Marauders. Soul shards

      У Сириуса по венам прокатилось пламя, отдалось в руке, в пальцах, готовое сорваться с палочки — в последний раз, чтобы уничтожить Беллу и его — когда позади раздался хлопок трансгрессии. У него сердце вниз рухнуло, стоило ему увидеть Софию.       — Софи… — он собственным глазами не верит. Ее не должно тут быть. — Софи, уходи!       Он делает шаг ей навстречу, не слышит ядовитые реплики, что сочатся из его кузины, мечтающей прикончить Бланк. Сириус по одержимому взгляду Софии, полным ненависти, понимает что она задумала.       — Софи, нет… Уходи.       Но она его будто не слышит. Не сводит пылающего взгляда с Беллатрисы. Сириус с расстояния чувствует, как в Софии трещит ненависть. Тонкие изумрудные молнии окутывают ее палочку, зажатую в пальцах.       — Нет, Бланк, не вздумай…       Они оба знают: Темная магия ее убьет. Пазори не раз об этом предупреждала — она не выдержит собственных чар. Но времени ни на что нет. Сириус слышит выкрик заклинания Беллатрисы за своей спиной, тотчас в воздух взметнулась рука Софии.       — Софи! — он ускоряется, умоляет ее не делать этого.       С палочки Софии срывается ослепительный изумрудный луч, застилая всю округу светом. Он во всю мощь несется к своей цели, оставляя широкую борозду в земле. Всего короткий миг: молния заклинания с грохотом разрушает чары, пущенные Беллатрисой, и ударяется ей в грудь. На лице Беллатрисы застывает удивленная маска, с губ срывается пораженный возглас, глаза широко распахнуты — будто она до последнего не верит, что это возможно, а в следующую секунду ее тело падает на землю.       Но Сириус смотрит не на нее, он смотрит на Софию, из которой зеленый свет льется. Она в воздух приподнялась, выгнулась в спине. Рот раскрыт в безмолвном крике. Он видит, как трескается палочка в ее руке. Чувствует, как ее разрывает от боли, как магия разрушает ее, прежде чем погаснуть и погрузить всю округу во тьму.       Сириус в последний момент ловит Софию у самой земли. Обхватывает ее за плечи и спину и не дает упасть, лишь сам больно ударяется коленями о землю, опускаясь вместе с ней. В воздухе все еще изумрудные всполохи, словно северное сияние вдруг прорвало небеса.       — Софи!       Взгляд ее широко распахнутых глаз устремлен вперед. Руки раскинуты в стороны, расколотая вдоль палочка выскользнула из ее пальцев.       — Бланк! — Сириус разворачивает ее лицо на себя. На ее коже остаются следы крови.       Она не реагирует. Он видит, как затухают последние звезды в ее глазах, отражая черное, мертвое небо.       — Софи! — голос срывается на крик. Полный отчаяния, ужаса.              София помнит, хорошо помнит, как это было. Страшная, ослепительная боль, которая прорвалась наружу. В тот раз перед ней тоже стояли Беллатриса и Сириус. В тот раз Беллатриса тоже пыталась убить его. Она вонзила кинжал в его грудь, после чего у Софии все взорвалось внутри. Магия вырвалась такой силы, что разрушила дом, а она едва не погибла от агонии. Боль раздирала внутренности и дробила кости на кусочки, каждую клеточку тела заставляла в муках гореть.       Через чудовищную боль, но это стало ее освобождением. Сколько она мучилась, пока не могла колдовать? Все восемнадцать лет. Дискомфорт такой, будто тело не ее, зуд под кожей, болезненные судороги — они каждый раз сопровождали любую ее попытку колдовать. Но после снятия блока — свобода. Она будто дышать полной грудью научилась. Магия стала слушаться ее, стала с ней единым целым, повинуясь каждой ее мысли, каждому движению палочки. По венам текла сила — София физически ее ощущала. Она могла закрыть глаза, прочувствовать магию, что бежала внутри нее, и одной лишь силой мысли сотворить невозможное.       И что она чувствует сейчас? Ее сердце разорвалось от вплеснувшейся магии. Ей казалось, что она изнутри сгорела дотла. Зато сейчас никакой боли. Тело — невесомое, легкое — будто не ее. Она давно... никогда не чувствовала такой безмятежности. Будто ничего больше во вселенной нет, кроме нее и гармонии.              — Софи!       Сириус укладывает ее на землю, пытается найти ее пульс. Она не может умереть. Не здесь, не сейчас. И не ради него. Только не ради него. Он этого никогда ей не простит.              Сердце не бьется.              В Мунго светло и спокойно, умиротворяюще тихо. Через узкое окно проникают слабые лучи, они бросают блики на черные вьющиеся волосы Сириуса, пробегают по блестящей коже его куртки, на миг отражаются на его часах, что он застегивает на запястье. Он смотрит на нее с обожанием — так, как никто и никогда не смотрел — а у нее от этого вновь сладко замирает сердце. Но его взгляд совсем не вяжется с его отчаянным шепотом:       — Не уходи… Пожалуйста, не уходи…              — Давай же, Бланк, ты не можешь меня оставить. Не имеешь права.       Сириус направляет палочку ей на сердце и пускает слабый импульс. Ее грудная клетка на миг приподнимается, но тут же опускается. Дыхания нет, безжизненный взгляд все так же смотрит в беззвездное небо.       Мертва.              Она не хочет с ним расставаться. Сириус всегда приходил к ней, словно спасение. Он спас ее от Долохова, спас ее от Беллатрисы. Он стал первым, кого она увидела, как только пришла в себя в Мунго. Он пришел за ней в дом Лестрейнджей, он спас ее от помолвки. Он спас ее, когда ей казалось, что жизнь уже кончена, когда она была полностью разбита и опустошена — он вытащил ее из этой пропасти и заставил так полюбить жизнь и себя, что она не думала, что такое вообще возможно. Его присутствие заставляло сердце биться чаще, а потухшую искру в душе разгораться ярким пламенем. Появлялось желание жить.       И он говорил ей о том же. О том, что она так же действует на него.       Их всегда тянуло друг к другу. Это чувство сильнее, чем ненависть, страсть, злость и любовь. Подобное невозможно так просто забыть и отпустить. И ей не хотелось так просто сдаваться, но, кажется, время пришло…              Сириус снова и снова пускает заряды в ее сердце. Но реакции никакой.       — Пожалуйста, Софи…       Он из последних сил держится, не дает прорваться отчаянию. Ведь это не может быть правдой.              Ее самое любимое место на Земле. Высокий и старинный лес, в котором все время что-то скрипит, раздаются чьи-то приглушенные голоса, с треском покачиваются верхушки деревьев, сгоняя стаи птиц. Опасные серые скалы и бушующее черное море, что разбивается о них. Небо часто затянуто грозовыми тучами, но вдалеке всегда видны красочные алые закаты или золотые рассветы. Здесь всегда бушевала стихия, будто отражая внутреннее состояние хозяина этих земель. Как и устрашающий дом из черного камня. Со стрельчатыми высокими окнами, узорчатыми потолками, острыми пиками башен по краям, с горгульями на стенах. Он отпугивал одним своим видом, но внутри всегда было уютно и безопасно. София быстро «подружилась» с домом. Ее не пугал ни шепот за толстыми портьерами, ни скрипы чьих-то шагов в темных коридорах, ни вечно пустые портреты, из глубины которых кто-то наблюдал. Ее успокаивал огонь, что вспыхивал в каминах, стоило ей зайти в комнату; она безмятежно спала, укрывшись тяжелыми одеялами, словно ее сон что-то охраняло; дом реагировал на любое ее настроение, запуская ту или иную пластинку.       Но больше всего она любила сидеть у подножия скал, на острых камнях, вблизи вечно беспокойного моря и смотреть на черное небо, в котором сияли мириады звезд.       — Это самая яркая звезда на небе. Ее можно найти практически из любой точки земного шара, — Сириус указывает палочкой вверх.       Она пытается выискать ее, но никак не найдет, заблудившись взглядом среди тысяч сияющих огней.       — Ты можешь найти меня откуда угодно, Софи. Только голову вверх подними — и там я. Всегда буду светить только для тебя одной.       В тот же миг все звезды погасли, словно выключатель повернули. А в черном небе осталась сиять лишь одна звезда — ее ориентир.              Бесполезная палочка ему совсем не помогает. Он отбрасывает ее в сторону, готовый кричать от отчаяния.       Это не может, не может быть правдой. Еще несколько часов назад он разговаривал с ней, прощался; они договаривались встретиться утром. Так почему сейчас ее тело покинула жизнь?       — Не уходи, Софи, — он прижимает ее к себе. Зовет по имени, шепотом снова и снова зачитывает заклинание на санскрите. Он легко жизнь отдаст за нее, не раздумывая, не жалея. Но почему он все еще дышит, а она — нет?       Его душат подступающие слезы, он слышит чей-то обреченный вой, не в силах мириться с реальностью. Только не это... что угодно, только не это.              — Неужели Сириус Блэк чего-то боится? — она говорила с нежностью, но с легкой иронией в голосе.       — Только одного…       Она вмиг стала неотъемлемой частью его жизни. С той самой секунды, когда он увидел ее, идущей к своему месту за слизеринским столом. Нет… даже раньше, когда она ему приснилась. В его самую первую ночь в Блэкпуле, перед поездкой в школу. Почему он об этом забыл? Но он помнил золотые блики ее волос, помнил ее нежные руки и ее голос, как она кружила по гостиной, подпевая Синатре. Помнил, как она зовет его: «Mon cœur?».       Она в каждой минуте, в каждом моменте. В каждом его вдохе и выдохе, в каждом сне. Появилась в его жизни, словно гром среди ясного неба. Перевернула все вверх дном в его душе и заставила поверить в то, во что он никогда не верил.       А на меньшее он и не согласен. Если и верить в любовь, то только в ту, что с первого взгляда. Если и верить в любовь, то только в ту, что навсегда.       Он действительно любит. Всю ее без остатка. Любит каждую ее родинку на теле, любит ее яркие ленты в волосах. Любит ее изящество в движениях и резкость в словах и суждениях. Любит то, как она на секунду задерживает дыхание, прежде чем рассмеяться. Любит ее тонкие руки и длинные пальцы, из-под которых звучит его любимая музыка. Любит ее глаза и отражение звезд в них. Любит себя рядом с ней. Любит ее душу неравнодушную, пламенную и то, как она заставляет его гореть вместе с ней. От прикосновений, слов и взглядов.       Любит всем сердцем и душой. Любит так сильно и отчаянно, как не может себе позволить человек.       — Мне действительно страшно, что однажды я останусь без тебя… Я этого не переживу.       — Я всегда буду любить тебя, Сириус, и я всегда буду рядом, вот здесь, — она спустила руку с его шеи и прикоснулась ладонью к его груди, — с тобой, что бы ни случилось.              — Не уходи, Софи, прошу тебя, не уходи, — отчаяние окончательно прорывается в душу. — Кто угодно, только не ты… Только не ты!       Глаза жжет, из груди рвется боль вперемешку со слезами. Он ни вздохнуть, ни выдохнуть не может.              — Ты опять не дышишь, Блэк, — шепчет она.       — Я опять забыл, как это делать, — так же тихо отвечает он. Он мог так целую вечность пролежать, глядя в ее глаза и обо всем забыв. Всматриваясь в сложный узор ярких желтых вкраплений, находя в них созвездия.       — Ты тогда хотя бы моргай, — она мягко улыбается и аккуратно сдвигает его волосы, что лезут ему в глаза.       — Не могу. Боюсь пропустить что-нибудь важное… — еще тише говорит он, не в силах отвести взгляд и ловя каждую ее искорку в глазах, в сотый раз запоминает каждую ее родинку, каждую ее ресничку, каждую ее улыбку и трещинку на губах.              В горле острый ком, он опускается внутрь, раздирает грудную клетку. Сириус совсем не готов с ней расставаться. Не сейчас. Ни когда либо после.       Он все крепче прижимает ее к себе. Ждет от нее хоть какой-то реакции. Надеется.       — Не оставляй меня, пожалуйста, не оставляй… — голос дрожит.              — Бланк, пообещай, что больше никогда меня не оставишь.       — Обещай, что больше никогда меня не отпустишь, Блэк.       «Не отпускай меня», «Не отпускай меня», «Не отпускай меня, Сириус» — он только и слышит эхо ее голоса в своей голове. «Не отпускай меня» — в темном коридоре Хогвартса, в факультетских спальнях, в Выручай-комнате, в Блэкпуле…              Сколько раз она просила не отпускать ее, а Сириус не справился. Он захлебывается в обжигающих слезах. Как он мог вновь ее подвести?              — Я не хочу в этом участвовать! Не хочу сражаться, не хочу умирать за кого-то! Это не моя война!              Сириус с трудом отрывается от нее и вновь заглядывает в мертвые глаза. Внутри все ломается от боли, со скрежет выворачивает наружу. Как он это допустил?       На нем до конца дней будет лежать груз вины. Он лишил ее жизни, лишил ее будущего, которого она заслуживала. Запер ее в клетке рядом с собой и каждый день подвергал опасности.       Сириус не успел исполнить ни одну ее мечту. Она три года взаперти просидела, тогда как больше всего мечтала о свободе. Мечтала о ней больше, чем он.              — О чем ты мечтаешь, Софи? Прямо сейчас…       Бланк задумывается, но лишь на секунду, прежде чем ответить:       — Прямо сейчас мне бы хотелось оказаться на побережье атлантического океана. Проехать Штаты, на трейлере, как самые настоящие маглы. Начиная от Флориды, через Джорджию и Каролину, увидеть Вирджинию и Коннектикут и остановиться в Массачусетсе. Забраться на самый верх Статуи Свободы, пролететь на метле сквозь Гранд-Каньон, проехать по Золотым воротам во время заката и побывать на концерте Aerosmith.       До этого момента Сириус и не думал, что мечтает о том же.              — Вернись ко мне, прошу, вернись…       Им еще столько всего предстояло! Она не могла просто взять и покинуть его.       В ней жизнелюбия больше, чем в нем самом. У нее были планы, мечты... И Сириус не может оказаться тем, кто все это разрушил.              — Красиво здесь, правда? — она зачарованно смотрит на линию багрового заката. Яркий диск в насыщенные краски окрашивает рябь воды и часть холма на горизонте. Кажется, что деревья на склоне горят.       — Тебе везде красиво, — улыбается Сириус, глядя на нее.       Где бы они ни находились, она всегда находила прекрасное. В крошечном городке на побережье Ла-Манша, в скрытых от глаз туристов парижских улочках, в шумных джазовых барах или в несокрушимой силе природы. Даже его поместье в Блэкпуле она находила завораживающим, пусть и мрачным. Она всегда умудрялась выловить что-то прекрасное даже в самых обычных вещах: в узоре инея на стекле, в сложном рисунке рун, в нотах, в чаинках на дне чашки, в мерцании звезд. В нем… Она находила что-то прекрасное в нем. Находила что-то, о чем он и сам не подозревал.              Сириус не переживет… он не переживет ее потерю.       Ему мир без нее не нужен. Она взаперти сидела, а с ней он за это время увидел больше, чем за всю свою жизнь без нее.       Голос его охрип, сил в нем остается все меньше и меньше. Как он мог все это потерять?              Когда-нибудь, совсем скоро, у них каждый день будет такой — в путешествиях, в изучении нового, без забот и тревог, полные дни веселья, смеха и впечатлений. И только они вдвоем.       Они будут гулять по ночным городам, купаться в ледяной воде, слушать уличных музыкантов, забираться в заброшенные святилища и изучать тайны магии вместе. Сидеть на песчаном пляже Ирландского моря или любоваться закатом на Монмартре; пить терпкий виски или сладкий розе; сидеть в темных кинотеатрах на последнем ряду или нестись с сумасшедшей скоростью на американской горке; целоваться до воспаленных губ и вместе сочинять стихи друг о друге.       — Я больше не буду такой, — говорит она.       — Какой?       — Беспомощной.       — Ты не беспомощная.       — Ты так не считаешь.       — Считаю, — твердо отвечает он. — Хотя и не могу отрицать, спасать тебя — мое любимое занятие. Мне нравится чувствовать себя нужным и полезным. Пожалуйста, не отнимай у меня хотя бы это.       — В следующий раз я тебя спасу.              Она появилась здесь из-за него. Из-за его очередного срыва. Она лишилась будущего из-за него. Они лишились будущего из-за него. Он собственными руками погубил самое дорогое, что есть в его жизни. Собственными руками убил то, ради чего жил.              Сириус и представить не мог, насколько это мероприятие окажется увлекательным. В доме царит настоящий дух Рождества. В гостиной пахнет свежей елью с мороза, в камине трещит огонь, а из граммофона разносится баритон Фрэнка Синатры. Они втроем украшают дерево, создавая яркие шарики и гирлянды, за которыми то и дело охотится низзл. За окном снежные хлопья укрывают Лондон, а их согревает горячий глинтвейн. Они что-то с шумом обсуждают, смеются, подпевают Синатре и строят планы на следующий год.              Как он будет без нее жить?       — Я не смогу, Софи… не смогу без тебя. Пожалуйста…       Тело ее безжизненно висит на его руках. Он прижимает ее к себе, сжимает пальцами волосы.       — Вернись ко мне, прошу… Прошу!       Целует ее лицо. Целует прикрытые веки, холодные губы. Кожа ее будто лед.       — Пожалуйста…       Он снова и снова умоляет ее вернуться. Все крепче прижимает к себе. Задыхается.       Он не сможет… он не хочет жить без нее. Его трясет с головы до ног. От боли, причиненной Беллой. От магии, что плещется из него через край. От потери… от его самой большой потери.       — Только не ты, Софи…              Je t’aime, Sirius              — Я люблю тебя, Софи, так люблю, — отчаянно шепчет он. — Хочешь, я буду говорить тебе об этом каждый день? Каждый день, обещаю! Только вернись ко мне…              — Мне порой кажется, — произносит он, не отрывая от нее полного обожания взгляда, — что мне вечности не хватит, чтобы быть с тобой.       Он чувствует себя неловко и глупо, и она это знает — он видит это по ее слабой, но нежной улыбке.       — Вы безнадежный романтик, мистер Блэк.       Но это действительно правда. Она — самое прекрасное, что случилось с ним в жизни. Сколько всего она поднимала в его душе. Будь то сумасшедшая страсть или нежность; будь то всепоглощающая злость и даже ненависть; пресловутая любовь; желание заботиться и защищать; и то — необъяснимое, что давно живет внутри него. Она никогда не оставляла его равнодушным, любые эмоции вызывая по максимуму и переходя границы, вызывая бурю в душе. А ему это и надо. Надо перегибать палку, переходить границу дозволенного, ломать любые рамки. Чтобы чувствовать, что он жив.       И он попал в полную зависимость от этих чувств. От адреналина, азарта, страха, веселья и чего-то еще. Вот откуда у нее столько власти над ним. Она воплощает в себе все то, что так необходимо ему. Необходимо каждый день и каждую секунду.       И как же он этого боялся поначалу. Боялся — потому что это сильнее него, потому что не мог объяснить, перебороть или покорить себе. Но рядом с ней отпадали любые сомнения. Рядом с ней он чувствовал себя сильным и нужным. Возможно, он последний эгоист на Земле, но он ни с кем никогда не чувствовал себя настолько счастливым и живым. И только ради этого чувства он готов держать ее возле себя вечность.       Одно он знал наверняка — сколько бы лет ни прошло, веков-тысячелетий, он найдет ее. Узнает в толпе даже через сотню лет. Какое бы она ни носила имя, в какой бы цвет ни окрасила волосы, он найдет ее по запаху, по касаниям ласковых рук, по песням, что звучат ее голосом, по омуту, в который его безвозвратно тянет. Звезды в ее глазах — его ориентир.              У них впереди — вечность; впереди — расплата. Но только не сейчас. Сириус с этим не готов мириться. Только вот в ее глазах — мертвая бездна. Пугающая пустота, что отражает черное небо.       Его палец обжигает кольцо. От переизбытка магии оно плавится, металл растекается, въедается в кожу. А он даже боли не чувствует. Когда грудную клетку разрывает чудовищная рана. Но он видит, как все еще горят слова на кольце: «Как бессмертны души наши, так вечна любовь наша».              — Когда ты такой серьезный, мне хочется звать тебя «мистер Блэк».       — Это твоя прямая обязанность, как первой леди рода.       — Я первая и единственная леди рода де Бланк, а не вашего, мистер Блэк.       — А что об этом говорит ваше кольцо, мадемуазель?       — Оно говорит о том, что я ваша — навеки, но не о том, что я — Блэк.       — Это мы еще посмотрим.              Он ничего не успел… Он ни ее мечты не исполнил, ни свои собственные. А ведь он ей обещал… обещал, что их ничто никогда не разлучит. Обещал защитить ее, обещал, что магия ей не нужна рядом с ним. Но вместо этого он держит на руках ее труп. Осознание этого в очередной раз пускает острую стрелу в грудь, заставляет его задыхаться.       — Пожалуйста, Софи… — ее кожа под его губами ледяная. Он целует ее в висок, в щеку, все крепче прижимает ее к собственному сердцу.              Он слишком привык, что она всегда ждет его дома. Что она всегда встречает его с улыбкой и бросается в его крепкие объятия — он ради них возвращается; что она заботится и любит — просто за то, что он есть. Он слишком привык слушать ее запутанные рассуждения о рунах, странные умозаключения об очередной статье в «Придире» или ее беззаботную болтовню, которую он с охотой поддерживал. Она всегда с уважением относилась к его тайнам и давала время на принятие его собственных переживаний. Он слишком привык ссориться с ней и скандалить, даже если по пустякам, даже если в шутку.       Несмотря на все сложности, на ее непростую натуру, но больше всего Сириус обожал в ней легкость — ее готовность сорваться в путешествие и поддержать любую его авантюру; обожал ее задорный смех и всегда горящий интерес в глазах; обожал бывать с ней в неизведанных местах и узнавать что-то новое вместе. Еще больше обожал ее умение чувствовать и понимать — себя, магию, его самого, этот мир. И этот мир он любил, только когда она была рядом.              Зеленое сияние в воздухе окончательно развеялось. В небе осколками вновь начинали зажигаться звезды.       Сириус судорожно выдыхает. Он едва что-то видит из-за пелены на глазах. Только ее мертвенно-бледную кожу, светлые волосы и ее любимую изумрудную рубашку, испачканную в его крови.       — Прости меня, Софи… Прости…       Будь его воля, он бы нож всадил в собственное сердце, выпил бы яд, бросился под смертельные чары. Лишь бы не держать ее труп на руках.       Силы его окончательно покидают. Он падает возле нее, продолжая прижимать ее к себе. Может, его сердце все же не выдержит, и он уйдет вслед за ней?              — Все будет хорошо, mon cœur, — шепчет она, обнимая его в ответ. — Мы справимся с чем угодно, правда?       — Ради тебя, я справлюсь с чем угодно.       — Мы, Сириус, — мягко поправляет она. — Не забывай, что я не просто твоя обуза.       — Это не так. Ты не обуза. Ты… Mon âme, ты — причина. Мой стимул. Моя сила, мое вдохновение. Ты — всё.       Как он мог ее подвести? Сириус никогда в жизни себе этого не простит.       — Пожалуйста, Софи, вернись ко мне… Вернись… — обреченный вздох так и застывает на его губах.       Он бы все на свете отдал, чтобы оказаться на ее месте, чтобы подарить ей еще хоть немного жизни. Или хотя бы уйти вслед за ней. Он не желает жить в мире, где ее нет.              Он не мог пошевелиться, не мог раскрыть глаз. Тело дрожало, от переизбытка магии, от холодной и сырой земли; будто все тепло разом забрали. Но он все равно продолжал прижимать ее к себе. Как он может ее отпустить? Он больше никогда не сдвинется с места.       Но свинцовая тяжесть наваливается на его веки. Последние силы его покидают. Он сам не замечает, как проваливается в небытие, мечтая об одном — больше никогда не проснуться.              На квиддичное поле обрушился ливень с грозой. Их любительский матч пришлось свернуть. Все тут же устремились к замку, только Сириус развернул метлу в сторону раздевалок и чулана для метел. Он любил сильную стихию, не боялся промокнуть. С удовольствием прорезал виражи сквозь стену ливня, пока он не усилился. Да и в школу ему не хотелось возвращаться. Может, проливной дождь хоть немного утихомирит жгучую боль в груди.       Но очередные гром и молния заставили его ускориться. За считаные минуты он до нитки промок. Спешившись с метлы, он забежал в чулан. Сквозь маленькое окошко сверкали молнии и грохотал гром. Внутри темно и пахнет сыростью. И ничего кругом больше нет.       Сириус огляделся — что он здесь делает? Казалось, будто с ним это уже было.       Но ответ пришел в следующий миг. С хлопком распахнулась дверь, вспышка молнии разрезала небеса, а в проходе появилась Бланк. Она запыхалась от бега. Ее брюки и изумрудная рубашка насквозь сырые облепили тело. Тяжелые волосы распустились мокрыми прядями. По лицу стекают крупные капли дождя, и глаза пылают.       — Привет… — прошептал Сириус, не в силах отвести от нее взгляд.       Он будто впервые ее видел, соскучился так, словно они вечность не виделись.       — Как… откуда ты здесь?..       — Там ливень, если ты не заметил, — небрежно бросила она и подошла к небольшому окну, встав к Сириусу спиной.       Может быть, это его второй шанс? Шанс начать все сначала? Но почему тогда он не может сдвинуться с места? Почему насмотреться на нее не может?       — Софи… посмотри на меня…       — Что ты там сказал? — она повернула голову, бросив в его сторону неприязненный взгляд. Сириус уже и не вспомнит, когда она последний раз так на него смотрела. А в груди все равно что-то замерло на миг, стоило ему увидеть золотые искорки в ее глазах.       — Я соскучился по тебе.       Окончательно повернувшись к нему, она устремила на него подозрительный взгляд.       — Ты пьяный что ли, Блэк?       А он не сдержал усмешки. Было бы неплохо, если бы все это оказались галлюцинации с перепоя. Но только не реальность. Только не реальность.       Дождь усилился. Он с шумом барабанил по низкой черепичной крыше и единственному окну, через которое уже не было ничего видно.       Сириус аккуратно сделал пару шагов в ее сторону, боясь спугнуть.       — Я бы с радостью остался здесь с тобой хоть на вечность. Лишь бы не возвращаться… туда, где тебя нет.       — У тебя окончательно крыша поехала? — она не спускала с него настороженного взгляда и выставила руки перед собой, когда он был от нее в полушаге. — Не подходи ко мне!       — Ты нужна мне, Софи…       А у нее на губах вдруг мелькнула слабая усмешка, в глазах вспыхнул знакомый огонек.       — Очень на это надеюсь.       — Разве у тебя были какие-то сомнения?       — Никогда… — ее ответ потонул в грохоте грома.       Она вздрогнула от неожиданности, и Сириус притянул ее к себе, заключая в крепкие объятия. Руки опустились на ее талию, пальцы скользнули по ее оголенной влажной коже. Ее макушка коснулась его носа, и в легкие тут же проник едва уловимый запах: что-то легкое, летнее, такое родное.       Сколько времени прошло? Пять минут, неделя, год или десятилетие? Или уже прошла вечность, когда он обнимал ее в последний раз?       Но она вдруг вырвалась, бросила на него хитрый взгляд и устремилась на выход.       — Бланк! — воскликнул он.       Снаружи настоящая буря. Небеса разрывают молнии и гром. Впереди ничего не видно из-за черной пелены ливня, который больно колотил по телу. Но Сириус все равно бежит за ней — яркая изумрудная рубашка в паре метров от него.       Не разбирая дороги, шлепая по лужам и грязи, он бежал за ней, в этот раз зная наверняка — он ее не упустит.       Он не видел, как далеко до безопасного замка, но он ускорился, задыхаясь от бега, от проливного дождя, от бурлящих эмоций внутри. И в следующий миг он перехватил ее за руку, останавливаясь и разворачивая ее на себя.       Проливной дождь все еще идет, но Сириус видит ее счастливую улыбку, сияющий созвездиями взгляд. Он радостно улыбается в ответ и выдыхает:       — Поймал.              По нему все еще колотил дождь, смывая грязь и кровь с его кожи. Небо сотрясал гром, а сквозь закрытые веки он видел яркие молнии. Но он так и продолжал лежать возле нее, не в силах пошевелиться, не в силах раскрыть глаза. Он окончательно опустошен. Внутри не осталось ничего, ни боли, ни сожаления. Всё ушло из этого мира вместе с ней.       А ему нужен, как никогда нужен второй шанс. Он бы все на свете отдал, чтобы вновь оказаться в том чулане для метел. Он бы не тратил время на ссоры и всякие глупости, не тратил время на войну. Вместе с ней уехал бы далеко-далеко, туда, где о них никто не знает, туда, где их никто никогда не найдет. Он бы каждый день говорил ей слова о любви и приносил свежие цветы, вместе с ней писал музыку и любовался звездным небом, учил бы ее чарам и изучал с ней руны. Они бы объездили каждый потаенный уголок Земли, завели бы большую семью и пару низзлов в придачу. Он подарил бы ей кабриолет, а она позволила бы ему завести гиппогрифа. Они состарились бы вместе. Они были бы счастливы...       — Софи… — с губ сорвался слабый обреченный вздох.       — Сириус…       Очередной мираж, очередная рана на сердце — как он будет жить без ее голоса?       Он нехотя приоткрыл веки. Она все еще мертвенно-бледная, по ее коже стекают капли дождя, глаза раскрыты, но… они смотрят прямо на него. Взгляд затуманен, но Сириус видит в ее глазах, в ее живых глазах такие знакомые яркие прожилки.       — Софи! — он резко приподнялся на колени и склонился над ней, ладонями провел по ее рукам, по лицу, убеждаясь, что это она, что это не сон. — Софи!       — Сириус… — голос ее дрожит, она слабыми пальцами хватается за его руку.       — Ты жива… — из него вырывается отчаянный жалобный всхлип.       К горлу вновь подкатывает ком. Его в очередной раз душат обжигающие слезы. Только в этот раз от счастья, в которое он все еще не может поверить.       — Сириус, я не чувствую ее…       — Мерлин, Софи, — десятки поцелуев на ее лице, на губах, глазах, на руках. — Жива. Ты жива…       Он прижимает ее к своему сердцу, не в силах поверить в реальность.       — …ее больше нет, Сириус… больше нет...       — О чем… — он чуть отстраняется, заглядывая в ее глаза. Сейчас все не важно! Главное, что она с ним! — О чем ты, Софи?       Но взгляд ее болезненный, отчаянный.       — Магия… ее во мне больше нет.