Между панельных домов

День в принципе не мог стать хуже. С утра пораньше Антохе пришлось натуральным образом бороться за выживание в суровой столичной действительности: проспав на важную пару – едва ли не единственную, на которую собирался на этой неделе явиться, он вылетел из общаги, не позавтракав, и ожидаемо пропустил свой автобус – пыхтя выхлопной трубой в лицо, будто усмехаясь, десятка уехала прямо из-под носа. В метро оказалось, что проездной пустой, и, пошарив по карманам, Шуджин обнаружил, что всю мелочь он оставил дома в другой куртке, а потому через турникетные двери ему пришлось нагло проталкиваться вместе с сонной толпой. Не то чтобы наглость не позволяла ему толкаться, но сбегать по движущемуся эскалатору вниз, искоса выискивая преследующих его полисменов, Антоха не привык. На пару он опоздал чуть больше, чем на час, и мало того, что примчался весь мокрый, как мышь, так еще и был позорно выпнут из аудитории за хамство вообще являться так поздно. Делать оставалось нечего, и желание посещать другие пары сегодня у него отпало напрочь, а потому голодный, нищий и грустный, Антон потащился до общаги пешком. Лишь по пути обратно он заметил, что не захватил наушники, так что будничную суету угрюмого района ему заглушить было нечем – а слушать музыку через динамик хоть и было весело, но ему уже давно не двенадцать. И все бы ничего, но вместе с наушниками, как оказалось, в общаге остался и пропуск, а Кеша как специально отказывался брать трубку, чтобы этот самый пропуск ему скинуть в окно. Зарядил дождь, и Антоха был бы готов пойти топиться в первой попавшейся луже в пробоине асфальта, но мельком знакомый магистрант, чудом оказавшийся так вовремя у входа в общагу, убедил стражей порядка на вахте, что Шуджин действительно тут живет, и с горем пополам, но домой Антоха все-таки попал. И если уж судьба решила бить его ногами прямо с утра, очевидно, сдаваться эта тварь до победного не собиралась. Вернувшись в общагу с твердыми намерениями ополоснуться в душе, завалиться под одеяло и в расстроенных чувствах проспать до вечера, Антон столкнулся с подарком, очевидно преподнесенным ему самой жизнью, с барского плеча заброшенным в захолустную общагу в качестве насмешки. Задрав ноги выше головы, он развалился на чужой кровати и даже не удосужился заткнуться, когда Шуджин поприветствовал со всей данной ему гостеприимностью. – Блять, – выпаливает он устало, хлопая дверью. – Ты что тут делаешь вообще? Ты тут даже не учишься. Тишина в комнате повисает лишь на мгновение – Максим, дергая носком, тянет из картонного стакана газировку через трубочку. – У меня гости, – басит Кеша, скромно устроившийся за столом, пока Максим оккупировал его кровать, и жующий картошку, наверняка остывшую за то время, что ее везли из бургер кинга, разогретую потом в ржавой микроволновке, резиновую. Желудок тихо заурчал. – Моих друзей ты из гостей вышвыриваешь, – обиженно шипит Антоха. Теоретически, конечно, можно было бы выгнать Макса, учитывая, что тот был мелким, и даже если бы он не послушал грубую силу, атаку главного босса в лице коменды заскочивший зайцем в общагу Санов бы не пережил, но тогда резко возросла бы вероятность все-таки познакомиться с кулаками Рюгужина, чего Антону хотелось меньше всего на свете – по крайней мере сегодня. Не стесняясь посторонних глаз, он стягивает с себя насквозь промокшую одежду и надевает старую толстовку. – У тебя нет друзей, – учтиво напоминает Максим, и Тоха даже рта раскрыть не успевает, как тот, будто и вовсе позабыв о его существовании, непринужденно возвращается к обсуждению насущных проблем насквозь прогнившего современного общества циников и социопатов, хруста колен, с которых с таким титаническим трудом поднималась необъятная, и треска православных скреп. В общем, заводит свою привычную философскую шарманку. – Так что не спорь, Кеш. Сырный лаваш – это тот же лаваш, просто с сыром в тесте. По сути, в каком-то смысле это такие же сырные пирожки. – Приехали, – угрюмо отмахивается Кеша, закусывая луковым колечком. – Пирожки – это тесто с начинкой, а сырный лаваш – он без начинки, сыр же в самом тесте. – Говорю же, в каком-то смысле. Ну типа как семейство такое, царство. Ну как в биологии было. Выпечка и выпечка, одна фигня. Сейчас Юляхе наберем, она должна знать. Краем уха слушая, как Максим стучит пальцами по экрану, шаркая тапочками, Антоха бродит по комнате, не зная, куда себя деть, и таскает у Кеши прямо из-под носа картошку. Кеша рывком отодвигает упаковку так, будто Шуджин у него мать родную отбирает, на что Макс, уже прислонивший телефон к уху, машет рукой. – Да пусть есть. – Пусть покупает себе сам, – возмущается Кеша, и Антон, ловко извернувшись, выхватывает у Рюгужина еще немного – так, просто чтобы позлить. – Все равно она невкусная, – заключает Максим, обладатель трех черных поясов по скоростному поеданию картошки. Кеша соглашается. Опять Максим бургер кинг свой припер, а ему давись. Он протягивает картошку Шуджину, и тот, щедро принимая резиновое подаяние, заваливается на кровать, вытягивает телефон из кармана и уже открывает вк, чтобы пожаловаться на несправедливость судьбы по отношению к себе единственному человеку, который реально стал бы его слушать. – Алло, Юль? – звонко раздается напротив. – Вопрос возник, может, ты знаешь: вот смотри, теоретически, если сырный лаваш – это тесто с сыром, то можно ли считать его чем-то вроде родственника пирожка? Пирожки – это же тоже тесто с какой-то начинкой? – Начинка-то внутри теста, а не в самом, – шипит Кеша под руку, но Макс снова отмахивается, призывая замолчать. – Так у тебя же таджик ларек держит, – Макс хмурит светлые брови. – Ну он же каждый день шаурму крутит, спроси, должен знать, – он приподнимается на локтях, и по одному выражению лица греющий уши Антон понимает, что кем бы ни были эти Юляха с таджиком, на контакт они идти не собираются. Уловив мысль, Максим приводит самый веский аргумент из своего арсенала, против которого Юля ни в коем случае не должна была устоять. – Вопрос жизни и смерти, Юль. Но судя по тому, как растерянно Макс смотрит на экран телефона уже через секунду, Юля бросила трубку. – Гуглить не пытались? – встревает Антон, и Кеша уже раскрывает рот, чтобы заставить Антона снова заткнуться, как Макс спокойно пожимает плечами, будто и вовсе не имел ничего против Шуджинской интервенции. – Нужен достоверный источник. Препирательства по поводу истинной природы сырного лаваша Антохе, честно говоря, были неинтересны, а потому и слушать бесполезный треп он не стал. Завалившись на постель без сил, он принял решение сходить в душ позже, когда ноги отдохнут, и воспользовался возможностью найти страницу Максима в вк. Никаких таджиков в друзьях у него ожидаемо не нашлось, а смотреть у Рюгужина смысла не было изначально – он закинул Тоху в бан сразу, как только они познакомились. Правда, обнаружилась одна Юляха – Юля Шибаева, но страничка у нее оказалась закрыта, а стучаться в друзья к несовершеннолетней на вид девочке, пусть и с целью поисков какого-то абстрактного таджика, Антохе не позволяли ни остатки совести, ни действующие законы Российской Федерации. Любопытство, однако, взяло верх. – С каким это всезнающим таджиком вы там водитесь? – бросает он мимо дела, возвращаясь в диалог с единственным человеком, которого считал другом. – Ты вообще не лезь, – огрызается Кеша в ответ. – Тебя уже и картошкой накормили, че тебе надо еще? – У меня что, права голоса тут нет? Я, в отличие от некоторых, тоже тут живу. – Живи молча, – советует Кеша, и Антона дружеское наставление неожиданно колет в самое сердце. Не то чтобы Антон питал какую-то любовь к Кеше и вообще хотел бы жить с ним под одной крышей, но выбирать ему не приходилось, так что делать было нечего – пришлось смириться. Иногда Тохе даже казалось, что и Кеша уже привык: огрызался, конечно, пыхтел и язвил, но хотя бы не бросался с кулаками и не выгонял за порог посреди ночи, как это было поначалу. И все же было обидно: Санову дозволено все. Максим, не ходи босиком – пол холодный, надень тапочки Антохи, все равно его дома нет. Максим, хочешь чай? Я заварю. Максим, тебе не дует? Если что, говори, я форточку поплотнее закрою. Максим то, Максим это. Максима даже на вахте пропускают, хотя он не просто не живет в общаге, он даже в универе-то не учится. Преисполнился в своем познании и решил после одиннадцатого класса не за высшим образованием пойти, а за воппером, а потом – ну, и в овервотч покатать можно, и в гта бойню с прохожими устроить. Антоха, если забывал пропуск, домой потом по часу попасть не мог, а он ведь уже третий год коменду на ушах держит. Несправедливо все это и просто по-человечески неприятно. Антону хочется красиво съязвить, но подходящих слов не находится. – Захлопнись. – Ну реально, зачем ты лезешь? Тебя вот вообще хоть каким-то боком этот разговор касался? Сиди и жуй свою картошку. Картошку-то жевать Антоха не перестал, лишь устроился поудобнее на сырой от вымокшей под дождем головы подушке и решил отвоевывать свое право высказываться даже тогда, когда на деле-то его об этом никто не просит. Кеша мог брюзжать хоть до посинения, но Антоха жил по принципу доебаться до нервного и подъебать ранимого, а потому все оскорбления он смело пропускал мимо ушей. В конце концов, он жить спокойно не сможет, если не вставит свои пять копеек, особенно учитывая, что кореш в вайбере не то не видел сообщений, не то специально игнорировал любую весточку. – Если вам вдруг интересно мое мнение, – важно начинает он, и Макс перебивает его на полуслове. – Неинтересно. – Сырный лаваш и пирожки – это вообще разные вещи. Как холодец и заливное. – Вообще пофиг, что ты там думаешь. – Нет, – строго возражает Кеша, улавливая ход мыслей Шуджина. – Пусть говорит, раз он тоже тут живет. Давай, скажи ему, что лаваш с пирожками вообще никак не вяжется. Максим смотрит на Кешу почти оскорбленно. Не будь он таким гордым, наверняка бы высказал сейчас, что Кеша сволочь и предатель, раз готов продать свои принципы ради какого-то спора, согласиться с мерзким Шуджиным, которого по сто раз на дню называет паскудой и грозится отметелить так, что мать родная не узнает, но вместо этого лишь квасится и переводит тему. – Заливное с холодцом тут каким боком? Одно и то же вообще. Кеша с Тохой переглядываются и многозначительно фыркают. Уж от кого, а от Максима, который только и делал, что набивал желудок всем, чем можно и нельзя, такой неосведомленности в базовой кулинарии они оба ждали меньше всего. – Ну ясно все, – Антон снисходительно усмехается, отмахиваясь от Максима и снова потягиваясь к телефону. – Твое мнение больше не учитывается вообще ни в каком вопросе. – Заливное с желатином вообще-то делается. Желатиновый кризис холодца и заливного Максу уже было не разрешить. Крыть было нечем: в конце концов, Максим еду любил есть, а не готовить, и всякие там желатины видел разве что в Пятерочках в отделе с мукой, когда дед отправлял за покупками. Проигрывать, правда, Максим не умел, а потому, стоило Кеше рассмеяться над ним, он грозно схватился за телефон. – Ты хоть знаешь, что такое желатин? Или агар-агар? – совсем не смешно подкалывает Рюгужин. Шуджин растекается в поганой ухмылке, будто сам знает, что это такое и чем отличается от желатина. – Остров, – смело заявляет Макс. – Остров? – Бора-Бора, что ли? – вмешивается Тоха, и они с Кешей синхронно заливаются хохотом. Недовольный Максим прислоняет трубку к уху, прожигая в Кеше дыру безразличным взглядом и полностью игнорируя существование вытирающего слезы Антона. – Мы вообще о другом говорили, причем тут твоя Бора-Бора? – ворчит он и, дождавшись ответа, громко хлопает по столу ладонью. – Юля! Таджик где? Антону уже и не хочется даже Максима выгонять – ну такой он потешный, когда ругается с высоты своего карманного роста. Телефон под боком вибрирует, и Тоха наспех пролистывает сообщение в блоке уведомлений: «сорри не дома был, успел на пару в итоге? пошли в дискорд рассказать коечо надо». Решив, что раз он сам весь день ждал ответа, то и его могут подождать, он отбрасывает телефон в сторону. – Давай, цепляй свои шлепки, – Макс пихает Кешу локтем, убирая телефон в карман спортивок. – Пошли, таджик на работе, пусть рассудит. – Да хорош уже, – пытается возразить Кеша, но с Максом спорить бесполезно. Он спихивает Кешу со стула, наспех накидывает на себя ветровку и нервно барабанит ногой по полу, выжидая, когда Рюгужин соизволит завязать ботинки. Антоха приподнимается на локтях. – Вы до ларьков не пойдете? Возьми мне шаву, деньги в куртке. – Я не полезу в твою куртку, – ворчит Кеша, и Антон цокает языком. – Возьму со своих, потом разберемся. – В сырном возьми, – бросает ему напоследок Тоха, и Максу приходится в прямом смысле слова выталкивать гогочущего Рюгужина перед собой, пока тот не нашел новых поводов поиздеваться над ним – и с кем? С Шуджиным! Смехота. Дверь за Максимом хлопает непозволительно громко.