Истории, рассказанные Совёнком. Легенда о храбрости

(1 июля 1987 года, пионерлагерь «Совëнок», 09:44) Сознание возвращалось медленно. Всё пространство перед глазами занимало какое-то белёсо-красное марево, в котором медленно копошились, словно неизвестные чудовища, какие-то огромные бесформенные фиолетовые или зелëные глыбы. «Я в своëм подсознании?»,— Подумал Семён,— «Было бы круто действительно на свою подсознанку посмотреть как-нибудь — что там? Из чего оно состоит, моё подсознание?» «Из опилок»,— Съехидничал внутренний голос,— «Ну, или вообще из великого ничего. Только оболочка — а внутри пустота». «Опять ты?»,— Поинтересовался Семён. «Я. Точнее, я — это я, а вот кто я — это уже совсем другой вопрос»,— Всë так же ехидно ответил ему Голос. «Понятно. А где мы?»,— Снова задал Семён вопрос. «Там же, где и ты»,— Был ответ. «В смысле? А где тогда я?»,— Не понял Семён, начав беспокоиться: что-то тут не так. «Где ты — этого я не знаю, честно. А вот где мы — это я сказать могу запросто: мы с тобой там, где ты. Потому что ты — там где ты, а я в твоей голове, следовательно — я тоже нахожусь там где ты. Поэтому так всё и получается: ты — там где ты, и я там где ты, а раз мы вместе, то это значит, что ...",— Голос начал увлечённо рассказывать. «Дальше не надо»,— Прервал его Семён,— «Я всё понял. И что теперь нам делать?» «Нам?»,— Удивился Голос,— «Ничего. НИ- ЧЕ- ГО». Семён сначала нимало удивился, но это красно-белëсое марево вдруг сразу начало пропадать — и засветило сквозь просветы в нём солнце, пробиваясь своими яркими долгими лучами прямо в самое сознание Семёна, в самую его душу — и вскоре заполонило его целиком. Постепенно глаза стали открываться. Первое, что Семён совершенно точно и ясно увидел — это был яркий солнечный свет. Семëн невольно отвернулся, сощурившись, и … -Очнулся! Очнулся, ребята, он очнулся! — Рядом раздался до боли знакомый девичий голос. Семён, лёжа, повернулся на него, и тут же был схвачен в чьи-то объятия. -Ох …,— Семëн вздрогнул: щëку приятно огладили, щекоча, чьи-то мягкие и густые волосы. -Сенечка! — «Мику?»,— Сенечка, живой! — Мику присела на колени возле Семёна и осторожно, но нежно обняла его,— Сенечка! — Она, не скрывая этого, всхлипнула,— Миленький мой, живой! — Мику прижалась к нему щекой, и Семëн почувствовал на своей щеке капельку тëплой влаги … Краем глаза он заметил: лежал он на какой-то грубой ткани, расстеленной прямо на траве, под головой у него находилась аккуратно свëрнутая скатка, а укрывал его тонкий синий плед. Мику же сидела на коленях справа и обнимала его. «Какая же она милая, когда закрывает глаза». -Мик,— Семён осторожно высвободил руки из-под пледа, и обнял её в ответ,— Не плачь, пожалуйста. Мне немного неловко от этого. Пожалуйста, не надо плакать. Она вроде бы успокоилась: -Хорошо,— Мику улыбнулась, в последний раз всхлипнула и вытерла слëзы,— Я не буду больше плакать. Прости, Сенечка, пожалуйста, я так напугалась, когда тебя увидела …,— Она потупилась и замолчала. -А можно чуть подробнее, пожалуйста? Я ничего не знаю,— Попросил Семëн,— Что я здесь делаю? Как я здесь очутился? Где Электроник? Мы победили? — Он с опаской огляделся по сторонам. «Бля, башка-то как болит, прямо как киркой туда саданули»,— Сморщился Семён, отметив про себя сильную головную боль -Да, конечно, сейчас всё расскажу,— С готовностью ответила Мику, и усевшись поудобней, разгладила складку на брюках и начала рассказывать,— Серёжа — очень смелый человек! — Еë повествование пошло весьма издалека, и Семён даже сначала немного удивился,— Он, когда эти мотоциклы увидел, сразу, молча, туда побежал, к тебе, чтобы вместе с тобой действовать, а я даже и рта раскрыть не успела … «Это страннее всего»,— Подумал Семён. -Потом он ко мне вернулся и сказал, чтобы я шла обратно в лагерь,— Продолжала тем временем Мику,— Сказал, что с тобой останется … «Неожиданно. Уважаю»,— Снова подумал Семён и решил,— «Скажу Марату, может, перестанет их гомоботанами называть …» -Я противиться — а он мне: «Вот вернёмся мы в «Совëнок» — и я тебе все струны на скрипках поперепиливаю!» Ну и я, будь дура, побежала. Обиделась, конечно,— Мику посмотрела в землю,— Нет бы, чтобы вместе, втроём — ему бы погеройствовать! Тоже мне! Вот за это я его терпеть не могу! — Мику чуть разозлилась, раскраснелась, начала даже немного жестикулировать — и снова затараторила, как в старые добрые. -За что? — Улыбнулся Семëн. -Да за то, что выделывается! — Мику возмущëнно подняла руки,— Герой мамин! Только бы перед Женей погарцевать! Я таких как он вообще терпеть не могу! — Мику настолько разошлась, что, похоже, перестала замечать всё вокруг. -Перед Женей? — Удивился Семëн,— А при чëм тут Женя? -Как это при чëм? — Тут уж пришёл черёд удивляться Мику,— Как это при чëм, ты что, не знаешь? Да весь лагерь уже это знает! -Что знает? — Семëн всё ещё не понимал. -Как это: что знает? Что значит: что знает? Семëн, ты что, правда не в курсе? — Мику поразилась его неосведомлённости. -Нет,— Честно признался Семён и взглянул на неё,— А должен? -Нет, не должен, конечно …,— Мику немного стушевалась с такого вопроса,— Ты, вроде, никому ничего не должен,— Хихикнула она, и продолжила весьма воодушевлëнно,— Он влюблëн в Женю, Семëн! — Закончила она, победно воскликнув под конец,— В Женю влюблён наш Электроник! — Она снова хихикнула. «Нихрена себе, а я и не знал»,— Удивился Семëн и вздохнул про себя,— «Ботан-младший и Евгений — отличная пара, ничего не скажешь»,— Он вдруг осёкся,— «Ой, простите. Не Ботан-младший. Сергей»,— Он усмехнулся — снова про себя. Мику же ни об одной его мысли и не догадывалась. Она так и сидела на коленях и продолжала стрекотать, словно сверчки в ночи, рассказывая о своих похождениях в это утро: -Ладно, это я так, лирическое отступление сделала. Хотя, скорее, это было романтическое отступление,— Она снова хихикнула,— Возвращаясь ко мне: я сначала уходила ползком, а потом побежала, а … -Постой, можно тебя перебить? — Семён спросил у Мику возможности сказать, и та сразу же замолчала, с интересом глядя на него,— А ты что, прям с автоматом и рюкзаком бежала? -Я? Да, а что такого? — Удивилась Мику его вопросу,— Не бросать же мне это всë было? — Её удивление было неподдельным: как вообще можно представить такое, что пионер возьмёт, и на поле боя бросит свою боевую амуницию? Не понятно. И не возможно. -Это ж …,— Семëн аж запнулся,— Были сумасшедшие тяжести! — Ужаснулся Семён, а Мику улыбнулась,— А если ты не сможешь … Ладно,— Он поджал губы и посмотрел Мику прямо в глаза,— Герой! — Сказал он одобрительно, а Мику вдруг почему-то стала отчаянно краснеть,— Уважаю! И долго ты так бегала? -Нет, я … Ну, это, ну сов … Совсем чуть-чуть,—Мику спрятала глаза вниз, и свою фразу она произнесла совсем неуверенно, продолжая рдеть как майский тюльпан,— Какой уж я там герой … Семён это заметил и усмехнулся: -Да самый настоящий,— Сказал он,— Оружие в бою не бросила, и товарищей в беде не оставила. Что по итогу-то, товарищ Хацунэ? Где Серëга, и как я тут оказался? -Серёжа уже у себя,— Не поднимая глаза, произнесла Мику,— Когда я услышала выстрелы, я сразу побежала быстрее, но стреляли вы совсем не долго, и как перестрелка прекратилась, то я ещё немного пробежала и остановилась. Мне стало очень страшно: вдруг вас двоих убили? — Голос Мику ожидаемо дрогнул, а Семëн лишь закатил глаза,— Я никак не могла справиться с этой мыслью, Сенечка. Прости, пожалуйста, я серьёзно думала, что ни тебя, ни Серëжи уже нет в живых,— Она всхлипнула,— Я всё же кое-как взяла себя в руки и пошла обратно в деревню, но не дошла: я встретила на дороге Серëжу. Он … Он тебя на плащ-палатке тащил. «Серьёзно?!»,— Семён поразился такой новости,— «Серый — красава! Респект ему! Марату расскажу — в обморок упадёт!»,— А вслух: -Да ты что?! Нихрена себе! А дальше-то что было?! — Лицо его выражало крайний шок и неподдельный интерес — Семён хотел получить максимум информации из этого разговора. И знал, как это сделать, когда твой собеседник — Мику Хацунэ. -Ой, Сенечка, я … Я … Я тогда решила, что ты умер …,— Тихо проговорила Мику, и закрыла лицо руками,— Мне чуть плохо не стало. Я туда как безумная бросилась, выскочила к нему на дорогу, а он сначала очень испугался, а потом понял, что это я, и палец к губам приставил и говорит: «Тс-с-с, тише-тише, не ломись! Всë с ним хорошо … Будем надеяться». И мы вот тебя и понесли так вместе, и до лагеря так донесли. А на воротах Андрей стоял, и с ним Леночка была, они оба так напугались, когда тебя увидели! Но мы их предупредили, что всё хорошо, и ты просто немного ранен, хотя и спина у тебя кровоточила. Потом мы тебя понесли в медпункт, нам Андрей помог, и потом ещё Шурик присоединился, вчетвером тебя туда и притащили, а Виола там руками разводит, говорит, мол, нету места, несите его на улицу, там его осмотрю. Мы тебя на улицу вынесли, там Виола тебя посмотрела, вытащила занозы из спины, головой покачала, поменяла бинты и сказала на улице лежать. Артём Сергеевич на Серёжу ещё ругался очень сильно … Говорил, что не отпустит его никуда больше, а Серёжа попросил его поговорить наедине, и потом у них всё хорошо было, Артём Сергеевич его больше не журил, а наоборот, хвалил за сообразительность, вместе с Шуриком. Что-то они там такое сделали — я не знаю, но хвалил их директор очень, и меня хвалил, и потом я опять к тебе пошла. И так у тебя и сидела. -Офигеть …,— Ошалело проговорил Семён,— А сколько сейчас времени? — Задал он вопрос и взглянул на собеседницу. Мику наморщила лоб: -Не помню вот. Андрей заходил — девять было. А сколько сейчас конкретно — не знаю. -А меня во сколько вы сюда принесли? — Поинтересовался Семён и чуть приподнялся на локте. Мику запросто ответила: -Ещё и шести не было, это я точно помню,— Мику снова наморщилась,— Потом тебя смотрели и перевязывали, ох … Где-то полчаса в общей сложности. «Она здесь что, с шести торчит?! Три часа?!»,— Семён поразился так, словно увидел солнечное затмение, но что-то сказать он не успел: из-за угла медпункта показался Андрей, который, едва завидев Семëна, сменил свой равнодушный вид на радостно-удивлëнный, и подбежал к нему. -Семён, здорово! Живой? — Едва кивнув Мику, Андрей рывком присел рядом с Семёном, и так как тот приподнялся, чтобы подать ему руку, стиснул её со всей силы, и принялся трясти её хозяина в своих объятиях. -Дрюх, если ты меня сейчас хоть чуть-чуть не разожмëшь — то точно помру,— Прохрипел Семён, улыбнувшись, и когда Андрей нехотя отпустил его, сказал,— Здравствуй, брат! Как ты вообще? -Да здорово-здорово, Семка! — Радостно воскликнул Андрей,— Живой я, и как уж погляжу — ты тоже, вроде как! Как себя чувствуешь вообще? — Андрей заглянул ему в глаза. Мику он, кажется, игнорировал. -Нормалëк. Терпеть можно. Спина только болит вся как тварь, и башку как будто молотком отх.рачили — а так терпимо, в войну и не с таким выживали! — Семён улыбнулся. -Рассказывай давай! — Потребовал Андрей, устраиваясь поудобнее; он уже скрестил ноги по-турецки, но его тут ждал небольшой облом: -Слушай, бро, давай по позже, а? — Сморщился Семён в ответ,— Башка реально вообще свинцовая. Язык еле ворочается. Я к тебе лучше сам загляну, я тебя найду, если что, за это не беспокойся. Или вон у Серёги иди спроси, окей? Он со мной ведь тоже был. Или у Мику — тогда и ходить никуда не надо. Только не меня и не сейчас. -Бля, базар! — Добродушно ответил Андрей, поднимаясь,— Звиняй. Я тогда потопал, если чë. Найдëшь меня тогда, лады? Я в ближайшие часы или дома у себя буду, или у стены, если чë. А если меня ни там, ни там не найдëшь — тогда к Толяну обратись, он тебе подскажет. Уговорились? — Он подал Семёну руку на прощание. Семён ответил сразу после рукопожатия: -Уговорились. Сейчас полежу самую малость — и встану, пойду к тебе. А потом к пацанам на стену, наверное. Не знаю. Ладно, давай, пока, брат! — Семён крикнул вслед уходящему Андрею. Тот помахал рукой в ответ. Мику, до этого всё время сидевшая и молчавшая, вдруг быстро поднялась на ноги, и скорым шагом, не оборачиваясь, пошла в медпункт. Вернулась она оттуда сразу же, буквально спустя минуту, с большой бутылкой воды в руках. Подойдя, она так же молча с серьёзным видом открутила крышку и подала открытую бутылку Семёну. Тот с благодарностью кивнул девушке, и жадно припал к горлышку сосуда. Пил он долго, и наконец напившись, отдал бутылку Мику: -Спасибо. Как угадала прям. От души спасибо. Напился, больше не хочу. -Не угадала! — Серьёзно ответила Мику, отодвигая его протянутую руку,— Себе оставь, пригодится ещё. Ты же Андрею говорил, что у тебя язык еле ворочается! Это значит, что ты хочешь пить! Что ты мне-то сразу не сказал? -Не хотел тебя лишний раз гонять,— Обезоруживающе улыбнулся Семён. Мику вновь немного покраснела: -Ну Сëма …,— Она виновато заулыбалась,— И ничего ты меня не гонял,— Мику всё краснела и краснела. «Какая же она милая». -Ну хорошо. Не гонял — так не гонял,— С усмешкой сказал Семён, а Мику от смущения вообще не знала, куда себя деть. Прошла минута. -Сëм,— Осторожно начала Мику. -М? — Отозвался Семён. -Мне идти пора,— Но вставать она не собиралась,— Я сегодня ещё к тебе приду, хорошо? -Пора, не пора — я иду со двора,— Скороговоркой ответил Семён и взглянул ей в глаза,— Конечно, раз тебе надо — иди, пожалуйста, я тебя удерживать права не имею. -Спасибо,— Мику чуть задумалась,— Сëм,— Она вдруг покраснела совсем как мак. -Что такое? — Поинтересовался Семён, приподнимаясь на локте. -Закрой глаза, пожалуйста. -О как,— Семён нимало удивился такой просьбе, но глаза всё же послушно закрыл,— И что мне теперь де … ,— Он не договорил: судя по шелесту одежды, Мику нагнулась к нему и легко поцеловала в щëку. У Семёна земля из под ног ушла, и совсем не потому что у него, как говорится, бабочки в животе запорхали — а потому что это было так неожиданно, что Семён сперва вообще чуть дара речи не лишился. Так и застыл с закрытыми глазами. «Что это сейчас было?» — Спросил он у себя, и поняв наконец, что его только что поцеловали, вспомнил, что надо бы открыть глаза, но открыв их, он никого не увидел: Мику рядом не было. -Куда это она подевалась? — Спросил сам себя Семён, повертев головой по сторонам. «Убежала она, куда бы ей ещё было подеваться»,— Ехидно возник вдруг внутренний голос. «Зачем?»,— Удивился Семён. «Засмущалась она, чего тут непонятного»,— Голос вдруг сказал такую истину, что Семёну стало неудобно за свою непонятливость. «Прости»,— Просто сказал он,— «Как-то я не подумал». «Перед ней извиняйся, дурачок. Мне-то вообще, можно сказать, по-барабану. А вот ей — совсем нет. Так что иди, и извиняйся»,— Вразумил его Голос. Семён поднялся. «Куда мне идти?» «Почëм я знаю»,— Голос возмутился,— «Пойди да поищи, мне-то откуда знать куда там она направилась? Может, она вообще вешаться пошла». «Чего?»,— Семён вздрогнул,— «От чего бы ей вешаться?» — Он был скорее, не напуган, а шокирован. «От того, что ты ей не ответил, дебил. Девушка, мало ли что ей в голову прийти может, гормоны, может, взыграют — и будут её с дерева снимать с петлёй на шее. Семён, почему ты такой тупой-то?»,— Раздосадовано заявил голос, и замолчал. «Я … Как-то об этом не подумал»,— Семён всё ещё стоял и думал, что Мику действительно вешаться пошла, и в то же никак не мог принять того факта, что она действительно может так сделать. «Так чего ты встал? Руки в ноги — и иди её искать, едрить тя, мадрить!» — Повелительно воскликнул Голос,— «Ты ведь можешь не успеть!». Семён бегом побежал в музклуб — но Мику там не было, окна были раззанавешены, а дверь заперта на ключ. «В клубе? Ты серьёзно? Думаешь, она там вешаться будет?»,— Голос рассмеялся. «Я не знаю, где её искать!»,— В отчаянии крикнул Семён самому себе,— «Ничего на ум не приходит». «Успокойся, не нервничай. Поставь себя на её место, попробуй. Или в администрации поищи. Может быть, она пошла директору показаться» «Зачем ей директору показываться?» «Чтобы время выиграть. Её сам директор видел, получается, понимаешь? Непререкаемый в лагере авторитет. Ему доложат, что она пропала, а он, хотя и забеспокоится, скажет, что видел её недавно. Поиски начнутся чуть позже. Её труп, выходит, провисит подольше. Не знаю, правда, зачем ей это, но всё равно получается, что какое-то она время выигрывает»,— Пояснил Голос. «Говоришь о ней так, как будто она уже повесилась»,— Дрожащим голосом ответил Семëн, пускаясь бежать к зданию администрации. «Может, я уже прав. Или уже скоро буду прав. Хотя нет, ты будешь прав. Я — это ты»,— Вновь постебался Голос над Семëном, но тому было как-то до лампочки. У администрации сидели несколько пионеров и о чём-то переговаривались, Семён решил узнать про Мику у них. Никто её не видел, но вдруг к Семëну деловито подошла Ульяна и сказала, что действительно видела минут десять назад, как Мику зашла в здание администрации, и почти сразу оттуда вышла, буквально спустя две минуты. В этот период времени Ульяна захотела узнать, что ей там потребовалась, и стала подслушивать, но так как разговор Мику и директора происходил в коридоре, Ульяна совершенно точно расслышала только два слова: «Медпункт» и «Марат». Вскоре диалог прекратился, и Ульяна спряталась в кустах. Мику вышла и быстрым шагом отправилась почему-то не в медпункт, а в сторону музклуба. Семён, словно ошпаренный, никому ни слова не говоря, побежал туда. Ульяна и остальные лишь озадаченно молча посмотрели ему вслед. У клубов Семён был спустя десять минут, и едва взлетев на крыльцо, с ходу рванул на себя дверь — она оказалась не заперта. -Мику! — Крикнул он, вбежав внутрь. Ответом ему была лишь мёртвая тишина. «Бля, реально мёртвая …»,— Семён похолодел,— «Чëрт, а если реально опоздал?... Надо все помещения проверить»,— Его вдруг посетила страшная догадка, и он было уже схватился за ручку двери в подсобку, как Голос, тревожно воскликнув, разом обломал ему все его планы (Семён, анализируя эту ситуацию позже, клялся, что Голос говорил это с жестом рукалицо): «Успокойся, придурь! Ты чего, Мику что-ли первый день знаешь? Она же примерная пионерка, понимаешь? При-мер-на-я! Сечёшь? Это вот Марат может пойти повеситься или Лена, им на эти приказания до лампочки — а у Мику есть задание, помнишь ведь? Смекаешь, к чему я?» «Смекаю»,— Семён понял, к чему клонит Голос,— «В медпункт»,— И он побежал обратно, то есть туда, откуда начинался его нелёгкий путь. Мику он увидел прямо у входа в жилище Виолы, и со всех ног бросился туда, даже что-то крикнул ей вроде «Мику!» или «Стой!», но она даже не обернулась, видимо, даже не услышав его оклика и зашла внутрь. В руках у неё был какой-то продолговатый, среднего размера, предмет. Семён махнул рукой: он всё равно не упустил её, поймает, когда та будет выходить. Он, утирая пот со лба, подумал: «Как же я задолбался уже бегать, не помню, чтобы мы на вылазке с парнями столько рассекали»,— Он сел на ступеньках медпункта, выдохнул, прикрыл глаза от яркого утреннего солнца и вдруг вздрогнул: из-за двери вдруг раздались протяжные мелодичные звуки скрипки. Семён прислушался: звучала неизвестная, но знакомая ему мелодия в ре мажоре. Её он где-то слышал несколько раз, только исполнялась она на фортепиано, а не на скрипке, и звучала не в ре, а в фа диез мажоре, то бишь повыше. Мелодия, хотя и не быстрая, была явно танцевальная, даже немного, так сказать — современная, яркая. Но Мику исполняла её поистине мастерски: ни одного случайно задетого лишнего звука, ни одного ненужного отзвука, ни одной неправильной интонации, ничего «неправильного» не вылилось из-под её смычка. Мелодия действительно лилась будто журчашая в лесном роднике вода — такой она была красивой и протяжной. Семён аж невольно заслушался, но спустя примерно минуту музыка резко изменилась: исчезли её прежняя лиричность, мягкость и плавность. Мелодия вдруг резко изменилась: стала мужественной, твёрдой, в какой-то степени — даже решительной. Тональность сменилась с ре мажора на ре минор. «Под такую надо на войну идти»,— Решил Семён, а музыка между тем, сделав четыре таких «новых» пассажа, вновь вернулась в ре мажор, и стала совсем-совсем прежней: такой же спокойной, такой же лиричной как и прежде. «Как же Мику прекрасно играет»,— Подумал Семён, когда музыка перестала звучать,— «Слушал бы и слушал. Целыми днями». Он, немного посидев, уже собирался войти, уже встал и взялся за ручку двери, как вдруг мелодия заиграла снова. Но это была уже совсем другая мелодия: ре минорная, светлая и грустная, она как будто бы играла про старого солдата, давным-давно пришедшего с войны, и глубоко сожалеющего о том, что ему повезло выжить одному из всего взвода — и вернуться домой. Скрипка пела обо всём. Обо всём на свете — и обо всём свете сразу. В её трагических пассажах отражалась история, травмы, ужас, смерть, героизм и подвиг разом — вот какой была эта музыка! В этом и заключалось всё мастерство скрипача: передать настроение, внутренний мир человека, и жизнь природы музыкой — и у Мику это получалось прекрасно. Семён пустил скупую мужскую слезу: он начал понимать, определять для себя —о чём поёт эта скрипка для него! А для него она спела о том, как умер завхоз. А потом она сразу спела о том, как его хоронили. А потом сразу же Семён увидел вдруг Димона с его бандитами, взламывающими столовку — и невольно сжал кулаки. А после этого он увидел, как он сам, перепрыгивая через лежащие повсюду на земле трупы, бежит по дороге к директорской «Волге» — и вместе с ним Анатолий, Марат и Артём Сергеевич. А после Семён увидел Кагора перед смертью: его страшный огненный взгляд как у раненного и загнанного волка, и дуло Нагана, смотрящее прямо ему в лоб — и вздохнул. Потом он видел зомби. Много зомби. Очень много зомби. Страшных, кровавых, желающих сожрать всё и всех, и его в том числе, зомби. Потом он видел, как пионеры убивают друг друга возле склада. Поле битвы было всё усеяно окровавленными телами в военной форме. У кого-то из груди торчал нож, у кого-то отсутствовали глаза, у кого-то был разорван рот, кто-то просто лежал бездыханно в луже крови. То, чего Семён так опасался, свершилось: в рядах пионеров произошёл раскол. Потом он снова видел много страшных зомби. Потом он видел бандитов, тех бандитов, чей земной путь он вместе с Серёгой прервал в деревне Поляны в двух километрах от лагеря. А потом лишь темноту. Одну пустую давящую темноту … … И наконец себя, сидящего на ступеньках крыльца медпункта. На этом музыка стихла и закончилась. Он видел всё. «Пи.дец»,— Понял Семён,— «Бля, это было ох.енно, просто пи.дец. Е.ать, чтобы я ещё где-то такое исполнение слышал — разрази меня гром, если слышал! Не, Мику классно играет, базару нет. Первая хороша была, ничего не скажешь, но вот вторая была просто ох.ительная, иначе как объяснить то, что я, бл.ть, в ах.е». «Маратом стал?»,— Появился вновь Голос. «Накатило просто. Честно, вечно бы сидел и слушал»,— Семён понял, что Голос, вообще-то, прав: он действительно начал намного больше материться в последнее время. С чем это было связано — не известно. «Надо бы за базаром последить»,— Решил Семён, стучась в дверь. «Надо бы»,— Вторил ему Голос. -Открыто! — Крикнула Виола из-за двери. Семён молча зашёл внутрь, и сразу же ему в глаза бросился непорядок: Виола хотя и сидела за столом, и ручку держала, а ничего не писала. Не как обычно, в общем. Она посмотрела на него, и приставила палец к губам, молчи, мол, и так всё ясно, иди, мол, куда тебе надо. Семён лишь кивнул, прошёл в изолятор и … Нет, он, конечно, видел много всякого разного, как говорится. И неожиданностей на его долю тоже выпало немало, но чтоб такое … Нет, к этому Семён был ну никак не готов. Зайдя в изолятор, он увидел такую картину: на кушетке сидели Марат с Алëной, на стуле у входа сидела Мику, а возле окна стоял Анатолий. И всё было бы в порядке вещей, скажем так. Если бы не прекрасно спевшая скрипка, которая покоилась сейчас на плече у Марата. Молчание длилось около минуты. -Марат, это ты сейчас играл? — С трудом проговорил Семён. Все остальные так сло молчали. -Я. А чë, собственно? — Поинтересовался в ответ Марат. -Да знаешь …,— Семён заговорил, с трудом подбирая слова,— Ты у меня вообще как-то со скрипкой не вяжешься. Вот честно. -Ну, не знаю,— Марат почесал репу,— Вроде неплохо всегда играл. Ну, когда научился, раньше-то всякая х.рня только получалась. -Да у тебя всё путёво в этом направлении, друган, мне прям очень понравилось,— Сказал наконец Семён нормальным голосом,— Только согласись: весьма неожиданно то, что главный пацан на районе — оказывается ещё и классный скрипач. -Дак то ж не я один был! — Добродушно воскликнул Марат, откладывая скрипку,— Вон, Мику первую сыграла. Я вторую только играл,— Он попытался подняться, но, видимо, у его левого бока на этот счёт были совсем другие планы,— С.ка, бля …,— Еле слышно процедил он сквозь зубы, чтобы никто этого не услышал и не понял как ему сейчас больно. Просто по привычке он опëрся на левую руку — и тут же рёбра будто огнём обдало. Сцепив зубы, Марат тихо опустился обратно на подушку. -Ладно, я пойду тогда, скрипку тебе оставлю, хорошо? Ещё играть будешь? — Мику поднялась и собралась идти. -Бля, базар, гуляй, конечно,— Ляпнул Марат, как-то позабыв, что с ним в одной комнате две девушки, спохватился, да было поздно,— Оставь тогда ве … Скрипку мне, ладно? Поиграю ещё,— Он чуть было по-привычке не сказал: «Оставь мне веник». -Конечно оставлю,— Мику даже немного удивилась такой просьбе,— А можно будет прийти ещё, послушать, как ты играешь? — С надеждой спросила она. Марат добродушно улыбнулся в ответ: -Да конечно, какой базар! Всегда рад! — Он раскинул руки,— В любое время дня и ночи к вашим услугам! — И рассмеялся. За ним засмеялась Мику, за ней Алёна, а потом не сдержались и парни, и тихо прыснули в кулаки. И так они и смеялись, правда, недолго. В изолятор вдруг заглянула Славя: -Привет, ребята! Чего смеётесь? Семён — к директору! — И исчезла, не выслушав ответа. Все замолчали минуты на три. -И что это сейчас было? — Спросил Толян,— Пришла, посмотрела, и упорхнула. Нет бы остаться, с нами бы потусить. -Пришёл, увидел, упорхнул,— Ответил Семён переработкой знаменитой фразы,— Сам же знаешь, ей не до этого. Она не тусит совсем,— Он тоже поднялся, расправил рубашку,— Ладно, народ, давайте, я погнал. До скорого,— Он пожал руку Марату и Анатолию, и уже направился на выход, но в дверях внезапно столкнулся с Виолой,— О, здрасьте,— Он немного растерялся. -Ну, здравствуй, пионер,— Усмехнулась Виола,— Дай пройти-то, что-ли, коль заметил? Семён молча посторонился, пропуская Виолу в изолятор. Он молча прошла и подошла к Мику: -Дорогуша, ты намедни кое-что потеряла,— Виола запустила руку в карман и достала оттуда … Бриллиантовый кленовый лист! Семён-то обалдел, но взглянув украдкой на Мику, увидел, как её брови неудержимо ползут вверх. Шоку и всех остальных присутствующих не было предела. -Забирай, твоё,— Виола снова усмехнулась,— Марат вчера прямо перед вылазкой отдал. А я как-то забыла тебе сразу передать. Носи, Настя, на счастье! — Она улыбнулась, сунула кулон ошалевшей Мику в руки и ушла обратно к себе в кабинет, снова принялась что-то писать. Семён всë так же смотрел на Мику, и вдруг увидел в её глазах молчаливые счастливые слëзы … Стоит ли говорить о дальнейшем? Мику расплакалась, разревелась словно маленький ребёнок, которому наконец-то купили любимую игрушку, Алëна обняла её и тоже заплакала («И что у девчонок за манера постоянно плакать вместе?!»,— Раздосадованно подумал Семён), чувствительный Анатолий тоже пустил скупую мужскую слезу, а Марат и Семён сидели вместе на кушетке и посмеивались. -Слушай, братан, у меня тут к тебе вопросик один нарисовался, весьма личный, можно? — Шёпотом спросил Семён у Марата. -Бля, конечно, валяй! — Марат удивился: Семён интересуется, можно ли ему задать вопрос. Блин, конечно же можно, что за вопрос! -У вас с Алëной что-то есть? — Шёпотом спросил Семён, поглядывая на ревущих девчонок. Марат отмахнулся: -Да ничë! Ничë у нас нет,— Марат посмотрел в сторону,— Просто пришла меня проведать с них.я и всё. Вот и весь базар. -Понятно,— Семён посмотрел на Марата: он понял, что это явно не так.

***

Шурик спящую Алису донёс до её домика часов в шесть утра. Ульянки не было — и ему никто не помешал, не задал никаких ненужных вопросов. Раздевать Алису он не стал: ни к чему. Положил её на кровать, тихо вышел, закрыв дверь. И заперся в клубе, принялся чем-то жужжать, чем-то стучать — что-то мастерить.