Навылет

Хаширама выползает из комнаты ближе к вечеру. К тому моменту Мадара уже успевает перелопатить большую часть заметок в его телефоне и сложить картину воедино. Хаширама шлёпает на кухню, Мадара выходит из зала и идёт за ним. Он останавливается на пороге, наблюдая, как Хаширама наливает себе воды и растерянно крутит головой, замечая фрукты на столе и отсутствие грязной посуды в раковине. — Тебе надо поесть, — тихо замечает Мадара, подходя ближе. Хаширама в белом домашнем халате вызывает у Мадары сложную смесь нежности и собственничества. Хочется прижать его, такого домашнего, к себе и никогда не отпускать. После прочитанного Мадара даже дышать в сторону Хаширамы лишний раз боится. И даже жалеет о том, что всё-таки не выдержал и приехал. Как будто сделал этим хуже. Хаширама ничего не говорит, он продолжает стоять у стола и сверлить взглядом чистую посуду. Мадара подходит к нему вплотную и кладёт руки на плечи, притягивая к себе. — Садись, — говорит он. Хаширама продолжает стоять как истукан, и Мадара, мысленным пинком загоняя подальше “как ты смеешь после всего к нему прикасаться вообще”, целует Хашираму в затылок. Хаширама вздрагивает, но из рук не вырывается. — Я положу тебе, — Мадара ещё прикасается губами к его волосам. — Садись. Он старается, чтобы голос звучал ласково и мягко, а сам обнимает Хашираму поперёк груди и носом зарывается в волосы. Ещё раз целует затылок, потом шею, щёку, висок. Рукой оттягивает ворот халата, прижимается губами к месту, где шея переходит в плечо и ведёт носом выше, вдыхая запах Хаширамы. Замирает около мочки уха, снова целует в щёку и повторяет ещё раз: — Пойдём. Тебе надо поесть. И, что удивительно, это срабатывает. — Ладно, — сипит Хаширама. Он пытается сделать шаг вперёд, а Мадара напоследок ещё раз сжимает его в объятиях, наслаждаясь хотя бы такой, пусть и весьма односторонней, но всё же близостью. Он отпускает Хашираму, и тот практически сразу садится за стол, подогнув одну ногу под себя. В целом, хороший знак — не стоит как истукан, и даже позу принимает… Привычную. Мадара достаёт еду из холодильника, раскладывает её по тарелкам, отправляет первую в микроволновку. Оглядывается на Хашираму — тот смотрит на него в упор. Глаза уже не такие стеклянные, как несколько часов назад, будто Хаширама понял, наконец, что Мадара действительно у него дома и никуда не уходит. — Тебе Тобирама звонил, — сообщает Мадара, щёлкая чайником. — Я ответил. — Хорошо. И снова повисает тишина. Микроволновка пищит, Мадара ставит тарелку напротив Хаширамы, кладёт рядом приборы и ставит разогреваться вторую порцию. Он начинает искать на полках травяной чай: Хаширама любит именно такой, а время для кофе уже прошло, Хаширама не пьёт кофе вечером — не хочет и не любит. Чайник вскипает, Мадара на скорую руку заваривает чай, достаёт свою еду и ставит её на стол. — Ешь, — говорит Мадара, поворачиваясь, чтобы закончить с чаем для Хаширамы. В конце концов он ставит дымящуюся кружку рядом с Хаширамой и садится напротив. Кривит губы, заметив, что Хаширама так и не притронулся к еде. — Курица с помидорами и зеленью и рис. Ты ведь любишь так. — Люблю, — соглашается Хаширама и берёт вилку. Он ковыряется в тарелке, но всё ещё не ест, и Мадара приказывает себе досчитать хотя бы до десяти, прежде чем психануть. Он и так напугал Хашираму недавно, на сегодня норма выполнена. — Не хочешь? — терпеливо уточняет он. — Хоть чаю попей. Хаширама тяжело вздыхает и поднимает на него глаза. У Мадары кусок в горло не лезет, потому что Хаширама выглядит настолько потерянным и опустошённым, и Мадара всё ещё не знает, как помочь ему хоть немного расслабиться. Он решает сделать вид, что ничего сверхъестественного не происходит, что они просто собрались на ужин после рабочего дня. И заставляет себя самого начать есть. И это работает. Хаширама прекращает бесцельно ковыряться в еде, и начинает есть сам. Съев половину порции, он тянется за кружкой, Мадара к этому времени уже встаёт, чтобы убрать свою пустую тарелку в раковину. Хаширама качает головой и отодвигает тарелку, Мадара всё понимает без слов. Он придвигает недоеденную порцию к себе и снова садится за стол, наблюдая, как Хаширама двумя руками держит кружку — будто утопающий спасительный круг. — Спасибо, — булькает Хаширама куда-то в кружку. — Обращайся, — роняет Мадара, убирая и вторую тарелку. Он отходит сделать чай и себе, запихивает посуду в посудомойку и снова садится напротив. — Выспался? — спрашивает он, продолжая сканировать Хашираму взглядом. Тот всё ещё выглядит уставшим. Это плохо, плохо, плохо. Надо сделать. Надо что-то сделать, надо… — Не особо, — пожимает Хаширама плечами. — Зачем ты здесь? — внезапно повторяет Хаширама свой вчерашний вопрос. — А где мне ещё быть? — хмыкает Мадара. Он ждал этот вопрос, и, положа руку на сердце, боялся его. — Где-то же ты был всё это время, — тихо говорит Хаширама, а у Мадары будто сердце сдавливают ледяными пальцами от этого обречённого тона. И сама фраза, она… Будто с обидой что ли. С претензией сказана. Впрочем, Хаширама имеет полное право на то, чтобы злиться. Мадара и сам на него злился, только его злость была немного другого сорта. И это они тоже обсудят. Но не сейчас. — Был, — соглашается Мадара. — Больше не буду. — Почему? — Хаширама впервые за всё время внимательно на него смотрит, смотрит на него так. С тусклым, едва заметным, но всё же интересом. Ему действительно важен ответ на этот вопрос. — Моё место рядом с тобой. Полгода хватило, чтобы убедиться. — Так вот что это было? Проверка? И пусть сказано тихо, но звучит зло, ядовито. Тут желчь даже не пытаются скрыть, она сквозит в этой уязвимой интонации буквально из каждого звука. — Нет, Хаширама, — качает головой Мадара. Хаширама при упоминании своего имени вскидывает голову, и Мадара жадно впитывает эмоции, которые на короткое мгновение мелькают у него на лице. Недоверие и боль. — Тогда что же? — Ты правда хочешь обсудить это сейчас? — цедит Мадара, подаваясь всем телом вперёд. Хаширама тут же отшатывается и тупит взгляд в кружку. Сука. Опять. Опять оттолкнул. Мадара встаёт и подходит к нему. Хаширама водит указательным пальцем по краю кружки, его поза напряжённая, будто он готовится обороняться, и Мадару прошивает желание просто броситься перед ним на колени, целовать любимые руки и шептать речитативом “прости меня, прости, скажи, что я могу сделать, скажи, как я могу тебе помочь, я всё сделаю, только скажи, что нужно, я всё сделаю для тебя только скажи скажискажискажискажипростименяпростипростипростиХаширамапрости”. Вместо этого он встаёт позади и кладёт ладонь Хашираме на голову, проводит по волосам, пальцами бережно касаясь кожи головы. Хаширама начинает прерывисто дышать, Мадара накрывает его руку своей. Пальцы над кружкой замирают, Мадара чувствует, что руки у Хаширамы сейчас едва тёплые, не такие, как были днём, но всё ещё не той, знакомой температуры. — Мы обязательно всё обсудим, — говорит Мадара, прижимаясь щекой к волосам Хаширамы и в очередной раз целуя его в затылок он хочет зацеловать его всего, всего блядь, ВСЕГО. — Мы обо всём поговорим, но позже. Сейчас не время. Хаширама ничего не отвечает, Мадара снова обнимает его со спины и несильно давит, понукая откинуться назад. Хаширама выдыхает и откидывается на спинку стула. Он запрокидывает голову, упираясь затылком Мадаре в грудь, смотрит в глаза и спрашивает: — А когда время? Мадара не прекращает его обнимать, а второй рукой гладит скулы, щёки, убирает со лба упавшие волосы. Хаширама смотрит пристально, будто всю душу пытается вынуть вот так, одним только взглядом и Мадара усмехается — он и так весь его, с потрохами, и уже достаточно долго. — Когда ты в норму придёшь, — отвечает он, целуя Хашираму в лоб. — Я в порядке, — закатывает тот глаза, и Мадара тут же фыркает: — Я вижу. Хаширама усмехается и пытается вернуться в первоначальную позу. Мадара держит его крепко, поэтому Хашираме ничего не остаётся, как оставаться на месте. Тем не менее, свою кружку с чаем он всё же притягивает ближе и делает глоток. — Много вычитал? — внезапно спрашивает он, и Мадара не сразу понимает, о чём речь. — Почти всё, — наконец отвечает он, соображая, что Хаширама имеет в виду переписки и, может быть, заметки. — Жалеешь? — А разве я когда-нибудь жалел? — Тебе всегда нравилось. Гуру здоровых отношений с ума бы сошли, когда услышали твои рассуждения о том, что если человек не нарушает личное пространство, то это сигнализирует о его безразличии. Поборщики личных границ вообще бы стали изгонять из тебя дьявола. Хаширама сцепляет руки в замок на столе, Мадара напрягается. — Дьявола изгонять из тебя надо, Мадара. А что до меня — то подобное я только тебе и разрешал всю жизнь. Только тебе и можно было. И важно, — заканчивает Хаширама тихо. — Мне всё важно, что тебя касается, — в тон ему отвечает Мадара, снова накрывая его руки своей ладонью. Он просто не может прекратить его касаться. Кажется, что если сейчас отпустит — потом снова потеряет. Кажется, что только так и может чувствовать, что Хаширама рядом, что он всё ещё здесь. Мадара так сильно любит его — до дрожи на кончиках пальцев, до абсолютно неконтролируемого желания наполнить собой всю его жизнь и никогда, никогда не отпускать. И никому не позволять быть ближе, чем он. Мадаре важна каждая деталь, всё, что связано с этим человеком. Это просто бешеная потребность, выходящая за любые рамки разумного. И, что самое главное — Мадара знает, что Хашираме нравится это, что Хаширама понимает и принимает его таким, со всем его собственничеством, доходящим до алчности. И знает, что Хаширама испытывает к нему похожие чувства. Сам такой же, даже скрывать не пытается. Но только рядом с Мадарой и только с ним. Хаширама рядом с другими людьми оставался открытым, тёплым, но некоторые границы защищал не менее яростно. Потому что только Мадаре можно было. Потому что только Мадаре дозволено. Даже Тобираме нет. Погружённый в свои мысли, Мадара не сразу замечает, что Хаширама расцепил замок из рук и сам аккуратно, невесомо практически держит Мадару за руку. Внутри сразу поднимается волна тепла и щемящей нежности, затапливающей всё его естество. Мадара переплетает их пальцы и выдыхает: — Я безумно. Безумно скучал. И сейчас скучаю. — Я тоже, — говорит Хаширама тихо. Снова воцаряется тишина. Но не такая, какая была недавно — гнетущая и давящая. А другая. Тем не менее, она тоже некомфортная. С этим надо что-то делать, причём делать срочно. Что? Мадара отпускает Хашираму, и обходит его со спины. Хаширама складывает руки на колени и просто молча смотрит, его взгляд снова становится пустым. Мадара присаживается около него на корточки, берёт за руку, нежно целует тыльную сторону ладони и заглядывает в глаза: — Пойдём проветримся?