Из тени

      Вместо того, чтобы направиться к себе на квартиру, Касуга сделала крюк и догнала Катакуру. Как только она поравнялась с ним, он вздрогнул. Неожиданно для неё… Касуга почувствовала себя виноватой — в её планы не входило его пугать. И возможно, это не осталось незамеченным, поскольку Катакура примирительно улыбнулся, прежде чем подметить:       — Право, вы как тень…       «Вам удаётся оставаться незаметной, даже не стремясь к тому», — определённо, так можно было расшифровать эти слова. И для Касуги не существовало комплимента приятнее. Однако зацикливаться на разливающемся от него тепле в груди она не собиралась.       Смущённо кашлянув, Касуга подняла свой взгляд на Катакуру и, не изменяя привычке, приступила сразу к делу:       — Не будете ли вы против, если я лично задам Масамунэ несколько вопросов?       — Против? — произнёс Катакура с тяжёлым вздохом. — Вероятно, нет. Пусть Оучи Садацуна и оказался за решёткой, меня всё равно продолжает терзать дальнейшая судьба Тогаши. Я чувствую, что должен был помочь ей, но не смог. Масамунэ это знает. И скорей всего, догадывается, что мне хочется завершить начатое. Поэтому… В какой-то степени я даже хочу, чтобы вы спросили у него о Тогаши, — при этих словах взгляд его стал таким обречённым, какой встречается только у стратегов, вступающих в заведомо проигрышную войну.       — Возможно, мне потребуется задать всего один вопрос. Обещаю, Масамунэ ни в коем случае не станет участником расследования, — постаралась приободрить Касуга. — И вы тоже, — добавила она. — Я не позволю никому вмешиваться.       Но похоже, сказала что-то не так.       — Именно этот ответ я и ожидал услышать. Рассчитываю на вас, — всё с той же обречённостью во взгляде произнёс Катакура.       Дальнейший путь они провели в угнетающем молчании. Для Касуги так точно. Что было удивительно — ей обычно нравилось обходиться минимумом слов. Но теперь… Она ощущала острую потребность высказаться, только понятия не имела, с чего начать, чтобы верно донести свои переживания. А ещё опасалась открыть свою заботливую сторону кому-либо. Но вероятно, в первую очередь — себе. Да, у Касуги имелась тысяча отговорок, чтобы продолжать молчать и не сталкиваться с собственными противоречиями. Лучшая из них:       «Слова преступника ничего не изменят. И даже если я скажу, что беспокоюсь за них, — это ни на что не повлияет. Тем более, Катакура-сан достаточно рассудителен, чтобы не вмешиваться…»       И всё же она сказала. Перед самым входом в подъезд. Но только потому, что ушла слишком глубоко в себя, позволив одной мысли вырваться в обход сознания.       — Я ценю ваше желание помочь.       Слова оказались неожиданными не только для Катакуры. Касуга замерла, осознав, что мгновение назад сорвалось с её губ, и задержала дыхание в ожидании реакции. Прошла, казалось, минута. Она всё ещё не дышала. Наконец Катакура ответил. Коротко, но невообразимым образом успокаивающе:       — Благодарю.       Только тогда Касуга смогла сделать вдох. И пусть до конца не понимала, за что её благодарят, ощутила облегчение. Потребности высказаться больше не было.       В подъезд вошли уже два собранных человека. Каждый искал ответы на свои вопросы, и мысли их не пересекались. Всё внимание Касуги сосредоточилось на предстоящей беседе с Масамунэ. На том единственном обстоятельстве, которое ей было важно выяснить. Ни Моточика, ни Кэйдзи не сумели или задать нужные вопросы, или получить полезные ответы. Она же сумеет. А примет удача её сторону — добьётся даже большего.       «Всего-то узнать место», — подбадривала себя Касуга.       Только вряд ли она ожидала, что её настрой постараются сшибить дверью. Масамунэ будто специально под той ждал и прислушивался — иначе и не объяснить. К счастью, Касуга шла позади. Впрочем тому, что дверь почти достала Катакуру, она не могла радоваться. На миг её даже охватило возмущение. Но в следующий в ней проснулась полицейская, которая не разбирается с чужими отношениями, пока те устраивают всех участников. Касуга поравнялась с Катакурой и, обернувшись к Масамунэ — она ни секунды не сомневалась, что это был он, — приготовилась объяснять цель своего визита. Однако её наглейшим образом перебили.       — Да что мне ещё сказать нужно, чтобы никто даже приближаться к тому дерьму больше не захотел? — прорычал Масамунэ. — Кодзюро, какого хрена? Второй раз уже посылаешь кого-то меня допрашивать! Чем тебя… — он сделал акцент на этом слове. — …моё сообщение не устроило?       После такой обвинительной тирады, не предназначенной для чужих ушей, Касуга возжелала провалиться сквозь пол. Так бы Катакура испытывал куда меньший стыд, чем в её присутствии. Однако же это было решительно невозможно. Потому ему только и оставалось, что отвечать виноватым молчанием. А ей — прятаться за маской равнодушия полицейской. Как ни странно, именно это и помогло подобрать тактику.       — Кажется, у нас возникло недопонимание. Я пришла сюда, поскольку того требовало расследование, и Катакура-сан никак не влиял на моё решение. Мне нужно задать всего один вопрос.       Долгую минуту Масамунэ испытывал Касугу взглядом. И всё это время она сохраняла спокойствие. Ни невольным жестом, ни дыханием — ничем не выдавала своего напряжения. А то возникло. Только под испытующим взглядом к ней пришло осознание, что без ордена ей придётся уйти тут же, лишь последует отказ. Всё зависело от Масамунэ. К счастью, по истечению минуты тот расслабился и освободил проход. Правда, Катакуру напоследок смирил недовольным взглядом: мол, с тобой я позже разберусь. Касуге же сразу припомнил слова:       — Всего один вопрос.       Она кивнула и проследовала за Масамунэ… в кабинет? Впрочем как ещё можно было назвать комнату с рабочим столом посередине и книжными шкафами у стен? Только Касуга об этом подумала, ей на ум пришёл другой вариант — личная библиотека. Однако как комнату не называй, это всё ещё свидетельство о крайней любви к уединению, в которое вторгаться вот так казалось запретным. Видимо, Масамунэ почувствовал неуверенность Касуги, поскольку тут же сказал:       — Можете ступать смело — это я вас позвал, — а потом улыбнулся почти по-детски открыто. — Задумаешься над фразой, да-к можно испугаться. Как будто нечисть какую впускаю. Хотя это ещё может оказаться правдой. Тут уж от вас зависит… Вернее, от вашего выбора.       Из этих слов Касуга поняла целое ничего, однако и зацикливаться на них не стала. Не затем она здесь, чтобы метафоры трактовать. И мысли её вернулись к первоначальной цели.       — Я всё ещё хочу уточнить лишь одно обстоятельство. Ответь, пожалуйста, где именно находилась Тогаши Мию, когда ты её видел, — уверенно попросила она. Следом же впилась взглядом в переносицу Масамунэ.       Тот не заставил долго ждать. Но и слова не произнёс. Только рукой махнул, подзывая к окну, и указал на место прямо через стекло. Сердце Касуги замерло, когда она осознала, что Масамунэ привёл её сюда не без причины, что он верно угадал вопрос, ответ на который ей был необходим. И забилось вновь, лишь нашлось другое объяснение:       «Он бы ничего не потерял, если б его догадка оказалась неверна. Я просто посчитала бы, что ему в этой комнате комфортнее говорить».       — Отсюда можно хорошо разглядеть человека… — вслух же сказала Касуга. — Спасибо.       — Да я ничем, в общем-то, и не помогал. Лучше скажите, до вас дошли мои слова? Ну, те, которые должны были передать Моточика и Кэйдзи, — спросил вдруг Масамунэ, устремив странный взгляд, казалось, в самую душу.       Намёк Касуга считала верно. Потому ограничилась лёгким наклоном головы в качестве ответа — ей ещё предстоит приложить усилия, чтобы те слова до неё «дошли» в полной мере. Масамунэ же, удовлетворившись этим, тоже кивнул. Прощаться они не стали. В какой-то момент Касуга просто развернулась и направилась к выходу. Но шла неспешно, словно надеялась, что её остановят. И словно ждала ещё подсказку. Однако Масамунэ молчал. Тогда Касуга поступила неожиданно — опять же в первую очередь для себя. Она заговорила.       — Я солгала насчёт цели моего визита, — признание легко слетело с её губ. — Мне важно самой найти ответы. Так что это личное дело, — и к удивлению, принесло облегчение.       — Я догадывался, — с улыбкой ответил Масамунэ. Потом же нахмурился. И Касуга поняла, что он в шаге от своего признания — возможно, столь же откровенного, как и её. — Не могу знать, замечали ли вы, но Уэсуги вами дорожит. И очень сильно, — прозвучало наконец. — Вот только он оттого так беспокоится, что забывает, насколько вы сильны, — продолжение оказалось ещё более шокирующим, чем она ожидала. Впрочем ей удалось совладать с собой и не позволить эмоциям отразиться на лице. Даже когда в сердце вонзились слова: — Тогда-то и начинает действовать в одиночку, не заботясь о себе.       «Услуга за услугу, значит…» — отметила полицейская внутри неё.       — А потому… — не иначе как собрался добить Масамунэ. — Только вам удастся стать спасением для Уэсуги, — совсем уж тихо закончил он.       И Касуга наконец осознала, что скрыто за предостережением, которое ей передал Кэйдзи. Настолько это оказалось просто, что она себе не поверила. Разве может быть правдивой та истина, которая находится прямо под носом? Но иных вариантов и не имелось.       — А тебе быть спасением Катакуры-сана, — чтобы окончательно убедиться, сказала она.       В ответ на это Масамунэ лишь чуть заметно склонил голову. Касуга сделала то же самое — и прощание, и безмолвное обещание.       За порог она ступила ещё заворожённая произошедшим, но стоило двери за ней захлопнуться, как к ней вернулось реалистичное представление о действительности. С секунду Касуга пыталась понять, что всё это значит, а в следующую уже не на шутку разозлилась. Ох, досталось бы наглецу за его поведение, не будь у неё выдержки! А так она лишь ограничилась глубоким вдохом и шумным выдохом. Потом же набрав больше воздуха в лёгкие, Касуга задержала дыхание и начала спускаться вниз — выдох же сделала только через пролёт.       «Что же за человек такой? — мысленно возмущалась она. — Так незаметно оскорбляет Кэншина-сана! Ещё и ведёт себя, будто знает всё на свете, а все вокруг или слепые, или глухие… или и то, и другое сразу. Но как при этом уверен! — не удалось удержаться ей и от восхищения. — Даже спорить с ним почему-то не хочется. С такой-то харизмой только в бизнес идти…»       Незаметно для себя Касуга успокоилась. Как раз ей оставалось преодолеть ещё один пролёт, чтобы добраться до нужной квартиры. И привычка заставила её сосредоточиться сугубо на цели.       «Если Кэншин-сан и приходил, то вряд ли оставил улики», — готовилась к худшему она.       Вот только худшее ожидало её прямо перед дверью нужной квартиры и, как ни странно, застало врасплох. Казалось бы, Касуга давно поняла, что он является той ещё занозой. Но отчего-то всё равно замерла, угадав его по фигуре и одежде. А заставив себя спуститься, лишь — к своей досаде — подтвердила собственную догадку. Перед дверью стоял не кто иной, как Сарутоби Саскэ. И одним своим появлением он разжёг вновь пламя её злости, которое — вольно или невольно — развёл Масамунэ и которое ей только удалось потушить.       — Что ты здесь делаешь? — скорее отчитала, чем спросила Касуга. — Ты всё это время следил за мной? — взглядом она уже угрожала расплатой.       — Ответ на первый вопрос — тебя жду. На второй — не совсем, — без стыда признался Саскэ. — Я всё-таки имею дело и с полицией, и с преступниками, так что могу поставить себя на место как тех, так и других.       — Следи за языком. Кэншин-сан не преступник! — немедля возразила она.       — Спокойно. Я всего лишь говорю, что понял, каким будет твой следующий шаг. В отличие от ребятишек, ты хорошо знала Уэсуги и принимала непосредственное участие в расследовании дела о шантаже студенток. Догадаться, что тебе захочется проверить квартиру, в которую он когда-то просил доставить Мотонари, было несложно.       Пусть Саскэ и стоял с поднятыми руками, явно показывая своё нежелание ссориться, Касуга не могла остыть. Не хотела разрешать ему присутствовать при осмотре. Боялась, что откроется неприглядная сторона Кэншина и он ту увидит… В последнем она не призналась бы даже под страхом смерти. Вероятно, и перед собой. Касуга до конца желала оставаться на стороне своего начальника, была готова на многое ради этого. А уж если цена — поиск оправданий, то она не велика. Её легко заплатить. Если, конечно, никто тому не помешает. Саскэ же, казалось, пришёл как раз затем, чтобы мешать.       — У тебя других дел нет? — надавила Касуга. — Или ты специально взял отпуск, чтобы портить людям настроение?       — Нет, я пришёл, чтобы помочь тебе, — лицо Саскэ приняло неожиданно серьёзное выражение. Ненадолго… — А ещё не отпуск, а больничный! Врач сказал, что у меня серьёзная любовная недостаточность, и просил не затягивать с лечением. Так что я даже согласен на такое необычное свидание с тобой, — и секунды не прошло, как всё свелось в шутку. Вишенкой же на торте абсурда стало игривое подмигивание.       Пожалуй, только одно спасало его от быстрого спуска с лестницы. Касуга раз за разом напоминала себе, что сейчас она полицейская и не может калечить людей, пусть даже очень хочет. Помогало. Пока… Долго ли так продолжится, ей и думать не хотелось.       — С дороги, — приказала Касуга.       Саскэ, к её удивлению, молча отошёл в сторону. Не доверяя такой беспрекословности до конца, она медленно прошла мимо него и достала ключи. Его же смирила взглядом через плечо, прежде чем открыла дверь. Он не двигался. Тогда Касуга позволила себе расслабиться. И очень зря. Только она это сделала, как Саскэ втолкнул её в квартиру и ввалился в ту сам.       — Можешь тысячу раз проклясть меня, но я не позволю тебе действовать в одиночку, — быстро произнёс он. — Просто задумайся. Уэсуги точно что-то скрывает… — только Касуга приоткрыла рот, последовала настойчивая просьба. — Не злись, а дослушай сначала! Если бы он ничего не скрывал, то ты бы знала… Но тому должна быть причина. И не кажется ли тебе, что он пытается защитить тебя от той же ловушки, в которую угодил сам? Стоит ли тогда действовать в одиночку, подобно ему?       Как бы не хотелось то признавать, в словах Саскэ имелся смысл. Тем более, говорил он с нескрываемым волнением.       Вздохнув, Касуга сдалась:       — Ладно, можешь побыть здесь. Но только не мешай мне!       — Рад, что ты сохраняешь благоразумие, даже если… — тут Саскэ осёкся и сжал губы в тонкую линию.       Сколько бы Касуга ни ждала, он не продолжал. Более того — старательно делал вид, будто ничего не говорил. Это-то в нём Касуга и ненавидела до скрежета зубов. Каждый раз требовалось прикладывать столько усилий, чтобы не залепить ему пощёчину. И ведь сейчас ничего впрочем не мешало так поступить… Однако она решила в очередной раз надавить словами:       — Даже если что? Раз уж начал, будь добр закончить.       — Даже если действуешь в личных интересах, — договорил Саскэ с кривой ухмылкой, от которой становилось почти тошно.       И задуматься бы, почему он так ухмыляется: что скрывается за металлом в просевшем голосе, за непроницаемым взглядом, за напускным злорадством… Но Касуга не желала искать причины всему этому. Объясняла же своё равнодушие нехваткой времени. «Чем дольше находишься на чужой территории, тем выше вероятность оказаться обнаруженной», — услужливо подсказывал голос из прошлого. И пусть она знала, что это не всегда верно, делала вид, что не сомневается в истинности предостережения. Для сохранения эга Саскэ? Нет — Касуга, даже не подозревая, старалась ради себя. Не хотела, чтобы он подобрался слишком близко и узнал о её прошлом. Но и не желала, чтобы расстояние между ними увеличилось. Потому отвечала так, чтобы ничего не изменилось:       — Как будто ты пришёл сюда не из личных интересов!       Достаточно надменно, чтобы заподозрить заинтересованность, но слишком пылко, чтобы поверить в безразличие. Вот только реакция на слова всё равно оказалась неожиданной. Особенно для той, которая не осознаёт, чего на самом деле хочет.       — Тут с тобой не поспоришь, Касуга, — ещё жёстче произнёс Саскэ. — При всём желании не поспоришь…       Но даже так Касуга предпочла не искать скрытый смысл, а отвернуться.       Несмотря на то, что противоречия прорывались наружу, она их не замечала. И потому не могла понять, что причиняет боль: взглядами, словами, поступками… Пусть даже стремилась к противоположному. Касуга просто оставалась слепа и глуха к своим желаниям так же, как и ко всему, что бы противоречило её внутреннему убеждению о собственной судьбе. Потому-то держала на расстоянии всех тех, кто пытался с ней сблизиться, не принимала их добрые слова… Но вряд ли сейчас она была готова это осознать.       «Пусть бы говорил прямо, раз уж чего-то ждёт. Нет же, вечно юлит — не знаешь даже, где правда, а где ложь! — мысленно возмущалась Касуга, не подозревая, что в лице Саскэ видит себя. — Или молчал бы тогда вовсе. Только от важного отвлекает», — обвиняла она его, старательно игнорируя ответ на вопрос, который долгое время её мучил.       Верно… Касуге ещё только предстояло осознать, что она желает со всеми свершёнными ею преступлениями иметь право на обычную жизнь и что ей хочется освободиться от необходимости искать искупления.