Из тени

      Кэншина разбудило неожиданное озарение во сне. Не успев толком очнуться, он кинулся к телефону. И только взяв тот в руки, заставил себя перевести дыхание. Набирал нужный номер уже капитан полиции, а не бывший клиент. Потому проверка двух внезапных догадок прошла успешно.       «Стало быть всё-таки знает…» — заключил Кэншин по окончании той.       До последнего он не верил в успех. Теперь же думал, что вообще может считаться успехом. Обе догадки подтвердились: досье, которые оказались в папке по делу Оучи Садацуны, связаны не с прошлым, а с будущим, и Шингэн знает об организации, — но радости это не принесло. Напротив, Кэншин чувствовал опустошённость, ещё и большую, чем когда ложился. Руки его опускались от одной лишь мысли, что человек, когда-то помогший ему выйти из субдепрессии — к слову, родившейся ввиду отсутствия подвижек в поиске центра организации — был вместе с теми, за кем он охотится. Ему хотелось разозлиться на Шингэна, но сил хватало лишь вздыхать громче обычного. На большее же не находилось.       «Отвратительнее всего то, что я даже знать не хочу, насколько ты увяз, — осознал Уэсуги. — Мне даже безразлично, каким образом тебе открылась организация…»       И он оказался твёрд в своём нежелании разбираться со случаем Шингэна. Пусть и знал, что отказывается проверять нить, которая может привести к чему-то новому. Нет, хватило и того, что уже подтвердилось. Дело осталось за малым — понять, ради чего каждый, смотрящий с фотографий на подложенных досье, может рискнуть.       «Или не рискнуть, — осенило Кэншина. — Они вполне могут думать, что не имеют дела с чем-то опасным. Скорее даже — не замечать, что ходят по острому лезвию. Тогда они… — он переводил взгляды с фотографии на фотографию, пока не остановился на лице Юкимуры. — …просто хотят помочь. И раз уж здесь досье на Кодзюро, то меня ждёт продолжение дела Оучи Садацуны. Знать бы, кто теперь занял его место…»       Садацуна оказался бесполезен. Кэншин лично задавал тому вопросы в маленькой душной комнате без окон и до тех пор, пока им обоим не стало дурно. Ничего внятного не получил. Но дело было не в презрении к полиции и уж тем более не в верности организации. Такой трус, как Садацуна, не мог чтить ни собственную веру, ни кодекс своих господ. Он бы сдал всё и всех. Только не знал ничего полезного. Даже не помнил, когда им заинтересовалась организация, поскольку в теневом периоде своей жизни перманентно находился в запое. Для Кэншина это не стало сюрпризом — у него и надежды-то не было получить что-то, помимо письменного подтверждения уже известного. Постфактум. По правилам такая процедура проводится до суда, но пришлось изменить порядку. Потому что у Уэсуги даже на бесполезного преподавателя-извращенца имелся план, подразумевающий, что тот проживёт ещё немного. За решёткой. И информация имела не столь большое значение. Хотя надежда на что-то новое — пусть и на одно имя — жила в нём до помутнения зрения от нехватки кислорода…       План, однако, пока осуществлялся гладко. За Садацуной наблюдали знакомые Кэншину и находящиеся не в ладах между собой надзиратели. Они следили один за другим, искали любой промах в работе друг друга — и всё потому, что прошёл слух о скором сокращении кадров. Проверка того заняла время, но по её окончании Кэншин смог выдохнуть с облегчением. Кого-то одного действительно собирались разжаловать. А значит, на наблюдательность надзирателей можно было рассчитывать. И он решился: объявил, что Садацуна требует особого внимания, поскольку намерен свести счёты с жизнью. А после принялся ждать. Ждать, когда Оучи Садацуну наконец убьют.       «Конечно, его могут и оставить в живых — он же особо ничего не знает, — понимал Кэншин. — Но возможно — и я на это рассчитываю, — его убьют, чтобы показать свои возможности и тем вселить в мою душу страх».       В какой момент своей карьеры Уэсуги начал рассчитывать на чью-то смерть, он сам не знал. Может, только сейчас, а может, — многим раньше, просто этого не замечал. Но… Испытывать чувство вины из-за смерти преступника не входило в его планы. Тем более, если речь шла о Садацуне. Всё же складывалось замечательно — мир потеряет отвратительное чудовище, а повезёт, нескольких. И если удача улыбнётся совсем уж широко, то… Нет, такая цена точно была ничтожной по сравнению с возможными достижениями!       «Пожалуй, я не расстроюсь, пусть Садацуна и умрёт впустую. Печальней будет, если он останется жив», — признался перед собой Кэншин. И не услышал возражений совести.       Хмыкнув, он отошёл от своего рабочего стола к окну. Однако не ради того, чтобы выглянуть через тонкий просвет между шторами. Нет. Кэншин мягко потянул тяжёлую ткань в сторону, будто бы за ним не наблюдали с улицы. И потому сумел застать врасплох человека в чёрном деловом костюме, возможно даже, того, что передавал ему сообщение с помощью жестов в аэропорту. Мужчина вздрогнул и скользнул в тень между домами. Впервые обнаруженный без своего на то желания… Но обрадоваться этому Кэншин не успел.       Будто бы издеваясь, зазвонил телефон. До опасного внезапно, раздражающе громко и настойчиво. Как если бы звонящий только этого момента и ждал. Но Кэншин отринул все необоснованные домыслы. В два больших шага преодолев расстояние, он поднял телефон со стола и всмотрелся в горящий экран.       — Ну наконец-то! — не удалось ему сдержать радость. Звонил тот, кого он больше всего желал услышать.       — Уэсуги-сан…       Услышав свою фамилию, Кэншин ощутил волнение. И дело было даже не в том, что с Сайто они условились звать друг друга по имени, — произнесли её совсем не так, как ожидалось. Неуместно торжественно и вместе с тем… траурно.       — Что такое? — спросил Кэншин, и возможно, немногим строже, чем обычно. Впрочем Сайто всё равно молчал. — Что произошло? — уже громче произнёс Уэсуги.       На этот раз ему ответили:       — Не знаю, как… Ох, простите. Акира попросила передать вам, чтобы вы сначала к ней заглянули. Как мы того и опасались, Оучи Садацуну убили. Я… Вам лучше самому всё увидеть,— голос Сайто дрожал, словно тот стал свидетелем чего-то действительно ужасающего. Что казалось невозможным. Ну правда, разве человека, спокойно обедающего после вызова на обнаруженные человеческие останки, могло что-то испугать?       — Хорошо, — сказал Кэншин. — Я постараюсь быстро переговорить с Акирой. Жди меня на месте происшествия и не трогай там ничего, — оставив указания, он завершил вызов.       «Я что… только что попросил его ничего не трогать? — настигло его осознание. — Томонобу же не первый год работает, в том числе и со мной, — давно знает, что нужно, а чего не стоит делать. Это… действительно нечто из ряда вон», — заключил Кэншин.       Тут же он опустил взгляд на свои руки. Пальцы его подрагивали, будто бы через них проходил заряд электричества, но запускал то отнюдь не страх. О, это чувство было ему не так хорошо знакомо, а называлось оно гордо и мощно — ярость. Кэншин вдруг ощутил себя способным на преступление и оттого впал в шок. Как? Разве мог он, капитан полиции, славящийся своим хладнокровием, испытать настолько жгучее чувство? Кровь в его жилах, конечно, не вскипела, но ему стало дурно вполне себе по-настоящему. Да так дурно, что к горлу подступила тошнота.       — Да что же это… такое? — сквозь зубы процедил Уэсуги.       А потом не иначе как силой воли заставил взъярившееся сердце биться медленнее. Просто потому, что не хотел никого задерживать и отчаянно желал знать, чего невозмутимый Сайто мог испугаться до дрожи в голосе. Ну может, ещё и из отвращения к собственной ярости. Её признавать Кэншин не собирался. И вероятно, что вообще.       Через полчаса Кэншин прибыл к судмедэксперту Акире Хикари. Но сдержать обещание, данное Сайто, не смог — провозился дольше, чем того хотел. И всё из-за нетипичной взволнованности обычно флегматичной Акиры. Много времени истратилось на попытки её убедить, что игры сейчас не к месту. В какой-то момент Кэншин даже почти согласился угадать, из-за чего наступила смерть Оучи Садацуны, но к счастью или нет, вовремя пришёл в себя. Конечно же, Акира — как это обычно случается в моменты её взволнованности — обиделась. И уничтожила весь запас нервных клеток Уэсуги, а также добрых пятнадцать минут его жизни игнорированием. Только тогда испытание на стойкость для него наконец завершилось.       — Какой ты скучный! — сдалась Акира. — Оучи Садацуна скончался в результате удара тупым предметом в затылочную область.       — И ради чего ты меня звала? — задал вопрос ледяным тоном Уэсуги.       — Совсем скучный! Даже догадок никаких нет, зачем ты понадобился судмедэксперту? — она готова была опустить ещё одно язвительное замечание, но взгляд Кэншина охладил её пыл. — Просто посмотри на него, — сказав это, Акира откинула простынь с тела.       Вопросы исчерпались сами собой. На лице Садацуны застыло выражение такого ужаса, что перехватывало дыхание. А это было только начало… Акира обошла кушетку и призывно махнула рукой, ожидая, что Кэншин последует за ней. Он же, словно заворожённый, не мог оторвать взгляда от искажённого гримасой ужаса лица. Не был в силах. Всё, что ему удалось — заставить свои ноги двигаться. Пусть и малыми шагами. Даже осознание того, что задержка теперь на его совести, не помогало Кэншину идти быстрее.       — Ты же вроде торопился, — не упустила возможности съязвить Акира.       Чем и привела его в чувства. Сбросив с себя наваждение, Кэншин приблизился к ней и посмотрел на затылок Оучи. О, лучше бы он этого не делал…       — Оучи Садацуна скончался в результате удара тупым предметом в затылочную область, да? — Акира закивала, словно болванчик. — Какое-то нечестное заключение получается. Скорее уж — им ударяли о тупой предмет. О какой, кстати? — вернулся в привычную стезю Кэншин. И впервые сам себе удивился, поскольку, даже вернув хладнокровие, ощущал, что следующие несколько ночей его будет преследовать определённый человек. — Об угол? — предположил он. А затем сразу же успокоил себя мыслью: «Бояться надо живых, а не мёртвых». И действительно почувствовал облегчение.       — Бинго! — Акира Хикари почти подпрыгнула от радости. Неуместной и слишком бурной. — На столбе в столовой осталось мозговое вещество — здорово, правда? — неожиданно она вцепилась в запястье медвежьей хваткой. Уже казалось, что ей взбредёт в голову попробовать встряхнуть Кэншина — причём в буквальном смысле слова, — но к счастью, этого не произошло. Акира только очертила бицепс свободной рукой и разжала ладонь на запястье. — Какая силища была у его убийцы! Прямо-таки звериная, не думаешь?       Но мысли Кэншина сосредоточились на другом:       «Убили настолько открыто… Подкуп? Но зачем же тогда такая жестокость? И взгляд. В нём застыл истинный ужас. Так боятся чего-то невозможного — выходящего за рамки нашего сознания», — голос его мыслей понизился до шёпота. Неземного, холодного… могильного…       — Убийство произошло, когда оба заключённых остались на дежурство в столовой. А вот почему, мы вряд ли узнаем, — скучающим тоном продолжила Акира, не дождавшись от него реакции.       Последняя фраза и привела Кэншина в себя. Однако ни догадаться, ни спросить, что Акира имеет в виду, он не успел — она подошла к морозильной камере и вытащила оттуда ещё одно тело. При виде того каждая клеточка его организма замерла. Заключённого ему уже доводилось встречать, но вот при каких обстоятельствах… Он не мог вспомнить. Или не хотел! Но нашёл для себя убедительное оправдание — мысленно повторил слова Шингэна: «Намеренные попытки восстановить что-то в памяти редко к тому приводят». А потом разозлился на себя. Просто потому, что не смог, как планировал, не думать о своём психотерапевте.       «Я взвинчен, нужно успокоиться», — понимал Кэншин. Но оттого не достигал успеха.       — Если ты вдруг забыл, кто это, то я напомню, — впервые за сегодня оказала услугу Акира. — Тогаши Ёшихидэ. Получил срок за…       — …хранение и распространение запрещённых веществ, — закончил за неё Уэсуги. — Да, теперь я его узнал, — он окинул взглядом раздобревшее лицо Ёшихидэ. — Раньше он был очень худым. В этом плане заключение пошло ему на пользу. Извини… Причина его смерти?       — Наш ледяной капитан полиции, который сосредотачивается сугубо на деле, кажется, лишился безукоризненной концентрации. Ладно, не мне тебя судить. И никому другому — тут все, кто в курсе произошедшего, сейчас немного не в себе… — Акира ободряюще улыбнулась, а затем переключилась на дело: — Тогаши Ёшихидэ скончался в связи с отравлением цианидом. Самоубийство.       — Вот, значит, как… Спасибо, этого достаточно.       Кэншин развернулся и зашагал прочь из морга. План был всё ещё в силе, а новая информация оказалась продолжением уже имеющейся. Теперь он знал, кому возжелают помочь студенты и бывший преподаватель. Осталось только уточнить детали. Потому-то, испытывая ни с чем не сравнимый азарт, Кэншин мчался вперёд и даже не слышал предупреждения, которое ему вслед по слогам выкрикивала Акира. А стоило бы прислушаться…       «Я совсем забыл про Тогаши Мию. Глупо… Она единственная из недавних жертв, чьё имя нам известно. И не только нам. Чтобы повлиять, организация могла, к примеру, воспользоваться фотографиями, которые запрашивал у неё Садацуна… — на ходу размышлял Кэншин. — Я точно не в себе. Как можно было забыть, что некоторые преступники защищают своих близких?»       Может, ему удалось бы докопаться и до причин этого, если б не одно «но».       — Томонобу? Почему ты встречаешь меня здесь? — еле сохраняя спокойствие, произнёс он. — Я же просил ждать меня на месте происшествия.       — Кэншин-сан… простите… — Сайто с несвойственным ему стыдом опустил взгляд в пол. — Нужно было ещё по телефону сообщить. Я… не смог. Там уже давно всё убрано, поскольку убийство произошло вчера, — выдал он, так и не решившись посмотреть Кэншину в глаза.       — Что? Почему я узнаю об этом только сейчас?       К своему удивлению, Уэсуги не был шокирован услышанным. Зато в полной мере оказался поглощён туманящей взор и разум яростью. Потому спрашивал, уже не скрывая упрёка.       — Приказ свыше! — голос Сайто дрогнул, но он продолжил: — Вас вообще хотели на время отстранить от расследований, которые даже теоретически могут быть связаны… между собой… — только после этого Кэншин испытал шок. Его самый невозмутимый подчинённый оказался напуган настолько, что даже сказать прямо «организация» не смог. Как же так случилось? Однако благодаря шоку, он и смог слушать Сайто дальше, уже не поддаваясь ярости. — Обсуждение надолго затянулось, но решение пересмотрели. И как я уже говорил по телефону — вам лучше самому это увидеть.       Больше тот ничего не сказал. Кэншин же не стал уточнять: говорит увидеть, значит, увидеть. Он лишь кивнул, показывая свою готовность. И Сайто повёл его… К камерам. Тогда-то сердце Кэншина и забилось быстрее, будто предчувствуя столкновение с чем-то роковым.       «Интересно, а Садацуна ощутил то же самое перед своей смертью? — настигла его неожиданная мысль. — Его лицо было перекошено от ужаса, хотя он по окончании суда заявил, что будет убит. Почему же эта уверенность ему не помогла? — на том Кэншин себя остановил. Моргнул, отгоняя, наваждение и усмехнулся. — Когда я только начал всё так мистифицировать? Садацуна был трусом, и кого бы из себя не пытался строить, оставался им до самого конца. Нет ничего странного в его ужасе».       Но облегчение оказалось недолгим.       Когда дверь в камеру, ранее отведённой несомненно для Садацуны, открылась, Кэншин почувствовал, как сердце замирает, а потом срывается на неистовый бег, пригоняя кровь к мозгу. Он снова, уже в третий раз, позволил ярости захватить себя. И к стыду своему — пусть тот и проснётся много позже — произнёс:       — Вот же несносные ублюдки! Такая наглость переходит все мыслимые и немыслимые границы, а потому не может оставаться безнаказанной!       «Наш подарок Уэсуги Кэншину. Удачи в расследовании!»— гласила надпись на стене.       — Поэтому вас и не хотели осведомлять, — пояснил и без того очевидное Сайто. — Но я согласен, что они перешли все мыслимые и немыслимые границы… Мы, конечно, ищем Нагаёши и Нагаясу, но я не уверен, что они найдутся живыми. Если вообще найдутся…       — То есть оба Миёши пропали и ты мне говоришь об этом только сейчас? — перебил своего подчинённого Кэншин. — Впрочем ясно — приказ свыше, — уже с горечью понял он.       — Простите…       — Не зачем тебе прощения просить. Скажи лучше, знает ли обо всём этом Касуга? — тут Кэншин посмотрел Сайто в глаза с немой мольбой. Будто тот мог сделать так, чтобы в случае, если Касуге оказалось бы известно обо всём произошедшем, её знания исчезли бы. — У неё два дня отгула, а значит, она осталась в неведении, — продолжил неосознанно давить он. — Так ведь? — к счастью, Сайто кивнул. — Тогда не сообщай ей. Я сам с ней поговорю.       «И скажу, что с завтрашнего дня она выходит в отпуск, — мысленно дополнил Кэншин. — А с этим делом я продолжу разбираться один…»       Дальнейшие свои действия он представлял смутно. Знал лишь, что первым делом следовало связаться с Тогаши Мию. На её счёт у него имелись определённые планы, которые нужно было реализовать в ближайшее время. Кэншин почти сгорал от нетерпения. Кусал изнутри щёку, чтобы не выдать своего состояния и не давать лишнего повода думать, что его действительно стоило бы отстранить от дела. А не пошли бы к чёрту вышестоящие, что бы они там ни решали? Дела, связанные с организацией, принадлежали только ему и никому другому — это давно превратилось личное противостояние, где на кон поставлена честь. И терять последнюю Кэншин не собирался.       «Я доберусь до центра организации, чего бы мне это ни стоило», — пообещал себе он.