Marauders. Soul shards

      Леви Кацман              Леви все еще помнит, какой шок испытал, впервые увидев ее после взрыва. Хрупкая, поломанная и обожженная, вся в бинтах и окруженная целителями. В нем впервые зашевелились чувства, которые он никак не мог взять под контроль. Несмотря на его привычку готовиться к худшему, он не мог предугадать, что Мартиша станет жертвой подобной трагедии. Каждый раз, при взгляде на нее, он винил себя: должен был предусмотреть, защитить, быть рядом. Этот груз вины тянул его вниз, мешая сосредоточиться на текущих делах и помощи ей.       Он переживал настоящий страх от мысли, что Мартиша могла потерять уверенность в себе, в своей красоте и в том, что она все еще достойна любви. Безусловно, он всегда отмечал ее привлекательность, но он куда больше ценил сущность человека за пределами его физической оболочки. И он чувствовал, как Мартиша избегала его взгляда, как отстранялась, как у нее дрожал голос, когда она пыталась отшучиваться при разговорах о случившемся. Больше всего он боялся, что ее это сломит. В нем ярость вскипала при одной только мысли о Лестрейндж.       И вместе с тем его одолевала беспомощность. Он привык находить решение любой проблемы, но эта ситуация выбила его из привычной зоны контроля. Леви не представлял, как и чем помочь ей. Он старался быть более внимательным и терпеливым, давая ей понять, что ее внешность не изменила его чувств, но Мартиша лишь шутила, что «ну да, ну да, не в твоем джентльменском стиле даму в таком виде бросать». Она явно думала, что он останется с ней из жалости, и его это злило. Он не знал, как убедить ее, что все наоборот. Что он любит ее не из благородного долга, а потому что не может иначе. И если бы он вдруг решил с ней расстаться, ее внешние изменения были бы последней причиной для этого.       Ведь у нее тоже были минусы, с которыми он, казалось, никогда не сможет примириться. Она была бестактной и громкой, эмоциональной и порой надоедливой, она не знала границ, для нее не существовало правил. Она не любила документальные исторические фильмы и считала французскую культуру претенциозной, «Улисс» Джеймса Джойса она называла «занудливой скукотищей» — «книжонкой обо всем и ни о чем», а марочные вина она разбавляла кубиками льда.       Но при этом она умела находить хорошее в чем угодно — в событиях, в людях, даже в трагедиях и в негодяях; ее жизнелюбие и вера в добро не были наивностью или глупостью, а осознанным выбором. Она часто была чересчур шумной и беспечной, но если кому-то было плохо, она всегда оказывалась рядом, чтобы поддержать. Может быть, она не читала серьезные книги и философские трактаты, но понимала людей и окружающий их мир лучше, чем некоторые умудренные опытом люди. Но и ума ей не занимать — Леви еще никто не обыгрывал в шахматы, а она со временем этому научилась — у нее была своя особая стратегия, которую она применяла и в дуэлях, еще ни разу не дав себя победить врагу. Ее не назвать элегантной — она вечно спотыкалась на лестнице и размахивала руками при разговоре, но стоило ей взять в руки палочку — вся ее неуклюжесть исчезала.       Она громко смеялась, использовала жаргонные словечки, а голос ее был слишком звонким, но тишина без нее вдруг стала для него неуютной. Леви нравился ее напор, ее страсть к жизни, ее смелость быть собой без оглядки на чужое мнение и косые взгляды. Хотя, по правде, он не знал никого, кому бы она не нравилась. Ее поистине магическая способность — найти подход к любому человеку.       Она часто подбивала его на спонтанные ночные прогулки, которые нередко превращались в приключения — заблудиться в незнакомом районе, разговориться с уличным музыкантом или напороться на Пожирателей Смерти. Она все время предлагала попробовать что-то новое — будь то необычный десерт, неожиданный эксперимент в постели или магический фокус, который, по ее мнению, должен был его впечатлить. И его это впечатляло! За три года с Мартишей он испытал столько эмоций, сколько не знал за всю свою жизнь. Она ворвалась в его устроенный и отточенный мир, взломала его педантичный порядок и впустила в него хаос — теплый, живой, настоящий.       Леви никогда не думал, что полюбит такую женщину. Даже сейчас, когда она изувечена и поломана, чувства к ней лишь обострились — он никого больше не хочет видеть рядом с собой и больше всего на свете не хочет ее потерять. Наверное, именно поэтому он сейчас стоял перед ее больничной койкой, сжимая в кармане мантии коробочку с кольцом.       Сейчас он корил себя за медлительность, ведь о предложении он начал задумываться еще год назад. Но каждый раз находились сомнения: война — еще не время; у них слишком большая разница в возрасте — это не одобрит ее семья; его мать категорически против. Последнее, пожалуй, тревожило Леви больше всего. Его мать — полукровная волшебница, но при этом из старой еврейской глубоко консервативной семьи. Леви рассказывал ей о Мартише лишь самое хорошее, опустив большую часть подробностей, но мать все равно откуда-то раскопала о ней информацию. «Американка, без должного воспитания, не сумевшая ни школу окончить, ни достойную работу найти, без наших убеждений и традиций». Она говорила, что у Леви с Мартишей не будет ни стабильности, ни будущего. «Такие женщины — ветер. Они прилетают, увлекают за собой, но когда-нибудь улетают дальше», говорила она. Она давила на него, убеждая, что он обязан жениться на еврейской девушке, магле или волшебнице, главное — из уважаемой семьи, приличной, целеустремленной и интеллектуально развитой. Это был важный вопрос семьи, корней и многовековых традиций, которые его мать берегла всю жизнь.       Для него всегда было важно мнение матери, хотя он с юности привык поступать так, как считал нужным. Так и сейчас — ему бы хотелось, чтобы два его самых близких человека жили в мире, чтобы мать приняла Мартишу, но поскольку это невозможно, он сделал свой выбор.              Всего лишь две недели, что она в Мунго, но они показались ему целой вечностью. Первые четыре дня, пока целители боролись за ее жизнь, он и вовсе себе места не находил, глаз сомкнуть не мог. Но сейчас она медленно шла на поправку, а целители с каждым разом давали все более благополучные прогнозы. Да, глаз и ухо восстановить не получится, а от ожога не избавиться, но общее ее состояние уже становилось лучше. А сегодня утром с ее левой руки окончательно сняли бинты. Кожа по всей руке такая же, как и на части лица — она потеряла привычную гладкость и мягкость, вместо этого она была рельефной, изрезанной розовыми, бурыми и белыми бугристыми линиями.       Мартиша старалась держаться, когда снимали бинты, но Леви видел, насколько ей больно — не физически, морально — смотреть на изувеченную руку. После этого она самостоятельно и без лишних уговоров приняла очередную порцию лекарств и снотворных, тут же провалившись в крепкий сон.       Вероятно, почувствовав его долгий взгляд на себе, Мартиша завозилась в кровати и приоткрыла глаза.       — Я опять проспала весь день? — сонно спросила она.       — Уже вечер, — кивнул Леви.       — А я все еще такая же? — она задавала этот вопрос каждый раз, как просыпалась.       — С каждым днем все лучше.       Решив не затягивать с важным разговором — вскоре придут целители на очередной осмотр, он сел на край кровати, протянул руку и, мягко взяв ее ладонь, заговорил:       — Мартиша, я долго искал момент, чтобы сказать тебе нечто важное…       Она вдруг изменилась в лице, посерьезнев, и приподнялась выше на подушках, устраиваясь удобнее.       — На самом деле, мне тоже тебе нужно кое-что сказать, — произнесла она, перебив его. — Я благодарна тебе за все, что у нас было. И чертовски жаль, что все так произошло, — она махнула рукой на свое лицо, — но я понимаю, что ни один парень не захочет жить с таким чудовищем…       — Мартиша, хватит, — с твердостью перебил он. — Мне не важно…       — Да-да, не важно, я это уже слышала. Но я все равно хочу, чтобы ты об этом подумал. Клянусь, я тебя пойму, если мы расстанемся. К тому же… мы всегда можем остаться просто друзьями.       — То есть, ты именно этого хочешь? Остаться друзьями?       Кажется, она впервые в жизни так крепко задумалась над ответом. И, помедлив, аккуратно произнесла:       — Нет. Но я не хочу, чтобы ты чем-то жертвовал из-за меня.       — И чем, по-твоему, мне придется жертвовать?       — Не знаю… всем! Своим комфортом! Ты хоть представляешь, как все теперь будут на меня таращиться! А заодно и на тебя, будут шушукаться за спиной: «И что он нашел в этом монстре?».       — А я думал, тебе нравится чужое внимание. Не знаю, как тебя, Мартиша, — с нажимом произнес он, не давай ей перебить себя, — но меня сплетнями и шушуканьем не испугать. Я всю жизнь сталкиваюсь с антисемитскими взглядами, для высших магических кругов — я недостаточно чистокровен и по определению ничтожество, многие считают меня слишком низким и худым для мужчины. Можно откопать еще целую кучу «слишком» и «недостаточно», но если бы я слушал все, что говорят другие, я бы не окончил Шармбатон с отличием, я бы не устроился на престижную работу, вероятно, на меня не вышел бы Дамблдор и я не приехал бы в Англию. И тогда я не встретил бы тебя. Тебя — самого смелого, яркого и потрясающего человека из всех, что я когда либо встречал. И сейчас ты мне хочешь сказать, что я должен бояться чужого мнения?       — Просто… — она опустила голову, зажмурив глаза, в которых заблестели слезы. — Мне страшно, — прошептала она.       Придвинувшись к ней ближе, он аккуратно приподнял ее лицо за подбородок.       — Это вполне естественно. И мне страшно. Но трагедии случаются, Мартиша, сплошь и рядом, и нам лишь остается им противостоять. Поэтому не нужно меня отталкивать, вдвоем справиться с ними легче.       — Я и не хотела тебя отталкивать, — едва слышно пробормотала она. — Все наоборот.       — Мартиша, если ты так боишься выбиваться из толпы, я готов на твои условия. Что ты там хотела мне сделать? Пирсинг, татуировку? Будем с тобой эксцентричной парочкой.       Она в один миг повеселела, устремив на него загоревшийся азартом глаз. То, за что он ее так ценил — за умение легко переключаться на что-то хорошее, даже если на сердце тоска.       — Можно начать с пирсинга! Проколоть нос или бровь. Тебе бы очень пошло!       — Я в этом сомневаюсь, но я согласен на компромисс.       — И твои белые рубашки сменим на что-то более броское!       Поразмыслив, Леви согласился:       — Можно разнообразить серыми или голубыми.       — Или леопардовыми и розовыми.       Она сразу увлеклась, в красках расписывая, как можно «оживить» его внешний вид, которым Леви, в общем-то, был более чем доволен. Но если розовая рубашка и пирсинг на самой верхушке уха помогут ей чувствовать себя лучше и счастливее, он готов пойти на эти жертвы. Но как только она перешла к их совместным татуировкам «где-нибудь под ребрами или на плече!», он ее мягко, но настойчиво прервал:       — Мартиша, я собирался кое-что сказать, помнишь?       — Ах да, — она поудобнее устроилась на кровати, устремив на него показательно серьезный взгляд.       Леви до последней реплики отточил и помнил свою речь, которую готовил не один день, но из него вдруг полились совсем другие слова.       — Я… — он непривычно запнулся, но лишь на мгновение. — Я помню нашу первую встречу с тобой, Мартиша. Наверное, это единственная встреча, которую я никогда не забуду. Ты умеешь произвести впечатление. И я не смог остаться равнодушным. У нас все началось слишком быстро, в первый же день знакомства — но как иначе? Но я даже предположить не мог, во что все это перерастет. Ты стала для меня не только близким человеком и моей девушкой, но и… напарником, на которого всегда можно положиться. Я легко выхожу на сражения лишь зная, что мою спину всегда прикроют. Что ты всегда плечом к плечу будешь стоять до последнего рядом со мной и никогда не отступишь.       У нее вновь заслезились глаза, и она прикрыла рот ладонью, чтобы опять не перебить его. Но и Леви тяжело сглотнул те эмоции, что мешали откровенно говорить.       — Мне это важно. И надеюсь, ты тоже знаешь, что я никогда не отступлю и всегда буду рядом.       Она кивнула несколько раз, продолжая на него смотреть сквозь пелену на глазах.       — Знаю…       — И, несмотря на хаос, бардак, что вечно тебя окружает, а ты стала моим равновесием в этом мире, тем, без чего я уже не представляю свою жизнь. И ничто — ни время, ни расстояние, ни трудности, ни даже то, что случилось, — не изменит того, кем ты являешься для меня.       — Леви…       — Я хочу провести с тобой каждую минуту этой жизни, — он достал из кармана небольшой бархатный футляр и раскрыл его. — Если и ты этого хочешь?       Мартиша оторвалась от спинки кровати, удивленно приоткрыв рот и приблизившись к футляру. Внутри было простое кольцо из белого золота: одна его половина была гладкой, а на другой вырезаны изящные и тонкие волны бушующего моря; на внутренней стороне шла гравировка на латыни «штиль и шторм».       — Это мы… — шепотом произнесла она, доставая кольцо.       — Так ты согласна выйти за меня?       Устремив на него взгляд, она громко воскликнула:       — Конечно!       Он облегченно выдохнул, сдержанно улыбнувшись. Он был не мастер говорить душевные речи и делиться собственными переживаниями, но Мартиша сейчас находилась в настолько уязвимом положении, что и ему пришлось немного отпустить свою сдержанность.       Взяв кольцо из ее рук, он потянулся к ее левой ладони.       — Нет-нет, — Мартиша выставила перед ним правую руку, — левая уродливая, пусть кольцо будет на правой.       — Не по правилам, — нахмурился он, но, встретив ее взгляд, смиренно вздохнул. — Правая, так правая.       Он надел кольцо на ее безымянный палец, и Мартиша приподняла руку, любуясь и непривычно мягко улыбаясь. Она вдруг хитро глянула на него и произнесла:       — А я давно думала об этом.       — Правда?       — Да, еще до того, как все это случилось со мной. Думала, если ты не предложишь, то это сделаю я.       — Хорошо, что я все-таки тебя опередил. Хотя я тоже давно об этом думал.       — Вот поэтому я уже и собиралась делать предложение! Ты же пока распланируешь каждый шаг, подберешь все нужные слова, пока погода хорошая установится и рак на горе свистнет, мы уже и состариться успеем!       Она хоть и говорила с легкими нотками осуждения, но выглядела счастливой — впервые за последние долгие две недели. Ну и, в конце концов, она была полностью права. Он действительно искал лучший день, планируя его и свою речь. Но жизнь показала, что нужного момента можно и не дождаться.       — У меня идея! — воскликнула она. — Это нужно отметить шампанским!       — Сразу же, как только тебя выпишут, — строго ответил он.       — Леви, сжалься над своей невестой! Еще минимум месяц ждать!       — Как раз к Хэллоуину и отметим это событие.       — Прекрасно, — произнесла она, неожиданно вновь помрачнев, — а мне и костюм не нужен.       — Сплошные плюсы.       — Вот черт… — протянула Мартиша. — Я буду кошмарно выглядеть на свадебных фотках!       — Будешь фотографироваться в профиль с правой стороны.       Подумав, она кивнула:       — Хорошо, но только если ты тоже будешь фоткаться в профиль. Можно еще и всех гостей тоже заставить в профиль позировать! Ну, а что? Может, это фишка нашей свадьбы?       Леви не сдержал усмешку.       — Я не против. Хотя, должен сказать, что я гораздо симпатичнее в анфас.       — Ты у меня красивый со всех сторон, — Мартиша на мгновение смягчилась в тоне, устремив на него нежный взгляд.       — Как и ты у меня.       — Ну да, — со скепсисом хмыкнула она. — Кстати! Нам придется убрать все зеркала из дома. Вообще все отражающие поверхности. Даже ложки заменим на деревянные.       — Без проблем, — поддержал Леви. — Но, если что, я могу заколдовать все зеркала так, чтобы они показывали тебе только то, что ты хочешь видеть.       Картинно задумавшись, она спросила:       — А зеркало сможет мне говорить: «Ты, царица, всех милее, всех румяней и белее»?       — Конечно! И будет добавлять: «А еще ты самая крутая девчонка с деревянными ложками».       Весело рассмеявшись, она нетерпеливо спросила:       — Когда устроим свадьбу?       — Как… захочешь. Мы расписаться в любой момент можем, хоть завтра.       — Ну уж нет, — усмехнулась Мартиша. — У нас будет большая вечеринка! Главное, чтобы бабуля с сестрами смогли приехать! Праздновать будем в Англии.       — Бабуля с сестрами?..       — О да, Леви, — улыбнулась она, — готовься к тому, чтобы у тебя сейчас будет очень большая семья. Мы невыносимые поначалу, но ты быстро втянешься.       Леви предполагал подобное, но все же он верил в то, что ее семья, будучи на другом континенте, мало будет с ними контактировать. Хотя он был и не прочь познакомиться с ее бабушкой и остальными сестрами. Об Айви он был исключительно положительного мнения. Да и Мартиша их очень любила, а значит, их полюбит и он.       — Хорошо. Кого еще позовем?       Что-то прикинув в уме, Мартиша покачала головой:       — Проще перечислить тех, кого мы звать не будем.       — Однозначно, Регулуса Блэка.       — Ты к нему предвзят, — ради приличия Мартиша опустила смущенный взгляд.       Да, младший Блэк ему не нравился. И дело далеко не в том, что Блэк целовал его любимую женщину. Регулус был лицемерным, жестоким и беспринципным — ко всему, что не касалось его близких людей. Настолько самодовольный и нахальный, что на этом фоне даже блекли его незаурядные умственные способности, какие Леви обычно очень ценил.       — Ты все еще ревнуешь, я знаю, — аккуратно произнесла Мартиша. — Но и я хочу тебе напомнить, что ты был на оргии в Гоетии.       — Я был там по работе, — он не сдержал резкий тон. — И ничем, что могло бы предать твое доверие, я там не занимался.       — Да-да, каждый раз это и слышу…       Мартише была чужда пустая драма, она никогда не скандалила, не ревновала и не устраивала глупых сцен — для Леви это было важно. Но каждый раз, стоило ему упомянуть имя младшего Блэка, она припоминала ему его рабочий визит в Гоетию. Но совесть Леви и правда чиста!       — Между прочим, — Мартиша подняла на него осторожный взгляд, — он наш будущий родственник.       — С чего это? — усмехнулся Леви.       — Ну, смотри! Ты женишься на мне, Айви выйдет замуж за Луи, София выйдет за Сириуса. И — вот! Регулус наша родня!       — Какой кошмар, — тяжело вздохнул Леви и театрально-драматическим тоном добавил: — Совсем не этого я хотел, делая тебе предложение.       — Да ладно тебе, — улыбнулась она. — Можно и позвать на свадьбу. Только представь, какой он шикарный подарок сделает!       Поразмыслив, Леви кивнул:       — Мне даже интересно, как он с нашим свадебным подарком извернется.       Глядя на то, как Мартиша уже вовсю планировала свадьбу и их супружескую жизнь, у Леви на душе становилось легче. Это были уже не натужные улыбки и попытки отшутиться на сочувствие других, Мартиша словно и правда забыла о своих травмах, с увлечением думая о будущем.              В назначенный час ей принесли ужин, а после пришли и целители, чтобы обработать ожоги и влить в нее несколько микстур. А сразу после появилась и Айви, которая навещала сестру каждый день, иногда оставаясь с ней на ночь, когда Леви нужно было на дежурство. Вот и сегодня она должна была его заменить до следующего утра.       Первые дни, пока Мартиша еще не пришла в себя, а ее жизнь висела на волоске, старшая Пазори не находила покоя. Она переживала едва ли меньше, чем Леви, сокрушалась и винила во всем себя — ведь Мартиша именно за ней увязалась в Англию на войну. Он видел, как Айви каждый раз, при взгляде на сестру, на мгновение задерживает дыхание, а после натянуто ей улыбается, стараясь не показывать тот ужас, что испытывает.       — Ну как?.. — Пазори не успела задать привычный вопрос о здоровье сестры, как та воскликнула:       — Мы с Леви женимся! — для достоверности Мартиша приподняла ладонь с кольцом.       — О… — Пазори перевела взгляд на Леви, неуверенно улыбнувшись. — Что ж, поздравляю.       Леви знал, что Айви не нравится их разница в возрасте и поначалу она не одобряла их отношения, хоть и впоследствии смирилась. Но при всем его уважении к старшей Пазори, но ее мнение его волновало даже меньше, чем мнение его матери.       — Надеюсь, вам в браке повезет больше, чем мне, — скептически произнесла Айви.       — Конечно! — фыркнула Мартиша. — Леви же не двинутый на всю голову психопат!       — Я… на самом деле рада, — Айви вновь посмотрела на него. — Если уж и можно кому-то доверить Мартишу, то только тебе.       Леви ей лишь кивнул в знак благодарности.       — Вот, — Пазори протянула ему скрученный клочок пергамента, — новый адрес штаба.       Развернув его, Леви увидел знакомый почерк Дамблдора. Пергамент вспыхнул и обернулся пеплом, едва он дочитал. Адрес был ему совершенно не знаком.       — Чей это дом? — спросил Леви.       — Одно из поместий Блэков, где-то на севере Англии.       Леви с трудом сдержал усмешку. Сириус не изменял себе.       На самом деле, Леви уже давно ждал, когда родственники Сириуса попросят их освободить жилплощадь. В конце концов, они имели полное право быть недовольными, что в их родовом доме живет Орден по защите маглорожденных и других угнетенных. Но Блэк удивительно стойко держался под напором семьи. Правда, и у них терпение кончилось, когда часть дома разрушили. И все же Сириус вновь пошел наперекор.       — Сириус сказал, ты снова можешь жить в штабе.       — Спасибо ему, но я и так слишком долго злоупотреблял гостеприимством, — отозвался Леви. — И я уже нашел квартиру в Лондоне.       Леви действительно уже давно чувствовал неловкость из-за того, что живет в доме Блэка, но после трагедии с Мартишей он вдвойне обеспокоился темой их отдельного жилья. Ведь если бы они не жили в штабе, она бы не пострадала в тот день.       Но он все равно ощутил непривычную теплоту по отношению к Блэку. Леви часто к кому испытывал уважение — ему нередко приходилось иметь дело с выдающимися волшебниками. Но вот и уважение, и симпатию… Леви практически ни к кому подобного не питал. И Блэк был одним из исключений. Пусть он был вспыльчивым и резким, неоправданно рискованным и не признавал авторитетов, правила ему были не писаны, но он всегда был верен своим принципам и близким. Он не юлил и не притворялся никем другим, всегда оставаясь верным себе. Леви это привлекало. А может, как и в случае с Мартишей, его притягивал хаос и слепая смелость Блэка. Но Леви даже было несколько жаль, что Сириус к нему настолько предвзят и подозрителен, хотя он и мог понять его опасения.              

***

             Попрощавшись с Мартишей и пообещав ей, что он придет утром (а также то, что он непременно передаст Сириусу новость об их помолвке, чтобы тот рассказал Софии и она порадовалась за них), Леви вышел из палаты. Но, прежде чем он отправится на дежурство, ему предстояла еще одна важная встреча.       Он трансгрессировал к Лондонской библиотеке. Одна из крупнейших библиотек в мире и одно из немногих мест, где можно спрятаться на виду. Огромное здание было пропитано запахом старой бумаги, древесины и чернил. Здесь всегда было людно и без суеты, особенно в будний вечер, как сейчас: посетители неслышно ходили между высокими стеллажами, листали страницы у дубовых столов и негромко переговаривались между друг другом. Для Леви и Кристиана Гринграсса это стало идеальным местом для встреч. Множество закоулков, укромных ниш и лабиринтов из стеллажей позволяли вести разговоры, не привлекая внимания.       После убийства Вэнс именно Леви пришлось быть связным с Гринграссом. Но если Эммелина часто могла забирать и передавать информацию Гринграссу прямо на рабочем месте, то Леви был лишен такой возможности. А потому они выбрали библиотеку.       Леви пришел заранее, поэтому отправился вдоль стеллажей, бесцельно разглядывая корешки книг. Ноги сами принесли его в раздел французской литературы. Он невольно замедлил шаг, разглядывая названия книг с именами, которые он знал с детства — Бальзак, Дюма, Пруст, Гюго. Остановившись, он вытащил том «Отверженных» и машинально пролистал пожелтевшие страницы. История Жан Вальжана была его любимой в юности, пусть и тогда он даже не знал слов для тех чувств, что пробуждала в нем эта книга. Он помнил, как купил ее у букиниста на берегу Сены, а после читал ее запоем.       Временами Леви скучал по Парижу и жизни, которую он там оставил уже почти четыре года назад. Скучал по приятелям, по работе, по осеннему Парижу и его узким улочкам, даже по отвратительному запаху Сены скучал. Скучал по легкой и певучей французской речи вокруг, по духу свободы, так присущему французам, по их простому, но изысканному стилю.       Еще иногда он скучал по отцу. Его не стало незадолго до совершеннолетия Леви. Он знал, что отца убили, хотя всё представили как несчастный случай. И он знал, кто за этим стоит. Еще в свои молодые годы Йозеф Кацман успел перейти дорогу не только Тому Реддлу, но и Грин-де-Вальду. Наверное, поэтому Леви в один миг согласился помочь Дамблдору и вступил в Орден Феникса. Он всегда восхищался отцом, всегда — он был умным, сильным, всегда собранным и сдержанным; он знал все и обо всем, всегда просчитывал действия на несколько шагов вперед; у него не было слабостей, его невозможно было вывести из равновесия. Леви хотелось быть на него похожим, хотя он и понимал, что он даже вполовину не так умен, силен и талантлив, как отец.       Отец умел оставаться в тени, искусно избегая прямого участия в войне, но незримо влияя на ее течение — Леви же ближе по духу открытые, активные действия и пламя сражений; отец выбрал в жены благоразумную девушку из еврейской общины — а Леви собирается жениться на взбалмошной американке с жаждой приключений; отец выстраивал прочные связи в мире бюрократии и науки — Леви же комфортно в обществе Сириуса и его друзей. Его полукровный отец видел в маглах инструмент (их идеи, технологии, политические процессы можно было использовать в свою пользу) — Леви же без зазрения совести участвовал в магловской революции, поддерживая протесты молодежи против консерватизма власти и жестких социальных норм.       Оказалось, что они с отцом совсем разные, несмотря на желание Леви быть на него похожим. И, несмотря на его врожденный педантизм и желание все контролировать, его часто тянуло к приключениям, к желанию ощутить адреналин и чувство опасности в крови. В такие моменты как никогда ярко чувствовалась жизнь. Возможно, именно поэтому ему настолько хорошо с Мартишей. С ней все его скрытые желания выходят вполне естественно.       — Кацман.       Захлопнув книгу, Леви убрал ее на полку и повернулся к Гринграссу, кивнув ему в знак приветствия. Гринграсс протянул ему запечатанный конверт, который Леви тут же спрятал в карман мантии, и произнес:       — Он готовит ловушку.       — Очередное извращенное нападение на маглов? — уточнил Леви.       — Я не знаю подробностей, в это посвятили лишь боевые группы. Но мне удалось разузнать, что это связано с Маузесом. С настоящим.       Дамблдор сразу им сказал, что Волан-де-Морт просто так не отпустит своего пленника, а устроит им западню или какой-нибудь неприятный сюрприз. По мнению Леви, им вообще не стоит рисковать ради Маузеса. Да, может быть, жестоко и не правильно, но ряды Ордена Феникса и без того заметно поредели за последний год. Им надо беречь свои ресурсы, а не рисковать лишний раз из-за одного человека, которого, как оказалось, они никогда не знали. Безусловно, ради кого-то из членов Ордена Леви бы без раздумий рискнул, но сейчас они в крайне невыгодном положении, а Пожиратели значительно превосходят их числом. Он бы лучше разработал операцию, чтобы вытащить Маузеса хитростью и обманом, но никак не идти в открытый бой, в который их наверняка и заманят.       — Есть еще какие-то подробности?       Гринграсс в ответ лишь мотнул головой.       — Известно лишь, что это будет в ближайшие дни.       — Что ж, и на том спасибо.       Леви уже собирался развернуться и уйти — им лучше не оставаться подолгу наедине, но Гринграсс вновь его окликнул.       — Подожди, — он явно был чем-то взволнован. — Я не рискнул писать это на бумаге, но… передай Дамблдору, что я хочу окончательно перейти на вашу сторону.       Леви внимательно вглядывался в его лицо. Кристиан Гринграсс — со всегда безупречно уложенными волосами, белозубой улыбкой и в строгой, но по последней моде мантии — сейчас он выглядел подавленным, уставшим и загнанным. Впрочем, вероятно, Леви выглядел ничуть не лучше.       — Ты же знаешь, что ты полезен нам, пока шпионишь за Ним? — произнес Леви.       — Я так больше не могу, — вырвалось у Гринграсса. Он понизил голос и ступил ближе. — У Него тоже кончаются люди, и он отправляет на грязные дела уже всех подряд. Даже меня. А мне до этого еще ни разу не приходилось марать руки. Если об этом хоть кто-то узнает… — Гринграсс прикрыл глаза, тяжело выдыхая. — Я не могу разрушить будущее своей семьи.       — Дамблдор обещал, что после войны он признает тебя своим агентом. Вне зависимости от того, что тебе приходится делать по Его приказу. Он сдержит слово.       — Я не могу больше…       — Кристиан, — успокаивающе произнес Леви, — ты же понимаешь, что от тебя сейчас зависит благополучие твоей семьи? В том числе, твоих родителей и твоей сестры. Разве Он стерпит твое предательство?       — Я обо всем позаботился! — выпалил он. — Все предусмотрел, с ними ничего не случится. Я готов сражаться рядом с вами!       Ордену не помешал бы еще один сильный волшебник в их рядах. Однако, Леви не сомневался, Дамблдор предпочтет, чтобы Гринграсс продолжал шпионить за Волан-де-Мортом.       — Я ему передам, — кивнул Леви. — Но о своем решении он уже сообщит сам.              Северус Снейп              Северус был рад с головой погрузиться в работу. Наверное, это единственное, что по-настоящему впервые помогало ему отвлечься от тяжелых мыслей о Белби. Хотя частенько он напротив думал, как бы она поступила, какой ингредиент или формулу предложила, где бы искала информацию. Но эти мысли не вызывали горечь или тоску, а напротив, нечто положительное.       Работа над созданием лекарства для Сириуса у него бурно кипела. Он даже забросил приводить дом Принцев в порядок, полностью обосновавшись в лаборатории. На доске уже были первые наброски формул и ингредиентов, а стол завален книгами и записями.       Последние пару недель, если он не был занят в штабе, он не выпускал из рук книгу, что дал ему Поллукс. Тяжелый древний талмуд, написанный Вегой Васат Блэк, оказался не только полезным, но и крайне увлекательным. Она была весьма одаренная в области чар и проклятий. И поскольку Северус и сам создал немало заклинаний, он по достоинству мог оценить ее таланты.       В ее книге была лишь одна проблема. Вега Васат жила в семнадцатом веке, тогда и представлении о магии несколько отличалось, и язык был совсем иным. Предложения изобиловали длинными витиеватыми оборотами, а правописание напоминало набор фонетических догадок. Даже привычные латинские выражения порой сбивали с толку — либо из-за старинного написания, либо из-за использования устаревших значений слов. Но, несмотря на все неудобства, он не мог оторваться. В каждом разделе и каждой главе он находил необычные формулы, неизвестные заклинания и определения, которые раньше никогда не слышал.       Большую часть времени Северус проводил в штабе, но даже тогда его мысли были постоянно заняты изученными за ночь исследованиями Веги Васат. Он спал всего часа по три, стараясь каждую свободную минуту посвятить поиску лекарства. И наконец, спустя две недели беспрерывного чтения, он нашел первую зацепку. Поллукс говорил, что Вега Васат была основоположником многих родовых проклятий, и, кажется, это было как раз то, что искал Северус. Вверху страницы было написано сложное заклинание на латыни, а ниже и описание:              «Средь всех проклятий, чернейших и зловредных, есть одно, что душу ввергает в бездну Теней. Оно вершит свой суд неспешно, исподволь, пожирая разум огнем невидимым, оставляя взамен лишь тягостное эхо безумства.       Сей яд души вызывает видения лживые и кошмары столь яркие, что сливаются с явью, и так запутывается рассудок, что теряет нити светлого смысла. Проклятый отныне пребывает во Тьме: той безмолвной, глухой пустоте, где всяк свет чужд, а надежда вянет, не родившись.       Сущая жестокость в том, что погибель от проклятия медлительна: жертва остается жива, да лишь для того, чтобы мучить себя и близких. Утолить его действие можно лишь взором в самую Тьму: принять ее, не отринуть, дабы она перестала расти. Но оный подвиг более смелости требует, нежели могут снести смертные»              За последние пару дней Северус прочитал этот отрывок десятки раз. Он был уверен, что это то самое проклятие — описание, пусть и витиеватое, полностью совпадало с тем, что рассказала ему Лили о возможных реакциях Сириуса. Но никакого решения Вега Васат не предлагала. Там же было написано, что контрзаклинание отсутствует, а лекарства не существует — она проводила многочисленные опыты, так и не придя к успеху. Идея: «заглянуть в саму Тьму, чтобы принять ее и замедлить проклятие» — Северусу не нравилась. Сириус, конечно, человек упрямый и волевой, но еще он был зависимым, и Северус сомневался, что он сможет противостоять Тьме. Она сидела внутри с него с момента рождения, и последние пару лет лишь больше поглощала его.       Впрочем, от этого варианта он все равно не спешил отказываться и решил, что его как минимум нужно будет обсудить с Лили. А он все равно попробует создать зелье. То, что это не вышло у Веги Васат, разжигало в нем лишь больше азарта.       И первое, что ему нужно — разобрать на составляющие само заклинание этого проклятия, а потом, отталкиваясь от полученной формулы, приступить к зелью. Северус выписал на пергамент сложное заклинание — его строчки, словно математические значения, складывались в формулу силы. Каждый слог, каждое слово и даже буква, паузы между словами не были случайными — они составляли фундамент заклинания. Один неверный звук, не там поставленное ударение, и оно рассыпалось в пустоту, или, что еще хуже, оборачивалось против заклинателя.       Но, едва он приступил к работе, раздалась слабая трель — сигнал, что кто-то пересек границу его территории. Навестить его мог либо Поллукс, либо кто-то из друзей, которым Северус не так давно сообщил адрес своего нового жилища. И правда, поднявшись на первый этаж, он увидел в окно Сириуса, подходящего к дому.       — А ты неплохо обустроился, — заметил он, после приветствия.       — Мне пока что некогда ремонтом заниматься, — несколько виновато произнес Северус, но тут же выругался внутри себя — вряд ли он когда-нибудь перестанет стыдиться разрухи и бедной обстановки. — Но мне нравится этот дом, — увереннее добавил он.       — На тебя похож, — беззлобно (и, кажется, без издевки) усмехнулся Сириус.       Друг все говорил на отвлеченные темы, прошелся по всему первому этажу, заглянул на лестницу, ведущую на второй этаж, и явно не решался о чем-то заговорить. Северус и так подозревал о чем именно — они оба знали, что Северус в курсе о его проклятии, но друг с другом об этом пока что не разговаривали. И, когда подвернулась очередная неловкая пауза, Северус произнес:       — Если ты пришел спросить, как продвигается создание лекарства, то, к сожалению, мне пока что нечем тебя порадовать.       — Нет-нет! — с жаром заявил Сириус. — Я вовсе не для этого пришел!       Северус вопросительно поднял брови.       — Ну, то есть, да… — скованно произнес Сириус. — В общем-то, я пришел попросить тебя… о помощи.       — Какой?       — Помочь… с лекарством.       — Работа уже вовсю идет.       — Это же Лили тебя попросила… и вообще, ввела в курс дела. А я… Это я должен был с тобой поговорить, все объяснить, попросить…       — Сириус, — прервал Северус, — все нормально. Избавь нас двоих от этого неловкого разговора.       Он, наконец, немного расслабился и даже мельком улыбнулся.       — Просто… это тяжело. Я пока что сам толком все не осознал…       А Северус неожиданно подумал, каково Сириусу — знать, что у него осталось не так много времени; знать, что однажды он изменится и уже никогда не будет таким, как прежде; что будет мучиться и страдать, как сам, так и все его близкие. Северус взялся за создание лекарства с энтузиазмом и азартом, как если бы надо было решить особенно сложное уравнение. Но на кону стояла жизнь его близкого друга.       — Идем со мной, — Северус направился к лестнице. — Покажу, над чем работаю.       Оказавшись в лаборатории, Сириус не сдержал восторженный возглас.       — Это выглядит реально круто! — восхитился он и посмотрел на Северуса. — Наверху я поторопился с выводом. Вот это место действительно похоже на тебя.       Северус ему польщенно кивнул. Отмытая и обустроенная лаборатория и правда стала его самой настоящей обителью.       — А теперь смотри… — Северус кратко объяснил ему над чем он работает, показал свои первые наброски и поделился размышлениями — возможно, будет неплохо дать Сириусу хоть какую-то надежду, что шанс есть. А под конец показал книгу Веги Васат. — Именно она придумала заклинание, которым тебя ударила Беллатриса.       — Тварь, — вырвалось у него. — Белла в смысле.       Он склонился над книгой и несколько раз прочитал отрывок Веги Васат. Северус видел, как его глаза надолго задержались на последних строках.       — «Утолить его действие можно лишь взором в самую Тьму: принять ее, не отринуть, дабы она перестала расти. Но оный подвиг более смелости требует, нежели могут снести смертные», — прошептал Сириус. — Что это значит? Что-то вроде… надо принять Тьму в себе? Взять ее под контроль?       — Я бы не советовал этого делать.       — А что, если сработает? — Сириус устремил на него нетерпеливый взгляд. — Как у Рема! Он же смог взять под контроль оборотня. И сохранил себя. Хотя такое вообще никому не под силу!       — Вот именно, это исключительный случай. И для этого надо обладать выдержкой и терпением Ремуса. Без обид, но у тебя этого нет.       Сириус уже хотел возмутиться, но Северус с нажимом произнес:       — Риск огромный в любом случае. А мы даже точно не можем сказать, что на кону, и чем все это обернется.       — Но!..       — Не забывай, что эту книгу написала Блэк, — перебил Северус. — Наверняка в ее понимании «взглянуть в саму Тьму и принять ее» не то же самое, что и в твоем.       Сириус вновь перевел глаза на страницы книги, о чем-то напряженно думая.       — Да, возможно, — как-то уж слишком равнодушно произнес он через долгую паузу. Явно что-то задумал.       — Сириус, сейчас нельзя рисковать. Время у нас еще есть. По крайней мере, пока ты не сорвался и не используешь Темную магию. Мы с Лили обязательно что-нибудь придумаем. У меня уже масса идей, а я только начал работу. Так что помоги нам, и держи себя в руках.       Сириус подозрительно долго молчал, не поднимая на него глаза и делая вид, что изучает книгу.       — Если ты готов рискнуть собой, то подумай, как это отразится на Бланк.       Наконец, Сириус метнул на него острый взгляд.       — Взглянешь ты во Тьму, и вдруг, у тебя крыша окончательно поедет? А Бланк сейчас себя и защитить толком не может.       — Да-да, я понял, — прервал Сириус и, тяжело вздохнув, признал: — Ты прав…       — Пока что не нужно отчаиваться. Я не могу ничего гарантировать, но… надежда действительно есть.       Возможно, Северус лукавил. Уж если Вега Васат не нашла лекарства от собственного проклятия, то каковы его шансы? Но когда дело касалось зелий, Северус не знал сомнений; ему чужда была неуверенность, когда он находился в лаборатории. Может быть, ему потребуется время, может быть, придется провести сотни испытаний, но он найдет решение. Лишь бы не было поздно…       — Спасибо, Сев, — вполголоса произнес он.       — Поблагодаришь, когда я сделаю лекарство.       Сириус ему благодарно кивнул и вдруг спохватился:       — Сколько я должен? Я заплачу!..       — Боже, прекрати, — перебил Северус, поморщившись. — Я от тебя и сикля не возьму.       — А как же ингредиенты для испытаний? Или что-то еще!       — У меня все есть.       — Почему ты отказываешься? — Сириус на него недоуменно смотрел. — Я же понимаю, что это огромный труд и большие затраты. И все это должно быть вознаграждено. Не нужно золото, скажи, что другое хочешь.       — Сириус… мы же друзья.       — Но…       — Когда мне потребовалась помощь и портал для Белби, ты помог без лишних вопросов. И я что-то не припомню, чтобы ты просил у меня за это оплату.       — Для меня это был пустяк, — чуть слышно проговорил он.       — А для меня — нет.       — Я был паршивым другом, — произнес вдруг Сириус. — Особенно тогда… когда выяснилось, что ты сотрудничал с Пожирателями.       Северус устремил на него удивленный взгляд. Ему казалось, эти дни давно в прошлом. И он не ожидал, что Сириус все еще думает об этом.       — А по-моему, ты был таким, как и всегда.       — Я отвратительно поступил… и наговорил всякого…       — Это точно, — кивнул Северус. — Как и я отвратительно поступил, не рассказав вам сразу всю правду. Не верил, что вы сможете поддержать и сдержать этот секрет. Я ошибся. Как и ты. Извинения приняты. Предлагаю закрыть эту неловкую тему.       Сириус с благодарностью согласился. Извиняться он никогда не умел. Да и Северус тоже. Как и они оба не любили подобные душещипательные разговоры. Северус знает, что всегда может положиться на Сириуса, что бы ни случилось. Как и Сириус на него — тоже.       Сириус отвел взгляд, вновь натыкаясь на книгу Веги Васат. Он долгое мгновение на нее таращился и вдруг нахмурился:       — Где ты ее взял?       — А… я… у Поллукса одолжил, — врать было бессмысленно.       — Ты рассказал ему про меня?! — возмутился он.       — Нет! Он… он сам догадался. Старик все еще хорошо соображает!       Сириус возмущенно смотрел на него бесконечную секунду, а потом тяжело выдохнул:       — Просто прекрасно! Рег растрепал мамаше про Бланк, а ты Поллуксу — про меня. Повезло же мне с братьями!       Проигнорировав последнюю реплику, Северус возразил:       — Я не знаю, почему Регулус растрепал про Бланк, но я лишь подтвердил догадки Поллукса и только для того, чтобы попытаться спасти твою дурацкую жизнь.       Сириус уже хотел было возмутиться, но неожиданно усмехнулся и поднял на него виноватый взгляд.       — Да, что-то я погорячился… Просто… Это же Поллукс! Ему вообще никакого доверия.       — Он сказал, что постарается сохранить это в секрете.       Впрочем, Сириуса это, похоже, не убедило. Он что-то проворчал про «самого ненадежного Блэка», а после полез в карман куртки.       — Кстати, о нашем славном семействе. Я кое-что принес для тебя. Ты читаешь «Придиру»?       — Разумеется, нет, — оскорбился Северус.       — А у нас с Софи это любимый журнал!       — Я не удивлен.       — И в последнем номере есть большая статья про тебя.       Северус ошарашенно уставился на него, ожидая, что тот признается в ужасной шутке.       — Про… про меня? — недоуменно переспросил он.       Северус — человек науки, один из лучших выпускников Академии, создатель сложнейших зелий! И что про него могли написать в газетенке для альтернативно одаренных?       — Ну да, ты же в курсе, что Скитер сейчас не может для «Пророка» писать, зато она нашла свою аудиторию в «Придире». Я слышал, когда она к ним присоединилась, у них продажи раз в двадцать взлетели.       При одном лишь упоминании Скитер ему стало дурно. От этой женщины можно не ждать ничего хорошего.       — Да ты сам посмотри, — Сириус протянул ему красочный журнал, на первой странице которого был изображен карикатурный Северус с оскорбительно большим носом и желтой кожей, горбатым и свисающим над котлом, в котором булькало ядовито-зеленое зелье. Сверху шла крупная разноцветная надпись:             

«Блэк, Принц или Снейп? Настоящее имя самого загадочного зельевара Британии»

      

«Семейная драма: Поллукс Блэк о новом имени в их родословной»

             — Поллукс?..       — Как я понял, это он заказал статью у Риты, — кивнул Сириус. — Там много неожиданных подробностей.       — Какой кошмар, — сокрушенно прошептал Северус. — Я не хочу это читать, — он всучил журнал обратно в руки Сириуса.       За что ему опять очередные проблемы? Почему все не оставят его в покое? Он никогда не мечтал становиться звездой светской хроники и сплетен. И что на это скажет научное сообщество? Появился на обложке «Придиры»… какой позор.       — Не хочешь?.. Но Софи просила рассказать ей твою реакцию.       — Вот пусть сама придет и посмотрит.       — Я передам ей твое приглашение.       Северус смерил его в ответ лишь мрачным взглядом. Бланк, которая живет в своем идеальном белоснежном особняке, он точно не желает здесь видеть.       — На самом деле, статья интересная! В ней даже Рег дал свой комментарий, — усмехнулся Сириус. — Не представляю, где Скитер его выцепила.       — Комментарии Гадины по поводу нашего родства мне интересны меньше всего, — огрызнулся Северус. Он все еще не простил младшему Блэку тот факт, что он столько лет скрывал от него правду.       — Я оставлю журнал здесь, — Сириус положил эту макулатуру на стол, рядом с книгой Веги Васат (кощунственное соседство!). — Там ничего плохого нет, — примирительно произнес он, при этом все равно ехидно улыбаясь. — Но теперь вся Англия точно будет знать, что ты один из нас.       — Для меня это не комплимент, Сириус. Это трагедия.       — А я рад, что в нашей семье наконец-то появился хоть кто-то нормальный, помимо меня.       Поразительно, но Сириус, похоже, искренне верил в то, что говорил.       — Мда уж… — только и смог вымолвить Северус.              

***

             Зря Северус не ценил время, когда он работал в штабе в компании Белби, Банди и Шипмана. Пусть один из них оказался маньяком-маглоненавистником, а другой натуральным психопатом, но Северусу всегда было достаточно комфортно в их окружении. Зато сейчас, когда в лаборатории он, Лестрейндж и Боунс, напряжение так и висит в воздухе.       Северус был уверен, что Адара Лестрейндж и на секунду взгляда с него не спускает. Ее острый, пронизывающий взгляд, казалось, прожигал до костей, заставляя его внутренне напрягаться даже в те моменты, когда он делал самое обычное — помешивал котел или нарезал ингредиенты. Он ощущал на себе ее взор даже тогда, когда ее не было в лаборатории. Будто бы каждый его шаг был под ее пристальным наблюдением. Это нервировало и сводило с ума.       Она вызывала легкий неприятный трепет тревоги внутри. Ее резкие замечания, будто случайные вопросы о его методах и ингредиентах звучали безобидно, но каждый раз заставляли его чувствовать себя уязвимым. Она была умна, слишком внимательна и хороша в искусственном дружелюбии. Северус не мог отделаться от ощущения, что Адара знает больше, чем показывает. Каждый раз, когда их взгляды случайно пересекались, он видел в ее глазах нечто холодное и опасное, что неизбежно заставляло его отвернуться. Он не знал, что она о нем думала, но был уверен в одном: она ищет улики, и, если найдет, пощады от нее можно не ждать.       При этом Северус не мог не оценить ее способности. Лестрейндж оказалась удивительно хороша в зельях. Но не в расчетах. От вида множества столбцов с цифрами и обилия нумерологических формул она заводилась и раздражалась. У нее было редкое чутье — все свои зелья она готовила по наитию, руководствуясь не логикой и наукой, а чем-то внутри — Северуса это восхищало, он еще не встречал подобного. Да, из-за этого в ее углу постоянно что-то взрывалось, кипело и нередко источало зловонный запах. Но шаг за шагом, опыт за опытом, она приходила к идеальной формуле.       Для Северуса было крошечным утешением то, что она не сможет найти «ошибку» в его нумерологических расчетах яда для Темного Лорда. Но при этом он понимал, что благодаря своим многочисленным опытам она рано или поздно создаст противоядие. Оставалось лишь надеяться, что яд погубит Темного Лорда быстрее.       Куда больше сомнений на этот счет вызывал Боунс. Он и лишнего слова никогда не скажет. Все время сосредоточен на работе. Даже в те моменты, когда им необходимо было обсуждать противоядие для Темного Лорда, он оставался немногословен. А ведь Северусу необходимо знать, что крутится в его голове! Насколько ему можно доверять и насколько он предан Милорду. По репликам Лестрейндж всегда было очевидно, что она боготворит их Хозяина, но что думает на этот счет Боунс?       Еще никто не вызывал у Северуса столь смешанных чувств, как этот человек. Он разузнал в Академии, с каким зельем Боунс получил грант на обучение. Некое Зелье удачи. Что за чушь? Но преподавательский состав был от него в полном восторге и говорил, что зелье приносит успех абсолютно в любых начинаниях. Невероятно трудное в изготовлении и подборе ингредиентов, оно настаивается в течение полугода, а доза приема рассчитывается в зависимости от веса пьющего и от времени, на которое необходимо запастись удачей. Северусу это казалось полным абсурдом — как можно повлиять на ход событий, которые от тебя никак не зависят? Разве можно приготовить «удачу»? Но в Академии сказали, что зелье уже не раз испытано и каждый раз демонстрировало удивительные результаты.       Мистер Белби, глава ученого совета Академии, под строжащим секретом поделился с Северусом некоторыми подробностями. Зелье тестировали на группе магов с одинаковыми навыками, чтобы они решили сложную головоломку — выпившие Зелье удачи справлялись с ней удивительно легко. Был и эксперимент в условиях случайности: выпускники Академии вытаскивали из мешка карточки с заданиями — выпившие Зелье всегда вытягивали самые легкие и выгодные вопросы. Также стажеров отправляли на миссию, где необходимо было найти редкий ингредиент в труднодоступных местах — выпившие Зелье неизменно возвращались с находкой, а одному из участников даже удалось уйти невредимым от нунду.       Всего было около двадцати тестирований зелья, но Северус не мог отделаться от мысли, что подобные совпадения не могут быть чистой магией, где-то должен быть подвох. Вероятнее всего, Зелье меняет сознание того, кто его выпил, заставляя его действовать с самоуверенностью, которая действительно может заставить поверить в чудеса. Он поклялся однажды разгадать секрет этого абсурда — и, возможно, превзойти Боунса.       Как пояснил мистер Белби, Боунс разработал свое Зелье на основе черновиков Зигмунда Баджа — одного из величайших зельеваров в истории, жившего несколько веков назад. Мистер Белби был в восторге от Боунса и даже сказал Северусу, что «этот мальчик тебе еще фору даст!». Северуса это не на шутку обидело и оскорбило, пусть и звучало это без издевки.       Лестрейндж тоже весьма скептически относилась к Зелью и требовала у мальчишки, чтобы он приготовил «жидкую удачу» для Темного Лорда, которая поможет ему победить в войне. Боунс же оставался невозмутимым и говорил, что он как раз этим и занят, однако приготовление Зелья занимает шесть месяцев и им всем необходимо запастись терпением. И, несмотря на свой скепсис, Северус запереживал — вдруг, Зелье и правда поможет Темному Лорду? Неплохо было бы и ему разузнать рецепт — исключительно на всякий случай, вдруг, оно и правда действующее. Однако даже мистер Белби отказался рассказывать ему рецепт. Он сказал, что Зелье удачи может быть крайне опасным, если попадет не в те руки, а потому все детали его приготовления и создания строго засекречены не только Академией, но и Министерством. Только вот беда в том, что «не в те руки» попал создатель этого зелья.       Зато Северус появился на обложке «Придиры»… Какой кошмар! И как ему конкурировать с отпрыском старинной семьи, у которого с пеленок все научные исследования были под рукой, тогда как Северусу приходилось их с боем доставать в школе? Он привык, что в Академии им восхищались, привык быть лучшим в своей стезе, но Боунс… Пришел и все испортил. Разумеется, у него был лучший и более благоприятный старт, нежели у Северуса, который жил в нищете и лишениях. Неудивительно, что он добивается высот с юных лет. Но…       Зелье удачи! Кому нужна какая-то микстурка самоуверенности, тогда как Северус с Деборой создали поистине значимое для волшебного сообщества зелье? У них был настоящий прорыв в науке, тогда как зелье Боунса — всего лишь развлечение. Зелье удачи… с тем же успехом можно создать зелье любви или зелье надежды — такой же бессмысленный и сомнительный эффект! А вот Северус, он действительно создал что-то значимое…       — Снейп, — в лабораторию вошел Боунс, отвлекая его от работы и размышлений о нем же, — Милорд просит тебя подойти.       Северус уже хотел поинтересоваться, почему его не вызовут через Метку, как предплечье левой руки полыхнуло острой, но короткой болью.       — А еще просит захватить с собой Сыворотку правды, — добавил Боунс.       — Сыворотку? — вмешалась Лестрейндж. — Для кого?       Боунс безразлично пожал плечами и прошел до своего котла, раскладывая записи и книги, явно давая понять, что никаких пояснений от него больше не будет. Сколько Северус за ними наблюдал, а даже Лестрейндж не могла пробиться за стальную броню Боунса. Это и утешало, и тревожило одновременно.       А Северус вновь почувствовал на себе цепкий взгляд Лестрейндж. Не выдержав, он посмотрел в ответ.       — Что?       — Не для тебя ли Сыворотка?       Он вначале хотел возразить — для обладателей Метки Сыворотка смертельна. Но что, если ее удалось усовершенствовать? Он знал, что Министерство совместно с Академией были заняты этим вопросом уже не первый год. Выдержит ли Северус подобное испытание?       — Мне нечего скрывать, — деланно безразлично ответил Северус и подошел к котлу с нужным зельем.       В конце шестого курса они с друзьями забавы ради испытывали Сыворотку правду. Джеймс, только глоток сделал, сразу выложил ответы на все вопросы. Он даже ради приличия не старался сопротивляться! С Сириусом оказалось сложнее — он все равно ответил на все каверзные вопросы, хоть и внутренне противился, скорее всего, чисто из упрямства. А вот Ремус вообще ничего не почувствовал — Сыворотка на него попросту не подействовала. Северусу тоже удалось сохранить ясный разум и не поддаться действиям зелья, но ему для этого пришлось призвать всю свою выдержку и все свои способности, чтобы держать сознание в тонусе. За последние три года он значительно вырос во владении ментальных наук, а потому даже не переживал, что Сыворотка правды может на него подействовать.       Отлив в склянку порцию Сыворотки, Северус ее закупорил и направился в кабинет Темного Лорда.       Коротко постучав, он дождался разрешения войти и отворил дверь, тут же замерев.       Во главе длинного стола сидел Повелитель, сбоку от него стоял Рабастан, а по одну из сторон сидела Вальбурга Блэк.       — Проходи, Северус.       Он неспешно зашел внутрь и остановился возле входа.       У миссис Блэк ссадина на щеке, на плече порвана мантия и платье и виднеется кровь; прическа взлохмаченная и макияж размазан — выглядит так, словно боролась вручную, а не на палочках. Но при этом она все равно сидит, гордо выпрямив спину и устремив уничтожающий взгляд на Темного Лорда. Ее палочка лежит на противоположной стороне стола.       Впрочем, Рабастан тоже выглядит неважно. У него расползается синяк на лице, на брови рваная рана, а белая рубашка под мантией уже пропиталась кровью. Он тяжело дышит, придерживая бок, но все равно стоит возле своего повелителя.       — Рабастан, ты отлично потрудился, — голос Темного Лорда был необычайно мягок, — но сейчас тебе лучше отправиться к нашему целителю.       Кивнув ему, Лестрейндж направился на выход. Но вдруг, уже в дверях, он задержался и обернулся.       — Ничего личного, миссис Блэк, — произнес Рабастан. — Но именно из-за ваших детей Рудо сейчас в Азкабане, а Белла мертва.       Вальбурга бросила в его сторону презренный взгляд и еще больше расправила плечи.       — Я горжусь своими мальчиками, — усмехнулась она. — Они умеют выбрать достойную партию. Ведь Рудольфус в Азкабане благодаря Эммелине Вэнс, а Беллатриса мертва благодаря Софии де Бланк.       У Лестрейнджа лицо исказилось в гримасе ненависти, но, ничего не ответив, он вышел, захлопнув за собой дверь.       — Вэнс и де Бланк, Вальбурга? — с насмешкой поинтересовался Темный Лорд. — Две предательницы крови. Так ты сейчас на их стороне?       — Вэнс и де Бланк — чистокровные и сильные волшебницы, — отчеканила она. — В отличие от многих твоих приспешников, они не преклонились перед тобой в страхе. Они сражались, как подобает настоящим Блэкам — с честью и достоинством.       Темный Лорд приблизился к ней, змееподобные черты исказились в насмешке. Он понизил голос до свистящего шепота:       — Честь и достоинство? Забавно слышать это от женщины, которая всю жизнь преклонялась перед чистой крови и многовековыми традициями. Или ты, как и все остальные Блэки, сейчас восхищаешься грязнокровками и предателями?       Вальбурга поднялась со стула, совершенно не пугаясь его близости.       — Я восхищаюсь силой, самоотверженностью и безупречной кровью — тем, что отличает и Вэнс, и де Бланк. И чем никогда не обладал ты!       Его лицо исказилось в злобной гримасе, но и миссис Блэк на глазах теряла контроль над собой.       — Из-за твоей войны, Том, погибло больше чистокровных, чем во времена инквизиции! Ты уничтожаешь род за родом! Ни Альфард, ни Абраксас, ни Орион никогда бы не отвернулись от тебя, если бы ты следовал нашим заветам! Нашим, Том! Когда жизни чистокровных — превыше всего!       — Да, пока эти чистокровные не встают на защиту грязнокровок и наших врагов, — прошипел он. — Пока не хотят отдать власть в руки невежественных полукровок. Пока не смеют встать у меня на пути. Мне безразлично, какие фамилии они носят, Вальбурга. Мне нужны те, кто понимает цену чистой крови, для кого традиции и убеждения — не пустой звук. Остальные — лишь прах под моими ногами.       — Нас и так меньшинство! — воскликнула она. — Истинно чистокровных — по пальцам пересчитать! Но ты уничтожаешь их целыми семьями!       — Неужели, Вальбурга? — перебил он, сузив багряные глаза. — А разве не твой младший сын под корень уничтожил одну из священных семей Кэрроу?       Вальбурга сжала губы, но затем гордо подняла подбородок.       — Регулус отомстил. Они предали, пошли против него, и он не стал это терпеть. Я его поддерживаю!       — Ах, Вальбурга, — на его лице вновь отразилась насмешка, — ты всегда была фанатичной. Говорила о чистоте рода, о наследии, но сейчас сама закрываешь глаза, когда твои сыновья идут против своих: Сириус борется против наших порядков, Регулус истребляет древние дома. Так кто из нас разрушает этот мир?       — Ты, — без тени сомнения произнесла она и с отвращением добавила: — Ты был проклятьем с той секунды, как родился. Ты думал, что станешь избранным, спасением для чистокровных, но вместо этого превратился в чуму, сжигающую древние дома, один за другим. Ты убил моего младшего брата, ты убил одного из моих лучших друзей, ты убил моего мужа. И даже Беллатриса умерла за тебя! Умер наследник Розье, погиб Долохов, неизвестна судьба Лестрейнджей и Ноттов, Мальсиберов и Гринграссов! Ты убил Адриана! Ты всех нас погубил! Так что не смей строить из себя мессию!       Темный Лорд замер, в его глазах отразилось презрение.       — Каждый из них сделали свой выбор, — холодно ответил он. — И ты сделаешь. Вопрос лишь в том, какой.       — Хочешь убить еще и меня? — она повысила голос. — Убей!       — Всему свое время, Вальбурга. Пока что ты нужна живая. Но не переживай, твои дни сочтены. А если вдруг твой Регулус начнет упрямиться или ставить свои условия, я отдам тебя на развлечение своим оборотням.       Она побледнела, шумно вздохнув, как и Северус шокировано на них уставился.       — О да, — прошептал Темный Лорд, — они будут рады поразвлечься с чистокровной леди — они о такой и мечтать не могли. Ты, конечно, дама в возрасте, но в предполнолунные сутки этим животным все равно, кого иметь.       — Тебе не запугать меня, Том, — Вальбургу выдал ее дрогнувший голос, но она тут же собралась, гордо подняв подбородок. — Ты сгинешь со дня на день, а власть в свои руки возьмут истинно чистокровные. Те, кто борются за сохранение традиций, а не за геноцид.       Проигнорировав ее, он показательно прищурился, глядя на нее.       — А может, мне превратить тебя в инфернала? Или убить и привязать твою душу навечно к Земле в виде призрака? У меня есть такой опыт. Или, может, мне сделать так, чтобы твои сыновья решили, что ты предала их?       — Делай, что считаешь нужным, Том, — отозвалась она ледяным тоном. — Но помни, что чистокровное сообщество никогда этого не забудет. И когда-нибудь найдется тот, кто сильнее тебя!       Усмехнувшись ей в лицо, он отвел от нее взгляд.       — Северус.       Он вздрогнул от неожиданности, когда на него обратился взгляд Темного Лорда. Казалось, что про него давно забыли.       — Ты принес Сыворотку?       — Да, Милорд, — он ступил ближе и поставил склянку с зельем на стол.       Что знает миссис Блэк? Северус абсолютно не в курсе, во что ее посвящал Регулус. Он с матерью необычайно близок, а потому мог докладывать ей обо всей своей деятельности. Но о чем Вальбурга знает точно, так это о регулярных встречах Северуса с Поллуксом. Темному Лорду это однозначно не понравится — Блэки потеряли последнее его уважение и доверие. А еще Вальбурга знает о том, что Люциус в коалиции с Блэками и пытается всех агитировать переходить на их сторону. Большого успеха он не добился, но Темный Лорд однозначно сочтет это за предательство. И помимо этого наверняка есть еще множество тайн, о которых Северус попросту не в курсе.       — Передай Регулусу нынешние обстоятельства, — произнес Темный Лорд, глядя на него и махнув рукой на Вальбургу. — А также скажи ему, чтобы не вздумал выкидывать какие-либо фокусы. Я буду ждать его ровно через сутки на кладбище Литтл-Хэнглтона со всем, что он украл у меня.