Долгая ночь: Гнев императора

      Салда отчитывалась, нервно моргая то правым, то левым глазом, кусая губы и сильно заваливаясь на палку:              — Понимаешь, Ропот… Рубийцев-то мы отбили, но потери понесли ощутимые. Особенно среди кирасиров. Из четырёх полков потеряли, грубым и круглым счётом, три, из шести рот гренадёров — три с половиной. Среди танковых войск потерь нет, да и то за счёт того, что у рубийцев не было ни гранат, ни артиллерии… Словом, ситуация на западном фронте выправляется, но вопрос в цене. Я сделала всё, что физически могла, но рубийцев тупо было слишком много… сам понимаешь, рота против легиона не танцует…              «Понимаю, и ни в чём тебя не виню, — Безмолвный кивнул, тепло улыбаясь. — Ты совершила подвиг, достойный щедрой награды, а не наказания, Салда».              — Благодарю, — Салда перевела дух и улыбнулась в ответ. — Одного мы добились — рубийские войска разбиты. Дорога на их столицу, по существу, открыта. Один последний рывок — и Руба выйдет из войны.              «Отличная работа. Ты уже проделала огромную работу, но… могу я просить тебя добить рубийцев? Возглавь оставшиеся войска, поведи их походом на Рубу… Если сможешь их добить, Праймус получит передышку возможность перевооружить остатки армии. А возможно — чем чёрт не шутит — и перерыв в этой клятой бесконечной войне».              — Сделаю всё, что не выходит за рамки способностей круда, Ропот. Ну и всё, что не выходит слишком далеко, — Салда не без труда выпрямилась, опираясь левой рукой на палку. Старая рана снова дала о себе знать. — Кончится это дерьмо — поеду серьёзно лечиться.              «Кончится это дерьмо — я из своего кармана оплачу тебе лучших врачей. И, пожалуйста, не возражай. Это меньшее, чем я могу тебя отблагодарить».              — А кто сказал, что я собираюсь возражать? — хмыкнула Салда. — Думаешь, приятно хромоножкой ползать?.. Разреши идти?              «Иди».              Караульные закрыли за полковником двери зала. Безмолвный проводил её глазами. Сомнения, поселившиеся в его душе в момент получения телеграммы с сообщением о смерти Лода, укрепились ещё сильнее. Не верилось, что первый советник мог вот так запросто свести счёты с жизнью. И хотя император не ставил под сомнение преданность своего наиболее талантливого командира, да и сама Салда уже через несколько дней предоставила ему подробное расследование на предмет того, кто мог убить Лода, сомнения всё равно не давали покоя Безмолвному. Могла ли сама Салда убить первого советника? Зачем? Что им было делить? Способность к телепатии тут не помогала — только недалёкая личность может рассуждать о «чтении мыслей». Безмолвный знал, о чём думает каждый разумный, находящийся рядом с ним, но не мог залезть им в память. А Салда, наученная жизнью личность, никогда не думала о том, что могло бы её выдать.              Загадка. Ответ где-то рядом, но как его найти?.. Как не ошибиться?..              А впрочем, сейчас хватает и более важных дел. Операция по охвату и разгрому рубийских войск заняла полтора месяца. По расчётам генштаба, поход в Рубу требовал примерно столько же времени. Стало быть… Возможно, Безмолвному стоило бы самому возглавить — разумеется, чисто формально — войска в этом походе. Хотя бы для поднятия боевого духа. С другой стороны, он нужен тут, в Найде. Кто его знает, как и когда изменится ситуация… Император — это часовой, который всегда должен быть на своём посту.       

***

             Машина остановилась на городской площади, возле импровизированной трибуны. Безмолвный, расстегнув ремни, мрачно «пробурчал»:              «Надеюсь, это стоит всего геморроя, Краст».              — Ваше Величество, — маршал, сидящий на переднем сидении, обернулся и обозначил поклон, — ты ж знаешь порядки. Император должен лично навестить покорённые земли.              Безмолвный раздражённо закатил глаза, открывая дверцу машины. Поправил шарф, намотанный на лицо, одёрнул пыльник. Позади у него были два месяца мучительного ожидания, перемежаемые новостями с фронта переменчивого оптимизма, а потом — трёхсуточная поездка через пустыни Рубы в очень быстром темпе, которую вряд ли можно было отнести к разряду приятных. Шесть раз сменялись шофёры; дорога была на удивление однообразной. Люпа, телохранительница и боевая подруга императора, скрашивала её, как могла. Играла с Безмолвным в карты, травила анекдоты, вспоминала истории с их службы.              «Давайте… — Безмолвный со вкусом потянулся. — Давайте покончим с этим делом. У кого речь?».              Из второй машины вышла Салда. Плюнув на ладонь, пригладила косичку и протянула императору сложенную бумагу. Безмолвный взял её, развернул, пробежал глазами.              «Покончим с этим…» — повторил, поднимаясь на трибуну. Люпа тенью следовала за ним — бластер наготове, шлем надвинут по самые брови, глаза под баллистическими очками шарят по сторонам. К прибытию императорского эскорта перед трибуной собралась толпа, в основном состоящая из местных. Сотни лиц, скрытых масками. Взгляды, полные обжигающей ненависти и презрения к захватчикам. Солдаты, двойной цепью окружившие площадь. Свет двух звёзд играет бликами на стволах их винтовок и штыках. Многих на площадь тащили едва ли не силком; рубийцы и так не славились гостеприимством, а уж врага, пришедшего на их землю, ненавидели всей душой, но сделать уже ничего не могли. Войну они проиграли, были разоружены, да и большинство мужчин полегло, до последней капли крови защищая родную землю, города и семьи.              Когда Безмолвный, поднявшись на трибуну, сел на трон, на скорую руку переделанный из старого кресла, кто-то из толпы выкрикнул: «К дьяволу его!». Рубийцы зашумели. Салда, сопровождавшая императора вместе с его телохранительницей, нахмурилась, подняла руку, но ничего сказать и тем более сделать не успела. Люпа опустила руку к поясу, резко подняла её вверх — и шум толпы перебил треск выстрела. Люпа расстреляла в воздух почти весь магазин пистолета, прежде чем толпа наконец успокоилась.              — Следующий, кто откроет рот, получит двести плетей, — мрачно объявила Салда, покосившись на Люпу. — Спасибо, конечно, но мы бы и сами разобрались.              — Ага, — лениво ответила Люпа, перезаряжая пистолет. Боевых патронов она с собой не носила никогда — только световые и шумовые. В бою предпочитала более надёжный и убойный бластер.              «Спокойно, девочки, — Безмолвный поднял руку. — Чем быстрее мы отсюда уберёмся, тем лучше. Полковник Салда, начинайте».              Салда подошла к краю трибуны, прочистила горло. Над площадью разнёсся её голос:              — Жители Рубы! Я говорю от лица императора Праймуса — Безмолвного. (Безмолвный поднял руку и многозначительно пошевелил пальцами в воздухе). Руба покорена нашими войсками и присоединена к Праймусу…              Толпа снова зашумела.              — Ну, заткнулись! — рявкнула Люпа, снова поднимая руку с пистолетом.              — С момента капитуляции правительства, — продолжила Салда, повысив голос, — Руба считается ещё одним субъектом империи Праймус, нравится вам это или нет. Здесь установлены соответствующие законы и происходит ассимиляция. Желающие помочь жандармам в наведении порядка могут записаться в городских комендатурах. Те, кто чинят препятствия работе комендатур, жандармов и армии, не уйдут от наказания. И пусть ряды виселиц послужат для вас предупреждением… В случае неповиновения какого-либо из городов, в него будут введены войска. После подавления беспорядков комендатура этого города проведёт децимацию. Кроме того…              Салду перебил сухой треск выстрела. Люпа тяжело осела на трибуну, зажимая рукой грудь. Из-под её пальцев сочилась кровь. Полковник, опомнившись, заорала на солдат:              — Чего застыли, истуканы?! Рассредоточиться и найти этого ублюдка!              Солдаты, вскинув винтовки, кинулись в толпу. Растолкали зевак; кого-то валили лицом в землю, выкрутив руки, споро обыскивали и отпускали. В толпе оружия ни у кого не было — охрана императора раздевала всех прибывающих до исподнего. Безмолвный, которого спешно закрыли телами капитаны личной охраны, присел над телом Люпы, раскрыл на ней броню, чтобы осмотреть раны. Пуля попала чуть в стороне от сердца, и рана явно была смертельной. Люпа была в сознании; она понимала, что скоро умрёт, что-то пыталась сказать императору, но в горле у неё булькала кровь. Безмолвный жестом собрал её губы в щепоть:              «Тс-с. Тише. Сейчас приедут санитары. Ты поправишься».              — Да к дьяволу! — прохрипела Люпа. — Я должна была сказать… сказать… сказать…              С воем сирены к трибуне подъехала светло-жёлтая карета «скорой помощи». Выскочившие из неё санитары подхватили Люпу, положили её на носилки, аккуратно занесли в карету и повезли в больницу. Машина императорского эскорта пристроилась за каретой.              В больнице Безмолвный, не в силах усидеть не месте, расхаживал взад-вперёд мимо двери операционной. Маршал в неописуемом волнении смолил сигареты у открытого окна в конце коридора. Вообще-то в больнице курить было строжайше запрещено, но такие мелочи его волновали мало — особенно в такой момент. Салда единственная из всей троицы выделялась — выглядела даже не спокойной, а раздражённой. У неё же первой не выдержали нервы:              — Да не мельтеши ты! Сядь!              «Легко говорить… — Безмолвный поморщился. — За этой чёртовой дверью умирает моя любимая, а ты предлагаешь мне…».              Закончить император не успел. Из палаты вышел врач. Даже за челюстно-лицевой маской было видно, насколько мрачное у него лицо. Остановившись, вытирая руки в перчатках об одноразовый халат, врач сообщил:              — Ранение смертельное. Спасти сможем только одного — или мать, или плод. Выбирать надо сейчас.              Безмолвный остолбенел. Драгоценные секунды утекали, словно песок сквозь пальцы. Салда нервно крутила в руке бластер, не зная, что сказать. Врач, поправив маску, поторопил:              — Ну?              — Плод… — прохрипел голос от дверей палаты.              Все трое резко обернулись. Люпа в окровавленной больничной рубахе, едва прикрывающей подолом бёдра, повторила хриплым свистящим голосом пробитых лёгких:              — Плевать на меня — спасите ребёнка! Нашего ребёнка, Ропот…              Безмолвный, помедлив полсекунды, кивнул:              «Спасайте плод. Прости меня, Люпа».              Люпа слабо улыбнулась и медленно сползла по стенке, оставляя на ней кровавый след. Врач подхватил её под руки и потащил обратно в операционную. И снова для Безмолвного и Салды потянулось мучительное ожидание. Полковник и тут не выдержала первой — встала, с хрустом потянулась и попросила:              — Слушай, Ропот, я выйду… покурить и припудриться, а?              «Иди уже», — Безмолвный раздражённо дёрнул плечами.              Салда, выйдя из здания больницы, свернула на одну из боковых улочек. Осмотревшись, как заправский разведчик, достала рацию, отбила сложную последовательность сигналов. Через несколько минут в переулке появился круд в тёмно-сером пыльнике, маске на всю голову и сапогах на мягкой подошве. По лопатке его мягко хлопала винтовка с оптическим прицелом и глушителем.              — Чисто сработал, молоток, — Салда кивнула подошедшему круду. — Но есть одна проблема…              — Плата, — равнодушно произнёс круд в пыльнике.              — Ну ты и жук, Винт, — с уважением произнесла Салда, достав толстую пачку денег. Винт молча пересчитал их.              — Что за проблема? — так же равнодушно спросил.              — Люпа оказалась беременна. Понимаешь последствия?              — Понимаю. И что дальше? — Винт пожал плечами.              — А то, шкаф. Плод надо убрать. Хоть я пока и не знаю, как. Люпа в операционной, рядом с императором, а его охраняют по высшему разряду…              Винт пожал плечами:              — Думать — твоя прерогатива, Салда. Моя задача — выполнять приказ.              — Ну и жук, — повторила Салда, улыбаясь. — Ладно, Винт, свободен. Пока что. Скоро ты мне понадобишься.              — Седьмая волна рации, — напомнил Винт, прежде чем исчезнуть. Выйдя из переулка, он моментально смешался с толпой рубийцев.              Безмолвный давно измерил коридор шагам по периметру и зигзагом, пересчитал сигареты в пачке (курить в больнице, ясное дело, было запрещено, а имидж императора требовал соблюдения правил), пощёлкал вхолостую зажигалкой, на нервах двести раз отжался от гостевой скамейки, но успокоиться так и не смог. Наконец в коридоре появился круд в жёлтом халате и красной шапочке. Безмолвный кинулся к нему.              «Ну?!» — «выпалил».              — Нет, — врач покачал головой. — Не смогли спасти ни мать, ни плод.              «Проклятье… — Безмолвный опустил плечи. — Кто же решился на такое?.. Прошу прощения, где… ближайшая уборная?».              — Третья дверь налево по коридору.              «Благодарю».              Зайдя в уборную, Безмолвный снял шлем, бросил его на пол и навис над раковиной. Секунду спустя слёзы двумя потоками хлынули по его лицу. Пальцы с такой силой стиснули раковину, что по керамике пробежали трещины. Слёзы бежали по щекам. Из горла вырывались абсолютно беззвучные рыдания, сотрясающие всё тело.              Дверь за спиной императора скрипнула:              — Ро?              «Кажется, это мужская уборная», — Безмолвный распрямился.              — Да, конечно, — Салда виновато улыбнулась. — Но меня назначили новым командиром твоей личной охраны, а, стало быть…              «Да кто ж вам эти должности раздаёт без согласования со мной?!» — вызверился Безмолвный.              — Маршал, кто ж ещё. Раз твоей телохранительницы больше нет, то кто-то же должен тебя охранять.              «Ты ж её терпеть не могла! — раздражённо бросил Безмолвный. — Люпу…».              — Да, и, в общем-то, не скрывала этого, — признала Салда. — Она ж тобой крутила, как хотела. А ты и рад был, уши развесил.              «Спасибо на добром слове».              — Всегда пожалуйста, Ро. Ты знаешь, что я права. Эта тварь бы тебя со временем окончательно охомутала.              Безмолвный вместо ответа пожал плечами и нацепил шлем.              — Ну? — Салда жаждала продолжения банкета.              «Нет», — таков был ответ императора.              — Что «нет»? — Салда дёрнула ножны с палашом.              «Люпа любила меня. Единственная по-настоящему любила. Бескорыстно».              Салда накрыла глаза ладонью:              — Ро, ты правда веришь в то, что сейчас говоришь?.. Тогда разговор пустой. Вернёмся к нему через годик.              Безмолвный одарил полковника тяжёлым взглядом. Салда ощерилась и наверняка что-то сказала бы, но ссору прервало появление маршала.              — Ваше Величество, полковник, — маршал, появившись в дверях уборной, заговорил скороговоркой, — оставаться здесь небезопасно. Чем быстрее уберёмся отсюда, тем лучше.              «Это правда, — Безмолвный кивнул. — Уходим. Люпу похоронить здесь. По такой жаре мы её не довезём».       

***

             В дворцовом саду стояла напряжённая тишина. Молча стояли навытяжку полтора десятка кирасиров с винтовками на плече, на шлемах которых играли бликами две звезды. Салда, стоявшая чуть в стороне, сложив руки на груди, то и дело раздражённо закатывала глаза. Спину ей прикрывал верный Винт. Безмолвный, стоя на коленях, беззвучно шевелил губами — то ли прощался, то ли молился. Время от времени он наклонялся вперёд и прикладывался лбом к крышке гроба. О том, что гроб на самом деле пустой, знали только двое — сам император и Салда.              Наконец копатели закончили рыть могилу. Выбрались, воткнули с двух сторон лопаты в землю. Один из них, отряхивая руки, заметил:              — Землица-то мягкая. Уютно будет ей лежать, как на перинке.              — Скажите только, как опускать, Ваше Величество, — поддакнул второй.              «Ещё минутку», — попросил Безмолвный.              Салда, закатив глаза, пробурчала:              — Чего тянуть резину?.. Солдат вообще без гроба и крышки хоронят. В земле, в болоте, в камнях — где придётся.              «Много ты понимаешь… — Безмолвный поднялся с колен. — Она же мне жизнь спасла. Пуля-то мне предназначалась, если верить маршалу. Опускайте».              Копатели подхватили гроб и аккуратно опустили его в свежевырытую могилу. Безмолвный повернулся к кирасирам. Салда, снова закатив глаза, подняла руку, неохотно заговорила откровенно скучающим голосом:              — Капитан Люпа своим телом закрыла императора от пули. Пожертвовала собой ради будущего империи. Это — пример истинного самопожертвования, к которому нам всем надо стремиться. Так проводим же капитана так, как следует провожать офицера, погибшего при исполнении своего долг! На изготовку! Огонь!              Над садом разнёсся треск залпа пятнадцати винтовок. Вытерев пот с лица, Салда горько закончила:              — Видела бы Люпа свои похороны — трижды бы подумала, стоит ли кидаться под пулю…              «Согласен. Ты могла бы играть и получше. Уж начинаю подумывать, не ты ли её шлёпнула».              — Интересно, как, Ро, — устало пробурчала Салда. — Я ж от тебя ни на минуту не отходила. А завербовать кого-то среди рубийцев тем паче не могла, меня ж там ненавидят.              «Довод, — согласился Безмолвный. — Что ж… Я попрошу кого-нибудь заняться этим делом. А пока надо заняться Селлой. С Картой у нас перемирие, а вот Селла ещё представляет угрозу».              Салда покачала головой:              — Пока надо заняться перевооружением армии. Без этого нет шансов на победу. Селла может щипать наши пограничные области, но не более того. Шансов победить нас на поле брани у них нет. Но и мы без технологического превосходства не сможем даже высадиться на их островах, не говоря уже о том, чтобы показать им, где ночуют гаргульи. Тем более, с рубийского направления можно высвободить значительную часть сил… отправить несколько полков на сдерживание Селлы, а остальные — на перевооружение. Потом сделаем рокировку. Делов-то… больше разговоров.              «Доверюсь твоему опыту, — император снова кивнул. — Пойдём. В любом случае, у нас много дел».