Перья и кровь

Я вернулся в дворец Цитадель, где меня ожидал суд. Совет смиловался надо мною и наказание не было столь суровым, как я того заслуживал. Но отныне я оставил все поиски Храма не только из-за отягощавшей меня совести, но и по приказу Совета. Архангел Ребекка уверяла меня, что эта история с субантрами выглядела крайне подозрительно, якобы на нас специально кто-то натравил чудищ, которые никогда прежде не покидали Ад. Удивительно ещё то, что от чертежей Анхиза остались лишь клочки.

***

— Ты уверена? — А есть варианты? — Ладно. Я на стрёме. Только быстро! — прошипел Люцифер. Паулина лезвием поддела щеколду окна и бесшумно забралась в кабинет Фенцио. Не теряя ни минуты, она подобралась к шкафчику стола, где, по её мнению, хранился осколок Зеркала Кривизны. Ящик был открыт, и это изрядно удивило её («я зря, что ли, брала с собой шпильки?»). Но все возмущения мгновенно улетучились, когда Паулина ощутила прилив восторга, удовлетворения и какого-то ужаса от увиденного. Осколок. Острый. Она была права! Как хорошо, что она не захватила с собой своё зеркало. Её всё ещё интересовало, почему осколки среагировали друг на друга, если связь устанавливается только при прямом попадании луча на зеркальную поверхность. Либо у Фенцио было какое-то необычное Зеркало Кривизны, либо всё гораздо прозаичнее, и он пользовался настолько устаревшей моделью, что она реагировала на всё. Этот вопрос Паулина пометила у себя в голове. Но оставался ещё один: брать осколок с собой или нет? Рассуждения об этом не успели даже закружиться в сознании, потому что ответ сам попался на глаза. На столе лежало кольцо Гига. «Девона ещё на первом ранге говорила, что Фенцио будет также вести лекции о всяких артефактах… Кольцо Гига здесь, а где остальные? И, если они в каком-то из этих закрытых шкафов, то почему оно лежит на видном месте?» Нет, осколок с собой забирать нельзя. Фенцио всё сразу же поймёт, а вот кольцо… Как минимум, поможет вывести его на чистую воду без лишнего шума и внимания. И к тому же она начала догадываться, почему кольцо сейчас лежало здесь. — Ну как? — вскинулся Люцифер, когда они отлетели от кабинета. — Я нашла осколок. Острый! — Ну понятное дело. — Нет, ты не понял. У новых моделей осколков Зеркала Кривизны края незаострённые, чтобы владелец не поранился, а этот… Ну, он острый. Крови на нём я не обнаружила, но я ещё кое-что нашла. Она продемонстрировала артефакт. — Кольцо Гига? — Оно лежало на столе, как будто им недавно пользовались. Вспомни, что говорил тот Серафим: информатор должен всё подготовить. Очевидно, дело тайное, а кольцо Гига… — …скрывает не только ауру, но и тело, — не слишком уверенно закончил за неё Люцифер. Что-то его настораживало. — Не знаю, Паули. Фенцио мог использовать его для своих уроков, а потом просто забыл положить в шкаф. Но… Ой, да плевать, оно нам всё равно понадобится. Паулина с энтузиазмом закивала, хотя сама ещё слабо представляла, как именно им поможет кольцо-невидимка. Люцифер это понял и пояснил: — Первое, с его помощью мы сможем осмотреть кабинеты других учителей. Второе, понаблюдаем за поведением Фенцио. Он заметит пропажу – он отреагирует. — А если не отреагирует?.. — Значит, это, моя догадливая Непризнанная, только укрепит наши подозрения относительно него. — Звучит логично. — Давай кольцо, моя очередь. — Ты прямо сейчас хочешь осмотреть все кабинеты? — изумилась Паулина. — Нет, я спать хочу, но я сделаю это в ближайшие дни. Дальше на очереди Мисселина, а ты сегодня приготовься посетить Винчесто. Последующий день пролетел быстро и без каких-либо приключений. Паулина была вялой и в то же время нервной: первое – из-за плохого сна, второе – из-за предстоящей встречи с Винчесто и убеждённости в том, что она недостаточно подготовилась к ней. К вечеру она уже устала строить какие-либо предположения и просто стала ждать. Паулина смотрела на вечернее небо под звуки жаркого спора двух демонов за дверью: — Да что с тобой такое, Винчесто?! — уже не на шутку злился Люцифер. — Ты же так горел этим исследованием, мечтал узнать истину! Во что ты теперь себя превратил? — Это было больше трёхсот лет назад, Люцифер, — убийственно спокойно, но всё же с ноткой утомлённости от этого диалога ответил Винчесто. — Я постарел. К тому же что нового мне может рассказать твоя подруга? — Просто выслушай её, Винчесто. Уверяю тебя, ты не разочаруешься. — Нет. — Да. Я твой принц, и приказываю тебе. — Да ты..! — выругался Винчесто. — Люцифер, зачем тебе это? Ты хочешь надо мной посмеяться? — Когда я над тобой смеялся? — Да каждый раз, когда я пытался прочитать тебе лекцию по философии, несносный ты мелкий засранец! — Полегче. — Ну уж нет, — противно проскрипел отъезжающий стул и раздались несколько стуков каблуков. — Выложи мне всё как на духу – и тогда я поговорю с этой девочкой. — Оракул предсказал мне участь… — принц замолк. Паулина прям-таки видела, как он заиграл желваками и как у него загорелись красным гневом глаза. Она знала, что он ненавидел вспоминать это пророчество. — Участь жертвы ритуала Чудовища. Моя кровь освободит его. — Что? — прошептал Винчесто. — Мальбонте посылает мне видения, предрекает войну между ангелами и демонами, толкает меня туда, куда ему нужно. Он хочет, чтобы я что-то о нём узнал. Да чёрт со мной! В одном из видений был ты, Винчесто! Тебя могут казнить, и это может стать последней каплей, после которой начнётся полномасштабная война. — Но причём тут я? — Если бы я знал. — Ты не врёшь… — Да, твою мать, я не вру! — взорвался Люцифер. — Я почти шесть лет задницу надрываю, чтобы избавиться от этого! И… Просто дай ей шанс. Если бы не она, я бы уже давно свихнулся. Чёрт, пожалуйста! — Но почему ты не расскажешь? Ты ведь… жертва ритуала. — Вот именно, что я всего лишь жертва. Паулина обдирала губы, когда дверь в кабинет открылась, и Люцифер кивком пригласил её зайти. Вот он, момент истины. Она собрала всю возможную уверенность в кулак. Подняв голову, она столкнулась с ошеломлённым Винчесто, который сначала пялился на неё, как на диковинное животное, а потом весело кинул ей: — Всё-таки дело не в гороскопе. Паулина несколько смущённо засмеялась. — Вы знакомы? — озадачился Люцифер. — О да, эта девочка успела себя показать. — И почему я не удивлён? — хмыкнул он с большой гордостью. — Что ж, не будем терять ни минуты, — Винчесто вернулся за свой стол. — Что ты мне можешь рассказать, Паулина? Она потянулась к сумке и вынула оттуда фрагмент мозаики, который нашла в глубинах Ада. — Начнём с того, что я нашла одну часть мозаики. Историограф резко поддался вперёд и жадно воззрился на сокровище, которому он посвятил очень много лет. Паулине это действие придало смелости, поэтому она решила окончательно повергнуть Винчесто в нокаут, достав пергамент с текстом: — А продолжим тем, что я отыскала Храм Метатрона и скопировала оттуда эту подсказку. — Что… — Надеюсь, я Вас заинтересовала, Винчесто. Теперь давайте обо всём по порядку. Рассказ Непризнанной занял около часа. Кое-что дополнял Люцифер, но в основном вещала она – подробно, красочно и даже немного претенциозно, будто бы она уже была знаменитым исследователем. Винчесто её почти не перебивал, только в тех моментах, которые звучали особенно фантастически. Должно быть, таким образом он пытался проверить – не разыгрывают ли его ученики? Но как бы Винчесто ни пытался поймать этих двоих на лжи – всё было без толку. Они были серьёзны как никогда, и их история была не выдумкой. Это было настоящее открытие, прорыв и начало чего-то нового, даже глобального. Под конец демон, откинувшись на спинку своего кресла, уже просто с восхищённым бессилием смотрел на Паулину. «Честное слово, чувствую себя Девой Марией». — Кто ты такая? — спросил он. Вопрос ударился об память и вернул её в Храм, когда ей точно такой же вопрос задал Мальбонте. — Непризнанная. — Я спрашивал не об этом, и ты это знаешь, но повторюсь: кто ты, Паулина? Она замялась, не находя ответа. На Земле всё было в стократ проще: она точно знала, кто она; знала, чем хочет заниматься; знала, о чём мечтает; знала, где её место. В Эфире же она была Непризнанной и, возможно, Пустой. Но ведь этого недостаточно, верно? — Я… просто ищу ответы на свои вопросы. — Искательница истины, значит, — улыбнулся Винчесто. — Это хорошо. Губы Паулины дрогнули, но она промолчала. — Зачем ты в это ввязалась? Она снова не нашла, что сказать. На этот раз уже Люцифер заинтригованно обернулся с сигарой в зубах: — Да, кстати, почему? — Ты не знаешь? — скептически выгнул бровь историограф. — Реальную причину она мне никогда не раскрывала. На неё уставилось две пары красных глаз – похожих и одновременно кардинально отличающихся друг от друга. Под их давлением она невольно выдала: — Из-за страха. — Какая-то странная мотивация, — протянул Винчесто. — Ты же подвергаешь себя немыслимой опасности. Она нахмурилась. Говорить о личном не шибко хотелось – пожалуй, потому что не хотелось самой себе лишний раз об этом напоминать. Когда «что-то» у тебя молча сидит в голове – это одно, однако стоит произнести это вслух… Мир встряхивается, переворачивается и даже немножко ломается. Словно слова, облечённые в голос, открывают какую-то новую грань этого «чего-то», которую потом приходится осмысливать и утрамбовывать в своей душе. Но раз уж она начала, то сдавать назад было не в её характере: — Да, я знаю, это странно. Я просто хочу научиться жить в этом мире. Он мне чужд и видится жестоким, поэтому мне нужно узнать его, понять, чтобы я наконец-то почувствовала себя… дома. Паулина взглянула на Винчесто и едва не вздрогнула. Он смотрел на неё мягко и заботливо, с лёгкой тенью печали от пройденных им путей и пережитых потерь. Но далеко не это было главное. Нечто было в его глазах проницательное, глубокое, что заставляло замереть на мгновение и задуматься. Это был… отеческий взгляд. Она такого взгляда никогда не знала, не видела и не ощущала, однако без промедления смогла его распознать. Подсознательно она к нему всегда тянулась. — Мне жаль, что ты видишь мой мир именно таким. И, к несчастью, ты теперь недалека от истины, — он на мгновение задумался и сказал: — Я бы хотел помочь тебе найти свой дом и место в Эфире. — Как? — полушёпотом слетело с её губ. — Я всегда был одиночкой в своих исследованиях: ни с кем не мог ужиться, на всех смотрел свысока. И только когда я увидел, что остался совсем один, я понял, какую ошибку совершил и скольких выдающихся юнцов я отверг из-за своей спеси. Сейчас… Мне бы пригодился твой незаурядный ум, Паулина. Такой талант не должен пропасть. — Вы… Вы предлагаете..? — Я же говорил, чтобы ты задумалась над карьерой исследователя. Она расплылась в улыбке, почувствовав, как пылает её лицо и сердце заходится в бешенном ритме. Неужели она всё же избрала ту самую – правильную – дорогу, которая приведёт её в новый дом? — Это всё прекрасно, — с зевотой прервал их Люцифер, — вот только у нас тут война приближается, поэтому, думаю, вам будет не до исследований. — Ты прав, — Винчесто внезапно стал моложе и чуть ли не подскочил от прилива сил. — Сейчас нужно сконцентрироваться на насущном. На каком этапе поисков вы находитесь? — Я не могу перевести скопированный текст, — девушка протянула ему пергамент. — Подозреваю, что он тоже начертан на двух языках. Там может быть подсказка, где искать следующую часть мозаики. — Я этим займусь, — он подхватил свою трость и приготовился не идти, не лететь, а буквально мчаться за ответами. — А ты, Паулина… Освобождаю тебя от домашнего задания.

***

На следующий день Паулина, к своему великому облегчению, искупила жадность. И к своему громадному ужасу, приступила к гордыне. Чёрт бы с ним, с этим мытьём полов, но это искупление ещё и предполагало под собою, что она добровольно будет уделять ему время. Многие Непризнанные попадались в эту ловушку и вообще не посещали отработку, чем настолько сильно печалили дирекцию Школы, что потом искупляли гордыню, по слухам, вдвое больше. Ну или прегрешившим так казалось. В общем, Паулина решила не рисковать. Свободные минуты у неё были только вечером и ночью, поэтому, когда она плелась с двумя вёдрами воды в Комнату Писания, её путь был чист: ей под ноги не бросались ни оголтелые дети, ни спешившие на уроки бессмертные. Паулина бросила тряпку, внутренне обрадовавшись, что на сегодня она хотя бы драит только пол, потому что в Комнате было слишком много деталей, которые требуют постоянной влажной уборки. Вновь и вновь тряпка шуршала о пол, а Непризнанная смотрела на свои предплечья и думала о конце света. Ведь на её руках осталось только два клейма. Это было нехорошо. Очень нехорошо. «Надеюсь, пришествие Мальбонте не запланировано на завтра. Ну или хотя бы не на утро. Моей спине и коленям необходимо будет отдохнуть». Она твёрдо решила завтра пропустить пару уроков во что бы то ни стало. Так или иначе, её ноющие мышцы-то регенерируют, но вот на загадку мозаики завтра вообще не останется времени, а действовать надо было уже быстро. К тому времени, как Винчесто расшифрует текст, было бы очень неплохо, чтобы и она пришла хоть какому-нибудь выводу. А если вообще повезёт, то ей завтра ещё и удастся поболтать с Бонтом. «А как там вообще Бонт?» Они уже давненько не общались, и Паулина неожиданно поняла, что ей не хватало его. Она тряхнула головой, поняв, что начала поддаваться мыслям, которые не должны были даже всплывать в её голове. Паулина общалась с Бонтом исключительно ради выгоды. Она должна узнать, как можно больше о нём и об его связи с Мальбонте. Непризнанная устало прислонилась к стене, открыла свою записную книжку и стала вычёркивать оттуда вопросы, на которые уже получила от Бонта ответы. Но правдивы ли они? Как бы сильно Паулина себя ни убеждала в обратном, но она просто не могла поверить, даже представить в то, что этот ангел мог ей хоть в чём-то солгать. На два вопроса она нашла ответы, но остальные… Лора была убита случайно. Сэми был убит, когда рассказал о своём видении Архангелу Йору – по слухам, подопечному Ребекки. Ребекка напрямую замешана в конфликте между ангелами и демонами. Вероятно, она выгородила Винчесто, использовав Фенцио, за что того лишили Лика Престола. Фенцио говорил, что у него была ученица, которая сейчас является «самым недостойным Серафимом». Паулина вывела вопрос: «Фенцио пытается отомстить Ребекке, примкнув к Мальбонте?» Очевидно, что Чудовище хочет установить свои порядки, а значит после его освобождения Ребекка и другие Серафимы, если и останутся живы, то потеряют власть. Информатор должен подготовить всё для главного этапа плана Мальбонте. Но что именно? Ритуал. Так или иначе, главный вопрос сводился к Бонту. Паулина была готова покляться, что именно он и был тем самым последним этапом. Именно он являлся ключевой фигурой для ритуала. Не Люцифер, который, скорее всего, лишь кусочек паззла, а Бонт. Но как? Что должно произойти с ним? Кольцо Гига не просто же так лежало на столе… Освободится Бонт – освободится Чудовище? Паулина написала три имени:

Ребекка

Фенцио

Бонт

Затем она осмотрела каждый сантиметр Комнаты Писания и достала осколок: — Бонт, ты спишь? Она заметила мужскую полуобнажённую фигуру, мирно посапывающую в кровати. Первым порывом было понаблюдать за ним. Разбудить – стало вторым порывом, но Паулина тут же себя одёрнула. «Это эгоистично! Даже не думай так поступать из-за своих параноидальных вопросов!» Но Бонт неожиданно сам проснулся: — Виолина?! Весь взъерошенный и сонный, он начал натягивать на себя сорочку и выглядел просто… очаровательно. — Я не хотела тебя будить, извини. — Всё в порядке. Что-то случилось? — Как ты проснулся? — поинтересовалась она. — Я лишь шёпотом тебя позвала. — Я тебя почувствовал. — Оу, видимо, у меня слишком заметная аура. — Ты даже не представляешь – насколько, — широко улыбнулся он. — Всё равно извини. — Я же сказал, всё хорошо. О чём ты сегодня хочешь поговорить? — Бонт, тебя охраняют Архангелы, верно? — он кивнул. — А есть какие-нибудь дополнительные… средства защиты тебя? Бонт посмотрел на неё чуть округлившимися глазами. — Это не для меня! — тут же поспешила она его успокоить. Или огорчить. — Я всё ещё не могу тебя вытащить, но… Я боюсь, что кто-то другой хочет. — О чём ты? — Скажи, ты подумал над тем, что я говорила по поводу твоей связи с Мальбонте? — Думал, — Бонт поник, даже немного потемнел. — Много думал. Твои доводы весьма убедительны. Я действительно странный, будто бы предназначен для чего-то. Но, Виолина, я не Маль… — он внезапно запнулся и отвёл глаза. — Бон… те. Паулина прищурилась от странности этих действий, но никак это не прокомментировала. А он лишь виновато взглянул на неё. — Я не он. Бонт резко дёрнулся и оглянулся, как от сильного испуга. Паулина приготовилась оборвать связь, но в комнату так никто и не зашёл. Ангел смотрел куда-то в пустоту и чего-то ожидал. — Что такое? — прошептала она. Тот остался недвижим. — Бонт? — Ничего. Показалось. — Что показалось? Он, сморщившись, покачал головой. — Я не хочу никакой власти над миром. Не хочу мести. Не хочу войны. Ничего не хочу, кроме того, чтобы стать как все. Таким же обычным свободным бессмертным, который может улететь куда захочет и когда захочет; у которого будет дом: семья, друзья, знакомые, соседи, приятели, может, даже питомцы. Я хочу… начать жить. Какой толк в бессмертной жизни, если ты не принадлежишь самому себе? Его слова всколыхнули в ней очень много чувств, но прежде всего это было сочувствие. Простое человеческое сочувствие нахлынуло на неё такой мощной волной, что сначала она даже не сообразила, что должна что-то сказать Бонту. Она просто в один миг поняла, что никогда не сможет поверить, что он и Чудовище – заодно. — Я сочувствую тебе, — тихо произнесла она. — Ты не заслужил всего этого. Снова замолчала, не в силах подобрать слов для того, кто в них, возможно, нуждался больше всех. Но что можно сказать ангелу, который испытал столько разочарований в собственной жизни? — Бонт, послушай меня внимательно. Есть очень плохие бессмертные, я видела и слышала их так же ясно, как вижу и слышу тебя. Они исполняют приказы Чудовища, и ты каким-то образом играешь очень важную роль в их планах. Они собираются прийти за тобой, но я не знаю когда. Бонт, слегка ссутулившийся, туманно кивнул, будто бы вообще не слушал, но Паулина знала, что он внимал каждому её слову. — Я не говорила тебе об этом, но в Школе произошло уже два убийства, — он поднял на неё растерянный взгляд. Паулина почувствовала, как внутри неё самой всё заробело, однако она говорила дальше: — Постоянно идут столкновения между ангелами и демонами. Сейчас пригласили историографа, который занимался легендой о Чудовище, чтобы хоть немного успокоить учеников. А до этого сюда приходил Сатана и разбирался с Архангелами. Творится полнейший хаос. — Виолина… — Я просто… боюсь, что с тобой тоже что-то случится. Произнесённая правда, которую она скрывала даже от самой себя, не освободила её, а сковала сильнее, потому что в мире появился ещё один бессмертный, попадающий под удар Чудовища. — Я знаю, я говорю, как сумасшедшая. Ты можешь мне не верить и вообще после этого перестать общаться со мной, но я обязана была тебя предупредить. Прости, что потревожила. — Не уходи. Бонт протянул к ней руку, как если бы хотел дотронуться, но вдруг очнулся от наваждения, вспомнив, какая пропасть лежала между ними. Паулина, тронутая этим жестом, грустно усмехнулась – ей бы тоже хотелось к нему прикоснуться. — Мне так жаль, что ты всё это видишь и переживаешь, — прошептал он. — Ты была права, я сомневаюсь в ангелах и Шепфа. Теперь ещё сильнее. И из-за этого я чувствую себя… грязным. Но, послушав тебя, я понимаю, что… это естественное чувство, ведь так? Особенно, если видишь это собственными глазами. Ты что-нибудь такое чувствуешь, Виолина? — Постоянно, честно говоря. — Он ведь не должен был этого допускать, да? — Да. Не должен был, — глухо сказала она, вспомнив белёсые глаза Сэми и один единственный вопрос: «почему?». — Делают ли эти чувства и мысли меня плохим? — Нет. Ты гораздо лучше, чем можешь себе представить, Бонт.

***

Вдох. Выдох. Паулина в упор смотрела на плотную ткань, разделяющую её и зрителей. Ладони нервно сжимали юбку её костюма, дыхание время от времени сбивалось. Ожидание – это сложнее всего. Побыстрее бы выступить, да свалить обратно и больше никогда не соглашаться на подобную роль. Хотя вообще-то у неё выбора не было. Паулина так и знала, что однажды её умение весьма неплохо двигаться под музыку сыграет с ней злую шутку. Впрочем, винить кого-то некого, тем более Мими, которая лишь из чистого хвастовства когда-то рассказала об её пластичности учителям, а Фенцио лишь воспользовался случаем и подкинул задание под стать. То, что она ненавидела сцены и глазеющих на неё людей, являлось только её проблемой, а работа есть работа. Ещё чуть-чуть и сцена будет освещена софитами. Она не верила, что сейчас будет делать это. Спустя столько лет, да и к тому же в таком амплуа. Непризнанная выглядела сказочной красавицей. Сказка, конечно же, была для взрослых. Золотой раздельный костюм из лёгкого сияющего материала обнажал её тело и в то же время оставлял много места для фантазии: крой лифа подчёркивал ложбинку и плечи, но полупрозрачная ткань мягкой волной окутывала руки; глубокие разрезы на юбке обнажали её длинные стройные ноги, но достаточно прикрывали чувственные места; два пера павлина в каштановых волосах переплетались с золотыми цепочками бурги, которая покрывала часть головы и скрывала лишь середину лица, отчего Паулина походила на девушку-птицу. Янтарные глаза и губы оставались открытыми для дерзких взглядов и игривых улыбок. Улыбаться и флиртовать Паулина не хотела, но придётся, ведь сейчас её первостепенная задача состояла в том, чтобы переключить всё внимание в зале на себя. Музыка стала переходить в нужную часть. Прозвенел выразительный голос ведущего: — А теперь, дамы и господа, на сцену выходит земное воплощение Терпсихоры. Гибкая, как вода. Манящая, как мираж. Недосягаемая, как звезда. Встречайте… Паулина подкатила глаза от пафоса и приняла нужную позицию. — Леди Павлин! «Стриптизёрша высокого класса, не иначе»,— съязвила она про себя. Глаза застелила яркая пелена. Все прожекторы были направлены только на неё, лёгкая дымка окутала полуобнажённое тело. Фокус зрения пришёл в норму, и танцовщица увидела, должно быть, десятки столов, за которыми по бо́льшей части сидели сморщенные физиономии, обрюзгшие тела и ненасытные взгляды. Между столиками плыли красивые официантки, терпеливо игнорируя грязные заигрывания или с каменными лицами выслушивая привередливые заказы. Зал был роскошным, богатым и для богатых. При жизни Паулина сюда бы никогда не попала, но вовсе не из-за того, что она принадлежала к среднему классу. Как правило, такое место посещали те, кто уже не воспринимал всерьёз слова «последствия» и «ответственность». Бёдра плавно задвигались в ритм. Руки рисовали волнообразные движения. Медленный шаг вперёд, разворот. Дымка опустилась и уже открывала жадным зрителям всю сцену. Старые и молодые, некрасивые и пленительные, но все как один распущенные бизнесмены с сомнительными репутациями – Паулина почувствовала тошноту от их затуманенных глаз. А главный из них был самым безобразным существом на свете, на которого и был нацелен её танец. Музыка стала ускоряться и Леди Павлин вместе с ней. Она пленительно кружилась, словно призывала присутствующих присоединиться к ней. С каждой мимолётной паузой зал переставал дышать, а с каждым движением – замирал. Да, она танцевала уверено и очень хорошо, интимная обстановка расслабляла, алкоголь притуплял сознание. Леди Павлин прямо со сцены соскочила на стол. Браслеты на её босых ногах звякнули, ткани юбки взметнулись и сидящие сразу же опустили взгляды на то, что могли бы увидеть под юбкой. Леди Павлин приподняла левую ногу и игриво дёрнула бёдрами. Невесомо провела руками по талии и груди, чуть взлохматила волосы и перескочила на другой стол, затем на следующий, а после – на главный. О, этого старика тяжело было пронять, но Леди Павлин действовала решительно и быстро, чтобы поскорее закончить со всем этим. Она стала напирать: возвышалась над ним, заставляла чувствовать дискомфорт, не давала до себя дотронуться и не позволяла смотреть на что-то кроме неё. Контроль над его вниманием был полностью у неё. Танцовщица наклонилась, практически интимно приблизилась и проворковала: — Дай жене развод и оставь её в покое. — Я… — завороженно вскинулся он. — Да… Дам. — И? — И оставлю. — Мудрое решение, гадёныш, — она потрепала его за щёку с наигранной улыбкой, после чего встала в финальную позицию, завершая свой танец. Зал взорвался аплодисментами, а Леди Павлин быстро упорхнула за кулисы. Быстро сорвав с себя костюм, она облачилась в свою обычную серую одежду и превратилась в Непризнанную Паулину. «Надеюсь, Фенцио за мной не подглядывает»,— скривилась она, когда уже завязывала сандалии. Задание в этот раз выдалось простым с моральной точки зрения: жена туповатого, жирного, баснословно богатого мужа со слабым сердцем после пятнадцати лет брака устала терпеть его измены и тоже пошла на сторону, при этом тратя на себя и своего молодого любовника фантастические суммы. Измена-то мужу была безразлична, а вот то, что с его карточки ежедневно списывались совсем не двухзначные цифры сильно всколыхнуло его нервную систему. Дальше были истерики от жены, требование развода, адвокаты, деление имущества, алименты на ребёнка и тому подобное. Всё это деньги. Что ещё хуже – это бессмысленная трата денег! Но жена была непреклонна, и уже на протяжении полугода закатывала скандалы, которые начинались с отборных ругательств, а заканчивались битьём дорогой посуды и мебели, что сильно ударяло по меркантильному сердцу супруга. А в кабаре с индивидуальными услугами муж, разумеется, лечил душу. Выбор: дать развод, потратить деньги и вернуть себе душевное равновесие или не сохранять карман полным, но попасть на больничную койку с острым приступом сердечной недостаточности. На самом деле, задание было весьма интересным с точки зрения того, что Паулина впервые опробовала на практике внушение, которому больше месяца обучал Непризнанных Фенцио. Силы здесь были не нужны, использовалась аура и психология: чёткая визуализация того, как собственная аура распространяется на нужный объект, ясное намерение того, что необходимо сделать, и самое главное… обратить полное всепоглощающее внимание на себя. Жаль, что это работало только на смертных. Паулина с пакетом, в котором лежал костюм («а вдруг ещё пригодится!»), выскочила через чёрный вход кабаре и нетерпеливо топала ногой. «Ну и где водоворот?» Дверь ударила об стену и из неё вышел раздражённый мужчина. Непризнанная не обратила бы на него внимания, если бы её не прошибло током в ту же секунду, как она взглянула на его лицо. Это было очень странно, потому что оно было ей абсолютно незнакомым, но… Свет фар. Асфальт. Переломанные рёбра. Кровь на затылке. И голос, истерично вопрошающий: «Твою мать, откуда эта сучка здесь взялась?!» — Это ты, — вырвалось у Паулины. Мужчина равнодушно посмотрел на неё и цыкнул: — Не сегодня, куколка. — Почему ты на свободе? — Что? — Ты должен был сесть в тюрьму. Почему ты на свободе? Он уже повернулся к ней полностью. Паулина заметила на его лице тень понимания её слов. Он же её помнил? Он убил её пьяным или трезвым? Он пытался ей помочь? Но мужчина молча открыл дверь своей машины. Непризнанная подскочила к нему и схватила за руку. Она не могла просто так его отпустить. Она должна была услышать. — Ты меня помнишь? — Эй, — он попытался вырвать руку, но Паулина держала крепко, сжимала с силой и с гневом. — Несколько лет назад ты сбил девушку на острове Тира. Ты помнишь? Он ничего не говорил, но Паулина наконец увидела. Мужчина начал вспоминать – возможно, узнавать. — Ты сожалеешь? Хоть немного чувствуешь вину? — Да кто ты нахрен такая? Её родственница? Вы меня уже затрахали со своей девкой! Я вам предлагал деньг… Он вдруг скривился – ногти девушки впились в его кожу. Появилась первая капелька крови. На Земле Паулина определённо становилась сильнее, и её это сейчас радовало и пугало. Она держалась, терпела, скрипела зубами, но чувствовала, что скоро произойдёт взрыв. Паулина хотела его убить. По-настоящему. Как Экзарха. — Почему ты на свободе? — проскрежетала она. — Ты уже отсидел? Он старался разжать её руку. С каждой секундой его лицо становилось багровее, он пыхтел и морщился. В конце концов, он замахнулся второй рукой, которую Непризнанная с лёгкостью перехватила. — Что тебе нужно, сука? Отвали от меня! — Говори. Мужчина молчал намеренно. Он её провоцировал. «И весьма успешно»,— последнее, о чём подумала она до того, как сжала его горло и припечатала к машине. — Да скажи ты что-нибудь! — вскричала она, ощущая мокрые дорожки на своих щеках. — Несколько лет назад ты переехал меня, бессовестный ты ублюдок! Неужели тебе плевать на то, что ты убил молодую девушку, у которой была вся жизнь впереди?! — Ты..! Нет… Невозможно, — в его глазах мелькнуло полное осмысление. Убийца наконец-то понял, что перед ним стоял призрак его жертвы. — Ответь на вопросы, — сглотнув слёзы, сказала Паулина. Грудь рвало на части от чувств, которые она предпочла бы никогда не знать. Мужчина упёрся в её запястье в попытке высвободиться из хватки, но делал это вяло, слабо, как во сне. Сначала он смотрел на неё большими, испуганными до полусмерти глазами, но затем они стали постепенно превращаться в пустые, потерянные и беспросветные щели. Она случайно его заворожила. Пусть, так даже лучше. Однако он продолжал молчать. Что ей теперь делать с ним? Убить? Если он не сознается, не ответит ни на один её вопрос – она убьёт. Просто не сможет себя остановить. Обида за свою смерть, которая пожирала её все эти годы, сейчас ликовала и требовала продолжения. А она, настоящая Паулина, боялась, потому что в ней просыпалось кое-что ещё. Жестокость. Та самая звериная жестокость, которую она ощущала, когда выкалывала глаз наркоману, когда не почувствовала и тени вины перед Ости и когда резала Экзарха. Только теперь она разгорелась с удвоенной силой. Паулина хотела отомстить. Страстно желала, чтобы он почувствовал всё то, что чувствует она и по сей день; отчаянно хотела вспомнить тот самый миг, когда она навсегда закрыла глаза. У неё задрожал подбородок. Из маленьких ножен, привязанных к бедру, Непризнанная выхватила кинжал. — Ты сказал, что предлагал деньги моей семье. Значит, откупился в суде? — её рука с лезвием опасно задрожала. — Молодец. На Земле это сработало. Но там тебе ничего не поможет. Уж я-то знаю это наверняка. — Стой… Не нужно… — прохрипел он. — Прошу! — Просишь? А я просила тебя помочь мне? — Нет… — Я сразу умерла? — Нет… Дышала… Шевелилась… — Ты помог мне? — Нет… Она опустила голову, безмолвно крича о помощи. Каждое слово, как тяжёлый камень, падало на грудь: раздавливало, пробивало насквозь, уничтожало. Где-то на фоне играла музыка, звучали восторженные возгласы и смех – всё это казалось невыносимым. Такая радость неуместна в мире, где вся жизнь Паулины разбита в прах, а сама она ощущала себя бездонной пропастью. Почему она это должна испытывать, а не он? Паулина ничего плохого не делала в жизни, она жила по закону, искренне радовалась жизни, старалась честно и по-доброму поступать с людьми. И она умерла. Он же жил иначе, видимо, по совсем другим законам. Такая жизнь ей недоступна, непонятна и отвратительна. И тем не менее он жив. А она мертва. Где справедливость, Шепфа? Непризнанная занесла руку с кинжалом. — Нет, Паулина! Её оттянули назад – она не сопротивлялась и чуть ли не повисла на руке, как тряпичная кукла. Сил не было никаких. — Бесы великие, что же ты делаешь?! Нет-нет-нет! А вдруг Фенцио узнает..? — Если бы он знал, он бы не позволил ей… — Что вы здесь делаете? — едва выговорила Паулина, воззрившись на Дино и Мими. — Как вы здесь оказались? Почему вы вместе?! Ангел и демон тревожно переглянулись. — Мы и сами не знаем, почему мы оказались в паре на задании, — неуверенно ответил Дино. — И почему именно здесь, — добавила Мими. — А что вы..? — начала было Паулина, но вдруг догадка озарила её. Ну конечно, это же очередная проверка! Теперь он взялся ещё и за её друзей. Паулина с яростью вырвалась из рук Дино. Мими в тот же миг подскочила к ней, боясь, что она снова бросится на своего убийцу, однако Паулина лишь прокричала в небо: — Ну и долго нам терпеть этот цирк?! Хоть бы постыдились в это своего сына втягивать! — Паулина, что ты..? — Учитель Фенцио проверяет меня и вас, причём с особой жестокостью. Мне совершенно ненамеренно подсунули моего убийцу, а вас по исключительной случайности поставили вместе и рядом со мной! Наверняка, ещё и задание было какое-то… провокационное, да? — Дино отвёл глаза в сторону, как бы делая вид, что не услышал ничего. Мими поджала губы. Всё говорило само за себя. — Да вы гениальный манипулятор, учитель Фенцио! — Паули, хватит! — постаралась угомонить её Мими, и вдруг в воздухе образовался водоворот. Когда все трое в него упали, Паулина со всей серьёзностью сказала: — Вы выполнили задание, а я провалила, поэтому не лезьте в разговор. — Ещё чег… — не успел возмутился Дино, так как их выкинуло обратно в Школу ангелов и демонов. В сумрачном классе учитель Фенцио будничным тоном сказал: — Непризнанная Паулина, как всегда, пытается идти против системы, чтобы удовлетворить свои эгоистичные потребности. Дино и Мими, вы, к моему величайшему удивлению, свободны. Задание выполнено чисто. И без… личных эксцессов. А ты остаёшься. — Никуда я не пойду! — заорала Мими самым капризным, не терпящих препирательств тоном Княжны. — Отец, дай объяснить! — Выгоните их, учитель Фенцио. Я буду отвечать сама, — вступила Паулина. Фенцио хмыкнул, махнул рукой и кабинет заполнил небольшой, но мощный ураган, который отправил Мими и Дино за дверь. Геральд когда-то использовал похожий трюк, только с силой льда, а у Фенцио, значит, был ветер. — Это жестоко, — вызывающе начала она. — Ладно я, но собственного сына так подставлять… — Значит, хочешь вспомнить свою смерть? — произнёс он это тоном, полным яда, намеренно игнорируя её слова. — Посетить могилу ещё, наверное, желаешь? — Да, желаю. — Что тебе это даст? — Вы меня постоянно проверяете, учитель Фенцио, — ответила тем же игнорирование Непризнанная. — Зачем? — Затем, что я об этом попросил. Из-за парты в самом дальнем и тёмном углу поднялся Серафим Кроули. Он медленно и хромая, пересекал класс и смотрел Паулине прямо в глаза, чем изрядно заставил её нервничать: — Ты меня беспокоишь, Паулина. Как и Дино с Мими. Но если те способны внимать убеждениям, то ты… Прости за откровенность, куда более твердолобая. — Почему это? — Ты конфликтна. Как правильно заметил ангел Фенцио, ты пытаешься идти против системы. — Это не так. — Почему же ты всегда всё делаешь наперекор? В Паулине поднимался гнев. Она правда не хотела отвечать, хотела притвориться немой, глухой и слабоумной, потому что знала, что ещё чуть-чуть – и она сейчас пересечёт черту. А учителя пытливо выжидали. Фенцио первым прервал тишину, приказав говорить. И слова понеслись из неё бурной рекой: — Директор Кроули, учитель Фенцио, давайте я вас убью. Кроули приподнял брови от столь дерзкого высказывания, Фенцио же процедил: — Повтори. — Перееду вас тонной металла, а потом брошу умирать, — Паулина говорила громко, смело, не стыдясь своих чувств. Да, ей было больно. Да, она чувствовала себя немыслимо слабой. Да, было бы правильно выпить Литейскую влагу. Но это она настоящая, и, потеряв эту частичку, она потеряет себя. Бессмертные не имеют право лишать её этого. — Затем вы окажетесь на Земле и будете учиться там жить, но периодически вас будут отправлять домой. И вдруг, в какой-то момент, когда кажется, что вы вроде как смирились со своей несправедливой смертью, вы встречаете меня: цветущую, наслаждающуюся жизнью, не понесшую никакого наказания. Как вы себя будете чувствовать? Фенцио заискрил молниями. Он хлопнул рукой по парте, приблизился к Паулине с такой явной угрозой, что она еле заставила себя устоять на месте. — Да что ты о нас знаешь, девчонка? — голос его сквозил презрением. — Думаешь, ты самая умная? Думаешь, ты единственная страдаешь? Скажу тебе так, Паулина, жизнь и есть сплошное страдание. Разница лишь в том, как с этим справляешься, и уверяю тебя, моя дорогая, ты на последних позициях. Ты вечно ноешь, строишь из себя мученицу, считаешь себя лучше всех нас, но по факту ты обычная, жалкая, ленивая и бесконечно горделивая сопля. Я видел настоящую несправедливость, в которой виновник моего несчастья лишь возвысился, но я… — Довольно, ангел Фенцио, — грозно прервал его Кроули, и Паулину осенило: «Ребекка. Я была права». — Ну, кое в чём я действительно очень умна, — уголки её губ ехидно дёрнулись вверх, потому что даже сейчас она умудрилась вынести выгоду. О да, она гордячка. Вот только неглупая и не такая уж слабая. Они сцепились непримиримыми взглядами и снова кое-что уяснили друг о друге. — Я наконец-то понял, кого ты мне так напоминаешь, — прошипел Фенцио. Не будь рядом Кроули, Непризнанная бы продолжила его выводить. Она была уверена, что сегодня смогла бы добиться правды от него, однако директор не собирался дальше наблюдать эту сцену. — Так больше не может продолжаться. Я даю тебе выбор, Паулина: либо ты пьёшь Литейскую влагу, либо… отправляешься в заточение. — В з-заточение? — окаменела она. — В каком смысле? — Гордыня подобна наваждению, — он подошёл к ней, по-дружески положил руку на плечо Фенцио, как бы отодвинув его назад, и теперь он вместо него испытывал её взглядом. — Она лишает способности видеть мир в истинном свете, потому что наполняет душу иллюзиями о личном величии. Неповиновение и сопротивление ко всякому требованию, которое хоть немного не согласуется с твоими желаниями; чувство неповторимости, непоколебимая убеждённость в своей значимости – всё это она, мать всех грехов. Ты, Паулина, искупив свой главный грех, обрела новый. Понимаю, влияние Люцифера заразно, однако, будь ты действительно такой исключительной, какой себя мнишь, ты бы уяснила урок: гордыня – есть наказание. Падший ангел сам себя низверг в пучину Ада, потому как был ослеплен собственной славой. Постоянное стремление быть выше других, ни от кого не зависеть, быть свободным ведёт вовсе не к свободе, а к чудовищному одиночеству – без связей, любви и сочувствия. Не Шепфа наказывает, не я, не учитель Фенцио, а дитя наказывает само себя. Паулина сглотнула не ком, а какую-то кислоту, которая скопилась в её глотке. Желудок воротило, сознание начало путаться от бесконечных догадок о том, что её ждёт. Её действительно посадят в тюрьму? Она же всего лишь ученица, и главное – за что её посадят? За гордость? Этого просто не могло быть! Но если её посадят, то… ей неминуемо залезут в голову. — Но ты это поймёшь только, когда сама это испытываешь, — провозгласил Кроули. — Итак, выбирай: Литейская влага, после которой ты безболезненно и быстро освободишься от оков прошлого, или Мигдаль Бавель, где ты останешься наедине со своей гордостью. Ответ был очевиден, но Шепфа только знал, как тяжело было его произнести. На миг Паулину ещё раздирали сомнения: а если..? Нет. Нет, она не могла так поступить с самой собой, со своей семьёй. Ей будет больно, будут слёзы и обкусанные губы, но она будет помнить своё прошлое до скончания времён. — Ми… Мигдаль… Бавель. — До последнего держится за свои принципы, — цыкнул Фенцио. — Решено. Месяц ты проведёшь в полном одиночестве в цоколе Мигдаль Бавель, разгребая его от мусора и хлама. Через эту работу, я надеюсь, ты сможешь навести порядок в своей голове. Кроули наклонился к ней, и от золотого блеска, который вдруг охватил его существо, у Паулины зарябило в глазах. — «Погибели предшествует гордость, и падению — надменность». Это результат только твоих выборов, Паулина. Только ты в этом виновата.