Мавзолей

      В зимнем лесу хорошо. Джерри носится между деревьев, смеясь и валясь в снегу. Творит всё, что угодно, только что не ест этот несчастный снег. Во всяком случае, Мэри на это надеется. Эрик носится вместе с ним, играя с сыном и тоже веселясь. Они уже все в снегу, и шапка у Джерри промокла насквозь, как и штаны, но щеки раскраснелись, а глаза блестят весёлым блеском. У Эрика сбился шарф, а туфли наверняка нагребли кучу снега, но он всё равно играет с сыном, очевидно наслаждаясь прогулкой.       Мэри позволяет им это. Пусть играют. Для них это лишь обычная прогулка. Для неё — разведка. Или, точнее, экскурсия по родным местам. Она идёт по лесу Шварцвальда, пытаясь увидеть своё прошлое.       Это место, где когда-то давно, несколько веков назад, жил её предок Вильгельм фон Клозен. Теперь тут не осталось даже никаких развалин поместья — немудрено, прошло больше ста лет. Однако Мэри сюда приехала не из-за поместья, а из-за книг.       Она чуть улыбается, продолжая идти к краю полянки. В её жизни всё всегда происходит из-за книг.       Позади неё Джерри бросает снежком в Эрика. Они оба смеются, пока Эрик гонится за слишком наглым малышом, грозя защекотать его. Джерри смеётся, убегая от него, и кажется, оба совсем забыли про неё. В другое время Мэри, должно быть, обиделась бы и, возможно, даже немного расстроилась бы, однако теперь ей не до этого. Может быть, даже к лучшему, что Джерри и Эрик слишком заняты, чтобы заметить, что она куда-то ушла.       Мэри осторожно пробирается к краю полянки. Двигаться она старается как можно быстрее, пока никто не заметил её отсутствия. Эрик не одобрит этого, а Джерри, ничего не понимая, решит, что мама не хочет с ними играть, и расстроится.       Вековые деревья устремляются в вышину. Их кроны закрывают солнечный свет, погружая зимний лес в приятный сумрак. Широкие стволы, от мороза ставшие совсем чёрными, слегка потрескивают на холоде. Белоснежный чистый снег под её ногами слегка хрустит, и высокие сугробы кажутся совершенно нетронутыми. Тут не ступала нога человека много-много лет.       Мэри медленно двигается вглубь чащи. Иногда останавливаясь, прислушиваясь, сама не понимая, зачем она это делает. Ей кажется, что что-то ведёт её в лес, зовёт в чащу. Она осторожно опирается о ствол дерева и ступает прямо в сугроб. Проваливается, и подол её длинной юбки моментально промокает. Мэри вздыхает, но делает новый шаг, а потом ещё и ещё. Дыхание слегка сбивается, потому что по сугробам идти трудновато, но Мэри упрямо продолжает идти. Она не может остановиться. Не сейчас, когда ощутила этот зов.       Смех мужа и сына постепенно стихает. Теперь её окружает лишь вековая тишина леса, тяжёлая, как полотно снега, которым надёжно укрыта земля. Мэри идёт осторожно, прислушиваясь в надежде услышать хоть какие-нибудь звуки — пение птицы, крик животного. Но лес тих и спокоен. Он словно наблюдает за ней, однако Мэри это не пугает. Она лишь кутается получше в свой шарф и продолжает идти.       И внезапно выходит к небольшой поляне. Видно, что поляна была создана искусственно, явно для каких-то целей, но теперь уже и не понять, для каких именно. На другом конце какое-то непонятное и странное строение. Приглядевшись, Мэри понимает, что это мавзолей. Видимо, тут было кладбище, но могильные камни давно разрушились под влиянием времени, а остатки оказались погребены под толстым слоем снега. Она подходит чуть ближе и смотрит на мрачный мавзолей, такой чужой в этом вековом лесу. Каменные стены слегка разрушены временем, однако ещё прочны, сопротивляются из последних сил. Двери чуть приоткрыты, будто приглашают внутрь. Мэри принимает приглашение и осторожно заглядывает в мавзолей.       Внутри нет ни гробов, ни чего-то такого, что должно быть в подобном месте. Мавзолей абсолютно пуст. Лишь посреди комнаты стоит тяжёлая мраморная плита, напоминающая алтарь или место для гроба. Мэри подходит, чтобы осмотреть её, и понимает, что плита — прикрытие для ступеней, идущих глубоко под землю. Она осторожно заглядывает туда.       Старые ступени, покрытые плотным мхом и плесенью, тянутся вниз, сколько хватает света. Они выглядят жуткими и вызывают чувство смутной тревоги. Снизу тянет сыростью и чем-то ещё, чем-то странным и опасным. Это словно предупреждение, что спускаться не стоит, что это будет последний спуск в её жизни. «— Давайте сыграем в «Ступени Йоганна»!» — Давайте! Ты первый! Спускайся, пока тебя не увидят! — Раз, два! Йоганн заберёт тебя! — Три, четыре! Открывай глаза пошире! — Пять, шесть! Глаз на полках и не счесть! — Семь, восемь!.. — Ааааа!!!»       Мэри словно наяву слышит голоса детей, игравших тут почти два столетия назад. Это сигнал об опасности, предупреждение. Не стоит спускаться, не стоит вообще тут находиться.       Её могут увидеть.       Мэри не прислушивается к этому предупреждению, вдыхает запах ещё и слышит запах пыльных страниц. Он совсем слабый, но такой манящий. Там внизу совершенно точно есть книги. Сколько же там погребено книг.       Слово заставляет её вздрогнуть, и она делает шаг назад, избавляясь от зова мавзолея. Нет, она не позволит Погребению забрать себя. Погребение — страх замкнутых пространств, клаустрофобия. Страх оказаться погребённым. Мэри однажды столкнулась с артифактом, связанным с этой Сущностью, — с Гробом. Тогда она чуть не упала в него, но сумела выбраться каким-то настоящим чудом.       Из сохранившихся писем её предка к некоему Джоне Магнусу ясно, что мавзолей, ступени и подвал, в который они ведут, больше связаны с Оком — страхом, что твои секреты и тайны узнают; страхом, что за тобой наблюдают, тебя видят. Мэри знает это, поскольку уже сейчас ощущает странное чувство, будто за ней следят. Чувство заставляет волосы на голове вставать дыбом.       Но страх — понятие абстрактное и весьма растяжимое. Где грань между страхом оказаться в замкнутом пространстве и страхом, что там окажется кто-то ещё?       Мэри делает несколько шагов назад, и неприятное чувство слежения исчезает. Надо получше изучить письма Альбрехта фон Клозена и понять, как ему удалось спуститься туда. Она тоже сможет спуститься. У неё есть ещё неделя их отпуска.       Развернувшись, Мэри спешит уйти. Ей кажется, что открытые двери мавзолея тянутся к ней своими тёмными тенями, и она торопится поскорее скрыться в чаще деревьев, чтобы они не смогли поймать её и утащить за собой.       Ночь спускается на лес слишком стремительно. Ещё десяток минут назад Мэри видела свои следы, теперь же тьма опустилась и прочно устроилась между вековыми деревьями, зацепилась за их стволы и осела плотным облаком. Мэри пробирается сквозь неё, пытаясь отыскать дорогу назад. Ей холодно, её трясёт, но вовсе не от мороза. Просто есть что-то в этом мавзолее такого, что заставляет людей застывать на месте и дрожать.       От ужаса       Она пробирается по сугробам, иногда проваливаясь. Приходится хвататься за деревья и выбираться. Мэри идёт сквозь чащу, изо всех сил старается успеть до того, как тьма станет непроглядной. Дыхание сбивается, лёгкие из-за этого горят огнём, и темнота застилает глаза, не даёт видеть дорогу.       Ноги проваливаются слишком сильно, и Мэри валится в снег. Лицо обжигает холод, и она застывает от изумления и боли. Какое-то время Мэри лежит, глядя в темноту снега, и чувствует, как медленно, но верно замерзает её лицо и мокнет её одежда, как снег начинает давить на неё, заталкивая всё глубже и глубже. Внезапно она понимает, что если сейчас не начнёт двигаться, то, вероятно, никогда уже не сможет выбраться отсюда, застрянет тут навсегда и умрёт от холода.       Первый же снегопад погребёт её тело.       Мэри вздрагивает от внезапного осознания. Погребения тут быть не должно. Она не готовилась с ним встретиться. Но все признаки налицо: замкнутое пространство, взявшееся из ниоткуда, и бессмысленные попытки выбраться из него. Снег сжимается вокруг неё всё плотнее и плотнее, и она уже ничего не видит и не слышит, кроме шума собственной крови в ушах.       Мэри мотает головой насколько может, чтобы избавиться от страха, и начинает выбраться. Отчаянно борется за свою жизнь, выбирается из-под завала снега. Упереться руками не во что, под ней бесконечная масса снега, и она старается выползти назад, на твёрдую землю, однако никак не может. Это странно: она ведь просто упала, даже не провалилась в снег. Но теперь вокруг лишь он. Он под ней и над ней, он вокруг неё. Весь мир состоит из снега, она глубоко увязла в нём, рыхлом и податливом. Задыхаясь, Мэри силится найти хоть что-то, за что она сможет ухватиться, но вокруг ничего нет. И чем больше она борется, тем сильнее погружается в снег.       Погребение собирается забрать её.       Мэри не сдаётся, изо всех сил продолжает пытаться выбраться. Руки леденеют, в глазах снег, и он вообще везде — в ушах, в носу, во рту. Мэри пытается сплюнуть его, но ничего не выходит: стоит ей открыть рот, как снег вновь набивается. Снег давит на неё, буквально вбивает в землю, и Мэри не может сопротивляться ему. Снег, до этого такой приятный и мягкий, теперь становится большой массой, плотно прижимающей её к земле. Массой, готовой просто раздавить её.       Мэри уже потеряла, где верх, а где низ. Куда копать? Куда она должна рыть, чтобы выбраться? Она не помнит, переворачивалась она или же всё время была лицом вниз. А может быть, она смотрела вверх? Она пытается вдохнуть, отчаянно пытается поймать хоть немного воздуха, но вокруг только снег. Бесконечный плотный снег, готовый стать её могилой.       Она не может тут умереть, не может. Она должна выбраться во что бы то ни стало. Она должна вернуться к мужу и сыну.       Якорь. Точно. Вот что позволяет сражаться с Погребением. От внезапного осознания Мэри на миг замирает и проваливается на пару сантиметров глубже. Мелькает мысль о том, что она должна двигаться. Она должна двигаться навстречу своему якорю.       Эта мысль заставляет ее выбираться ещё отчаяннее. Мэри открывает рот с трудом, преодолевая сопротивление снега, и плюет. Слюна падает куда-то вниз. Значит, она должна двигаться наверх.       Мэри пытается найти опору, чтобы встать. Ноги разъезжаются, руки проваливаются — площадь поверхности слишком маленькая. Но она упорно ищет, за что может физически ухватиться. Мысль о её якорях поддерживает ее, заставляет Погребение отступать. Мэри уже чувствует, что оно готовится отпустить её. Она сжимает зубы, ощущая, как тает ледяной снег во рту, и продолжает бороться.       Рука внезапно находит ствол дерева, и Мэри хватается за него, не обращая внимания на боль. Замёрзшая кожа стирается о твёрдую, как камень, холодную кору дерева, однако Мэри не думает об этом. Она опирается о дерево, находит его второй рукой и практически ползёт наверх. Выбирается из снега, изо всех сил тянется к поверхности, думая о своих якорях.       Джерри, её сын, её мальчик. Её часть, её кровь и плоть. Он там, он ждёт её, она нужна ему! Она должна выбраться, должна ради него!       Когда морозный воздух проникает в её лёгкие, колючий, словно она вдохнула миллион снежинок, Мэри не может удержаться от кашля. Она обхватывает руками ствол дерева, спасшего её, и сгибается пополам, продолжая кашлять. Растаявший снег потоком воды вырывается из её горла, раздражая его, но Мэри через силу продолжает кашлять. Ей противна сама мысль о том, что часть Погребения может остаться в ней.       В конце концов она успокаивается и какое-то время просто стоит, молча глядя вверх. Смотреть вниз нельзя, там Погребение. Мэри стоит, смотрит в тёмное небо, закрытое чёрными ветками деревьев, и думает о том, что она выбралась. Сбежала от очередной Сущности.       На ней теперь есть метка Погребения. И есть метки ещё одиннадцати из четырнадцати Сущностей. Лучше обходить Необъятность и Резню стороной.       Мэри неохотно отпускает дерево и сразу же бежит в сторону полянки, на которой они гуляли. Ей постоянно кажется, что она вот-вот вновь провалится под снег, однако ничего не происходит. Видимо, Погребение решило оставить её в покое. К лучшему. Мэри не уверена, что второй раз оно отпустит её так же легко. — Мэри! — Мама!       Она торопится на эти спасительные голоса. Выбегает на полянку, где они гуляли, и сразу же видит Эрика, держащего Джерри за руку. Заметив её, сын бросается к ней, утягивая папу за собой. — Мама!       Он прижимается к ней, и Мэри рассеянно обнимает его. Её сердце сжимается, когда она ощущает тепло малыша. Это он, её кровь и плоть, вот он тут, рядом с ней. Она прижимает его к себе одной рукой, стараясь успокоить бешеный пульс. Она выбралась. Всё хорошо.       В голове мелькает мысль, что она должна успокоиться прямо сейчас. Нельзя, чтобы Эрик и Джерри что-то увидели. Она не позволит Погребению напугать ещё и их. Мэри делает глубокий вдох и силой воли выбрасывает из головы воспоминания о снежной могиле, в которой побывала. Она не будет думать об этом сейчас. Подумает позже. Сейчас она должна быть спокойной ради мужа и сына.       Стоит ей достаточно успокоиться, как она замечает, что Эрик тоже подходит к ней и взволнованно смотрит на неё. Мэри намётанным взглядом жены и матери отмечает, что у обоих покраснели носы, оба мокрые насквозь, у Эрика развязался шарф, а у Джерри слегка сбилась набок шапка. — Куда ты ходила? — спрашивает Эрик. — Почему ты вся мокрая? — Прогулялась немного и упала в сугроб, — лжёт Мэри, чтобы не волновать его. Она мельком оглядывает свою одежду и отмечает, что действительно вся насквозь промокла. Как бы не заболеть и не привлечь Разложение вновь. Мэри старается не думать об этом и переводит тему. — Как вы тут? — Джерри наигрался и теперь хочет есть. Верно, малыш? — Эрик улыбается сыну, который всё ещё прижимается к маме. — Ага! — довольный ребёнок поднимает голову и смотрит на маму со задорной улыбкой. — Я победил папу в снежках! — Не сомневаюсь, — бормочет Мэри.       Она наклоняется, пытаясь поймать нос ребёнка. Джерри моментально начинает уворачиваться, понимая, к чему всё идёт, но в конечном итоге Мэри всё-таки ловит его. Носик малыша ледяной, и она вздыхает. Нет, второй раз она пойдёт сюда одна. Эрик с Джерри пусть гуляют по городским улицам или сидят в номере.       Мэри едва не хмыкает, когда понимает, что даже столкновение с Погребением не изменило её намерений. Она точно вернётся сюда, чтобы исследовать мавзолей. Но об этом позже. Сейчас ей нужно разобраться с мужем и сыном. — Нам пора домой, — говорит Мэри, отпуская носик сына и начиная поправлять ему шапку.       Несносный ребёнок тут же начинает отчаянно сопротивляться: носить шапку нормально ему нисколько не хочется. Однако одну его руку держит папа, а мама не оставляет попыток натянуть на него головной убор, и в общем, понятно, что в этой битве он обречён на поражение. Но Джерри всё равно упорно и старательно уворачивается, пока в конце концов терпение Мэри не заканчивается. Она ловит сына за другую руку и, слегка повернув, шлёпает его пониже спины несколько раз. — Мэри! — укоризненно восклицает Эрик, никогда не одобрявший таких методов воспитания.       Мэри, в общем, с ним согласна, но на их несносного сына порой только пара шлепков и действует. Вот и сейчас Джерри перестаёт вертеться и лишь слегка надувает щёчки, показывая, что недоволен. Мэри не обращает внимания ни на надувшегося сына, ни на мужа, с укором смотрящего на неё. Она лишь наконец натягивает шапку на малыша, устало проговорив: — Стой спокойно, Джерри. — Я хочу ещё погулять! — объявляет Джерри, потирая место шлепков и, в общем, уже даже не обижаясь. Вероятно, потому что папа заступился. Значит, один из родителей всё-таки на его стороне, и это поддерживает малыша. — Думаю, мы с тобой уже нагулялись, приятель, — хмыкает Эрик, подхватывая ребёнка на руки и утешающе прижимая к себе. — Пойдём. Нам надо переодеться в тёплое и поесть.       Мэри решает, что прежде, чем куда-то идти, надо поправить шарф Эрику, поэтому принимается за дело, хотя видит, как муж хмурится и тоже пытается увернуться. Причина у него наверняка что-нибудь вроде «Я уже взрослый и самостоятельный мужчина!», но выглядит он в этот момент так же, как и Джерри. Яблоко от яблони, как говорится.       Джерри же в это время открывает рот, чтобы возразить, однако тут зажмуривается и чихает. Мэри, упорно завязывая шарф Эрику и силясь укутать его как можно лучше, моментально грозно смотрит на сына: — Вот только попробуй заболеть.       Джерри распахивает глаза и закрывает рот ручками с таким комичным испуганным выражением, что Эрик не может сдержать смех. Он закидывает конец шарфа за спину, получше перехватывает Джерри, нежно берёт Мэри за руку и идёт в сторону города. Глядя на смеющегося мужа и на то, как сын, расслабившись, тоже начинает смеяться, Мэри и сама не может сдержать лёгкой усмешки.       На краю леса она на миг оборачивается и смотрит в темноту. Ей всё ещё чудится запах отсыревших старых книг из того загадочного мавзолея.