Долгая ночь: Гнев императора

      Утро императора редко начиналось спокойно, но это стало исключением. Новости с фронтов приходили исключительно положительные — армии Праймуса успешно громили соседей и потери несли вполне вменяемые — и даже дворцовая клика притихла. Впрочем, император не расслаблялся ни на минуту. Его клятва ещё не исполнена, да и в этой бесконечной войне он ещё не победил. Пусть даже от победы его и отделяют теперь считанные шаги — праздновать пока что рано.              Проснувшись, как обычно, с первыми лучами звезды «Альфа», император заказал кофе по кухонному лифту — недавнему изобретению, разработке инженеров, которое острый на язык народ окрестил «спасителем слуг». Доля правды в этом была, бегать с подносом — удовольствие значительно ниже среднего для кого угодно, и император это понимал. Почему и отдал распоряжение «придумать что-нибудь подобное». И инженеры его не подвели.              На кухонном лифте вместе с завтраком доставили ещё и свежую газету — за прошедшее время дворцовая прислуга полностью изучила привычки императора. За утренним кофе Безмолвный изучал последние новости, а после завтрака незамедлительно приступал к работе там, где его вмешательство требовалось более всего. Часто полушутя-полусерьёзно повторял: «Я всего лишь старый солдат, а солдат должен выполнять свой долг перед Родиной, пока отставку не получит» и этому кредо следовал безукоризненно.              Попивая кофе, Безмолвный пробегал глазами газету. Селлийские корсары бросают к ногам маршала флаги своих кораблей… даже фотографию приложили. Надо же, насколько у них кислые лица. Неудивительно — Селлу не просто покорили, а демонстративно унизили. Праймус никогда не славился, мягко говоря, военным флотом, а тут смог закатить такую оплеуху самому сильному морскому альянсу на их поле. Прорыв блокады с помощью комбинированного удара кораблей и авиации — высадка пехоты на островах — захват! Оставшись без тылов, без поддержки и снабжения, селлийские корсары вынуждены были сдать знамёна.              Не хуже дела обстояли и на западном направлении, хотя и не без своих «подводных камней». Солар с рубийцами не церемонился. В первый же день после прибытия отдал приказ: «Каждого, в отношении кого найдётся хоть намёк на измену, казнить без суда!» и начал претворять его в жизнь максимально жёсткими методами. Хранения дома охотничьего ножа было достаточно для вынесения смертного приговора. Потенциальных мятежников обезглавливали, вешали и сжигали, порой целыми семьями. Жёсткие меры помогали держать Рубу в повиновении, но популярности новой власти не прибавляли. Это могло стать в дальнейшем проблемой.              А вот что происходило в Карте — оставалось только гадать. Салда своим привычкам не изменила — ограничивалась короткими отписками: «Взят город такой-то, потери в следующих частях такие-то, объясняются действиями партизан в тылу». Что правда, то правда, картианцы прославились как мастера грязной войны, и в партизанских операциях, засадах и военных хитростях им не было равных. Но в то, что они из раза в раз обводят вокруг пальца одного из лучших его командиров, которая к тому же сама по происхождению картианка, Безмолвный не верил. Конечно, Салда родилась в бедной семье, тактики военных с детства не учила, но какие-то национальные черты должны присутствовать. Тем более, она много лет провела на восточном фронте, воевала с Картой, и должна была досконально изучить все их схемы и наработки… Нет, что-то тут определённо было не так.              Вопрос «что делать?» с каждым днём становился всё явственней. Бросить всё и отправиться в штаб восточного фронта? Разумно ли? С одной стороны, он — император, и должен быть на посту. С другой… да кого он пытается обмануть?! Что Рубу, что Селлу добьют и без его участия. Селла сдала знамёна — в обоих смыслах слова, там не осталось ни одного корсара, пиратство объявлено преступлением с бессрочным розыском и смертной казнью в качестве меры наказания, установлены законы Праймуса и вот-вот будет введена полиция. Руба воем воет от введённых Соларом мер, головы мятежников возят по факториям в назидание, рубийские князья поневоле притихли и сидят смирно, жандармы оживились и снова выполняют свою работу. И всё же стоит провести реформу сил правопорядка… Потом, всё потом… Обрушить все альянсы, потом всё остальное…              Пожалуй, и правда следует отправиться в ставку восточного фронта и хорошенько потолковать с Салдой.       

***

             Салда мерила кабинет шагами из угла в угол. Прекрасно! Просто отлично! Могла бы догадаться, что короткие отписки не успокоят Безмолвного, а привлекут его внимание… Ладно, об этом она догадалась. Но вот то, что ему придёт в его дурную голову лично приехать с инспекцией в штаб восточного фронта — этого предсказать Салда не могла. Следовало писать более подробные отчёты… Но в то же время Салда отдавала себе отчёт в том, что и это было бы по меньшей мере неразумно. Кто виноват в том, что её с бывшей родиной связывают ещё и тёплые воспоминания? Ведь там, в глухой картианской деревне, она родилась и выросла… и в её детстве хватало и светлых страниц…              Салда разрывалась. Ностальгия не позволяла развернуть штурм Карты по всем правилам, но чувство долга и беспощадная логика давали понять — если она не присоединит Карту к Праймусу, её отзовут, а то и в отставку отправят. Безмолвный её ценит, конечно, но не до такой степени, чтобы спустить на тормозах настолько откровенный косяк.              Медленно выдохнув, чтобы успокоиться, Салда вернулась за стол. Выдвинула ящик стола, достала хомут, шприц с иглой, ампулу. Перетянула левую руку, открыла ампулу в своей обычной манере — о край столешницы, набрала в шприц золотистой жидкости. Едва она воткнула иглу под кожу, как раздался требовательный стук в дверь. Салда нервно дёрнулась, едва не вырвав с мясом шприц.              — Минуточку!!! — хрипло каркнула и заметалась, пряча следы ширева. Гости так не стучат.              В штабную комнату протиснулся, приоткрыв дверь, Солар. Салда, облегчённо переведя дыхание, произнесла:              — Минутку. Я немного… занята, — и показала глазами на шприц, покачивающийся в районе в районе локтевого сустава.              — Да вижу, — хмыкнул Солар, сев на свободный стул. — Не доведёт эта дрянь солдата до добра Салда, ох, не доведёт…              — А ты, Солар, меня не учи. Обучалка не выросла, — отрезала Салда, медленно вдавливая поршень. Откинулась на спинку стула, медленно выдохнула через рот.              Отношения Салды и Солара были густо замешаны на старой ненависти и необходимости работать вместе. Солар был незнатен и надеяться не мог без помощи со стороны когда-либо влиться в ряды высшего света. Из расчёта он принёс клятву верности лично полковнику Салде Виктории и напросился ей в адъютанты, надеясь однажды полноценно стать её правой рукой. Но судьба подбросила ему куда более реальный шанс. Однажды, когда Солар заносил в штабную кое-какие бумаги, он застал там полковника в бессознательном состоянии, в окружении нескольких пустых ампул и использованных шприцев. Не будучи дураком, Солар — тогда ещё лейтенант — сбегал за портативным анализатором крови, сделал Салде экспресс-анализ крови, зафиксировал и распечатал результаты. Когда полковник очнулась, перед ней лежала распечатка анализов. Уже через несколько минут Солар получил повышение до капитана и назначение на должность главы военной полиции части. Ходить в атаку под пулемётным огнём ему больше не пришлось. Но Солар не только шантажировал Салду, угрожая отправить по цепочке «наверх» сведения о её наркомании — он предложил взаимовыгодную сделку: он будет прикрывать полковнику спину, но полковник, в свою очередь, поможет ему пробиться в высший свет. Салда вынуждена была согласиться. Своего шантажиста она возненавидела с первого дня этой обременительной сделки, но сдержанности выжидать ей хватало. Солар чувствовал спиной взгляд Салды и понимал, как шатко его положение, но знал — пока полковник сидит на игле, он в безопасности. А слезть с иглы Салде не грозило, скорее всего, до гробовой доски.              Салду наконец немного попустило. Выбросив в корзину ампулу и использованный шприц, полковник флегматично сказала:              — Кто б говорил про «не доведёт до добра»… Зачем зашёл?              — Узнал, что у тебя тут… трудности, оставил в Рубе инициативу на местах в руках лейтенантов и прилетел сюда. Что, ностальгия не даёт разобраться с Картой как следует?              — Смешно… — Салда снова медленно выдохнула. — Помру со смеху, Солар. Тебе было бы легко потрошить свою родину, а?              — Полковник, для меня на войне нет ничего, кроме приказа и необходимости его выполнить. Любой ценой. Остальное неважно.              — Для меня, как правило, тоже… — Салда выдерживала между словами большие паузы. — Но всё же… у меня ещё осталось сердце. И этим, видимо, я отличаюсь от Ропота… от Краста… и от тебя. Фьюф… отпустило.              — Рад за тебя, — холодно произнёс Солар. — Ну? Мне принимать командование на юго-восточном фронте, или ты всё-таки возьмёшь себя за яйца?              — Принимай, — выдохнула Салда. — Я никогда не поверну меч против своей родины.              Солар пожал плечами:              — Твоя воля. Издавай соответствующий приказ — и можешь отдыхать. Но учти, я церемониться не намерен… Особенно учитывая, что сюда явно намерен приехать Ропот. Если он узнает, что ты тут развела сопли, то даст отставку всем.              — Делай, что считаешь нужным, — отмахнулась Салда. — У тебя всё? Мне обедать пора.              — Не совсем, — Солар закрыл дверь штабной на ключ и вернулся в своё кресло. — Если мы не хотим после победы оказаться на должности младших подметальщиков, наше положение у трона надо укрепить. Ропота надо женить, и не абы на ком… На женщине, которая устроит нас обоих…              — Сразу говорю, Солар, — предупредила Салда, — я быть женой и тем паче матерью не собираюсь.              — Знаю. А ещё знаю, что, как только ты станешь императрицей, тут же мне башку отрубишь. Ты ж меня ненавидишь.              — Ненавижу, — согласилась Салда. — Согласись, за дело.              Солар презрительно ухмыльнулся:              — Колоться надо меньше… К делу. Нам нужна женщина, которая, повторюсь, устроила бы нас обоих, не имела бы интересов при дворе и при этом была бы высокого происхождения. Иначе она не сможет претендовать на титул императрицы. Но главное — эта женщина должна быть полностью управляема нами… У тебя есть идеи? Мне в голову приходит только моя слабоумная сестра.              — Я похожа на старую интриганку вроде тебя, Солар? — сварливо поинтересовалась Салда. — Я — старый солдат и командир, а не интриган. Но если мы женим Ропота на твоей сестре, то каковы гарантии, что ты…              — Что я не воспользуюсь этой ситуацией против тебя? — Салда кивнула. Солар, усмехнувшись, достал из ножен кинжал, занёс его над левой ладонью. — Клятвы на крови будет достаточно?              — Достаточно, — просипела Салда — пропал голос. От заправского интригана она ждала чего угодно, но только не этого. Клятву на крови не нарушит ни один житель Праймуса, даже тот, у кого от рождения нет ничего святого. Традиции для них сильнее всего — логики, здравого смысла, порой даже инстинктов.              Солар усмехнулся. Отложил нож, достал из кармана кителя пузырёк, надрезал левую ладонь, собрал в пузырёк несколько капелек крови, проговаривая:              — Да будет пролившаяся кровь свидетелем моей клятвы! Если Ропот женится на моей слабоумной сестре Мане, я клянусь никогда не использовать этого против тебя, Салда. Я клянусь, что никто, кроме тех, кто находится в этой комнате, не узнает об этой клятве и о нашем сговоре. Я клянусь, что не отступлюсь от этой клятвы. Если же я нарушу эту клятву, то бесчестье можно будет смыть лишь кровью, и лучше мне будет умереть, чем жить с таким пятном на душе.              Пузырёк наполнился до середины. Солар закупорил его и протянул Салде:              — Сохрани у себя. Для надёжности. Ещё возражения будут?              — Не будут, — бросила Салда, убирая пузырёк во внутренний карман — к ампулам. — Но как ты добьёшься…              — Это уж предоставь мне. Ропот даже сам не поймёт, как сделает предложение Мане. Он на деле куда наивнее, чем думает о себе… Теперь к делу. Пиши приказ, а заодно предоставь подробную аналитическую сводку с фронта. Надо ж знать, насколько всё плохо.              — Хуже, чем ты думаешь, — огрызнулась Салда, доставая бумагу, чернильницу и перо.              «Приказ № FGG-214.              Я, полковник Салда Виктория, командир Юго-Восточного фронта, настоящим передаю руководство фронтом в руки капитана Солара. Непосредственно в моём подчинении остаются второстепенные службы, такие как: интендантская служба, военная полиция, инженерные и железнодорожные войска, медсанчасть и проч. подобные. В подчинение капитану Солару переходят боеспособные части.              Подписано: полковник Салда Виктория».              — Надо же что-то оставить себе на откуп? — прокомментировал Солар, просмотрев приказ.              — В том числе. И тебя хоть немного разгрузить. При всём моём отсутствующем уважении, Солар, в боевом плане ты — всего лишь капитан, и не по количеству звёздочек на погонах, а по сути.              — Спасибо. Слышала, может, какой порядок навели в Рубе?              — Всегда пожалуйста, — в тон ответила Салда. — Слышала, иначе бы так не сказала. Слишком грубо действуешь. Мятежи ты подавил, спора нет, но вопрос в цене…              — Цене! — фыркнул Солар. — Ропот направил меня в Рубу для того, чтобы я, цитирую, «подавил мятеж, не считаясь с потерями». Особенно с потерями среди местного населения.              — Это-то и плохо. Ропот одного понять не может — устроив большую резню, он не обеспечит лояльности других наций. А она нам нужна. Или Ропот планирует убивать всех, кто не согласен с его политикой?              — Маршал Краст планирует, — подчеркнул Солар. — Ты ведь его знаешь… «Как только вдоль дорог заколосятся виселицы, как только по руслам рек вместо воды потечёт кровь, как только на каждом телеграфном столбе будет распят мятежник — только тогда многие крепко задумаются, только тогда многие поймут».              — Варвар, — коротко бросила Салда, расплетая и начиная заплетать косичку.              — Ему есть, за что ненавидеть представителей других наций, согласись.              Правда в этом была. Маршал Краст родился в небольшом городке на восточной границе Праймуса, вечно угнетаемой селлийскими корсарами и картианскими рейдерами. Иногда они кооперировались, чтобы захватить рабов. Так, во время одного из налётов, в кандалах оказалась и семья будущего маршала Праймуса. Самого Краста волей случая не оказалось дома — он уезжал к дальним родственникам, в другой город. Вернувшись вместе с остальными, кто уезжал с ним, Краст нашёл пепелище, оставшееся от родного городка, горы трупов, брошенное оружие и кандалы — следы развернувшейся там страшной драмы. Отец Краста был городским главой, и выжившие круды обратились за помощью к его сыну. Красту, совсем ещё юнцу, предстояло взвалить на свои плечи огромный груз. Но он не испугался и не отступил. Ответственность превратила его во взрослого мужчину. Краст приказал собрать оставшиеся скудные пожитки и брошенное оружие и перебираться в ближайший город, способный принять и разместить беженцев. Дорога предстояла дальняя — по самым скромным подсчётам, полсотни миль, по сухим и пыльным дорогам Праймуса. В голой степи беженцы были практически беззащитны. Не было ни транспортных машин, ни даже конных подвод. Идти предстояло пешком.              Пятьдесят миль под палящим солнцем, нагруженные тяжёлым скарбом беженцы шли больше двух недель. Добрая треть не пережила этого похода. Выжившим пришлось устраиваться кому куда; очень многие — и сам Краст в их числе — поступили на военную службу. Там, во всяком случае, кормили досыта, да и был шанс посчитаться за сожжённый город. Будущего маршала помотало по стране. Довелось послужить ему в десятке полутора частей, но выше сержанта он так и не поднялся, пока его не занесло в одну столичную часть, где он познакомился с молодым немым рядовым по имени Ропот Импробус. Немой произвёл на него сильное впечатление; вскоре они подружились. Так начался путь «вечного сержанта» к маршальским звёздам.              — Соглашусь, — кивнула Салда. — Но нельзя позволять старым обидам и расизму затмевать разум и здравый смысл.              — К делу, — повторил Солар. — Мне нужна краткая аналитическая сводка по ситуации.              — Да какая там ещё сводка… — Салда отмахнулась, скривившись. — Солдаты устали и деморализованы, в подразделениях разброд и страшное проседание дисциплины, командиры и комиссары не вывозят. А рапорты, которые я посылала Безмолвному… ну, ты и сам должен быть в курсе. Туфта это, а не рапорты. Ни одного значимого поселения мы так и не взяли. Так, деревеньки оттяпывали. Благо хоть потерь не несли… ну, почти, иначе б Ропот с меня шкуру живьём снял.              — Снимет, это я могу обещать, — мрачно заметил Солар. — Держу пари, Ропот уже мчится сюда с инспекцией… а у нас тут ещё конь не валялся. Ладно, дело поправимое. Поднимем дисциплину в войсках, проведём пару показательных казней, а там…              — Закончил трындеть? — поинтересовалась Салда. — Начинай работать.              Выпроводив Солара, Салда вернулась в кресло. Поставила локти на стол, подпёрла ладонями подбородок и пробубнила:              — Он что-то замыслил… он что-то замыслил… вопрос только в том, что…