Игра не стоит свеч

      Смерть — извечная спутница членов Портовой Мафии, которая поджидала их за углом, готовая обнять за спиной и укутать в свой тёмный плащ раз — и навсегда. Смерть не считалась в рядах мафии чем-то трагичным, печальным или требующим внимания... похоже, скорее, на дождь или простуду, которая часто посещала преступный мир. И все воспринимали её по-разному: одни — сторонились, пытаясь выжить, а другие — искали её везде. Юкиносукэ, наверное, никогда не смог бы понять Дазая Осаму в его странной, почти одержимой любви к смерти и желании поскорее слиться с ней в единое целое. Сколько он себя помнил, тот жил мыслью о самоубийстве, но каждый раз что-то держало его от пропасти. Складывалось ощущение, что сам Иисус дышал над этим человеком, потому что другого объяснения такому везению — смотря для кого, разумеется, — он просто не находил. Юкиносукэ же видел смерть так часто, что ему было тошно от неё. Его способность не помогала бежать от призраков, которые настойчиво преследовали его и во снах, и наяву. Нет, он не сожалел о людях, которых убивал на заданиях, но тихо скорбел о тех, кого по-настоящему ценил. И от этого чувства не помогало избавиться ровным счётом ничего.       Мори Огай запретил ему пить антидепрессанты, потому что прознал о зависимости юного мафиози к ним. Алкоголь спасал лишь на жалкое время... Подумать только, все его ровесники готовились к экзаменам и думали об университете, а Юки пропивал вечера, изредка закуривая в минуты страшнейшей тоски. Коё пыталась отгородить его от спиртного, но странная привязанность к Чуе Накахаре взяла верх, заставив Юкиносукэ перенять все самые дурные привычки у старшего товарища. И, к сожалению, ни одной хорошей.       Ему не нравилась собственная квартира, несмотря на то, что босс сказал, что он может творить в ней всё — в пределах разумного, конечно, — чего душа пожелает. Хочешь ремонт — пожалуйста. Хочешь поменять мебель — милости просим. Однако Юки ничего не мог поделать со своим эмоциональным выгоранием, которое не давало покоя каждый раз, стоило ему перейти порог квартиры. Он ничего не хотел там делать. Она была похожа на берлогу старого алкоголика с женой-истеричкой и тремя детьми: повсюду лежали коробки от пиццы и лапши, бутылки из-под вина и минеральной воды, разбросанные вещи. Юкиносукэ ел очень много из-за собственных сил. Его способность давала возможность перемещаться в пространстве с огромной скоростью, почти останавливая время, с лёгкостью уклоняться от пуль. Однако и здесь были свои минусы: метаболизм работал аномально быстро, отчего есть ему хотелось едва ли не каждый час. И в гигантских количествах. К удивлению, желудок он ещё не посадил к своим пятнадцати годам.       Коё Озаки никогда не нравился его образ жизни. Он вспомнил, как в первый раз увидел эту до невозможности красивую женщину в розовом кимоно и подумал, что она была таинственной кицунэ из японских легенд, которая прятала свои девять хвостов под одеждами. Даже сложно поверить, что она служила портовой мафии, а не являлась жрицей какого-нибудь синтоистского храма. Вот такое впечатление на него производила его наставница, которая нашла подход к ещё совсем маленькому Юкиносукэ, по воле случая угодившего в лапы мафии. Она была изящна и добра к нему, а запах вишни и жасмина дурманил, заставляя полностью довериться ей. Именно Коё защищала мальчика, когда Дазай под конец тяжелейшей тренировки был готов сломать ему нос о пол, угрожающе сверкала своими красными глазами, призывая фантома для пущей убедительности. И Юки был ей благодарен... благодарен за всё.       Юкиносукэ повернулся к зеркалу и снял с себя рубашку: ему до сих пор казалось, что некоторые шрамы отдавали болью, которую он испытывал после ударов Дазая. Благодаря своим знаниям в анатомии Осаму наносил удары, которые держали жертву в сознании, но позволяли чувствовать всю боль и страдания тренировки. И каждая похожа на показательное избиение, которое, как Дазай считал, хоть чему-то научит глупого ребёнка. Он никогда не разрешал Юки пользоваться способностью, блестяще блокируя её, а за любую попытку мог сломать палец или даже руку. Искусно мухлевать мог только он — и никто больше. Дазай лучшим образом давал понять одну простую истину: Юкиносукэ — никто, поэтому церемониться с ним не будут. Хочешь жить? Встань с колен и попробуй сделать хоть что-то в своей ничтожной жизни! И всё же Юки чаще падал, чем вставал. Но в самый последний момент приходила именно Коё Озаки, чей запах он был способен уловить, едва та переступит порог.       — Перестань, Дазай. — Её голос был удивительно тих, напоминая шелест листьев, а вот взгляд — острее любого ножа. — Тебе чести это не сделает.       Осаму держал Юки за корни волос, пока тот лежал на полу, а кровь обильно била из рассечённой брови. Он дышал трудно, тяжело... казалось, что сердце сейчас остановится, а лёгкие откажут. Юкиносукэ не хотел быть слабым, но от боли ему ничего не осталось, кроме как плакать и желать, чтобы это побыстрее прошло. Всё тело — одна сплошная гематома. Старые раны не успевали заживать, а новые только добавляли красок в палитру страданий.       — О, вы считаете, что можете вечно прятать его за своими роскошными одеяниями, — пропел Дазай. Его улыбка казалась какой-то нечеловеческой... Садистской. Ему нравилось причинять боль другим, хотя сам он её терпеть не мог! Сплошное противоречие. Коё тоже не была проста: она находилась в мафии дольше и повидала массу людей, часть которых убила сама, между прочим. Ей было под силу не поддаваться на его провокации. — В мафии не держат слабаков. Он станет пушечным мясом, каких здесь пачки, но если босс хочет, чтобы из этой крохи вышло хоть что-то стоящее, то придётся потерпеть. Верно, малыш Юки?..       Он поднял его за корни волос и посмотрел прямо в глаза.       — И всё же я прошу тебя его отпустить. — Коё не изменилась в лице, но вот взгляд стал жёстче. Даже в такой обстановке она сохраняла чарующую мягкость и сталь одновременно. — Я не хочу, чтобы из него вырос второй Акутагава.       — Даже Акутагава чему-то научился, в отличие от этого сопляка. — Дазай показательно потряс Юкиносукэ за голову, явно провоцируя молодую госпожу на гнев. — Боссу нужны нормальные бойцы, а не всякое отребье. В целом, я солидарен с его мнением.       Коё сузила глаза, губы сжались в тонкую линию. Она всегда считала, что у мальчишки Огая слишком много полномочий и огромное самомнение. И он начинал забываться.       — Тебе придётся считаться с моим мнением, Дазай, — холодно сказала Коё. Уголки его губ разочарованно опустились вниз. — Поэтому отпусти его. Сейчас же.       Он смотрел на неё своим жутким взглядом, а после усмехнулся и с грохотом отпустил тело Юкиносукэ вниз. Из мальчика вырвался стон боли и долгожданного расслабления. Коё Озаки подошла к нему, присаживаясь на корточки, не боясь испортить дорогое кимоно кровью, и погладила по голове. У Дазая такая картина, судя по всему, кроме омерзения, ничего не вызывала.       — Ваша слабость в людях, к которым вы питаете особенные чувства, — сказал он и взял со стула чёрный плащ, лёгким движением натянув его на себя. — В будущем это недёшево вам обойдётся... снова.       На её лице появилась небольшая, но печальная улыбка.       — Милый Дазай, я живу на этом свете достаточно, чтобы сказать... — Он остановился в дверях, когда уже хотел закрыть за собой. — Однажды и ты почувствуешь любовь. И поверь мне... она отравит тебя.       Юкиносукэ прошёл в спальню, нисколько не удивившись бардаку вокруг, и сел на кровать, открывая шкаф. Помимо одежды, пистолета в носках, комиксов про Бэтмена и кучи побрякушек, купленных на сайте китайского интернет-магазина, там стоял и маленький сейф. Нет, он вовсе не боялся, что кто-то проникнет в квартиру. В конце концов, это квартира одного из членов Исполнительного Комитета портовой мафии, поэтому взломщик должен был быть или наивным храбрецом, или чистым безумцем, если захотел украсть что-нибудь, но... какая-то его часть была вечно настороже, поэтому покупка сейфа несколько успокоила его душу. Внутри металлического ящика оказались даже не деньги, а обычные, на первый взгляд, вещи. Юкиносукэ взял в руки фотографию и с каким-то особым чувством начал рассматривать её.       Образ родной сестры не покидал его памяти ни на секунду. Ему на этой фотографии девять лет, а ей — четырнадцать. Они улыбались так по-глупому, совершенно по-детски... У него волосы отдавали синевой, а у Каноко пряди чёрные, цвета смолы. Его глаза имели тёмно-голубой цвет, иногда переходящий сиреневый, а у Каноко — бирюза, которая ярко выделялась на фоне бледной кожи и волос. Она всегда была выше своих сверстниц, отчего нередко получала прозвище главной «шпалы» среди женской части класса, а вот ему не удалось перерасти даже Чую Накахару. И это очень злило его, если честно. Им всегда говорили, что у них одинаковые носы... и родинка. Забавно, что эта точка на щеке передалась им двоим. Образ сестры всегда ассоциировался у него с теплотой. Каноко казалась холодной, возможно даже нелюдимой, но в присутствии близких людей её улыбка была краше всех остальных. Это Юкиносукэ мог знать абсолютно точно. И потому очень сильно скучал по ней.       Кроме фотографии, он вытащил из сейфа и тряпичную куклу в клетчатом платье. Каноко постоянно играла с ней, и Юкиносукэ, откровенно говоря, никогда этого не понимал: родители покупали ей всё самое лучшее, но она упорно возилась именно с этой игрушкой. Юки не понимал такой странной привязанности к этой вещи, но Каноко она была дорога, поэтому и ему тоже.       «Чего же ты хочешь?» — спросил у него Мори после успешного завершения самой первой серьезной миссии, но ответ оказался простым. Юки просто хотел посетить могилы своих родителей. Весть о смерти Фриды и Маркуса долго не хотела укладываться у него в голове, но факт оставался фактом: их убили, не иначе. И Юкиносукэ бы очень хотел найти того человека, который это сделал, вытрясти всю душу за боль и страдания, которые он причинил, но это невозможно...       Широ Ишии. Кто этот человек? Этого Юкиносукэ до сих пор не знал, кроме поганого имени, и даже Огай Мори не способен был ему в этом помочь. Какой-то учёный с неизвестным именем, не больше и не меньше. Юкиносукэ обязательно собирался найти правду, рано или поздно — вопрос времени, ибо она должна стоять на первом месте, как его учил один очень хороший человек.       Последней вещью в сейфе был небольшой греческий крест на простой верёвке. Юки с печалью усмехнулся и спрятал всё содержимое обратно в металлический ящик.       Ему ещё нужно кое-кого навестить.       На кладбище Йокогамы всегда было тихо, несмотря на то, что оно находилось рядом с центром города. Какие-то могилы зарастали, покрываясь цветами и травой, другие — сияли чистотой и, если так можно выразиться, свежестью. Юки любил здешнюю умиротворенность, хотя ему и не слишком нравилось приходить сюда. Тишина делала это место приятным. Юкиносукэ присел возле могилы, принялся дёргать сорняки, присыпать землю галькой и ставить новые цветы в крошечные вазочки. Никто, кроме него, эту работу не сделал бы, разумеется. Но он и не думал жаловаться, ведь уход за могилой товарища приносил ему особое спокойствие. И хотя изначально мафия хотела кремировать этого человека, Юки выступил против. Друг просил похоронить его, как и полагается. И никто не смел идти против его последней воли.       — Извини, что посещаю тебя редко. — Юкиносукэ присел рядом с могилой, когда работа была закончена. — Мафия, сам понимаешь... Я не рассказывал тебе, да? Я стал членом Исполнительного Комитета. Можно сказать, что я потеснил Дазая на позиции самого молодого лидера организации, — он невесело засмеялся. — Помню, что ты его терпеть не можешь. Но Дазай и сам стал бороться за правду. Смешно, знаю.       Ветер завывал, будто подхватывая смех Юкиносукэ, унося вдаль.       — Дазай изменился, если хочешь знать. Нет, он всё ещё ублюдок... Однако после смерти Одасаку поменялся. Не знаю, что там такого сказал ему Ода перед смертью, если сказал вообще, но Дазай вступил в вооружённое детективное агентство. И нет, босс совсем не хочет вернуть его назад.       Юки действительно верил, что говорил с другом, а не с бездушным камнем. Иначе как объяснить это тёплое чувство внутри, которое растекается по венам, стоило присесть рядом с его могилой?       — Знаешь, я ведь верю, что Каноко жива. Она очень крепкая, всегда такой была. — Он выдохнул и прижался спиной к могиле. Так было спокойнее. — А я найду Широ Ишии и лично сломаю шею. Это я гарантирую.       Ветер трепал его волосы, делая их всё более непослушными. Пора весны кружила голову, а запах сакуры напоминал о Коё. Она любила сакуру и могла любоваться ею часами, и иногда Юкиносукэ стоял с ней за компанию, находя в розовых лепестках что-то привлекательное, таинственное.       Неожиданно его взгляд зацепился за фигуру, что сидела неподалёку под деревом возле другой могилы. Сердце забилось быстрее, хотя разум подсказывал, что такое можно было ожидать. Юки не мог не узнать дорогое пальто и бинты на руках. Скорее всего, человек под деревом тоже понял, что на кладбище он совсем-совсем не один.       Подойти и поздороваться Юкиносукэ, разумеется, не решился.

***

      Возвращение в социум оказалось куда более сложной задачей, чем Каноко могла себе представить. Честно говоря, она и подумать не могла, что на свете так много людей... Они были похожи на рой назойливых насекомых, преследующих её из одного места в другое, не дающих покоя. Отношения с соседями давались труднее всего, несмотря на их кажущуюся доброжелательность и сострадание. Весть о том, что на десятом этаже дома в спальном районе Йокогамы поселилась молодая девушка, разнеслась среди жителей как чума. В документах Каноко Саито значилась выжившей после войны сиротой, поэтому государство щедро выделило ей — не без помощи спецотдела — крошечную квартиру на окраине портового города. Соседи здоровались, предлагали свою помощь и даже не обижались, если Каноко игнорировала их пожелания о добром утре или вечере, проходя мимо. Они списывали всё на последствия Великой войны, поэтому всякий раз продолжали извиняться, желали всего самого лучшего, и это... удивляло. Каноко не могла довериться им, а потому любые фразы воспринимала в штыки. Она не могла поверить, что никто не собирается врываться в её дом и попытаться, допустим, убить. До чего же смешно это звучало... но к нормальной жизни привыкать было слишком сложно.       Квартира у неё была почти пустой: в спальне — футон и шкаф, кухня самая дешёвая, а ванная комната нуждалась в хорошем ремонте сантехники, из-за чего каждую ночь Каноко засыпала под удары капель воды о поверхность раковины. Холодно и пусто — так можно коротко описать эту квартиру. И ей здесь не нравилось.       Япония по-прежнему оставалась одной из ведущих стран в мировой экономике благодаря своим технологиям, поэтому неудивительно, что и телефоны, и телевизоры, и прочая техника стали не только современнее, но и дороже. Казалось бы, ей всего двадцать лет, а нужно в этом всём разбираться: в Интернете, в настройках... в звонках. Еда в Японии была дорогой, несмотря на то, что Йокогама не являлась столицей страны. Поэтому стоял острый вопрос: готовить ли еду самой или покупать лапшу в ближайшем ресторанчике на углу? Приготовление продуктов тоже оказалось не самым дешёвым делом, потому что сковородки, кастрюли и прочая утварь не появлялись на полках кухни сами по себе. А питаться одной только лапшой не хотелось. Денег, которые ей платило государство в качестве пособия, тоже не хватало. Каноко напоминала дикаря, которого только-только впустили в цивилизованное общество. И вопрос о работе стоял острее всего.       Найти работу, найти работу, найти работу... Да кем ей вообще работать?! Деньги с воздуха не падали, но на разных сайтах висели объявления о работе официантом, администратором или курьером — всё, что не требовало высшего образования, которого у Каноко, конечно же, не было. Работать же руками она почти не умела, плохо рисовала, вязала и даже не могла заменить лампочку. Единственное, что ей действительно очень хорошо удавалось, — это готовить. Но сейчас ей эти знания не слишком помогут. Слишком уж велик шанс, что что-нибудь сломает или уронит. Каноко даже попадались объявления о платных свиданиях, на которых подрабатывали школьницы… но эту мысль она быстро отмела. И вздрогнула. Никогда в жизни.       Стоило ли позвонить Анго и поговорить о своих проблемах? Он вряд ли оценит, конечно же. Факт был фактом: его можно потревожить, если дела достигнут критической отметки.       В шкафу было практически пусто. Ей стоило как-то разнообразить свой гардероб, потому что на одних джинсах, белой рубашке и толстовке далеко не уедешь. Но лишних денег нет. Каноко вздохнула: она взрослая, а значит ей нужно принимать взрослые решения. И вести себя соответствующе. Это пугало её, пальцы дрожали, не хотели слушаться — придётся пить какие-то таблетки или что-то в этом роде.       Последним предложением о работе была вакансия администратора в отеле, где срочно требовался работник со знанием английского языка. Лучше работы ей, по крайней мере сейчас, не найти.       — Доброе утро, Саито, — дружелюбно подняла руку соседка Итикава, когда Каноко вышла на лестничную клетку. — Да что же это такое... совсем завяли, — вздохнула она, глядя на горшки с цветами, которые поливала вместе с остальными жильцами десятого этажа. — Представляете? Все цветы передохли. Даже кактусы — и те засохли. Чем хоть их удобрять... ума не приложу.       Каноко повернулась. Соседи говорили, что эти цветы очищали воздух, который портился от стоящего неподалёку завода, но вместо красивых бутонов на земле лежали засохшие стебли, мёртвые и безжизненные. Противное чувство начало грызть её изнутри. Домашний питомец соседки вышел на лестничную клетку и с подозрением взглянул на Каноко, а потом недовольно зашипел. Шерсть животного встала дыбом, жёлтые глаза с особой злостью смотрели на Каноко. Сделай она шаг вперёд — он бы набросился, честное слово.       — Рику, а ну брысь отсюда! — с раздражением сказала Итикава. — Что за день такой? Вы уж простите, Саито, если он вас напугал. Обычно Рику не шипит на незнакомцев.       — Всё в порядке, Итикава, — склонила голову Каноко. Этот кот был не первым домашним любимцем, который шипел на неё. У некоторых жителей дома были собаки, вдруг начинающие громко лаять, стоило ей пройти рядом. Хозяева поясняли: она ведь только недавно приехала к ним, поэтому собаки и вели себя так с ней. Каноко собак не любила, хотя и против ничего не имела. В любом случае, неприязнь эта была взаимна.       — Знаете, что ребёнок госпожи Асано начал болеть? — с горечью произнесла Итикава, поливая цветы каким-то странным раствором. — И года мальчику нет... никак месяц неудачный. Нужно глянуть в гороскоп.       — Как это?.. Почему начал болеть? — Каноко остановилась, уже собравшись вызывать лифт. В горле встал ком.       — Да вот, врачи и сами ничего не понимают. — Итикава подхватила на руки своего любимца, начав гладить рыжую шерсть. — Машут руками — и всё. Вроде похоже на грипп...       Холод медленно проходился по позвоночнику Каноко прямо в голову. Нет, это совершенно безумно. Дети часто простужаются! Вспомнить хотя бы Юкиносукэ... её брат так много болел одно время, что родители думали оставить его обучаться дома, а не отправлять в первый класс. Она не может быть виновата в болезни ребёнка. Абсолютно нелогично и абсурдно, в конце концов!..       — ...а может, ветрянка, — задумчиво продолжала Касуми. — Хотя нет, пятен у него не было. К слову, Саито, куда вы идёте, если не секрет?        Каноко слегка расслабилась. От этой женщины исходила аура спокойствия, заботы и что-то очень тёплого — и дело даже не в характере. Она не могла объяснить природу таких ассоциаций — просто чувствовала. И так происходило с тех пор, как Каноко переехала в этот дом.       — На работу. — Она постралась закончить разговор, когда лифт приехал. — И вам хорошего дня.       Двери лифта закрылись, оставляя соседку одну на лестничной клетке, и Каноко прижалась к стене, спрятала лицо в ладонях, надеясь, что сможет собраться за то время, пока лифт едет до первого этажа. Было больно. Тело будто держали в тисках. Она не любила лифты и другие закрытые помещения, но пойти по лестнице означало встретить кого-нибудь из владельцев собаки, которые уж точно не упустят шанса зарычать. Собаки, собаки, собаки... ну уж нет, никогда у неё не будет собаки. Если говорить честно, то Саито вообще-то очень любила животных, ей нравилось ходить в зоопарки и, возможно, даже завела бы себе кого-то, чтобы не было так одиноко по жизни. Однако собаки... Каноко не забыла, как разрыдалась в шубу матери, когда на неё начала лаять большая дворняга и весьма агрессивно скалить острые зубы. Это воспоминание отложилось на подсознательном уровне, из-за чего перед любыми собаками колени начинали дрожать.       И всё же ей придётся научиться жить в мире, иначе она попросту пропадёт. Каноко пообещала сама себе, что будет жить, будет продолжать хранить память о дорогих людях, потому что... потому что так нужно. Она обязана найти хоть что-нибудь о брате, иначе собственная смерть покажется бесполезной. Отомстить, понять, узнать — три слова, которые словно выжгли в мозгу. Может быть, ей и некому мстить, но она обязательно найдёт правду. В голове почему-то возник Анго, который с укором смотрел на неё. Она обещала ему не влезать в проблемы.       Район, куда её привела электронная карта, походил на один из тех богатых кварталов, которыми может похвастаться культурный центр Японии — Киото. Честно говоря, ей даже сложно было поверить, что в таком крупном городе удастся найти столь традиционное место. Каноко даже не поняла, как попала сюда. Откуда-то слышалась английская, немецкая и даже китайская речь, а из окон домов выглядывали женщины в кимоно. На самих зданиях висели бумажные фонари с иероглифами на них. Администратор... ей нужно держать эту мысль в голове. Так получилось, что она вышла на главную улицу с доброй сотней туристов, и голова разболелась сильнее. Иностранцы с большим интересом изучали место, почти прикасались к культуре. Автомобили подъезжали к большому зданию специфической формы, с характерно изогнутой крышей, а к дверям подходили богато одетые гости, которых встречала красивая японка в национальной одежде.       — Добрый вечер, добро пожаловать в гостиницу госпожи Накамура. Позвольте я провожу вас! — сказала она, поклонившись. В волосах у неё настоящие цветы, палочки и гребни, а лицо покрывала белая пудра. Каноко нашла кимоно красивой одеждой.       Гости без слов шли за ней, а Каноко так и осталась стоять в стороне. Вряд ли её пустят в столь дорогое заведение, учитывая, как бедно она выглядит. А вдруг это то самое место, где предлагают работу? Она не была уверена, а спросить не решалась... страх, что её поймают за руку и вышвырнут почему-то не покидал голову. Каноко долго обходила здание с другой стороны, надеясь, что найдёт хотя бы чёрный вход. В конце концов, это же не должно считаться преступлением?..       Чёрного входа не оказалось, потому что территория отеля была огорожена забором, который позади казался весьма слабым и не особо высоким. У неё в голове возникла очень не хорошая мысль. А почему бы просто не перелезть через ограду? Говорить с людьми у входа она не хотела, а тут и соврать можно, сказав, что болеет топографическим кретинизмом. Заблудилась — с кем не бывает? В крайнем случае, она позвонит Анго и поведает о своём огромном желании найти работу.       Благодаря высокому росту прикладывать особых сил для проникновения на территорию отеля не пришлось: спасибо на том, что мусорный бак стоял прямо рядом с забором.       Вид сзади выходил на реку Йокогамы и остальной город, из-за чего на минуту у Каноко перехватило дыхание: какой же этот город большой. Чувство свободы на секунду охватило ею. Оказывается, это было таким чудом... ощущать свободу и не быть скованной кем-либо. В голове возник Широ Ишии, который держал её на металлическом столе, чтобы рассмотреть внутренности получше. Первое время она пыталась вырваться, раздирала запястья до крови, кричала от боли, а после возникло оно: равнодушие и желание умереть. Но сейчас... она спрятала шрамы на руках за тканью одежды. Сейчас Широ Ишии мёртв, а это значит, что ей более не угрожало ничего. Не так ли?       — Боже мой, это какой-то кошмар... — послышался женский голос. Каноко повернула голову. Из простой двери здания вышли две девушки в кимоно с подносами и горой белья в руках. Поставив всё это куда-то около ящика с мусором, одна из них достала из одежды пачку сигарет. — Накано-сама совсем взбесилась, орёт, что рук нет свободных, ванные тоже надо чистить... а где эти руки-то достать? Я уже не могу это видеть.       — Говорят, что у хозяйки важный приём... вот Накано и бесится. То уволить всех грозится, то работать заставляет раза в три больше, — сказала её коллега. Щёлкнула зажигалка. — Приезжает какая-то шишка, аукцион вроде как проводят или что-то вроде этого... девочек готовят. Они, похоже, вообще без отдыха будут.       — Спасибо, что Накано платит хотя бы... будь моя воля, уже давно уволилась бы сама, а йен-то нет. Хина-чан, перестань курить! Нас за это по голове не погладят!       Каноко глупо моргала, пытаясь вслушаться в японскую речь. Девушки были красивыми, обе в кимоно, с выразительными глазами и аккуратными причёсками... они будто олицетворяли культуру этой страны, не считая сигареты в зубах одной из них.       — Госпожа, вам нужна помощь?       Каноко обомлела. В самый последний момент она поняла, что обращались именно к ней.       — Я... простите, мне неловко. Я по поводу объявления... возможно, мне стоило зайти со входа. — Неловко произнесла Каноко и открыла сайт. — Вам ведь нужен работник на ресепшене? И ещё раз простите, что перелезла через забор...       — Через забор?.. Неважно, — одна из работниц с разрешения самой Каноко взяла телефон. — Мне очень жаль, но это не совсем к нам. Отель, который вы ищите, находится в другом месте. Я могу сказать, как туда дойти.       — Да ты погоди, Рико-чан, — выбросила сигарету в мусорку Хина. — Вам ведь очень нужна работа? По глазам вижу.       Каноко чересчур неуверенно кивнула.       — Так зачем вам работа в каком-то бедном хостеле на краю Йокогамы? Это место — одно из самых богатых мест во всём городе! Гостиница госпожи Накамура, между прочим, — с удовольствием рассказала о своём месте работы Хина. — Платят хорошо, кормят вкусно, иногда даже премии выплачивают.       — Хина-чан, ты чего творишь... какая ещё работа?! — громким шёпотом обратилась к ней Рико.       — Но вам не нравится ваша работа, — склонила голову вбок Каноко. — Сами же говорили.       — Период сейчас такой, — выдохнула с раздражением Хина. — Не без сложностей, как говорится. Но Накано принимает вообще всех сейчас. Рук не хватает, понимаете? Главное, вытрите вот здесь грязь, — она протянула ей влажную салфетку.       Каноко приняла салфетку и вытерла лицо от пыли. Стало ещё более неудобно.       — Если хотите — идите с нами. Если нет, то я провожу вас, — прикрыла глаза Хина, а Рико подхватила свой поднос.       Каноко же нужны деньги и очень сильно, оттого желание пойти за ними медленно, но верно кралось по сознанию. А если так подумать? Что она теряла? Наверное, только своё время и силы. В любом случае, такой расклад был бы лучше работы в каком-то непонятном отеле, где неясно в принципе: заплатят ей или нет. А здесь — живой пример. Стоило переступить порог заведения, как всё тело будто прожгло изнутри, а ступни слегка заболели. Обычно люди называют такое явление «дурной энергетикой», но в мистику Каноко не особо верила. Голова закружилась.       В помещении было тепло, пахло порошками, а лёгкий пар ударил в лицо. Дверь вела в прачечную, где, помимо двух работниц, стояли ещё четверо. И все они были в кимоно. Странная гостиница.       На Каноко уставились несколько пар любопытных глаз.       — Как тебя зовут? — спросила Хина, кладя бельё на стиральную машину.       — Саито Каноко.       — Девочки! — Она привлекла к себе внимание работниц. — Это Саито Каноко. Если повезёт, то сегодня она станет нашей новой коллегой.       Ей помахали, поприветствовали и даже пару раз мило улыбнулись. Здесь царила атмосфера приятного женского коллектива. Единственное, чего все боялись, — госпожа Накано, которая каким-то чудесным образом сумела стать среди работников эдаким Цербером, который пожирал слабых людей. Наверное, пересекаться с ней не надо.       — Обувь сними, — сказала немедленно Хина. — В служебном помещении ходят без неё, а в зале перед гостями надевают гэта.       Каноко заметила: никто из девушек действительно не носил обуви, что привело к некоторому замешательству. А потом обнаружила, что пол был настолько вымытый, что блестел, и оттого скользкий. Уже дважды она чуть не упала. Но ещё большее удивление пришло, когда вместо дверей во многих комнатах стояли самые настоящие сёдзи. Откуда-то шёл запах рыбы и жареных овощей.       — А что это за место? — спросила с интересом Каноко.       — Рёкан, — ответила сухо Хина. — Гостиница в традиционном стиле. Насколько мне известно, она такая одна в Йокогаме. По слухам, госпожа Накамура из Киото, поэтому решила основать что-то похожее и в этом городе. Не болтай много. Здесь так не принято.       В основном, персонал состоял из красивых молодых девушек, которые словно муравьи бегали туда-сюда по разным делам. Откуда-то шёл пар, будто из-под пола. Стены такие же чистые, как и пол. Видимо, хозяйка была особо требовательной женщиной.       — Внизу искусственные горячие источники для клиентов и купальни, — вяло говорила Хина. — Наверху комнаты и банкетный зал. Хотару Накано — главная по персоналу, она принимает на работу и оформляет договор. Когда войдёшь к ней, обязательно используй суффикс «сама» или обращайся как к госпоже. И не стой как статуя!..       Они поднимались по лестнице в кабинет управляющей, однако чем дальше Каноко шла наверх, тем меньше понимала, сколько в этом отеле этажей. Первый раз казалось, что не больше пяти, но сейчас, когда лестница не прекращалась, Каноко насчитала все семь или даже восемь. Это приводило к непониманию и желанию удостовериться в собственной здоровой психике, будто лестница растягивалась до каких-то чудовищных размеров. На мгновение ей показалось, что она уловила запах крови. По коже прошёлся холод.       — А сколько здесь этажей?       — Всего пять. В чём дело?       — Просто странное чувство.       — Поменьше высказывайся только, хорошо? — сказала Хина, подошла к расписанным облаками дверям и робко прислушалась, а через секунду отскочила от неё как сумасшедшая: за дверями слышались крики и брань. Хина закусила нижнюю губу и дёрнула Каноко за одежду. — Постучись к ней сама.       И до того момента, пока Каноко успела бы хоть что-нибудь сказать в ответ, Хина убежала подальше от злополучных дверей. Каноко же не решалась постучать. Послышался звон посуды, а двери резко раскрылись, и из помещения выбежала испуганная девушка в цветочном кимоно, на чьих глазах выступили слёзы, губы у неё дрожали. Под ногами валялись осколки керамики.       — И новый сервиз мне принеси, — голос Накано был не то низкий, не то высокий, несколько пугал в своём неоднозначном тоне, вызывал неприятные мурашки по коже.       Каноко аккуратно ступила в кабинет и обратила внимание на эту женщину. Хотару Накано — немолодая дама, чей возраст, вероятно, достигал сорока лет. На ней надета красная юката, расшитая золотой нитью, с цветами и птицами на ней, а волосы убраны при помощи дорогого гребня с небольшим камнем внутри, который бросался в глаза при первой встрече. Собственные морщины она, видимо, старательно прятала под слоем пудры, а яркие глаза подводила стрелками. Весь её вид создавал впечатление той самой хозяйки гостиницы, хотя таковой она совсем не являлась. Её рабочий стол завален десятками бумаг, с которыми она возилась с каким-то особым усердием и не слишком сильно обращала внимание на окружающую обстановку. Именно так Хотару и не заметила в дверях Каноко, пока прохладный ветер снаружи не отвлёк её.       — А ты ещё кто такая? — с явным раздражением поинтересовалась Накано, откладывая в сторону ручку.       — Добрый день, госпожа Накано, — Каноко поклонилась ей в знак уважения. — Моё имя — Каноко Саито! И я ищу работу!       Вышло даже увереннее, чем Каноко думала изначально. Хотару скривилась и дальше погрузилась в свои бумаги.       — Я похожа на благотворительную организацию? И без тебя дел полно. Проваливай, — сказала она жёстким тоном. — Ками, ты ещё здесь?!       Воздух вокруг стал ужасно тошнотворным, а в глазах женщины рос страшный гнев. До Каноко дошла обжигающая энергия, почти физически причиняя вред той, и тут же захотелось испариться. Ей показалось, что помещение стало более узким, а двери закрылись сами собой прямо за ней. Что за безумная женщина?!.. Каноко сглотнула. Проще было уйти отсюда, но тогда она бы потеряла возможность найти работу.       — Мне очень нужна работа, госпожа Накано, — с поклоном произнесла Каноко, благоразумно рассудив, что почтение и уважение смягчат нрав Накано. — Прошу прощения, что отвлекла вас, но моё положение в обществе весьма шаткое.       — А я-то здесь причём? — разозлилась сильнее Накано. — Сказала же: нет у меня для тебя работы!.. Ну что ещё за упрямая девица? Кто тебя вообще сюда пустил?!       Каноко вздохнула, ощущая, что колени слегка дрожали от волнения.       — Я очень сообразительная, госпожа, — сказала Каноко, сложив руки в молитвенном жесте, — и мне действительно нужна работа. Вам ведь тоже нужны работницы!       Каноко решила давить на обстоятельства, которые сложились у Накано из-за сложного времени.       — Опять у этих девок рты не закрываются... вот я им устрою. С работы у меня не слезут. — Хотару сжала кулаки и посмотрела на неё сердито. — Мне такие работницы не нужны. А если не прекратишь здесь отираться, то я тебе рот чем-нибудь заклею. Больно много ты говоришь.       И это она много говорит?!       — Не надо мне рот... заклеивать, — прочистила горло Каноко, проморгав несколько раз.       — Ты ещё пререкаться со мной вздумала?! — вскипела Накано, стукнув по столу кулаком, из-за чего Каноко вдруг упала на пол. И это вовсе не от неуклюжести, а от какого-то мощного толчка... как при землетрясении. Что это было? — Тебе так сильно нужна работа? Хочешь найду тебе самую тяжёлую и грязную работу, какую только представить себе можно?! Отправлю тебя мыть унитазы, а из приспособлений дам зубную щётку! Ты же этого хочешь?       Она её испытывала — Каноко поняла это по хитрым глазам, которые видели будто насквозь. Хотару неприятна, от неё хотелось уйти, потому что она читала людей как открытые книги и пользовалась их страхом перед ней. Каноко совсем не хотела идти на каторжные условия труда, но работа нужна была.       — Мне и правда очень нужна работа.       — Ну какая же ты упёртая, аж смотреть тошно, — презрительно бросила Накано.       Вдруг, даже не постучавшись, в кабинет госпожи влетела какая-то работница в простой белой блузке и офисных брюках.       — Прошу прощения, госпожа Накано! — она низко поклонилась. — Хозяйка хочет видеть вас. Говорит, дело срочное.       Накано мученически выдохнула.       — Дай мне пять минут, — сказала она и достала какой-то документ. — Ладно-ладно, дам я тебе работу. Но если будешь ныть, что устала и хочешь уволиться, запру где-нибудь в подсобке и оставлю умирать там от голода!       Каноко быстро закивала, слегка испугавшись подобной угрозы от этой женщины: звучало так, словно она действительно способна запереть кого-то в закрытом помещении. Она начала со спешкой выводить иероглифы на бумаге, которая оказалась трудовым договором, пока госпожа Накано смотрела в её паспорт.       — Какая-то ты неотёсанная... — листала Накано страницы. — Что ты там всё пишешь?! Уже можно было всё три раза написать!       Каноко быстро отдала ей лист, который Хотару со злостью буквально выдернула из рук, пробегаясь глазами по договору.       — Ну и свалилась же ты на мою голову, — раздражённо произнесла женщина. — Форму получишь у Хины. Она — главная по одежде. А теперь прочь с моих глаз.       Не забыв поклониться, Каноко поблагодарила за работу, но новая начальница не посчитала это чем-то очень важным и закрыла двери прямо перед её носом. Осознание того, что у неё действительно появилась работа, даже как-то не укладывалось в голове. Воля случая или здесь заложен какой-то определённый смысл... вот этого Каноко не знала.       — Ты молодец, конечно, — с искренним восхищением сказала Хина, копаясь в большом шкафу. — Обычно с ней никто не держится больше минуты. А ты ещё и на работу смогла устроиться.       Она достала какой-то комплект одежды.       — Вроде твой размер. Приходить надо за час до официального начала рабочего дня. Ты должна выглядеть хорошо, поэтому над причёской и макияжем тоже нужно работать. И не делай такое каменное лицо... — фыркнула Хина. — С госпожой Накано вообще спорить нельзя, говорю по секрету. Ходят слухи, что она — эспер. И запомни одну истину: всегда улыбайся гостям.       Каноко оторвалась от созерцания своего голубого кимоно и обратила внимание на слова коллеги, которая рылась в белье, чтобы что-то достать. Одарённые... спецотдел по делам одарённых. Каноко пробила дрожь на секунду. Неприятный червь начал пожирать что-то внутри, будто бы говоря, что, подписав договор с Накано, она совершила одну из самых больших ошибок в своей жизни.       — На, — протянула ей Хина белую ткань. — Пояс. И не болтать чего-нибудь.       Что-то подсказывало, что если Каноко хоть где-то совершит ошибку, то Хотару с превеликим удовольствием откусит ей голову, а новые коллеги зароют труп на заднем дворе. Снова появился этот страх, но на этот раз от чувства неизвестности.

***

      Что есть идеал? Каждый человек вкладывал в это понятие свой смысл, который иногда даже невозможно объяснить словами. Можно ли достичь той вершины, после которой стремиться к большему не получится? Загадка мира. Однако для себя Доппо Куникида уже всё прописал в блокноте. Для него не имела смысла другая философия, кроме собственной, которая выведена аккуратным почерком на страницах великой, по его мнению, книги. Он считал блокнот своим светом, своим пророком, своей надеждой. Здесь — все планы, расписанные почти до минуты. Через четыре года он женится на девушке, которая будет в точности соответствовать его идеалам, а затем и обзаведётся детьми... да, жизнь шла в соответствии с его планами и почти не отклонялась от курса. Это радовало, это облегчало бытие.       Единственное, что, пожалуй, иногда могло раздражать, — это некоторая неорганизованность в его коллективе. Порядок в агентстве соблюдали только директор и, возможно, Йосано, хотя та держала в порядке лишь собственный кабинет и одежду, а не расписание и отчёты. Всех остальных же приходилось подгонять, иначе работа останавливалась, что, несомненно, портило репутацию агентства!.. А подобного Куникида допускать не хотел ни при каком раскладе. Идеалы требовали должного отношения к своим обязанностям.       — Куникида-сан, я закончил с работой и оставил её на вашем столе. — Спустился на первый этаж Ацуши. — Все отчёты... заполнены.       — Молодец, Ацуши, — сказал с кивком Куникида, помешивая только-только приготовленный кофе.       И он действительно хвалил его. По правде сказать, на Ацуши сваливали в два раза больше работы, чем того требовал план. В основном, конечно, таким жульничеством промышлял Дазай вместе с Рампо, который порой вообще наотрез отказывался заполнять бумаги, полагая, что те подпишут себя сами. Сложно сказать, кто был большим лентяем: горе-самоубийца или великий детектив столетия? В любом случае, получал по шапке за них именно Ацуши, являющийся неким козлом отпущения, несмотря на свою принадлежность, так сказать, к семейству кошачьих. Дазай на перевыполнение планов своего подопечного отвечал обычно вяло и коротко. Мальчик, мол, учится. Ему полезнее, чем какому-то ловеласу, который готов в любой момент отойти в мир иной с той самой прекрасной дамой, захватившей его сердце. А Накаджима даже не жаловался, стойко выдерживая напасти бумажной волокиты. Из этого парня определённо должен выйти прок. Так думал Куникида. Он быстро учится, понимает ситуацию с первых слов и имеет искреннее желание помогать окружающим.       — Обеденный перерыв скоро закончится, Куникида-сан. — Подошёл к столу детектива Джуничиро, рядом с которым по привычке крутилась его сестра. — Новый клиент ждёт. Харуно говорит, что дрожит и очень просит принять.       — Я понял, обязательно подойду, — произнёс Куникида. У него есть ещё пять минут, чтобы допить кофе. Жить по идеалам, жить с идеалами... Куникида чувствовал особое расслабление, когда всё шло согласно его блокноту.       В офисе Агентства на кожаном диване сидел мужчина средних лет с парой седых волосков в массе тёмных. Судя по одежде, не обладал большими доходами, а руки чуть тряслись: возможно, этот человек регулярно употреблял спиртное. Харуно предложила ему чай, но клиент отказался и ждал только детективов. При виде Куникиды он попытался как-то улыбнуться и встать с дивана, но попытка оказалась не совсем удачной из-за неуклюжести мужчины.       — Добрый день, моё имя — Доппо Куникида, и я являюсь одним из детективов агентства, — всё же пожал руку клиенту он. — Юноша рядом со мной — Ацуши Накаджима. Тоже детектив. Наш секретарь сказал, что у вас к нам какое-то срочное дело.       Ацуши сел рядом с ним.       — Может быть... это дело не такое уж и срочное, — дрожащим голосом сказал мужчина. — Вы, конечно, раскрывали дела опаснее и загадочнее. Но я уже не знаю, к кому можно обратиться!.. Меня зовут Исаму Хирано. Понимаете, мою дочь признали мёртвой уже как полгода назад.       — Ацуши, записывай, — предупредил Куникида. Накаджима быстро кивнул и взглядом поискал ручку с листом. — Расскажите поподробнее.       Исаму выглядел ужасно уставшим, а круги под глазами доказывали, что он очень мало спал.       — Моя дочь — Сакура — пропала восемь месяцев назад, понимаете... — попытался объяснить тот. — Наверное, я был самым отвратительным в мире отцом. Моя жена умерла за год до этого, и это пошатнуло наши с дочерью отношения. Сакура тяжело пережила потерю матери. Я предполагаю, что у неё была депрессия на тот момент, — ему трудно давались эти слова, даже чересчур. — Я признаю свою вину... я давил на неё, она хотела бросить учёбу в колледже... — Куникида ощутил знакомое чувство. — А я не позволил! Говорил, что ей надо доучиться. А ей нехорошо было тогда. Учёбу-то она бросила сама, мне ничего не сказала, а потом в один момент пропала.       Ацуши грустно выдохнул, продолжая фиксировать слова мужчины.       — Я, конечно, сразу обратился в полицию... её искали, вот только ничего, кроме цепочки моей жены, около моста Йокогамы не нашли, — на этих словах тот едва ли не заплакал. — Полиция списала на самоубийство. И ведь всё указывало на это!.. Да только я верить не хотел в это. Смирился и начал как-то жить дальше. И вот совсем недавно комнату дочери проверял. Её-то вещи я никогда не трогал: ни ноутбук, ни телефон, ни одежду. Но тут чёрт дёрнул меня читать переписки дочери. Надеялся, дурак, это поможет к ней прикоснуться, — Куникида кивнул. — Но оказалось, что до своего... самоубийства дочь пыталась найти способ избавиться от этого состояния. Наркотики, видимо, принимала, с какой-то компанией связалась, которая обещала ей свободу от горя. И это даже не самоубийство! Я подумал: а вдруг моя дочь жива?! Вдруг её похитили... — в глазах мужчины появилась надежда. — Прошу вас, пожалуйста, помогите найти мою дочь. Скажите мне, что с ней всё хорошо, если она жива!.. В полиции дело давно закрыто. Вы — моя последняя надежда. Я готов заплатить. И я даже ноутбук принёс!       Он готов чуть ли не встать на колени.       — Успокойтесь, Хирано-сан, — прикрыл глаза Куникида. — Разумеется, мы возьмёмся за дело и найдём вашу дочь, если она жива. Паника сейчас ни к чему. Харуно, налей же клиенту воды.       Девушка в очках подлетела к мужчине и буквально насильно пыталась дать стакан с водой, чтобы Исаму не устроил истерику прямо в агентстве и не потревожил злую с самого утра Йосано, у которой свои методы приведения людей в чувства.       — Вы действительно берётесь за дело, Куникида-сан? — спросил с интересом Ацуши, протягивая листы со всей известной информацией по делу.       — Конечно. — Поправил очки Доппо. — В конце концов, если бы я не взялся за дело, то это противоречило моим идеалам.       — Я могу чем-нибудь помочь?       — Лучше помоги Рампо. Директор сказал, что там у полиции какое-то срочное дело. Без Рампо никак. А Рампо не сможет без тебя, — Куникида указал на детектива, который крутился на стуле с глупой улыбкой, пытаясь одновременно открыть бутылку с газировкой и не свалиться с рабочего места. Доппо вздохнул: детский сад — штаны на лямках. — В противном случае он потеряется в метро и останется ночевать на улице, борясь с крысами за выживание.       — Это значит, что вы пойдёте один? — почесал макушку Накаджима.       — Один?! — едва не рассмеявшись, спросил Куникида. — Ещё чего.       И с этими словами он подошёл к дивану за ширмой, на котором тихо спал Дазай, прижимая любимую книгу к себе. Хоть что-то не менялось в жизни.       — Эй, Дазай, а ну вставай, — постучал по его лбу Куникида. — Хватит валяться без дела, лежебока.       Дазай перевернулся на правый бок, не особо приняв во внимание слова детектива. И без этого раздраженный сегодняшним днём Куникида вспылил, поэтому бумаги с делом прилетели прямо на нос Осаму, который тут же подскочил от неприятного ощущения.       — Ай-ай, Куникида-кун, это как-то грубо, — Дазай потрогал свой нос, видимо, проверяя тот на предмет сохранности. Затем Осаму без интереса поискал часы. — Который вообще час?       — Самое время работать, Дазай, — гневно блеснул Куникида очками. — И работать надо начинать прямо сейчас.       Дазай лениво проходил взглядом по строчкам, написанных корявым почерком юного Накаджимы, но одно слово его, конечно, зацепило:       — Самоубийство! Я так и думал, что этот день принесёт что-то интересное... когда поедем в морг? — заговорщически спросил Дазай.       — Идиот! — вскипел Куникида. — Мы должны найти её, а не хоронить!       — Понял-понял, — рассмеялся Дазай и поднял руки в примирительном жесте. — Значит, у нас новое дело?       — Именно, Дазай, — сказал Доппо. — И я всё-таки надеюсь, что в этот раз мы обойдёмся без твоих шуток.