Мрак

— Ты спросил, Старик, почему я ищу смерти. — К концу рассказа Девчонка взяла себя в руки, перестала плакать и отодвинулась подальше. Она снова закрылась от всего мира, спрятав свою боль глубоко в душе. — Я просто хочу еще раз увидеть его и извиниться. Сказать все то, что не успела. И обрести покой. Подвинувшись поближе к дереву, девчонка оперлась спиной на кривой ствол, запрокинула голову и закрыла глаза. Ее прошлое, уместившееся в небольшом рассказе, лишило сил почище любого алкоголя. Растерянный и удивленный, Один продолжал сидеть неподалеку, даже не представляя, что ей сказать или как утешить. Как вообще такое можно утешить? Перед глазами стоял нарисованный девчонкой образ прекрасного мужчины, воина, возлюбленного. Сильного, заботливого, верного. Того, кого она продолжала любить спустя долгое время. Чью смерть никак не могла себе простить. Того, кто продолжал мучить ее, совершенно этого не желая. Костер неторопливо тлел в ожидании корма, ночь сгущалась вокруг, заставляя зябко ежиться без одеяла. До утра оставалось немного. Через несколько часов взойдет солнце. Через несколько часов девчонка очнется и вспомнит, что рассказала ему самое сокровенное. Показала свою слабость, открыла ему душу. Она вполне может обидеться на это. Или наоборот. Как тут угадаешь… — Эй, Старик, помнишь, ты говорил, что у меня есть желание? — она бормотала, не открывая глаз, словно во сне. Один утвердительно хмыкнул, с недовольством вспомнив, как она выиграла. — Так вот, хочу, чтобы ты помог мне увидеть его. Не знаю, как ты это сделаешь — может, спустишь меня в мир мертвых или воскресишь его, но помоги мне с ним поговорить. Я прошу тебя. Если ты правда можешь… На последних словах девчонка заснула. Ее голова склонилась к плечу, дыхание выровнялось, глаза забегали под веками. Она загадала желание, исполнить которое было невозможно из-за грядущего конца мира. В Хельхейм уже давно не впускали никого, кроме мертвых, отказывали даже богам, ссылаясь на частые нарушения режима посещений. И оттуда никогда не возвращали души усопших миру живых. Как бы сильно Один не хотел помочь девчонке справиться с болью, он просто не мог. Это внезапное бессилие раздражало. Эта невозможность устроить короткую встречу ради пары фраз. Как он мог после такого называть себя Всеотцом и Владыкой? Бог, не сумевший сдержать свое слово. Позор да и только. Подзуживаемый уязвленной гордостью, Один вскочил на ноги и сделал несколько шагов. Если подумать, даже воскреси он покойного, как можно быть уверенным, что он простит свою невесту? Что если — мало ли, вдруг — он затаил на нее обиду. Вряд ли, конечно, но вдруг! Что если вместо заветного «прощаю», она услышит гневное «это ты во всем виновата, нет тебе прощения»? Что если настоящий Какаши сделает все только хуже? — Я ведь могу вместо него?.. — договаривать было страшно. Скользкая мысль, возникшая в первые секунды после просьбы девчонки, нагло прошмыгнула на язык и обросла подлой плотью. Этот план легко было осуществить. Всего лишь ненадолго забраться в сознание спящей, подсмотреть спрятанные и бережно хранимые образы, запомнить и воплотить. Делов то. — Но она не поверит… Взбудораженный непривычной борьбой сердца и совести, Один стал нарезать круги вокруг костра, как совсем недавно нарезала девчонка. С каждым шагом уверенность в единственном способе исполнить ее желание только крепла. В конце концов, это ненадолго. Несколько минут — не больше. Ему всего-то и нужно, что выслушать ее, утереть слезы радости и произнести вслух заветное "прощаю". "Воскреснуть", чтобы помочь ей простить себя. Сомнения продолжали ковырять разум, но мысль о том, что девчонка сбросит груз вины со своих тоненьких плеч, оказалась весомее остальных. Поразмыслив еще только секунду, Один приступил к перевоплощению. В ее памяти было так много сюжетов с высоким седовласым мужчиной, что Один без труда запомнил его внешность, мимику и тембр голоса. А еще — выражение особой нежности в глазах, чуткость и улыбку, которую не мог сдержать, стоило увидеть любимую. Один все перебирал и перебирал ее воспоминания, не в силах оторваться от давно позабытого ощущения чистой радости, которое сопровождает всех влюбленных. Ловил себя на нелепом восторге и явной зависти. Удивленно прислушивался к себе, замечая, как резонирует его сердце с чувствами погибшего. И никак не мог остановиться. В конце конце, наткнулся на то самое, о котором рассказывала девчонка. Большая светлая комната, заполненная людьми, письменный стол, заваленный документами, шумные разговоры стоящих поблизости мужчин и женщин, и тут, среди всего этого, звонкое восторженное «Я люблю тебя!», оглушившее присутствующих и полностью парализовавшее всю работу. Ощущение страстного поцелуя и напряженно-рваное «люблю тебя», сказанное так, что все тело словно запылало. Один обхватил себя руками, пытаясь справиться с накатившим волнением. Подслушанное «люблю» пульсировало в сознании, отдаваясь легкой дрожью в кончиках пальцев. «Люблю? Я ведь не?..» Глупости. Нужно было побыстрей заканчивать, пока не додумал, чего не было и быть не может. Трансформация заняла долю секунды. — Эй, Сакура, проснись. Она недовольно заворочалась во сне, отгоняя назойливый голос как муху. Натянула одеяло на голову и недовольно засопела. — Сакура, это я. Какаши. Посмотри на меня. Десять секунд, за которые ее сознание сумело выпутаться из сетей забытья и осознать услышанное, повергли Одина в уныние. Идиотский план, идиотская идея. Не стоило даже думать о том, чтобы обмануть ее. Она слишком набралась, чтобы проснуться. Да и вряд ли поверит, когда увидит. Он почти отчаялся, когда девчонка неожиданно открыла глаза. Она ничего не сказала. Резким движением откинула одеяло, посмотрела пристально и неверяще, а затем бросилась на шею и обняла с такой силой, что захрустели кости. Она все гладила и гладила его руками, словно хотела убедиться в том, что перед ней живой человек. Исследовала спину, руки, ноги, голову. Прижималась все сильнее. Не отпускала, пока не закончила. Ее учащенное дыхание оборвалось всхлипом: — Это правда ты? — Отодвинулась, чтобы взять его лицо в ладони, свела умоляюще брови и с безумной нежностью спросила: — Какаши? Что-то очень странное происходило с ним в тот момент, когда ее холодные ладошки легли на его щеки. Взрывное, не поддающееся контролю, горячее. Он тонул в неприкрытом обожании девчонки, понимая, что не хочет сопротивляться. Она смотрела на него с такой любовью, что сердце звенело от восторга. Захваченный силой накативших чувств, Один едва вспомнил, что девчонка ждет ответ. — Все хорошо, лисенок. Ты же провела проверку на соответствие? Разве не веришь собственным глазам? Ласковое прозвище, добытое в памяти девчонки, заставило ее взгляд заблестеть слезами счастья. Она усмехнулась, пожала плечами и снова обняла. Настоящий Какаши придумал ей это прозвище, после того как она умудрилась обыграть его в го, отвлекая внимание постепенным избавлением от одежды. — Это правда ты. Правда. Ты! Смеялась она или плакала — было сложно разобрать. Уткнувшись ему в шею, девчонка всхлипывала, без конца повторяя радостное «ты вернулся, ты вернулся ко мне», обнимала и прижималась все ближе. Казалось, она напрочь забыла свое последнее желание, забыла, зачем хотела увидеть своего жениха еще раз — и просто наслаждалась нечаянной встречей, не желая портить ее неприятными воспоминаниями. Одину пришлось сделать над собой усилие, чтобы ненадолго оторвать девчонку от себя. — Как поживаешь? Все хорошо? Она нетерпеливо отмахнулась от наводящих вопросов, буркнув полуутвердительное «нормально», и снова прильнула к нему в крепком объятии. Смущаясь реакции своего тела, Один потянулся обнять ее в ответ, понимая, что надолго его не хватит. Он безрезультатно попытался еще раз вывести ее на важный разговор, но девчонка оказалась быстрее. — Я ужасно соскучилась. Тебя так долго не было. — Она лукаво посмотрела на него исподлобья, пряча торжествующую улыбку. Выпрямилась и стыдливо опустила взгляд.— Разве ты не хочешь поцеловать свою невесту? Ее губы никогда прежде не казались ему такими манящими. Один потянулся вперед, не раздумывая ни секунды, как сделал бы настоящий Какаши, и поцеловал с жадной страстью. Наверное, он сделал так потому, что боялся раскрыть обман. Ему нельзя было вести себя подозрительно. Он должен был достоверно играть свою роль и соответствовать образу, который хранился в памяти девчонки. И если она просила о поцелуе — он должен был поцеловать. Как это сделал бы настоящий Какаши. Но при этом ему надлежало держать самого себя в руках и не позволять чувствам брать верх. Вот только в тот момент, когда ее губы робко ответили на его поцелуй, он забыл, что все это понарошку, — и… пропал… — Люблю тебя… люблю… Он шептал ей жаркие признания, целуя распухшие от его несдержанности губы. Шептал, сминая ее тонкое тело своими руками. Шептал, захлебываясь от сумасшедшего желания прямо здесь и сейчас раздеть ее, расцеловать и услышать, как она повторяет его имя, когда он наконец войдет в ее тело… — Подожди. Постой… не здесь. Нам нужно уйти отсюда. Она обхватила его голову ладонями и заставила ошалевшего Одина посмотреть ей прямо в глаза. Ее улыбка была такой ослепительной, что все мысли, кроме желания целовать эти губы снова и снова, вылетели из его головы. Он потянулся к ним, остановленный в последнее мгновение теплой ладонью. — Лучше пойдем, поищем какое-нибудь жилище. Нам стоит укрыться от чужих глаз. В ее словах была большая доля разумности, в ее взгляде была бетонная настойчивость. Один согласно кивнул и помог подняться. Тут же подхватил ее на руки и взмыл в небо, торопливо озираясь по сторонам в поисках хоть какой-нибудь лачуги. Вокруг, на многие километры, все было темным и безжизненным. Нетерпение сжигало изнутри, девчонка крепко обнимала его за шею и сладко сопела на ухо. Плюнув на конспирацию, он быстро вытащил из другого мира первый попавшийся дом, не особо стараясь делать это незаметно, и тут же устремился к нему. Внутри было темно, тепло и пахло вкусной едой. Кто-то жил здесь всего минуту назад. Тот, кто аккуратно расставил по окнам цветы, заправил широкую кровать вышитым вручную покрывалом и приготовил на ужин речную рыбу. Тот, кто остался в своем мире без крыши над головой, потому что давным-давно Один лично наложил запрет на перемещение разумных существ. Тот, кто познает благодарность Владыки девяти миров, как только девчонка закончит свои дела с женихом. — Кажется, тут кто-то есть. Давай посмотрим еще? — Нет. Это подойдет. Он спустил ее с рук и тут же прислонил к стене. Прильнул ртом к тонкой шее, чуть прикусил и тут же отпустил, целуя все ниже и ниже. Одной рукой нетерпеливо рванул за ворот ее кофту, другой ухватился за пуговицу на брюках. За долгие сотни лет, прошедшие в комфорте и роскоши Асгарда, Один почти забыл, как волнует кровь прикосновение к любимой женщине. Как замирает все внутри от ее ласк. Как весь мир перестает существовать вокруг, ничтожный и бессмысленный. — Подожди… Какаши, замри на минутку. Я быстро. Ее руки ловко расстегнули жилет, скинули с широких плеч. Она вцепилась в мелкие пуговки рубашки и освободила их все — одну за одной, распахнула края, оголяя его тело, и тут же поцеловала в ямку между ключиц. Вспорхнула кончиками пальцев по груди, спустилась губами чуть ниже и втянула правый сосок в рот. Обвела языком по кругу, лизнула, сдавила зубами и отпустила, вырвав у Одина глухой стон. — Что ты делаешь со мной?.. Он утонул в ней окончательно и бесповоротно. Потерял контроль, позабыл о том, как собирался всего лишь поговорить с ней. Старательно задвигал в дальний угол мысль о том, что она любит другого. И целует другого. И признается в любви другому. Не ему. Девчонка потянулась за поцелуем, отправив руки возиться с застежкой брюк. Быстро справилась с задачей и обхватила крепкой ладошкой его член. Двинула ею вверх-вниз, зацепив уздечку и заставив Одина выпустить воздух сквозь стиснутые зубы. Улыбнулась и снова двинула вверх-вниз. Еще. И еще. И каждое ее движение отзывалось сладкой болью в паху. Она игралась, дразнила, не давала кончить, доводя его своими ловкими пальчиками до самого верха и безжалостно бросая. Напряжение ожидания росло, сводя с ума. Потеряв терпение, Один остановил ее руку, развел коленом ее бедра и быстрым движением проник внутрь. Замер на несколько секунд, прислушиваясь к накатившим ощущениям. К тому безудержному восторгу обладания, вкус которого он давным-давно забыл. Первое движение как росчерк спичечной головки по чиркашу — ослепил и распалил пламя. Один ускорил темп, отдаваясь на волю ощущений. Быстрее, глубже, резче. Он слышал, как вскрикнула девчонка, достигнув вершины, почувствовал, как ее пальцы с силой вцепились в его плечи, словно умоляли остановиться. Но он не мог. Он продолжал двигаться все быстрее и быстрее, продолжал целовать беззащитную шею и сдавливать руками узкую талию. Пока собственное удовольствие не заставило окаменеть. Замерев от силы пережитого оргазма, Один пытался выровнять дыхание. Короткое и шумное, оно смущало своей бесконтрольностью Владыку девяти миров. — Как ты? — спросил, спустя минуту, удивившись долгому молчанию девчонки. — Что? — Она все еще стояла перед ним, прижимаясь всем телом и вздрагивая на последних волнах оргазма. Ее руки все еще обнимали его за шею. Его член все еще был внутри нее, извергаясь впервые за долгие сотни лет. Но ее голос стал испуганным. — Как я? Почему ты спрашиваешь? Кто ты? Ты... ведь... не Какаши.