Навылет

Хаширама поднимает на него потерянный взгляд и качает головой. — Не хочу. Мадара сощуривается. — Тебе надо выйти на улицу. — Я не хочу, Мадара! — восклицает Хаширама и срывается с места. Мадара не успевает никак среагировать, потому что Хаширама стремительно вылетает из кухни и спустя несколько секунд громко хлопает одна из дверей в квартире. “Свалил в безопасное место”, — устало думает Мадара. Ладно. Это тоже они когда-то проходили. Губы сами растягиваются в улыбке при воспоминаниях об их предыдущих ссорах. Несмотря на то, что преимущественно Хаширама в их паре проявлял эмоции — любые — его редко удавалось по-настоящему вывести из себя. Мадара, наоборот, вспыхивал чаще, несмотря на то, что большую часть времени был пугающе спокоен. И только Хаширама знал — Мадара не то чтобы спокоен, но чувствует всё острее и ярче, а потому держит себя в ежовых рукавицах. Хаширама часто проводил параллель со сжатым газом: ничего не заметно до определенного времени, а рвануть может в любой момент от абсолютно случайной мелочи и разнести всё в округе по частям. Если вывести из себя Хашираму — это будет катастрофа, а если довести до точки кипения Мадару — это будет ядерный взрыв, который накроет всю планету, не оставив после себя ничего. Учитывая, что Хаширама в течение практически суток (по крайней мере, всё то время, что его видел Мадара) не подавал абсолютно никаких признаков жизни, а теперь всё-таки проявил какие-никакие, но всё же эмоции, Мадара посчитал это хорошим знаком. Плохо было только одно — когда Хаширама закусывал удила, упрямым становился как стадо баранов, и убедить его в чём-либо было по-настоящему сложно. Тем не менее, Мадара не может сдержать улыбки — Хаширама до сих пор психует как ребёнок. Это всегда его умиляло. Он не обесценивал эмоции Хаширамы, отнюдь, но как же сильно хотелось взять этот бубнящий злобный комок и просто отогреть. Чтобы снова стал привычным собой. У Мадары злости и желчи на двоих хватит, незачем Хашираме в этом вариться и руки марать. Мадара идёт к спальне Хаширамы и негромко стучит. Осматривает ручку: обычная, без защёлки, так что при желании Мадара может просто открыть дверь. Но ему нужно, чтобы Хаширама сам это сделал, сам запустил. Так будет правильно. Так нужно. — Ну чего ты? — примирительно зовёт Мадара. — Давай выходи, пошли погуляем. — Я не хочу, — бубнят с другой стороны двери. — Оставь меня в покое. Мадара улыбается. Как и всегда в такие моменты: его затапливает неконтролируемая, щемящая нежность. — Хаширама, — зовёт он тихо. — Пожалуйста, дай мне войти. За дверью слышится какой-то шорох, но Мадару всё ещё никто не запускает внутрь. — Хаширама. Я очень хочу тебя обнять. Можно? Ответом Мадаре служит тишина, и решив для себя, что отсутствие чёткого “нет” является своеобразным согласием, он дёргает проклятую ручку. Дверь со скрипом поддаётся, Мадара её распахивает. Хаширама стоит чуть поодаль, и с сосредоточенным видом ковыряет заусенцы. Мадара цокает языком — он очень хорошо знает эту привычку, Хаширама не успокоится, пока до мяса всё не раздерёт, возле ногтей так особенно. Нервничает, причём очень сильно. Почему? Мадара в два шага оказывается рядом с ним и мягко сжимает пальцы Хаширамы. Тот сразу замирает, прекращая своё занятие. Мадара подносит его руки к лицу и нежно целует костяшки, спрашивая тихо, шёпотом почти: — Что тебя так сильно беспокоит? Хаширама ничего не отвечает, только качает головой и напрягается сразу. Мадара ещё раз целует ему руки, все пальцы по очереди: те, которые патлатый придурок успел расковырять и те, которые пока что не успел. Хаширама свистяще втягивает носом воздух, и Мадара улыбается. Он приподнимает одну руку в приглашающем жесте, но Хаширама не двигается, поэтому Мадара всё так же молча просто прижимает его к себе. Он понимает, что всё сделал правильно: Хаширама практически сразу расслабляется и утыкается лбом Мадаре в грудь. Мадара гладит его по голове, млея от близости, такой близости, взаимной, и тихо замечает: — Тебя трясти перестало. Хаширама кивает и прижимается к Мадаре сильнее. Тот обнимает его уже двумя руками, крепче стискивая в объятиях. — Ты серьёзно не замечал этого? Хаширама качает головой, и Мадара тяжело вздыхает. Видимо, этот великовозрастный придурок решил себя совсем добить, пока Мадары не было рядом. Из-за того, что Мадары не было рядом. — Пойдём гулять, — ещё раз пробует Мадара. — Лето на дворе, надо выходить из дома, надо быть на улице, ты тут уже три дня сидишь и носу не кажешь. — Я не хочу, — отвечает Хаширама твёрдо. Он дёргается, пытаясь вырваться, но Мадара его не отпустит. Сам дурак, нехуй было позволять обнимать. Теперь уже всё, теперь уже пусть терпит. Мадаре и так слишком мало, он вообще не хочет Хашираму из рук выпускать ближайшую вечность. — Я хочу, — говорит Мадара. Руки Хаширамы повисают вдоль тела, тот снова пытается выбраться. Мадара держит крепче. — Ну так иди один! — пыхтят Мадаре в грудь, и он снова начинает улыбаться. — Я хочу с тобой, — просто отвечает Мадара, ещё раз целует Хашираму в затылок и, наконец, отпускает. Хаширама глядит на него с абсолютно несчастным видом (“А — актриса”, — усмехается Мадара про себя), а потом кивает головой сам себе, будто принимает решение, и выходит из комнаты. Мадара, чувствуя себя повеселевшим, идёт за ним, но услышав, как на другом конце коридора зашумела вода, останавливается и облегчённо выдыхает. Он садится на пол в коридоре, скрещивая ноги, и думает о том, что как ни крути, его взяла — Хаширама пошёл собираться. Если честно, Мадара уже готовился к тому, что Хашираму силком придётся заталкивать в душ и приводить в порядок, но до этого, слава Богу, не дошло. В детстве они с Хаширамой часто дрались, и периодически возвращались домой побитые, но почему-то очень счастливые и довольные собой. В детстве у них постоянно была ничья. Родители тогда психанули и отправили обоих оболтусов на борьбу, решив, что те таким образом будут выпускать пар и сумеют сохранить дружбу. В конечном итоге так и вышло, кроме одного нюанса — у Мадары равных соперников теперь не было вовсе, кроме Хаширамы. А Хашираме удалось склонить их “ничьи” в свою сторону. Мадара усмехается, вспоминая те времена. — О чём задумался? — спрашивает вышедший из душа Хаширама. Он выглядит… По-домашнему, очень мило. Мадара хмурится: прошло полгода, как он забыл это ощущение дома. И сейчас он снова здесь, и Хаширама тоже здесь: в халате, с полотенцем на голове, смотрит на него с любопытством. — Выглядишь таким… Потерянным и довольным одновременно. Странно, — резюмирует Хаширама, проходя мимо и заруливая в спальню. Мадара поднимается и идёт вслед за Хаширамой. Он заходит в комнату и видит, что Хаширама сидит на кровати, полотенцем вытирает волосы, но выглядит как-то странно. — Вспоминал, как мы с тобой на тренировки ходили. Думал, что будет, если придётся тебя силком в душ тащить, — отвечает Мадара на заданный недавно вопрос. Хаширама поднимает на него голову, и его глаза уже не такие, как утром — пустые и безжизненные абсолютно, но всё ещё даже близком не похожи на те, какими Мадара их помнит. — Ну, я сейчас не в форме, так что может и удалось бы, — рассуждает Хаширама, откладывая полотенце. — Ты никогда не проигрывал, — заканчивает он тихо. — Только тебе, — усмехается Мадара, снова присаживаясь перед Хаширамой на корточки. — И то мы сравняли счёты, когда выросли: ты в медицинский пошёл, я — в полицию. Так что в итоге у меня стало больше опыта, и я, наконец, смог тебя обставить. Что такое? — сразу вскидывается Мадара, стоит Хашираме безвольно опустить руки вдоль тела. — Я устал, Мадара. Пошли спать? Мадара кивает головой. Ну, он так примерно и думал. Он берёт руки Хаширамы в свои, прикладывает его ладонь к своему лицу, целует её и спрашивает: — А если бы силы были, в чём бы ты пошёл? Хаширама закатывает глаза, бормочет “Да ты издеваешься”, но Мадара ещё раз целует его руку, не разрывая зрительного контакта, и спрашивает: — Я очень хочу провести с тобой время. Мы так давно не гуляли, Хаширама. — Мадара, я… — Ты же любишь лес? — Мадара не даёт ему вставить ни слова: — Поэтому и квартиру купил у парка. Пойдём, Хаширама. Я помогу. Хаширама молчит какое-то время, но в итоге всё же произносит: — Ладно. Хорошо. — Так что бы ты надел? — повторяет Мадара ещё раз, вставая на ноги. Хаширама задумывается. — Рубашку, белую, — взмахивает он наконец рукой в сторону шкафа. — Брюки летние, они там же. — Бежевые эти? — уточняет Мадара, показывая Хашираме выуженные из шкафа брюки. — Обувь? — Открытая, в коридоре стоит. Волосы ещё надо расчесать, — заканчивает Хаширама задумчиво и очень тихо. Мадара сваливает тряпки на кровать и смотрит на Хашираму, приподняв одну бровь. — Что? — не выдерживает тот. — В штанах на голую жопу пойдёшь? Хаширама хмурится, не понимая, о чём речь, а потом отмахивается от Мадары рукой: — Ах, это. Там же, где и обычно лежат… Ну вот что ты за человек, Мадара, лишь бы доебаться до чего-нибудь, ну что такое! — восклицает он напоследок. Мадара начинает хохотать, вытаскивая бельё из комода. Он поворачивается и видит, что Хаширама сидит, скрестив руки на груди и недовольно на него смотрит. Смеяться хочется ещё больше, но он сдерживает себя и подходит к Хашираме вплотную. — Тебе помочь? — спрашивает он, мимоходом целуя Хашираму в лоб. — Великий и грозный Мадара Учиха будет одевать меня как маленького ребёнка? — Хаширама выразительно поднимает брови. — Что-то слабо верится. — Можно подумать, я сломаюсь пополам, если натяну на твою задницу трусы вместе со штанами и запахну рубашку, — Мадара закатывает глаза. — К тому же, как будто я раньше этого не делал. — Ну тут ты, конечно, прав, — легко соглашается Хаширама, начиная одеваться. — Давай хоть волосы расчешу, — не унимается Мадара. — Всё же быстрее будет. — Да, давай, — Хаширама взглядом показывает ему на тумбу около кровати. Мадара походит туда, берёт в руки расчёску и оборачивается. Хаширама закатывает рукава и не смотрит на него, целиком поглощённый своим занятием, а Мадара любуется. Хаширама в простой белой рубашке и светлых брюках выглядит просто шикарно. Белый цвет оттеняет его лицо, сразу становится виден шрам на нижней губе — Хаширама снял пирсинг лет пять назад, наверное. Правда, обычное колечко в ухе Хаширама до сих пор носит — говорит, что лень снимать, но Мадара знает, что серёжка ему просто нравится. Неизменная цепочка с гербом Сенджу на груди не может не приковывать взгляд к красивым ключицам — Мадара тяжело сглатывает. На предплечье видна вязь татуировки — Хаширама долго вынашивал эскиз, ему хотелось какой-нибудь красивый узор, связанный с деревом. Мадара тогда отдал приличную сумму за это великолепие, но каждая потраченная иена того стоила, мастер Хаширамы прекрасно знал своё дело. Татуировка вышла потрясающая, узор был как живой, и Мадара раньше часто подолгу его рассматривал, теряясь в бесконечных лабиринтах деревянной вязи. Он встряхивает головой, отгоняя воспоминания, сжимает в руке расчёску и подходит к Хашираме. Тот поворачивается к нему спиной и садится, поджимая под себя одну ногу. — Ты очень красивый, — шепчет Мадара Хашираме в затылок, целует его и начинает расчёсывать волосы. Он всегда любил это делать, не знает, почему. Хашираме нравилось, он сразу расслаблялся, и иногда урчал — утробно, как кот, которому очень хорошо. Мадаре нравилось пропускать шелковистые пряди сквозь пальцы — у него самого волосы были гуще и жестче, хотя Хаширама обожал их до безумия — массировать Хашираме кожу головы, вдыхать его запах. Хаширама сидит тихо, а потом произносит: — Ты тоже очень красивый, Мадара. Мадара не знает, почему, но он не может перестать улыбаться. Просто не может и всё.