
Пэйринг и персонажи
Метки
Психология
AU
Счастливый финал
Алкоголь
Как ориджинал
Обоснованный ООС
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Курение
Второстепенные оригинальные персонажи
Насилие
Пытки
Жестокость
Элементы слэша
Психологическое насилие
Магический реализм
Психологические травмы
Покушение на жизнь
Character study
ПТСР
Полицейские
Темное прошлое
Психологический ужас
Самовставка
Новая жизнь
Тайная сущность
Описание
"— Обязан он на земле правосудие свершать, проводить его в твою метафизику, а оттуда ты уже сам, сам должен ему подсказки давать, чтобы он в мирском не ошибся. А вы чем занимаетесь, оболтусы? Всё боитесь, прячетесь, построили себе кокон, да разве же спасёт этот кокон от той силы, что в вас течёт? Мент твой должен крылья отрастить, с ума сойти и обратно зайти, и ты — его духовный проводник. А всё жалеешь его, сильнее, чем он сам себя… "
Примечания
1) Я не имею ни малейшего понятия, что происходит в этих ваших полициях. Я врач, а не мент.
2) Сказка ложь, да в ней намёк — всем бегущим от себя урок.
Посвящение
Тем, кто остался рядом.
Негодяй и Ангел, часть 1: Про кошку
21 августа 2024, 06:59
— Вить, вот как ты меня простил? — Дождь барабанил по навесу, между пальцами тлела сигарета. — За то, что я в тебя стрелял?
Один и тот же вопрос звучал в голове по кругу, среди тишины, более тихой, чем на кладбище. Жилин спрашивал сугубо в корыстных целях, лично для себя.
— Как брата не простить? Последнего родного человека? — Жила смотрел так, как будто у него спросили сущую глупость, — Я же не совсем необучаемый, даже если он так говорил, — он выразительно кивнул на могилу Ореста Сергеевича, — да и не ангел я. Думаешь, не знаю, что дров наломал? Валерика твоего пришил…
— Издержки работы.
— Во! А сам ты мне как мёртвого товарища простил?
Не то, чтобы Жилину никогда не снился мёртвый напарник, но время изрядно отшлифовало болезненные воспоминания о нём
— Да всё, всё. Понял тебя.
— Понял он! Если понял, то и вопросы свои дебильные не задавай, не на допросе.
Жилин мрачно замолчал: Жила оставался собой даже спустя много лет, даже с новым опытом, даже с пересмотренными жизненными ценностями, и в отличие от брата, Жила обрастал этим самым опытом, как снежный ком. Не отрывал от себя старое с кровью, не пришивал новое без анастезии, не уродовал личность, не отрицал себя — а Жилин не знал, как сделать так же. И не знал, почему может так легко простить брата, с которым отношения всю жизнь были натянуты, как струна, но не может простить того, кто в моменте стал ближе брата.
Просить совета напрямую не хотелось.
— Вот именно, что не на допросе. На допросе, если помнишь, спрашивает один человек, а у нас с тобой, так сказать, беседа. — Ага. Профилактическая. Вот знаешь, Серёг, всё в тебе мусорское. И взгляд, и тон, и манеры эти… Смотрю на тебя, а вижу батю. Жила начинал раздражаться. Его личная озабоченность семейным вопросом сквозила во всём, не находя выхода, но Жилин даже не пытался замять эту тему. Более того — он был солидарен с братом. — Знаю. Сам иногда смотрел на себя, а видел его. — Ещё бы ты не видел! Он же сам тебя воспитывал, как мента. Как свою копию, а меня — как шпану. Мы так и выросли. Как специально нас врагами делал, ты внимания не обращал? — Обращал. Но за твои проёбы я почему-то получал, а ты за мои — нет. — Потому что твои проёбы сразу записывались в мои! Было видно, что Жила искал только понимания. Откинувшись, он отчаянно хватался за любую информацию, бросался, как на кусок мяса, тщательно пережёвывая и смакуя новые смыслы. Жиле было интересно всё, и окружающий мир, и, на удивление, свой внутренний. Могло показаться, что он вновь взрывается в жалобах на отца, но даже среди жалоб было заметно тщательное интеллектуальное жевание. — Зачем он это делал? Стравливал нас? Я жил не как с братом, а как с врагом! И выросли мы врагами. — Правда думаешь, что он делал это специально? — Да кто ж его разберёт. Особенно сейчас, — Жила затянулся в последний рази отбросил бычок, — неблагодарное это дело — в башке у покойника ковыряться. Настала пора Жилы жаловаться на жизнь, и пора Жилина снова садиться за руль — на улице становилось совершенно неуютно и сыро. Жилин слушал рассуждения по поводу отца, точнее, пытался слушать — не мог перестать поглядывать на брата, отвлекаясь от дороги, ведь только так он мог напомнить себе, как выглядит со стороны. — … но, всё-таки! Помнишь, Серый? Он со службы приходил весёлый, начинал нас жизни учить, а потом дрых без задних ног. Никогда не забуду: он мозги нам прокомпостирует, ты его спать уложишь, а потом со мной — за гаражи. Ты всегда ещё говорил, мол, не парься, голову себе не забивай. Точно старший! Жилин помнил. И выпившего отца, и то, насколько в этих разговорах тяжело приходилось Жиле. И, всё же, вшивый думал о бане: — А ты на него до сих пор злишься? Если бы он, допустим, был бы живой, ты бы как к нему относился? — Ой, блядь, — Жила вздохнул так горестно, как будто его снова поучал отец, — что ты заладил: «бы, да кабы»… Сейчас жить надо, Серёж, сейчас! А как случилось, так оно и случилось. Мёртвого не воскресить, дурного не переделать. Включи лучше музыку. И не сиди с заёбанной мордой! Совет жить здесь и сейчас казался Жилину заманчивым, если бы не прошлое, что так усердно кусало за пятки. Совет по поводу включения музыки же не находил никакого сопротивления — из магнитолы бессменно играл Наутилус.Какая у этой сказки мораль?
А морали нет никакой! Один родится рогатым, но Пернатым родится другой
И каким ты был, таким и умрешь, Видать ты и нужен такой Небу, которое смотрит на нас С радостью и тоской.
— А ты ничего не забыл?— Да куда ж тут, ну! Жилин не забыл о сентиментальной просьбе брата, и свернул на объездной в другую сторону от дачи. Уже спустя двадцать минут, остановившись около ворот колонии, он заметил начальника, прячущегося под зонтом от осенней мороси. Начальник подал Жилину расцарапанную руку, а сразу после — передал небольшую коробку. Коробка напористо мяукала, грозясь перевернуться. Уже в машине, из коробки на двух братьев уставилась пара хамоватых зелёных глаз. Кошка давала понять, что родилась в тюрьме не одним только видом: покинув свою временную переноску, она тут же попыталась выцарапать Жилину глаз, оставив четыре отметины под ним. Увидев же своего хозяина, серая жиганка замурчала и устроилась у Жилы на шее на манер воротника. Не смотря на своенравное поведение и явную худобу, из-за ярких глаз и серой ухоженной шёрстки, кошка выглядела вполне себе породистой.— Русская голубая? — Спросил Жилин.— Русский голубой — это ты. А Циля Моисеевна — Одесская блатная! Ласковая кошечка, только мусоров не любит, ты её за это извиняй: ничего личного, издержки породы.Жилин только усмехнулся в усы. Он был до глубины души тронут, но не знал, чем больше: тем, что Жила захотел забрать тюремную кошку, с которой сроднился, или тем, что назвал её в честь двоюродной тётки.