ПУТЬ ТАНЦА. Легенда о Баладжи. Том Первый.

Несколько следующих дней путешественники провели в полёте. Иногда они спускались на Землю, в безлюдные горные долины и приземлялись около рек или озёр. Здесь все могли разойтись и побыть в уединении, искупаться в чистейших горных водах и полежать на солнышке. Натараджа и Баладжи лежат на коврике на берегу, разморённые после купания в озере. Натараджа проводит рукой по обнаженному стройному телу Баладжи, по горячей, нагретой солнышком спине, и спускается к ягодицам, проводя по ложбинке пальчиком. — Ты такой прекрасный, Лао Сяо. Как ты можешь быть таким прекрасным? Баладжи лишь слегка улыбается, поглаживая Натараджу ласковым взглядом. Натараджа придвигается ближе и заглядывает в глаза возлюбленного: — Это прекрасное завершение свадебного путешествия, не правда ли, Лао Сяо? — Да, самое прекрасное, о каком мы даже не могли мечтать. Я благодарен Мастеру Лао Цзы за это. Натараджа кивает, добавляя: — Я благодарен самой судьбе за всё, что нам дали. Не важно где, главное нам дают быть вместе. А когда ещё и такие прекрасные условия, то у меня просто нет слов, чтобы выразить мою благодарность. — Натараджа. — Что? — А я правда нравлюсь тебе таким? — Каким? Ты мне нравишься, всегда нравишься, ведь это же ты, и ты невероятно прекрасен, разве я не об этом говорил тебе только что? О чём ты? — Здесь на Земле мы как будто заглянули в будущее. Мы повзрослели, как если бы прожили веков пятнадцать в нашем мире. Мы стали выглядеть взрослыми. Я тебе нравлюсь такой? Я уже не такой тонкий, не такой юный, как раньше. Мы много тренировались, мои мышцы окрепли и стали больше… Талия не такая тонкая и грудная клетка стала шире. Тебе правда нравится?.. — Ты издеваешься? Натараджа пораженно смотрит на любимого. Он не понимает, как, при своей совершенной внешности, идеальной фигуре и невероятной притягательности, Баладжи может казаться себе несовершенным и может стесняться себя. — Не глупи. Ты идеальный. — Но как тебе больше нравится, когда я такой или когда юный? — Ты и сейчас юный для меня. — Нет, это уже называется молодой. — Хорошо, мне нравишься ты, когда ты молодой и когда юный. Мне всё нравится. Я рад заглянуть в будущее и видеть тебя таким. Совсем скоро ты опять станешь юным., — Натараджа осекается, ему на самом деле больно об этом думать, он не хочет терять Лао Сяо. У них осталось всего несколько дней до возвращения на Базу. — А ты не хотел бы, чтоб я остался юным навсегда? — Зачем? — Чтобы юность не исчезла. — Ну ты скажешь тоже! А как же раскрыть всю свою силу? — А может быть такое, что моя сила в юности? — На что ты намекаешь? Уж не хочешь ли ты принять амриту раньше срока? — Может и хочу… — Вот тебе раз, Лао Сяо, Баладжи. Я уже не знаю, как к тебе обращаться. Я привык Лао Сяо. Не надо! Не поступай так с собой. Ты хочешь никогда не стать взрослым? — Взрослые такие скучные. Я не представляю себя взрослым. А вот тебя, Натараджа, я представляю, ты станешь совсем скучным. Ты с детства был серьёзным, даже улыбался мало, а взрослым, совсем будет скукота. — Ах, так?! Я скучный?! — негодует Натараджа, в его глазах вспыхивают молнии, он наседает сверху на младшего. — Я сейчас тебе покажу скучного! Ты со мной не соскучишься! Правой рукой Натараджа прижимает Баладжи к земле, обездвиживая его. Второй рукой быстро создаёт тюбик смазки и выдавливает его весь внутрь Баладжи. Тот верещит: — Натараджа! Ты что делаешь?! — Показываю тебе, какой я скучный! — Отпусти! — Нет! Это месть за скучного! — Натараджа вставляет в Баладжи сразу два пальца, благодаря смазке они легко проскальзывают. — Ах! Натараджу пробирает дрожь от злости и накатившего желания, сгорая от нетерпения, он делает лишь необходимый минимум, бесцеремонно входит. — А-ах! Баладжи чувствует себя пойманным и беспомощным. Напор Натараджи его пугает, возбуждает и лишает сил одновременно. Он никогда не видел Натараджу таким! Баладжи не может шелохнуться под его рукой. — Откуда в тебе такая сила, Натараджа?!.. — восклицает он, оглядываясь испуганно на своего мужа. — Это ты её пробудил! — шипит Натараджа и входит до упора. — Ах! Ты безжалостный и властный! — А ты не знал?! — Теперь знаю! Ах-х, ах! — Баладжи потряхивает от напора и жестких толчков, он уже чуть не плачет, и умоляет. — Полегче, прошу. Ты что, Натараджа.? Ай-ай! Пусти, сжалься! — Я всё ещё скучный?! — вопрошает Натараджа, насаживая на себя Баладжи. — Нет, нет! Не скучный, я пошутил! Натараджа, опомнись! Мне больно! Пощади!.. — выкрикивает Баладжи из последних сил, роняя первую слезу, обмякает и начинает рыдать. До Натараджи наконец доходит, что он перестарался с воспитанием… Он ослабляет свой напор и железную хватку, его начинает накрывать чувством вины. — Прости. прости...— выдыхает он, вжимаясь в Баладжи, исходя мелкой дрожью. — Прости я не знаю, что на меня нашло. Ты меня невозможно разозлил и возбудил. Я не хотел, прости. Натараджа зацеловывает спину Баладжи кающимися поцелуями. Он подкладывает руку ему под живот и двигается нежно, мелкими толчками. — Так хорошо, любимый? Ну, не молчи же, прости меня! Слышишь, ты простишь? — Прощу, — простанывает Баладжи подрагивающим голосом, прерывисто вздыхая и продолжая плакать, уже не от физической боли, а от душевной, хлынувшей вместе со слезами. Натараджа подаётся вперед и слизывает все слезинки, что успевает. — Прости, милый мой, хороший мой, я опять причинил тебе боль. Какой же я безумец!.. Раню самое дорогое, что у меня есть — Натараджа тоже плачет, целует и гладит Баладжи, обречённо понимая, что он не в состоянии не причинять боль возлюбленному. Ему так больно от этого. — Натараджа, ну почему ты такой? — надрывно вопрошает Баладжи. — Что я такого сделал, что ты повёл себя так?! — Прости меня, детка, прости. Что бы ты ни сделал, я не имел права, — Натараджа целует все, что попадается ему глаза — спину, плечи, руки, шею, волосы Баладжи, его заплаканное лицо. — Что мне сделать теперь, чтоб загладить свою вину, любимый, скажи? Как мне сделать? — Хочу тебя видеть. — простанывает Баладжи, а слёзы туманят его взор. — Да, конечно, хорошо, — Натараджа выходит, разворачивает любимого на спину. и осторожно входит вновь. Баладжи обнимает его руками и ногами, гладит по голове. Провинившийся муж вжимается в него, дрожа всем телом, и они вместе плачут. Натараджа зацеловывает всё лицо возлюбленного, совершая лёгкие толчки: — Больше не больно, любовь моя, так хорошо? — Да, — тонко пищит Баладжи, драматично запрокидывая голову, закрывая глаза и сводя брови. Из-под его ресниц скатываются слезки. — Так почему же ты всё равно плачешь? — Натараджа сцеловывает солёную влагу со щек Баладжи. — Не знаю, оно само. Мне больно, не телу. Почему ты делаешь мне так больно, Натараджа, даже когда у нас всё хорошо? — Не знаю, Баладжи, не знаю! — восклицает Натараджа в отчаянии. — Может всё потому, что я Бог Драмы, я её создаю даже на пустом месте. — Ах, и правда, я совсем забыл. Ты же Бог Драмы. — простанывает Баладжи. — Но ты тоже хорош, ты меня провоцируешь постоянно! — негодует Натараджа. — Не перекладывай на меня вину, — возмущается Баладжи. — Я и не перекладываю. Это не вопрос вины, это вопрос ответственности, и она у нас общая. Мы оба отвечаем за наши отношения. — Да, ты прав, — говорит Баладжи, чуть успокаиваясь и глубоко дыша. Натараджа говорит ласково, поглаживая любимого по плечам: — Ну как ты, любовь моя? Я могу продолжить? — Да, — тихонько шепчет Баладжи. Натараджа плавно доводит своего партнёра до оргазма и доходит сам, даже не думая задерживать семя. Вместе с ним, он изливает в Баладжи все свои противоречивые чувства и наконец получает освобождение от них. Он повторяет свои действия до тех пор, пока у него внутри не остается ничего кроме любви. — Я люблю тебя, Лао Сяо. Я тебя люблю, Баладжи. Прости меня, пожалуйста, прости. — Хорошо, я прощаю тебя, Лао Ван. Я прощаю тебя, Натараджа, — чуть слышно шепчет Баладжи, доведенный до изнеможения. — Спасибо, любимый. Спасибо. — Натараджа не покидает тело Баладжи ещё столько, сколько это возможно. Потом перемещается и ложится сбоку, поглаживая грудь и нежно обнимая своего ненаглядного. — Чтоб ты знал, я за здоровое раскрытие твоей божественной силы. Хорошо, что тебе никто не даст выпить амриту раньше срока. Я хочу, чтоб ты вырос. Это естественный ход вещей. Юность проходит, это нормально. Она лишь становится более ценной от этого. Я не стану любить тебя меньше от того, что твоя талия станет на пару сантиметров больше или от того, что грудная клетка станет шире. Запомни это. Хорошо, что ты все это вслух озвучил. Ты не о том думаешь. Не знал, что у тебя такие мысли. Долго мучился и думал об этом? — Я всегда об этом думал. С детства, я не хотел взрослеть. Хотел остаться тонким и нежным. — Глупый, ребенок. Какой же ты ещё ребёнок. Слышишь, повзрослеть тебе не грозит, баловень Баладжи! — Натараджа набрасывается на него с поцелуями и щекочет ими чувствительные места Баладжи, шею, ушко. Тот жмется, пытаясь увернуться. — Ах-ах, перестань, — посмеивается Баладжи. — Баладжи, ты ребёнок. Я живу с ребёнком! Не знаю, как тебе со мной, но мне с тобой точно не скучно, с тобой не соскучишься. — Нет-нет, мне тоже не скучно с тобой, Натараджа. — Точно? — Точно-точно, я клянусь. — Тогда ладно, — Натараджа облегчённо выдыхает и расслабляется, всем телом наваливаясь на Баладжи. Баладжи обнимает его, укладывая головой себе на грудь. Натараджа слушает биение сердца любимого. Баладжи целует его в макушку и говорит серьёзно. — Ты тоже меня прости. Я сказал не подумав, что тебя это заденет. — Хорошо. Ты ещё ребёнок, Баладжи, я тебе всё прощаю. — А когда стану не ребенком, значит не будешь прощать? — Ой, вот только не начинай опять. —… — Баладжи прерывисто вздыхает. — Да буду-буду прощать, успокойся. И баловать буду всегда. Только никогда не покидай меня, ладно? — Ладно. *** На следующий день Баладжи всё ещё ходит с глазами на мокром месте. Когда они остаются одни, Натараджа спрашивает: — Всё гораздо серьёзней, да? Я обидел тебя, я глубоко задел, и простым «прости» я не отделаюсь, так? — Да.. — Что мне сделать? — Я не знаю. Но мне всё ещё больно. Обещай, что больше никогда не поступишь так со мной. — Конечно, я обещаю. — Я не видел раньше эту твою сторону, Натараджа. — На самом деле ты просто не замечал её. Она всегда была. Ты так действуешь на меня, Баладжи. Ты вызываешь слишком сильные чувства. Ты излучаешь особые флюиды, что действуют на меня слишком сильно. Мы уже вместе долго, но это не проходит. И я думаю, что не пройдёт. Я теряю контроль из-за тебя, не могу контролировать свой ум. — Значит во мне дело? Это всё я?.. — Я не это имел ввиду.. — Но я думаю об этом! Мне больно от того, что у меня такие свойства. Что со мной не так? Я ущербный, да? Ненормальный? — Нет, дорогой нет. Не говори так. Ты самый лучший, — Натараджа обнимает любимого. — Ты не виноват. Я боюсь потерять тебя. Ты сказал, что я скучный, я впал в гнев, но причина в том, что мне страшно, что тебе понравится кто-то другой, более интересный. И я сорвался... Прости, я не смог контролировать свои действия, я вел себя импульсивно. Мне нужно больше медитировать, чтобы научиться контролировать свои чувства. — Думаешь получится? Рядом с Богом Чувственности? Мне кажется что ты обречен, Натараджа. От меня теряют голову. То, что нравится одному, может понравиться и другому. Меня будут желать многие, хотеть обладать, как красивой вещью. Что говорить про других, мне страшно думать о том, как я могу повлиять на их ум, если даже ты, мой любимый муж, набросился на меня, не учитывая мои желания. — Я тебя никому не отдам! Я ничего не знаю. Не знаю, как я справлюсь. Знаю только, что мы оба обречены вечно любить друг друга. Ну, по крайней мере, я на это надеюсь. Меня интересует вечность с тобой. Отношения это не просто, нужно постоянно работать над собой. Я просто обязан теперь. Я не хочу причинять тебе боль, но почему у меня это не выходит?! — Это невозможно, разве ты не помнишь? Где есть любовь, там есть такая же по силе боль. — Это понять можно по разному. Я точно не хочу больше обижать тебя, чем бы то ни было, во время секса. Есть грань, которую нельзя переходить. Мы должны быть на равных в отношениях. Ты не должен чувствовать, что я тебя подавляю. Я не хочу тебя обижать. И никому не позволю. Я всегда буду тебя защищать. И буду работать над своим вспыльчивым и властным характером, чтобы становиться мягче. — Хорошо. Спасибо. — Теперь ты простишь меня? — Натараджа нежно поглаживает Баладжи по щеке. — Да. Ты самый лучший, Натараджа, — улыбается Баладжи. — Правда? — Да. Другой бы не стал, а ты так стараешься работать над собой. И если ты сделаешь что-то неправильно, ты всегда извиняешься и исправляешься. И больше так не делаешь. Ты же не будешь? — Не буду. Никогда. Обещаю. Я никогда не буду использовать секс с тобой для воспитания, наказания, подавления или выражения своего гнева и агрессии. Никогда не сделаю ничего против твоей воли, я клянусь. — Хорошо. Меня радует, что мы можем всё это обсудить и вместе найти решение. И ты всегда на моей стороне. — Такими и должны быть здоровые отношения, верно? — Да, — улыбается Баладжи. — Иди сюда, — Натараджа проводит рукой по подбородку Баладжи, нежно целует, обнимает, а потом подхватывает Баладжи на себя, тот слегка подпрыгивает. Они делают это не сговариваясь, чувствуя друг друга. Баладжи счастливо улыбается, обхватывая Натараджу за шею. Натараджа смотрит снизу вверх с восхищением на Баладжи и кружится с ним на руках.