Отдельный акт селфхарма

Когда Рекс пришёл в сознание, мир вокруг него был слишком ярким и непривычным, как будто кто-то выдрал его из тёмного убежища и бросил в огонь. Он зажал глаза, голова раскалывалась от боли. У него не было никаких сил извлечь себя из этого хаоса. Где я? – обдумывал он, пытаясь вспомнить события последнего дня. Он остался без одежды, всё вокруг напоминало что-то холодное и чуждое. Запах лекарств напоминал о том, что он где-то потерялся, в этот момент он знал – это не его сонное царство, это лишь заключение для тех, кто уже не смог продолжать. Спустя время в палату вошла медсестра, старая женщина с улыбкой, но с усталостью, что напоминала о долгих сменах. Она проверила его состояние, задавая вопросы, но он не слышал её, его голова была забита разными мыслями, а её слова превращались в белый шум. Вся жизнь Рекса смещалась в забвение. – Слава богу, переломов нет, – констатировала женщина. В его сердце, как в ледяной гробнице, не было ни места, ни времени. Оно было заполнено сотрясением и пустотой, а воспоминания о долгах и разочарованиях лишь злобно смеялись. Позже к Рексу пришел психолог, голос которого звучал тихо и кратко, пытаясь достучаться до глубин его отчаяния. Он задавал вопросы о порезах и переживаниях, но Рекс лишь молчал, будто слова были для него ловушкой. Ему было всё равно, что там дальше, всё равно, будут ли его страдания поняты. Каждое «зачем?» било в затылок, как холодный дождь. На следующий день его перевели в психиатрическое отделение. Когда ему задавали вопросы о контактах родственников, он оставался молчаливым, изолированным от мира и людей, ни слова не произнося, как если бы чувства стали опухолью, разрастающейся в его разуме. Сотрудники больницы стали обращать внимание на странное поведение Рекса, его резкие смены настроения и нарастающую агрессивность. Они понимали, что его состояние требует внимательного анализа. Постепенно информация из его медицинской карты попала в руки хирургов и психиатров, и они начали анализировать данные в базе. Часы проходили в обычной рутинной обстановке больницы, и в какой-то момент одна из медсестёр снова вернулась к компьютерам. Она искала любые упоминания о Рексе в базе данных, но находила лишь обрывочные сведения о его прошлых травмах и лечениях. Все попытки выяснить причины его нынешнего состояния оказались неудачными. Пока она не наткнулась на странный контакт под именем «Рыжий, лапуль. Просто пиши Рыжий». Медсестра инстинктивно почувствовала необходимость уведомить этого Рыжего. Она набрала его номер, но тот не ответил – ситуация становилась всё более затянувшейся и тяжёлой. Дни проходили, вестей не было. Прошло пять дней с момента её первого звонка, когда Рыжий, наконец, перезвонил. Звонок был напряжённым, как будто напоминанием о долгих мучительных днях ожидания, когда каждый пропущенный ответ тянулся в вечность. Женщина стала говорить о состоянии Рекса, о его переводе в психиатрическое отделение, вбирая всю информацию и надеясь, что её слова помогут Рыжему понять всю серьёзность ситуации. Комок отчаяния застрял у парня в горле, в голове звенело множество мыслей. Перевод Рекса в психиатрическое отделение означал, что он был на грани. Отчаяние оказалось последней каплей, и Рыжий ощутил, как его собственные силы начинают покидать его. Он чувствовал, что снова теряет друга, что Рекс погружается в ещё более глубокую бездну, чем тогда, после выпуска. Если один раз получилось Рекса вытащить из глуши его мыслей, абсолютно не значит, что получится вновь. До встречи с Ральфом Рекс был довольно обычным человеком. Он страдал от депрессивных мыслей и часто находился в мрачном настроении, но оставался сдержанным и адекватным в своих проявлениях. Друзья и коллеги знали о его проблемах, но никакие тревоги не указывали на то, что он может грозить себе или окружающим. Он жил жизнью, полной привычных забот, стараясь контролировать свои эмоции и оставаться в рамках. Однако появление Ральфа стало настоящим триггером для Рекса. Как только Ральф вошел в его жизнь, вскоре его внутренние раны, которые он так долго зашивал, начали открываться. Это было болезненно и неожиданно. Все скрытые чувства, подавленные страхи и старые травмы, казалось, тут же ожили. Ральф приносил с собой хаос и непонимание, активируя в Рексе давно забытые боли. Каждое слово Ральфа, каждая циничная шутка, словно остриё ножа, распарывали ту герметическую оболочку, которую Рекс так старательно создавал. Он чувствовал, как его чувства становятся неуправляемыми, а его мир расползался, как будто вся мрачность его существования вырывалась наружу. Он больше не мог держать всё внутри. Ральф открывал в нём те раны, о существовании которых он уже забыл. Эти события привели к тому, что подавленные эмоции Рекса достигли критической точки. Он стал поддаваться своим агрессивным импульсам и впадать в острые состояния отчаяния. Появление Ральфа, которого он никогда не воспринял как угрозу, задело его в самую уязвимую точку, став началом его падения в бездну.

***

Лежа на холодной койке, он был погружен в ожидание своих новых испытаний, и каждая минута казалась вечностью в этом аду. Его жизнь изменилась навсегда, но всё оставалось таким же ничтожным и бесконечным, как влажный холод надежды, потопающий в море черного небытия. Рекс лежал на койке, прислушиваясь к звукам, проникающим из коридора: шаги медицинского персонала, лёгкий шёпот пациентов, иногда смех, который казался ему чуждым и неуместным. Он чувствовал себя изолированным, как будто был в другом мире, где чувства и эмоции были заменены на холодные стены и строгие правила. Каждую ночь он вспоминал о том, как всё было до. Бурные времена, когда он был свободен, полон энергии, когда каждый день приносил новые впечатления. Может, он не был идеален, но он жил. Теперь же его существование свелось к ожиданию, к рутине, и это становилось всё более невыносимым. Он представлял себе, как его жизнь текла ранее, как струйка воды, пробивающаяся сквозь камни. А сейчас она затихла, погрузившись в мрак. Прошло несколько дней, и каждый день был похож на предыдущий. Вспышки воспоминаний о том, что он чувствовал раньше, снова наполняли его мрак. Внезапно он задумался о Рыжем, о том, откликнется ли кто-то на его внутренний крик о помощи. Но тут же эта мысль умирала, так и не успев родиться, потрясённая его собственным безразличием. Кому это важно? Время текло медленно, каждое мгновение растягивалось в бесконечность, и он уже не знал, когда его жизнь снова обретёт смысл. Однажды Рекса навестил врач. Его голос звучал спокойно, но в нём ощущалась уверенность. Он говорил о том, как важно говорить, как важно делиться своими переживаниями. Рекс слушал, но не видел смысл в его словах. Говорить о чувствах? Зачем, если это только паутина – ловушка, из которой не выбраться? Но в глубине души что-то шевельнулось; может, это была надежда – та самая искорка, что не успела угаснуть. Он взглянул в глаза врача и увидел в них отражение понимания. Может, это был первый шаг к освобождению – не к моментальному избавлению от страданий, а к тому, чтобы начать говорить, начать сталкиваться с тем, что он пережил. Эта мысль пугала его, но в то же время, может, она была пугающе освобождающей. Несколько дней спустя, тихая апатия Рекса сменилась приливами агрессии. В одной из ночей, когда крики из палаты стали особенно громкими, он начал метаться по комнате, размахивая руками и ломая мебель. Его тело больше не слушалось, он не чувствовал боли; только ярость и безысходность накрывали его с головой. В попытке успокоить его, медперсонал подошёл ближе, но всё закончилось ещё большей вспышкой гнева. Они вызвали охрану, и с трудом, но всё же силой перевели его в отделение для буйных пациентов. Врачи поставили диагноз – «диссоциативное расстройство идентичности с преобладанием агрессивных проявлений и склонностью к самоповреждению». Эта склонность, как оказалось, была не нова для Рекса. Он всегда укрывал свои увечья под тщательным слоем маски. Но теперь, когда его внутренний мир рухнул, он начал наносить себе увечья неосознанно: царапины на руках, синяки, воспалённые участки кожи – всё это казалось ему единственным способом почувствовать что-то, пусть и боль. Чтобы остановить его разрушительное поведение, Рекса накачали транквилизаторами. Эффект был сокрушительным. Его привели в палату, где он лежал, словно пустая оболочка. Каждое его движение стало медленным и неуверенным, руки повисли, а взгляд был застывшим и удалённым. Словно вся его сущность была выжжена, оставляя в себе лишь отсветы того, кем он был прежде. Получив такой диагноз, врачи уверяли, что им нужно было заблокировать его агрессивные импульсы, отключить его от самоповреждения. Однако Рекс утратил самосознание, моральные устои и даже понимание того, что с ним происходит. Его состояние стало пугающим. Он больше не кричал, ни на кого не бросался. Он погрузился в состояние, где чувства и эмоции пропали, как будто его душа ушла, оставив лишь физическое присутствие. Всё как раньше, в Доме. Оболочка без души. Домом Рекс мог назвать только то место, где он провёл большую часть жизни - школа-интернат. Там остались друзья, семья, остатки его личности. В Доме Рекс не был счастлив, однако там хотелось жить, хотелось быть. Рыжий приехал сразу после звонка медсестры. Когда его допустили, а допустили его не сразу и с большими «если», он, увидев Рекса, остановился, словно натолкнулся на стену. Перед ним лежал человек, которого он не узнал. Бледный, с опухшими веками и заблудившимся взглядом, он выглядел так, будто часть его была вырвана и выброшена вдали. Внутри Рыжего всё сжалось от ужаса. Он подошёл ближе и мягко позвал друга по имени, протянул к нему руку, надеясь на хоть какую-то реакцию. Но Рекс оставался безмолвен, словно это была не его жизнь, а лишь ужасный сон, чрезмерно резанный на куски. Для Рыжего это было поразительно: где был тот парень, с которым он делил свои радости и горести, пьяные вечера, бессонные ночи и разговоры за жизнь? Теперь перед ним стояла бездушная оболочка, и ненастье несчастья тяжело давило на его плечи. Он чувствовал себя неподготовленным, беспомощным перед этой бездной, перед этой пустотой. Сидя рядом с другом, он не знал, как помочь. Ему хотелось кричать, звать на помощь, но какого-то ответа не было. Все его надежды и мечты о том, чтобы Рекс вернулся к жизни, теперь скомкались в комок страха. Он оставался сидеть, жаждущий увидеть хоть искорку, хоть частичку своего друга. В этой тишине, наполненной отсутствием, Рыжий осознал: борьба только начиналась, и он не оставит Рекса одного в этой тьме. Нужно срочно вытаскивать Рекса из этого места смерти, иначе от друга не останется ничего, что можно было бы назвать Рексом. Врачи, слово стервятники, ждут, когда парень перестанет принадлежать себе, чтобы затащить его в свои сети, изклевав остатки всего живого, что осталось в парне, кое лежал мёртвым телом на белом покрывале этого могильника.