Игра не стоит свеч

      Если бы незнакомый человек спросил Куникиду, что для него является самой важной вещью в жизни, тот без раздумий ответил: блокнот с идеалами. И уважал Фукудзаву не только за то, что он являлся их директором, но и за железные принципы, которым тот следовал в любой ситуации. Помощь окружающим, бескорыстность и справедливость — столпы, на которых держались и его взгляды. Куникида считал защиту людей своей приоритетной задачей, и именно по этой причине никак не смел отказать Исаму Хирано в поиске пропавшей дочери. Впрочем, им ещё предстояло выяснить: жива ли Сакура вообще? И поэтому казался напряжённым с самого утра, в отличие от своего напарника.       Дазай походил на такого же ребёнка, как и Рампо, но куда более невыносимого из-за своего откровенного идиотизма. Пока все ломали головы над расследованием в отсутствие Эдогавы, тот лишь таинственно улыбался и не принимал участия в деле, если ситуация не становилась совсем плохой. Осаму Дазай — сплошная загадка. Куникида уяснил это ещё с первой встречи, когда посчитал своего нового напарника дураком и не понимал, что тот делает в детективном агентстве. И до сих пор тот факт, что Дазая рекомендовали именно из спецотдела по делам одарённых, учитывая его крайне нездоровое желание броситься на рельсы, поражал. Откуда они вообще вытащили его?..       — Это комната Сакуры, — сказал отец пропавшей девушки, открывая дверь в помещение.       Куникида вошёл в спальню, поправил очки и посмотрел на комод: чистый, без пыли. Очевидно, Исаму даже после потери дочери приводил в порядок её вещи. Комната походила на типично «девчачью» из-за кучи разных фотографий с подругами, милых плюшевых игрушек и гирлянд по углам. Куникида взял одну рамку: очень даже симпатичная особа эта Сакура. На полках висели её награды за участие в конкурсах и олимпиадах, шкафы были забиты учебниками и книгами.       — Господин Хирано, — бодро обратился к нему Дазай, — ваша дочь, кажется, не жаловалась на проблемы с коллективом. Но вдруг она что-то скрывала от вас?       — Нет! У неё замечательные подруги, — удручённо сказал отец. — Её никогда не обижали ни в школе, ни в колледже... Сакура могла найти общий язык с кем угодно.       — Понимаю. Но, возможно, ваша дочь страдала от неразделённой любви, что могло стать главной причиной её самоубийства…       — Дазай! — одёрнул его Куникида, намекая на тактичность.       — Она всегда мне всё рассказывала... боже, какой я ужасный отец, — виновато причитал Исаму, не скрывая печали.       Куникида кашлянул в кулак.       — Хирано, вы должны успокоиться. Советую вам принять успокоительное. А пока прошу оставить нас с моим       напарником, — сказал он. — Если мы захотим что-то узнать, то обязательно вас позовём.       — Конечно, господа, — быстро закивал тот и почти нехотя закрыл за собой дверь.       Дазай тут же раскрыл шкаф пропавшей и начал бесцеремонно рыться в её вещах.       — Что ты делаешь?! — прошипел Куникида. — Это похоже на обыск!       — Вот именно, — щёлкнул пальцами тот. — Если хочешь найти человека, то советую всегда начинать с вещей. Люди привязываются к мелочам из прошлого, ведь только так они могут вернуться к забытым воспоминаниям, друзьям или семье... К слову, есть ли у тебя семья?       Куникида взял в руки фотографию Сакуры с её матерью. К чему Дазай поднял столь личный вопрос, он не понял.       — Была... давно, — уклончиво ответил Куникида, не слишком сильно горя желанием обсуждать эту тему. — А у тебя?       — А ты как думаешь? — с улыбкой спросил Дазай. — Или вдруг меня принёс аист?       — Ты можешь быть серьёзным хоть одну минуту?!       — Я обдумаю твоё предложение, — невинно ответил тот, даже не взглянув на Куникиду, и продолжил перебирать вещи, начиная одеждой и заканчивая канцелярией с книгами. Особенно тщательно он просматривал именно тетради. Куникида понял пока несколько моментов: девушка не имела проблем с учёбой и друзьями, но сильно любила почившую мать. Но только лишь это смогло побудить столь её покончить с собой? Нет, в это он верить не хотел. Хирано вряд ли переживёт, если и детективное агентство подтвердит слова полиции.       О пол что-то ударилось. Дазай поднял розовый блокнот.       — Вот, Куникида, что мы ищем, — самодовольно сказал он. — Её личный дневник.       — Дазай, чтение чужих...       — Знаю-знаю, премьер-министр страны планирования, — перебил его тот, раскрывая дневник на первой странице. — Она пишет, что после смерти матери предпринимала попытки уйти в себя при помощи лёгких наркотиков, но и это ей не помогало, поэтому... она решила с кем-то обсудить эту проблему.       — Она нашла психолога? — удивился Куникида. Откуда у неработающей девушки средства на сеансы с психологом?       — Не совсем... — Дазай покачал головой, — судя по всему, Сакура искала путь к успокоению через религию, но оставила эту затею, познакомившись с какой-то женщиной, которая пообещала ей «избавление от душевных мук».       Куникида поднял бровь. Какая ещё женщина? Он предположил, что Сакура могла связаться с какой-нибудь сектой и попасть в лапы аферистов. Такое не считалось редкостью, ведь людям нужно во что-то верить, чтобы не сойти с ума от личных переживаний и бесконечного круга проблем.       — Дазай, она может быть жива?       — Разумеется. Она же не совершала самоубийства, — без иронии ответил Дазай.       — С чего ты это решил?       Из кармана пальто тот вытащил золотую цепочку с кулоном, которую им дал Хирано в надежде, что это хоть как-то поможет в расследовании. Однако Куникида совсем забыл про неё.       — Видишь ли, цепочка не целая. — Дазай продемонстрировал ему украшение. — Одно из колец сломано, что наталкивает на определённую мысль... Сакура не снимала его сама. А это значит, что кто-то зацепил его рукой, пока хватал её.       — Ты хочешь сказать, что между ней и кем-то ещё завязалась драка, в результате которой порвалась цепочка?       — Я не исключаю этот вариант. К тому же, если бы она действительно погибла, то от неё осталось тело или хотя бы его часть.       Река Йокогамы действительно известна жутким фактом: каждый месяц оттуда обязательно доставали по трупу, который не успевал течением уйти по направлению к Тихому океану. Однако тело Сакуры за несколько месяцев не выловили.       — Почему полиция не искала её?       — Простая человеческая сущность, — пожал плечами Дазай. — Полиции не интересны пропавшие девочки. Таких случаев сотни, если не тысячи.       Повисла напряжённая тишина. Куникида в полной мере понимал: он прав. Дазай резал глубоко и удивительно точно — без единого изъяна, и хотя смотрел почти снисходительно, но во взгляде его Куникида различал странную пустоту. Пускай так. Сейчас было самым главным отыскать Сакуру.       — Ну ладно, Куникида! — прервал молчание Дазай. — У нас должен быть перерыв на обед. Более того, у меня есть ещё теории, которыми бы я очень хотел поделиться с тобой.       Они закончили через десять минут, когда сделали пару фотографий на телефон. Хирано пытался уговорить их остаться на обед, явно желая выведать подробности расследования, но те отказались, решив не давать ему лишнюю надежду, ведь ещё ни в чём не были уверены. Кафе, в которое они в итоге заявились, было приличным, приятные официанты и хорошая еда, но у Куникиды словно кость в горле застряла. Дазай же находился в приподнятом настроении и много болтал. Куникида решил, что хороший обед подарил ему тягу к жизни.       — Итак, Куникида. — Тот положил локти на стол. — Что ты понял из нашего расследования?       — Сакура не совершала самоубийства, — твёрдо ответил Куникида. — На это указывают отсутствие тела и записки, а также её сломанная цепочка.       Дазай с усмешкой кивнул.       — Самоубийцы оставляют записки в тридцати процентах случаев, — он неторопливо помешивал чай, — даже если это не самоубийство, возникает другой вопрос: куда она могла деться? О своём молодом человеке она не писала. Выходит, его у неё не было.       — Её похитили? Но тогда Хирано не присылали никаких писем с угрозами, и никто не просил за неё выкуп, — задумчиво сказал Куникида. — Может, она сама ушла, а цепочка потерялась по дороге, когда слетела с шеи?       — Исключено, — тут же развеял его теорию Дазай. — Она слишком дорожила своей матерью и этой вещью, которая досталась ей от неё. Сакура бы заметила отсутствие цепочки.       Картина плохо складывалась в голове: улик и зацепок чертовски мало, почти нет. Они не смогут ничего доказать полиции, руководствуясь лишь догадками и подозрениями, поэтому придётся искать Сакуру самим.       — Однако, — вдруг начал Дазай, — у меня есть кое-какая мысль.       Он достал ноутбук из сумки и положил на стол.       — Но это мой ноутбук! — возмутился Куникида. — Как ты смог подобрать пароль?!       — Он не такой сложный. В следующий раз советую ставить что-нибудь, не связанное с идеалами или принципами, — хитро сказал Дазай.       Стоило бы уже привыкнуть к его выходкам.       — Из переписок Сакуры, которые нам переслал её отец, стало ясно, что она баловалась лёгкими наркотиками в попытках уйти в себя, но такой способ не помог ей, и тогда она связалась с какими-то людьми, которые пообещали ей свободу от страданий. В дневнике упоминалась женщина.       — Это то же самое, что искать иголку в стоге сена, — раздражённо сказал Куникида, всё ещё недовольный тем фактом, что Дазай брал его вещи без разрешения.       — Возможно, — после некоторого времени ответил тот. — Но, понимаешь, случай Сакуры не единственный подобный.       Злость испарилась, уступив место непониманию.       — Что ты имеешь в виду?       — Когда я только вступил в агентство, мне довелось работать с Рампо, — особенно весело улыбнулся Дазай. — Не скажу, что это самый полезный лично для меня опыт, ведь всю работу делал он, но... мы — вернее, он — раскрыли дело о маньяке, который похищал девушек в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет.       Дазай припоминал старое расследование, которое затянулось на несколько месяцев из-за недостатка информации и свидетелей. Подозреваемых оказалось слишком много, а у жертв из общего — лишь возраст. Тогда полиции пришлось прийти к агентству, чтобы те пролили свет на тайну и восстановили справедливость. И Рампо снизошёл до них, чувствуя своё неоспоримое превосходство над простыми, по его мнению, смертными. В те годы директор послал Дазая вместе с ним, судя по всему, лишь для моральной и географической поддержки. По итогу Рампо раскрыл дело и доказал виновность преступника, но это же было почти два года назад... Сакура же пропала значительно позже.       — А как это связано?       — Куникида. — Дазай устало откинулся на спинку дивана. — Кичиро Хикэру убил около десяти молодых барышень, тела которых были найдены, однако... помимо убийств тех десятерых, на него после казни повесили ещё шесть пропавших девушек, не связанных с ним никаким образом.       — Ты хочешь сказать, что это был другой человек? Или даже организация? — удивлённо спросил Куникида. Такое ему не приходило в голову.       Дазай быстро стучал по клавиатуре, оставляя его в неведении. Дело принимало совершенно другой оборот, если это то, о чём Куникида думал... одно тело — конкретный человек, но целая организация по типу мафии — совсем иное.       — Вот: — Дазай повернул экран в его сторону, и он всмотрелся в текст.       — Это... список пропавших девушек?       — За последние несколько лет.       — Доступ ведь только у полиции, — недоверчиво произнёс Куникида. — Ты что, взломал архив полиции?!       — Это не так уж и сложно, — махнул рукой Дазай, не утруждая себя подробностями. — Они не меняли свои данные несколько лет и даже не понимают, что на их сервере кто-то сидит.       Видимо, решил Куникида, в полиции действительно работали одни дураки.       — Дазай, ты вообще в курсе, что это незаконно? — спросил он, поправляя очки.       — Боюсь-боюсь, — с выражением чистого ужаса прошептал Дазай, но тут же рассмеялся и вернулся к делу. — Это список тех женщин, чьи поиски до сих пор ведутся, — он указал на другую строку. — А тут — список девушек, которые покончили с собой... хотя тела некоторых, к слову, так и не нашли.       — Между ними есть что-то общее. Они все молоды и симпатичны.       — Они все японки, — сделал вывод Дазай. — Все до единой. И, судя по данным, каждая из них абсолютно здорова физически. Но в убийствах Кичиро Хикэру есть тела приезжих американки и китаянки. Некоторые из них имели гастрит, повышенный вес и даже ВИЧ, однако пропавшие девушки все здоровы.       Молодые и красивые японки без проблем со здоровьем, но пропавшие без вести. Продажа на органы? Но почему именно женщины японской национальности? Нет, думать нужно в другом направлении.       — Возможно, мы имеем дело с рабовладельцами, — предположил Куникида. — В Европе девушки азиатского происхождения считаются чем-то необычным. Тогда за этим может стоять Портовая мафия.       — Нет, — глухо сказал Дазай. — Это не Портовая мафия. Они не занимаются торговлей девушками в другие страны.       — Откуда ты, чёрт возьми, знаешь?!       — Я просто знаю, — загадочно улыбнулся тот. — Более того Сакура упоминала в своём дневнике какую-то женщину. Я больше склоняюсь к варианту с сектой.       Дазай ловко ушёл от темы с мафией и тут же стал говорить о Сакуре. Он казался... Куникида не мог описать своих мыслей, которые ему определённо не нравились, но ощущалось, что Дазай выставлял дураком не самого себя, а окружающих его людей.       — Но вот ещё, — он заметил новую деталь, — у каждой из пропавших девушек случилось какое-то горе до того момента, как они исчезли. У одной умерла мать, у другой — отец, а у третьей погиб вот молодой человек... хотя постой-постой... здесь ещё и адреса есть.       — Только не говори, что ты хочешь съездить к родным одной из девушек.       Дазай снова щёлкнул пальцами.       — Проницательность тебя не подводит, Куникида.

***

      Они проехали на метро почти до конечной станции, чтобы найти дом Химеко Сато — матери Юми, которая исчезла почти два года назад, но полиция, как и в случае с Сакурой, списала всё на самоубийство, однако у Юми оказалась даже предсмертная записка, хотя трупа не обнаружили. Химеко жила на окраине Йокогамы, в небольшой квартирке на пятом этаже. Куникида позвонил в дверь. Дверь им открыла приятная женщина в старом домашнем халате, которой по виду больше тридцати пяти не дашь. Под глазами — мешки, а кожа сухая-сухая... Куникида кашлянул в кулак.       — Добрый вечер, Вы ведь Химеко Сато?       — Да, это я... — удивлённо произнесла женщина. — А кто вы такие? Я гостей сегодня не жду.       — Мы частные детективы, тесно сотрудничаем с полицией. Моё имя — Куникида Доппо, — он достал своё удостоверение и показал. — Мужчина рядом со мной — мой напарник, Дазай Осаму.       — Детективы? — даже не сразу поняла Химеко. — Но что вы ищете?       Дазай оторвался от стены.       — Понимаете ли, госпожа Сато, мы бы хотели задать вопросы относительно Вашей дочери, — бодро сказал он. — У полиции появились некоторые зацепки, и мы собираем дополнительную информацию.       — Моя дочь? — совсем уж севшим голосом произнесла женщина. — Она уже давно мертва. Что полиции ещё нужно?!       — Госпожа Сато, — мягко произнёс Куникида. — Есть шанс того, что она может быть жива.       Глаза Сато округлились, а дыхание сбилось... и вновь эти блики в глазах людей, которые Куникида был не в состоянии описать никакими словами. Надежда, горящая в человеке, казалась ему ярче самой яркой лампочки. Химеко упала на колени, не в состоянии справиться сама с собой, но Дазай тут же увёл её в квартиру, попутно предлагая воды. Даже в незнакомой обстановке этот человек реагировал чересчур быстро.       — Скажите, что Вы не шутите... — дрожащим голосом шептала она. — Я вас прошу.       — Госпожа Сато, я ничего не могу обещать, однако нам нужна информация именно от вас, — серьёзно сказал Куникида. — Мы взялись за дело самостоятельно.       Глаза женщины хаотично бегали с Дазая на него, и в ней было столько неверия, столько надежды, столько радости… Нет, Куникида не мог подвести ни эту женщину, ни Исаму Хирано. Только не сейчас, когда в Сато горит этот свет, а кожа будто сияет изнутри. Ради защиты простых людей он готов был пойти на многое, ведь только так мир сможет стать лучше, только так сам человек начнёт меняться... Куникида посмотрел на Дазая, но ничего, кроме непонимания и какого-то испуга, не смог найти в его глазах, ставших на мгновение чёрными.       — Можете рассказать нам подробности её исчезновения? — вдруг улыбнувшись, даже слишком ярко, спросил он, вынимая руки из карман излюбленного пальто.       — Конечно-конечно! — Химеко глотала слёзы. — Моя дочь пропала ровно год назад... она всегда была очень доброй и общительной девочкой, любила играть на гитаре. Но вот однажды познакомилась с каким-то парнем и стала с ним гулять. Я совсем ничего не имела против их общения, они были влюблены друг в друга, но тот парень просто обожал мотоциклы... часто гонял на них по дороге. И вот в один день моя Юми звонит мне, дрожит и плачет. Сказала, что этот её кавалер разбился...       Куникида тоже не любил мотоциклы и понимал всю опасность езды на них.       — Она была сама не своя, моя Юми, — шёпотом произнесла женщина. — Так убивалась, так плакала... Я-то её, конечно, поддерживала всегда, но она не слушала! У Юми было столько планов на жизнь. Я не поверила, когда обнаружила предсмертную записку у себя. Нет! — в отчаянии воскликнула Химеко. — Она бы так не поступила... только не так. Полиция развела руками и сказала, что подобное совсем не редкость среди молодёжи, однако её искали пару месяцев. Ничего не нашли. — Сато закрыла лицо руками. — Пожалуйста, скажите, что вы нашли...       — Госпожа Сато, — наклонился к ней Дазай. — Вы позволите взглянуть на предсмертную записку Вашей дочки? Если вы, конечно, от неё не избавились.       — Как я могу такое выбросить! — Химеко встала и достала из шкатулки в шкафу сложенный пару раз лист. — Она бы такое никогда не написала... Это не моя дочь.       Куникида поправил очки. Конечно, почти каждая мать узнает почерк своего ребёнка, и хотя могла может просто не мириться со смертью Юми, сейчас будто точно знала: её прекрасная дочь не могла написать подобного. Дазай прочёл записку, и тут уголок его губ приподнялся вверх, словно он нашёл там какой-то подвох.       — Моя Юми не написала бы так, — с убеждением повторила Химеко. — «Моей дорогой матери»... «от возлюбленной дочери»... Чушь какая-то! Навеки твоя — и так далее. Я не верю в это.       Дазай неожиданно поднёс лист к свету и посмотрел под бумагу.       — Это необычные чернила, госпожа Сато, — пробормотал он. — Бумага просвечивается даже в тех местах, где написан текст. А это, с точки зрения физики, не совсем возможно.       Куникида сорвался с места, чтобы увидеть то же, что и Дазай, и увиденное едва не оставило его без воздуха: свет полностью проходил через бумагу, словно никто и не писал ничего на поверхности. Однако текст всё же есть — и Куникида его точно видел. Нет, это какая-то небылица, чушь или галлюцинация.       — Как?.. — только и выдал он.       — Я не понимаю, — сказала Химеко.       Неожиданно бумага зашипела, от написанного повалил дым, заставив Дазая выронить записку на пол, а чернила с поразительной скоростью превратились во что-то, похожее на сгусток или большую каплю, лежащую на белом листе. И вдруг эта клякса пронзительно запищала и ринулась наутёк к открытому окну. Хозяйка квартиры громко закричала, а шокированный Куникида даже не сразу вытащил из кобуры пистолет.       — Вернуться! Госпожа! Накамура! — пищало существо высоким противным голоском. — Домой!        Куникида быстро снял оружие с предохранителя и попытался выстрелить в монстра. Пуля попала в него, разбив на множество других капель, осевших на полу пятнами. Дазай подскочил к субстанции, приложив палец, и сказал:       — Способность: больше не человек! — Белое сияние заставило черноту на полу исчезнуть, будто никого здесь и не было. Куникида выдохнул: успели. От чернил не осталось и следа. Способность Дазая действовала безотказно, уж в этом-то ему точно нет равных. Вот только... что это было?       — Что это за тварь?! — Лицо Химеко стало бледнее больничных простынь. — Почему записка моей дочери вдруг обратилась этой гадостью?!       — Я полагаю, мы имеем дело с эспером, Куникида, — выпрямляясь, спокойно сказал Дазай. — Его способность — такие чернила.       — Госпожа Сато, прошу Вас успокоиться, — сказал Куникида, хотя, по правде сказать, ему и самому не помешало бы успокоиться. — Мы из Вооруженного детективного агентства и встречались с подобными явлениями. И мы сделаем всё, чтобы найти вашу дочь.       — Это существо... оно сказало, — губы женщины задрожали, и Дазай прислушался к её словам, — Накамура. Есть гостиница, владелицей которой является женщина с такой фамилией. Не так далеко отсюда.       Куникида пометил у себя в блокноте название места. Он никогда о нём не слышал, однако Сакура встречалась именно с женщиной перед тем, как исчезнуть. А владелица заведения — женщина. Возможно, это только простое совпадение, но годы расследования подсказывали, что нет. Если дело связано с эспером, то это намного серьёзнее, чем они думали. В таком случае сбрасывать Портовую мафию со счетов никак нельзя, ибо он был почти уверен: большинство не зарегистрированных одарённых находятся именно под их контролем.       — Прошу, помогите найти её, — Химеко вдруг взяла его за руку, и её глаза засветились. Куникида мог лишь кивнуть. На слова почему-то впервые не хватало сил.

***

      Одно дело — найти работу, но совсем другое — удержаться на ней и не вылететь с грохотом на следующий день. Не сказать, что Каноко были очень рады в новом коллективе, однако к ней относились по-доброму, а некоторые девочки даже умилялись её наивности и некой глупости. Каноко пребывала в какой-то прострации и не сразу откликалась на просьбы своих коллег, за что пару раз получала злые взгляды и закатывания глаз. Вставать приходилось рано, чтобы успеть на другой конец города и переодеться в рабочую форму. Хина выдала ей лёгкое кимоно нежного зелёного оттенка и помогала подвязывать пояс, никогда не ругалась и по-сестрински нагло хлопала по её голове, говоря, что если Каноко одеть в приличный наряд и расчесать волосы, то её можно назвать даже красивой. Однако мешки под глазами и пустой взгляд портили всю картину.       Девочки из прачечной, делающие причёски со спицами и живыми цветами, искренне восхищались длинными волосами Каноко и получали удовольствие, когда работали с ними. После их заботы она выглядела молодо и женственно, но в душе... всё ещё осталась той испуганной девочкой-подростком, наблюдающей смерть своих родителей и переживающей бесконечный круг боли. Миловидная внешность — маска, которую Каноко вынуждена была цеплять, чтобы соответствовать, однако глаза... Глаза — зеркало, способное показать отражение души. А души-то у неё и нет. Чёрт бы побрал это всё! Она обещала себе не мыслить пессимистично, ведь осталась жива, ведь должна двигаться дальше. Как бы тяжело не было, Каноко надеялась, что выдержит любые невзгоды, ибо самое трудное уже преодолела. Выжила там, где другие обратились бы в прах.       Каноко никогда не переодевалась в общей раздевалке, боясь, что кто-нибудь увидит её тело. Этот страх, этот стыд, этот... Она не могла объяснить, что чувствовала, когда впервые увидела свою кожу без одежды. Отвратительные шрамы от множества уколов, своих же ногтей и ремней, которыми её привязывали, покрывали руки от запястий до плеч, однако не это казалось Каноко самым страшным. Красная полоска, тянущаяся от низа живота до груди, приводила в состояние ужаса, который не давал сделать и вздоха. Господи, что же с ней делали?! Разумеется, она помнила первые опыты в лаборатории Широ Ишии, однако вскоре тот стал применять общую анестезию, очевидно понимая, что подопытная может умереть от болевого шока. И, честно говоря, ей было всё равно на последствия. Каноко настолько уходила в собственное сознание, покрываясь толстым слоем льда, что до разглядывания тела ей дела не было. Но теперь она была на свободе, жива и дышит полной грудью, и внешность стала играть не самую последнюю роль. Каноко стыдилась самой себя и горевала от того факта, что ничего нельзя изменить.       Работа в гостинице загадочной госпожи Накамура не приносила ей капли удовольствия. Каноко не хотела быть официанткой и подносить напитки, но Накано изначально определила её именно на эту должность. Однако крайне быстро пожалела об этом решении, ведь новая работница в первый же день умудрилась облить соевым соусом директора какой-то важной фирмы и разбила пару тарелок, свалившись с гэта. На удивление, управляющая персоналом не стала кричать на Каноко и даже не вызывала её в свой кабинет, чтобы устроить разбор полётов, а просто лишила половины заработной платы и кинула на неё презрительный взгляд. На разнос еды и напитков Каноко, конечно, больше никто не ставил, а в прачечной помощники были не нужны. Она даже пару раз мыла ванные, но и там провалилась из-за собственной медлительности. Оказалось, хорошие работники делают всё быстро и качественно, а не медленно и почти качественно. Каноко понимала, что её стоило бы давно уволить, однако Накано не собиралась делать этого, только гневно смотря на неё и в очередной раз урезая зарплату до минимума. А в итоге решила отправить на ресепшен в качестве помощницы администратора.       Её новой — относительно — начальницей стала Мари Хирата — девушка с европейским именем и азиатской внешностью. Именно её видела Каноко, когда пыталась уговорить злую Накано дать ей какую-нибудь работу. Мари не носила кимоно и не делала сложные причёски, а предпочитала всему этому традиционному достоянию офисную одежду. И... хотя Каноко не могла бы назвать её противной, но в Мари прослеживалось едва уловимое высокомерие и желание выставить себя в лучшем свете. Хотя нельзя не отдать ей должное: Мари очень красиво улыбалась гостям. Каноко не испытывала к ней ровным счётом ничего, только работая и заполняя бумаги, которые скидывала на неё Мари, очевидно проверяя на «вшивость». И каждый раз едва не скрипела зубами, когда та отдавала ей полную стопку заполненных документов. С бумагами Каноко работала намного лучше, чем с ванными, людьми и подносами. Но через какое-то время к документам добавился ещё и... чай!       Хирата просила чай каждые полчаса, громко стуча по столу ложкой, чтобы поторопить Каноко. Пила она исключительно зелёный и в таких больших количествах, что иногда выливая содержимое в горшок с фикусом, если чай не приходился по вкусу. Временами Каноко жалела бедное растение, которое, наверное, начало вянуть где-то внутри, но молчала, разумно понимая, что любое действие или неаккуратное слово способны вызвать гнев. И потому буквально за несколько дней обучилась основам заваривания чая и вскоре с полной уверенностью носила Мари чашки с дымящимся напитком.       — Каноко, неси ещё чай! — кричала Мари, но та уже несла поднос, с коротким поклоном ставя его на стойку. — Ты заполнила все документы?       — Да, госпожа, — без единой эмоции произнесла Каноко.       — Отлично, последующие дни ты должна вместе со мной стоять здесь постоянно, а не прятаться, как мышь, в подсобке, — небрежно ответила Мари. — Скоро здесь будет много гостей, и каждого из них ты тоже будешь встречать. Поэтому убери вот это своё... выражение лица.       Она сделала презрительный жест пальцами.       — Это моё обычное лицо, — ответила Каноко.       — А я понимаю, милочка, — сказала Мари так, словно общалась с дурочкой. — Но никому не нравится смотреть на печальных девушек, поэтому, будь добра, улыбнись хотя бы раз.       Каноко тяжело вздохнула и натянула на себя самую неестественную улыбку, какую мог представить свет, обнажив верхний ряд зубов. Мари скривилась и замахала руками.       — Хорошо-хорошо, лучше не улыбайся вообще!       Каноко отвернулась от неё, поставив локти на регистрационную стойку, и попыталась вспомнить, когда в последний раз ела нормально. Пустой кошелёк из-за дважды урезанной зарплаты мучительно выл и намекал, что она будет сидеть на вынужденной диете ещё какое-то время. Её уже тошнило от зелёного чая Мари, который оставался после рабочего дня. Все деньги уходили на квартиру и непонятные налоги, в которых она так и не разобралась, а её худоба стала именно болезненной, в которой не было и капли красоты... Наоборот, таким дамам обычно советуют срочно набрать вес. В гостинице кормили вкусно, но мало, а дополнительных порций не давали. Иногда она грустно смотрела на собственную пустую тарелку, и какая-нибудь девочка проникалась её взглядом и отдавала свою еду. Разумеется, Каноко никогда не просила, но и без этого создавала впечатление жалкого, сломленного человека.       Коим, вероятно, и являлась.       — Добро пожаловать, господа! — низко поклонилась миловидная девушка, которую Каноко уже видела при первой встрече с этим местом. Юй или Юа... чёрт знает, как зовут её, но именно она встречала гостей при входе в саму гостиницу.       — Здравствуйте! — Мари сразу же оживилась за стойкой, просияв. Она очень менялась, когда встречала посетителей, и становилась красивее хрустальной статуэтки на полке. — Добро пожаловать в гостиницу госпожи Накамура! Здесь вы будете чувствовать себя как дома. Наши изящные девушки помогут вам забыть о невзгодах и окунуться в традиционную Японию.       — Я слышал о гостеприимстве этого места и рад, что слухи не обманули, — хитро сказал темноволосый молодой человек в бежевом пальто, войдя внутрь, и указал на своего приятеля, что зашёл следом. — Мы с моим другом стали путешествовать по Японии, объездили много мест и решили остановиться в Йокогаме на какое-то время...       Его товарищ ничего не ответил и сухо кивнул, словно предпочёл бы тихое приветствие без лишних подробностей. Он выглядел очень серьёзным и ассоциировался у Каноко со старыми книгами и чем-то не ярким по цвету... Она не могла дать разумное объяснение своим мыслям — словно улавливала ауру. А вот темноволосый человек рядом с ним отчего-то вызвал у неё... замешательство. У незнакомца в пальто был очень приятный голос и хорошо поставленная речь. Мари едва не заглядывала ему в рот — он очаровал её буквально за минуту.       — Это же замечательно! — просияла она. — Йокогама понравится вам больше всего, я уверена. Этот город ещё никого не оставил равнодушным.       — Охотно верю в это, — с улыбкой сказал незнакомец, но Каноко отчётливо различила в его фразе оттенок иронии. И поняла, что, в отличие от его друга, от этого человека не почувствовала ровно ничего... Не было никакой ауры, никакого чувства, никакой ассоциации — белый лист неизвестности, от которого у неё появилось беспокойство. Странно ведь? Ей казалось, что перед ней глухая стена. Протянешь руку — и наткнёшься на препятствие. Сравнение ей не понравилось, но по-другому объяснить она никак не могла. Это было непонятно и будто противоестественно.       — Саито, — позвала её Мари, и Каноко вздрогнула. Голос начальницы был похож на звон стекла в абсолютной тишине. — Вот, заполни это... и это. Как говорите вас зовут?       — Дазай Осаму, — представился тот, вдруг посмотрев на Каноко. Глаза у него были тёмными и выразительными, но она постаралась отвести взгляд, чтобы не нарушать рамок приличий. — Мой друг — Куникида Доппо.       Имена ничего не говорили ей, однако её пальцы всё равно дрожали, вбивая информацию в компьютер. Собственная реакция на незнакомых людей была ей непонятна, но интуиция ещё никогда не подводила Каноко. Ерунда, ерунда, ерунда... Да она сошла с ума!..       — Поставьте здесь подписи, пожалуйста, — тихо обратилась к нему Каноко, пытаясь скрыть волнение в голосе, и Дазай с удовольствием поставил печать со своей подписью на листе. — Благодарю.       Каноко обратила внимание на свежие бинты на его запястьях. Возможно он таким образом скрывал ожоги? Или иные травмы, которые хотелось прятать под множеством слоёв?.. Она вспомнила про свои бинты в больнице японского правительства, и по телу прошёлся озноб.        Каноко выдохнула, пытаясь успокоиться. В конце концов, она больше не в больнице, больше нет бинтов, больше нет боли... Всё хорошо, всё практически хорошо.       — Я провожу вас, — с неохотой произнесла она. И хотя знала, что Мари не оценила бы её бегства, не смогла скрыть острое желание спрятаться хоть где-нибудь.       — Приятного вам отдыха, господа! — Мари ещё раз широко улыбнулась и посмотрела на неё так, будто обещала скорую расправу, если Каноко выкинет что-то странное. — Обращайтесь, если нужна будет помощь.       Каноко проводила гостей по коридору. Несмотря на то, что Накамура назвала свою гостиницу именно рёканом, пару технологий и механизмов здесь всё-таки было: компьютер на ресепшене, лифт и лампочки по углам. Сколько Каноко не убирала комнат, ни в одной она не нашла телевизора, телефона или даже маленького холодильника, в котором обычно хранят алкоголь, воду и мелкие закуски. Накамура трепетно относилась даже к таким небольшим, на первый взгляд, деталям.       — Это комната под номером сто три, — произнесла Каноко, указывая на дверь рукой. — Прошу, господа.       — Куникида, ты можешь занять её, — любезно предложил Дазай.       — Почему это я должен занять эту комнату? — заворчал Куникида. — Если сложить один и четыре, то будет пять — счастливое число.       — Смешно слышать это от тебя, — отмахнулся тот, на что его товарищ только закатил глаза, но спорить не стал, и сразу же ушёл к себе.       Хлопнула дверь. В коридоре остались только Каноко и Дазай. Провожая его к другому номеру, она боялась даже вздохнуть, хоть и сама не знала причины...       — А вот это комната — сто четвёртая. — Каноко отдала ему ключ, и в глаза снова бросились бинты. Почему именно бинты?..       — Спасибо. — Дазай приятно улыбнулся ей. — Так... как вас зовут?       У неё не было желания говорить своё имя, но и грубить гостю тоже не хотелось. Она прочистила горло.       — Саито Каноко, господин.       — Каноко, значит... — задумчиво ответил тот, со странным интересом разглядывая её лицо. — У вас хорошее имя, миледи.       Прозвище вдруг вогнало её в краску.       — Благодарю... Только не зовите меня так. Пожалуйста. — Каноко делала вид, что совершенно не заинтересована в знакомстве, и спрятала руки, дабы он не заметил дрожи в пальцах. Дазай неожиданно рассмеялся.       — Почему же? Вам не нравится? Я с удовольствием придумаю вам другое прозвище.       — Нет!.. — спохватилась она, подняв ладони. — То есть... извините, мне нужно работать. Приятного отдыха.       Каноко развернулась, собираясь быстро покинуть его, но он окликнул её:       — Постойте. Могу я кое-что спросить у вас?       — Разумеется, — скрывая разочарование, остановилась она. Что ему нужно?       — Было ли в этом месте что-то странное? Возможно, вам кажутся подозрительными какие-то люди... — спросил Дазай, указывая пальцем наверх, и Каноко удивлённо посмотрела на него. Почему он спросил об этом?.. Сейчас подозрительным ей казался именно этот человек. Она глянула себе за спину, словно опасаясь, что за ней могли следить. Аура места, тихие шорохи стен и неприятный запах... А такой уж ли он путешественник? Или это удобное прикрытие?       — Нет, ничего, господин.       — Понятно... — равнодушно ответил Дазай, продолжая приглядываться к ней. Как поняла вдруг Каноко, к её щеке.       Она дотронулась до неё и не выдержала:       — У меня что-то на лице?       — Ничего. Просто у вас интересная родинка... редкость в наше время, — хмыкнув, пожал плечами он. — Возможно, у кого-то из ваших родителей была такая же. Ну или у ваших братьев и сестёр.       Каноко не понимала, для чего ей это было сказано. Со странностями этот Осаму Дазай, конечно.       — Не помню, к сожалению. Братьев и сестёр у меня нет.       — Хорошо, — он без вопросов принял её ответ и открыл свой номер, но когда она уже собралась уходить, в последний момент произнёс почти шёпотом: — И если вы всё-таки увидите что-то странное... вы знаете, где меня найти.