Перелетные птицы

      Антон возвращался в сознание урывками. Он медленно поднимал тяжёлые веки и видел перед собой только гудящую лампу, светящую неестественным белым светом. Потом он снова проваливался в безликую болезненную темноту, которая держала его в крепких объятиях слишком долго и нехотя отпускала всего на мгновения, чтобы он мог опять уставиться в гудящую лампу.       Сколько это продолжалось? Неизвестно. Может быть, пару часов, дней, недель…       Шастуну ещё и снилось всё подряд, ничего конкретного. Он видел заброшенные корпуса детского лагеря, что сейчас использовался для штаба пернатых, видел пустой бассейн с выцветшей синей плиткой, видел шумную рощу и разлив большой Волги. А ещё он видел Илью, что сидел на упавшем гнилом бревне, точил об камень свой топор и что-то говорил ему, но голос верного напарника затерялся. Кто-то смеялся, затем плакал. Он, как наяву, видел розовый рассвет над полями, покрытыми чистым снегом, что хрустел под копытами. Степаныч травил ему весёлые байки о жизни «до», сидя у костра и жаря карасей, а тонкая женская рука на его коленке смотрелась инородно. Ещё были глаза. Печальные голубые глаза смотрели так глубоко и пристально, что невольно перехватывало дух. Всё это смешивалось в один длинный бред, не имеющий смысла.       Закончилось это неожиданно. Антон проснулся, словно вынырнул из воды, резко и разом. Взгляд вновь упал на лампу, что всё ещё гудела и светила противным неживым цветом. Похожие лампы были в университете, где он учился в той, другой жизни. Во рту оказалось сухо, но не сказать, что жажда его мучала. Правая нога ниже колена ныла, он попробовал пошевелить пальцами и вроде получилось, только боль прошлась волной уже по всей ноге.       Продолжая лежать неподвижно, Шастун осмотрел ровный и серый потолок, затем такие же ровные стены, выкрашенные в тёмно-зелёный цвет, краска местами облупилась, и под конец наткнулся на железную дверь, которую кто-то плотно закрыл.       «Где я?» — хороший, а самое главное — логичный вопрос возник у него в голове.       — Очнулся, наконец, — послышался незнакомый голос сбоку.       Антон повернул голову с трудом и увидел сидящего рядом на стуле мужчину. Совершенно незнакомый мужчина возраста около пятидесяти, возможно старше. Редкая седина на тёмных прямых коротких волосах и мелкие морщинки вокруг глаз говорили о его не юном возрасте, но и на немощного старика он не походил. Шастун сразу заметил, что кожа на лице мужчины имела ровный светлый оттенок, никаких следов загара или пигментных пятен, так ещё и идеально выбритые щеки так и кричали об ухоженности. Светло-серая рубашка в клетку слегка висела на худых плечах, на ногах были обычные синие, конечно, поношенные джинсы, а вместо ботинок, прямо на голую ступню чёрные резиновые шлёпки. Кто он, чёрт возьми?       Незнакомец терпеливо позволил оглядеть себя с ног до головы, но, так и не дождавшись ответа, встал, взял со стола гранёный стакан с прозрачной жидкостью и в два маленьких шага оказался рядом, чтобы протянуть его Антону. Шастун успел отметить средний рост и далеко не спортивное телосложение мужчины, потом взял одной рукой стакан с осторожностью понюхал. Жидкость казалась простой водой.       — Пейте не спеша, молодой человек, — спокойно сказал незнакомец и сел обратно.       Сам не зная почему, Антон послушался, чуть привстал и начал медленно пить воду маленькими глотками, пока полностью не опустошил стакан. Сухость во рту прошла, но вот жажда никуда не делась. Мужчина вновь встал и забрал у него пустую посуду.       — Ну, что? Давай знакомиться? — хмыкнул он и снова уместился на стул.       Шастун лишь устало прикрыл глаза и откинулся назад на подушку. Ничего делать, а уж тем более — говорить, не хотелось.       Хозяин стакана вдруг осознал, что беседы с ним вести не желают. Подождал ещё минуту для приличия и вдруг спросил:       — А ты случайно не немой?       Антон резко распахнул глаза и уставился на него с недоумением.       — Нет, — всё же тихо ответил Шастун, про себя отмечая, что с голосом у него что-то случилось, прокашлялся и громче добавил: — Не немой.       — Замечательно, — улыбнулся всё ещё незнакомец. — Я, кстати, спас вас, но можете не благодарить.       Тут Антон постарался, наконец-то, вспомнить, что именно с ним случилось. Он шёл через лес, когда уже наступили сумерки, и думал, где устроиться ночлег, как вдруг провалился куда-то. А дальше только темнота...       — Разве это не вы сделали ту ловушку? — равнодушно спросил Шастун, смотря уже на гудящую лампу. — Кого ловили? Пополняли запасы человечинки? Или искали себя нового собеседника?       — Очень смешно, — буркнул мужчина, совсем не весёлым тоном.       — Да нет, смешного мало, — а вот голос Антона остался прежним. — Где я нахожусь?       — Вы находитесь в бункере триста шестьдесят один, я — единственный вышивший научный работник, Дербин Викентий Альбертович.       — Ну и имечко, — хмыкнул Шастун, кинув на него взгляд. — И чем же вы тут занимаетесь?       — А вот этого вам знать не положено, государственная тайна, — кивнул Викентий Альбертович.       — Открою маленькую тайну. Никакого государства больше нет.       — Это мне известно, — улыбнулся научный работник. — Может быть, государства нет, зато я есть. И я отлично помню, как подписывал документы о неразглашении. Так что это останется со мной до самого конца.       Антон не стал спорить, вновь прикрыл глаза. Усталость не хотела отпускать его. Скорее всего, пройдет несколько дней, прежде он восстановиться. Сейчас, лежа спокойно, он попробовал ещё раз пошевелить ногой и определить источник боли. Только получалось слабо.       — Вам нужно отдыхать, молодой человек, — голос Дербина оказался совсем рядом. Шастун открыл глаза и понял, что тот подошел ближе. — Не стоит лишний раз напрягать ногу, попробуйте уснуть, — Антон тут же расслабился, обмяк на кровати. — И всё же я хотел бы знать, как вас зовут.       — Антон, — прошептал Шастун, вновь прикрывая веки. — Можно выключить свет?       — Хорошо, отдыхайте, — ответил Викентий Альбертович, и резко стало темно.       Антон успел прикрыть один глаз и увидеть, как тот вышел в ту самую дверь. В комнате не осталось ни одного источника света, это позволило ему быстро уйти в уже глубокий спокойный сон.       В этот раз сновидений не было или Шастун их просто не запомнил. Несколько часов пролетели, словно по щелчку, он даже не заметил, как прошло время. А разбудил его опять искусственный свет от лампы и негромкий голос научного работника, что звал его по имени, но с уважением:       — Антон, вам пора просыпаться. Прошло уже больше шести часов.       Шастун простонал, потянулся всем телом и поморщился, сам не до конца понимая от чего: то ли от яркого света, то ли боли в ноге. Он откинул откуда-то взявшийся плед и скептически посмотрел на ногу. Штанина нише колена была порвана, а на худой волосатой голени отчётливо виднелся рядок свежих швов.       — Я, конечно, не врач, но отек неплохо сходит и воспаление отсутствует, — хмыкнул Викентий Альбертович, тоже оглядев рану. — Я думаю, ты напоролся на сук, когда падал. Крови было много.       — Это вы меня заштопали?       — Тут больше людей нет, — улыбнулся тот, а потом выпрямился. — Вам нужно поесть и освежиться. Давай, я провожу вас до уборной?       — Буду очень благодарен, — кивнул Антон и рывком сел.       Дербин протянул ладонь и позволил на себя облокотиться, а потом и вовсе перекинул через шею руку Шастуна и торопливо проговорил:       — Облокачивайтесь на меня полностью, наступайте на ногу совсем чуть-чуть. Сейчас самое главное, чтобы швы не разошлись.       Это было очевидно, но Антон не стал комментировать, лишь делал так, как велели, и про себя отмечал, что научный сотрудник казался не таким уж и хлюпиком, но и до спортсмена далеко. Идти было максимально неудобно, так ещё и больно. Хорошо ещё, что путь оказался не длинным, первая дверь в узком коридоре и вела в ванную комнату.       — Вот, чистое полотенце, — Викентий Альбертович указал на серое полотенце, что висело на металлическом крюке. — Постарайтесь не мочить рану, а, как закончите, постучите в дверь.       Шастун успел кивнуть несколько раз, пока тот не вышел обратно в коридор. Нормальный человеческий унитаз и полноценную душевую кабину Антон не видел давно. Вернее, видел и в разных заброшенных состояниях, а вот чтобы это работало, и он этим пользовался – что-то из прошлой жизни.       Справив малую нужду, он поковылял к душу и начал раздеваться. Стоило стянуть уже несвежую футболку, как Антон вдруг вспомнил, что у него был целый рюкзак с вещами и верное оружие. Видимо, он ещё и ударился головой, когда падал в эту чертову яму. Иначе нельзя было объяснил, почему он вспомнил о винтовке только сейчас. Будь Шастун в здравом уме и памяти, то ни за что бы не расстался с оружием, тем более — в малоизвестном месте. Решив, что спросит об этом у Дербина позже, он с трудом разделся до конца и залез в душевую кабину. Приятая теплая вода и мыло с нежной пеной и цветочным запахом напомнили Антону о таком простом, но забытом чувстве — блаженстве.       С душой вымывшись, он облачился в ту же одежду и, как было велено, постучал кулаком в дверь. Уже через полминуты явился Викентий Альбертович и помог вернуться в комнату.       — У меня с собой были вещи, — негромко сказал Шастун, усевшись всё на ту же кровать.       — Так здесь они, — улыбнулся научный работник и кивнул в сторону угла, где лежал рюкзак, а верная винтовка была приставлена к стене. — Вам нужно поесть, — добавил Дербин и вышел за дверь, чтобы быстро вернуться с подносом в руках. — Консервы, чай, сухари, — весело проговорил тот.       — А вы? — нахмурился Антон, оглядывая содержимое подноса, держа его уже на своих коленях. — Надеюсь, я вас не объедаю?       — Нет, что вы, — махнул рукой Викентий Альбертович. — Я уже поел.       — У меня там тоже был запас еды, можете взять его себе, — сказал Шастун, посмотрев на рюкзак.       — Не стоит, вам же дальше идти, — Дербин уселся на стул и стал смотреть, как молодой мужчина неторопливо ел.       Шастун жевал тушенку и разглядывал ровные железные банки с военными обозначениями и символикой.       — Это военный бункер? — скорее для галочки спросил он.       — Да, был военным. Но в две тысячи восьмом его расыормировали для наших нужд. Здесь всё есть: генераторы, система очистки воздуха и воды, запас продовольствия.       — И что, все двенадцать лет вы жили здесь один? — с широко открытыми глазами спросил Антон.       — Я живу здесь дольше, — улыбнулся Викентий Альбертович. — Только последние десять лет один. До этого у меня был коллега, тоже ученый с большим опытом.       — Что с ним стало? — решил уточнить Шастун, хотя уже знал ответ.       — Он скончался, потому что не был привит от CM-12.       Оба замолчали, хотя интерес не угас. Антон продолжил есть, смотря больше на еду, зато Дербин взгляда от него не оторвал ни на секунду. И когда Шастун закончил, он забрал поднос и помог устроиться на кровати, а потом снова уселся на стул и заговорил:       — У меня к вам тоже есть несколько вопросов, Антон.       — На что смогу, на то отвечу, — негромко ответил Антон, косо глядя на мужчину.       — Я взял у вас немного крови, пока вы были не в сознании, и провёл ряд исследований.… Не могли бы рассказать о вашей жизни до эпидемии.       — Что именно вы хотите знать? — хмуро спросил Шастун. — У меня что, какой-нибудь гепатит?       — Нет, — растеряно ответил Дербин. — Но у вас очень сильные антитела к CM-12, и поэтому мне бы хотелось знать, как они появились… В какой семье вы росли? Как часто болели? Делали ли вам прививки в детстве? Были ли у вас травмы или сложные операции?       — Эм, — тоже растерялся Антон. — Ну, я рос в неполной семье, у меня была только мама, и жили мы небогато. Операций не было, а болел я, — тут он пожал плечами. — Как все, ничего особенного.       — Ветрянка, корь, краснуха, свинка?       — Ветрянка, да, а остальное не знаю. Не помню, скорее.       — А прививки? — опять спросил Викентий Альбертович.       — Как все, — снова ответил Шастун и закатал рукав футболки на правой руке, показывая круглый шрам от укола. — Нас всех прививали в роддомах.       — Не всех, — прошептал Дербин и ушёл глубоко в свои мысли.       — А разве мой иммунитет не врождённый? — не смог удержаться Антон. — Основная теория у выживших, что этот вирус существовал уже тысячелетия, в прошлом часть людей выжила и передала иммунитет следующему поколению…       — Иммунитет, который вырабатывается в результате перенесённой болезни, не передается по наследству. И у вас он не врождённый, а приобретенный.       — Я что, переболел CM-12? — нахмурился Шастун.       — Думаю, вас вакцинировали.       — Но как? Когда? Кто?       — Как вы сами и сказали, в роддоме, — улыбнулся Викентий Альбертович и рывком встал. — Думаю, пока ваша рана на стадии регенерации, вам лучше оставаться здесь. Отдыхайте.       

***

      Естественно, полночи Антон не спал. Во-первых, успел отоспаться днём, а во-вторых, всё думал, прокручивал в голове разговор с новым знакомым и анализировал полученную информацию.       Надо же, как всё сложилось!       Он столько лет пытался узнать хоть что-то о странном вирусе, ужасной эпидемии и везучих иммунных людях. Он забирался в бывшие военные штабы, части, командные центры и ничего стоящего не находил. Он столько лет слушал разных людей, строил теории заговора, задавался вопросами, но имел абсолютно ничего. Шастун чувствовал себя слепым котёнком, ищущим мамину титьку, только всё время утыкающимся в пустоту или ещё чего хуже — в кипяток.       Прошло уже больше десяти лет, как от прежней людской жизни остались лишь воспоминания. Двенадцать, есть быть точным. И Антон уже последние четыре года перестал не то что искать ответы на вопросы, он перестал надеяться и просто выживал, как все. Занимался своими и чужими делами, ходил по новым и старым дорогам, исследовал, знакомился с людьми, приносил вести: иногда хорошие, иногда плохие. Жил, как и все пернатые, в вечном бессмысленном пути.       И вот, стоило ему отправиться в последний свой поход, дабы вернутся в начальную точку, Шастун не прошёл и половины пути, как угодил в ловушку человека, который мог ответить на интересующие его вопросы. Неужели удача всё ещё была его верным спутником? Или это шутки судьбы? Не столь важно, главное, что такого шанса он не упустит.       Утром Викентий Альбертович принёс ему завтрак, состоящий из тех же консервов, сухарей и чёрного чая.       — У меня есть к вам вопросы, — сказал Антон, когда тот всучил ему поднос.       — Это ожидаемо, — улыбнулся Дербин и снова сел на стул, но в этот раз с кружкой чая.       — Вы вирусолог? — тут же спросил Шастун.       — Нет, но разбираюсь в теме.       — А что вы знаете CM-12?       — Немного, совсем немного, — покачал головой научный работник. — Сам вирус я смог выделить из крови моего коллеги, когда тот заразился. Но не очень много, хотя ряд экспериментов я провёл и могу с уверенностью сказать, что ваш вирус искусственно выведенный.       — Это оружие массового поражения? — опять спросил Антон, что и не думал приступать к еде.       — Не знаю, — пожал плечами Викентий Альбертович. — И не знаю, кто его изготовил, и как он попал в мир. Знаю, что на свежем воздухе он быстро погибает и животные им почему-то не болеют.       — А что вы знаете об иммунных людях?       — Тоже немного, — грустно улыбнулся Дербин. — Я могу лишь сравнить ваши антитела и мои, они разные. Я выжил чудом. Думаю, нас прививали разными штаммами. Вы какого года рождения?       — Девяносто первого, — буркнул Шастун.       — Ну вот, а я шестьдесят восьмого, — кивнул Викентий Альбертович.       — А почему, если нас прививали, такой небольшой процент иммунных?       — Может быть, прививали не всех, а может, не было универсальной вакцины, а может быть, она действовала не на всех. К сожалению, информацией не владею.       Антону не нравились опять эти догадки. Он тяжело вздохнул и заговорил:       — Вы вчера сказали, что приобретённый иммунитет не передаётся по наследству. То есть дети, рождённые от двух иммунных людей, не имеют иммунитета?       — Да, скорее всего, — закивал Дербин. — Но в воздухе уже нет СМ-12, так что им не грозит опасность. Хотя я бы рекомендовал им избегать старых закрытых помещений, там он ещё может сохраняться.       — А сам вирус может мутировать?       — В естественной среде? Это вряд ли.       Шастун опять замолчал, прокручивая одни и те же мысли по кругу, а потом всё же задал интересующий его вопрос:       — А чисто теоретически, вы можете изготовить вакцину для не иммунных детей?       — Чисто теоретически? — уточнил Викентий Альбертович, и призадумался. — Думаю, да, но мне нужна кровь заражённого. Но таких ведь уже нет? — он хмыкнул под конец.       — А если я скажу вам, что такие есть, но нужно будет отправиться со мной в долгое пешее путешествие. Вы пойдёте со мной? — была в его голосе непреодолимая таинственность.       — Вряд ли я куда-то пойду, Антон.       — Даже ради науки? — съязвил Шастун.       — Даже ради неё, — устало выдохнул Дербин.       — А что вы будете делать, когда припасы закончатся? — тут же спросил Антон уже другим, недовольным тоном. — Вы сидите в этом прекрасном бункере больше десяти лет и боитесь выйти наружу, а дальше что? Военные консервы не вечны, всё заканчивается. Что вы будете делать?       — Я об этом не думал, — негромко ответил Викентий Альбертович.       — У вас есть шанс помочь людям, по-настоящему помочь и, может быть, тогда ваша жизнь будет иметь смысл. Сейчас же все ваши прожитые годы, все ваши знания и исследования.… Всё в пустую.       — Вы пока не в состоянии идти… — начал было говорить научный работник, но Шастун его перебил.       — Я буду готов идти через неделю.       — Вот через неделю я и дам вам ответ, а пока мне нужно подумать, — проговорил Дербин и быстро ушёл.       Антон ещё минуту сидел неподвижно и смотрел на закрытую дверь, но тот так и не вернулся, поэтому он наконец-то решил позавтракать.       Да, неделька будет непростой.