В сердце шторма

      — Химмель? — женский голос прервал сон, расколотив иллюзии на смутные отголоски видений. Не размыкая век, юноша сделал глубокий вдох ртом. Нос завалило окончательно: если ночью он ещё мог кое-как втянуть воздух, то теперь не получалось вообще. К счастью, прежняя усталость ушла. Голова не гудела. И тут он был готов отдать должное Высшим, что простой насморк — это не худшее, что могло с ним произойти. Многие бы после таких прогулочных злоключений залихорадили и того хуже — схватили лёгочную. Но его такая участь который год благополучно миновала.       — Просыпайся! — зов повторился. Кто-то мягко, но настойчиво потыкал ему в спину, точно промеж лопаток. — Через десять минут будет восемь утра! Химмель неохотно сел на постели, продирая сначала один глаз, потом — другой. Стены смазались в сплошные белые пятна, задрожали и снова встали на место. В облаке мутноватого света кружились пылинки. А тёмная тень у кровати оказалась камеристкой. Элементаля рядом не оказалось. Впрочем, этому он этому даже не удивился. Учитывая, с какой деловой сноровкой женщина держала кочергу, он и сам отодвинулся подальше. Тут отчего-то даже странная мысль промелькнула, что уж если огреет — мало ему не покажется! На радость, дурными оказались лишь его мысли. Камеристка же отвернулась да ловко сгребла пепел и ещё подмигивающие угольки в железное ведро. Уложила поленья в зияющую темнотой печь. Одним движением подожгла щепки. И, дождавшись, когда яркое пламя с весёлым треском заползёт на сучковатые ветки, обернулась к юноше.       — Ну и чего вы тут расселись? Вставайте уже! — возмущённо скомандовала она. — Пока вы зеваете, завтрак подадут.       — Сегодня же воскресенье, — лениво откинув одеяло, Химмель спустил вниз босые ноги, что коснулись коврового ворса.       — Да, сегодня воскресенье. Но мадам требует, чтобы вы спустились вниз. И в ваших же интересах не медлить.       — И к чему, интересно, такая спешка? — намазывая около носа лекарством, буркнул он. Да только дверь за спиной уже закрылась.       — «Может, это действительно что-то важное?» — раздался знакомый голосок, а уже после невесть откуда объявился и сам элементаль.       — Когда мадам так зовёт, иного быть не может, — отозвался юноша, критически оглядывая помятую одежду, в которой спал, так и не удосужившись переодеться. Понимая, что спустись он в таком виде — получит хороший нагоняй, Химмель стянул с себя жилет с рубашкой и отправил их в бельевую корзину. Воспользовавшись прохладной водой в тазу и мягким полотенцем, он поднял голову, встречая в зеркале свою всклокоченную физиономию с растрёпанными волосами. Презрительно фыркнув, юноша ослабил пальцами ремешки, попутно распутав косички. Пряди дождём рассыпались по плечам. А после холодные зубья гребня коснулись кожи головы, мягко прочёсывая густые волосы.       — Подождёшь меня здесь? — не став собирать привычную причёску, Химмель достал со шкафа чистую рубашку. — Я поднимусь после завтрака. Если удастся, прихвачу что-нибудь тебе.       — «Не стоит. Мне вполне по нраву те вкусности», — отозвался элементаль и подлетел к столу, на котором красовались румяные гостинцы. Спустя всего секунду, сочный хруст с довольным чавканьем звучно разлетелись по всей комнате.       — Гутен аппетит! — улыбнулся Химмель, направляясь к двери. Но прежде чем открыть, обернулся. — Оу! Держи ухо востро! Сюда вскоре могут зайти, чтобы навести порядок. Не хватало ещё, чтобы у кого-нибудь из слуг мадам случился сердечный припадок.       — «Ага», — только и ответил элементаль, всецело поглощённый лакомством. Оставив нового друга хозяйничать одного, Химмель выскользнул из комнаты и торопливыми шагами двинулся вниз. Лёгкие голоса камеристок разносились эхом по дому, извещая о утренней рабочей суматохе. С подвёрнутыми рукавами и подоткнутой юбкой, одна из женщин явно в дурном настроении ожесточённо скребла окно куском ветоши, смоченным чем-то кислым: не то пытаясь протереть его до дыр, не то выдавить вон. Стараясь быть менее заметным в этой суете, юноша остановился на пороге столовой. Здесь, казалось, ничего не поменялось. Холодный ветер, прорываясь сквозь приоткрытые форточки, нежно шуршал зелёной материей штор. Из каменистого прогала, отделяющего кухню от столовой, плыл аппетитный запах. А мадам Тильда, как и всегда, сурово восседала на своём месте, и на неё, как и прежде, было боязненно бросить взор. Даже нечаянно.       — Доброе утро, мадам, — нерешительно нарушил тишину юноша, на что Тильда вяло кивнула в знак приветствия. Белая гладь пустой тарелки отражала на поверхности блёклый утренний свет. Химмель молча склонился над ней, не желая поднимать глаза и встречаться с взором мадам, что сидела напротив. Густое молчание, наполняющее помещение, угнетало. Время тянулось с ужасающей медлительностью. Химмель охотно бы поверил в то, что оно вообще остановилось, да только тиканье часов, похожее на неразборчивый шёпот, рушило выстроенную иллюзию. Не громко кашлянув, Тильда приоткрыла рот. Как и всегда: деревянно, сдавленно. Словно она не хотела тратить лишней энергии на словоизвержение.       — Дитя моё, хорошо ли тебе спалось? — её монотонный голос эхом отскочил от стен. — Мне доложили, вчера ты прибыл весьма поздно. Ещё и в недобром здравии.       — Всё хорошо, мадам, — произнёс он, стараясь лишний раз не отводить глаз от тарелки.       — Таковы теперь твои оправдания? — произнесла она, сжигая своим взглядом дотла не только тело, но и мысли. Во славу Высшим, оправдываться, как, впрочем, и извиняться, не пришлось. Весьма вовремя, в сопровождении новенькой, возможно очередной наставницы, в столовую вошла маленькая Сабрина, чей наряд нескромно пестрил обилием бантиков. И с их появлением весь прежде начатый разговор быстро сошёл на нет.       — Моё почтение, — приветствовала незнакомка, присаживая на место свою подопечную. — Я уж думала, мы опоздаем.       — Сегодня долго возятся, — как бы невзначай пояснила мадам, в деловитой задумчивости начав перебирать столовые приборы. — Меня не будет днём. Так что Сабрину вверяю тебе под чуткий присмотр. Позанимайся с ней, пока мы с Химмелем оправимся к закройщице, чтобы снять мерки.       — Как пожелаете, мадам, — кивнула женщина.       — Какие ещё мерки? Для чего? — недоумевающе уточнил юноша.       — Дитя, ты думаешь, я позволю тебе выступать перед архонтом в чём попало? — насмешливо прокомментировала его вопрос Тильда.       — Я думаю, владыке Декарабиану абсолютно всё равно, как я буду выглядеть. Это пустая трата моего времени. Да и вообще мне это не… — Химмель захлопнул рот, поймав пинок под столом маленькой туфелькой.       — Так или иначе, нас ожидают. Пустая это трата времени или нет, сегодня решаю я, — голос пронёсся над комнатой, зависнув под потолком. — От тебя же прошу поменьше ёрничать и хоть немного проявить интерес. Считай, это внеплановый выходной.       «Сегодня и так выходной…» — прогремели в голове неозвученные слова.       — Я тоже хочу выходной, — заканючила девочка. — Хочу отдохнуть от занятий.       — Даже и не думай, хитрая лисица! — Тильда строго постучала указательным пальцем по столу. — У тебя слабая арифметика и почерк ужасен.       — Ну пожалуйста! — девочка обиженно надула губы.       — Узнаю, что отлынивала — закрою в комнате пока всё не выполнишь, — пригрозила Тильда. Её лицо сражало безмятежностью. Но она никогда не оставляла сомнения в том, что говорит правду. Доносящийся уютный перезвон кастрюль и столовых приборов оповещал о том, что всё готово. И наконец из кухни поспешно выскользнули две помощницы по хозяйству. Они суетливо заметались туда-сюда, расставляя на стол яства. Внимая голосу голодного желудка, юноша положил себе порцию и приступил к трапезе. Он молча отправлял поджаристые ломтики топинамбура в рот, полностью погрузившись в собственные мысли. Происходящее за пределами тарелки его абсолютно не интересовало. Однако, как обычно, мадам решила не оставлять его в покое, то и дело обращаясь к нему с замечаниями:       — Не торопись. Ешь нормально!;       — Опять ты набираешь на вилку помногу? Так ведь даже жевать неудобно!;       — Убери локоть со стола и не клади руку под подбородок! Где твои манеры?;       — Химмель! Прекрати ковыряться в тарелке! Да только после сего множества высказываний аппетит окончательно пропал, и прежде манящий запах еды теперь казался навязчивым, приторным. Насупившись, Химмель уже из упрямства и вредничества возил вилкой в остатках блюда, вычерчивая узоры в разводах соуса. А вскоре и сама Тильда отложила столовые приборы, с недовольством вздёрнув подбородок. Она долго смотрела на юношу искоса: вкрадчиво и задумчиво, прежде чем разомкнуть губы:       — Дитя, если ты не голоден, не порть аппетит другим. Прошу, выйди со стола.       — Благодарю за завтрак, — пробубнил Химмель, уронив вилку. Мельхиор грузно звякнул о краешек тарелки. Под обстрелом трёх пар глаз он встал со своего места и поспешил покинуть комнату.       — Через десять минут спускайся вниз. И не задерживайся, — донеслось уже в спину, так равнодушно, что Химмель предпочёл бы проигнорировать. Но не смел. Чем дальше ноги отдаляли его от всех и больше перечитывали ступени лестницы, на душе удивительным образом становилось легче. А стоило двери бухнуть об косяк, отрезав от суеты дома в личном пространстве, как все навалившиеся обиды рухнули где-то там, за порогом.       — «Никого не было», — доложил по виду довольный элементаль. — «Всё тихо и спокойно».       — Какое счастье. Мне бы так, — улыбнулся юноша, прислонившись затылком к прохладной поверхности. — Но мадам надумала отвести меня в швейню. Мол, мне нужен особый наряд для выступления перед владыкой Декарабианом.       — «Дитя ветра, а тебе… Обязательно с Ним видеться?» — в голосе прозвучали тревожные нотки.       — До вчерашнего вечера было даже очень.       — «А теперь?» Что тогда, что теперь, Химмель прекрасно понимал, как рискует. Да ничего не мог с собой поделать. Жажда признания и поиск собственного места в этом суровом, родном мире всегда были для него особенными. Даже когда его ловили с поличным или наказывали за проступки, душа, преисполненная внутренней гордостью и некой удовлетворённостью, продолжала внутренне ликовать, раз за разом вспоминая желанную отдачу. Возможно, это походило на помешательство. Но каждое такое тайное выступление зарождало в нём стойкость, тот самый стержень — желание идти до победного, несмотря ни на что.       — И теперь… Тоже. Пойми, Ветерок, я уже давно стремлюсь стать бардом. Но только с его соизволения моя мечта может осуществиться. Ну или рухнуть в бездну, — Химмель отошёл от двери и снял со спинки стула согретый плащ. — Мне тоже боязненно. Даже ещё больше, чем раньше. Однако сдаваться вот так, когда я уже на полпути к цели, не собираюсь.       — «От твоего рвения и стойкости меня изнутри шквалами колышет», — тревожно прошелестело существо. Непривычные карикатурно-высокие звуки, донёсшиеся с улицы, резко перетянули на себя всё внимание. Подойдя к окну, Химмель перегнулся через стол и отдёрнул штору. В сероватой дымке, расцвеченной листьями, стояла повозка, к которой неспеша шагала мадам.       — Мне пора, — накинув плащ, Химмель направился к двери. — Скорее всего, вернусь после обеда, а может, и к вечеру. Прошу, будь…       — «Воу-воу-воу!» — всполошился элементаль. Он выпорхнул прямо перед носом юноши, остановив, едва тот собрался покинуть комнату. — «Ты хочешь оставить меня тут на целый день? Одного?!»       — Но я не могу взять тебя с собой. Вдруг мадам увидит. Или ещё кто, — замявшись, отозвался Химмель.       — «Дитя ветра. Ты вроде так умён, но сейчас тако-ой…»       — Дурак?       — «Несмышлёный», — переправил элементаль, стараясь не воспринимать хмыканье юноши, что, по мнению того, это одно и тоже. — «Я есть ветер. Никто меня не увидит, если я того не пожелаю».       — А как же другие ветра? — Химмель накинул на голову капюшон, и существо тут же растаяло в воздухе, тёплым дуновением прокравшись к затылку.       — «Кто-то вчера сказал, что легче будет преодолеть это вместе. Так давай хотя бы попробуем?» Не став более переубеждать настойчивого друга, Химмель вышел из дома. По ту сторону крыльца, прямо за палисадником, уже сидя в повозке, его ожидала мадам. Гнедой конь с бархатными карими глазами строптиво фыркал, пока длинноволосый возница околачивался рядом, вытирая с кузова разбрызганную от колёс дорожную грязь. Химмель с наслаждением вдохнул хвойный воздух и неторопливо посеменил по каменной дорожке с гордо поднятой головой. Мужчина, оторвавшись от прежнего занятия, приглашающе открыл деревянную дверцу и склонил голову в лёгком поклоне: словно перед ним был не какой-то мальчишка, а настоящий светский господин. Вот только стоило юноше вновь сесть напротив мадам, как весь деловой вид слишком быстро куда-то пропал. Но, к его очередному счастью, Тильда не стала заводить ни новых, ни продолжать старых угрюмых бесед. Лишь позабавилась его поведением, а после резко озаботилась видом своих перчаток. Щёлкнули поводья. Зацокали лошадиные копыта. Покачнувшись, повозка заелозила по мощёной дороге, отдаляя с каждым метром всё дальше и дальше знакомые стены особняка, что вскоре затерялись в пёстром ворохе деревьев. До Атриума — торгового элитного квартала — они добрались через двадцать минут неспешной езды. Несмотря на то, что здесь проживала меньшая часть горожан, район весьма бурно кишел людьми и кецлайнами. И это всё потому, что только в этом месте, в бесчисленных лавках и магазинчиках, можно было купить самые редкие во всём Мондштадте вещи. Повозка гордо подъехала к площадке и остановилась перед трёхэтажным зданием. Грустные арочные окна, сплетаясь мозаикой, дырявили его фасад. А над входом красовалась большая, вычурная вывеска с изображением катушки с нитками и иглой. Оттого несложно было предположить, что здесь шили и торговали одеждой. И это же означало, что им сюда. Прошаркав по невысокой лестнице, мадам распахнула широкие двери, впуская их в просторный холл, пахнущий чем-то ненавязчиво-сладеньким. Стоило им войти, как неизвестно откуда объявилась белоснежная женщина-кецлайн в шикарном алом платье. Вот только невероятная бледность её кожи не просто цепляла взгляд — пугала. Ведь даже при свете эта госпожа больше была похожа на живой труп. После непродолжительного обмена любезностями, Химмель, всё же успевший знатно заскучать, не сразу понял, когда мадам успела направить бесполезную беседу в деловое русло и позвать его за собой. Место для приема особых посетителей оказалось широким и длинным, вытянутым вдоль наружной стены. Через большие окна в него проникало много света. То тут, то там на стенах висели рулоны разноцветной ткани разных видов. И там же, без зазрения совести, мадам отдала Химмеля на растерзание модистке и её помощницам. Два часа юноша провёл в совершенно непонятных заботах. Потому что никто не хотел ему объяснять: зачем снимать мерки и подбирать фасоны нарядов, если при швейне был торговый пассаж с готовой одеждой, где легко можно было найти что-нибудь подходящее? Или зачем ему умение отличать атлас от парчи? И как эти знания смогут пригодиться в будущем? Но ни на один из вопросов ответа ему, разумеется, не дали. Ну и как итог: все эти два часа Химмель изображал из себя ответственного болванчика: усердно кивая на любые предложения и пылая насквозь фальшивым энтузиазмом. А ещё сорок минут просто сидел со стеклянными глазами, разглядывая эскизы. Собственно, подвис он сразу же, как бледная дама — выбранная ужасом модистка-кецлайн — решила перейти сразу к делу и подала ему папку с самыми популярными моделями костюмов. Химмель кожей чувствовал, что модистку едва ли радовала его кандидатура в качестве клиента. Несмотря даже на то, что мадам Тильда, не заботясь о целостности собственного кошелька, пообещала их швейне щедрое вознаграждение. Нет, работу свою она выполняла. Причём со всем старанием. Только как раз это её старание и вогнало Химмеля в полнейший ступор. Потому что просьбу «выбрать что-нибудь на собственный вкус» она категорически отвергла, вынуждая юношу ознакомиться со всеми предложенными вариантами… А он никогда в жизни не думал, что видов одежды может быть столько много.       — «Дитя ветра», — подал голосок элементаль, что до этого времени прятался в капюшоне плаща. — «Я уже успел выспаться. Почему так долго?»       — Тоже задаюсь этим вопросом, — едва слышно признался он, неохотно подтягивая к себе отрез ткани глубокого голубого цвета, который совсем недавно заставляли трогать аж целую минуту, с придыханием вещая о исключительных качествах материала.       — Тебе очень идёт этот цвет, — заметила мадам, делая акцент то ли на ткань, то ли на румянец, что уже давно проступил на щеках юноши.       — Я говорила ему то же самое! — воодушевилась модистка. — Он подчеркивает его невыразительный цвет глаз, делая их ярче, глубже и…       — А можно мне мою рубашку вернуть? Пожалуйста, — не дав модистке перечислить весь список достоинств выбранного ею оттенка, жалобно, но не впопад вклинился Химмель. Всё потому, что от столь пристальных взглядов со всех сторон он уже долгое время очень остро ощущал незащищенность и дискомфорт.       — Ах, точно! Рубашка! Одну минуточку! — слишком громко воскликнула модистка, вновь начав рыться в очередных папках.       — Спасите… — тихонько пискнул Химмель, с ужасом осознавая, что, похоже, его кошмар только начался.       — «Дитя ветра. Я не особо разбираюсь, но обернись», — неожиданно окликнул элементаль и лёгким бризом поиграл с костюмом на манекене. Юноша от такой помощи буквально расцвёл во внутренней благодарности.       — Кхм! Я… Я не буду ничего выбирать, — категорично отрезал Химмель, вызвав массовую волну изумлённых вздохов. — Мне приглянулся тот вариант. Хочу его.       — Он даже визуально большеват тебе. Но выглядит действительно интересно. А можно ли примерить, чтобы иметь полное представление? — к его большому удивлению, поддалась на каприз мадам.       — Да-да! Конечно! Все непременно! — закивала модистка и приказала девушкам что-то жестом руки. Засуетившиеся помощницы торопливо сняли нужный образец и, облепив юношу, как мухи варенье, затолкали со всеми шмотками за ширму. Трижды запутавшись, где что, он с горем пополам всё же разобрался, что к чему. А когда вышел, ожидающая его модистка тут же развернула ростовое зеркало. Деревянная рама, декорированная листьями и засушенными гроздьями рябины, скрипнула в воцарившейся тишине.       — Ну как тебе? — спросила она. Из отражённого омута на Химмеля смотрел брюнет в богатом изумрудном одеянии… Не по размеру. Оборки из кружева на плаще подметали пол. Высокий воротник блузы капризно топорщился, чуть ли не закрывая рот. Белоснежные рукава печально свисали вниз, пряча тонкие ладони в ворохе складок. Шорты же так и вовсе пришлось придерживать рукой, чтобы, упаси Высшие, они позорно не упали у всех на виду.       — «Мда-а. Что-то как-то не то», — раздосадованно протянул элементаль.       — Тут два меня поместятся, — оценил Химмель, прижимая ткань рубашки к рёбрам. А затем пожал плечами, и палерин плаща вяло приподнялся вслед за ними. — И длинновато, пожалуй.       — Ну, нижнюю часть и правда вполне можно укоротить, — пояснила моделистка. Лезвия ножниц сомкнулись, послав металлическую вспышку вглубь зеркала. Ткань захрустела волокнами, упав на пол внушительным лоскутом. Оставшись довольной, она развязала ленту и кинула верхний атрибут помощницам, что принялись отпарывать и перешивать ручное кружево.       — А вот по вытачкам придётся всё прошить ещё раз, — проведя руками по угловатым плечам, модистка воткнула булавку, обозначив глубокую складку. — Ты слишком худенький. Химмель укоризненно сдвинул брови и поджал плечи, стараясь не покраснеть ещё сильнее. Однако, судя по горячим мурашкам, вновь заколовшим щёки, ему это не удалось.       — Что-то не так, дитя моё? — поинтересовалась Тильда. — Ты с самого приезда похож на подрумяненный яблочный пирог.       — Мне просто не нравится, как меня тут все разглядывают и по всюду трогают, — стоило юноше брезгливо дёрнуться, как остриё иглы кольнуло кожу спины, заставив остолбенеть.       — Потерпи уж. И стой смирно, пожалуйста. Я должна отметить, где класть швы. Не переживай: подгоним точно по размеру. Я сделаю всё быстро, — проговорила моделистка, пытаясь сгладить начатый конфликт.       — Но у вас ведь есть мои мерки, — обречённо застонал Химмель, ссутулившись. Булавка, торчащая в намеченном шве, снова кольнула под лопатку. Громко ойкнув, он всё же замер. — Зачем вам делать это на мне?       — Потому-фто так нато, — ответила она, держа губами несколько булавок. Цветные головки торчали наружу, как тычинки.       — «Крепись, дитя ветра. Я в тебя верю. Раз ты готов к встрече с Ним, то тут точно выстоишь». Не обращая внимания на странное хныканье юноши, моделистка принялась мурлыкать себе под нос весёлую мелодию. Её руки ловкими пауками блуждали по телу: где-то скрывая складки и прошивая их суровой нитью, где-то подхватывая материю и складывая в изящное плиссе. Изредка она доставала из ларчика кусочек мела и рисовала геометрические хитросплетения на лёгком полотне. И вскоре рубашка да шорты начали чувствительно стягиваться в объёме, ложась точнёхонько по фигуре.       — Ну вот и всё! Как на этот раз? Тильда, что ожидала окончание у окна, задумчиво любуясь улицей, резко повернулась. Смерила оценивающим взглядом и, по виду, осталась очень довольна увиденным.       — «Это уж куда лучше, чем было», — словно мысленно соглашаясь с мадам, отозвался элементаль. Впрочем, так оно и оказалось. Да только, смотря в зеркало, юноша про себя отметил, что этот наряд выглядел несколько пафосно. Ибо в нём он больше походил на представительного менестреля, чем начинающего барда. Даже при намётанных швах и необработанных краях ткани, что пока выглядели неопрятно, одеяние уже светилось незагруженной роскошью и благородством. Осторожно, словно боясь повредить жабо, Химмель подвязал ленточки на надетом помощницами плаще, а затем несколько раз повернулся. Раздвоенная шлица мягко развивалась за спиной подобно крыльям.       — Вижу, тебе нравится. Что ж. Тогда осталось укрепить и обработать швы, — модистка неловко пожала плечом. — И будешь красавцем.       — Моё присутствие при этом ведь не обязательно, верно? — с надеждой об окончании личной экзекуции поинтересовался Химмель.       — А куда это ты засобирался, молодой человек? — Тильда укоризненно скрестила руки на груди.       — Хотел… Немного развеяться, — растерялся Химмель, но постарался выглядеть не слишком озадаченно.       — Да, пусть идёт, — поддержала его решение модистка. — Молодёжь всегда нетерпелива и любознательна. К тому же, ему действительно здесь больше нечем заняться. Наряд будет готов приблизительно к шести вечера. У него есть время осмотреться.       — Можно? — юноша посмотрел на мадам почти умоляюще.       — Ох, ступай! — отмахнулась от него Тильда, присев на диванчик. Услужливая помощница, словно предвидя ситуацию, подала ей чашку с чем-то горячим и удалилась, цокая набойками. Химмель, впервые воодушевившийся за день, торопливо, но аккуратно, переоделся и поспешил покинуть злополучное место.       — Только нигде не задерживайся. Не заставляй меня волноваться, — донеслось в спину.       — Да, мадам, — набросив на плечи плащ, юноша вожделенно направился к выходу. Дубовая дверь заскрипела, потирая массивные петли. Ветер ворвался в проём с нахальством, притащив за собой пыль и пожухлые листья. Юноша закрыл глаза, подставив щёки потокам прохладного воздуха.       — Как же хорошо на улице. Забавно, но в этом месте даже пахнет иначе. Так приятно. Что это вообще за запах?       — «Так пахнут сесилии».       — Сесилии? — недоумевающе переспросил юноша.       — «Вот те сесилии», — элементаль мигом выскользнул из капюшона, исчезнув неизвестно где.       — Ветерок? Ветерок?! — спустившись со ступенек, Химмель заозирался по сторонам.       — «Не переживай так. Я тут», — вновь объявившись, он рассеял скомканный воздушный поток, и на руку юноши лёг прекрасный белый цветок. — «Обычно такие цветы растут только в Его саду. Но их можно найти и здесь».       — Выглядит потрясающе, а этот запах… — вдохнув аромат, восхитился Химмель. — Раз ты тут всё знаешь, покажешь интересные места?       — «Хм-м. Здесь их мало. Но есть очень красивый сад. Тебе… Направо», — задал курс элементаль. Гуляя по элитному району, Химмель поражался тем, что это место абсолютно не шло ни в какое сравнение с тем, что он видел раньше. Проспекты сражали грозным великолепием высоких зданий, каменных скульптур и непонятных, гудящих, но притягивающих внимание сооружений. Люди здесь шли слишком плавно и размеренно, словно в этой жизни у них не было ни тревог, ни забот. Единственное, выбивающееся из общей картины, — две торговки, что ютились у обочины, предлагая незамысловатый товар в плетёных корзинах.       — Добрый день! — Химмель подарил сесилию и, обернувшись, помахал на прощание рукой. — Да поможет вам владыка Декарабиан! Одна из торговок — сморщенная женщина почтенных лет в синем бархатном платье — бросила ему вслед румяное яблоко, искрящееся мёдом:       — Пребывайте в добром здравии, юный господин!       — Благодарю Вас! — прокричал он, поймав угощение. Ветер подхватил фразу, утопив её в шелесте листьев и хрусте ломающихся веточек. Через пару улиц мощёная дорога убежала в поистине волшебный сад. Статные деревья, разукрашенные пёстрой плесенью, выставляли на показ пышные кроны. Непривычно зелёная трава казалась настолько яркой, что от одного взгляда начинало рябить в глазах. Но ещё больше поражало то, что только в этом месте не отцвели ветряные астры и красовались тут россыпью алых пятнышек.       — «Ну-у?! Тебе нравится?» — поинтересовался элементаль, наконец свободно выпорхнув из укрытия.       — Не то слово, Ветерок! Это место словно живёт совсем иной жизнью, — подметил Химмель и, откусив яблоко, сел на траву, смотря в хмурый саван. — Кстати. Мы уже сколько знакомы, но я до сих пор не знаю твоё имя.       — «Имя?» — удивился элементаль. — «У меня нет имени».       — Как нет? Мне казалось, оно у каждого должно быть.       — «Я есть олицетворение теплого ветра, что меняет направление. Таких, как меня, называют Бриз. Можешь звать так, если хочешь», — мягко прошелестел в голове голосок.       — Бриз, значит. А разве это не будет обращением сразу ко всем, кто назван так же? — слегка повернув голову в его сторону, поинтересовался юноша.       — «Хм-м. Будет. Верно», — задумчиво отозвался элементаль. — «Но с чего такие вопросы? Разве ты уже не называешь меня Ветерком?»       — Ну вот, представим ситуацию. Всё наладилось, и тебе нужно было улететь. Надолго. А я соскучился и хочу тебя увидеть. Тогда как мне определить, что я зову именно тебя, а не кого-то из тысячи ветров?       — «Твой голос, даже среди всех живущих, мне не составит труда различить. Но если тебя это столь волнует, то вверяю тебе своё наречение. Даруй мне имя, дитя ветра!»       — Даровать тебе имя? Мне?! Ты серьёзно? — абсолютно не ожидая подобного, опешил Химмель.       — «Уже не хочешь?» — словно подначивая, протянул тот.       — Не в этом дело, — замялся юноша и от разбушевавшегося волнения приобнял колени. — Просто… Это весьма ответственно, знаешь ли. Ведь имя даётся всего один раз в жизни. И навсегда! А-а я даже не представляю, как тебя можно назвать.       — «А как обычно кого-то называют?» — не унимался элементаль, потянувшись к манящей вкусняшке в руке.       — Не знаю, — пожал плечами юноша. — Наверное, тем, что понравилось. Или, может быть, связывают имя с каким-то образом или вроде того. Жаль только, ты не к тому обратился. Тут я вообще понятия не имею. В жизни никого не называл. Даже дворовых собак.       — «Так вот твой шанс. Начинай! Скажи, что ты видишь смотря на меня?»       — Ты летаешь, — и тут, почесав кончик носа, Химмель неоднозначно улыбнулся. — Летунчик, что ли?       — «Эхе-к?!» — то ли хихикнул, то ли икнул элементаль, едва склонившись над яблоком. — «Какое-то оно странное. Не находишь?»       — Согласен. Не подходит, — и, спрятав коварно расплывшуюся улыбку за ладонью, выдал: — Тогда… Крылатик.       — «Может, другое что?» — надкусив угощение, ворчливо отозвался элементаль.       — Кусатик? Хрумтик? Обжорик?       — «Хэ-эй!»       — Пищалик?       — «Да что это за имена такие?!» — возмущенно пискнуло существо, округлив и без того маленькие глазки.       — Ладно-ладно, прости, я не удержался, — слегка посмеиваясь, признался Химмель, вскинув примирительно руки. — Давай пока отложим с этим. Сейчас я правда ничего стоящего не придумаю.       — Я не понимаю, чем Вы недовольны! — неожиданно чей-то возмущённый голос, показавшийся очень знакомым, заставил Химмеля замолчать, а элементаля спешно спрятаться. — Это — лучшие образцы!       — Как ты смеешь утверждать это?! — прозвучал в ответ другой. — Взгляни. Они рассыпаются прямо под пальцами. Юноша осторожно привстал с места и выглянул из-за кустарника. Чуть поодаль у широкого древа спорили двое. Одна, облачённая в богатое тёмно-фиолетовое платье и широкополую шляпу с цветами, вертела в руке сероватый камушек. Глубокие морщины вокруг глаз выдавали почтенный возраст госпожи. Другой собеседник выделялся не очень высоким ростом. Всё, что видел Химмель, — тёмный плащ с капюшоном, что хорошо закрывал его лицо.       — Это древний сильванит, — возразил некто, сложив руки у груди. — И он имеет особую ценность при проведении обрядов проклятья. Вы должны свободнее ориентироваться в данных вопросах, если собрались извести любовницу мужа. Поэтому не сношайте мой разум и платите, как полагается!       — С чего ты взял, обманщик?! — дама в фиолетовом скривила губы. — Да ты ещё и хамить старшим смеешь?! Вот расскажу я всем, чем ты промышляешь…       — Вперёд! Вы не первая, кто мне так угрожает, — фыркнул тот. — Объяснить, почему я всё ещё в строю, или сами догадаетесь? Никто Вам не поверит. А Вы лишь сами поставите себя под удар и выдворение на «Мельницы».       — Ах ты ж мелкий…       — Я не ставлю целью оскорбить Вас, а лишь хочу получить законную оплату за мой труд. Поэтому прошу не разговаривать со мной в подобном тоне. Барышня с недовольной гримасой достала изящный кошелёк. Звон монет нотами сладкой симфонии рассыпался о щебневую дорожку. Почуяв запах долгожданной наживы, незнакомец победно приподнял голову. Химмель торопливо подался вперёд, спрятавшись в густой тени. Теперь он мог наблюдать за происходящим из-за дерева.       — И это всё? — простонал предприимчивый каланча, пересчитывая монеты. — Наш уговор был иным.       — Это достойная оплата за то, что ты принёс мне, — сурово проговорила женщина. — Больше — не получишь, и не надейся.       — Но Вам ведь ещё понадобятся мои услуги. Нам лучше не ссориться.       — Уж поверь, — басисто прогудела дама. — Я лучше умру, чем снова свяжусь с тобой, наглый пройдоха.       — Да неужели?! — некто дерзко склонил голову набок, непреднамеренно открыв Химмелю отточенный профиль. Вот только лицо мошенника оказалось до боли знакомо.       — Тальен? Без всяких сомнений, это был именно он. Тот самый парень, с которым Химмель познакомился, казалось бы, по счастливой случайности.