Между панельных домов

– Белмим, аңардан сорармын. Сашка косится на Рустама подозрительно, даже сворачивает вкладку с тредом анекдотов на двачах. Устроившись за столом перед ноутбуком и нацепив на голову здоровенные наушники с расшатанным микрофоном, Рустам разогнал всех по углам комнаты – ему предстоял важный звонок по скайпу. Коля заваливается к Харучевскому, привычно оккупировавшему его кровать, и устраивает на нем ноги, удобно распластавшись на подушке. Переговоры Рустама его заботят меньше всего на свете. Пока Рустам звонит по срочным вопросам, Коля старается не дергаться, чтобы кровать не скрипела, передвигается исключительно вдоль стен и изо всех сил пытается не попасть на камеру, в то время как Ринат бесцеремонно расхаживает туда-сюда, не стесняясь засветиться, громкая шаркая тапочками, звеня ложкой в кружке и изредка прерываясь на прослушивание голосовух из чата группы без наушников. Рустам на него даже не реагирует, зато стоит Саше только пошевелиться, как он тут же смиряет его тяжелым взглядом, ясно донося: только тот появится перед камерой, ноги ему все-таки придется поломать. – Декабрьдә, мөгаен. Саша внимательнее прислушивается к непривычно звучащей от Рустама речи – при нем он всегда разговаривал только по-русски. Мысль в голову приходит совсем неприятная: а ведь мог бы, обсуждая с Ринатом, какой Харучевский придурок, переходить на родной – нет же, специально говорит так, чтобы Сашка его понимал. Сволочь. Телефон тихо откладывается на стол. Неделя у Рустама выдалась совсем простая: пары то отменялись, то со спокойной душой им же прогуливались, а на дом не давали ничего сложного; все лабы от скуки он дописал еще на выходных, так что вплоть до четверга лежал в кровати и занимался всем, чем только пожелает, и самое приятное во всем этом было уединение – потому что Коля бегал по делам аренды и учебы, а Харучевский целыми днями пропадал бог знает где. Говорил, конечно, что на парах, но Рустам понятия не имел, после каких таких пар можно возвращаться домой под самое закрытие общаги, да и ему, собственно, было совершенно плевать. И только сегодня, в воскресенье, когда никому из соседей никуда не нужно было идти, когда они толпой сидели в комнате, внезапно отменив все свои планы, трепали нервы и шумели без повода – именно сегодня маме приспичило позвонить. Сашка с Колей и раньше видели, чтобы Рустам созванивался с родителями, но не припомнят, когда им звонил бы Ринат – судя по всему, отношения у него с ними складывались не то чтобы удачно. Рустам же, вечно уставший и недовольный, на глазах матери расцветал, из хмурого недотроги внезапно превращался в мальчика-зайчика, воркующего о насущном и нежно бросающего скромное «әнкәй», что бы оно ни значило. – Мин яхшырак беләм. – Йомырка тавыкны өйрәтми, – тихо встревает Ринат, и Рустам, не отрывая взгляда от экрана, прикрывает рукой микрофон и шепчет: – Закрой свой поганый рот. Ринат поглядывает на экран ноутбука искоса и без энтузиазма. Ему скучно – с матерью он не близок и потому не созванивается. Знает ведь, что все разговоры так или иначе сведутся к темам, которые он зарекся обсуждать с кем-то, кроме тараканов в собственной голове. Выуживая телефон из кармана, он быстро набирает сообщение, и телефон у Харучевского звенит уведомлением. Рустам раздувает ноздри, но терпеливо игнорирует. в дурака пойдешь?

на тысячу?

ок Раскидывая карты и проигрывая Ринату уже третью игру, грустно вздыхая на отправленные Хайтуллиным издевательские смайлики с букетом цветов и злой ухмылкой, Саша валится на Колю, прижимая того к стене. Коля не реагирует на него, уже взяв за привычку вот так тесниться с Харучевским на одной кровати – для Харучевского ведь непосильный труд забраться на свой второй ярус, вечно он снизу ошивается. Рустам тихо смеется, и Саша переводит взгляд с откровенно скучающего Рината на Колю. – О чем он разговаривает? – Без понятия, – шипит в ответ. Не разговаривай сейчас Рустам по телефону, Коля бы, может, прочитал Харучевскому лекцию о том, что если языки тюркские, то совсем не обязательно, что их носители будут понимать друг друга, хоть отдаленно он суть разговора и улавливает, но Коле, собственно, плевать, что там думает этот дурацкий Харучевский. – Тебе какое дело вообще? – Вдруг он там гадости про меня говорит? Ринат хмыкает, хитро глядя на Сашку, но Коля его веселья вовсе не разделяет. Он смотрит на Харучевского, как на последнего идиота, и изо всех сил сдерживается, чтобы не дать ему пинка и не столкнуть со свой кровати. Все-таки, по кому-кому, а по Харучевскому он после переезда точно скучать не станет. – Ты реально думаешь, что он звонит матери, чтобы тебя обсудить? – Он меня не любит, – резонно замечает Саша. Рустам вздыхает слишком громко – так, что у матери на том конце провода наверняка шипит в наушниках. С одной стороны, предположение действительно глупое – ну стал бы Рустам сплетничать с матерью о соседях? С другой же – почему бы и нет, Сашка бы посплетничал. А учитывая, что Харучевский у Рустама был явно не в фаворе, он бы совсем не удивился, если бы тому хватило наглости прямо при нем перемывать ему кости, зная, что Саша все равно ни слова из его болтовни не понимает. – Икегезне дә бәреп үтерермен, – бросает Рустам Коле, и Коля, толкаясь с Харучевским локтями, пыхтит и цокает. – Жүр, мен қарсы емеспін. Рустам недовольно окидывает взглядом Харучевского, растрепанного и побитого не только жизнью, но и Колей, и вновь возвращается к звонку. – Вот сейчас точно про меня было, – догадывается Саша. Рустам дергается, едва не вырывая штекер от наушников из и без того расшатанного разъема. Ринату хорошо. Ринату весь этот цирк нравится до безумия, и он криво улыбается. – Не про тебя они. – Әни яңа елга өйгә киләсеңме, дип сорый. Рустам их всех ненавидит. Вспоминает о существовании брата и обращается к нему с таким уставшим видом, что Ринат мысленно благодарит свою наглость за то, что та позволяет ему не выматывать себе нервы и не отвечать на звонки родителей. Себе дороже. Мотает головой, и Рустам возвращается к матери, передавая емкий ответ. Саша смотрит с недоверием и уже вроде как даже переводит дух, слыша, как разговор Рустама вновь перетекает в русло спокойной светской беседы, как вдруг телефон, упавший после толкучки с Колей на пол, разрывается звонком. Судорожно подхватывая его с пола, Сашка уже готовится сбросить, но на экране высвечивается «Кафедра НЕ БРАТЬ», и не брать не получается – слишком важные сейчас решаются вопросы. Он подрывается с кровати и снимает трубку уже на пути из комнаты. Оказывается, правда, что звонок был пустяковым – в принципе, мог бы и не отвечать. «Саша, добрый день, это Иван Дмитриевич беспокоит. В январе конференция в Туле, не хотите поучаствовать?» – шепелявят в трубке, и Саша, которому на все эти конференции плевать с высокой колокольни хотелось, вздыхает громко. «Ой, знаете», – вешает он на уши лапшу, – «там по датам посмотреть надо. У меня брат женится в январе, домой надо будет ехать, со свадьбы никак не получится отпроситься». Согласно мыча на все вопросы, он ежится от холода и сбрасывает сразу, как только слышит на другом конце долгожданное «до связи». Никакой такой связи Иван Дмитриевич может от Сашки и не ждать, как, собственно, и Тула может не готовиться встречать Харучевского в своих объятиях. Не хочется, подрастерял он весь энтузиазм за столько лет вкалывания на этой проклятой кафедре. Главное теперь, чтобы преподы не стали его потенциальные конференции между собой обсуждать, а то он уже и от Ярославля отмазался свадьбой брата, и с Тулы съехал под тем же предлогом. Если правда вскроется, придется врать до победного и либо убеждать всех, что у Сашки два брата и оба женятся в январе, либо что брат один, но кобелина конченный. Он возвращается в комнату, мелко подрагивая от коридорного мороза и грубо выругиваясь, хлопая дверью. Наивно полагая, что звонок Рустама уже давно окончен, Сашка даже не старается не шуметь, а потому тут же натыкается на недовольный взгляд, понимая, что лучше бы звонок в Казань не кончался никогда: стоит его матери положить трубку, Рустам психанет и наверняка разобьет ему лицо. Приметив, что Коля уже в наушниках залипает в телефоне, и на беседу его сейчас не вывести, Харучевский плюхается на кровать рядом с Ринатом, не дожидаясь приглашения, и жмется ближе, позволяя накинуть на свои голые ноги плед. – Бу безнең күршебез, Саша, – вздыхает устало Рустам, поправляя съезжающие с головы наушники. – Яхшы егет, ләкин… яше күп тә, акылы юк. Он смотрит, как Ринат ехидно хмыкает, искоса поглядывая на Харучевского, и как Рустам под столом с откровенным намеком на последствия показывает ему кулак. Сашка понятия не имеет, что так насмешило Рината, и даже спрашивать, честно говоря, уже не хочет. Внимательно слушая беседу брата с матерью, Ринат пихает Сашку коленом: судя по всему, разговор подходит к завершению – или, по крайней мере, Рустам его так отчаянно пытается замять, а потому наступает время сваливать куда-нибудь подальше, пока мать не запросила Рината к микрофону. – Пойдем погуляем? – шепчет он Сашке, и Харучевский, и без того от скуки помиравший, не думая ни секунды, кивает. – Только одевайся потеплее, там ветер сильный. – Поесть зайдем? – Зайдем. И Сашка поднимается, осторожно обходит Рустама, шорты на плотные джинсы меняет и ныряет в огромную толстовку. Пока он копошится, рассовывает всякие мелочи по карманам и рыскает по полкам в поисках налички, Ринат натягивает на себя штаны, увидь которые, мама бы тут же раскричалась о мешках и шароварах, и уже накидывает куртку, сидит и терпеливо ждет Харучевского. Куда с ним пойти – загадка, наверняка ведь этот дурень только в злачных местах и обитает, так что конкретного пункта назначения в планах свалить от матери подальше пока не вырисовывается, но Сашка умный – обязательно найдет, где можно будет со спокойной душой пожрать. – Твари вы поганые, – шумно выпаливает Рустам, нервно закрывая вкладки и снимая с головы наушники, когда мама, в десятый раз приглашая на праздники домой обоих сыновей и причитая о том, что давно уже не слышала Рината, наконец сбрасывает звонок. – Куда намылились? – Яхшы егет ведет меня обедать, – гадко улыбается Ринат, и Рустам с недоверием оглядывает Харучевского. Завязывая шнурки, тот исподлобья смотрит то на Рустама, то на Рината, не понимая шутки, но никто не спешит ему ее объяснять. Он выпрямляется, нависая над Ринатом, и затягивает сухие волосы в хвост потуже. – Ну прям чибәр, – заключает Рустам ехидно и снова к ноутбуку разворачивается, и Ринат, внимательно вглядываясь в задумчивое лицо Харучевского, не сдерживает смешка. – Ну тут не поспоришь. – Блять, да переведи, – шипит Харучевский Ринату, едва не бодая его лоб своим, и Хайтуллин выпихивает вперед себя из комнаты. – Пошли.