В сердце шторма

В сумрачной, затенённой тяжёлыми портьерами башне с высокими арочными окнами и таинственными зеркалами на стенах гулко раздавался стук одиноких шагов. Мантия, спадающая мягкими складками до пола, разлеталась от кружащихся вокруг бесформенных существ. С каждым движением казалось, пол исчезал, и ступни проваливались в толстый слой вязкого донного ила. Декарабиан сделал неловкий шаг вперёд, с ужасом ощущая, что непослушные ноги вот-вот уронят тело. С трудом добравшись до ближайшего окна, он вцепился в подоконник, опустил голову и прикрыл веки. Напряжённые до предела нервы гудели натянутыми струнами. Шумные выдохи вырывались изо рта: подобно человеку, что задыхался от быстрого бега. А ко всему прочему в голове противно загудел пчелиный рой.       «Как же не вовремя!» Несмотря на то, что Астарот уже давно не ходила по землям Тейвата, её частички желаний и крохи силы остались в каждом осколке её души. В каждом существе. И изредка эти маленькие «провидцы», словно желая передать её волю, донимали его странными «пророчествами». От видений невозможно было избавиться, но ещё труднее было удержаться, чтобы понять смысл посланий. Вот и сейчас знакомое ощущение отдавало лёгким покалыванием по телу и утомительным головокружением, что всё сильнее расцветало невыносимым буйством красок с каждой секундой.       — Мой господин, — донёсся до слуха голос, заставив резко распахнуть глаза и замереть на месте. — Прошу простить, что тревожу вас. Но мне передали гражданское прошение об вашей аудиенции. Существа, как маленькие огоньки, мгновенно приблизились к девушке и плавным вихрем закружились вокруг.       — Привет-привет! Я тоже рада вас видеть! — отозвалась Амос на их звучное шипение, после чего они разлетелись по разные стороны и продолжили парить уже около Декарабиана. — Хм… Странно. А куда подевался тот? Прилипчивый.       — Возможно, в этот раз его заинтересовало что-то другое, — не оборачиваясь, ответил мужчина, с трудом, но всё же сдерживая контроль над своим состоянием.       — Вы говорите об этом так спокойно?       — Элементали привязаны ко мне, но всё же в чём-то вольны. Мне нет смысла контролировать их перемещения, — сдержанно вымолвил Декарабиан, ощущая, как воздух покачнулся, наполняясь искристыми нотами колокольчиков. — Так что там с прошением? Надеюсь, в этот раз без желающих перейти за купол? Мне хватило и того, что за эти дни ушли Гуннхильдры.       — Простите. Я не знала, что после арены она потребует аудиенцию ради такой просьбы.       — Это было моё решение принять и отпустить их, — в этот же миг сердце зацепил раскалённый острый крюк, разрывая горячую плоть. Тело вздрогнуло, будто в спину вогнали нож по самое основание. — Амос, дорогая, можешь кратко сообщить, о чём оно? Девушка повертела складной листок в руках и, аккуратно надломив печать, развернула пергамент. В комнате натянулась тишина. Прозрачная, как хрусталь, и непрочная, будто паутина. Тронь — трещинами пойдёт да осколками рассыплется. Слышалось даже, как элементали рассекали воздух, колыхая тяжёлые шторы.       — Химмель Омбенант желает получить лицензию на право выступления, чтобы стать бардом. Дата планируемой встречи назначена за день до праздника Света, — подытожила в конце концов она. — Вы принимаете соглашение?       — Разумеется. Встреча с бардами всегда интересна. Неожиданно мир перед глазами закружился, скручиваясь и искажаясь в непрерывном сумасшедшем танце. Безупречную гладь стен проели чёрные разрастающиеся проплешины.       «Сейчас. Это случится прямо сейчас.» Как в подтверждение догадок, пол в комнате накренился, веером распустив блики по стенам. Потянуло свежестью и сосновой хвоей. Ноги подкосились. Ладони заскользили по подоконнику, тщетно ища опору.       — Всё в порядке?       — Это не стоит твоего беспокойства. И… если на сегодня всё, то ступай. Мне нужно побыть одному, — краски меркли перед глазами, превращая поле зрения в серую муть.       — С вами точно всё хорошо? — Амос сделала шаг навстречу, но, словно почувствовав раздражение, тут же остановилась.       — Амос! Прошу… — он уже едва шевелил губами, адресуя свои слова пустоте, с ужасом узнавая свой голос, что с трудом прорывался сквозь пространство, дрожа и теряя ноты.       — Но… Декарабиан строго поднял палец вверх, показывая, что не нуждается в помощи. Слух поймал отдалённый хлопок. И именно в этот момент он осознал, что больше не принадлежит миру.       — Как скажете, мой господин, — Амос, потупившись, сделала вид, что её это нисколько не зацепило, и с лёгким поклоном спешно покинула помещение. Всего мгновенье. Блёклая картина поменялась, и громовые раскаты заполнили округу. Молния разорвала тучи в клочья, сковав паутиной небо, что без предупреждения разверзлось плачем, неудержимо обрушая всю скопившуюся горечь. Тяжёлые капли чёрным жемчугом скатывались по стеклу блестящими дорожками, превращая бегущие огоньки в дрожащие пятна.       «В этот раз я обязан удержаться», — Декарабиан ощупал бархат собственной мантии — столь же мягкий, как в реальной жизни. Если сейчас ему вновь давали это знание, значило это лишь одно: в любую секунду должно настать время для очередного пророчества. И необходимо было быть внимательным к каждой детали. Декарабиан запоминал глазами блики огней за преградой стекла, восхищаясь неимоверной реалистичностью иллюзии. Торопливо искал символы на запотевшем окне, но бегущие снаружи потоки воды лишь дразнили, размазывая по стеклу пыль. Ветвистая молния в очередной раз вспорола ночное небо, потроша фиолетовый купол. Ледяная вспышка осветила пространство, и теперь в отражении вместе с ним в комнате стоял юный собеседник.       — Что ты делаешь здесь, благословлённое мною дитя? — не оборачиваясь, спросил Декарабиан.       — Ничто не происходит случайно, — ответил юноша.       — Ничто не происходит случайно, — повторил он, стараясь усвоить полученную информацию. — Возможно, так и есть, Химмель Омбенант.       — Я Барбатос. Произносите моё имя правильно.       — Вот оно как? Декарабиан ощупал влажную поверхность стекла, и ощущение отозвалось небывалой реалистичностью. Он давно понял, что важно сконцентрироваться на том, что чувствуешь, чтобы удержаться в иллюзорном мире и не очнуться раньше времени, так и не дождавшись того самого пророчества.       — И кто же ты такой, Барбатос?       — Вы не узнаете, — отчеканил юнец, чьи глаза неожиданно вспыхнули ярчайшей бирюзой, а после он растворился в воздухе ярким всполохом. Декарабиан удивлённо заозирался: по комнате гулял ветер, срывая со стен знамёна и гася огни. Потоки воздуха тащили за собой пыль и пожухшие листья. Пространство меркло и скручивалось перед глазами, и мужчина почувствовал, что вот-вот очнётся. Пытаясь удержаться на грани видения и яви, он поймал в воздухе сухой лист и начал разминать его в ладони, ощущая, как пластина крошится под его пальцами. Ноги словно налитые свинцом: так и норовили пригвоздить своей тяжестью к полу. Каждое движение давалось с огромным трудом. Собрав последние силы, Декарабиан преодолел сопротивление, слился с ветром и яростно полетел наперерез, делая отчаянный рывок к окну. Забрызганное дождевыми каплями стекло упруго растянулось, принимая его тело, и дало надрыв, позволив ему парить над городом в мареве огней. Вскоре прелестная иллюзия оборвалась на самой высокой ноте, и на монотонном фоне перед его взором проступали всё новые и новые детали. Тяжёлый капюшон соскальзывал на лицо, но Декарабиан отгибал край, не без любопытства озираясь. Центральная площадь Мондштадта была наводнена горожанами. Густые кучевые облака, налитые смолой, почти касались земли. Справа в огненном сиянии пылали здания, и юная фигура барда возвышалась над этой негодующей толпой. А справа кто-то стоял на деревянном помосте. Декарабиан удручённо вздохнул, предчувствуя, что испытание, которое приготовлено ему на этот раз, будет тяжелее, чем обычно. Путь сквозь толпу казался бесконечным. Тысячи глаз расстреливали, и мужчине почему-то казалось, что эти люди жаждали его крови. Что-то агрессивное чувствовалось в пронизывающих недобрых взглядах, в ободряющих жестах, в бесконечном перешёптывании. Он задержал дыхание, прислушиваясь к каждому иллюзорному шороху. Однако гул толпы скрывал лишь невнятное бульканье да утомительное шуршание. Едва он забрался на помост, как услышал за спиной шорох приближающихся шагов и почувствовал чужое дыхание. Вкрадчивый поток воздуха прополз над плечом. Чужие руки, обтянутые серыми перчатками, вложили в его ладони отточенный меч. Искусно выкованное лезвие серебрилось в языках пламени. Декарабиан невзначай заметил собственное отражение на отполированной глади: его лик, как и прежде, безмятежен.       — Сегодня ты — палач, — торжественно произнёс голос, а толпа внизу, задыхаясь, заходилась в воплях. Декарабиан повернулся, пытаясь разглядеть вестника, однако образ человека был затянут туманом. Может быть, это лишь игра воображения. Янтарный свет пламени ослепил, размазывая чёрный силуэт по кроваво-алому. Он закрыл глаза, пытаясь удержать ураган эмоций.       — А кто же ты? — осмелился он спросить, догадываясь, что фигура — лишь порождение его подсознания. Своего рода ступень, на которую нужно подняться для достижения истины.       — Ты прав, — произнёс некто, прочитав его мысли. — А теперь смотри! Волнение оглушило, будоража гулкими ударами виски. Интуиция подсказывала: настал час пророчества. До главного испытания — всего лишь шаг. Он опустил руки и безмятежно наблюдал за происходящим. Молча. Чтобы лишь одному ему было известно, какая буря бушевала внутри него.       — Твой час пришёл, — молвил неизвестный и поднял тяжёлое покрывало с помоста. В ногах у Декарабиана валялся человек в плаще с капюшоном, чьё тело корчилось в неестественной позе на голых досках. Домыслы подсказывали ему, что несчастного долго пытали перед тем, как отдать ему в руки. Мужчина осмотрелся, словно прося совета, но взгляд по-прежнему встретил безумствующее море человеческих голов. Он — в фокусе тысяч глаз. Лезвие меча коснулось кончиком досок, размечая деревянную поверхность резными линиями.       «Острое, как и всегда.»       — Значит, я должен сделать это? Казнить его? — спросил Декарабиан у безликой тени, что вложила в его руки оружие. И некто кивнул. — Но сильно ли он провинился? Неужели нет иного выбора и необходимо столь беспощадное наказание?       — Поверь — сильно. Очень сильно. Этот человек прекрасно осознавал свои преступления, но всё равно продолжал катиться под откос. Он понимал, на что идёт, однако не сдался. Не казнить — совершить роковую ошибку. Тень выжидающе выставила ногу. И хоть лицо неизвестного по-прежнему было подёрнуто плотным туманом, Декарабиан знал: он не сводит с него взора. Ни на долю секунды.       — Думай. Воздух с шумом вошёл в грудь. Несмотря на то, что Декарабиан прекрасно осознавал нереальность происходящего, он никак не мог решиться. Странное предчувствие пьянило, раскачивая площадь перед глазами.       «Одно быстрое движение освободит меня от страшного бреда. Всего одно. Так нужно…» Декарабиан медленно приблизился к преступнику и, потянув чужую голову за капюшон, виртуозно вспорол лезвием тонкую шею. Ни тени сомнения. Пусть хоть мир распадётся на кусочки. Металлическое остриё разорвало натянутые мышцы. Чужой сдавленный сип стелился по помосту. Преступник не кричал, но мужчина понимал, что на самом деле несчастного одолевали ужас и паника. Предчувствие скорой смерти неизбежно пугает — так заложено в этом мире. И не только у смертных. Надавив на лезвие, мужчина углубил разрез и мысленно восхитился стойкостью приговорённого. Пульсирующие реки заливали дощатый помост. Пейзаж вокруг пропитывался пронзительными алыми оттенками. От сладкого аромата, разливающегося вокруг, казалось, что даже воздух кровоточил.       — Простите меня, — услышал он, едва поспешно отведя взор. Преступник захлёбывался собственной кровью, однако голос звучал твёрдо и уверенно, словно из другого измерения. А этот знакомый тембр невозможно было спутать с чьим-то ещё. Страшная догадка ошпарила грудь, заскреблась отчаянием, перемешанным с неистовым ужасом. Хотелось развернуться и уйти прочь, не оборачиваясь. Лишь бы не знать, что будет дальше… Но ноги отяжелели подобно валунам, не позволяя сдвинуться с места. Декарабиан нехотя обернулся и резко дёрнул приговорённого за капюшон. На этот раз тонкая ткань открыла голову, обнаруживая белоснежные волосы, перепачканные алым. Самые ужасные его предположения оправдались.       — Амос, — боль пронзило тело, обжигая каждую клеточку. Молодая преступница закатила глаза, на мгновение поймав его взгляд. Обескровленные веки девушки почти прозрачны. Крупные блестящие радужки дрожали в оправе густых ресниц. Обессилев от произошедшего, Декарабиан упал на колени и прижал к себе бездыханное тело, чувствуя, как его одеяние намокало от крови. Он вглядывался в лицо, с ужасом замечая, как на её шее зияет рана, как чёрная пасть неведомого монстра. Электрическая вспышка разорвала небо, и вот он вновь стоял в прежней комнате. Снаружи бушевал ливень. Капли с гулким стуком падали на стекло и скатывались вниз, оставляя за собой прозрачные линии.       — Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему наша связь — скверна? — спросил призрачный силуэт, складывая руки на груди. — Ты понимаешь? Конечно, он понимал. Он уже давно знал намного больше, чем раньше: что стены, кажущиеся нерушимыми, могут быть уничтожены в секунду. Что преданный друг может обернуться злейшим врагом. Что любые истины выписаны на бумажном пергаменте, а не выгравированы на камне. И что самые смелые чувства, озвученные человеком, не всегда обманчивы. Но как бы то ни было, небесам и земле не дано соприкоснуться. Разве что в воображении, на иллюзорной линии горизонта. Вот и всё. Теперь он осознал и эту неизбежность. И уже невозможно было выплюнуть тот яд, что успел проникнуть в каждую клеточку. Оттого и душа дробилась на части, поднимая в сердце бурю негодования, что было подобно грозовому облаку, растянутому над городом.       — Я не пойду на это, — произнёс Декарабиан низким голосом. Отчаяние от невозможности изменить происходящее пробирало всё сущее.       — У тебя нет выбора.       — Думаешь, если я приму иное решение, что-то сможет мне помешать?       — Но это будет неверное решение. Аморальное и чрезвычайно опасное. Не нужно упрямиться. Следуй закону мироздания…       — Некоторые вещи сильнее законов мироздания и даже тебя… Астарот. Они не дают права сомневаться, — он отвёл взгляд, чувствуя, что эмоции в этот раз пронимали его сильнее, чем когда-либо.       — Если это так, то однажды мы встретимся снова.       — Вновь просто уйдешь? — негодуя отозвался Декарабиан.       — Твой выбор уже сделан. Что мне ещё остаётся? — пробормотала в ответ тень и разлетелась на сотню крохотных элементалей. Кошмарное видение разорвалось на лоскуты и растаяло роем цветных точек. Пытаясь унять крупную дрожь, Декарабиан прижался спиной к холодному окну, переводя дыхание и пытаясь найти объяснение увиденному. Но вновь и вновь его разум сдавался, топчась на переплетении десятков решений. Ужас вгрызся в сердце ядовитым пауком, распространяя смертельную эссенцию по сосудам. Множество зеркал по кругу отразили его взгляд: безликая маска, но сними её, как под ней предстанет настоящий он — загнанный и потерянный. Взмахнув руками, Декарабиан молча приказал элементалям оставить его и затворил дверь, наложив воздушную печать. Сейчас ему как никогда прежде необходимо было одиночество. А поскольку в запасе оставалось время, то следовало бы хорошенько поразмыслить над увиденным.

─── ⋆⋅☆⋅⋆ ───

Ржавые петли калитки жалобно заскрипели за спиной, и Химмель обернулся, окинув взглядом родной сад. Увядающие астры помахали ему вслед взлохмаченными головками. Утро — само по себе не самое весёлое время. А когда пространство для прогулок ограничивалось территорией двора, ни свежий ветерок, ни умиротворённое спокойствие не способны были прогнать тоскливое чувство обречённости. Однако сегодня у него было как минимум две причины пребывать в хорошем настроении. Во-первых, выходной! И Химмель наконец-то получил возможность поспать подольше. К тому же после стольких лет утомительных кошмаров ему в кой-то веки стали сниться поистине удивительные сны. Оттого сейчас, в десять часов, он чувствовал себя выспавшимся, свежим и полным сил. Давно уже его утро не начиналось так хорошо! Во-вторых, после вчерашнего, на удивление спокойного разговора с мадам Тильдой, он получил разрешение на свободную прогулку по городу. Разумеется, он не сообщил о вылазке в лес и встрече с сильфом, а лишь связал своё отсутствие с Тальеном. Что сыграло ему на руку.       — Ну-у. Не стой же как вкопанный. Проходи. Я очень жду твоих объяснений.       — Простите, мадам. Я репетировал некоторое время в саду, но услышал какие-то крики и из любопытства покинул двор. И, как оказалось, не зря. На дереве, спасаясь от разъяренного пса, сидел парень. Мой ровесник. Я просто помог ему…       — Каким образом? Самостоятельно спас его от разъяренного животного?       — Ни в коем случае, мадам. Я позвал дозорных, всё остальное они сделали сами.       — Тогда где же ты был всё остальное время?       — Я… В лавке «летопись легенд». Так вышло, что я заобщался и провёл время в компании нового знакомого. Его зовут Тальен Минорий… Терпеливо выслушав и задав всего пару вопросов, мадам не стала препятствовать новому знакомству, а, наоборот, даже одобрила его… Под предлогом возможности обучиться чему-то у самого Минория. Что юноша мысленно проигнорировал, вспомнив их последнюю встречу. Бодрым шагом Химмель пересёк улицу. Скромные дома по краям дороги сменились навесами крон парковой зоны. Каблуки ботинок подняли феерию брызг, стоило лишь перескочить через лужицу. Он по-ребячески засмеялся, глядя на летящие капли, что отливали всеми цветами радуги. Преодолев сквер, юноша вышел на рыночную площадь. Улица была переполнена народом: все куда-то спешили и толкались. Продираясь сквозь толпу, он ещё издали увидел фасад с широкими окнами, где над входом красовалась вывеска с изображением открытой книги. Добравшись до старой лавки, Химмель толкнул дверь, и маленький медный колокольчик звонко тренькнул, оповещая о прибытии. Изнутри всё оказалось совсем иначе: помещение имело вполне домашнюю атмосферу с продуманной расстановкой полок, небольшими картинами на стенах и винтовой лестницей в углу. Посредине стояло два стола, где в качестве декора использовались подсвечники и небольшие стопки книг. Касаясь корешков кончиками пальцев, Химмель выуживал книги одну за другой и покусывал ноготь, не в силах сделать выбор. А едва он потянулся к верхней полке, как внезапно рядом возник знакомый голос.       — Да вы только поглядите, кто пришел! Помочь?       — Не откажусь, — кивнул головой Химмель, продолжая сосредоточенно вчитываться в названия на корешках.       — Если не знаешь, что выбрать, то возьми вот эту! — голубые глаза парня засияли, когда он торжествующе протянул книгу.       — «Одуванчики в конце пути»?       — Как ни жаль, но они ненадёжнее людей. Это цитата из книги, — тут же пояснил Тальен, указывая на произведение. — Советую открыть любую страницу и прочитать отрывок. Заинтересует — бери, ну а если нет, то есть десятки других вариантов. Химмель вновь уставился на книгу, не в состоянии толком решить: взять её или всё же другую.       — О! Есть ещё и такая. Это рассказ-перевёртыш, — продемонстрировал Тальен. Лицевая сторона обложки книги превращалась в заднюю, и наоборот. — В книге два рассказа. Вообще-то это одна и та же история, но от лица двух персонажей. Ты читаешь один рассказ, а потом переворачиваешь книгу, и там уже другая версия истории.       — Что ж, это гениально, — согласился Химмель, прижав к груди произведение. — Но для начала я ознакомлюсь с первым вариантом.       — Поверь мне, ты точно не пожалеешь, если потратишь на прочтение этой замысловатой книги один день из своей жизни! — заверил Тальен и широко улыбнулся.       — Не будешь против, если я принесу её после праздника?       — Ты всерьёз собираешься читать так долго?       — Нет. Просто… Недавно я передал прошение на становление бардом, и вскоре мне предстоит выступление перед архонтом. Потому мне сейчас немного не до чтения.       — А ты, гляжу, упорно идёшь к своей цели. И как?! Готов? — несколько странно поинтересовался Тальен, переменившись во взгляде и голосе.       — Какой там! Осталось чуть больше недели, а у меня нет ни одной идеи, — с грустной усмешкой отозвался Химмель.       — И, спустив рукава, его благородие решил отправиться за помощью ко мне, — процедил блондин сквозь зубы. — Если ты таким способом вздумал выстроить удобные связи и встретиться через меня с отцом, то ищи его и разговаривай с ним сам. Он наверняка сейчас в таверне. И если ещё не пьян, то гляди и подкинет идей.       — Что? Я не за этим пришёл. А по твоему приглашению вообще-то. Но, видимо, ты сегодня не в духе, так что спасибо за книжку, и я, пожалуй, пойду, — проворчал Химмель, ускоряя шаг с желанием увеличить расстояние как можно быстрее.       — Подожди! — громко донеслось из-за спины, но юноша не остановился. — Ну постой же! Тальен перегородил собой путь, не давая пройти, как бы Химмель ни пытался. Он шаг влево — тот шаг влево, он шаг вправо — тот туда же. Бесполезная тактика. Но из всех вариантов ему оставалось лишь выслушать.       — Извини, ладно? Ты прав. Я действительно не в духе и вспылил, — признал вину блондин и понуро опустил взгляд в пол. — Сегодня утром я очень сильно повздорил с отцом и ещё не отошёл. Прости. Не стоило выплескивать это на тебя. Между ними повисло напряженное молчание. В раскрасневшихся, почти багровых щеках Тальена, в его блестящих глазах и крепко сжатых кулаках сквозила боль. Химмель ясно понимал ещё с прошлой встречи, что у его знакомого главной проблемой в семье являлся отец. Известный менестрель, кем так восхищалось общество и желали подражать другие барды, оказался пьянчугой и нахлебником для самых родных. Вот она, горестная правда и обратная сторона истинного Минория. В груди снова закололо, и Химмель одёрнул себя: неприязнь неприязнью, а Тальен тут был не причём. Потому проглотил обиду, как горькую пилюлю.       — Я не хочу это продолжать, — он кинул изучающий взгляд на ноги. — Давай лучше забудем?       — Да. Лучше забудем, — согласился блондин и, привалившись к столу, постарался перевести тему обратно. — Так ты говорил, у тебя нет идей? Зачем же тогда вообще решил назначить столь важную встречу, если знал, что не готов?       — Ах, это… Это желание было сумбурным порывом. Как вызов — доказать, что я на что-то способен, — не став выдавать все подробности, кратко ответил Химмель.       — И-и?       — Ты действительно хочешь это знать?       — Да. Хочу, — согласно качнул головой Тальен. — Что тебя останавливает?       — Не знаю, — отозвался юноша, но, поняв по взгляду, что такой краткий ответ не устраивает собеседника, всё же объяснил. — Поначалу я рассчитывал, что придумаю что-нибудь своё. Да только времени отведено крайне мало. До праздника осталось восемь дней, а значит, на репетиции у меня осталось всего шесть дней. В связи с этим я абсолютно не представляю, чего от меня ожидает его величество? И чего следует мне ждать от него? Не знаю, как и что следует исполнять в таких случаях? Обязательно ли петь или можно просто обойтись игрой? В общем, как-то так. Я сам загружаю себя непосильными проблемами. Обидно только, что шанс дан всего один. А я, похоже, действительно поторопился. Пока Химмель говорил, Тальен внимательно слушал, изредка покусывая нижнюю губу и отводя взгляд куда-то в сторону, будто бы над чем-то размышляя. А когда поток полученной информации иссяк, он непредвиденно схватил Химмеля под локоть и потянул в свободную часть помещения.       — Ну-ка, покажи мне! — настойчиво потребовал Тальен, придав лицу самое серьёзное выражение.       — Что показать? — опешил Химмель, не до конца понимая, чего от него требуют.       — Как ты собираешься выступать! Сыграй что-нибудь! — парень сел на стул и заелозил, будто ища что-то за спиной.       — Но у меня нет с собой лиры.       — Это и не обязательно. Представь, что книга — и есть лира. Встань в позу, вообрази перед собой место и сыграй.       — Это странно…       — Давай! — настырно повторил Тальен, как-то по-особенному вальяжно развалившись на стуле. — Просто представь, что тебе нравится. Какое-нибудь воспоминание? Образ? Может, заветная мечта? Представил? Играй! Химмель притворно вздохнул и провёл изящными пальцами по воздуху, бережно защипывая невидимые струны в своей импровизированной лире.       — Плохо. Как скреблом по ушам. Тьма резко расступилась и освободила место реальности, снова нарисовав перед ним уютное помещение и непривычно серьёзное лицо Тальена.       — Издеваешься?! — воскликнул Химмель, недоумевая, шутит он или нет.       — Посмотри вокруг, — Тальен обвёл пальцем помещение. — Видишь метлу в том углу?       — Вижу!       — А там дверь в кладовку, видишь?       — Не поверишь! Да! И её тоже вижу!       — Теперь закрывай глаза. Закрой! — строго повторил блондин. Химмель неохотно, но всё же выполнил требование. — Сейчас видишь что-нибудь?       — Нет, конечно! — усмехнулся юноша.       — Включи своё воображение, бард! — насмешливо протянул Тальен и, подождав немного, спросил вновь. — Теперь что видишь?       — М-м… Небо.       — Ещё что-то?       — Ещё звёзды. Много звёзд.       — Играй! Пальцы вновь защипнули невидимые струны. Первые беззвучные ноты выдались робкими. И Химмель не осмеливался открыть глаз, боясь спугнуть и испортить воображаемую иллюзию.       — Не! Плохо! Очень плохо! — резко выпалил Тальен, отчего звёздное небо рассыпалось в проступившей яви.       — Да что опять не так-то?! — возмутился Химмель, как тот соскочил с места, обошел его со спины и стукнул промеж лопаток.       — Выпрями спину. Ровнее! Расправь плечи и не склоняй сильно голову. Этот локоть чуть выше. Теперь пальцами придерживай гриф вот так, — он поправил подбородок «музыканта» и поставил в правильную позу. — Возможно, у тебя также проблемы из-за того, что тебя не научили правильно стоять.       — И ты это понял по тому, как я держу книжку?       — Не поверишь! Да! — передразнил его Тальен. — Ты вцепился так, словно её из рук вырвут.       — Держать её вообще-то не очень удобно. Но согласен. И, к слову, разве обязательно стоять в какой-то определённой позе?       — Может, для простых бардов необязательно. Но если ты не хочешь топтаться на месте, а когда-нибудь всё же дорасти до менестреля, то да. А теперь сыграй вновь. Посмотрим, что выйдет на этот раз. Едва не взревев от отчаяния, Химмель задрал голову в потолок, отделанный лепниной. А спустя пару мгновений всё же смирился и встретился с самодовольным ликом Тальена, так сильно похожим на Минория. Выбросив из головы ненужный образ, он вновь представил небо и попытался сыграть. В этот раз движения стали смелей. Из уст вырвался незатейливый мотив. Неуверенный, но позже — тонкий, с вкраплениями глубокого смысла. Звезды затанцевали и поплыли по мрачной синеве. А почувствовав, как его плавно поправляют чужие руки, они медленно выстраивались в хоровод и начинали мерцать. Ярко. Ослепляюще. Некоторые срывались с неба и медленно затухали. И так до тех пор, пока не подернулись и не погасли все.       — Ну-у и как? — поинтересовался юноша, приоткрыв глаза.       — Сойдёт, — пожал плечом Тальен, а затем всё так же вальяжно уселся на стуле. — Работать есть ещё над чем.       — Ты жестокий учитель. От тебя не услышать похвалы. А я, между прочим, старался, — с наигранной грустью протянул Химмель.       — Уж какой есть, — в той же манере отозвался Тальен, а затем щелкнул пальцем над головой, словно его что-то осенило. — Ты партитуры читать умеешь?       — Конечно. Это не так сложно, как кажется. Вот только тебе-то это зачем?       — Мне ни к чему! Но не ты ли говорил, что не знаешь, что сыграть его величеству? Раз выдумывать времени нет, а у меня дома имеется куча партитур, почему бы не выбрать что-то оттуда?       — А твой отец не будет против? — поинтересовался Химмель, невольно вспомнив неуместное наставление Минория.       — Пф-ф! Больно надо мне его мнение! — скривился Тальен, после чего посмотрел на собеседника с хитрым прищуром. — Если поможешь с рутинной уборкой, то хозяйка отпустит меня пораньше. Тогда мы сможем заглянуть ко мне домой и просмотреть имеющиеся варианты. Насчёт лиры не волнуйся. В доме есть запасная, хоть и старая, но вполне пригодная. Ну так что? Согласен? Или всё же упустишь свой единственный шанс?       — Ты не оставляешь выбора. Я просто не смею отказаться!