Эффект соглашения

Агата

      Вонь спирта и новых бинтов. Мягкий шаг медицинского персонала, расхаживающего в резиновых потёрто-бежевого оттенка тапках. Болтающие ни о чём родственники и, возможно, пациенты. Сопровождающие.       Последние полгода отметились хотя бы тем, что ещё никогда за всё рабочее существование я не проводила в больницах столько времени.       — Врач сказал, что они сердце проверят и сразу отпустят.       И вдобавок к мысли выше пришла ещё одна: ранее мне не доводилось видеть Эшли столь… подавленной?       — Точно сердце, а не мозг? Пока стоит сомневаться именно в его наличии.       Эш не видит, как я ударяю по спине неуёмного адвокатца. Но и на реплику она не реагирует. Лишь устало опускается на стул, пока Рэйчел в третий за последние полчаса раз предлагает пластиковый стакан с водой.       Соврать не получится: я знаю Эшли слишком плохо, чтобы понять, о чём она думает. Злится ли на то, что никто не смог остановить Стивена вовремя, или просто беспокоится, потому что не смогла и сама предугадать подобную ситуацию?       Я не знаю. Но, должно быть, в курсе Александр. По крайней мере, именно он был минимально словоохотлив весь путь до больничного отделения, что в любых других обстоятельствах показалось бы вещью удивительной.       И в отличие от Эшли, Нильсен злится. Однозначно злится. Это уж я вижу.       — Главное, что жить будет. Не рановато ли вы его хоронить собрались?              Ну каков идиот.       Рэйчел благоразумно отворачивается в сторону, когда Эшли вырывает из её ладони стакан воды и залпом выпивает. Пластик мнется в её пальцах с недобрым треском.       Едва осознанно хватаю Нильсена под локоть:       — На пару слов.       Адвокат поддаётся безоговорочно. Следует рядом, пока несколько медицинских сестёр непонимающе оглядываются вслед, но не больше, чем на пару секунд. Можно предположить, что за многолетнюю практику они привыкли куда как к большему количеству разборок под крышей вполне гостеприимного для подобных вещей больничного крыла.       И лишь когда мы оказываемся на узком, хорошо продуваемом местными ветрами гостевом балконе, открыть который получилось лишь с третьего раза, по причине заблокированного свежей наледью механизма, этот болван со всем присущим ему спокойствием изрёк:       — Решила меня окончательно заморозить?       — Потерпишь, — притягиваю его за край куртки, но вовсе не для того, чтобы, как ему вероятно показалось, сгладить ситуацию. Без спроса запускаю ладонь в чужой карман и сразу нахожу искомое. — Скажи спасибо, что не скинула.       Вместе с огнём зажигалки в глазах адвокатца как будто вспыхивает искра. А после сразу гаснет.       Затягиваюсь. Долго. Настолько долго, что нёбо неприятно обжигает, а голову кружит раньше времени. До тех пор, пока есть воздух. До тех пор, пока сигарету не отнимает наглая ладонь Александра.       — Дай сюда, не жадничай.       Без иронии. Раздражающего, но хотя бы в такие моменты дарующего что-то под видом спокойствия сарказма.       Дым рассеивается на потеплевшем, хоть и остаточно-морозном воздухе и сразу падает куда-то вниз, прямиком в сторону нижних этажей и таких же подмороженных непривычным для марта холодом окон.       Для чего только притащила сюда? Ему ведь и впрямь нельзя на улицу.       А вместо этого другое:       — Зачем ты с ней так?       Закрывает глаза и возвращает сигарету.       — А как? — опускает локти на балконный выступ, чтобы взглянуть в сторону неаккуратно, совершенно не картинно припаркованных внизу автомобилей.       — Не знаю, — честно признаю, — но не так.       Адвокат запускает ладонь в волосы и коротко, как будто нервно, путает их.       — Вот и я не знаю.       Нет. Не тот ответ. Совершенно ведь не тот. Неправильный и не откровенный.       Глупость.       Ладонь Александра не просто холодная — кажется, будто вовсе не Стивен упал под воду. Это был он, Нильсен. И он всё ещё там. Под ледяным полотном, где нет уже ни деревьев, ни воздуха, ни сомов… Ничего.       — Есть вещи, на которые мы не можем повлиять, — не уверена, говорит ли он со мной. — К чему все так кайфуют от трагедий? Могло ведь быть и хуже.       Могло быть. А могло и нет. А может, всё это неважно. Может, я просто хочу, чтобы Александр продолжил говорить.       Я далеко не лучшая слушательница, к сожалению, нет. Мне не хотелось внимать отцу, когда в его доме появилась та самая женщина. Не хотелось слушать мать, когда она принимала паршивые деньги от того зажратого борова — отцовского бизнес-партнёра. Смешно представить, будто и у той странной заучки с косичками, испачкавшей мои тетради во время проекта, были другие мысли, кроме как сожрать чужие персики. И я так и не узнала, поговорила бы со мной откровенно Келли, на тот момент ещё Келли Сандерс, если бы я захотела выведать, на кой чёрт с её-то талантом ей нужна была именно эта конференция в Нью-Йорке, а не какая-то из сотен других.       Но я хочу, чтобы Александр продолжил говорить. Что угодно.       — Именно поэтому ты бедную девочку её же шарфом едва не задушил, ринувшись вытаскивать его самого?       На губах горько. Это табак? Как будто бы нет. И как будто бы я знаю, о чём действительно думает Нильсен.       Не скажет. Знаю, что не скажет. Не признается. В первую очередь, для самого себя не признается. Думает, что всё это ерунда и вот-вот пройдет. Как если пластырь наложить. Наверняка, хотя нет, более, чем наверняка считает, что он не имеет права испытывать это поганое и разменное ощущение: чувство лишнего человека.       Эшли ведь так и не спросила, как себя чувствует Александр, пока медицинский персонал утаскивал Стивена в карету скорой помощи. Была какая-то суета, всё спуталось, и многие вели себя совершенно странно.       Люди бежали за Янгом, чтобы пожать ему руку, поблагодарить героя за спасение настоящей бешеной толпой. Кто-то пробивался через врачей скорой, чтобы сунуть Стивену в лицо телефон и первым передать материал каким-нибудь жадным журналюгам, которые неплохо заплатят за сенсацию. Были крики, рёв мальчугана и общегородское кудахтанье над бедным пострадавшим ребёнком.       И всё это можно было бы спокойно назвать сопутствующими мелочами. Если бы не один, но всё-таки факт. Эшли ничего не спросила у Нильсена. Словно забыла о его существовании, пока доктора отбивались от умалишённой толпы, выкрикивающей на весь парк: «Он спас мальчишку! Он спас мальчишку!».       О том, что кто-то вытащил самого Стивена, не было и речи. И я точно знаю, что Александр бы не обратил на это никакого внимания, если бы среди всех прочих не оказался действительно важный для него человек: Эшли Янг.       Я слишком хорошо знаю это мгновение. Когда в секундный счёт в голове появляется осознание, затем сомнение, а затем абсолютно убивающее тебя принятие: сколько бы они для тебя ни значили, в чужом сердце двух первых мест не бывает. Таков закон.       С отцом оказалось также. Он не был обязан мне, правда, ведь не был. Но спасло ли это мою душу, когда он произнёс заклятое: «Это Маргарет, Чиф»? Разумеется, нет.       Долгие, длинные и холодные мысли, что если бы они взяли меня на озеро, то ничего бы не случилось. Шёпот липкого и от того мерзкого внутреннего голоса по ночам: «Это всё потому, что ты была лишней. Ты не смогла доказать, что защитишь их».       Сколько бы ты их ни любил.       — Стивен всё ещё её брат, Александр.       Не знаю, сжимаю ли я его руку либо он мою. Но холод в пальцах смешивается с приятным предвкушением спокойствия. Пусть и мимолётного.       Адвокат медленно поворачивается. Поднимает наши ладони и кладёт на самый висок. Горячий от количества мыслей.       Он улыбается. Открыто и иронично одновременно.       — Так, вроде, и ты вот этим всё понимаешь, разве нет, госпожа прокурор?       Один-один.       Понимаю. Всегда понимала. Но на то это и голова, а не бесконтрольно саднящая рана в самом центре рёбер.       А теперь это необъяснимое желание. Обратить его внимание на что-то другое. Любую мелочь. Важную или нет — не имеет значения. Например, на то…       Например, на то, что я всё ещё рядом.       Здесь. На холодном ледяном воздухе пятнадцатого этажа. Ворую его сигареты и заставляю признаваться в вещах, которые в жизни сам для себя не осознает. Не увидит.       Я рядом.       Когда весь остальной мир предсказуемо слетит с катушек. Когда не останется ничего, кроме льстивой правды, возвышающей нас над апогеем излишней педантичности. Когда мы сами перестанем понимать, ради чего, ради кого прожигали собственную жизнь, изнемогая над очередным делом, которое не принесёт ничего, кроме минутного удовлетворения на плешивом заседании задушившего нас судебного разбирательства.       Когда мы оба поймём, что жизнь наша, какой бы успешной ни казалась, ничего из себя на самом деле не представляла.       Я буду рядом.       Скрип дверей по правую сторону. Шорох халата, какой обычно носит персонал отделения.       — А вы что здесь делаете? Сюда нельзя! На территории больницы?! Что вы творите?       Моргаю, потому что Нильсен не отводит взгляд. Не смотрит, как излишне-стройная, пропадающая на фоне белой настенной краски девушка пытается размахивать руками, подчёркивая собственное возмущение.       — Фигурально мы на улице.       Улыбка растекается на лице адвокатца будто пролитая краска, заставляя едва ли не открыто усмехнуться. И я не уверена до конца, но в паузе, в которой застыла медсестра, почувствовался тайм-аут именно для оценки фразы «фигурально».       — Да что вы… Да что вы творите?!       Не знаю, что. Не понимаю и не думаю. Разве что краем глаза вижу, как положив ладонь к ладони, этот идиот нарочито медленно тушит сигарету прямо о балконное ограждение.       Едва заметное за ритмом сердца касание губ. Одновременно тёплое и прохладное. Как последний снег в долгожданной оттепели.       Совсем слабая щетина на его щеке. Всегда ли она там была? Или только сейчас под пальцами приятно колет? Приятно и уютно. В самый раз, чтобы прижаться ближе. Почувствовать руки за спиной и закрыть глаза, а когда откроешь, уже всё исчезнет.       Не будет споров, расследований, чужого мнения, давления со стороны общества и прочего, прочего прочего…       Ну… Может, крик медицинской сестры останется.       — Вы с ума сошли? Вы на территории государственного… Вы что делаете?! Я сейчас… Я позову…       Без понятия, кого она там позовет. Ну и пусть, если так хочется.       Замечаю лёгкий и крепкий аромат мужского парфюма, когда Александр отстраняется. Согревающий до пальцев шёпот «спасибо» у самого уха.       За что?       Я ведь ничего не говорила вслух.       Не говорила ведь?       — Поберегите связки, мы уже уходим.       А после он утаскивает меня обратно в коридор, словно школьницу, пойманную во время пропуска уроков. Девушка широко распахнула глаза, вверяя миру все свои эмоции от подобного заявления, но уже не нашла, что ответить. Лишь поспешно захлопнула панорамную дверь и принялась громко отшагивать в сторону стойки регистрации, прижимая к груди документацию.       Уверена, сегодня группе медицинского персонала будет, о чём посплетничать.       Выдыхаю. Что-то придётся приводить в порядок: либо мысли, либо себя, на худой конец, если всё вместе не получится.       Но, как это обычно бывает, стоит оказаться в месте, до краёв переполненном лишними глазами и ушами, всё вновь встаёт на положенные ранее рельсы, а собственное поведение уже не выглядит столь впечатляющим.       Она ведь права. Как будто действительно не место да и не время…       — Слушай, я…       А что я? Не то имела в виду?       Ну да, Харрис. А теперь проверим, повернётся ли у тебя на такое язык.       Хотя разобраться окончательно не получилось. Александр слишком быстро поменялся в лице, стоило ему глянуть куда-то выше моей головы.       — Ну просто день сюрпризов, вы посмотрите.       Спина слабо холодеет, предвещая что-то не жуть как приятное, но обернуться стараюсь спокойно. Хотя видит Бог, бесстрастие даётся с двойным трудом, когда понимаю, что в нашу сторону и точно без проявления каких-либо признаков внешнего счастья приближается очень знакомая девчушка.       С рыжими длинными волосами. Зелёными глазами. Поджатыми тонкими губами. Приметная.       В голове скоростью, близкой к разгону хорошего спорткара, всплывают события прошлого.       Конец лета. Тёплая осень. Дело того паренька. Такая звучная фамилия. Уолтер Голдман. Шумный пиар-ход адвокатца и долгая прогулка на набережной в обществе той самой девушки и её подруги.       Мэг Купер!              — Надо же, а я смотрю, что за знакомые лица!       Хотелось бы, чтобы тон был на самую каплю более миролюбивым, чем он прозвучал в действительности. Но интуиция подсказывает: ничего хорошего от приветствия Мэги Купер ждать не придётся.       — И вам леди, добрый день, — замечаю, что Нильсен делает шаг вперед, словно нарочно пытается перенять внимание на себя, — не припомню, чтобы душка Уильям жаловался на здоровье… По какому случаю?       Девушка грубо откидывает край куртки, висевший до этого на плече. На руке, едва прикрывая локоть, уже слегка пожелтевший от времени, но всё ещё прочный гипс.       — Сочувствую. — Не знаю, где адвокат берет уверенность для того, чтобы выпалить это с подобной небрежностью, но видит небо, его это не красит.       Ага, а сама что?       Ладно, признаю, мне нет дела до того, каким образом Мэги нашла возможность покалечить себя. Откровенности ради я вовсе предпочла бы избежать этой встречи. Оно и логично, я же её парня посадила.       Подросткам следует пересмотреть взгляды на ранние отношения. Лучше бы помнила, какой ужас этот самый её парень натворил.       — Лечение компенсируете? — вопрошая, Мэг по-актёрски ядовито морщится. Ну прямо звезда Диснея.       — Да, — серьёзно кивает адвокат, — да, знаешь, гляну в свой календарь благотворительности на ближайший год и… О, его же не существует. Промашка, надо же. Было приятно пообщаться, идём, госп… Идем, прокурор Харрис.       Да что с ним?!       Ведет себя как участник того же ситкома.       Толкаю адвоката между лопаток и решительно выступаю вперёд. Мэг — школьница, а не преступница. Она не заслуживает подобных комментариев. И у неё есть все основания выпустить гнев.       Ничего ты, Нильсен, не понимаешь в подростках.       С Мэг надо просто поговорить. По-человечески, не вот так вот.       — Прости, он чушь несёт, — теперь я выхожу вперёд, надеясь хотя бы так смягчить настроение девушки, — как твоя рука? Что случилось?       Мэг цокает и отводит на секунду взгляд. Делает отчётливый шаг назад, очерчивая дистанцию.       — Что случилось? Вы серьёзно? Нет, погодите, я хочу знать. А давно вы общаетесь? Хотя стойте, по-другому спрошу: вы всех незаконно осуждённых предупреждаете о своих тесных взаимоотношениях или это моему парню просто не повезло?       Я буквально затылком чувствую не вырывавшуюся из адвоката фразочку «А я говорил». Но времени подумать об этом нет. Слова девушки словно ледяная вода бьют по самой макушке. Один удар и прямо в цель.       — Мэг, стой, погоди, с чего ты…       — А что, слова потерялись? — девчонка откровенно язвит. — Как так? Тогда на набережной вы выглядели очень уверенной. Или только простым смертным непростительно растеряться на минуту-другую?       Удерживать зрительный контакт с Мэг становится всё труднее. Я не была готова к подобной реакции. Честно говоря, я и к встрече была не готова.       А чего ты ждала?       Не знаю. Не знаю, что. Еще не возникало ситуации, когда мне приходилось видеться с участниками заседания уже после судебного решения. Я закрываю папку с делом и на этом всё. Отсекаю любые мысли о нём. О его участниках. Как будто…       Как будто это не живые люди, а очередное задание. Работа, после которой не существует больше ничего.       — Мэг, я не знаю, что ты себе придумала, но…       — А мне и придумывать не надо! — Она окончательно взъярилась. — Раньше я считала, что вы просто стерва, а теперь вижу, что та ещё сука. А вы?! — переводит внимание на Нильсена, который, в отличие от меня, выглядит едва ли менее спокойным, чем удав на охоте. — Мало денег, которые с клиентов дерёте?! Сколько она вам платит за информацию? Как вы вообще это всё устраиваете? Кидаете фишки, кого посадить, а кого нет?       Плечи сводит неприятным бесконтрольным оцепенением. Я понимаю, что всё сказанное ей — абсолютная собачья чушь. Но…       Но прямо сейчас это выглядит до той степени правдоподобно, что с ума сойти можно.       И я растеряна. Ужасно скверно, но я растеряна. Я попросту не понимаю, как её переубедить.       Под наплывом мыслей пропускаю, как ладонь адвоката оказывается на моей руке.       — Ну зачем сразу фишки? — Бросает Александр. — У прокурора есть таракан по имени Марко, а у меня Поло. Выпускаем и смотрим, чей первый доберётся до края стола. Так и работает настоящее правосудие. — И прежде чем широко раскрытый рот Мэг выпустил хотя бы звук, адвокат тащит меня обратно. — Вас уже ждут, прокурор Харрис. Не теряйте время, пожалуйста, мне ещё таракана кормить.       Святые угодники. Если бы этот идиот не вздумал произнести последнее предложение, мне не пришлось бы прикусить губу, чтобы удержать смех в себе.       — Ну как, помогло? — как будто с сочувствием интересуется на середине пути.       — Что именно?              Нильсен словно между делом оглядывает больничные стены.       — Самаритянское отношение, — поясняет.       Боже правый. Ну как можно? Если бы это был не Нильсен, клянусь, после такого вопроса я бы уже не заговорила с человеком.       — Я не…       — Я знаю, чего ты хотела, прокурор, — слегка поворачивает голову, — но не все люди готовы думать рационально. А с такими, — кивает за плечо, хотя саму Мэг за поворотом уже и не видно, — разве что клин клином вышибать.       Он прав.       — Она не такая уж плохая девочка, Александр, — качаю головой, — просто…       — Она расстроена, и ей нужна груша для битья, — парирует быстрее, чем сама выскажу ровно те же мысли. Сразу же подмигивает, — так зачем лишать человека удовольствия?       На это у меня нет ответа. Но становится легче. В разы легче.       И правда. Как будто не за чем.       — Святая Мария, я думала, вы умерли! — после произошедшего яркий голос Эшли на всё отделение вытаскивает не хуже чем будильник ранним утром. — Если бы мой брат не заставил меня подождать ещё минут пять, мы бы уехали без вас!       Очевидно, что за прошедшие минут пятнадцать, может, двадцать Эш вполне оправилась и даже успела порозоветь в районе щек. Хотя, возможно, обоснованием для этого служил стоящий рядом в не менее оптимистичном настроении Янг-старший.       — Ну завелась, — подтверждая свое полное здравие, Стивен слегка наклонил голову сестры, заставляя её возмущённо фыркнуть и увернуться, — врёт она всё. Сама планировала уже собирать оперативную группу на ваш поиск.       — Герой заговорил, надо же. Как там дела на вершине Олимпа, Геркулес?       И хоть ворчание Александр адресовал ближайшей стене, Стивен сразу же, без всякого стеснения, оказался рядом и крепко сжал Нильсена в медвежьей хватке.       — Спасибо, Снежка, вовек не забуду!       Ловлю себя на том, что моментально образовавшаяся на лице Александра кислая мина вызывает неудержимую улыбку, и сразу одёргиваю её. Не время. Пока рано.       — Ну-ну, угомони порывы, — адвокат отталкивает друга, но тот, словно специально, рвётся вперёд, вероятно, надеясь смутить его еще больше. — Нет, серьёзно, братец Янг, ищи себе другого принца. Стив, твоя сестра сейчас с ума сойдёт, правда, отвали!       Поздно. Судя по лицу Эшли, она находится на вершине эйфорического припадка, и даже покрасневшее лицо Рэйчел не останавливает криминалистку от восторгов.       Стивен, впрочем, явно доволен собственной выходкой. И всё выглядит так, словно до этого самого дня ничего не было. Словно лишь вчера осень подходила к концу, а мы сидели в каком-то пабе за стаканом пива. Ровно так, как и должно быть.       До тех, правда, пор, пока Янг не оглянулся в мою сторону. Пока он не изменился в лице. Недавно счастливое, оно стало, скорее… Серьёзным? Виноватым?       Под рёбрами зародилось неприятное впечатление, что здесь и сейчас… Что здесь и сейчас я особенно остро чувствую, вижу: Стивен хочет что-то сказать. Что?       — Всё, оклемался?       Вопрос Александра снимает пелену. Стивен часто моргает и встряхивается.       — Да, я… я… Чёрт, я…       Договорить не успевает. По коридорам раздаётся громкое «I Love Rock ’n’ Roll», и Эшли страдальчески возводит взгляд к потолку.       — Простите, это… Сейчас.       Она достаёт мобильный телефон и округляет глаза, когда кто-то из медперсонала косится в её сторону. Одними губами выдаёт агрессивное «Что?», после чего прикладывает мобильный к уху. Незаметно кривит рожицу в спину сотрудницы больничного крыла.       — Да, Сэм…. Что значит, где я?!.. Очень заманчиво, но спасибо — нет…. Сэм, Марш, мне этот грейд обещает ещё с лета, пусть засунет его себе… А я задолбалась работать сверхурочно по первому… Ой, ладно, ладно, хорошо, только замолчи! Если ты это сделаешь — я тебя задушу на твоём же столе! Боже, просто заткнись!… Да приеду, я, приеду, вот же нудное создание!       Слышу, что офицер пытается сказать что-то ещё, но лёгким движением Эшли обрывает связь и ещё пару секунд держит телефон в руке. Печёнкой чую, что когда Эш приложила ладонь к щеке, снимая жар с лица — это рядом вспыхнул «родитель» Нильсен.       — Что?! — разводит руки, будто вот-вот швырнёт телефон в первого же, кто ответит на этот вопрос.       Ещё немного, и общее напряжение подзарядит все местные электронные устройства. И пока я думаю, как бы снизить этот градус накала, всех опережает Рэйчел:       — Что-то случилось?       Эшли мельком смотрит на полученное сообщение и сразу прячет телефон в карман куртки.       — О да, — оглядывается на подругу, игнорируя взгляды Янга и Нильсена, — за городом нашли тело какой-то девушки, нужен срочно отряд, а главная заноза в заднице нашего… Моя коллега взяла больничный без предупреждения. Маршу нужен ассистент, и, надо же, он вспомнил о моей кандидатуре!       Слова сливаются в поток, который я уже не слушаю.       — Тело? Чьё?       Криминалист поднимает и опускает плечи с выдохом. Плохой момент для глупых вопросов, поняла.       — Ладно, ладно, это неважно, — вскидываю ладони, — ты поедешь?       — Мы с тобой скатаемся, — без спроса кидает адвокат.       И хоть я не предлагала этого, на этот раз он попал в точку. Я поеду. Определённо поеду.       — Да, Боже, погодите вы! — отсекает Эш. — Я же не договорила!       — Её начальник — редкостный козёл, — шепотом подсказывает Рэйч и кладёт ладонь на плечо подруги. — Это уже третий рейд вне смены за последние два месяца.       Младшая Янг оборачивается в сторону Линд:       — Вообще, да, спасибо.       — Но ты согласилась. — Рэйч мягко улыбнулась.       Эшли моментом потерялась.       — Этот говнюк Макото был очень убедителен, — пробурчала куда-то в ворот куртки. Резко сверкнула гневным взглядом в нашу сторону. — Ну чего стоим, отряд спасения?! Живо-живо, я ждать не собираюсь! Собирайте вещички или что у вас там, если хотите поехать с важной тётей.       Каким вообще образом в одном дне уместилось столько событий? Это реально, с точки зрения законов физики?       — Погодите, — резко вспоминаю важную деталь, — Рэйч, а ты как?       Линд пожимает плечами. Поправляет волосы.       — Ну, вообще у меня были ещё дела, если ты не против…       — Да нет, я не про то. — Неужели, она действительно подумала, что я буду заставлять её слоняться по городу в угоду моих же интересов? — Ты же утром со мной приехала.       — Я подвезу, — вызывается Стивен, поглядывая на Нильсена: — Если, конечно, одолжишь машину.       Вижу, что Александр не торопится с ответом. Хотя уверена, каждая лишняя минута стоит спокойствия Эшли. Оно и понятно, за город ехать не близко, а темнеет довольно быстро.       — Снежка, чтоб тебя, я просто поплавал, а не ног лишился. — И нетерпеливо протянул ладонь.       Мне тоже не нравится эта идея. Но…       Агата, это уже паранойя.       Вероятно, к этим же мыслям пришёл и сам адвокат. Смирившись, он протянул другу ключи.       — Спасибо, мамочка, — Янг поджал губы, но ключи принял.       Могу лишь предположить, с каким облегчением выдохнул персонал больницы, когда наша не слишком тихая компания покинула пропитанное ароматами бинтов и спирта помещение.       И если первое время я ещё пыталась совместить в голове бурю мыслей, по поводу всего произошедшего: встреча с Мэг и утреннее происшествие в парке, подозрения, события, взгляд Александра на балконе…       Чем дальше уходила тропа этого по-настоящему бесконечного дня, тем скорее терялись события. Потому что в этот момент я ещё не понимала, не оценивала, будто может произойти что-то, что перевернёт все мои мысли о текущем расследовании.

***

      Мне всегда казалось, что если в чём-то я и могу занимать призовое место, так это в абсолютной сосредоточенности на работе. Не бывало, чтобы хоть что-то способно было пошатнуть эту веру. Мировой апокалипсис или падение луны, цунами, нашествие динозавров, как в глупых детских ужастиках… Нет, ничего.       Мне не приходилось думать, почему. Достаточно и того, что это простая истина.       Только вот, когда мы вступили на неуместно зеленеющий, пусть и порядком подмороженный газон Паунд Ридж, вера эта слегка пошатнулась.       Ни весомое — не меньше десятка — количество сотрудников из разных отделов полиции, ни стремительно набирающий обороты вечер, ни издалека виднеющаяся жёлтая лента не смогли унять вертящиеся безумной белкой мысли в голове. Виски сдавило с небывалой силой, словно тряпку для мытья полов, которую никак не спешит взять в руки брезгливая домохозяйка.       К вечеру погода унялась настолько, что всего-то несколько часов назад скрипящий под ботинками снег всё больше напоминал полурыхлое-полулипкое месиво, а в ладонях нет-нет да и чувствовался неприятный неровный жар, прогоняемой по организму крови.       — Ну, где ваша подопечная? — Эшли цинично застегнула молнию комбинезона, прежде чем спрыгнуть с высокой ступеньки фургона. После же, не церемонясь и не глядя, пихнула пачку с перчатками в грудь адвокатцу.       Видит вселенная, сегодня в умении настроиться на работу я проигрываю. Не знаю точно, кому, но всё-таки. Даже Сэмюэль, который едва ли не на пальцах пытается бессвязно что-то объяснить, то и дело поглядывает в нашу с Нильсеном сторону, и могу поклясться, интересует его далеко не каменное выражение лица адвокатишки.       Желание уточнить у последнего, действительно ли видно, что я растеряна, застревает в горле, пожалуй, в третий раз. Видно же, что и Эш уже успела переключиться, а ведь у нее есть реальное основание слегка схандрить, в отличие, к слову, от меня.       — Сэм, есть… — откашливаюсь, чтобы убрать глупый скрип в голосе, — есть какие-то признаки?…       Так и не решаюсь добавить «того серийника». Учитывая, что мы с адвокатцем здесь — ясно и без слов.       Он сначала кивает, потом неуверенно качает головой, и тут же переключается обратно к Эш, которая медленно и сосредоточенно поправляла на запястье рукав.       — Катрина уже ставит таблички, так что можешь сильно не экипиро…       Младшая из семьи Янгов в момент вскинула голову и вытянулась, будто струна гитары. Аж перчатку до конца не натянула на пальцы.       — Катрина? И ты молчал? Да она же там сейчас мне все улики растопчет!       — Эш... — Сэм выставил руки вперёд, как если бы хотел поймать её на середине пути, но и с этим припозднился.       — Какой идиот пустил её туда? — Оттолкнув Макото, Эшли уже вовсю неслась в толпу, словно собираясь выбить их с места преступления, будто кегли на боулинге. — Эй! Эй, ты вообще видишь, куда ты ставишь? Хватит трогать тело! Вы уже протокол написали или как?       И вишенкой на торте, глядя на всю эту картину, одобрительно присвистнул Нильсен.       — Слушай, пушистый, а у вас прям классная корпоративная этика, — усмехнулся он, — будь у меня такой стажёр, я бы уже шлепнул пару раз по одному месту, чтоб лишнюю энергию унять.       Вместо ответных пререканий, Сэм устало опустил плечи и утёр лоб рукой с удерживаемой в ней планшетом.       — Шлёпнем, если так настаиваешь, — огрызнулся, но довольно сдержанно, учитывая их отношения. — А если тянет на воспитательные меры, то и разговаривай сам. Эшли не в моей команде, ясно?       Ответа хватает для того, чтобы даже мой обычно не проявляющийся в таких вещах интерес вильнул хвостом. Вильнул вдвойне, учитывая, какая недавно была реакция у самой девушки после его звонка.       — Что между вами произошло?       Клянусь, Сэм покраснел, аж в сумерках осветил всё вокруг на целый ярд.       — Вы чего припёрлись? — буркнул, отвернувшись. — По работе или мнение своё высказать?       — И то и другое, мой вирулентный друг. — Адвокатец хлопнул офицера дважды по плечу, прежде чем сделал шаг вперёд. — Прокурор Харрис, вы идёте? А то глядишь, в попытке перехватить первенство эта сплочённая как никогда команда спрячет тело от наших зорких глаз.       В своём репертуаре.       Скрываю едва появившуюся на лице улыбку, едва вижу нахмуренные брови Сэма. Но укора не следует. Скорее, другое:       — Виру… какой? — уточняет почему-то у меня.       Приходится дать адвокату фору, чтобы за несколько таящих секунд придумать наиболее мягкий синоним к выпущенному на волю воображения словечку.       — Убийственный, — бегло отвечаю и сразу огибаю офицера со стороны, лишь бы не пришлось углубляться в детали.       Широкие поля Паунд Ридж понемногу темнели среди кое-как раскиданных по расстоянию гольф-клуба фонарей. Не думаю, что владельцы вообще рассчитывали, что кто-то будет здесь находиться, кроме как в летнюю и хорошо освещённую дневным солнцем пору. А посреди этого поля была она. Единственная гостья.       Девушка лежала лицом вниз. Идеальные изгибы тела, которыми редко кто может похвастаться. Чистейшая кожа. Абсолютно голая. Зачёсанные к макушке густые каштановые волосы и неаккуратно выбившаяся прядь со свежим срезом.       Она, должно быть, сопротивлялась. Лёгкий порез от уха и до затылка. Царапина, не более. Но на тот момент она была в сознании.       Она видела и знала всё, что он собирается сделать.       — Агата, отойди, пожалуйста, — рядом щелкнул затвор фотоаппарата.       Эшли. Теперь уже полностью в деле. Знаю, почему. Девчонка хочет повышение — вот о чём никак не может догадаться Нильсен. Может, и Сэм не может. Но я знаю это хладнокровие.       И не хочу больше его испытывать. Вероятно, никогда.       Возможно, утренний эпизод с ребёнком на льду впечатлил меня сильнее, чем казалось, но сейчас, ровно сейчас, в этот самый момент осознание происходящего не может покинуть мысли.       Она должна была вернуться к кому-то домой. У неё ещё был целый день, а за ним другой, и дальше не один и не два года. Утром у неё была целая жизнь. А теперь этой жизни нет.       Ничего нет.       — Сколько она так лежит? — Не берусь судить, для кого я задала этот вопрос. Он пронёсся по воздуху и ушёл в неизвестность. В ту самую, где теперь, возможно, находится чужое сознание.       Если бы мы только имели души.       Эшли опустилась на колени и внимательно прощупала руку девушки от запястья до локтя. Затем шею. И под конец ноги.       — Не больше пары часов, — задумчиво ответила, — но… Я не понимаю.       — Что не так?       Она прикусила губу и поднялась на обе ноги, отряхивая ладони. Коснулась фотоаппарата, который висел на шее, и сразу отпустила. Оглянулась по сторонам.       — Грязь, — коротко ответила.       — Что, грязь? — Нильсен сложил руки и тоже зачем-то оглянулся.       Криминалистка наклонила голову и прищурилась, словно оба мы были последними идиотами. Затем показательно сделала твердый шаг вперёд. Убрала ногу.       — Что это? — ткнула в получившееся нечто из размороженного снега и газона.       Поднимаю глаза на Александра и понимаю, что он тоже смотрит на меня. Ну один в один родители, когда к ним пришёл ребенок с заведомо странным вопросом.       — Допустим, след, — прокашлялся адвокатец в кулак.       Эшли попыталась щёлкнуть пальцами, однако из-за перчаток звук вышел неприметным.       — Вот именно! Утром были заморозки, а после трех часов дня сильно потеплело. О чём это говорит?       После вопроса она умолкла, испытующе глядя на нас. Мы тоже не торопились с ответом. По крайней мере, если говорить за себя, не особенно понятно, какой реакции она ждет.       — О том, что наркоманка попросту замёрзла, — заискивающий, чуть писклявый голос за спиной.       Владелица голоса, будто сам чёрт принёс незваную гостью, подошла ближе: ей оказалась тонкая, словно ветка от дерева, девица, на голове которой сквозь комбинезон проглядывала чёрная пушистая шапка.       Младшая Янг сложила руки около груди:       — Катрина, солнышко, сделай одолжение — не влезай в чужие диалоги.       Так вот как выглядит эта их Катрина?       Не без любопытства ещё раз оглядываю пришедшую девицу. Нос прямой, но бледный. Или это в темноте так кажется. Но, в любом случае, её лицо в потемках, будто явление призрака в ночи.       — Марш тоже так считает, — девица развела руками, — явных признаков насильственной смерти нет, следов борьбы тоже. А весной у наркоманов обострение, так что…       — Каких признаков, если вы её не осмотрели толком?       — Осмотрим в отделении, — цокнула названная Катрина, — Эшли, не бери больше, чем можешь сделать. Дело чистое.       — Да присмотрись же ты к ней!       — Послушай, я серьёзно, Марш уже всё решил. Отвезём в морг, там разберутся.       — Да если мы это сделаем, мы никогда его не поймаем! Вы тут все с дуба рухнули?!       — Слушай, тебя зачем позвали? Заполни протокол и на этом все.       Обсуждают её, будто кусок мяса.       Перед глазами невольно всплыла картина поездки в Оберн. Рассказ старика, владельца ресторанчика, и взгляд Джорджа Джексона на пирсе, недалеко от того самого места, где он когда-то потерял родную дочь.       Нет, не только Эшли и её коллега. Мы все так делаем.       А они видят это. Видят, как система правосудия относится к их детям, к их женам или девушкам, словно их уже никогда и не существовало, кроме как на листе бумаги.       — Малая, а что не так со следами?       Александр вымучено потёр лицо и оглянулся в мою сторону. На секунду, не более.       Эшли развела руками, едва не выронив фотоаппарат, который вновь сжала в ладонях. После указала им на тело, а может, куда-то неподалёку от него.       — Следы! — Почти крикнула она. — Следы, Алекс! Где они? Или вы думаете, что она по воздуху прилетела? Напоминаю, смерть не более, чем пару часов назад, а значит…       — Остались бы хоть какие-то шаги на грязи, — лишь теперь доходит до меня.       Если всё действительно так, как говорят коллеги Эшли Янг, и девушка пришла сама, то за ней потянулась бы цепочка из следа. Но ноги чистые, а газон выглядит совершенно нетронутым. Как будто она пролежала здесь с самого утра. Да ещё и этот след от пореза на коже…       Да, преувеличение. Она могла получить его как угодно. Но всё-таки..       — Эш, но тогда получается, что она должна была сюда явиться едва ли не утром, пока земля достаточно промёрзлая, — теперь уже и Нильсен усомнился. — Вряд ли девушка просто просидела целый день одна на поле и…       — Я это и пытаюсь сказать! — эмоции возобладали над ней окончательно, и она чуть не вцепилась в тонкую куртку Александра, лишь в последний момент сжав руки в кулак. — Она не пришла сама, её явно кто-то оставил, я просто… Я просто не понимаю, как. Как он успел всё подчистить? Она ещё не окоченела толком, а значит, что умерла буквально минут за пятнадцать до того, как охранник её обнаружил. Его хоть кто-то опросил нормально или всё как обычно?       — А Марш сказал, что это обморожение. Девчонка не рассчитала дозу, вот и поплатилась за это, — новое презрительное фырканье голосом той самой Катрины. — Следов-то насильственной смерти нет.       — Да, а перед этим сделала себе новую стрижку и прогулялась голышом порядка полутора миль от ближайшего шоссе? Катрина, честно, заткнись. Ну бред несёшь!       — Господи боже, Эшли, это обычная наркоманка.       — А ты уже и анализы провела?       — Проведём, дорогая, не волнуйся. Я верю Маршу, а Марш…       Их зудящая перепалка всё больше и больше перерастала в какой-то комедийный бой двух комаров в лесной тайге. Какой-то Марш, которого я в глаза не видела, факт о том, что смерть была не больше нескольких часов назад, следы на снегу и подозрение обморожения… А они спорят и спорят. Прямо здесь. Около её тела. Навязчиво, раздражающе…       — Хватит!       Классно. Очередные взгляды. Подумаешь, прикрикнула. Как ещё я могла бы остановить этих двоих?       — Хватит, — повторяю, отдышавшись, — Катрина, спасибо, мы вам благодарны и учтём все то, что вы сказали. Давайте мы… Думаю, мы дальше сами.       Девушка поджала губы и дёрнула плечом, но послушно отошла на безопасное от Эшли расстояние. Краем глаза я видела, что она принялась что-то яро обсуждать около фургона с другими коллегами, поглядывая в нашу сторону, но это было уже не важно.       — Эш, только честно, насчет окоченения, ты уверена во временных рамках?       Младшая Янг состроила недовольное лицо. Видно, что это противоречие в процессе её жутко бесит. Понимаю.       — Да, — сквозь силу процедила, — да уверена. Но я клянусь, не могла она сама тут оказаться два часа назад! Что-то не так, понимаешь? И не выглядит она, как наркоманка. Сами посмотрите — не кололась она.       — Она могла принимать таблетки или что-то вроде того.       — Нет, не могла, — Эш сжала ладони одну в другой, словно в молитве, — не могла, как вы не понимаете? Да не дошла бы она сюда сама. Что это по-вашему? Она голая! Голая, не видите? А ноги? На стопы её посмотрите! Да как она пришла-то? Агата, хотя бы ты посмотри. Что ты видишь? Следов нет, ДНК явно, что нет. Ничего нет. И волосы… Волосы, Агата.       Вижу. Вижу то, что сама хочу видеть. Но мы не можем отрицать другие варианты. Не имеем права.       — Не верите, мне, да? Думаете, я не знаю, о чем говорю? — поначалу мне кажется, что Эшли задета, но в следующий момент она обернулась в сторону коллег. — Касл! Касл, помоги мне, пожалуйста! Да где же он?       — Прочесывает территорию, — словно из воздуха с другой стороны возник Сэм, — давай я сам. Что нужно?       Эшли закрыла глаза и отвернулась, словно ничто не занимало её больше, чем девушка на снегу. Сжала ладони в кулак, прежде чем ответить:       — Помоги перевернуть. Надо кое-что проверить.       — Эш, я не уверен…       — Сэм! Просто помоги мне.       Сэмюэль, что неудивительно, подчинился. Что-то, конечно, проворчал под нос, но подчинился. Не успело тело опуститься на землю повторно, а Эш уже выдернула из рук Макото карманный фонарик и осветила чистую, без всяких следов шею девушки.       — Покраснения, конечно, мелкие, но они есть, — почти разочарованно, но напористо заключила она, — отсутствие видимых синяков, шейный отдел… Шейный отдел в порядке. Но это ещё не всё… Сейчас… Сейчас…       — Эш, мы верим….       — Нильсен, помолчи, ты меня сбиваешь! — Дрожащими не то от холода, не то от нервов пальцами Эшли раскрыла веки девушки. И следом раздался едва удерживаемый неуместный восторг: — Вот оно! Видите?! Подойдите, подойдите и увидите! Капилляры явно лопнули не так уж давно, а чтобы это случилось при передозировке, нужно ещё как постараться. И кожа чистейшая. Я более чем уверена, что экспертиза это подтвердит. Алекс, её душили! Душили, черт подери. Кто-то подкинул её!       — И есть основание полагать, что это точно была смерть от удушения?— голос Нильсена с виду спокойный, но я чувствую напряжение. Необъяснимое. Словно от ответа Эшли что-то зависит. Хотя… Хотя это не так.       Что это изменит?       Разве что… Разве что от этого может зависеть чьё-то алиби?       Вот уж не думаю, что он за Джексона так беспокоится. Только вот… После той странной встречи я почти уверена, что это не он. Что-то знает — это верно. Но не может быть он сам.       Или может?       «Я собираюсь кого-то убить».       Или всё-таки способен?       — Пока не знаю,— Эш качает головой и почему-то смотрит на Сэмюэля. Она повторяет: — Я не знаю.       Сэмюэль неловко прокашлялся, прежде чем вернуть внимание в нашу с Нильсеном сторону. И что удивительно, адвокат, очевидно, настолько ушел в свои мысли, что тоже не стал ничего говорить про негласный диалог между офицером и самой Эшли.       — Мы выясним,— заверил Макото,— проведём экспертизу и всё такое…       — Это ведь прогресс? — с нажимом уточнила Эшли. — Это прогресс, разве не так?       — О чём ты? — и вновь вопрос от Сэма, пока мы, уверена, что оба мало что понимаем в скорости чужих мыслей.       — Сэм, сосредоточься, — я действительно не видела, чтобы Эшли была хоть года-то настолько упорна в желании что-то доказать,— её убили не больше нескольких часов назад. И оставили здесь. Кто бы это ни был — он не мог далеко уйти.       Сэмюеля осенило. А вместе с ним нас. Но больше остального, конечно его. Едва не подорвавшись с места сразу, он сложил пальцы в указательном жесте:       — Ты права! Чёрт, Эш, ты реально права! — Офицер едва не крутанулся на месте от переизбытка волнения. — Собаки! Нужно вызвать кинологов с собаками и… Чёрт, мы… Я сейчас же скажу Маршу, я смогу его убедить. Стой здесь! Нет, пошли со мной, нет… Я сейчас.       И он действительно уже почти рванул в сторону фургонов, где всё ещё уверенная в своей правоте Катрина продолжала сыпать какими-то рассказами среди совсем расслабившихся полицейских, когда со стороны редких и лысых деревьев раздался крик других сотрудников:       — Мы кое-что нашли!       Сама не замечаю, как встречаюсь взглядом с адвокатом. Не стоит слов, чтобы понять его мысли: мы точно думаем об одном и том же. Он ещё и что-то оставил. Наконец-то!       Хоть бы с ДНК, пожалуйста. Хоть бы обронил что-то из вещей.       — Что там? — я не сразу заметила, что Сэм двинулся в сторону коллег, но едва встретился с ними, так и застыл на месте.       По спине пробежал неприятный холод. Не сулит это поведение ничего хорошего. По опыту знаю, что не сулит.       Остальные офицеры что-то говорили, но я их будто не слышу. Ничего, кроме сорвавшегося голоса Макото:       — Харрис… Подойди на минуту.       Требовательно регулируя волнение, делаю шаг. И следующий за ним. Медленно. В желании ускориться, но в то же время оттянуть момент.       Когда Сэм обернулся в мою сторону, лицо его было бледнее обычного. В руках винтажного стиля головной убор и лист бумаги. Светло-коричневая фетровая шляпа. Знакомая до покалывания в пальцах.       — Это…       Это ровно то, что когда-то, может около полугода назад я уже попросила Сэмюэля найти. Что ж. Он нашёл.       — Это её шляпа, — голос адвоката обрушивается на реальность тяжёлым льдом, падающим по весне с крыш домов, — это Виолы.       Сэм открывает рот, чтобы сказать ещё что-то, но в итоге оставляет затею и просто протягивает лист.       Разумеется, ни строчки от руки. Крупный печатный шифр.       «Мисс Харрис, вам не надоело терять время? Или все ещё не дошло?»       Чёрно-белый смайлик.