обязанность целиком и полностью легла на плечи Андрея.       — Я вас везде ищу, а вы здесь, — с долей обиды проговорила она. — Рожков, ты мне нужен срочно. Прямо сейчас, слышишь!       — Да слышу я, — отмахнулся от нее Андрей. Он ненавидел, когда кричали без толку, и мечтал больше никогда не видеться с практикующим это отцом.       — Зачем это он тебе нужен, Марьяна? — жестко спросил Санька, не теряя, впрочем, вежливого вида. Крылова даже не посмотрела на него.       — Понимаешь, я хочу на Первомай быть ведущей, — обстоятельно начала она. — Я знаю, меня Леонид Павлович не возьмет, но тебя-то он уважает, Андрей. Ты можешь сейчас подойти к нему вместе со мной и замолвить словечко? Ну это же нетрудно, знаешь…       Рожков сглотнул. Последние пару месяцев он жил будто бы в дне сурка, когда все свободное время подчинялось только Марьяне Крыловой. Он сто раз замолвлял за нее словечки, и последний случай был в тот день, когда девятиклассница встала утром не с той ноги. На первой же перемене не успевший помочь ей с сочинением Рожков был далеко и надолго послан, а уже через пару часов понадобился девочке для прогула. Физрук, весьма добродушный мужик, отпускал Андрея и Василису с одного урока на занятия в кружке, чему Марьяна очень завидовала. Крылова знала — она нипочем не попадет туда, да и незачем. Но ей пришла в голову отличная мысль: сказать, что уходит помогать Рожкову, и, конечно, с личным подтверждением готового на все Андрея. В тот раз он простил ее грубые слова, однако затаил обиду. Парню тошно было видеть, как одноклассница вертится с выпускниками, а с ним не может лишний раз погулять после занятий. И Санька был прав, конечно, насчет ее хитрой натуры с гнильцой. Но Андрей просто не мог иначе… Просто не мог.       — Пожалуйста, Рожков! Ты же знаешь, как это важно для меня! — прощебетала Марьяна. Тот закрыл глаза, чтобы не видеть ее хорошенькое личико с огромными глазами.       — А с чего ты… с чего ты вообще решила, что он меня послушает? — с трудом спросил он, пытаясь оттянуть момент твердого «нет».       — Ну как же? — растерялась Крылова. — Он же твой руководитель, он тебя хорошо знает, ты очень старательный мальчик.       Рожкова едва не передернуло.       — Какой еще старательный мальчик, — сквозь зубы прошипел он.       — Да по тебе вообще все девочки из седьмых сохнут, — с неожиданной ревностью бросила Марьяна. На лице не осталось ни капли мольбы, только какая-то некрасивая, странным образом появившаяся озлобленность. Андрей резко распахнул глаза.       — Чего?!       — Ничего, — негромко, но четко ответила она и отвернулась. Ошарашенный парень смотрел на нее не отрываясь.       — Да… да что ты несешь, Марьяна?       Крылова не шелохнулась.       — Что ты мне тут в уши льешь? Ничего твой Леон Палыч слушать не станет, не надейся. И не пойду я перед ним унижаться, ясно тебе? Я хоть что-нибудь хорошее видел в ответ на выполнение всех твоих хотелок, расскажи?       Санька беззвучно скрылся за дверью, ведущей на этаж. Андрей успел забыть о том, что друг стал невольным свидетелем их конфликта, поэтому обнаглевшая Марьяна начала злить его еще больше.       Та повернулась к однокласснику, потемневшие глаза ее были полны гнева.       — Я… я даже не знаю, что тебе ответить, — ядовито сказала она.       — Понятно. И что?       — Очень жаль, Андрей, что ты такой эгоист! — повысила Марьяна голос, и Рожкову стало смешно.       — Конечно, какой смысл мне помогать… — Крылова еле дышала от злобы. — Ты же у нас звезда школы, Рожков!       Андрей зажмурился, ожидая, что сейчас его лицо потеряет мальчишескую девственность и впервые встретится с женской ладонью. Но Марьяна не стала давать ему пощечину. Она стремительно развернулась на каблуках и побежала вниз, летя так, что открывший глаза Андрей испугался. Через секунду Крыловой на лестнице не было. Девятиклассник тяжело вздохнул.       — Санька! — позвал он, вставая с подоконника. На площадке появился задумчивый Томаровский.       — Пойдем, Санька. Я устал…

***

      За окном зажглись первые огни. Апрельский вечер мягко накрывал собой утопающие в сирени дома и улицы.       — Я говорил тебе осенью об этом всем, — произнес Санька. Он держал в руках огромную кружку кофе и неторопливо размешивал его.       Андрей исподлобья взглянул на приятеля.       — Ты про Крылову, что ли? — Томаровский кивнул. Они не заводили о девушке разговор с тех пор, как она убежала с лестницы. Сейчас девятиклассники сидели у Саньки в комнате и раскладывали конспекты на кровати, готовясь делать уроки. Андрей оторвался от своего занятия, не сводя с Томаровского глаз.       — Но ты оказался упрям, — помолчав, добавил Санька. Вновь повисла тишина, прерываемая лишь мерным тиканьем будильника и редким звоном ложечки в кружке.       — Я не…       — Послушай.       Андрей напрягся.       — Твоя жизнь, тебе жить, да. Но вот мой хороший и надежный дружеский совет, Андрей — прекрати. Разом прекрати все это, и тогда почувствуешь, насколько неудобна твоя ноша сейчас. Я уверен, в тебе есть силы на такое решение. Ведь ты не размазня.       Рожков резко мотнул головой, будто бы протестуя. Сотни мыслей раздирали его голову. «Но ведь я никогда не смогу сделать это», — с отчаянием подумал он, и тоска острыми когтями сжала его душу. Нет, нет, Андрей не должен отталкивать от себя Марьяну! Пусть она не такая идеальная, как казалось прежде, но он ее любит, и она вся его.       — В школе так много разных девушек, — устало сказал Санька, отпивая кофе и раскидываясь на подушках. — Да даже в нашем классе можно взять любую, этого надо только захотеть…       — Ты говоришь как о товаре, — недовольно перебил его Андрей.       — Извини. Но если мужчина — лидер, то он выбирает. Это же не значит, что надо обязательно макать их лицом в грязь и лишать воли, дружище. Но у тебя-то как раз есть выбор! Почему бы не сделать его, скажи мне?       — Да какой еще… выбор, — поморщился Рожков и уставился в окно. Там на проводах сидели жирные голуби, и двое из них увлеченно целовались друг с другом. Андрею стало интересно, но Санька не дал ему отвлечься на птиц.       — Неужели ты ничего не понимаешь? Марьяна же сама сказала тебе об этом. С тех пор как ты участвуешь во всяких постановках, тебя знает и любит вся женская половина школы!       Андрей недоверчиво уставился на друга.       — С чего ты решил?       — Да ко мне самому подходили пигалицы с косичками, спрашивали, где тот рыжий из нашего класса!       — Да я вообще не рыжий, Сань!       — Не спорь, — усмехнулся Томаровский. — Они с тобой очень хотят встретиться, потому что ты талантливый.       Андрей фыркнул:       — Я-то?       — Ты.       — Не смеши меня!       Санька молча уставился себе в кружку. Он выглядел так, будто объяснял сейчас трехлетке, почему планета не может быть плоской.       — Ты правда очень обаятельный человек, Андрей, — серьезно сказал он. Рожков густо покраснел, не в силах почему-то поднять на друга глаза. Подобные похвалы что от него, что от Леона Палыча, что даже от Лены Винич, которые он вообще не воспринимал как женские, очень смущали парня.       — Я… никогда не думал об этом.       — И зря, — тепло улыбнулся Санька и встал. Он подошел к окну, посмотрел на улицу, отчего-то вздохнул и поставил кружку с недопитым кофе на подоконник.       — Ну тебе-то легко говорить, — осторожно начал Андрей. — У тебя есть девушка, и вы уже целый год встречаетесь… Все в классе знают, какая вы отличная пара. А я так, третий лишний.       Томаровский с недовольством посмотрел на него.       — Не ной. Мы оба дружим с тобой не просто так. Без тебя нам было бы намного скучнее! И если ты заведешь себе девчонку, то, несомненно, нам будет тебя не хватать.       — Дурак, я же никуда от вас не денусь! — рассмеялся Андрей. Санька тоже хихикнул и плюхнулся на кровать рядом с Рожковым.       — И все-таки ты счастливый человек, Томаровский. Красивая девушка, разговорчики всякие, поцелуйчики…       — Ну да. Слушай, давай в мае сгоняем на концерт Цоя, а? Он в Свердловске будет несколько дней.       — Может быть, — пожал плечами Андрей. Да при чем здесь Цой? Его тянуло говорить о чем-нибудь романтичном, как будто он сам вдруг стал наивной девчонкой. — Ты лучше расскажи, как вы с Леной начали встречаться?       — Встречаться? — рассеянно переспросил Санька. Кажется, он уже счел эту тему закрытой. — Э-э… она мне нравилась очень. Ну вот я на выпускном и решил — скажу. Выпил немножечко для храбрости, отвел ее подальше от наших и там… признался. Честно говоря, я ничего не ждал, просто хотел быть честным с ней! А Лена вдруг говорит, что я ей тоже очень нравлюсь. Мы покраснели там, похихикали немного, потом стали целоваться…       — Классно! — горячо закивал Андрей, вдруг испугавшись возможного продолжения истории. — А я бы не смог так… да и целоваться я не умею, — брякнул он.       Лучше бы не брякал.       — Целоваться не умеешь? — Санька захохотал. Рожков в который раз за день покраснел.       — Ну и что?       Томаровский перевел дух.       — Ничего… просто представляю себе, как ты признаешься своей Марьяне в любви, а потом говоришь — ой, дорогая, а я целоваться не умею! Давай потом как-нибудь, когда научусь, ладно?       — М-м-м, — обиженно промычал девятиклассник. О Крыловой сейчас вообще не хотелось думать.       — Да, Ражик, с тобой не соскучишься!       — И как же ты прикажешь мне учиться целоваться? На помидорах? — с упреком пробормотал Андрей. Санька внезапно замолчал, хитро глядя на него.       — А давай я тебя научу, Андрюш? Мне это запросто!..       — Ч-чего? — побледнел Рожков. Он почувствовал, как у него одеревенели руки.       — Ну а что в этом такого? — хмыкнул Томаровский. — Мы же оба с тобой пацаны, по-настоящему не можем. Так же не бывает!       Андрей молчал.       — Учись, как надо, — подмигнул ему Санька. Рожков не успел даже подумать о чем-то, как вдруг тот аккуратно взял его одной рукой за подбородок, второй — за плечо, легко подтянул лицо одноклассника к своему и вовлек его в умелый, но немного грубоватый поцелуй. Андрей вытаращил глаза, его сердце колотилось как пулемет. Однако он ничего не мог сделать… Парень испытывал то, чего не испытывал еще никогда. Внизу живота приятно заныло, руки сами собой вцепились Саньке в рубашку, и Андрей автоматически испустил стон на каких-то невероятных частотах. Наконец Томаровский отпустил своего друга, пытаясь отдышаться. Он внимательно посмотрел на свекольного цвета Рожкова и неожиданно выдал:       — А ты отлично целуешься…

***

      Андрей сидел на перилах заднего крыльца школы. В воздухе, как и год назад, блистала весенняя прохлада, но теперь к ней примешивался терпкий запах близкого лета. Андрей не спеша докуривал сигарету, наблюдая за гнущимися под ветром тополями. Приятный шелест их листьев успокаивал слух. Выпускнику не хотелось возвращаться в оживленный актовый зал, где все четыре класса готовились к линейке последнего звонка. Он бы с радостью остался здесь наедине с собой и своими размышлениями, но Санька будет искать его, причем дернет еще и Лену. Ничего не поделать — Андрей потушил сигарету, неторопливо слез с перил и отправился в школу готовиться к торжеству вместе со всеми.       Мимо него с радостным визгом проносились стайки десятиклассниц, все в очаровательных ленточках и гольфиках. «Ну ни дать ни взять первоклашки!» — весело подумал Андрей. Он еле протиснулся в актовый зал, где, казалось, собрался весь Свердловск. Пробиваясь сквозь толпу, Рожков еле отыскал нескольких человек из своего класса, но, как назло, Санька и Лена были не с ними. Парень уже собирался двигаться дальше, как вдруг кто-то тронул его за плечо. Это оказался Костька, самый заводной и суетливый одноклассник Андрея, который выглядел сейчас непривычно аккуратным.       — Эй! Тут Марьянка пробегала, велела сказать тебе, чтобы ты ее нашел!       Рожков наклонил голову. Это начинало быть интересным.       — Хорошо, спасибо.       Ну что ж, придется искать Крылову. Сейчас ему меньше всего хотелось этого, но любопытство оказалось сильнее неприязни к девушке, которая крепла с каждым днем их недавней ссоры. Тысячной, наверное, ссоры за эти два года.       Андрей неторопливо подошел к своим одноклассникам и окликнул их:       — Ребят! Вы Крылову не видели?       — Я нет, — лениво бросила Лена Шмелева, причесывающая свою черную гриву.       — И я нет, — повел плечами Егор Огоньков, который ничем не занимался, а просто стоял в уголке с грустным видом. Рожков не был с ним близко знаком, но всегда сочувствовал этому печальному болезненному мальчику, сам не зная, в чем.       — А вы разве не всегда вместе ходите? — округлила глаза маленькая и худенькая Тася Таманская.       — Нет, — закатив глаза, ответил Андрей. «Как же все-таки хорошо, что я многих из них больше никогда не увижу!».       Он пошел дальше, не надеясь встретить своих друзей или Крылову, но буквально через пару метров наткнулся на Саньку. Тот задумчиво бренчал на гитаре какую-то незатейливую мелодию, и Андрей обрадованно подлетел к нему.       — Привет! Марьяну Крылову не видел?       — Не видел, — покачал головой Томаровский. — А зачем она тебе? Снова сойдетесь на два дня?       — Да не ехидничай. Мне просто Кондратьев сказал, что она меня ищет, вот я и спрашиваю, — честно ответил Андрей.       Ему откровенно не хотелось пересекаться с Марьяной каким-либо образом, но от этой целеустремленной барышни, похоже, будет не скрыться. И вновь Рожков с улыбкой подумал о том, что все это подходит к концу.       Санька последний раз провел пальцами по струнам и отложил инструмент. Андрей пожалел об этом, ведь он был без ума от гитарной музыки, но сам играть так и не научился.       — Пойдем на улицу, здесь душно, — попросил Томаровский. Рожков кивнул, и друзья неспешно побрели в сторону выхода из актового зала.       Задний двор снова встретил Андрея прохладным ветерком. Он радостно подставил ему лицо и вспотевшие руки, ощутив прилив сил. Выпускник хотел поболтать с другом о празднике, о том, куда они пойдут вместе с Леной после него, но тут…       — Разрешите пройти!       Два каких-то удивленных десятиклассника, стоявшие в дверях, расступились, и на крыльцо выбежала Марьяна. Ее блестящие длинные волосы были собраны в тугую косу, а глаза густо накрашены. Как и всегда, Крылова выглядела красивее любой другой девочки в параллели, это было бесспорно. Но сегодня Андрей испытывал странное равнодушие, словно и не было никогда в его жизни никакой Марьяны, а эта девушка — случайная незнакомка. Как жаль, что это неправда…       — Прошу прощения, Саша, — высоким голосом проговорила она. — Мне надо поговорить с Андреем.       Томаровский безо всяких эмоций кивнул. Рожков, по правде говоря, надеялся, что друг хоть как-то возмутится в ответ, но этого не произошло. Пришлось идти вслед за Крыловой к заборчику, где росла белая акация. Это было очень красивое место, но сегодня ему суждено было стать полем для битвы.       — Скажи, пожалуйста, Рожков, — начала Марьяна, холодно глядя перед собой. — Тебе действительно плевать на меня? Ты хочешь окончить школу и навсегда забыть о наших с тобой отношениях, так ведь?       — Отношений не было.       — Были, — язвительно улыбнулась Крылова. — Просто тебе этого не понять! Ты нашел себе какую-нибудь поклонницу, а обо мне забыл, потому что меня надо добиваться, я знаю!       — Какая же ты… — злобно процедил Андрей, удержавшись от слова «дура». Нет, она была не дурой, она лишь успешно притворялась ей для своих целей. — В общем, Крылова, давай заканчивать.       — Мы еще не начинали!       — Я бегал за тобой как собачонка, — не слушая ее, говорил Андрей жестким тоном. — Я забывал о собственных делах ради тебя, но ничего не получал взамен. Для тебя Рожков — украшение, которое будет повышать тебе самооценку, только непонятно, что во мне такого особенного. Но самое интересное в том, что ты это украшение даже не берегла! Я держался рядом с тобой сам, терпя все истерики и скачки настроения, в то время как ты относилась к этому как к должному. А теперь, когда мне стало все равно, ты засуетилась. Завертела хвостом, ища свою игрушку, но ее больше нет! И нет, я не такая скотина, какой ты меня видишь, а просто уставший от тебя человек.       Андрей замолчал, увидев перекошенное ненавистью лицо Крыловой.       — Да, я знаю, что тебе бесполезно все это объяснять, — небрежно бросил он. — Твое самолюбие не знает границ.       Что-то сломалось в Марьяне в этот момент, что-то дрогнуло. Ее прекрасные глаза медленно опустились вниз, и теперь на лице не читалось ничего, кроме грусти. Искренней грусти…       Этого Андрей ожидал меньше всего. Но может ли какая-то грусть, пусть даже чистосердечная, спасти свинское отношение к человеку на протяжении двух лет?       — Это все, — произнес он, силясь, чтобы его голос был как можно тверже. Развернулся и пошел прочь, оставив огромную часть своей сознательной жизни здесь, под белой акацией. Может, несчастную любовь, а может, самую гадкую ошибку за все свои семнадцать лет…       Холодный ветер с дождем усилился стократно,       Все говорит об одном — что нет пути обратно.       Андрей мерял двор широкими шагами. Эти два года перевернули все в его судьбе, сделав из стеснительного мальчишки уверенного в своих силах парня, почти студента.       Впереди еще экзамены и выпускной, но с последним звонком все равно уходит львиная доля школьной жизни. Больше никаких уроков и перемен, учителей и их любимых контрольных, никаких учебников, классов, парт…       Что ты не мой лопушок, а я не твой Андрейка,       Что у любви у нашей села батарейка.       И в жизни что-то посветлело, когда упал с плеч груз болезненной и бесполезной любви. Он все сделал правильно!       Я тосковал по тебе в минуты расставанья,       Ты возвращалась ко мне сквозь сны и расстоянья,       Но, несмотря ни на что, пришла судьба-злодейка,       И у любви у нашей села батарейка…       Андрей увидел, как на стареньком разбитом крыльце появилась Лена Винич. До нее у него не было настоящей подруги, девчонки все время проходили стороной. Но чудесный, родной город Свердловск подарил Рожкову эту веселую и добрую одноклассницу, ставшую для него любимой сестрой.       И вроде все как всегда — все те же чашки, ложки,       Все та же в кране вода, все тот же стул без ножки…       Андрей рассмотрел, что Лена завила свою неизменную короткую стрижку. Теперь она походила на щуплого мальчишку с курчавыми волосами. Винич тоже заметила одноклассника и обрадованно махнула ему рукой.       И все о том же с утра щебечет канарейка,       Лишь у любви у нашей села батарейка!       Как же легко и приятно было вот так вот идти по двору любимой школы в последний раз, наслаждаясь майским утром… А о сломанной любви Андрею просто нужно забыть. Тем более что еще год назад он понял о себе кое-что, чему был обязан Саньке с его неутомимыми выдумками. Понял, что никогда не испытывал настоящей страсти ни к Марьяне, ни к другим девушкам. Томаровский сказал тогда — так не бывает, но, кажется, бывает.       Ой-ой-ай-о-о, батарейка!       Ой-ой-ай-о-о, батарейка…       И кто знает, что еще подарит Андрею город Свердловск.