Навылет

Он устало выдыхает и прислоняется затылком к стене. — Скажи, разве не может быть… Ну. Проще? — Что ты имеешь в виду? — Каждый раз… Бегаешь, бегаешь, бегаешь, как белка в проклятом колесе, и легче не становится. Никогда не станет легче, что бы ты ни делал и куда бы ни пошёл. — Оптимистичный настрой. — Да нет. Знаешь, я всё равно открою глаза утром. Всё равно продолжу идти дальше, делать дела, принимать решения, разбирать возникающие проблемы. Просто… Хочется функционировать как-то в полную силу что ли. Я слышал однажды фразу “из ста процентов заряда я функционирую на пять”. Так вот, Мадара. Я функционирую на минус три последний месяц точно. — Да неужели? — Это как бесконечный день сурка. Кажется, что так всегда было. Но я знаю, что нет. Такого не может быть, не может весь жизненный путь состоять из подобного. — И когда в твоей жизни было иначе? — Когда в ней был ты, — просто отвечает Хаширама, пожимая плечами. В трубке повисает тяжёлая тишина. Хаширама смотрит в окно и продолжает молчать. Можно сказать, что он ненавидит себя за этот звонок. Можно. Но не хочется. — Послушай… — начинает Мадара, но Хаширама перебивает его. — Нет, это ты послушай. Возвращайся. Бога ради, возвращайся. Сколько можно? — Так всем будет лучше. — Чёрта с два. И ты это прекрасно знаешь, сукин ты сын. Просто гордость не позволяет признать очевидное. — Твоя самоуверенность не знает границ, — хмыкают в трубке. Ясно. Это было ожидаемо. — Да, ты прав, — отвечает Хаширама бесцветным тоном и скидывает вызов. Ну. Он хотя бы попытался. Сил хватает только на то, чтобы дойти до постели и упасть на неё. Во сне он снова и снова наблюдает за тем, как Мадара уходит. Хаширама просыпается и смотрит в потолок, думая о том, что он понимает, почему Мадара так сделал. Есть предел границам дозволенного. Хаширама переступил их все. Он засыпает и во сне снова и снова стучит в закрытые двери, отказываясь признавать, что они захлопнуты насовсем. Хочется исправить. Хочется наладить. Хочется сделать так, чтобы всё было хорошо. Ничего больше не будет хорошо.

***

Он просыпается от стука в дверь: настойчивого, грозного, тяжёлого. Переворачивается на бок и думает: “Да пошло оно всё”. Но стук не прекращается, и Хашираме приходится встать. Это тяжело: сначала надо сесть на кровати, потом свесить ноги. Встать на них. Идти. Открыть защёлку. Механические действия, подстёгиваемые бесконечным желанием разобраться и с этой проблемой тоже и просто дожить до утра. Утром он обязательно придумает, что делать дальше, как дальше жить, быть. Полгода без Мадары кажутся невыносимым испытанием, тем не менее, Хаширама всё ещё тут и дышит. Это уже победа. Большая дорога начинается с маленьких шагов. — Выглядишь хуёво, — припечатывает родной голос, и Хаширама широко распахивает глаза. — Это очередной кошмар? — сипит он. Мадара выглядит не так, как Хаширама его помнит. Круги под глазами стали больше, в волосах белеет седая прядь, и Хаширама встряхивает головой. — У тебя глаза больные, — глухо говорит Мадара. От ламп в коридоре его глаза будто сверкают красным, и Хаширама инстинктивно делает шаг назад. Мадара снимает куртку, вешает её и оборачивается к нему. Хаширама не двигается, потому что а зачем? Что изменится сейчас? Мадара разувается и встаёт напротив, окидывая его внимательным взглядом. В его глазах всё ещё видны красные всполохи, такое бывало и раньше, чаще всего — когда Мадара злился. Воспоминания кажутся тусклыми, блеклыми, и Хаширама тяжело вздыхает. — Зачем ты здесь? Собственный голос как будто и не его вовсе, чужой, режет слух своей громкостью. Мадара вместо ответа усмехается, Хаширама качает головой. Ясно. Пальцы Мадары обжигают кожу внезапно, он сильно сжимает подбородок, заставляя запрокинуть голову и смотреть в глаза. — Тебя трясёт всего, ты в курсе? И снова — этот цепкий взгляд, от которого мороз гуляет по коже. Хаширама пожимает плечами, нет мол, Мадара поджимает губы. — Пойдём, — говорит он,и берёт Хашираму за руку. — Пойдём. Хаширама покорно плетётся следом. В спальне он садится на угол кровати и смотрит на свои руки — ладони мелко дрожат. Он сидит так какое-то время, потерянно глядя на собственные пальцы, пока его снова не обжигает прикосновение Мадары. — Тебе холодно? — спрашивает он, заправляя Хашираме упавшую на глаза чёлку. Жест ощущается таким привычным, знакомым, заботливым, что у Хаширамы против воли щемит в груди. Хаширама качает головой, Мадара шумно выдыхает. — Ложись, — говорит он, указывая на кровать. Хаширама послушно ложится, отползая к стене, поворачивается к Мадаре спиной и сворачивается в клубок. Спустя минуту шелестит постельное бельё, и кровать прогибается под весом ещё одного тела. — Спи, — говорит Мадара, пробираясь к нему под одеяло и обнимая Хашираму со спины. — Засыпай, я буду рядом. Хаширама понимает, о чём говорил Мадара — он, наконец, чувствует, что всё его тело дрожит, и устало прикрывает глаза. Он правда не замечал этого, а теперь будто осознал очевидную истину. Единственное, что Хаширама не может понять — как долго это продолжается. Он засыпает, думая об этом. Перед тем, как окончательно заснуть, он чувствует, как Мадара крепче прижимает его к себе и целует в затылок. Действительно. Сегодня Мадара рядом.