Токийская история

      Самое нелепое, что можно было сейчас сделать, – это попытаться заснуть. Чон прекрасно это понимал и спать, конечно же, не собирался. Но и как вести себя дальше – понятия не имел. Поэтому молча лежал рядом с Чимином, прислушивался к его и своему дыханию и размышлял о том, что бы такое сказать, что ли… Потому что Чимин тоже глаз не закрыл, а лежал, повернувшись к Чону, и спокойно смотрел на него. Моряк и сам невольно скользил взглядом по любимым чертам лица, по густым шелковистым волосам, которые Чимин развязал перед сном, по лебединой шее… И тут Чон нашёл тему разговора. Он давно замечал сзади на шее возлюбленного, как раз по центру, небольшое тёмное пятнышко. Когда Чимин носил западную одежду, пятнышка было совсем не видно – рубашки и куртки его полностью скрывали. Но когда Ширатори был в кимоно с низко спущенным воротом, оно то и дело мелькало. И моряк гадал – это родимое пятно немного неправильной формы? Или, может, татуировка? Как у самого Чона? Но случая спросить всё как-то не было. А теперь случай не просто был, но и подвернулся как нельзя более кстати.       – Чимин…       – Ммм?       – Я хочу спросить кое-что…       – Ну, спрашивай, – улыбнулся Чимин совсем рядом, и у Чона невольно побежали сладкие мурашки по телу.       – У тебя на шее… На позвоночнике… Родимое пятнышко или татуировка?       Чимин помолчал, будто обдумывая вопрос, хотя раздумывать над ответом вроде бы не приходилось. А потом негромко ответил:       – Татуировка.       – А можно мне посмотреть?! – с искренним интересом едва ли не воскликнул Чон.       Его простодушный возглас заставил Чимина рассмеяться.       – Смотри! – перевернувшись на живот, Ширатори приспустил на спине ночное кимоно.       Чон как заворожённый уставился на сливочную кожу, где тёмным серпиком сиял узкий месяц. То, что обычно мелькало из-под воротника, оказалось его тонким кончиком.       – Красиво… – тут Чон заметил, что месяц – не единственная татуировка. Ниже по позвоночнику была ещё одна. Чон непроизвольно дотронулся до ворота белого кимоно рукой, стараясь отодвинуть его и рассмотреть. И с трепетом почувствовал под пальцами не только шероховатую ткань, но и нежное тепло шелковистой кожи.       – Тут ещё один месяц, – выдохнул Чон, который смог теперь увидеть следующий рисунок. Этот полумесяц был пошире, будто луна прибавила роста за пару дней.       «Сейчас она тоже растёт», – невольно подумал Чон, который часто ловил взглядом луну в небе во время своих ночных прогулок по Токио. Когда он прибыл в столичный порт, было новолуние – это моряк запомнил чётко. Сказывалась многолетняя морская привычка следить за фазами ночного светила.       – Твои татуировки с луной… они и дальше идут? – в середине фразы голос Чона даже перехватило.       – Да, по всему позвоночнику.       – А мне не видно дальше…       – Ну, тогда надо кимоно спускать с плеч полностью, пояс развязывать…       – Пожалуйста… – начал было Чон, но тут увидел, что Чимин и так принялся за пояс, распустил его и, крутнувшись на футоне, как рыбка на берегу, легко скинул кимоно с плеч, освободив руки.       Взгляду Чона открылась дорожка миниатюрных лун, сбегающих по спине любимого вниз, – от тонкого месяца до полной луны и дальше в обратном порядке, пока луна не исчезала тонким серпиком на копчике Чимина.       «Ещё это похоже на затмение, когда тень наползает на солнце или луну, а потом отступает», – почему-то мелькнуло в мыслях Чона. Наверное, из-за того, что в его голове началось собственное маленькое затмение. Он смотрел на обнажённую спину Чимина, на кожу, матово поблёскивающую в неярком свете лампы, на белое кимоно, которое теперь смятой волной лежало внизу, прикрывая заманчивые выпуклости. Край кимоно чуть закрывал нижний полумесяц. «Если я сдвину его, чтобы посмотреть татуировку полностью, то могу будто невзначай…», – лихорадочно соображал Чон. Но мысль оборвалась на середине, потому что рука уже давно сделала то, о чём он подумал – прикоснулась к спине, прошлась по бархату кожи, отодвигая ткань, и скользнула дальше, ниже, под кимоно…       Чон замер, с ужасом и восторгом осознавая, что на Чимине нет белья. И если бы в этот миг Чимин хоть как-то выразил своё неудовольствие – дёрнулся или воскликнул что-то – Чон тут же убрал бы руку и извинился. Но этого не произошло. Он почувствовал лишь, что возлюбленный глубже задышал – приподнимались его красивые лопатки, а луны на позвоночнике пришли в лёгкое движение. И моряк тихонько продолжил волнующее путешествие по манящему телу, словно по легко вздымающемуся морю в приятный штиль. Восторженно ощущал, как Чимин отзывается на эти прикосновения, и скоро уже вдохновенно оглаживал, сжимал, ласкал упругие бёдра, и гибкую поясницу, и гладкую спину обеими руками. Ненужное белое кимоно было отброшено куда-то в сторону. Дыхание тоже стало глубоким и немного прерывистым. Повинуясь желанию и притяжению, он наклонился и прикоснулся губами к шее Чимина в том месте, где был первый полумесяц. Замер. И тут же прошёлся дорожкой поцелуев по всем лунам, упиваясь волшебным осязанием этой близости и наполненности каким-то неуловимым, но таким родным ароматом кожи.       Чон уже был в полной боевой готовности и быстро стащил с себя исподнее. Замирая и дрожа от предвкушения, он прикоснулся пальцами к ложбинке внизу спины Чимина. Осторожно провёл ниже, словно ныряя в нечто манящее и таинственное. Его Ширатори по-прежнему взволнованно дышал, но ничего не говорил. Всё, что у Чона было из познаний, – собственные желания, инстинкты да та картинка Мон-хёна перед внутренним взором. А ещё мореходный опыт. И опыт этот сейчас вдруг подсказал – чтобы канаты и цепи легче ходили в отверстиях шлюзов и блоков, используют смазку… Чон инстинктивно оглянулся по сторонам. Казалось бы, ничего подходящего здесь нет, но взгляд упал на стоящую неподалёку коробочку – ту самую, принесённую сегодня Чимином из «Цветов и птиц». Моряк тут же скинул с неё крышку, схватил кусочек желудёвого желе и быстро размял в пальцах. Провёл ладонью, касаясь заветного места. А потом примкнул к возлюбленному.       Несколько ужасно волнительных мгновений ему казалось, что ничего не выйдет – слишком узко. Но затем, внезапно преодолев начальное напряжение, Чон на удивление легко скользнул внутрь и устремился вперёд – словно его увлекало водоворотом в глубину. Чимин выдохнул с негромким стоном. Чон тут же застыл и прислушался. Но по каким-то едва уловимым признакам догадался, что путешествие, в которое они сейчас отправляются, можно продолжать. Внутри Чимина оказалось так чудесно и уютно, что думать ни о чём другом моряк больше не мог – просто отдался пьянящим движениям.       Вскоре по комнатке уже разносились постанывания в унисон общему ритму. Чон прижимался к Чимину, не совсем осознанно шаря по его спине, плечам, рукам… Вдруг вспомнил, что на картинке Мона парни ещё и целовались друг с другом, и потянулся вперёд. Чимин, словно почувствовав его желание, повернул голову навстречу, и они слились губами. Моряк обхватил возлюбленного рукой за талию, чуть приподнимая, и сразу почувствовал, как тот возбуждён. Пальцы Чона тут же сомкнулись вокруг, лаская и оглаживая. Страстное совместное путешествие всё быстрее и быстрее влекло их вперёд. И через какое-то время Чимин сдавленно всхлипнул, а Чон почувствовал, как излившееся возбуждение любимого просачивается сквозь его пальцы. Он протянул руку и вытер обо что-то подвернувшееся – кажется, ночное кимоно Чимина, но это было уже неважно… Потому что ещё несколько исступлённых движений – и Чон сам приплыл в порт назначения.       Стараясь понемногу успокоить колотящееся сердце, он не спешил выпускать Чимина из объятий. Словно, если это произойдёт, всё тут же исчезнет, станет нереальным, растворится, как мираж. Поэтому, всё так же прижимая возлюбленного к себе, продолжал блуждать по соблазнительным изгибам его тела, устроившись рядом на футоне. Чимин, похоже, был совсем не против – его пальцы тоже нежно скользили по лицу, шее и плечам Чона, а трепетные губы охотно отвечали на ласки и сами одаривали тёплыми поцелуями взамен. И моряк не заметил, как сладкие поцелуи сменил такой же сладкий и безмятежный сон.       Чон проснулся с необычным ощущением – весь он словно был наполнен новой силой и одновременно разлившимся по телу сладким блаженством. С удовольствием потянулся, впитывая свежее дыхание раннего осеннего утра, а в голове между тем начали всплывать кусочки минувшей ночи. Тут же проснувшись окончательно, Чон быстро огляделся. Чимина рядом не было. Похоже, его вообще не было в домике. На мгновение моряка охватило странная смесь испуга и облегчения. Будто всё было сном и ничего не произошло. Реальность вокруг всё та же, что раньше, но зато и не придётся краснеть, встретившись с Чимином… Тут Чон осознал, что уже покраснел, что смятое белое кимоно рядом говорит о прошедшем очень явственно, а Чимин, конечно, просто ушёл ненадолго по своим делам.       Решив, что самое разумное сейчас – привести себя в порядок, Чон оделся, вышел в туманный сад, уже хорошо ему знакомый, сходил в уборную и умылся бодряще-холодной водой из кадки. Возвращаясь, он, несмотря на пряди тумана, стелившиеся между деревьями и кустами, издалека заметил фигурку в полосатом кимоно у входа. Сердце пропустило удар, но Чон просто продолжил идти вперёд к этому главному маяку своей жизни.       – Чимин… – он не знал, что ещё сказать. Смотрел на любимого и думал о том, какой же он красивый. Нет, что Чимин удивительный, Чон осознавал всегда. А всё же теперь это поразило его с новой силой. Наверное, потому, что сейчас это был его, именно его Чимин.       Они обнялись так естественно, как ветви кустов в саду, которые колыхал ветерок.       – Я принёс нам еды, взял кое-что из готового в кладовке, потому что в доме ещё спят и Мико-сан не готовила пока завтрак, – сказал Чимин куда-то в шею Чону, и это было так щекотно и приятно. Моряк нежно потёрся носом о чёрно-белое плечо, а затем не выдержал и ласково поцеловал Чимина возле ушка с мыслью, что раз клан Мацудайра ещё не пробудился, то можно позволить себе эту вольность прямо здесь.       Как обычно, опустились на крылечко, чтобы позавтракать. При этом Чимин непроизвольно ойкнул, а Чон перепугался.       – Я сделал что-то не так? – встревоженно прошептал он сразу охрипшим голосом.       – Айщщщ… Откуда я знаю, так или не так! – фыркнул Чимин, дёрнув плечом.       Чона словно окатило с головы до пят тёплой ласковой волной. Он, конечно, чувствовал, что стал для Чимина особенным. Но всё же где-то в глубине души блуждали смутные страхи – Чимин на два года старше, и уже два года в Токио, и работает в такой сфере, где всякие типы увиваются вокруг… А теперь стало совсем-совсем легко и спокойно. Он заулыбался и молча обнял Чимина за талию, осторожно прижав к себе.       – Ты вот мне лучше скажи – что ты такое в меня пихал?! В смысле, ну… до того как… неужели это было желудёвое желе?       – Да… – ответил безупречно честный Чон, глядя преданными глазами.       – Ты чокнутый совсем? – возмутился Чимин, хотя видно было, что он на самом деле не сердится. – Что со мной теперь будет вообще?       – Чимини… Я решил, что… Ну, так легче… Да и всё равно оно рано или поздно там бы оказалось, желе это, а так даже есть его не надо, – нашёлся Чон.       Чимин закатил глаза.       – Хорошо, что мне сегодня хоть не выступать…       – А почему ты сегодня не выступаешь? Я забыл спросить вчера.       – Сегодня мой день рождения. И Хоби-хён подарил мне по такому случаю билеты в свой театр.       – Как день рождения?! Он ведь был уже.       – Тогда был по лунному календарю. А сейчас по западному. Хоби-хён сказал, что я родился тринадцатого октября, это как раз сегодня.       – Тогда с днём рождения, Чимини…       – Спасибо, – улыбнулся Чимин. – Раньше я думал сходить в театр вместе с Тэхёном, но… Сходим вместе, ладно?       – Конечно! – Чон был в восторге от такой перспективы. Пойти с Чимином в очередное волшебное место в Токио – об этом можно было только мечтать. – Только… Тэхён-хён не обидится?       – Нет, я уже поговорил с ним. Он сам сказал, что это должен быть ты – ведь когда ещё такой случай выпадет?       Будь у Чона привычка долго раздумывать по поводу случавшихся в его жизни событий и собственного будущего, на этих словах он бы, наверное, немного расстроился. Но Чон не особо думал – он просто был счастлив здесь и сейчас.       – Тем более, хён уже пообещал подарить такие же билеты и ко дню рождения Тэхёна, чтобы он тоже посмотрел спектакль, – продолжал Чимин.       – А когда родился Тэхён-хён?       – Зимой. Так что ему подождать придётся всего пару месяцев.       Наконец принялись за еду. Трапеза была скудновата – Чимину удалось раздобыть в главном доме только рисовые колобки да немного холодных закусок. Чон же вдруг понял, что голоден как бык. Но он не роптал – Мико-сан и так постоянно обильно угощала его. К тому же моряк быстро рассудил, что Чин-хён наверняка хорошенько покормит его в «Цветах и птицах».       После завтрака Чимин быстро переоделся из кимоно в европейскую одежду и в очередной раз заботливо перевязал руку Чону. Они шли вдвоём по улицам утреннего Токио, и Чон постоянно улыбался, лишь взглянув в сторону возлюбленного. Тот сегодня не высказывал возмущения по поводу того, что спутник на него пялится, – только улыбался в ответ и, казалось, порой готов был вообще тихонько засмеяться. Чон и сам ощущал, что их теперь связывает нечто особенное, замечательное и да, действительно радостное, а весь остальной мир – это просто весь остальной мир, которому не понять, да и не надо ничего понимать.       Свернули к «Цветам и птицам», и вскоре Чон заметил вдалеке знакомых, идущих навстречу. По улице, поминутно раскланиваясь в обе стороны и весело приветствуя владельцев многочисленных лавочек, ресторанчиков и прочих заведений, шествовал щеголеватый Чин-хён. А за ним послушно, как телёнок на верёвке, опустив голову и слегка покачиваясь из стороны в сторону, топал Баня-Коля.       Они встретились у входа. Увидев Чона, Коля сразу оживился, радостно заулыбался, поздоровался и протянул руку для приветствия. Чимин тоже следом подал моряку свою ладошку. Но тут Коля почему-то смутился и прикоснулся к ней очень бережно, хотя рукопожатие Чимина было крепким и уверенным.       – Вот! Напарник тебе будет, Чони! – возвестил донельзя довольный Чин. – Коля, оказывается, плотником был до того, как в море стал ходить. Ну так удачно всё сложилось!       – Чин-хён! Как? Как тебе это удалось? – поразился Чон.       – Сначала подкрепимся! – объявил Чин. – На пустой желудок дела не делаются и ничего не обсуждается.       «Это ты очень правильно заметил, хён», – подумал весьма довольный таким предложением пусанец.       Вскоре они уже сидели в комнате, а рядом в кухне на огне аппетитно булькала лапша, распространяя в свежем осеннем воздухе такой простой, но божественный аромат, что слюнки текли.       Выяснилось, что для освобождения Коли расторопный Чин-хён задействовал тяжёлую артиллерию в лице старшего брата. Китайский ресторан, который тот содержал, очень любил посещать один из крупных столичных полицейских чинов. По просьбе любимого ресторатора этот чиновник согласился взять на себя поручительство за Колю. Тем более, что русский крейсер на данный момент уже покинул токийский порт и разбираться с загулявшим матросом пока всё равно было некому. Разумеется, Чину пришлось заплатить из своего кармана за Колю штраф, а его брату – предоставить шикарный обед за счёт заведения всей семье благосклонного чиновника. «Но это всё мелочи!» – заверил Чин.       Во дворике послышались шаги, вежливое покашливание и в комнату заглянул Мон. Чон вскочил, приветствуя хёна. Его примеру тут же последовал и Коля, опасливо, но уважительно поглядывая на представительного мужчину в очках и костюме. Чимин, однако, вставать с места не спешил, только поклонился с самой очаровательной улыбкой.       – Мони! Заходи, присаживайся! Сейчас будем завтракать, – крикнул из кухни Чин: – Ребята, Наму-сэнсэй изъявил желание провести сегодня день вместе с нами. Он тут над своими научными трудами поработает и заодно будет вам моральной поддержкой, так сказать!       Не переставая болтать со всеми, хён вдобавок к лапше быстро и умело обжарил кусочки мяса, смешал всё вместе, добавив по своему усмотрению соус, плюхнул сверху несколько яиц и подал на стол.       – Макароны с мясом по-моряцки! – не сдержал восхищённого возгласа Коля.       Чон не понял смысла сказанного, но сообразил, что русский матрос весьма оценил поданное блюдо. И все с аппетитом принялись за еду.       Затем Чин предложил выпить чая, и Коля снова одобрительно воскликнул:       – Чай!       Тут уж понять его никому не составило труда. Выяснилось, что Коля обожает пить чай вприкуску с сахаром, который гостеприимный Чин каким-то внутренним чутьём предложил своему новому русскому работнику. Все остальные пили чай без сахара.       Поскольку внимательный Чон заметил, что Чимин не стал лишний раз вставать даже для того, чтобы поприветствовать уважаемого хёна, он решил развеять хоть часть своих сомнений и обратился к Мону.       – Наму-сэнсэй, вы всё на свете знаете…       Мон улыбнулся.       – Скажите, пожалуйста, а тотхоримук ведь хороший продукт, не вредный?       Чимин бросил на Чона яростный взгляд, но тот сделал вид, что не заметил. Мон удивился:       – Желудёвое желе? А, ты про содержащееся в нём танины, наверное!       – А что это такое? – с волнительным любопытством спросил Чон. – Это опасно? Мы тут с Чимином поспорили…       Чимин бросил второй убийственный взгляд, но Мон уже подсел на своего любимого конька и принялся объяснять:       – Нет, это всего лишь дубильные вещества растительного происхождения. Правда, говорят, если употребить с пищей слишком много танинов, можно заработать расстройство живота. Но ведь желудёвый крахмал вымачивают, чтобы уменьшить их количество, так что вряд ли желе может навредить.       – Дубильные вещества – это те, которые используют при обработке кожи, да? – продолжал любопытствовать Чон.       – Да-да, именно. Они широко применяются кожевниками – делают кожу мягкой, эластичной и податливой, она тогда лучше растягивается при обработке и не рвётся.       Чон слушал и кивал головой, в то время как Чимин начал немилосердно краснеть.       – Танины ещё и как лекарственные вяжущие вещества используют – они помогают заживлять разные повреждения, обладают обеззараживающим действием… – рассуждал Мон.       – Очень полезные вещества, – серьёзно сказал Чон, снова кивнув и взглянув на Чимина.       Тот закашлялся, но сделал вид, что поперхнулся чаем.       Чин расценил это как знак к завершению завтрака и бодро объявил:       – Ну что, ребятушки, теперь можно и за дело приниматься!