flame of hope

К концу третьего дня после ссоры Маширо всё же заставили выйти из дома.        Несмотря на ее бурное сопротивление, родители настояли на том, чтобы она проветрила голову и заодно выбросила мусор – дома прошла генеральная уборка. Перед выходом Курата-сан с неприязнью взглянула на себя в зеркало: старые джинсы и кеды, синяя футболка с длинным рукавом и серая толстовка с капюшоном. Толстовку, по-хорошему, тоже стоило бы выкинуть: она уже старая и немного затертая, на краешке рукава и по нижнему краю есть парочка мелких неотстирывающихся пятен. Рука не поднимается – жалко. Раньше она носила её постоянно – ей очень нравился принт в виде большой звезды на груди. Еще бы завязать волосы в хвост, и Маширо снова будет выглядеть, как в средней школе... Как в средней школе, когда она была молчаливым изгоем, который видел интересную жизнь, дружбу и сцену только на экране компьютера или телевизора. Хотя, почему была? Ничего ведь не изменилось. Голосу разочарования возражает голос совести: ну как же не изменилось? Токо, Нанами и Цукуши что, не люди? Не считаются за друзей? Их в чем-то винить – последнее дело. Это ты во всём виновата, они причём? Они от тебя не отреклись, Нанами ещё вчера вечером написала – что, не хватает смелости ответить? Кишка тонка сделать над собой усилие? Эти дискуссии с собственным сознанием редко бывают эффективны, потому что Маширо никогда не понимала, как может победить саму себя чисто физически. Как можно пересилить слабость? Маширо не трудно признать свою ошибку, она не стыдится своих эмоций – но делать-то что? Что насчет активных действий, кардинальных изменений? Мир вокруг, может, и изменился – не изменилась она. Как такой, как она, сделать в этой жизни что-то значимое? На время заглушив в себе грызущий изнутри голос совести (вины?), Маширо тяжело вздыхает, хватает увесистый мусорный пакет и выходит из дома. В утиль отправится огромная часть её прошлого: отжившая своё одежда, старые постеры с изображением милых девочек-айдолов из наивных однотипных аниме-сериалов, из которых Маширо, кажется, все-таки выросла, бесчисленные тетради, блокноты и случайные бумажки с ненужными заметками и рисунками, выкопанные из тёмных углов её комнаты… Слегка дрожит рука, бросающая остатки детства в мусорный бак. Расстаться с прошлым для Маширо – тяжёлый шаг: в новом мире, для которого она слишком слаба, она остаётся ни с чем. О, как бы она хотела измениться. Стать кем-то другим. Кем-то новым, кем-то взрослым, сильным и смелым. Кем-то, чей голос не дрожит, чей взгляд не боится оторваться от пола, чьи светлые идеи и важные мысли существуют не только на словах. Кем-то, кто имеет значение. Холодный ветерок заставляет Маширо поёжиться – весна ещё не набрала обороты. Что-то, чему Маширо пока не знает названия, заставляет ее помедлить, прежде чем вернуться домой к задернутым шторам и теплому одеялу. Она разворачивается и идёт в сторону CIRCLE, сама не зная зачем, и чувство собственной никчемности от вида большой яркой вывески концертного зала становится лишь сильнее. Нет, правда, зачем она здесь? Жизнь тут никогда не замирает и не становится скучной: туда-сюда снуют музыканты со своими инструментами и сотрудники с коробками, повсюду слышится смех, разговоры и музыка. CIRCLE – это жизнерадостное место, наполненное творческой энергией и весёлым общением, и в этот момент Маширо чувствовала себя последним человеком во вселенной, кому могло бы быть здесь место. Курата-сан подходит к доске объявлений, и её сердце сжимается, когда она видит своё. Нет, не моё. Наше. Ещё недавно она с радостью и воодушевлением держала в руках листовки, которые они сделали все вместе: простенькие, мультяшные, распечатанные на домашнем принтере (и именно потому такие трогательные) отрывные объявления по нарисованному от руки образцу. Ещё недавно она с удовольствием расклеивала их рядом с концертными залами вместе с Цукуши, реально веря в шанс группы на известность. На голубом фоне – улыбающиеся лица четырёх девочек, временное название крупными буквами и анонс следующего выступления. Снизу – отрывные части с адресом площадки и ссылкой на профиль Токо. Маширо смотрит на нарисованные улыбки и морщится. За неделю не было оторвано ни одного кусочка. Ничтожество. За спиной Кураты-сан снова послышался чей-то радостный смех. Изнутри здания доносились отголоски чьего-то пения. Дрожащей рукой Маширо взялась за краешек листовки и дернула его вниз; звук рвущейся бумаги царапнул по сердцу. –Э, ты что там делаешь?! Не сразу поняв, что обращаются именно к ней (она не привыкла, чтобы к ней обращался кто-то незнакомый), Маширо отвлеклась от сдирания бумаги с доски, медленно обернулась и чуть ли не подпрыгнула на месте, когда увидела перед собой участниц своей новой любимой группы Poppin’Party: вокалистку Тояму Касуми и барабанщицу Сайю Ямабуки. Кажется, она ковырялась так усердно, что со стороны это выглядело, как вандализм. –Ты зачем портишь объявления? – сердито спросила Касуми. Дар речи исчез в неизвестном направлении и вернуться не обещал: находиться так близко к человеку с далёкой сцены было очень странно. Маширо никогда не приходило в голову, что сияющие артисты с экранов… бывают осязаемыми. Существуют в одной с ней реальности. –Это… Это моя листовка, –пролепетала она и сняла капюшон. – Мне… Нужно ее снять. Выражение лица Тоямы-сан сменилось с рассерженного на обеспокоенное. –Зачем? Прежде чем Курата-сан успела сообразить, как бы ей повежливее сформулировать правду, Касуми прищурилась и удивлённо воскликнула: –Погоди, я тебя помню! Ты была на нашем последнем концерте недели две назад? –Б-была… –Я тоже помню, – сказала Ямабуки-сан. – Ты, кажется, с подругами из школы приходила… Ты ещё тогда сказала, что тебе самой захотелось играть в группе. Это она? – она кивнула на ещё не до конца оторванный фрагмент листовки, на котором было видно лица Нанами, Токо и Цукуши. Маширо стоит перед CIRCLE в ожидании концерта: вокруг – новый, еще неизведанный оживленный мир, наполненный людьми, шумом и предвкушением чего-то интересного. Футаба-сан и их с Маширо новая знакомая Токо болтают о какой-то ерунде, пока она снова витает в облаках. Они – тоже часть этого мира; кажется, будто они обладают каким-то тайным знанием, уже умеют ориентироваться, пока она боится сделать первый шаг. –Интересно, каково это – увидеть концерт вживую, – мыслит вслух девушка. – Я такое раньше только по телевизору видела… –Значит, будем сегодня вместе пробовать новое, – улыбается Футаба-сан. – Если только телевизор смотреть, много важного в жизни упустишь. С новыми знакомыми (подругами?) Маширо входит в зал и смешивается с толпой. Звук вживую намного громче и насыщеннее, чем с экрана; шум и яркий свет, которые всегда её отпугивали и утомляли, теперь зажигают в ней что-то новое, что-то еще неизведанное. Что-то очень важное. –Ну, тогда я всерьёз об этом не думала, – нервно хихикнула Курата-сан, – но… Да, мы попробовали создать группу. Я снимаю листовки, потому что у нас ничего не получилось. Я… больше не хочу играть в группе. Эти чёртовы листовки, на которых больше не должно быть твоего имени. Эта дружба и эта радость, на которую ты не имеешь права из-за своей слабости. –Почему? – расстроенно протянула Касуми. – Тебе больше не интересна музыка? –Интересна, конечно, – тихо ответила Маширо, опустив взгляд, – но у меня нет таланта. Такие, как я, на сцене не сияют. –Но ведь это же просто! Надо поверить в себя и стремиться к мечте, и тогда у тебя обязательно всё получится! –Нет, это не просто, Тояма-сенпай, -- Маширо растянула губы в напряженной улыбке. У судьбы такое злое чувство юмора: ее идеал стоит прямо перед ней, но на самом деле между ними – пропасть. – Не в сказке живём. Все эти мечты, звёзды и прочая мишура, – она небрежно взмахнула рукой, – не научит меня петь. Мечтать-то я могу о чём угодно, но другим человеком я от этого не стану. Я – не вы. Не звезда. На мгновение взглянув на оставшийся на доске обрывок, она принялась старательно его отдирать. Уже оторванный кусок случайно упал на землю. Poppin’Party стали для Маширо олицетворением всего волшебного, что есть в музыке, того света, что скрашивал её одиночество, но был недоступен ей самой. Она ничего не сделала в этой жизни, не завела друзей в прошлом и упустила их в настоящем. Маширо знает, что во всех своих проблемах виновата сама, но никакое количество вины не способно преодолеть слабость. Она в тупике, и последнее, чего ей сейчас хочется -- смотреть, как её загоняют в угол люди, олицетворяющие собой все то несбыточно прекрасное, что она так жаждет получить. –Хватит мне уже мечтать, – дрожащим голосом пробормотала Курата-сан, сминая в руке бумагу и выбрасывая её в рядом стоящую урну. – От этих наивных фантазий одно только горе. Сказав это, она развернулась и ушла, почти срываясь на бег. Слёзы выступили на глазах Касуми, когда она подняла и сжала в руке забытый на асфальте бумажный комочек. Сайя обеспокоенно посмотрела Маширо вслед; аккуратно взяв у Касуми бумажку, она аккуратно разгладила её у себя в руках и оторвала кусочек с адресом.

⊹──⊱✦⊰──⊹

Полная тишина в кабинете нарушалась только тихим стуком каблуков о паркет, тиканьем часов и шелестом бумаги. Где-то далеко, за окном, слышался приглушенный легкий шум людских голосов и щебетания птиц. Яшио-сан аккуратно задвинула папку с только что отсортированными документами на полку и вернулась к столу. На столе, когда она работала за ним, всё всегда было разложено в высшей степени аккуратно, систематизировано, как и вся её жизнь (по крайней мере, последние несколько месяцев). Ей нравится эта новая школа – высокие кирпичные стены, полукруглые белоснежные бетонные арки с колоннами, вымощенные камнем дорожки, уходящие вглубь сада... Благородство и надежность, сила и элегантность. Второй шанс. Жизнь, которую она собирается строить в этих стенах, скромна, спокойна и достойна; ей хотелось бы пройти через годы именно так – с прямой спиной, в тишине и покое, за работой, без уязвимостей. Одной. Кабинет студсовета стал, пожалуй, любимым местом Яшио-сан в Цукиномори помимо сада и библиотеки (а любить что-то она позволяла себе нечасто). Когда она приходила сюда после уроков, чтобы работать с документами, сортировать папки, поливать цветы или выполнять какое-нибудь другое поручение Шимамуры-сан, её всегда окружали молчание и спокойствие – и это она ценила больше всего. Здесь она могла приносить пользу школе, не привлекая к себе внимание, вдали от любопытных глаз и громкого смеха одноклассниц, который она рефлекторно принимала на свой счёт; здесь она могла дать своему разуму немного отдохнуть от учебы, прежде чем снова взяться за неё по возращении домой. Иногда она даже позволяла себе не делать вообще ничего, смотреть в окно на зеленеющий сад и слушать мягкий шелест деревьев, чтобы отвлечься от бурного потока дел. Когда в кабинете никого не было, Руй подходила к окну поближе и смотрела вниз, на школьный двор. Время от времени она видела маленькие фигурки учениц, парами и группами уходящих домой, и даже с небольшой высоты третьего этажа казалось, будто они – бесконечно далеко. Так было и сейчас. Работа была практически закончена, осталось только разложить оставшиеся бумаги по папкам и поставить их в шкаф. Яшио-сан апатично смотрит в окно, провожая взглядом далекие фигуры неизвестных ей людей… …Но вдруг в этой толпе она различает своих новых знакомых, и в её голове вспыхивает картинка, которую она весь сегодняшний день усердно старалась забыть. Пасмурно. Солнце начинает клониться к закату. Руй выходит из школы, как обычно погруженная в свои мысли. Со стороны сада слышатся громкие взволнованные голоса, Руй на мгновение прислушивается в недоумении – и тут мимо неё вихрем проносится Курата-сан, чуть ли не спотыкаясь. В слезах. Яшио-сан удивленно смотрит девушке вслед и поспешно уходит, чтобы не попадаться остальным четверым на глаза. Курата-сан была так благодарна ей за ноты, говорила, как это важно для всех них -- что же у них такого случилось, что заставило её бежать? Руй хмурится и опускает взгляд; её руки, скрещенные на груди, крепче цепляются за ткань рукавов. Ей должно быть все равно. Этот непонятный ей самой интерес к этим странным людям совершенно неуместен. Какое бы горе у них ни произошло, Яшио-сан с её советами и уж тем более неумелыми попытками в сочувствие там никто не ждёт. Она услышала шум, провела по этому поводу воспитательную беседу, даже зачем-то посидела с ними – все, молодец, достаточно. Они даже начали вести себя прилично – не огрызались на неё (ну, кроме Киригаи-сан, конечно – ей никакой закон не писан), стали чуть меньше шуметь и не разнесли школу. Больше Яшио-сан ничего от них не нужно; её забота – следить за соблюдением правил, а чужая жизнь – не её дело. Со своей бы разобраться. Яшио-сан не хотелось бы признавать тот факт, что она заметила, как за последние несколько дней эти девушки утихли и стали реже собираться в своём кабинете. Вместо облегчения, которое она должна была испытать после исчезновения надоедливого шума, Руй почувствовала, как легкий холодок пробежал по её спине от внезапной мысли: А что, если ты виновата в том, что они поссорились? Когда Руй минуту назад смотрела в окно, Кураты-сан не было среди них. Где она? Зачем тебе это знать? В попытках отогнать от себя эту мысль Яшио-сан с особым рвением вернулась к своей работе. Она очень много трудилась для того, чтобы построить фундамент своей новой правильности, и потому не собирается отвлекаться от этой работы на бессмысленные сантименты. Эмоции -- лишь нежелательное побочное явление, которое не стоит учитывать. Мама всегда так говорила. Закончив работу, Яшио-сан вышла из кабинета и направилась в туалет, чтобы освежить лицо и руки прохладной водой. В тишине полупустых коридоров с высокими потолками – только звонкий стук каблуков по паркету, шорох длинной форменной юбки и далёкие, приглушённые, еле слышные голоса чужих людей. Пусть держатся подальше. Глубокий вдох, идеальная осанка, холодный взгляд, четкий размеренный шаг, подобный метроному – ей нравится выглядеть старше своих лет. Она должна доказать, что достойна этих стен. Открыв дверь, Яшио-сан вновь неожиданно спотыкается в своём стройном потоке мыслей. Перед умывальником стоит Курата-сан. Всхлипывает. Размазывает по лицу слёзы. Чёрт. Яшио-сан на мгновение застыла: стоя за спиной у Кураты-сан, она внезапно чувствует растерянность и даже легкий испуг. Тяжёлые чувства – запрещённая территория, побочное явление, вышедшее из-под контроля. Что будет более грубо – проигнорировать человека, которому плохо, или непонятно зачем попытаться вмешаться? Почему ты вообще об этом задумываешься? Руй прикусила губу, напряженно рассматривая дрожащую фигуру этой странной, доброй девушки, согнувшейся над раковиной. Когда она перевела взгляд с неё на собственное отражение в зеркале, висевшем над раковиной, внутри что-то сжалось. Если еще есть, чему сжиматься, значит, жизнь тебя вообще ничему не учит, презрительно произнес её внутренний голос. Руй вдохнула настолько тихо, насколько это возможно. Медленно, чуть ли не с кошачьей осторожностью, она подошла к Курате-сан, вытащила из кармана пачку салфеток и протянула её девушке со словами: --Не утирайтесь рукавом. Маширо вздрогнула от неожиданности и медленно подняла свои заплаканные глаза на Яшио-сан. Её взгляд одновременно был испуганным и изучающим – она будто проверяла, может ли доверять Руй, искала в её лице ответ на какой-то свой вопрос. Руй понятия не имела, как выглядело её лицо. Глупо, скорее всего. Как бы там ни было, после секундного промедления Курата-сан приняла предложенную ей салфетку. –Спасибо, – почти прошептала она, промакивая глаза. Это была совсем не та кроткая миловидная девочка, благодарившая Яшио-сан за ноты; Руй напряженно рассматривала её осунувшееся лицо, покрасневшие от слез потухшие глаза и такую неподходящую её лицу горькую усмешку. –Помните, как вы говорили, что у нашей группы нет шансов? – тихо, с хрипотцой проговорила Курата-сан. Руй застыла. –Кажется, вы были правы. Яшио-сан сверлила её глазами, отчаянно пытаясь придумать хоть что-то адекватное, что она могла бы сказать в этой ситуации. В конце концов она выдавила из себя идиотское: –Что с вами? Я могу вам чем-то помочь? Дура. Заняться нечем? Курата-сан опустила свой стеклянный от слез взгляд. –Вряд ли, – коротко ответила она глухим, бесцветным тоном. –Я понимаю, что вы не особенно рады меня видеть, – Руй слышала свой голос будто бы со стороны; что-то, чему она не знала названия, заставляло её продолжать. – Но… Я видела, как вы недавно убегали из школы в слезах. Могу я спросить, что произошло? Маширо ухмыльнулась, но из-за слёз это больше было похоже на всхлип. –Можете, но… Вы вряд ли будете мне сочувствовать, если я расскажу. Руй сглотнула. –Расскажите. И вот снова он: этот изучающий взгляд. В уставших печальных глазах промелькнула маленькая искорка интереса. –Вас правда это волнует? Почему-то сказать вслух «да» было слишком тяжело, будто это крошечное слово встало Руй поперёк горла и царапалось изнутри своими острыми краями. Поэтому она лишь коротко кивнула. Курата-сан всегда выглядела подавленной и даже немного напуганной, когда случайно пересекалась с Яшио-сан взглядами; Футаба-сан, переписывая документы, смотрела на неё исподлобья в ожидании нападения. Люди опасаются Яшио-сан; с чего Руй вдруг решила, что подходит для разговоров по душам? Курата-сан вздохнула, отошла от раковины, оперлась спиной на стену и медленно сползла на пол. –Ну хорошо… Если честно, мне бы не помешало поговорить с кем-нибудь. Руй встала рядом с ней и тоже прижалась к холодному кафелю. –Я могу послушать. Повисла короткая неловкая пауза. –Блин, я даже не знаю, как это сформулировать... – растерянно сказала Курата-сан с ещё одной болезненной усмешкой. – Просто накрутила себя, как обычно, и теперь не знаю, как расхлёбывать... Это всё так глупо звучит, когда я проговариваю это вслух… Ещё одна пауза. Руй молчит, чтобы не ляпнуть ещё что-нибудь идиотское. Внутренний голос напоминает: выбиваешься из графика. Не затягивай. –В общем, в начале всё было хорошо, – рассказывает Маширо. – Мы общались, проводили время вместе... После того, как мы сходили на один концерт, у нас появилась общая мечта – создать группу, чтобы вместе заниматься творчеством и собирать вокруг себя единомышленников. Мы, конечно, совсем новички в музыке, но мы очень старались, и в школе нас поддержали, поэтому мне даже ненадолго показалось, что у нас и вправду всё получится… Курата-сан обхватила колени руками и склонила голову. –Но мы с первого же выступления столкнулись с трудностями. Глупо было бы ожидать, что их не будет, но... Выходить на сцену с искренним желанием показать людям свои чувства и свои усилия, а в ответ получать жесткую критику и обесценивание – это очень больно и страшно. Когда ты впервые в жизни подаёшь голос, а тебя не хотят слушать, начинает казаться, что ты – плохой человек, которому лучше заткнуться и не отсвечивать. Руй прикусила внутреннюю сторону щеки и крепче сжала вспотевшие ладони, скрещенные в замок за свой спиной. –А я, как оказалось, малодушная трусишка, – невесело улыбнулась девушка, взглянув на Яшио-сан. – Начиталась плохих комментариев про наше выступление и испугалась, что никогда не смогу стать лучше. Я не выдержала эту боль и этот страх, и в итоге сорвалась на девочек, хотя они ни в чём не виноваты. Даже не знаю, захотят ли они со мной общаться после такого… Они помолчали. Тишина какая-то плотная, наполненная странным чувством ожидания чего-то. Чего? –Может, игра в группе – это и правда не моё... – тихо добавила Курата-сан. – Я уже ни в чем не уверена. Как думаете, Яшио-сан, – во взгляде девушки появляется надежда, – они меня всё ещё ждут? –А вы хотите, чтобы они вас ждали? После короткой паузы Яшио-сан объясняется: –По вашим словам не очень понятно, чего вы в итоге хотите. Курата-сан устремила уставший стеклянный взгляд куда-то в пустоту. За окном продолжали тихо шелестеть деревья. Где-то вдалеке щебетали птицы. –Я хочу измениться, Яшио-сан, – с чувством произнесла Маширо. – Стать смелее, завести друзей, найти себя в творчестве... Я устала от скуки и одиночества, но у меня как будто нет сил что-то изменить. Нет понимания, как это сделать. Я хочу участвовать в мире, а не только наблюдать за ним со стороны, создавать что-то красивое, а не только жаловаться и прятаться. Вот как в девизе школы написано – сиять... Понимаете? С этим вопросом она посмотрела Яшио-сан в глаза. Руй сжала челюсти и медленно кивнула. –Мы опозорились на сцене, как вы и предсказывали. Наверное, вы были правы насчёт нас… Я вообще не должна была надеяться на успех… Нафантазировала себе прекрасную жизнь, где я чего-то стою, и так глупо провалилась... Руй слегка поморщилась. Слова, рвущиеся наружу, продолжали больно царапать горло. –Простите меня, Курата-сан. Маширо в недоумении посмотрела на неё. –В смысле? За что? Руй отвела взгляд. –За мою... чрезмерную строгость. Теперь я понимаю, что это было… неуместно. У меня не было цели… демотивировать вас. То, что вы говорите... Это не глупо. –Я рада, что вы мне сочувствуете, но... я и правда почти ничего не знаю о музыке. Я тогда не ответила ни на один из ваших умных вопросов… Посреди фразы эта девушка, полная противоречий, разворачивается на 180 градусов: –Но неужели без этого никак нельзя? Я же не могу за секунду стать такой умной, как вы – и что мне теперь, нельзя заниматься любимым делом? С чего она взяла, что я умная? Почему она вообще такого хорошего мнения обо мне, если я для неё толком ничего не сделала? Руй напряжённо молчит, не зная правильного ответа на её вопрос. Точнее, правильный ответ она знает, но что-то заставляет её медлить. Сомневаться? –На соревнованиях без этого никак, Курата-сан. Придётся учиться. Курата-сан помотала головой и провела рукой по волосам. –Да какие соревнования... Я же не ради медалей стараюсь. Я не хочу обязательно быть первой во всём... Мне достаточно быть хорошей хоть в чем-то. Просто... хочу быть счастливой. Делать что-то ради «простой радости» – это так непрактично. Нецелесообразно. Руй вздыхает и отвечает: –Курата-сан, я не считаю правильным отношение к музыке как к мимолетному развлечению. Если вы точно уверены, что не сможете быть успешны, вам действительно стоит прекратить этим заниматься. Моя мама всегда так говорила. На этом стоило бы закончить, но она продолжает: –Но у вас, как я теперь понимаю, другой случай. Я вижу, что ваша группа действительно важна для вас. Да, у вас пока слабые навыки, но если вы не идёте в академическое направление и ваша цель – просто играть с подругами в удовольствие, то... я думаю, вы заслуживаете второй шанс. К тому же, вы своими силами поступили в престижную школу. Значит, вы не такая уж слабая, как о себе говорите. Фразу «играть с подругами в удовольствие» она выговаривает немного сквозь зубы. Она не царапается, как короткое прямолинейное «да»; она жжётся и горчит на языке, липнет к дёснам, не помещается в пересушенную глотку. Вы такая странная, Курата-сан. Вся эта драма из-за легкомысленного развлечения – вы хоть представляете, с какими трудностями сталкиваются настоящие музыканты? –Вы правда так считаете? –Я просто оперирую фактами, Курата-сан. Зачем мне вас обманывать? Яшио-сан старается не высказывать мнений, которые могут быть неправильно поняты. Никаких мнений ей в принципе не стоит иметь; все объективные истины в жизни давно известны всем и без неё. Её дело – этим истинам подчиняться. Курата-сан кивнула и опустила взгляд. Несколько секунд тишины показались Яшио-сан слишком долгими, тягучими и горькими, как все легкомысленные слова, которым нет места в её жизни. –Почему вы бросили музыку? Руй вздрогнула от внезапного вопроса и опять прикусила внутреннюю сторону щеки. Догадалась, значит. Её уставший взгляд омрачился, встретившись с взглядом Маширо. –Я ей не занимаюсь. –Но раньше ведь занимались? – настаивает девушка. – Вы говорили об этом с таким знанием дела. С вдохновением даже. Вдохновение? Руй думала, что в ней уже не осталось ничего, кроме горечи и жажды покоя. –Это неважно. – Никто не должен был узнать. – У меня не было таланта. Курата-сан слушает неравнодушно, с сочувствием, и при виде её заботливого взгляда Руй хочется зажмуриться и уйти. Вернуться к графику, забыть о том, что она вообще встретила этих четверых ненормальных и перестать чувствовать, будто её загоняют в угол, чтобы заставить признаться чём-то ужасном, будто она снова отклоняется от правильного пути, выбросить из головы эти заплаканные голубые глаза, которые какого-то чёрта смотрят на неё с искренним интересом. Перестать чувствовать. –И вам не дали второй шанс? Яшио-сан не смотрит на Маширо. Она сжимает челюсти до боли в зубах, и остатки горечи скапливаются в узел где-то внутри, вызывая новый приступ головной боли. Внешне этого всего не видно, и благородные черты её лица кажутся прохладными и невозмутимыми – вот, пожалуй, единственный её талант. Раз ничего толком не умеешь, сохраняй хотя бы лицо. –Я его не заслужила. Я сдалась. Я должна была сдаться. Маширо хмурится. –Звучит как-то… жестоко. Всё, хватит. Наболтались. –Мы не обо мне сейчас говорим, Курата-сан, – почти незаметно переводит тему Яшио-сан и берёт свою сумку. – Подумайте лучше о себе. У вас всё ещё впереди. Вами уже студсовет интересуется, директор хвалил недавно... Вы должны воспользоваться своим шансом. Для меня всё давно кончено – может ты, девочка, ещё поиграешься. Курата-сан кивает, устало вздыхает и встаёт с пола. Расправив юбку и взяв свою сумку, она поворачивается к Яшио-сан и застенчиво спрашивает: –Как думаете, если я попрошу прощения, они примут меня обратно? Руй задумчиво посмотрела в пустоту. Сквозь ветви деревьев, на которых уже распустились первые листья, в окно начали пробиваться бледные лучики солнца. –Не знаю. Попробуйте. Курата-сан хмыкнула и улыбнулась. –Попробую. Вы, кстати, нас тоже извините – за шум, в смысле. Мы были так увлечены, что забывали про тишину. Яшио-сан молча кивает, мыслями уже немного не здесь. Сколько они уже тут торчат? –Спасибо вам большое, Яшио-сан. Вы очень мне помогли. Через мгновение она с улыбкой добавила: –Если я всё не испорчу и наша группа не развалится, приходите к нам ещё. Будем дружить вместе. Если вдруг чем-то смогу вам помочь в ответ – помогу с радостью. Яшио-сан предпочитает не сближаться с людьми, держаться с ними вежливо, но отстраненно. Она мало понимает в дружбе и успокаивает себя заверениями в том, что не нуждается в ней; целью своей жизни она сделала стремление к вершине, где, она уверена, ей будет тепло и спокойно под лучами успеха. О том, что на вершине может быть одиноко, Руй после перехода в новую школу решила никогда больше не говорить вслух. Яшио-сан должна хочет отказаться, но не решается снова расстраивать девушку. Хорошо, что никто здесь не знает, почему ты боишься расстраивать людей. –Хорошо, Курата-сан. Удачи. Они прощаются и расходятся, и Руй ругает себя, взглянув на часы при выходе из школы. Отклонилась от графика на целых сорок минут… Дура.

⊹──⊱✦⊰──⊹

Скрежет неудачного гитарного риффа царапнул по ушам. Забарахлил усилитель, и басовые ноты то гремели на весь кабинет, то затихали совсем. Барабаны сбились с ритма. –Да что ж такое! Музыка (точнее, её жалкое подобие) резко умолкла в очередной раз. Токо и Цукуши виновато переглянулись, а Нанами сняла с себя гитару и, нахмурившись, потерла пальцами переносицу. –Нет, так у нас ничего не выйдет, – с тихим раздражением сказала она. Она старалась не падать духом, терпела напряжение, в очередной раз прикидывалась милой дурочкой, чтобы разрядить обстановку, но все без толку. Она знала, что раскол неизбежен, и не смогла его остановить. Почему быть нормальной так сложно? – Так играть невозможно. –А че ты еще предлагаешь? – вяло спросила Киригая-сан, развалившись на стуле и откинувшись на спинку. – Думаешь, она захочет мириться? –Я не знаю! – простонала Нанами и села за ближайшую парту, прихватив с собой телефон. – Я с самого начала чувствовала, что нам чего-то не хватало, а теперь… –А теперь нам не хватает главной солистки, – продолжила Токо с каменным выражением лица. – Зашибись. Блин, я думала, играть в группе будет весело, – девушка неловко почесала затылок. – Мы так классно тусовались, а теперь… Фигня какая-то. –Проблема серьёзная, Токо-чан, – сказала расстроенная Цукуши. – Чтобы сохранить группу, мы должны приложить какие-то усилия к примирению. Я не знаю, как это сделать, – нехотя добавила она, – хоть я и лидер… –И я не знаю, – вздохнула Киригая-сан, сверля пустым взглядом белоснежный бетонный потолок. – Совсем нет идей, Хиромачи? Нанами не сразу услышала, что к ней обращаются: она смотрела в одну точку, погрузившись в глубокую задумчивость. Она должна найти какой-то выход. Она должна всё исправить, потому что если не справится, они уйдут, и тогда никаких её гениальных мозгов не хватит, чтобы заново найти себе подруг, и все повторится снова… –Хирома-ачи? –А? Что? Прости, я задумалась… –Посоветуй что-нибудь, говорю. Как нам с Куратой помириться? –Боюсь, ответ на этот вопрос знает только она сама, – кисло ответила Нанами, бросая взгляд на экран, на котором не высвечивалось никаких уведомлений о новых сообщениях. – Этого не случится, пока она сама этого не захочет. Я уже писала ей, но она пока не отвечает. Выключив телефон и спрятав его в карман, Нанами грустно вздохнула. –Если честно, я… не очень понимаю, как вести себя в подобных ситуациях. –Разве? Ты же такая умная у нас… Я думала, ты хорошо разбираешься в людях. Нанами отвела взгляд и натянуто улыбнулась. Кажется, ее стратегия «производить на людей впечатление обычной дружелюбной девочки» окончательно трещит по швам. –Значит, ты будешь разочарована. Цукуши сочувственно посмотрела на Хиромачи-сан, встала из-за барабанной установки, подошла к подруге и погладила её по плечу. Нанами прикрыла глаза и оперлась на нее головой в жесте немой благодарности. –Ты сказала, что нам чего-то не хватает, Нанами-чан, – задумчиво произнесла Футаба-сан. – Что ты имела ввиду? Помимо очевидного, – пошутила она без какой-либо радости в глазах или в голосе. Взгляд Нанами немного помрачнел, стал серьёзным и сосредоточенным. –Наша музыка неполноценна, – заявила она, – причём неполноценна с нескольких сторон. Во-первых, нам не хватает сплочённости: какого-то единого видения стилистики группы нет, все хотят разного, и неоправданные ожидания приводят к конфликту. Во-вторых... – Хиромачи-сан задумчиво прищурилась, – у меня есть стойкое ощущение, что дело не только в этом. Не хватает чего-то очень важного, и пока мы не поймём, чего именно, улучшение навыков игры нам не поможет. Лицо Токо (по крайней мере, на первый взгляд) оставалось расслабленным и равнодушным. Услышав слова Нанами, она лишь вскинула брови. –Нехило ты загнула, – присвистнула она и встала со стула. – Сплошная загадочность. Ладно, я, это, пойду, наверное, – сказала она, заглянув в свой телефон, – меня во дворе ждут. Если Курата оклемается, напишешь тогда, Хиромачи. –Ты не останешься с нами на обед, Токо-чан? – нахмурилась Цукуши. –А что? – пожала плечами Киригая-сан. – Все равно играть не будем. С этими словами она вышла из кабинета, не закрыв за собой дверь. Нанами сжала губы в тонкую напряженную линию. Рука Цукуши на её плече дрогнула. Всё вокруг было каким-то серым, слишком тихим и отвратительно неправильным. –Еще одна ушла, – убитым голосом произнесла Хиромачи-сан в звенящей тишине, сверля взглядом пустой дверной проём. – Кому это всё вообще надо? Цукуши не нашлась, что ответить. Убирая инструменты на место, она притворилась, что зевает от усталости, чтобы Нанами не заметила слезы, выступившие у неё на глазах.

⊹──⊱✦⊰──⊹

Google: как помириться с другом Интересно, как нормальные люди понимают, какой именно вариант выбрать из миллионов возможных ответов? Всё вокруг застыло в спокойном и ровном, как пульс покойника, душном безмолвии; музыкальный класс залит золотистым светом вечернего солнца. Нанами со вздохом откладывает телефон и смотрит в пустоту: сидя на полу в передней части класса рядом с роялем, она наблюдает, как летают в воздухе блестящие на солнце пылинки, как размеренно тикают часы. Как весело общаются одноклассницы за дверью кабинета. Она мило улыбалась, предлагала всем помощь в уборке, принесла кому-то ведро со шваброй, но почему-то ей всё равно не нашлось места среди парочек и групп, на которые они уже успели разбиться. Что она опять сделала не так? Почему её снова недостаточно? Почему быть нормальной так сложно? «Первый шаг: нужно поговорить»... Вау, спасибо огромное, гугл, как она раньше не догадалась. Что человеку можно такого сказать, чтобы заставить его исправить свою ошибку? Нет, так нельзя говорить – Нанами читала, что человека невозможно переделать или спасти, пока он сам того не захочет. Читала. Что она вообще может сделать, если пытается общаться с людьми по методичке? Хочется знать единственный правильный ответ, уметь подбирать слова так, чтобы окружающих не пугала твоя злость, не раздражала твоя печаль и не смешила твоя уязвимость. Когда твоё настоящее лицо не привлекает людей, хочется хотя бы научиться создавать маску достаточно прочную и убедительную, чтобы нарисованная улыбка не трескалась слишком быстро, изобрести такой костюм, через который не будет видно нервный пот на твоих ладонях и дрожь костлявых коленок. Хиромачи-сан – настоящий гений. Особенный ребёнок. Настоящая дочь своих родителей – умная, талантливая, выдающаяся. Странная. Не нелюдимая, не зазнайка, но почему-то всё равно страшно одинокая. Нанами улыбается миру так же, как все, мечтает принадлежать чему-то, как все – но люди продолжают косо на нее смотреть и проходить мимо. Откуда ей знать, как устроена командная игра, если она всю жизнь лишь наблюдает за ней издалека? Тяжелые размышления прерываются звуком открывающейся двери. Нанами резко поднимает взгляд, надеясь увидеть Цукуши – она, наверное, уже закончила подметать коридор и теперь пришла навестить её – и разочаровывается, увидев Яшио-сан. –Добрый вечер, – с сухой вежливостью произносит девушка. – Вы чего на полу сидите? –Отдыхаю, – еще более сухо ответила Нанами, взяв в руки телефон, чтобы не встречаться с ней взглядами. – Я почти закончила уборку. Скоро пойду. Тишина из холодной и пустой превращается в плотную и неловкую, когда в комнату заходит Яшио-сан. Нанами внимательно разглядывает её: бледная кожа, идеально ровная стрижка, каменное лицо... Уфф. Нанами никогда не понимала таких зажатых людей. Как можно добровольно отталкивать от себя окружающих? Неужели одиночество их не пугает? –Как ваша группа поживает? Ещё держитесь? Нанами исподлобья посмотрела на Яшио-сан. А вот это уже интересно. –Стараемся, – раздраженно процедила она сквозь зубы. – Тебе-то что? – Просто интересуюсь, – врёт девушка, с нарочито равнодушным видом натирая тряпочкой золотые кубки. Нанами почему-то на сто процентов уверена, что она врёт. Ты очень стараешься производить впечатление человека, которому на всех плевать, Руй-Руй. В праздное любопытство мне слабо верится. –Нормально у нас всё, – отвечает Хиромачи-сан бесцветным тоном, бесцельно обновляя пустую шторку уведомлений. – Так, небольшие неполадки. Даже хорошие друзья временами ссорятся... Иногда обычное общение бывает сложным. Только в этом мы, мне кажется, похожи. Ты тоже, скорее всего, понятия не имеешь, что такое «обычное общение». –Зачем вы вообще к ним присоединились? – Нанами ужасно бесит искреннее недоумение в голосе Яшио-сан. – С вашими талантами вы достойны большего. Они не мешают вам учиться? Вон, в таблице на несколько мест съехали… Ой, какие мы наблюдательные. Какая у тебя, наверное, скучная жизнь, если ты только и делаешь, что сравниваешь себя с другими по таблице с циферками. Я специально наошибалась в контрольной, чтобы съехать. Чтобы не отсвечивать. А ты и рада занять моё место... Почему для всех это так важно? –А зачем мне первое место? – глухо спросила Нанами, уставившись на девушку стеклянным взглядом. –...В смысле «зачем»? Искреннее непонимание в глазах Яшио-сан начинает её веселить. Иногда она так развлекается – задаёт ограниченным людям правильные вопросы, чтобы сбить их с толку. Это так забавно и так грустно – смотреть сквозь маски в бездну. –В прямом. Ой, радость-то какая – моё имя написали вверху таблички. Сейчас расплачусь от счастья. Теперь я могу гордиться тем, какая я хорошая, получить заслуженную порцию поглаживаний по голове от администрации школы и обедать в одиночестве, потому что все меня считают высокомерной заучкой, с которой общаться можно только ради выгоды, – пропищала Нанами издевательски-писклявым голосом. – Мне такого добра не надо. Дарю, не благодари. Несколько секунд она пристально разглядывает Яшио-сан в поисках трещины в маске. Яшио-сан старательно начищает золото, чтобы не встречаться с ней взглядами. Нанами сглатывает предательски подступающие слезы. –Ты вообще человек интересный. Я ни разу не видела, чтобы ты с кем-то общалась без необходимости. Никуда не ходишь после школы. Каждый день приходишь и уходишь в одно и то же время, как по графику. Как… робот какой-то. У тебя вообще есть друзья? Пауза, нервное сглатывание, легкое секундное нахмуривание бровей. –Я абсолютно довольна своей жизнью, Хиромачи-сан. Нанами ухмыляется. Попалась. –Я не об этом спросила. –Зачем вы вообще спрашиваете? – ледяным тоном цедит Яшио-сан. – Не думала, что вы – грубиянка, Хиромачи-сан. –Просто интересуюсь, – с саркастичной улыбкой и усталостью во взгляде отвечает Нанами. – Не хотела тебя обидеть. Она следит взглядом за четкими и сдержанными, осторожными движениями Яшио-сан. Та уже не знает, чем занять руки: все награды натерла до блеска, на полочке аккуратненько расставила, пыль со всех дипломов в рамках смахнула… В каком-то извращенном смысле Нанами приятно видеть, что не одна она живет в напряжении. Не она одна не может найти себе места. –Мне правда интересно, счастлива ли ты. Первое место в рейтинге, учителя хвалят, директор отмечает, все дела. Неужели тебе не грустно, что не с кем отметить эту победу? Яшио-сан бросает на неё короткий раздражённый взгляд и продолжает нарочито изображать бурную деятельность. –Вам-то что? И правда, зачем ей всё это... Только отталкивает людей своими философскими разговорами. Нанами грустно ухмыляется, опирается локтями на колени, кладёт голову на руки и смотрит куда-то вдаль в окно, следит глазами за светящимися пылинками, оседающими на пол. Честно говоря, ей бы хотелось, чтобы рядом был кто-то, с кем можно было бы разделить философские мысли и задавать правильные вопросы. –У меня таких наград в своё время было хоть отбавляй, – с болью в голосе проговорила Нанами, взмахнув рукой в сторону кубка в руке Яшио-сан. – Где-то до сих пор пылится папка с грамотами. И что мне это дало? Убиваться за бумажку... самой не смешно? Если бы я не понимала, что любое притворство в конечном счёте всегда бесполезно, я бы даже начала завидовать тебе. Это, наверное, так просто и спокойно в каком-то извращённом смысле – жить формальностями. Ничего лишнего, всё по расписанию, без лишних раздумий и слёз в подушку, никаких сомнений и противоречий. Циферки, таблички, золотая медаль – заработать поверхностное одобрение зазубриванием текстов гораздо проще, чем найти себе место в этом мире и перестать стыдиться своей отчаянной жажды любви. Наверное, именно поэтому ты так и живёшь. Я хочу, чтобы ты знала, что у тебя ничего не выйдет. У нас обеих не выйдет. –И вот сижу я, обвешалась всем этим, – уже нет смысла сдерживать слёзы, выступившие на глазах, – а толку-то? Из друзей – только кошка... Да и та умерла. Тишина душит Нанами, отделяет её от всех остальных. Молчание затягивает, подсаживает на страх ляпнуть что-то не то. Только еле тёплые лучи вечернего солнца обнимают её. Чем она так провинилась, что её к нормальным людям не пускают? Неужели она и правда настолько другая? Неужели быть "другой" настолько непростительно? Грудь сдавило от тоски, и Нанами стало не хватать воздуха. Она утерла слезы, встала, открыла окно, облокотилась о подоконник и продолжила бесцельно смотреть вдаль. –Понимаешь, Руй-Руй, – надломившимся от слёз голосом проговорила девушка, опустив взгляд на школьный двор, заполненный прогуливающимся парочками и группами, – когда все вокруг считают тебя особенной, ты перестаёшь принадлежать сама себе. Тебя начинают либо превозносить, ожидая слишком много, либо презирать за то, что высовываешься. Если я буду собой, меня не будут здесь любить. Если я должна притворяться, чтобы иметь друзей, я буду притворяться, хоть и понимаю, что это – путь в никуда. Короткая пауза. Сняв маску, она смотрит в свою собственную бездну. –Я... хочу хотя бы почувствовать, каково это, прежде чем меня раскроют. За ее спиной повисла оглушительная тишина. Нанами молча растянула губы в болезненной улыбке, подумав, что Яшио-сан совсем нечего ответить, но через несколько секунд услышала, как металлический кубок тихо поставили на деревянную полку шкафа, и щелчок каблуков. Медленно обернувшись, она увидела перед собой Руй с выражением вины на лице. –Извините, пожалуйста, Хиромачи-сан. Теперь очередь Нанами искренне удивляться. Её брови на мгновение слегка нахмурились в недоумении. Она молчала, выжидая. Через прочную маску на неё взглянули уставшие, грустные приглушённо-розовые глаза – увядшее, блеклое подобие её собственных ярко-розовых – и Нанами почувствовала, как внутри неё зудит любопытство узнать, что под маской, сковырнуть трескающуюся краску. Яшио-сан смогла её обмануть, но теперь она видит, что что-то явно не так в её образе каменного изваяния. Яшио-сан – загадка, которую ей хочется разгадать. –Если вас это утешит, Курата-сан планирует вернуться к вам, – медленно продолжила Руй, осторожно встав рядом с Нами у подоконника. – Я... говорила с ней. Я, конечно, ничего не понимаю в поддержке, но, наверное, я смогла ей помочь тем, что выслушала её переживания о том, что случилось между вами. Мне… жаль, что это произошло. Я… постаралась дать ей некоторые советы, и я уверена, что Курата-сан сможет исправить положение. Не волнуйтесь за неё. Ей вдруг пришла в голову странная мысль: они тут вдвоем, пока все остальные где-то далеко. Такое вот совместное одиночество. Первый шаг. Не смея смотреть Хиромачи-сан в глаза, Руй развернулась, забрала свою сумку и сделала несколько шагов к выходу из кабинета. –Прощайте, Хиромачи-сан. Я не буду больше вас беспокоить. Кажется, я поняла. Ты тоже всегда молчишь, потому что боишься ляпнуть что-то не то? Что бы ты говорила, если бы не боялась? Она уже почти подошла к двери, как вдруг сзади послышалось: –И ты меня прости, Руй-Руй. Яшио-сан медленно повернула голову обратно. Тон Нанами из обвиняющего стал виноватым. –Меня что-то понесло, – хмыкнула девушка, вытирая слёзы. – Хочу всех помирить, а сама грублю кому ни попадя… Ты не сделала ничего плохого. Мне просто больно и страшно, и мне хотелось, чтобы кто-то об этом знал. Нанами улыбнулась сквозь слёзы. –Пусть это будет нашим с тобой секретом, ладно? Я пока хочу сохранять лицо. Руй еле заметно улыбнулась в ответ. Значит, не совсем робот. –Как скажете. И, ради Бога, не называйте меня Руй-Руй. Нанами смотрела, как она уходит. Вот, значит, как, улыбнулась она своим мыслям сквозь слёзы. Всё-таки у тебя есть сердце, Руй-Руй. Ты прокололась. Значит, услуга за услугу. Я тоже пока сохраню твой секрет. Солнце клонилось к закату, мир застыл вокруг неё, и её руки начали дрожать. Телефон молчал.

⊹──⊱✦⊰──⊹

__________________________________ Вчера, 18:30 Токо-чан: хэй широ :/ че как дела мириться будем? мне тут какая-то девочка написала, кажется это из твоей любимой группы сказала что ей нужно с тобой поговорить и попросила твой номер не знаю зачем, сами там разберетесь ладно? вот её профиль @poppin_yamabuki и ещё напиши потом хиромачи пж они с фусуке волнуются ___________________________________ Маширо поджала губы и грустно вздохнула, глядя на сообщения в своей шторке уведомлений. Подходил к концу четвертый день после ссоры, и она снова пришла к CIRCLE – на этот раз в более спокойном расположении духа. Солнце клонилось к закату; в кафетерии вечером выходного дня было достаточно много людей, и, как ни странно, сидя среди них в укромном уголке в ожидании важной встречи, Маширо уже не чувствовала себя такой уж далекой от них. Видимо, в этом месте действительно есть что-то магическое – теплая и дружелюбная творческая атмосфера согревает её, дарит надежду на долгожданные перемены. Она оглядывается на людей вокруг, смотрит на их улыбки и музыкальные инструменты, слушает тихий шелест их неторопливых разговоров, и это тихое, светлое чувство любви, окружающее её здесь – именно то, что ей сейчас нужно. Маширо слабо улыбается своим мыслям и крутит головой в поисках Ямабуки-сан. Она до сих пор не может поверить, что барабанщица Poppin’Party переписывалась с ней и предложила встретиться. –Привет, Маширо-чан! Сайя Ямабуки была энергичной солнечной девушкой с золотисто-русыми волосами и яркими, умными синими глазами; она была одета в ярко-желтую весеннюю блузку с рюшами и голубые джинсы. Маширо не терпелось узнать, что заставило её прийти сюда. –Д-добрый день, Ямабуки-сан… –Можно просто Сайя, – улыбнулась та. – Ямабуки-сан – это мой отец. Девушки заказали напитки и сели за стол. До сих пор до конца не осознавая, что перед ней сидит та самая талантливая артистка с далекой сцены, Маширо нервно посмотрела на нее и сжала руки в замок. –Сайя-сенпай, я хочу перед вами извиниться, – с виноватой улыбкой произнесла Маширо. – Я повела себя неадекватно, устроила перед вами какую-то драматичную сцену... Мне очень неловко перед вами. –Ничего страшного, – с сочувствием во взгляде поспешила успокоить её девушка. – Мало ли какие ситуации бывают в жизни. Касуми-чан сама виновата, что набрасывается на людей с расспросами, – хихикнула она. – Я здесь не за твоими извинениями, Маширо-чан. –А зачем? – с неловким смешком спросила Курата-сан. – Я, конечно, очень рада возможности пообщаться с участницей моей любимой группы, но... Я не очень понимаю, почему вы захотели пообщаться со мной. –Меня заинтересовала твоя история, Маширо-чан, – ответила девушка. – Ты знаешь, я посмотрела фотографии и видео с ваших выступлений, которые ты мне присылала, – задумчиво сказала Сайя, – и прямо-таки прониклась. Понятно, конечно, что вы пока неопытные и немножко неуверенные, – улыбнулась она, – но у вас однозначно есть потенциал. Песню ты написала очень интересную. Я подумала, что могу помочь тебе советом. Что заставило тебя разочароваться? Маширо рассказала ей обо всём: о своём прошлом, которое сделало её нерешительной и замкнутой, о трудном поступлении в престижную школу, о новых подругах и их совместных неудачах. Она смущённо опустила взгляд и теребила край рукава толстовки; пристально разглядывая катышки и потертости на старой серой ткани, она вдруг подумала, что и этот обрывок прошлого ей всё же стоит выбросить. –Я понимаю, конечно, что слишком сильно драматизирую всю эту ситуацию, – сказала она, – но мне правда кажется, что такая, как я, не способна быть вокалисткой в группе. Не способна быть в центре внимания, быть успешной в чем-то таком сложном, как музыка. Сайя немного склонила голову в бок. –Какая такая? Маширо стиснула зубы. –Трусливая слабачка. Между девушками повисла тишина. Сайя грустно улыбнулась. –Ну, если себя так сильно не любить, конечно, ничего не выйдет. Если бы Касуми-чан так себя гнобила, нашей группы тоже бы не было. Маширо фыркнула. –Ну вы сравнили... Где Тояма-сенпай и где я… –Я, конечно, не спорю с тем, что Касуми-чан – очень яркая личность, – усмехнулась Сайя, – но никаких особых талантов у неё, между прочим, изначально не было. –Как же? – возмущенно воскликнула Маширо. – А гитара? А пение? Я думала, она этим с детства занимается! Сайя рассмеялась. –Вообще не угадала! Знаешь, как Касуми-чан начала играть на гитаре? Маширо молча качнула головой с выражением озадаченности на лице. –Однажды она слонялась по улице без дела и случайно увидела на каком-то фонарном столбе стикер в форме звездочки. Потом оказалось, что эти стикеры были расклеены везде на этой улице, и она решила проследовать за ними, как в сказках идут по тропинке из хлебных крошек. – На этом моменте Маширо неверяще нахмурилась, и Сайя снова хихикнула. – Не смотри на меня так, я серьёзно! Всё реально так и было! В итоге она наткнулась на дом нашей клавишницы Арисы-чан – её бабушка держит в доме ломбард – и зашла туда. Увидела у Арисы в кладовке гитару. Та сначала испугалась, мол, в доме воры, но в итоге отделалась легким испугом и тем, что разрешила странной незнакомой девочке побренчать на этой гитаре. Так они и подружились; так наша группа и зародилась – считай, на пустом месте. А дальше только практика, пробы и ошибки. И где тут талант? Где особое предназначение? Это просто череда случайностей, любовь и упорство. Больше ничего для творчества не надо. Маширо печально вздохнула. –Я понимаю, что вы хотите мне сказать, просто... В моей жизни не бывает таких историй, как ваша, потому что мне бы никогда не пришло в голову слоняться без дела по улице, заходить в гости к чужим людям и общаться с ними ни с того ни с сего. Талантов у меня нет, всего боюсь, если что-то начинаю – быстро бросаю… Я не знаю, как перестать ныть и ждать чуда и начать нормально жить. –Ну, тебе пришло в голову собрать группу с едва знакомыми тебе девочками, проучившись в новой школе меньше месяца, – улыбнулась Сайя. – Чем это не счастливая случайность, подкрепленная смелостью? Маширо застыла в изумлении. Сайя сочувственно погладила ее по плечу. –Маширо-чан, я думаю, ты себя недооцениваешь. Я вижу в тебе очень яркую звездочку, но… – она запнулась, подбирая нужные слова, – ты должна потрудиться и стать более открытой миру, чтобы твой свет стал виден. Понимаешь, да? Я уверена, тебе это под силу. Ты совсем в это не веришь? Курата-сан робко, немного грустно улыбнулась. Она чувствовала, как злость и печаль потихоньку расступаются, и к ней возвращается понимание того, что она изначально мечтала о группе вовсе не ради успеха и славы. Не ради красивой картинки как таковой – она всю жизнь так восхищалась этой картинкой лишь потому, что не встречала ничего лучше в реальной жизни. Всё это время она просто мечтала о любви. Наверное, её главной ошибкой было то, что она использовала вину, а не любовь в стремлении к мечте. –Я хочу верить. Правда хочу. Сайя улыбнулась. –Тогда скажи: ты любишь музыку? Любишь своих друзей? Осознание ответов на эти вопросы медленно спустилось на Маширо: оно было тихим и тёплым, как легкий летний ветерок, как мамина рука на её плече. С того момента, как она отчетливо почувствовала эти ответы внутри себя, она перестала в них сомневаться. –Да. Люблю. Сайя ласково улыбнулась. –Значит, у тебя уже есть главный компонент успеха. Свет ведь от любви рождается, понимаешь? Это самое важное. Poppin’Party сияет на сцене просто потому, что мы с девочками очень любим друг друга и нашу музыку. Мне, конечно, очень приятно, что ты так восхищаешься нашей группой, – с коротким смешком сказала она, – но я хочу, чтобы ты понимала: мы – самые обычные люди, такие же, как и ты. Ничто из того, чего мы достигли, не недостижимо для тебя. Маширо никогда не считала себя обычным (в хорошем смысле) человеком. С одной стороны, обычные, нормальные люди часто казались ей скучными и поверхностными; с другой стороны, они считали обыденностью те вещи, которые ей никогда не удавались, воспринимали как должное чувство принадлежности к другим людям, которое она всю жизнь жаждала почувствовать. Может, жизнь была бы проще, если бы она не проводила между собой и всем остальным человечеством такую жирную красную черту? –А что насчёт тебя самой? – задала Ямабуки-сан главный вопрос. Маширо поморщилась. –…Не знаю. –Без этого никак, – улыбнулась Сайя. – Вот в чём на самом деле проблема. Если не любишь себя и не помогаешь себе, конечно, ничего не получится. В жизни без любви вообще нет смысла. Себя любить надо даже тогда, когда ничего не получается, когда ошибаешься и поступаешь плохо. Только тогда у тебя будут силы исправиться. Подумав, она добавила: –Если ты хочешь услышать от меня какой-то более конкретный практичный совет, скажу тебе вот что: большая ошибка начинающих – ждать идеального момента для начала новой жизни. Многие думают, что для того, чтобы они смогли начать, как-то сами собой должны сложиться подходящие условия – вот сначала они каким-то загадочным образом станут бесстрашными и уверенными, и только после этого сделают первый шаг. На самом деле эта уверенность – это следствие, а не причина первого шага; её надо создавать, а не ждать откуда-то извне. Поэтому сделай это, будучи неуверенной, будучи испуганной и неопытной. Если не сделаешь первый шаг, несмотря на любые оговорки, не сделаешь ничего. Маширо повторяла про себя эти слова множество раз, когда шла домой после окончания разговора с Сайей. Она думала о кажущейся недостижимости света, который излучают артисты и любящие компании друзей; о мечтах и увлечениях, которые делали её собой; о принадлежности, которую она впервые ощутила после шумной репетиции в школьном кабинете; о нарисованных рожицах Токо, Нанами и Цукуши на ярко-голубой листовке. Маширо поняла: она любит музыку и любит их, и если в ней действительно есть хоть капля света, она должна переступить через свою слабость, чтобы поделиться им. Любви у неё хоть отбавляй, случайности уже выстроились в нужную последовательность – осталось только найти в себе капельку упорства. Маширо достала свой телефон из кармана толстовки и быстро напечатала два коротких сообщения: ~Токо-чан: мириться будем?

Вы: Будем

Я очень хочу всё исправить