Вилирис

      Первая неделя в доме Шэней напоминает ад — где-то между восьмым и девятым кругами, Хао точно не знает. Весь мир сужается до одной единственной комнаты, из которой он не выходит сутками напролет. Его постоянной спутницей в этом заточении становится Сяотин.       Впрочем, мало что отличается от их детства. Разве что дороговизна интерьера.       Других людей он почти не видит, круглосуточно уткнувшись лицом в подушку: после полученных ран на спине лежать невыносимо больно, а ходить дальше уборной не позволяет поврежденная лодыжка. Конечно, он мог бы попросить о помощи сестру, Гювина или даже самого Шэнь Рики, если бы не…       Если бы не съедающее изнутри чувство вины.       Было странно из всего месива произошедших событий вычленить только это, однако и состояние сестры, и взгляды окружающих, и собственное самочувствие не оставляли иного выбора. Пролежать семь дней на кровати, подпуская к себе только Сяотин — это не вынужденная мера, а самое настоящее наказание после приговора, который Хао вынес сам себе. Ни Ханбин, ни Господин Шэнь — никто и слова не сказал о необдуманности и безрассудстве. Именно это и стало финальным свидетельством. Их молчание было важнее громких слов. Оно не игнорировало глупость, совсем наоборот — подчеркивало его.       — Что хочешь почитать сегодня? — каждый день спрашивает Сяотин, усаживаясь на кровати рядом, скрестив ноги. Она не любит книги и, если быть честным, читает вслух не слишком хорошо, ведь это далеко не самый главный навык, необходимый выходцу трущоб, но она прекрасно знает о любви своего брата к выдуманным историям, потому раз за разом берет в руки книгу и убаюкивает одним своим присутствием.       Хао каждый раз тихо отвечает: «На твой выбор». Сюжет проходит мимо его мыслей, в голове зажеванной пластинкой заедает только спокойный голос сестры.       Цепляться выходит только за ее оживленность. Несмотря на болезнь, Сяотин выглядит здоровой впервые с момента постановки диагноза. Она, кажется, комфортно чувствует себя в доме Шэней, периодически общается с Рики и его отцом и, конечно же, немало времени проводит с Гювином, который до этого не раз навещал ее в больнице от лица Хао. Все это не сравнится с тем, сколько времени она проводит в комнате, где почти мертвым грузом лежит ее брат; сколько времени она разговаривает с ним; сколько времени она тратит на то, чтобы поставить его на ноги.       Иногда Хао слышит разговоры за дверью комнаты: там Рики убеждает Гювина, господина Шэнь или Ханбина в том, что им не стоит тревожить покой несчастного больного и что Хао поговорит с ними сам, когда восстановит силы, а пока единственный, кто ему нужен — это Сяотин. Рики собственный совет не игнорирует и в комнату не заходит, что могло бы удивить, если бы у Хао на то были силы. Последний раз они говорили с глазу на глаз в первый день его пребывания в этом доме: тогда Сяотин вместе с Рики обрабатывали раны Хао (хоть второму не приходилось раньше иметь дело с подобным, он зачем-то вызвался помочь и всё брови хмурил от усердия). Тогда, показав сиблингам их комнату на ближайшее время, Рики взглянул на Хао со смесью раздражения и строгости и сказал:       — Если бы я тогда был рядом, привязал бы тебя к стулу и глаз не спускал.       Фраза повисла в воздухе, и с первого взгляда, казалось, была полностью проигнорирована. Однако что-то в ней все не давало покоя Хао, перекручивая мысли через мясорубку в сотый раз.       Ему претило чувство беспомощности. Подпитываемый им, единственное, что мог Хао — это думать. И лучше бы он просто перестал дышать навсегда, чем предпринимал тщетные попытки сделать какие-то выводы в одиночку. Он не хотел пытать этим Сяотин, а видеть кого-то хотелось еще меньше.       Так и проходил день за днем. От рассвета до заката Хао мыслями был устремлен в собственные ошибки.

***

      Кажется, на восьмой день существования в комнате дома Шэней Сяотин осознала свою беспомощность. Это отразилось в ее взгляде, когда тонкие женские пальцы меняли эластичный бинт на чужой лодыжке.       — Хао, давай выйдем отсюда?       — На улицу?       Сестра красноречиво поджала губы. И без подтверждения словами было ясно, что за пределами дома Хао показываться пока нельзя (и неясно, когда можно будет в принципе). Он слишком хорошо знал Тэрэ, так что прекрасно понимал: от деятельности Вилириса он отстранен на неопределенный срок. Последствия убийства сиблингов Хюнин так и не были ясны. Сам Господин Хюнин не действовал — об ином Хао узнал бы, даже будучи овощем в закрытой комнате. Глупо думать, что им «сошло все с рук». Богатые и влиятельные знают, как правильно готовить месть, а значит милосердия ждать не стоит.       Наверное, Хао соврет, если скажет, что не соскучился по солнечному свету или вечернему ветерку.       — Господин Шэнь в городе по работе, а Рики заперся в библиотеке, — продолжала Сяотин, как бы уговаривая. — На первом этаже только Гювин.       Ее глазам Хао отказать не мог. Пришлось принять помощь и опереться на плечо сестры, чтобы выйти из комнаты и после спуститься вниз. Потребовалось некоторое время, прежде чем они дошли до кухни, где за плитой стоял Гювин, готовящий кофе. Увидев их, он сразу оказался рядом, помогая Сяотин довести Хао до стула.       — Перестаньте, — буркнул тот, мягко убирая руки со своих плеч. — Я же не кровью истекаю.       — С этим можно поспорить, — красноречиво повел бровью Гювин и обратился к девушке: — Как его спина?       — Лучше. Еще пара дней и… останутся только шрамы.       Две кружки со свежезаваренным кофе оказались на столе перед братом и сестрой, но Гювин приготовил еще две. Одну отставил в сторону, а с другой направился по лестнице наверх. Вернувшись через пару минут, он также уселся за стол, сделав глоток горячего напитка.       — Ты как, Хао?       — Жить буду, — в присутствии сестры он не осмелился добавить очевидные слова. — Спасибо за кофе.       — Оставь светские беседы для кого-то другого, — Гювин хмыкнул. — Не за что. Главное, чтоб ты на ноги встал побыстрее.       — Ну, на одной я стою вполне уверенно.       Сяотин закатила глаза, но смешок с ее губ сорвался.       — Шутит, значит не все потеряно, — удовлетворенно кивнул Гювин. Похоже, он прекрасно понимал, что кроме него никто диалог поддержать не сможет, так что принялся рассказывать то, о чем Хао и так догадывался. Весь Вилирис пристально следит за следующим шагом Господина Хюнин и не предпринимает новых действий. — Ри… младший Господин Шэнь проводит все время в библиотеке. Он был бы рад, узнав, что ты вышел из комнаты.       — Я поговорю с ним позже, — гипнотизируя кофе в своей кружке, сказал Хао. — Как остальные?       Гювин отвел взгляд в сторону, отвечая молчанием.       — Ты не знаешь, где мой телефон? Мне нужно… извиниться.       — Скорее всего, он у младшего Господина. Но… — Гювин выудил из кармана джинс свой. Кнопочный и маленький. — Можешь воспользоваться моим.       Вместо благодарности Хао лишь долго посмотрел ему в глаза. Уже через пару мгновений он остался на кухне один, а Гювин и Сяотин переместились в гостиную. Номеров в телефоне телохранителя было немного, и все из них были знакомы Хао. Он долго метался между двумя контактами, решив в итоге идти в хронологическом порядке своего обмана.       — Гювин? — послышался удивленный голос Джиуна. — Что-то случилось?       — Это я… Хао.       Судя по звукам, Джиун поставил на стол стаканы.       — Неужели ты еще что-то натворил?       — Я хотел извиниться перед тобой. И перед Даен, если можно.       Молчание еще никогда не было настолько осязаемым, если вспоминать все немногие разговоры между ними.       — Я не собираюсь это выслушивать, пойми меня правильно. Даен сейчас не дома, но, если для тебя это важно, я передам, что ты звонил. И да, Хао, — послышался тяжелый вздох. Кажется, ему нелегко дались следующие слова: — Ты не должен извиняться. Просто думай в следующий раз, прежде чем делать, ладно?       Ответить Джиун не дал, сразу же сбросив вызов. Тем не менее, Хао кисло улыбнулся одним уголком губ и тут же набрал другой номер.       — На проводе, — дежурный голос Гонука заставил едва слышно усмехнуться.       — Это я, Хао.       — Малой? Оклемался? — со странным воодушевлением спросил он. — Хотел заехать к вам, но сам понимаешь.       — Ага… Гонук, я хотел извиниться. Я обманул тебя. И Джей… он же в порядке?       — Обижаешь, — фыркнул. — Еще бы мои ребята не справились бы с твоим ударом. Он очухался почти сразу же и мигом ко мне — доложить. Там дальше одно на другое, и вот уже… ну ты знаешь. Короче, забудь, я понимаю. Это мне надо было держать тебя под присмотром и ни на секунду не отпускать. Да и… все испытания, которые нам подкидывает Бог, должны быть пройдены нами. Тем более, я слышу: ты искренен. Забудем?       — Спасибо, — Хао улыбнулся, поджав губы. — Я больше не подведу твое доверие.       — Не зарекайся, на всякий случай, — усмехнулся Гонук. — Бывай. Мне работать надо.       Отложив телефон в сторону, Хао вернулся к остаткам остывшего кофе. Вкус будто стал более горьким. Плеч коснулись нежные руки, и Хао запрокинул голову, чтобы посмотреть на сестру.       — Никому не нужны мои извинения, — он фыркнул, стараясь натянуть маску беззаботности. Но на лице Сяотин все равно была странная серьезность.       — Хао, нам нужно поговорить.       — О чем? — спросил, хмурясь. Ответом послужили два человека, вошедшие на кухню. На лице Гювина была та же серьезность, а вторым гостем был…       Сон Ханбин.       К этой встрече Хао не был готов: что уж говорить, если он даже с Рики поговорить пока не мог. Замерев с кружкой, в которой осталась лишь кофейная гуща на дне, он встретился взглядом с оружейником — таким спокойным и… нормальным. Казалось, на нем произошедшие события не сказались никак: все тот же расслабленный взгляд, все та же уверенная походка, все те же легкие движения. Наверное, Хао стоило извиниться и перед ним, по крайней мере чувство вины не покидало, но весомых причин он найти не смог. Они друг другу ничем не обязаны, ведь так?       Однако Ханбин был тем, кто спас Сяотин и самого Хао. Как минимум за это стоило сказать «спасибо»?       Нет. Точно не сейчас и не здесь.       — Здравствуй, — первым нарушил тишину оружейник. Когда все сели за стол, Хао нахмурился и взглянул на сестру.       — Что все это значит?       — Сяотин нужно продолжить лечение, — ответил Ханбин за девушку, вновь привлекая к себе внимание. — В Вэквоне ей оставаться небезопасно. Я увезу ее и обеспечу место в хорошей клинике, где ее никто не достанет. Там ей помогут.       Слова повисли в воздухе, которого Хао стало не хватать. Он метался взглядом с оружейника на сестру, прежде чем шумно вздохнуть и прикрыть глаза.       — Вы все… блять.       — Хао, послушай, — Сяотин взяла его руку в свою, вынуждая посмотреть на нее. — Мы долго обсуждали это с Ханбином. Поверь мне, все будет хорошо. Меня никто не заставляет уезжать, я сама понимаю, что не должна оставаться в Вэквоне, иначе…       — Иначе тебе снова могут навредить, а я снова поступлю как идиот, — невесело усмехнулся Хао, заглядывая на дно кружки. Кофейная гуща сложилась во что-то, отдаленно напоминающее человеческое лицо. — Но это не выход.       — Я понимаю, что ты переживаешь, — вклинился Гювин, очевидно чувствуя себя лишним. — Но… Господин Сон помог нам. Ты можешь доверять ему.       Его слова — пуля в голову.       — «Помог нам»? — хмыкнул Хао, вскинув брови и просверливая дыру в Гювине. — Расскажешь, когда это Вилирис успел спеться с сыном Сон Муна? Меня не было всего неделю, а до этого, насколько я помню, богачи не были нашими соратниками, за исключением Шэней. Я не прав? — своим напором он заставил Гювина стушеваться и отвести взгляд. — И я не собираюсь продавать свое доверие, как дешевая шлюха, за одни только красивые глаза. Спасибо за спасение, конечно, но это не значит, что в следующий раз он будет на нашей стороне.       Друг или враг — неважно. Точно не тот, кому стоит доверять.       Ханбин кашлянул, прерывая поток недовольства. Его взгляд из-под полуопущенных век не покидал Хао, а легкая улыбка на губах была слишком красноречивой.       — Можем поговорить наедине?       — Нет, — быстро и без раздумий.       — Хорошо, — кивнул Ханбин, поставив локти на стол и подперев ладонями подбородок. — Даже лучше будет сказать это при свидетелях. Хао, посмотри на меня, — пара секунд понадобилась, чтобы их взгляды встретились. — Если с головы Сяотин упадет хоть один волосок, я лично вложу пистолет в твои руки, чтобы ты пустил пулю мне в висок. Или в сердце — на твое усмотрение.       — Очень смешно. В твоем стиле, — прищурившись, ответил Хао.       — Я не шучу. Тебе ничего не будет за мою смерть. Это вопрос чести — не только моей, но всей моей семьи. К тому же, — продолжил он, лишь на миг взглянув чуть ниже чужих глаз. — Я клянусь защищать не только Сяотин, но и тебя. В первую очередь от тебя же.       Весь разговор напоминал театральную сценку или недописанную шутку. Хао искренне тошнило, когда Ханбин становился таким серьезным — не из-за отвращения, скорее от холода его слов. Хотелось злобно поинтересоваться, зачем оружейнику это нужно, но больше, чем это, хотелось сбежать от пристального взгляда.       Он резко поднялся, держась за стол, чтобы не упасть.       — Когда вы собираетесь уехать? — обратился он к сестре.       — Завтра утром.       — И вы только сейчас говорите мне об этом… — на лице дрогнул мускул. — Сон Ханбин, я принимаю твою клятву. Не смей забывать ее, — бросил Хао, не отводя глаз от сестры. Не дав ответить, он продолжил: — Оставьте нас.       До самого рассвета он не сомкнул глаз. Они снова вернулись в комнату и не покидали ее, пока около семи утра в дверь не постучал Гювин: пора. Хао не осмелился спуститься на первый этаж и проводить сестру до дверей, но на выходе из комнаты прижал ее к себе, запоминая запах ее волос. Сердце бешено билось, пока ее нежные руки осторожно касались его спины и не до конца заживших ран на ней. Из окна комнаты Хао видел, как Мэттью помог Сяотин уложить одну-единственную сумку в багаж, а Ханбин открыл перед ней заднюю дверь. Сверля взглядом спину оружейника, Хао не заметил, в какой момент тот посмотрел наверх, встретившись глаза в глаза.       Сяотин звонила каждый час с телефона оружейника. Она уверяла: все в порядке, но в перерывах между звонками Хао успевал надумывать столько всего, что готов был срываться следом за машиной, увезшей его сестру.       Так прошел день прощания. Уже под ночь Сяотин позвонила и в красках рассказала, как ей нравится новая больница в другом городе; что за ней ухаживает милая медсестра по имени Юрина, у которой очень красивая улыбка; что Мэттью обещал зайти утром и проверить, как она; что он и Ханбин останутся неподалеку на пару дней, а потом вернутся в Вэквон, но будут на связи; что оружейник подарил ей телефон, с которого она сможет звонить брату, когда будет возможность.       Хао знал: Сяотин скажет многое, лишь бы он не переживал. Однако искать ложь в ее словах не хотелось, и вместо этого он решил поверить. Хотя бы ей.       Стоило звонку закончиться, он провалился в крепкий сон.

***

      На следующий день Хао стоял перед входом в библиотеку, набираясь смелости. Утром Гювин принес ему костыль: даже с ним ходить было проблематично, но природное упрямство не позволяло более оставаться в постели. Теперь, когда Сяотин нет рядом, ему необходимо вернуться к жизни. Даже если не слишком хотелось.       Он отпер дверь, и размеренный стук костыля о пол разрушил тишину. Библиотека представляла собой небольшую комнату на втором этаже. Сама она тоже была почти что двухэтажной, укрытая скатной крышей. Вдоль стен стояли полки с книгами, книги же стояли стопками на полу, по одной валялись на подоконнике, лестнице и столе. Узкая деревянная лестница вела к верхним полкам, где, наверное, были спрятаны не самые интересные книги или же напротив — то, что представляет наибольший интерес, но по какой-то причине должно быть скрыто с чужих глаз.       Рики лежал на широком угловом диване, подложив одну руку под голову, держа книгу в другой. Его сосредоточенность не была потревожена размеренным стуком и присутствием другого человек. Или так казалось.       — Привет, — подал голос Хао, глядя на него сверху-вниз. Рики оторвал глаза от книги и слегка кивнул головой, приглашая присесть на диван рядом и пристально следя за поврежденной лодыжкой, которая не касалась пола. — Что читаешь?       Вместо ответа ему протянули книгу. На обложке была изображена мрачная картинка: пожилая женщина что-то крутит в руках, а позади нее угрожающе стоит мужчина с топором.       — Нравится? — спросил Хао, возвращая книгу с закладкой где-то посередине.       — Моя любимая, — ответил Рики, отложив ее на столик. — В шестой раз перечитываю.       — Я думал, тебе нравится что-то… не знаю, философское и научное.       Рики медленно сел на диване, подтянув колени к груди. Сейчас он выглядел так по-домашнему в зеленом вязаном свитере и джинсах. Совсем не такой, как на светских мероприятиях: даже волосы без геля взъерошились.       — Там философии предостаточно, — ответил он, кивнув на книгу с жуткой обложкой. — Почитай, если будет желание.       Только тогда Хао обратил внимание на потрепанность корешка книги. Почему-то ему подумалось, что на ее страницах должно быть много карандашных заметок от владельца.       — Я такое не люблю. Слишком тяжело.       — Знаю, — Рики медленно кивнул, глядя на собственные руки.       Непривычно было общаться с ним так, но едкие подколки не ложились на язык. Хао нравилось, что «белобрысый белоручка» мог быть таким: спокойным и вдумчивым. И, конечно, Хао уважал его за стремление к получению новых знаний. Среди богачей слишком много тех, кто пренебрегает образованием и развитием, имея для этого все возможности и средства. Таких людей Хао ненавидел.       Но Шэнь Рики он никогда не ненавидел. Просто не знал, что нужно сказать. В доме его отца Хао провел много времени — достаточно, чтобы знать повадки Рики. По утрам он предпочитает не завтракать, но за пару часов до обеда обязательно съедает клубничное желе. Примерно раз в неделю он спускается в подвал, где стоит рояль, и играет на нем не менее часа. Гювин когда-то рассказывал, что музыкальные инструменты в доме Шэней раньше принадлежали маме Рики, а после ее смерти отец убрал все в подвал. Однажды даже Хао пробовал играть на скрипке — естественно, вышло скверно.       Игру Рики же было приятно слушать, чем Хао и занимался, сидя на лестнице, ведущей в подвал, раз в неделю.       — Почему мы раньше так не разговаривали… — слетело с губ неосознанно. Вопрос так и остался повисшим в воздухе. Ответ не требовался — все слишком очевидно.       — Помнишь, ты как-то спрашивал у меня про скрытую деятельность Вилириса? — внезапно спросил Рики. Понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, но в конце концов Хао заинтересованно склонил голову. — Я ничего не знаю, как и ты. После твоего вопроса я пытался выяснить подробности у отца, но не получил ответов. Может, нам и правда не стоит туда лезть?       Хао откинулся на спинку дивана, стараясь не слишком потревожить заживающие раны на спине, но, упершись обеими ногами в пол, тут же зашипел от боли. Без лишних комментариев Рики подхватил его травмированную ногу под колено и положил ее на стол, лишь единожды назвав дураком.       — Думаешь? — спросил Хао, глядя в высокий потолок.       — Иногда, — хмыкнул Рики, повторяя его позу. — Я все ломал голову, пытаясь понять, чего добиваются Тэрэ и Джиун, пока не понял, что мне эта информация ничего не даст. Если мой отец следует за ними, я следую тоже. У меня нет выбора, да я и не хотел бы иного.       — За Сон Ханбином твой отец тоже следует?       Боковым зрением Хао видел, как Рики красноречиво скривил губы.       — Не тебе об этом говорить, знаешь ли. Но не это важно. За ним последовала твоя сестра. Она увидела в нем человека, на которого можно положиться. Разве это не весомо для тебя?       — Заткнись, пожалуйста, — беззлобно вздохнул Хао, проведя рукой по лицу. — Не хватало еще чтобы ты начал просить меня доверять сыну оружейника.       — Мне-то это зачем? — фыркнул Рики. — Тем более, в Вэквоне нет времени учиться доверять. Ты либо умеешь делать это от природы, либо доверяешь беспричинно, либо не доверяешь вовсе. Первые долго не живут, вторые слишком рискуют. И только третьим хорошо живется, — он повернул голову, поймав взгляд Хао. — Но ты чересчур человечный для третьего варианта. И пытаешься найти человечность в других, из-за чего мечешься между желанием довериться и закрыться.       — Зачем я вообще решил поговорить с тобой? — Хао цокнул языком, вновь возведя взгляд к потолку. — Знаешь, я недавно понял кое-что. Даже если Тэрэ и Джиун водят меня за нос, без Вилириса я никто. Я был никем до, а сейчас просто вспомнил об этом. Я последую за Вилирисом в любом случае.       — Интересно, — Рики поднялся, потягиваясь. — А мне казалось наоборот. Ты единственный из нас всех, кто сможет жить без Вилириса, — поймав удивленный взгляд Хао, он хмыкнул. — Подумай сам. Сколько всего ты пережил? Думаешь, если Тэрэ решит выкинуть тебя из Вилириса с концами, ты не протянешь? Извини, я не собираюсь подтирать тебе сопли. Я помню, как говорил, что меня ничего не волнует, ведь я в безопасности. Ты мне поверил? У кого больше шансов выжить и начать все с чистого листа: у выходца из трущоб, пережившего бог знает что, или у, как ты говоришь, «белоручки» с богатым папочкой?       Хао смотрел на него с прищуром, не узнавая. Всегда ли Рики был таким или недавние события повлияли на него?       Или же Хао был тем, кто поменялся настолько, что стал относиться к Шэню иначе?       — А по поводу Сон Ханбина… — Рики протянул ему костыль и помог подняться с дивана. — Он дал тебе ту сумасшедшую клятву, так что попробуй поверить в нее. Ты как никто другой должен понимать, когда он честен в этой игре в правду жителей лживого города. По крайней мере, должен был научиться понимать это, если не был все время занят изучением камасутры.       — Знаешь, куда я тебе сейчас этот костыль засуну? — хмурясь, спросил Хао, «стуча» следом за Рики к выходу из библиотеки.       — Сначала догнать попробуй, — усмехнулся тот, ускоряясь.       Через несколько секунд послышался топот, уходящий вниз, на первый этаж.

***

      Проходит чуть больше недели, прежде чем Ханбин возвращается в Вэквон. Об этом Хао узнал от Сяотин по телефону и позже вечером убедился сам, когда сидел в библиотеке с Рики и услышал его голос по ту сторону двери. Ему так никто и не объяснил, почему Ханбин стал вхож в дом Господина Шэнь: просто потому, что Рики и Гювин не знали ответа, а спрашивать самого прокурора язык не поворачивался. Был конечно вариант спросить у Ханбина, но для этого пришлось бы с ним разговаривать, к чему Хао был не готов.       Они с Рики переглянулись, держа по книге в руках, когда из коридора, совсем рядом с библиотечной дверью, раздались голоса:       — Господин Сон, могу я вам чем-то помочь?       — Ты знаешь, кого я ищу. И брось называть меня Господином, Гювин.       — Разница в статусах обязывает. В любом случае, никто не может войти в библиотеку Господина Шэнь.       — Вот как. Из твоих слов следует, что сейчас внутри только твой Господин, так что я могу без стеснения сказать, что ищу встречи с Хао. Или вам привычнее другое его имя?       — Пройдемте в кабинет, Господин Сон. Вас там ждут.       Когда шаги затихли, Хао вздохнул, закатив глаза.       — Сколько тебе лет, напомни? — хмыкнул Рики, перелистывая страницу.       — Ты слишком смелый для человека, который рискует уехать в травмпункт с костылем в заднице, — огрызнулся Хао и вернулся к чтению.       Ханбин «искал с ним встречи» еще несколько дней, над чем Рики не переставал смеяться, но все также просил Гювина прикрывать их. В младшем Шэне и его телохранителе Хао сумел найти соратников по мнению: все трое относились к оружейнику с подозрением. Это чувство объединяло их, но, конечно, не только оно, если быть откровенным.       Иначе Хао не пришел бы к Гювину в одну дождливую ночь. В небольшой комнате, похожей на ту, в которой жил сам Хао, горел ночник, пока телохранитель натягивал футболку. Похоже, только вышел из душа.       — А я думаю, кто это стучит ко мне, — пошутил Гювин, намекая на костыль под плечом. За последние дни он и его Господин настолько раскрыли свой юморной потенциал в контексте травмированной лодыжки, что у Хао глаза устали закатываться. — Не спится?       — Вроде того, — кивнул он. — Можно?       — Конечно, — Гювин лег под одеяло и приглашающе похлопал по пустому месту рядом с собой. — Присоединяйся.       Когда ночник был выключен, комната полностью погрузилась в мрак. Под толстым пуховым одеялом Хао чувствовал себя защищенным, хотя не до конца понимал, от чего именно. Вряд ли оно защитит от мести отца убитых Хюнинов или от возможной подставы со стороны Ханбина.       — Переживаешь? — проницательно спросил Гювин. Его голос в темноте показался чем-то почти потусторонним. — Хочешь пообниматься? В сиротской общине говорили, что у меня успокаивающие руки.       — И сомнительные подкаты? — усмехнулся Хао. Гювин поддержал его смешок и настаивать не стал. — Ты никогда не рассказывал про свою жизнь в сиротской общине.       — Ты не спрашивал. Согласись, было бы странно, если бы я начал говорить об этом просто так, — судя по звукам, Гювин почесал затылок. Хао вспомнилось, как и Ханбин, и Джиун рассказывали странные истории из своего прошлого, хотя он не спрашивал, и он хотел было сказать, что в этом нет ничего странного, но Гювин сам продолжил: — Я плохо помню то время. Моя жизнь началась, когда Господин Шэнь купил меня на аукционе.       — Как ты попал туда?       — Как и большинство — меня отдал главный благодетель общины. Прокормить всех детей тяжело, особенно в холод. Мне повезло, что Господин Шэнь подыскивал товар для своего сына.       — Почему он выбрал именно тебя? — нахмурился Хао. — Если прокурору нужен был телохранитель его сына, не логичнее ли было взять кого-то постарше? Тебе же тогда было… девять?       — Десять, — его голос был абсолютно ровным, будто он и не про себя рассказывал. — Я никогда не спрашивал, но, думаю, Господин Шэнь искал друга для своего сына. Незадолго до этого покойная Госпожа Шэнь отошла в мир иной, и юному Господину Шэнь было тяжело.       — Но и тебе было нелегко, — слабо протестовал Хао. — Ты же тоже был ребенком.       Повисло недолгое молчание, прерванное громом. Комнату на миг осветила вспышка молнии, благодаря которой удалось увидеть задумчивость на лице Гювина.       — Я по статусу не подхожу для грусти. Моей обязанностью всегда было и будет поддержка юного Господина Шэнь. Это не пустые слова, ты должен понимать. Я предан ему, как ты предан своей сестре. Если однажды понадобится умереть за него или по его приказу — я сделаю это без раздумий.       — Всем вам лишь бы умереть, — фыркнул Хао, стараясь перевести разговор в менее мрачное русло.       — А сам-то, — хмыкнул Гювин, ущипнув его за плечо. — Хотя, в последнее время в тебе жажды жить больше. Как спина?       — Заживает. Уже могу лежать на ней, но без резких движений. С лодыжкой все еще плохо.       — Пройдет, — уверенно заявил Гювин. — Ты живучий, такое тебя не свалит. Еще всех нас переживешь, — он громко зевнул, но был заглушен новым раскатом грома. — Поговори уже с сыном Сон Муна. У меня понемногу начинает дергаться глаз, когда я его вижу.       — Прости, — вздохнул Хао. — И спасибо.       — Принимается. А то он с каждым разом все настойчивее становится. Драться с ним — это за рамками моих обязанностей и прав.       Последнее слово было перебито скрипом открывшейся двери.       — Гювин?.. Ты спишь? — раздался тихий, неуверенный голос Рики.       Буквально секунда ушла на то, чтобы Хао понял, как выглядит ситуация в целом, и не удержался от смешка.       — Господин Шэнь, вы проснулись от грома? — серьезно спросил Гювин, включая ночник. Беспокойство на лице Рики быстро сменилось недоумением, когда он заметил лежащего под одеялом Хао.       — Привет, я тоже тут, — он помахал рукой. — Присоединяйся.       С взъерошенными волосами, заспанными глазами и небольшой декоративной подушкой в руках Рики выглядел до безумия комично, когда фыркнул и, бросив что-то вроде «не буду мешать», закрыл дверь. Гром вновь зарычал, смешавшись с испуганным вскриком из коридора. Рики возник на пороге вновь.       — Двигайтесь, — буркнул он недовольно, выключив ночник.       Изначально Хао не планировал оставаться надолго, но ситуация, в которой он, Шэнь Рики и его телохранитель кое-как умещаются на одной кровати в полной темноте, пока за окном идет дождь, показалась настолько любопытной, что интерес не позволял встать и уйти.       — Ты боишься грома? — спросил он.       — Заткнись, — огрызнулся Рики. Хао всем телом ощущал, как некомфортно Гювину находится между ними.       — Я серьезно, вообще-то. Мне вот молния не нравится. Когда мне было… семь, наверное, она ударила совсем рядом с моим окном. Там даже трещины остались.       На какое-то время показалось, что история из детства не впечатлила ни Рики, ни Гювина. Хао уж было думал действительно уйти, когда ему наконец ответили:       — В ночь, когда умерла мама, гремел гром.       Все трое так и не смогли заснуть до утра, пока дождь не прекратился, а за окном не забрезжил рассвет. От каждого раската грома Рики вздрагивал и прерывисто вздыхал.

***

      Костыль перестает быть необходимостью на начало пятой недели пребывания в доме Шэней — по крайней мере на ровной поверхности Хао уже чувствовал себя достаточно уверенно, хотя все еще цеплялся за перила, поднимаясь или спускаясь по лестнице. Однако сбежать в случае чего не выйдет, оттого расслабиться полностью не получалось. Впрочем, не только из-за этого.       — …и она мне говорит: «Я до семнадцати лет думала, что Зевс — это бог вина, представляешь?» А я не представляю, потому что понятия не имею, кто такой Зевс, — раздосадовано делилась Сяотин, на что Хао позволил себе усмехнуться. Он тоже не был бы знаком с пантеоном греческих богов, если бы не та база знаний, которую вложили в него участники Вилириса.       Перебирая собственные пряди волос пальцами, он думал, что никогда бы не увидел себя блондином, если бы не Вилирис. Теперь же его волосы (совместными стараниями Гювина и Рики) приобрели красновато-коричневый оттенок, близкий к природному, но все же не такой — этого без Вилириса тоже не случилось бы. В его жизни в принципе бы не случились Гювин, Рики, Господин Шэнь и их богатый дом; не случились бы многочисленные походы к семейному стоматологу, вылечившему Хао чуть ли не все зубы и даже исправившему прикус; не случились бы длинные ночи, проведенные за прослушиванием старых пластинок и попытками прочитать серьезные книжки.       И, конечно же, не случился бы Сон Ханбин, а значит не случилось бы качественное и комфортное лечение для Сяотин.       С другой стороны, попросту нечестно сводить все заслуги сына оружейника только к этому.       — Вы с Юриной хорошо сдружились, — отметил Хао, сидя за кухонным столом и прокручивая в руках пустую кружку из-под кофе. Господин Шэнь с сыном и его телохранителем уехали с утра по работе и до сих пор не вернулись, хоть и смеркалось. Впервые за долгие недели Хао задумался о том, как будет выглядеть его дальнейшая жизнь в Вэквоне. Гуанруй, наверное, должен «умереть», по крайней мере история шла к такому исходу. Семья Шэней на вопросы представителей высшего общества о своем близком друге рассказывала с притворной грустью: Гуанруй уехал из города, чтобы навестить мать, у которой случилось обострение генетической болезни, а значит ее сын вполне может подвергнуться той же участи.       Однако «смерть» Гуанруя не означала тихую и беззаботную жизнь для Хао. Если Тэрэ и позволит ему работать на Вилирис за кулисами, под ударом будут все. Для лидера самым разумным решением проблемы будет выкинуть ослушавшегося и непокорного участника, чтобы обезопасить остальных. Тогда единственным вариантом Хао будет обратиться к…       — Она чудесная, — поделилась Сяотин, и голос ее полнился нежностью. — Я так рада, что у меня появилась… подруга. Не подумай только, что я про тебя забываю, совсем нет!       — Я так не думаю, Тин, — легкая улыбка тронула губы. — Я счастлив, что ты сблизилась с кем-то там, ведь…       Продолжить воли не хватило.       — Хао, — обратилась сестра, изменившись в настроении. — Ты не думал о том, чтобы уехать из Вэквона?       Каждый день и каждую ночь — мысль всегда маячила на периферии сознания, не давая покоя, пусть Хао никогда и не позволял ей выйти на первый план. Никогда раньше, если быть точнее. Как только Сяотин увезли, он только и думал, что о побеге из родного города. Без оглядки и прощаний с товарищами, без раздумий и без путей к отходу. Ему нужно быть рядом с сестрой, иметь возможность увидеть ее в любой момент и следить за ходом лечения самостоятельно.       Интересно, Сон Ханбин помог бы уехать, если бы Хао попросил о том?       Жаль, что он не попросит.       — Я не могу. Мне жаль, Сяотин.       — Все в порядке. Я знала, что ты так ответишь. Ведь если бы мог, ты бы давно сбежал, да? — она слабо усмехнулась, вздохнув. — Не будем об этом больше, ладно? Главное, чтобы ты дожил до нашей следующей встречи. Слышишь?       — Да. Конечно, мы скоро встретимся вновь.       — Ты не понимаешь, о чем я, да?       Он свел брови к переносице, замерев.       — В тот день, когда меня похитили и мальчишка Хюнин рассказал о… — Сяотин так и не осмелилась закончить предложение. — Это правда? — и к сожалению, даже без этого Хао прекрасно понимал, о чем говорит сестра, потому и молчал долгую минуту терпеливого ожидания.       — Да.       На том конце раздался прерывистый вздох. Похоже, Сяотин до последнего хотела верить в лучшее, хоть и осознавала худшее.       — Тогда я подумала, — продолжила она, — о тех вещах, которые ты можешь скрывать. Ты всегда хранил кучу секретов, и я прекрасно понимаю, почему: не хотел, чтобы я беспокоилась. Но, Хао, это только сильнее заставляет переживать за тебя. Каждую ночь я засыпаю с мыслью о том, что утром могу проснуться в мире, где уже не будет тебя. А ведь я могу и не узнать о твоей смерти совсем: кто же мне расскажет? И знаешь, что самое страшное, Хао? Что ты можешь умереть не только от рук мразей из высшего общества, но и от собственных. Знаешь, что заставляет меня бороться с болезнью и каждое утро пить чертовы таблетки, проходить десятки процедур за неделю?       — Скажи мне, — сдавленно, игнорируя ком в горле.       — Мечта о встрече с тобой. О том, что когда-то мы сможем жить обычной, счастливой жизнью далеко от игрищ вэквонских ублюдков, — ее голос был строг и ровен, точно она не старалась подбирать слова, а говорила от сердца. — И я буду бороться до последнего. А если однажды у меня не получится…       — Не надо, Тин…       — Нет, дослушай. Если однажды у меня не получится, я хочу, чтобы ты исполнил мою мечту за нас двоих. Живи, Хао, слышишь меня? Даже если в этой жизни не будет меня, Вилириса и всего другого, чем ты так дорожишь. Иначе я встречу тебя на том свете и надеру твой тощий зад за то, что сдался. Я не для этого упрашивала маму забрать пятилетнего мальчика в наш дом.       Жить?       В ушах звенело. Его только что отругали, как будто ему все еще пять и он все также не может свыкнуться с мыслью, что люди, заботящиеся о нем, делают это искренне. А ведь Хао давно не пять, и стоило еще тогда понять, что в мире есть нечто помимо корысти, похоти и садизма.       Ему бы пригодились те самые детские книжки про добро и зло, которыми родители Сяотин были неспособны обеспечить детей. Вместо этого они сумели передать родной дочери суть простых истин самостоятельно, и теперь ее очередь.       — Боже, — выдохнула девушка спустя минуту. — Прости, Хао. Не знаю, что на меня нашло.       — Нет, ты права. Не нужно извиняться. Я должен поблагодарить тебя, — он заглянул на дно кружки, но в этот раз не сумел различить в кофейной гуще внятную картинку. — Спасибо. Я буду жить, сестренка. И мы обязательно исполним нашу мечту.       — Ты же не будешь заморачиваться по этому поводу? — взволнованно уточнила Сяотин, пока Хао решил сварить еще кофе. Ночь медленно опускалась на город, а четы Шэнь все также не было дома. — Черт, мне стоило написать речь заранее. Или просто промолчать…       — Тин-тин, все хорошо, — протянул Хао, заливая воду в турку. — Я не буду «заморачиваться», но слова твои запомню. Не кори себя. Тем более, раз ты решилась сказать мне об этом, значит действительно чувствуешь себя лучше и сильнее в этой больнице.       Ее голос приобрел нотки хитрости за миг, так что за этой переменой уследить было невозможно, и у Хао дрогнула рука, когда он ставил турку на плиту.       — А знаешь, благодаря кому…       — Даже не начинай. Давай лучше вернемся к моим суицидальным наклонностям, — он закатил глаза, облокотившись на кухонный гарнитур лицом к стене. — Или поговорим о тебе и Юрине.       — Хао-хао, как только я влюблюсь, я обязательно сообщу тебе первому, — цокнув языком, Сяотин точно накрутила прядь волос на палец, хоть Хао и не мог этого видеть. — А вот ты будешь молчать до последнего.       — Влюбиться? — губы скривились. — Мы что, в средней школе?       — Не знаю, как там себя ведут, — фыркнула она. — Но если школьники краснеют и отнекиваются от своих чувств, то да, Хао, ты школьник.       — Во-первых, я не краснею, — слабо протестовал он, поглядывая на турку. — Во-вторых, я не отнекиваюсь от своих чувств, просто потому что не от чего отнекиваться.       — Ну-ну. Хочешь сказать, совсем-совсем ничего не чувствуешь к Ханбину?       — Тин-тин, мне не нравится этот разговор, — Хао устало вздохнул и прикрыл глаза рукой, развернувшись спиной к кухонному гарнитуру. — Что ты хочешь от меня услышать? Что Ханбин мне небезразличен? Хорошо, это так. Большего ты от меня не… — он убрал руку с лица и взглянул прямо перед собой.       Подпирая плечом дверной проем, на входе из гостиной в кухню стоял Сон Ханбин собственной персоной. И, естественно, на его губах играла довольная улыбка.       — А большего и не надо, — вместо приветствия сказал он, чуть вскинув брови.       Хао прикрыл глаза, глубоко вдыхая и выдыхая. Впрочем, он сам виноват, что позволил сестре развить тему.       — Тин-тин, я перезвоню, — попрощался он и тут же вновь повернулся к плите, избегая зрительного контакта. — Тебе тут нечего делать. Господин Шэнь еще не вернулся, — с явным раздражением в голосе пробормотал он. Даже если бы и хотел, не смог бы скрыть своей уязвимости, ведь Ханбин услышал то, чего не должен был услышать никто.       — Я здесь не для бесед с прокурором, — говоря это, оружейник подходил ближе, и звук его шагов эхом звучал в голове Хао, неспособного сдвинуться с места и тем более бежать. — Я пришел к тебе.       Когда Хао все же осмелился обернуться, прижимаясь поясницей к столешнице, Ханбин уже был рядом. Настолько, что пришлось чуть отклониться назад, сохраняя дистанцию.       — Должен поблагодарить тебя, — глухо начал Хао, пытаясь перехватить инициативу. — За помощь с лечением Сяотин. И за то, что попросил Кару сделать ей телефон.       На лицо Ханбина легла тень, будто он не был рад благодарности. Вполне вероятно, что он не был рад всему настроению разговора.       — Я принимаю твою благодарность. Теперь давай забудем о формальностях. Поговорим без них, хорошо? — его глаза заглядывали куда-то слишком глубоко. Настолько, что Хао чувствовал себя нагим, будучи одетым в толстовку и джинсы. — Ты покрасился. Можно?       Ханбин мягко вскинул руку, остановив ее в сантиметре от чужих волос. Неясно чем ведомый, Хао медленно кивнул, и пальцы оружейника осторожно коснулись мягких прядей.       — Тебе идет. Хотя тебе и с черными, и со светлыми волосами хорошо было.       — Без формальностей, говоришь, — хмыкнул Хао, отпрянув от касаний. — А сам комплиментами меня купить пытаешься.       — Я искренен. Мне нет нужды тебя подкупать, — он качнул головой и уперся левой рукой в столешницу совсем рядом с бедром Хао. — Надо было сразу сказать об этом. Думаю, теперь ты не поверишь моим словам. Тем более с этим.       Он протянул черную коробочку, которую Хао взял в руки скорее рефлекторно. Пальцы не слушались, осторожно снимая крышку.       — Зачем? — он нахмурился, рассматривая кулон в виде шестиконечной звездочки, напоминающей те, которыми так любил разбрасываться оружейник. Правда, даже совсем не ювелирного взгляда Хао хватило, чтобы понять, что кулон далеко не металлический.       — Я предполагал, что ты не оценишь, — усмехнулся Ханбин и совсем не выглядел задетым, когда Хао отставил коробочку в сторону. — Поэтому приготовил другой подарок, который с большей вероятностью понравится твоему сердцу. Он ждет тебя в твоей комнате. Однако, — теперь он уперся обеими руками в столешницу по бокам от бедер Хао, отрезая пути к отступлению, — я буду рад, если ты хотя бы раз наденешь этот кулон.       — Это ничего не меняет, — слова давались тяжело под пристальным взором прищуренных глаз. — Давай начистоту, ведь ты слышал достаточно из моего разговора с сестрой: мы зашли слишком далеко. Ты не можешь искусственно заставить меня довериться тебе полностью. И этот кулон, — он на секунду перевел взгляд на коробочку, только чтобы дать себе миг собраться с мыслями. — Хочешь доказательство того, что я привязан к тебе? Даже если бы я хотел, я не мог бы предоставить его тебе.       — Потому что ты не привязан, — закончил за него Ханбин. — И не хочешь, чтобы это случилось.       Сверкнувшие глаза Хао говорили за него.       — Ты должен понимать, что я не исчезну из твоей жизни так просто. И как бы ты не называл то, что есть между нами, — он сделал шаг ближе, вынуждая Хао буквально сесть на столешнице, — оно есть. Ты мне нравишься. Если бы я был учеником средней школы, то сказал бы иначе, но остановимся на этом.       Боясь вздохнуть, Хао заставлял себя смотреть глаза в глаза и ни миллиметром ниже.       — Тогда дай мне возможность поверить тебе, — слова едва слетали с губ, голос напоминал шелест. — Скажи, зачем ты отдал мне ключи от оружейного склада в день нашего знакомства.       Молчание поглотило кухню. Хао нервно усмехнулся.       — Ты даже отрицать не станешь?       — Какой смысл? — Ханбин склонил голову к плечу. — Я передал тебе ключи целенаправленно.       — Зачем?       Ответа он вновь не дождался.       — Нам не о чем говорить, — выдохнул Хао с явным разочарованием и даже предпринял попытку выбраться, но был остановлен мягкой хваткой на своих запястьях.       — Хао, если все вокруг замолкнет, что ты услышишь?       — Ты издеваешься надо мной? — фыркнул он, слабо, почти нехотя вырываясь. Раны на спине давно затянулись, потому трение поясницы о край столешницы не причиняло боли, а лишь напоминало о загнанности в угол. — Ничего.       — А я бы услышал тишину.       — Это одно и то же.       — В каком-то смысле ты прав, — желваки на скулах Ханбина напряглись. — Но тишина — это не просто отсутствие ответа. Это и есть ответ.       Впервые за разговор (и, наверное, за все их знакомство) Хао увидел в чужих глазах нечто похожее на слабость. Как если бы Ханбин был не просто слаб, а слаб именно перед ним, и стоит чуть сильнее надавить, как тут же вскроется вся правда словами оружейника.       Именно в тот момент Хао по-настоящему испугался того, что может узнать. Тот страх заставил отступить, позволить оружейнику сохранить свои тайны и не потерять лицо. Как бы глупо это ни было, но это чувство словно бы восполнило пробел доверия. Быть может ненадолго, ведь углы этого фрагмента мозаики подходили неидеально, однако на данном этапе вполне вписывались в и без того не самую идеальную картину их странных взаимоотношений.       — Ладно. Забудь об этом, — Хао вздохнул, мягко перехватив запястья оружейника, освобождаясь, но все еще оставаясь на месте. — И все же… не надо. Не усугубляй. Пусть все будет иначе, но я буду знать, что могу положиться на тебя, как и ты — на меня.       — Проще говоря, ты хочешь быть друзьями? — переспросил Ханбин с привычной улыбкой и знакомым прищуром. — Помнится, ты говорил, что тебе не нужны друзья.       — Тогда это было правдой. Теперь нужны, — без толики иронии проговорил Хао. — И да, я был бы рад, если бы мог называть тебя своим другом.       Ханбин вновь наклонился ближе, едва не касаясь своим носом чужого.       — Ты можешь называть меня, как тебе будет угодно. Это никак не повлияет ни на мою клятву, данную тебе, ни на мое признание. Я все равно буду рядом, охраняя и оберегая. Вопрос дружбы в нашем случае — это лишь ограничение и обман самого себя, ведь так? Но пусть будет по-твоему, Хао.       Наверное, если бы Ханбин наклонился еще ближе, чтобы накрыть его губы своими, Хао не справился бы.       Но Ханбин позволяет ему остаться со своей гордостью. К счастью или к сожалению.       — Я конечно извиняюсь, что прерываю, — совсем не сожалеющим голосом проговорил неясно когда вернувшийся домой Рики, мигом оказавшись у плиты. — Но вы хотя бы пожар тут не провоцируйте. И можно в следующий раз не на кухне зажиматься? Мы тут вообще-то едим все.       Хао потирал шею, пока Ханбин пытался отбиться от нападок Рики. Ему удалось незаметно улизнуть, и пока он поднимался на второй этаж, до ушей доносилось что-то про «отсутствие совести», «наглость» и «использование случая». Уже наверху Хао свернул по коридору, а, дойдя до двери своей комнаты, обнаружил на полу стопку из семи книг в жанре приключения. «Откуда оружейник узнал его любимый жанр?» — Хао больше не задавался такими глупыми вопросами. Стопку он поставил у кровати, а коробочку, которую умело перехватил со столешницы, спрятал в тумбочке.

***

      На следующее утро Хао обнаружил на своем телефоне новое сообщение. Думая, что Сяотин предлагает созвониться, он с воодушевлением нажал нужные кнопки. Однако через несколько секунд кнопочный телефон выпал из рук на пол.       От: Брайан       «В воскресенье, 18:00. «Huening Casino». Оденься подобающе».