Между панельных домов

Природа – удивительная штука. С наступлением холодов пропадают насекомые, замерзают реки и озера, и косяки птиц, вроде журавлей и уток, улетают на юг, чтобы не пасть жертвами голодной смерти. Те же, кому физиология улететь в края потеплее не позволяет, впадают в спячку: заранее набирают побольше жира, чтобы сладко переспать морозы в норах, гнездах, дуплах и берлогах. Температура тела спящих животных – например, грызунов, медведей или лягушек – падает, а дыхание и сердцебиение замедляются, и организм в буквальном смысле замирает, выжидая прихода весны. Те, кому морозы вовсе не страшны, проводят зиму на своих двоих или четырех, рыская в поисках пропитания по надолго заснувшему лесу, заранее сменив шубу на менее броскую. Приближение морозов чувствуют и растения – они определяют приближение зимы по длине светового дня. Например, чтобы сохранить влагу для своеобразной спячки, осенью деревья сбрасывают ненужные листья. Все живое в природе чувствует приближение холодов, умеет приспосабливаться и знает, как переждать зиму. Все, кроме Кости Баджиева. Холода застали Костю незаметно, хотя, казалось бы, все ему на приближение морозов непрозрачно намекало: и Ханемиев, каждое утро стучащий зубами, и валящий изо рта пар, и мерзнущие в потасканных кроссовках ноги, когда по вечерам вдруг приспичивало сгонять до ларька за винстоном и банкой фанты. Проснувшись сегодня после очередной мучительной ночи и дурацких кошмаров, которые всегда сводили его с ума после успокоительных, Костя поначалу и не понял, что, собственно, не так, но пол под босыми ногами стал ощущаться холоднее, воздух стал неприятно сухим, а Ханемиев на кровати напротив, свернувшись калачиком, кутался в одеяло, предварительно замотавшись в теплый махровый халат. Осознание пришло не сразу, но по голове огрело здорово: отключили отопление. На дипломатические переговоры с комендой после бесконечных уговоров отправился все-таки Казик. В отличие от Кости, Ханемиев хотя бы пытался вести конструктивную беседу, а не срывался как с цепи со своими мнениями насчет того, о чем его даже не спрашивали. И пока Казик выпытывал у бедной комендантши, с какой вообще стати отопление отключили в конце ноября, когда температура за окном уже упала до минус двух, и почему об этом никого не предупредили, перекрикивая при этом чудом оказавшегося рядом Шуджина и еще пару парней, которым больше всех было нужно, Костя натянул на себя совершенно уродливый и смертельно колючий, но все-таки теплый свитер, сменил шорты на спортивки, натянул поверх них носки и, зацепив волосы в пучок, оценил масштабы катастрофы. Дуло со всех щелей. Из-под двери, из-под подоконника, из оконной рамы – сквозило отовсюду. Батарея наощупь оставалась ледяной и, судя по всему, в ближайшее время нагреваться не собиралась. – Ну че там? – сидя у батареи на корточках, Костя разворачивается к открывающейся двери. Казик ныряет в комнату, стараясь не выпустить остатки тепла в коридор, и ловко щелкает чайник. – Говорит, на путях какие-то работы. – И сколько мы должны мерзнуть? – Без понятия, – Казик цокает. – Может, до завтра. Может, до весны, сам знаешь, как они работают. Кофе будешь? И голову больше не занимало ничего, кроме сквозняка из щелей. Отпивая невкусный кофе из кружки Казика – просто потому, что Ханемиев перепутал и насыпал в Костину сахар, Баджиев думал лишь о том, как ему пережить морозы, к наступлению которых он оказался в очередной раз не готов. Буравя взглядом подоконник, Костя с Казиком молчали, лишь изредка звеня ложками о стенки кружек. – Может, обогреватель купим? – Ты знаешь, сколько он стоит? – Да, замерзнуть насмерть выйдет дешевле, – устало бросает Казик в ответ, и Костя не успевает съязвить, как телефон в кармане звонит, пугая и заставляя вздрогнуть. Взглянув на экран, он сбросывает звонок и отшвыривает телефон на подушку. – Маринка? – Опять, наверное, ебать с пропусками будет. Чего старосте вдруг приспичило позвонить, Костя не знал, но догадка была – опять собиралась выносить мозг за то, что не явился на пары. Как, собственно, можно было реально встать с утра в такую холодрыгу и поехать на занятия, Баджиев не представлял. Ему и в теплые времена учиться-то не особо хотелось, так что полагать, что сегодня он бы куда-то приехал, было с ее стороны совсем наивно. Отвечать на ее дурацкие вопросы Косте сегодня хотелось меньше всего на свете. – Как будто ты против, – улыбается Ханемиев, и Костя усмехается в ответ. Староста плохой не была, наоборот даже – из плохого в ней был разве что ее ублюдский характер. Симпатичная на лицо, глаза такие здоровые, что по-хорошему бы ее обнять и плакать, но Костю не тянуло. В целом она пользовалась у парней популярностью явно не только потому, что могла бы закрыть свои огромные глаза на их пропуски, и Баджиев не был уверен, что хочет составлять кому-то из них конкуренцию. Все-таки, Маринка его и в вк блокнула, какие уж тут отношения? – Сейчас меня ебут только эти щели, – вздыхает он, проводя пальцами по деревянной раме. – Че делать-то будем? И как бы подстебнуть Костю ни хотелось, заделывать щели правда нужно было. Как человек, наученный жизнью, Казик по-хозяйски отталкивает руку Баджиева от рамы. – Ватой заткнуть можно, потом проклеить. – Запенить не проще будет? – Так это покупать еще надо. Проблемы Костик не видел. Пена наверняка продавалась в каждом хозяйственном, стоила копейки и продержалась бы не одну зиму, чего нельзя было сказать о вате. Способ-то, конечно, дедовский, вот только и дед-то от пневмонии помер, так что на вату надежды возлагать тоже не стоило. С другой же стороны, переться куда-то в жуткую холодину тоже не хотелось. – Ладно, давай пока попробуем ватой заткнуть. Тащи скотч. Работа шла небыстро. Казик надыбал ваты, поспрашивал у соседей по этажу, нашел бумажный скотч и уже приготовился утепляться, пока Костя, хмурясь и недовольно цокая, быстро строчил ответы на смски, уведомлениями о которых телефон не переставал звенеть ни на минуту. То и дело отвлекаясь, он бегал от окна к зарядке, бросая Ханемиева за работой одного. Как ни пытался он разговорить Костика, заставить того вернуться к работе и напомнить, что если окна не проклеить, то мерзнуть будет не только сам Казик, Баджиев упорно не отрывался от телефона, только мыча в ответ и особо не вслушиваясь в то, что ему вообще говорят. – Фу, ну и полетело, – Ханемиев ловко отскакивает, едва не расчихавшись, когда с подоконника сыплется старая краска с не менее старой побелкой. Весь пол под ногами вдруг накрывает слоем пыли. – Теперь еще и полы мыть придется. Ну за это у нас ты тогда ответственный будешь, – бросает он Косте, и Костя кивает. – Ну вот и порешили. Такой ты у нас молодец, конечно, Костян, инициативный, сразу видно взрослого мужика: сказал – сделал, как в рекламе завещали, уборкой надо заниматься с любовью. Костик лениво вскидывает голову. – Чего? Любовью заниматься? – Называй это как хочешь, но полы все равно мыть будешь ты. – Договорились, – соглашается он, не зная, на что именно, и снова скроллит пальцем по экрану едва живой шестерки. Ханемиев смотрит на него молча, выжидая, когда до него дойдет смысл разговора, но Костя и не думает к нему возвращаться. – Согласен заниматься уборкой? – Да, – резко в ответ, не поднимая больше головы. – А любовью? – подшучивает, но Баджиев снова согласно мычит, и у Казика ожидаемо подгорает. – Костик, ты заебал. – Да Маринка это, – заебавший Костик блокирует телефон и возвращается к окну, ловко подхватывая с пола отвертку. – Там темы на доклады разбирали, я нам с тобой занял. – Это по соцпознанию? Какие занял? – Да любые, Казь. Тебе не пофиг? Со старостой стоило дружить хотя бы потому, что темы на семинары преподы передавали ей, и, договорившись по-дружески, у нее их выцыганить можно было еще до того, как список уйдет в беседу группы. Одногруппники же как коршуны, тут же налетали и разбирали что попроще, так что Костя нашел свой способ, как облегчить себе жизнь – да и Казику, в принципе, тоже. – Слушай, – ехидно расплывается в ухмылке Ханемиев. – А у вас с ней было что-нибудь? – С чего бы? – Она к тебе жмется, а ты, вроде, и не против, – заключает Казик, поплотнее утрамбовывая вату в щелях подоконника одолженной у соседей отверткой. – Взрослые же люди. Ну вот честно, дал бы ей? – Тебе если так хочется о хуйне какой-то поболтать, ты к Антохе иди, – Костик хмурится. Казик спорить не стал, но определенные выводы для себя сделал. – Так дал бы? – Хорош уже. – Понял. Телефон снова зазвонил. Ковыряясь в щелях отверткой, Баджиев даже не дернулся – важных звонков у него запланировано не было. Когда же телефон зазвонил снова, он кивнул Ханемиеву. – Сбрось. – Опять Марина. Точно сбросить? – Да сбрасывай уже и звук выключи. А лучше на полет поставь, а то мы так с тобой вообще не закончим. Хотелось, конечно, попакостить, взять вместо Кости трубку да наговорить чего-нибудь, от чего у него лицо краской аж до ушей зальется, но жизненным принципом Казика всегда было «первым делом самолеты», так что Маринка была оставлена на потом, звонок был беспощадно отклонен, а телефон обеззвучен. Как Костя и предполагал, ваты не хватило. Окна, конечно, утеплили, но под подоконником вату утрамбовали неплотно – ее оставалось до смешного мало, и легла она слишком тонким слоем. Затянув все бумажным скотчем, Костя приложил ладонь к заткнутым щелям. Молчал долго, замерев, кривя губы и еле сдерживаясь, чтобы не перебить все окна кулаками и коленями. – Ну чего? – Я же говорил, что пенить надо, – плюет он. – Сам потрогай, сифонит пиздец. Казик приложил руку к своду рамы: сквозит. Под подоконником он даже проверять не стал – бессмысленно. Скотч отлетал от окон со скрипом. Бешено орудуя отверткой, Костя со злостью принялся вытаскивать вату, которую они так старательно пропихивали в щели, пока Казик, мельтеша где-то позади, натягивал на себя джинсы. – Куда ты собрался? – До леруа мерлен, – бросает он, пока Костя не разорался на всю общагу. Все-таки, не заканючь Казик сразу, сбегай он за пеной по-человечески, сейчас бы они уже сидели в тепле. – Вытаскивай, что вытащится, приеду, запеним. – До хозяйственного сбегай, там должна быть. – Да нет там нифига, я на метро сейчас туда и обратно. Инициатива, подумалось Косте, наказуема, но останавливать он Казика не стал. Проводил его, триста раз переспросив, все ли тот взял, убедился, что надел шапку на свою на удивление неплохо выкрашенную голову, снова сбросил звонок – на этот раз уже от матери, а затем нехотя вернулся к вытаскиванию ваты из щелей. Орудовать отверткой уже не хотелось, вата вытаскивалась с трудом, вместе со скотчем с рамы сходила еще и краска, так что на это дело Костя тоже плюнул, решив, что запенить окна можно будет и так, а если же нет, то пусть Ханемиев остатки ваты достает сам – все-таки, Костя изначально предлагал залить окно монтажкой. Нарезая круги по заледеневшей комнате и гадая, чем заняться, Костя снова застрял в телефоне. Три пропущенных от Маринки, непрочитанное «Баджиев, возьми срочно!!!!!!!» от нее же, пропущенный от мамы, двенадцать сообщений в беседе группы и еще несколько из каналов в телеграме. Ничего нового, все просколлилось быстро, не удосужившись ответа, и лишь чудом в потоке ненужной информации взгляд зацепился за диалог с Ваней. У вас тоже вырубили отопление? Сообщение пришло с утра, но заметил Костя его только сейчас, когда время уже перевалило за четыре. Решив, что лучше ответить поздно, чем не ответить вообще, Костя быстро набрал ответ – тем более Ваня был в сети.

да, холодина страшная. окно утепляем

Сейчас как? Наскоро обрисовав ситуацию, Костя вздохнул. Насколько он помнил, у Вани в комнате стоял стеклопакет – родители предыдущих жильцов раскошелились и заменили советские окна, так что выключенные батареи Мацуно не должны были быть страшны. Пока не занят, приходи, погрею Костик подвис. Как расценивать приглашение, он, по правде говоря, не понял. Зная Ваню, под предложением погреть он мог подразумевать примерно что угодно. Вот кого-кого, а Ваню Костя понимать отказывался – уж слишком непредсказуемым и непосредственным парнем он был. Может быть, именно эта безбашенность в нем Баджиеву и нравилась. Не зная, как себя вести, Костик решил поступить так, как поступал всегда, и просто отшутиться. «чем греть будешь? своими бедр» – Костя стер сообщение на полуслове. Перегибает. Набрал заново.

это ты так заигрывать пытаешься? хочешь растопить мое сердце?

Ответ прилетел моментально. Не выебывайся Чай попьем, лапши заварю, кино посмотрим От сердца отлегло, но легче не стало. Как-то даже грустно, что Ваня энтузиазма покаламбурить не поддержал.

говяжью?

Другой и нет

сейчас буду

И Ваня, как обещал, нагрел для Кости чайник и залил кипятком помимо кружек еще и чеплышку доширака. Лапша завалялась только одна, но Косте с Ваней было не впервой делиться, так что проблемой это ни Костя, ни Ваня не сочли. Ваня Костика как пять пальцев знает: и чай ему сразу без сахара тащит, не спрашивая, и подушки на своей кровати складывает так, чтобы Косте удобно было, специально головой к окну, потому что Костя головой к двери ни за что не ляжет, загружает какие-то второсортные ужасы, потому что Баджиеву такое нравится, и гасит свет, задергивает шторы на застеклопакеченном окне, за которым уже начинает темнеть, но включает настенный светильник, чтобы потом Косте не снились его дурацкие кошмары. Раздеваться Костя у него не стал – все равно скоро придется возвращаться, но старания и поданные тапочки оценил. Комната у Вани, мягко говоря, совсем по местным меркам роскошная: стеклопакет, светленькие шторы, чистые обои – такие же светлые, с дурацкими лилиями, на полу – новый линолеум, застеленный ковром с витиеватыми узорами. Укладываясь на подушку да отхлебывая чай, Костя осматривается: почти как дома. – А этот где? Кивает на вторую кровать, пустующую, аккуратно застеленную. Ваня оставляет доширак остывать на столе и перебирается через разлегшегося Баджиева к стене, подтягивая ноутбук ближе. – С подружкой гуляет, так что мы тут одни надолго. Соседом у Вани был совсем какой-то зеленый малек, первокурсник, не то Димка, не то Митька, чудной пацан с дурацким хохолком на голове. Как Ваня уживался с ним, Костя и представить не мог, но Мацуно умудрился с ним не только не чокнуться, но и завести околодружеские отношения. Понимать этого Костя, конечно, не спешил, к соседу Ваньки относился скептически, но и вставлять свои пять копеек не собирался. – Что, совсем одни? – Совсем, Кость. – Ну что ты все вокруг да около, – Костя скалится, и Ваня грубо пихает, заставляя подавиться смешком. – Все равно надолго не получится остаться, щас этот балбес с пеной вернется, придется идти заканчивать. – А че его, до сих пор нет? – Наверное, по дороге где-то замерз. Костя приподнимается, потягиваясь за дошираком, накручивает на вилку и с неприличным звуком втягивает лапшу в рот, передавая коробку Ване. Приправа приятно согревает изнутри, и Косте совершенно плевать на то, что вечером его, скорее всего, вместе с бессонницей будет мучить еще и изжога. Ваня передает коробку обратно, и Костик отхлебывает острый бульон с края. – Вы когда закончите, приходи, кино досмотрим, – Ваня укладывается на подушку. – Хочешь, Казика бери с собой. Баджиев костьми лечь готов, что про Казика Ваня сейчас сказал исключительно из вежливости, и на деле никакого такого Казика ему сегодня видеть здесь не хочется, но он решает оставить это без комментариев. Все-таки, сейчас ему с Ваней по-домашнему уютно, комфортно и, что самое главное, тепло. Отставляя коробку лапши на стол, он ложится рядом, прижимаясь на узкой кровати поближе, и устанавливает ноутбук себе на живот. Не дожидаясь, пока Ваня сам попросит, Костик запускает фильм. Фильм Ваня выбрал самый идиотский – как раз такой, какой Баджиеву по определению должен был понравиться. Мацуно было откровенно скучно: он совсем не следил за тем, что происходит на экране, то и дело отвлекаясь на телефон, и лениво закручивал выбившиеся из пучка волосы Кости на палец. За окном уже успело потемнеть – время на экране ноутбука показывало половину шестого, и краем сознания Костя вдруг стал ловить себя на мысли, что, может, Казик там уже сам все окна запенил. Совесть кольнуть не успела: отказался пенить окна изначально – вот пусть теперь и выполняет всю работу сам. Переставив ноутбук на живот Ване, Костя перевернулся на бок, уткнувшись лбом в Мацуново плечо. – Выбрал ты, конечно, чушню какую-то. – Три звезды на кинопоиске, – улыбается Ваня, заставляя Костю криво улыбнуться в ответ. – Переключить? – Давай просто полежим? Захлопнув крышку, Костя отставляет ноутбук на стол к остывшей лапше и возвращается в полуобъяития Вани. Рука снова опускается на голову, зарывается пальцами в непослушные волосы, и Костя утыкается носом в теплую толстовку Мацуно, сладко прикрывая глаза. Где-то за окном тихо гудят машины, почти неслышимые за стеклопакетами, по карнизу стучат когтями голуби, а Ваня под боком дышит глубоко и размеренно, так спокойно. Подушка под головой ощущается мягче собственной, а от Вани рядом так тепло и уютно, что Костя готов был поспорить: может, даже при неярком свете так и уснет. Прикрыв глаза всего на мгновение, он вдруг ловит себя на мысли, что так и остался бы тут с Мацуно, так и позволял бы ему гладить свои волосы, так бы и слушал, как он тихо дышит, будто боясь потревожить. Наверное, Костя не пошевелил бы и пальцем, если бы сейчас сюда вернулся сосед Вани – максимум бы только рявкнул, чтобы тот не вздумал включать большой свет. Но зазвонил телефон. Костя дергается, и Ваня вздрагивает вместе с ним. – На столе, – подсказывает Косте. – Подай, пожалуйста, вдруг важное что-то, – устало вздыхает он. Ваня, не выпуская Костю из объятий, потягивается к столу, на секунду прижимая Баджиева к себе крепче, и протягивает телефон. Костя щурится – совсем плохо стал видеть без очков. – Ну неужели. – Важное? – Не знаю. Казику что-то надо, – Костя прикладывает трубку к уху. – Алло? Голос на том конце провода звучит растерянно. – Ты можешь на Красносельскую сейчас подъехать с моими документами? – вот так просто, без приветствий и прочих любезностей, как плевок в лицо. Взял да выдернул из полусонных объятий. – Зачем? – Да потом все объясню, собирайся и дуй сюда, Кость, достал. Костя нехотя поднимается с подушки. – Да че случилось-то? Ханемиев вздыхает. – Меня, короче, арестовали.