
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Семь героев, семь разных судеб.
Младший сын великого рода, бросивший вызов самому Темному Лорду.
Двойной агент, вынужденный каждый день делать непростой выбор.
Оборотень, открывший в себе темную сторону.
Две родственные души, попавшие под внимание Волан-де-Морта.
Первый наследник, отрекшийся от семьи, чтобы однажды вернуться.
Француженка, по воле судьбы оказавшаяся на чужой войне.
Примечания
Вторая и заключительная часть о Мародерах.
События описываются с момента их выпуска из школы и до решающей ночи 31 октября 1981. Первая часть — https://ficbook.net/readfic/8742705 (7 курс).
В главной роли 7 героев, но также в повествовании активное участие принимают семейство Блэков, Вальпургиевы рыцари и Пожиратели смерти, члены Ордена Феникса. Также в фанфике превалирует авторское видение мироустройства магии.
Эта работа про взаимоотношения: внутри семьи, между друзьями и врагами, между возлюбленными и родственными душами. Но все это разворачивается на фоне военных событий и интриг.
133. Оборотень, Охотник или человек?
30 июня 2024, 08:00
— Ты же в курсе, что на протяжении всей истории мира Охотники истребляли оборотней? — поинтересовалась Рея.
Они втроем сидели на небольшой полянке. Ремус пытался соорудить свои первые стрелы. Получалось из рук вон плохо. Стрелы Кастора были невесомые, тонкие, но прочные и упругие. У него же стрелы получались то слишком длинные, то слишком короткие; оперение неровно закреплялось, как и наконечник уже несколько раз отпал; древесину он, похоже, пересушил, и по ней шли мелкие трещинки.
Ликаон рядом с ним листал старинную книгу, которую Ремусу дал Кастор, и пытался давать советы (хотя по большей части просто отвлекал). Рея же отбирала разные травы, которые могут пригодиться ей в будущем. Ей не нравилась его дружба с Кастором, и она не уставала об этом напоминать. Тем не менее, Рея с интересом наблюдала за его попытками изготовить стрелы и даже помогла найти в лесу наиболее подходящую древесину.
— Они наши заклятые враги!
— Кастор не такой, как остальные Охотники, — произнес Ремус и поднял на нее глаза. — А я не такой, как остальные оборотни.
— Точно, — усмехнулась она, — как я могла забыть. Ты у нас и с волшебниками пытаешься заключить мир, а сейчас еще и с Охотниками.
Впрочем, она не хмурилась и не сердилась, как это часто бывало, когда разговор переходил на опасные темы.
— А с кем еще пытаться заключать мир, как не с заклятыми врагами? — спросил у нее Ремус. — В этом и суть. Разве нет?
Рея не нашлась с ответом, зато Ликаон расплылся в улыбке:
— Рем будет первым в истории волшебником-оборотнем-Охотником!
— Да, — скептически согласилась Рея, — сколько противоречий, и все в одном человеке.
— Вот именно, — улыбнулся ей Ремус, — все мы — люди, и это главное, что нас объединяет.
— Я бы тоже хотел стать Охотником, — мечтательно протянул Ликаон.
— Стать им невозможно, — возразила Рея. — Ими рождаются.
— Рождаются? — недоверчиво переспросил Ремус, позабыв о стрелах.
— Да, это такая же особенность, как способности к метаморфомагии, ясновидению, врожденному навыку обращаться в животное, — она указала на себя.
— Но я не родился Охотником, — в замешательстве произнес Ремус.
— Видимо, все-таки родился. Не зря твой приятель Кастор обратил на тебя внимание и начал всему обучать. Даже не смотря на то, что ты оборотень. Охотники видят друг друга.
Ремус ей ничего не ответил. Да, ему иногда казалось странным повышенное внимание Кастора к нему. Он считал, что Кастор попросту ищет себе преемника, или же что ему скучно. Но он никогда не ощущал в себе какой-то особенной силы, которой обладают Охотники. Или же эту силу перекрывала ликантропия?
— Никто не знает, когда появились первые Охотники, — произнесла Рея. — Как и никто не знает, когда появились первые оборотни или вампиры. Все они живут с самого сотворения мира. Но известно, что первые Охотники прибыли из-за Северного океана с ледяного острова. Исландский агат, он же обсидиан, — одно из главных оружий Охотников против оборотня. Но помимо пик и клинков из обсидиана, волшебных палочек, у них есть и множество другого оружия, — она кивнула на стрелы в руках Ремуса. — Они все от природы физически сильные и выносливые, как правило, беспринципные и жестокие. И у всех есть высокая предрасположенность к анимагии — единственная защита от укуса оборотня; ей они учатся за пару дней, а не месяцами, как обычные волшебники. На сегодняшний день они все еще единственные, кто может посоперничать с урожденным оборотнем и убить его.
Про обсидиан Ремус знал — он входил в состав Волчьего противоядия, как ему рассказывал Северус, когда предупреждал о всех возможных опасностях и рисках. А еще, когда-то очень давно, будто в прошлой жизни, Дебора рассказывала ему о самых первых «людях-волках» и, возможно, это совпадение, но у них было немало общего с Охотниками. Но удивило Ремуса другое:
— Все Охотники — анимаги?
— А твой приятель тебе не рассказывал? — усмехнулась Рея. — Конечно они все анимаги! Это их единственная защита от нас, их главных врагов!
— Интересно, в кого бы Кастор мог обращаться? — задумался Ликаон.
— Обычно Охотники обращаются в кого-то крупного, — ответила Рея. — Потому что анимагическая форма — еще один способ сражаться в оборотнем.
Ремус не понимал, почему Кастор не рассказал ему о своей анимагической форме. Не хотел рисковать или не доверял? И почему он не сказал ему о том, что Охотниками рождаются? Ремус все еще не знал, как к этому относиться. А Кастор, если подумать, вообще мало о чем ему рассказывал. Постоянно заставлял его думать самому, догадываться, строить предположения, искать ответы, и лишь иногда снисходил и говорил, прав ли он.
— Почему Охотники так редко встречаются? — спросил Ликаон.
— Их всегда было мало, — ответила Рея. — Как я уже говорила, это довольно редкий дар, наравне с ясновидением, метаморфомагией или врожденной ликантропией. Но и… древние оборотни долгое время занимались истреблением Охотников, — нехотя добавила она.
— Истреблением? — уточнил Ремус.
— Когда я еще жила с семьей… Наша ведьма-Викка научилась находить Охотников. Их убивали еще детьми, пока они не вступят в полную силу.
— Это ужасно.
Ремус видел, что Рее тяжело было в этом признаться. Она наверняка и сама чувствовала, что это неправильно. Но она все равно вскинула на него горящий взгляд:
— Либо мы их, либо они нас. Мы защищали себя.
Впрочем, Ремус понимал ее точку зрения. Но ему все равно казалось убийство детей бесчеловечным.
— Поэтому сейчас их не так и много, — произнесла Рея. — Кастор и Рем на всю Англию — это уже переизбыток.
— Рем не считается, — улыбнулся Ликаон, — он же оборотень наполовину.
— Да, природа иногда любит поиздеваться, — кивнула Рея. — Да и Кастора за полноценного Охотника трудно считать. Он свои способности не только по прямому назначению использует, но и зарабатывает на них.
— А ты… — Ликаон посмотрел на Ремуса. В его глазах шел тяжелый мыслительный процесс. — Ты… не чувствуешь в себе каких-то противоречий?
— Всю свою жизнь, — мрачно ответил Ремус и вновь вернулся к стрелам, давая понять, что эту тему обсуждать он не хочет.
Но это правда — он с малых лет ощущал внутри себя вечную борьбу, в которой хорошее противостояло плохому; где Темное пыталось покрыть отголоски Светлого; когда здравый смысл и чувство справедливости боролись с его внутренними желаниями. Он и сам до конца не понимал, как к этому относиться. Если Рея права (а Ремус в этом не сомневался), он был рожден, чтобы бороться против оборотней и других опасных Темных существ. Но едва он научился ходить и говорить, сам стал оборотнем. В нем и правда всю его сознательную жизнь боролись две сущности: оборотень и человек, как всегда думал Ремус, но что, если боролись оборотень и Охотник?
Но если оборотни — чистая Тьма, то кто Охотники? Они никогда не являлись Светом. И по словам Реи, по Кастору, по информации, что успел изучить Ремус, Охотники не отличались добротой и милосердием, не вершили справедливость, не были благородными или честными. У них с оборотнями слишком много общего. Но Ремус все равно чувствовал, что в нем еще есть что-то хорошее. Может, не так и много, но есть. И от кого это? От обычного человека, крохи которого в нем остались?
***
К вечеру следующего дня он в одиночестве направился в центр Лондона. Лишь вчетвером, своей школьной компанией они не собирались уже много недель. Не то чтобы Ремус этого очень желал, он не менее хорошо проводил время с Реей и Ликаоном, но он чувствовал необходимость поддержать Северуса и Джеймса хотя бы своим присутствием. Сириус приглашал всех к себе, но Северус наотрез отказался (принципиально не хотел видеть Регулуса и Софию); попасть в дом к Поттерам не могли Ремус и Северус (Регулус к ним хоть и относился вполне уважительно, но Тайну Поттеров все равно не раскрывал, в открытую ссылаясь на недоверие). Поэтому сегодня встречались они в уже привычном магловском баре, каких несколько десятков в ближайшей округе. Ремус пришел вовремя, но в укромном уголке за их столом сидел один лишь Северус. Джеймс как и всегда опаздывал, а Сириус задерживался на дежурстве. Поздоровавшись, Ремус невольно задержался на друге взглядом. Северус и раньше был довольно мрачноват, но сейчас на нем будто навечно отпечаталась маска тоски и отчаяния: лицо неподвижное, в глазах — пугающая пропасть. Ремус прекрасно знал, что это такое — терять близкого человека. Меньше всего в этот момент нужны чужие утешения и разговоры, с которыми лезут в душу. Но и промолчать он не мог. Ремусу небезразличны его переживания и пусть Северусу сейчас нет до этого дела, наверное, ему следует об этом знать. — Как ты? — все-таки спросил Ремус. Северус поднял на него тяжелый взгляд, заставляя его почувствовать всю глупость вопроса. — Я… понимаю «как ты», — произнес Ремус, так и не дождавшись ответа. — Просто хочу, чтобы ты знал, что я всегда готов помочь. Если нужна какая-то помощь… найти убийцу или… — Нет, — прервал Северус, но тут же натянуто улыбнулся. — Помощь не нужна. Но спасибо… за все. За столом повисла неуютная тишина. Не выдержав и пары минут в ней, Ремус поднялся и, бросив пару слов о том, что собирается сделать заказ, направился к барной стойке. Насколько было бы легче, если бы присутствовал Джеймс: с ним никогда не бывает неуютной тишины, он всегда умеет находить слова, порой неуместные, но способные поддержать атмосферу дружелюбия. Но Ремус запоздало вспомнил, что сейчас и Джеймсу совсем не до веселья. Ремус еще не видел его после трагедии, случившейся с Лили, но вполне мог представить в каком состоянии находится друг. Вернувшись с двумя пинтами пива, он поставил одну тяжелую кружку перед Северусом, на что он молча кивнул в знак благодарности и устремил на него извиняющийся взгляд: — Я совсем забыл про Грин… Ты ведь тоже… — Да. Я тоже. Ремус молча отпил из стакана. Слова об Эшли бередили старую рану в душе. Но сейчас он должен думать не об этом. Он не знал, чем его утешить. Северус не из тех людей, кто прислушивается к другим, кого можно подбодрить словами. Ему самому нужно прийти к истине, самому понять, как пережить ту боль, что его мучает. — Наверное, со временем должно стать легче? — вполголоса спросил Северус. Ремусу и хотелось бы соврать и обнадежить его, но он честно ответил: — Нет. Но учишься с этим жить. Возможно, он мог рассказать, что боль никуда не уходит, но приходит смирение, осознание, что уже ничего не исправить и необходимо двигаться дальше. Болезненные чувства уже не столь острые, но они все равно остаются в душе, вместе с сожалениями об упущенном и виной. Но Ремус никогда ничего подобного не рассказывал и не представлял, как скажет это Северусу, который сейчас настолько потерян. — Легче станет. Немного, — все же, произнес Ремус. — Все равно наступит время, когда ты не будешь думать об этом каждый день и каждую минуту, когда не будешь снова и снова переживать тот момент, в который все могло бы быть по другому. Но сожаления, боль и вина — останутся навечно. И они будут возвращаться каждый раз при любой неосторожной мысли, каждый раз, стоит тебе услышать ее имя. У Северуса взгляд окончательно застекленел, хотя и Ремус и чувствовал, как сильно ускорился ритм его пульса, как по его коже идет мороз. Он не мог прочесть ни единой его мысли, но будто «видел» как усиленно они крутятся в его голове — да, Северус тоже без конца прокручивает моменты, в которых он мог бы спасти Дебору, когда все могло бы быть иначе. — Станет легче… совсем немного, но легче, когда ты найдешь убийцу, — добавил Ремус. — Думаешь? — Северус недоверчиво усмехнулся. Ремус ему ничего не ответил. Да, наверное, это ложь. Сколько лет он думал, что это именно он, собственными руками, убил Эшли, а по итогу оказалось, что он хотел ее защитить. Но факт остается фактом: если бы Эшли не связалась с ним, была бы жива. То же самое можно сказать и про Дебору. Сейчас Северус наверняка винит себя в ее смерти, хотя он делал все, чтобы ее защитить. Но неизменным остается то, что, вполне вероятно, она была бы жива, если бы не была к нему столь близка. — Может, и станет, — вдруг протянул Северус. — Когда я убью Темного Лорда. К счастью, от продолжения разговора их спасло появление Сириуса и Джеймса. — Пришлось зайти за Джеймсом, — фальшиво бодро улыбнулся Сириус. — Не хотел оставлять… дом. Но там сейчас Софи и Рег, Лили с Гарри точно не заскучают. — Я все равно ненадолго, — произнес Джеймс, взглянув на часы. — Полчаса, не больше. Когда они наконец сделали заказ и уселись к ним за стол, Ремус ненароком задержал на Джеймсе взгляд. Если Северус стал мрачнее тучи, то Джеймс будто постарел лет на десять: на лице отпечаток усталости, из глаз исчезло вечное веселье, даже губы упрямо сжаты, вместо привычной широкой улыбки. Впрочем, война вряд ли красит хоть кого-то из них. Уж точно не Ремусу об этом говорить с его уродливыми шрамами, пересекающими лицо. Хотя… некоторые из них все же практически не изменились. — Наконец-то мы встретились! — бодро произнес Сириус. — Сколько времени уже не виделись!.. — Ты хотел поделиться какими-то новостями, — прервал его Северус. — Я?.. — Нет, видимо, я, — сказал Джеймс, глядя на Северуса. — Ты же еще не знаешь, что после нападения змеемордого, Лили потеряла ребенка. Да, кстати, крестным тебе сейчас не быть. По крайней мере, наших детей. Потому что их у нас больше не будет. Ремусу становилось не по себе от жесткого и твердого, безэмоционального голоса Джеймса, которым он сообщает подобные ужасы. В этом было что-то жуткое и противоестественное. — Я… — Северус явно не мог подобрать слов, ошарашенно глядя на Джеймс. — Мне… мне очень жаль. — Эта тварь за все ответит, — резко произнес Джеймс. — И за Маргарет. И за Лили. За Белби. За Бланк, — он глянул на Сириуса и посмотрел на Ремуса. — За всех нас. Я об этом позабочусь, можете не сомневаться. — Мы все об этом позаботимся, Сохатый, — поддержал Сириус. — Не в одиночку же ты прикончишь эту мразь. — Уж как пойдет. Могу и в одиночку. — Кхм… — Северус неуверенно привлек их внимание. — В одиночку точно не придется стараться. Я не хочу давать никаких надежд, но… отравить Темного Лорда все же удалось. Если Шипман не придумает противоядие, то он протянет максимум год. Северус им вкратце рассказал, как обстоят дела в его лаборатории и о планах отравить самого могущественного Темного волшебника. — Да ладно? — восхищенно протянул Сириус. Ремус тоже не спускал нетерпеливого взгляда с Северуса. Год… Целых двенадцать месяцев, но в душе за долгое время надежда разгорелась. Он уже давно не верил, что война когда-то кончится. Она тянулась три года, но стала привычной жизнью — жизнью, полной лишений, постоянного стресса и страха за близких, которые ежесекундно рисковали жизнью. И сейчас этот срок казался чем-то невероятным — им осталось протянуть всего год! — Яд действует в геометрической прогрессии, — пояснил Северус. — Первые пару-тройку месяцев он вряд ли будет ощущать какие-то изменения, но чем дальше, тем более тяжелые и более стремительные последствия будут наступать. — Это невероятно, Сев! — радостно воскликнул Сириус и вдруг улыбнулся: — Софи с ума от счастья сойдет. Кажется, их общего воодушевления не разделял только Джеймс. Видимо, его не радовала перспектива еще целый год провести в заточении. — Что ж, тогда предлагаю обсудить не менее важный вопрос, — произнес Джеймс и посмотрел на Сириуса, который тут же нахмурился, будто зная, о чем пойдет речь. — Регулус. — Да что я с ним сделаю?! — мгновенно вспылил Сириус. — Он никого не слушает! — Значит, надо заставить, — отозвался Северус. — Меня тоже твой братец уже вконец достал. — Наш, — Сириус ему притворно улыбнулся. — Он наш братец. — Какого черта он один решает, что будет с крестражами? — спросил Джеймс. — Это наш общий труд! Год — это прекрасно, но что, если есть возможность раньше прикончить эту мразь?! — Нет никаких гарантий, что уничтожение крестражей ослабит морду, — нехотя возразил Сириус. — Это Регулус так говорит, — перебил Джеймс. — Лишь для того, чтобы не уничтожать их. Но надо хотя бы попытаться! — Я согласен с Джеймсом, — кивнул Ремус. — Можно оставить один крестраж, чтобы по-прежнему иметь хоть какую-то власть над ним или попытаться найти Диадему, но остальные надо уничтожить. — Особенно сейчас, когда Темный Лорд слаб, — поддержал Северус. — Его это еще больше может подкосить. — А что вы меня уговариваете?! — возмутился Сириус. — Будто я против! Идите к нему да сами с ним разговаривайте! — А ты пойдешь с нами? — поинтересовался Джеймс. — Я… — Сириус на мгновение опустил взгляд, но тут же твердо продолжил: — Не заставляйте меня выбирать. Я не меньше вашего хочу окончания войны! Но… я не могу предать доверие Рега. Он мне это не простит. — Но при этом ты единственный, кто имеет хоть какое-то влияние на него, — возразил Джеймс. — Влияние?! — насмешливо переспросил Сириус. — Да нет у меня на него никакого влияния! Ни у кого нет на него влияния! — А по-моему, есть, — произнес Ремус. — Как раз у тебя. Регулус куда больше боится тебя потерять, чем ты его. Нужно лишь подобрать правильный подход. Сириус недовольно закатил глаза, проворчал что-то непечатное под нос. — Именно, — поддержал Северус. — Если ты не будешь кричать и скандалить, как обычно, а спокойно с ним поговоришь, приведешь все разумные доводы, пригрозишь изгнанием из семьи, он может и послушать. — Вы его очень плохо знаете, если думаете, что это подействует. — А мне кажется, если ты, на правах преемника рода, закроешь ему доступ в сейф, он хоть о чем-то задумается! — воскликнул Джеймс. — Когда не сможет себе каждый месяц новые роскошные шмотки покупать, все крестражи тебе отдаст! — Вот-вот, — закивал головой Северус. — Или когда он сам себе готовить начнет, а не будет ежедневно в рестораны захаживать. — А может просто украсть у него сейф? — предложил Джеймс. — Когда он в очередной раз пойдет ужинать или новую мантию себе выбирать. — Оставим ему Дневник в качестве утешения, — сказал Ремус. — А остальное — в Адское пламя. Он будет и в гневе, и рад одновременно. Сириус первый рассмеялся, а следом и все остальные. Кажется, это было впервые за несколько месяцев. Кто бы мог подумать, что всех их, в этот тяжелый период, заставит смеяться Гадина — одна из их главных проблем, одна из их главных надежд на победу. В баре они просидели куда дольше, чем планировали. Но в этот момент, когда они были вчетвером, оградившись от всего остального мира и в то же время в окружении шумной толпы маглов, казалось все таким привычным. Может, они все и изменились, но у Сириуса все та же неизменная улыбочка и низкосортные шутки, Джеймс вновь говорит громким командным голосом и даже позволил себе пару раз широко улыбнуться, а Северус уже несколько раз съязвил. Ремусу каждый раз казалось, что чем дольше они с друзьями не видятся — тем дальше друг от друга. Но, стоит им встретиться вновь, и будто разлуки и не было.***
Время было еще совсем не позднее, а потому Ремус с Реей и Ликаоном решили отправиться в Сохо, в бар оборотней. Ремус старался появляться там хотя бы пару раз в неделю. Регулярно появлялся и Банди. Ремус с ним больше не пересекался, но от других знал, что он всех агитирует переходить на сторону Волан-де-Морта, который обещает полную свободу и безнаказанность. Это несколько осложняло задачу: пусть многие оборотни еще помнят последствия службы на Волан-де-Морта, но он предлагал свободу, в то время как Ремус говорил о всевозможных ограничениях и необходимости идти на уступки волшебникам. Обучение оборотней тоже продвигалось не так успешно, как он думал. Основная проблема заключалась в том, что у большинства не было волшебной палочки. Тем не менее, Ремус не бросал свое дело и продолжал говорить о важности союза с волшебниками и Министерством. — Стойте, — Рея замерла, когда они уже шли по темному безлюдному проулку, ведущему к их бару. — Здесь кто-то чужой... — Кто? — нахмурился Ликаон. Ремус едва успел насторожиться, как мгновенно учуял появление старого знакомого. Неужели он смог их выследить? Или ему кто-то подсказал, где именно их искать? Он резко обернулся, выхватывая палочку и натыкаясь взглядом на Долохова. В пустом темном проулке его высокая фигура выглядела устрашающе. — Выходит, это правда, — усмехнулся Долохов, одним глазом глядя на Ликаона. Он стоял почти в двух десятках метров от них, в руке крепко держал палочку, но не поднимал ее. — Мистер Долохов? — не своим голосом произнес Ликаон, делая несколько шагов ему навстречу. — Слухи ходили, Ликаон, но я не верил, что ты и правда примкнул к ним, — Долохов с презрением кивнул на Ремуса. Ремус одной рукой держал палочку, готовый в любой момент ее вскинуть, другой перехватил запястье Реи. Она вся в чудовищном напряжении, готовая в секунду сорваться, обратиться и кинуться на врага; ее кожа — наэлектризована, обжигает. Долохова она ненавидит ничуть не меньше, чем Банди. Возможно, это был бы неплохой шанс его прикончить — здесь, пока никто не видит. Но двое против одного — слишком бесчестно. К тому же, не хотелось делать это на глазах у Ликаона — он чересчур привязан к этому монстру. — Я… — Ликаон оглянулся на Ремуса и вновь перевел взгляд на Долохова. — Я не примкнул… мы… мы просто… — Ты же в курсе, Ликаон, — с притворной грустной усмешкой протянул Долохов, — этот твой приятель — шпион Дамблдора. Твой Люпин оборотней на смерть посылал, информируя своего директора о всех ваших планах. Пока Ликаон заикаясь оправдывался, Ремус соображал, что делать. Его палочка против Долохова бесполезна. Он более искусный дуэлянт, чем Ремус, хотя у Ремуса силы больше. Использовать Рею? Она готова сорваться в любую секунду, но Долохов не приближается, остановился на безопасном расстоянии. Возможно, в два прыжка она до него и доберется, если он не успеет защититься раньше. Но между ними, прямо посередине, стоит Ликаон, ровно на пути, будет мешать и заклинаниям Ремуса, и Рее. И нужно ли убивать или калечить Долохова? Что сделает Волан-де-Морт, если он, Ремус, уничтожит его самого верного союзника, его правую руку? Он не только всех оборотней, но и весь Сохо с лица земли сотрет; доберется до каждого. А Долохов здесь, безусловно, по личной причине. Так не лучше ли это оставить вне общей войны? — Оставайся рядом, — едва слышно, практически не разжимая губ, произнес Ремус, обращаясь к Рее. — Его нельзя трогать. — Выбирай, Ликаон, — усмехнулся Долохов. — Но помни, что я могу помочь тебе вернуться в семью. В твою настоящую семью. А не жить дикарем с этой сворой диких собак, которых еще вечность будут презирать в приличном обществе. Ликаон переводил встревоженный и сомневающийся взгляд с Ремуса на Долохова и обратно. Ремус не спешил вмешиваться и уговаривать его. Ему не хотелось, чтобы Ликаон вновь покидал его, но он уже не раз выбирал Долохова, и сейчас вновь должен сделать свой выбор. Только в этот раз окончательный. — Со своей семьей ты получишь все: деньги, власть, уважение и благополучие. Да, твой отец, увы, уже мертв, — продолжал Долохов. — А вот мать… она думает, что ты давно погиб или пропал без вести, она уже смирилась, что никогда тебя не увидит. Но представь ее счастье, когда вы встретитесь? — Думаешь, я нужен ей с ликантропией?! — перебил Ликаон, голос его неуверенно дрогнул. Ремус чувствовал какие сомнения его обуревают. — Меня выкинули ребенком, как только меня укусил оборотень! — Это сделал твой отец, — ответил Долохов. — Поверь, Ликаон, твоя мать, воспитанная друидами и древними кельтами, в которых Темной силы не меньше, чем в тебе, с легкостью закроет глаза на твою ликантропию. Ликаон вновь оглянулся на Ремуса, задерживая на нем отчаянный и потерянный взгляд, словно вопрошающий — что ему делать? Но Ремус не собирался давать подсказок. И все же, надо признать: Ремус совсем не хотел, чтобы Ликаон выбирал Долохова. Ликаон принес немало проблем. Он ничего не сделал, пока Ремус сидел в клетке Долохова; он ничего не сделал, когда там сидела Рея. Он предпочитал благополучие и безбедное существование, вседозволенность возле Долохова, а не выживание рядом с Ремусом (и он не мог его осуждать!). Уродливые шрамы на его лице — работа Ликаона, когда друзья Ремуса спасали его из клетки. Ликаон неконтролируем, вспыльчив и агрессивен. И все же, он успел стать другом. Ремус на него уже не раз полагался, он ощущал его поддержку и помощь в агитации оборотней, он нуждался в нем в будущем. — Мистер Долохов… — Ликаон посмотрел на него. — Вы называете их сворой диких собак, но и я такой же. Я благодарен вам за все, что вы для меня сделали… — его голос вновь дрогнул. — Но… как только меня выкинули из дома... моей настоящей семьей — стали они. Развернувшись, он направился обратно к Ремусу и Рее. Ремус лишь на мгновение успел перехватить взгляд Ликаона, чтобы кивнуть ему в знак благодарности. Лицо Долохова исказилось в жуткой гримасе. Он направил единственный глаз на Ремуса. — Как дела у твоего отца, Люпин? Давно с ним общался? Ремус невольно отпустил руку Реи. Пальцы сжались на палочке, в груди поселился страх. Отца он не видел уже несколько недель. Пару раз он приближался к их дому, но за ним постоянно шла слежка. Все совы перехватывались. Заметив его реакцию, Долохов негромко рассмеялся. — Милорду очень не нравится, что ты взялся за оборотней, Люпин, так что, если ты продолжишь… Все произошло в одну секунду. Рея рванула вперед, в длинном прыжке оборачиваясь в волка. Долохов вскинул палочку, чередой выпуская в нее острые молнии чар, которые она ловко обходила. — Рея, стой! — выкрикнул Ремус. Долохов ему еще нужен. Нужен живой. Если они схватили отца, однозначно его живым не отпустят. — Нет! Ликаон с криком бросился ей наперерез, пытаясь защитить Долохова. Но она легко его перепрыгнула, сверху упав на Долохова, повалив его огромную тушу на землю и вцепившись в шею. Весь проулок наполнился резким запахом крови. Гортанный хриплый крик Долохова смешивался с рычанием волка, с истошным возгласом Ликаона. — Рея! — выкрикнул Ремус, бегом приближаясь к ним. Он поднял палочку. По шкуре волка прошел разряд тока, от чего Рея вскочила на лапы и ощетинилась. Вся морда в крови, с клыков капают густые, вязкие, бордовые капли. В тот же миг она вновь обернулась человеком, бросила яростный взгляд на Ремуса и с триумфом посмотрела на Долохова, рукавом утирая рот. Ремус тоже перевел на него взгляд. Тело Долохова сводит судорогой. Единственный глаз мечется из стороны в сторону. Из разодранного горла стекает кровь, она пузырится из его рта, заставляя его захлебываться. Ремус видит, собственными глазами видит, как из него уходит жизнь. Запах Смерти в воздухе стоит. Он словно в отдалении слышит крики Ликаона, который бросился к Долохову, пытается зажать его раны; трясущейся рукой направляет на него палочку, в попытке остановить кровь. — Ликаон, — Ремус за руку его с силой поднимает, — нужно уходить. Сколько времени нужно Темному Лорду, чтобы понять, что его самый ближайший сторонник умирает? Минута? Пара секунд? А может их и вовсе неподалеку поджидает засада, вряд ли Долохов пришел один. Но Ликаон не желал отрываться от тела, трясет Долохова за плечи, со слезами, с криками пытается заставить его прийти в себя. — Идем! — Ремус сурово дернул его за руку, заставляя отцепиться от Долохова. Он протянул ладонь Рее и, как только она за него ухватилась, они трансгрессировали. Они появились в старой, наполовину сгоревшей хижине, возле которой некогда размещался их лагерь. И, только Ремус отпустил их руки, Ликаон бросился на Рею. — Как ты могла?! Как ты могла, Рея?! Он едва не вцепился ей в шею, но она с легкостью его оттолкнула. Магический импульс от ее ладони отбросил его к противоположной стене, куда он кучей свалился. — Рея, — сурово произнес Ремус. Его все еще слегка трясло. Что с отцом? Долохов даже не успел договорить. И этот вопрос волновал его куда больше, чем очередная склока между Реей и Ликаоном. Но она его проигнорировала, шагнув к Ликаону, который, шатаясь, поднимался с пола, вполголоса посыпая ее проклятьями. — Пока ты в его доме расхаживал в красивой одежде, пользовался палочкой, питался свежайшим мясом и спал на пушистой перине, меня в подвалах этого же дома держали в клетке, кормили отходами, пытали и нацепили ошейник. Долохов получил по заслугам, — она обернулась к Ремусу и с жесткостью произнесла: — Банди следующий. — Рея, у них, возможно, мой отец. Я просил тебя остановиться, Долохов мне был нужен, а ты… — Я буду делать, что считаю нужным, — перебила она. — Нет, — твердо произнес он, повышая голос. — Если ты с нами, если ты со мной, ты будешь делать, что я говорю. Можешь сколько угодно проявлять силу и характер со мной наедине, но когда мы против врага, будь добра, подчиняться. — Ты слишком мягок! — не выдержала она. — Тебе было жаль этого ублюдка! А он на меня ошейник нацепил! Он держал меня в клетке! Он тебя держал в клетке! Как ты можешь сочувствовать ему?! — Я ему не сочувствую, Рея. Но я не видел отца не один месяц. Прямо сейчас его могут пытать и… — Ну так пойдем и проверим! Вдвоем мы с тобой и с дюжиной таких, как Долохов, справимся! — Ты переоцениваешь свои силы. — Не так, как Долохов, — она кровожадно улыбнулась. — Который сейчас мертв. На губах у нее все же остатки крови, как и на подбородке, на щеках. В глазах лихорадочный, ненормальный блеск. Такой всегда бывает, когда оборотню на язык попадает вкус человеческой крови. Адреналин, жажда расправы растекается по всему телу, желание порвать тело на мелкие кусочки. Рея контролировала себя лучше всех, кого знал Ремус. Но и ей присуща жестокость. Может быть, сказывалась середина лунного цикла, когда его оборотень «крепко спал», а может что-то еще, но в Ремусе вдруг все взбунтовалось против подобных подходов. — Я не хочу опускаться до их уровня, Рея. Не хочу, — твердо повторил он, прямо глядя в ее глаза. — Я не хочу быть жестоким и не хочу убивать. Да, если потребуется, я буду защищаться, могу покалечить, могу и убить. Но первым нападать — никогда. Проявлять жестокость, вершить самосуд — никогда. — Будешь проявлять милосердие к врагам, они убьют тебя первыми. Это война, Рем. Здесь надо быть жестоким. А иначе не выжить. Тем более, тебе! — у нее вновь взгляд гневом запылал. — Ты не просто их враг, ты — оборотень! Таких, как ты, вышвыривают из дома, — она махнула рукой на Ликаона, который сидел на сломанной кровати и, закрыв лицо ладонями, глухо рыдал. — Таких презирают всю жизнь и пытаются истребить. — Я не только оборотень, Рея. — Ах да, точно, ты у нас еще и Охотник! — Я этого не выбирал, — перебил он, повышая голос. — Никогда не хотел быть ни тем, ни другим. Это ты родилась с волчьим геном. Поэтому ты всех делишь на оборотней и их врагов, даже если это обычные люди. Но я успел пожить обычным человеком, я долгое годы притворялся обычным человеком. У меня есть друзья — волшебники, которые поддерживали меня многие годы, мой отец — волшебник, который скрывал меня от Комиссии всю жизнь и заботился обо мне, моя мать — обыкновенная магла. И я ничем не отличаюсь от всех них. — Отличаешься, — отчеканила она. — Ты гораздо сильнее и опаснее. Ты сильнее любого волшебника, сильнее любого оборотня и сильнее любого Охотника. И именно по этой причине тебя всегда будут бояться и пытаться убить. Ремус уже хотел возразить, но она тоже повысила голос: — У тебя есть шанс повести всех оборотней за собой. Они тебя будут уважать, признают в тебе лидера. Но ты должен показать всю силу, что у тебя есть! А не прощать врагов и пытаться с ними примириться! Ремус устало прикрыл глаза. Все-таки, Рея никогда не примет его желание союза с волшебниками. Сколько бы она ни пыталась его поддерживать, идя против собственных убеждений, но они все равно никуда не уходили. — А я и не прощаю. Но я и не стремлюсь их убить. Я не изменюсь, Рея. Я буду бороться за мир между оборотнями и волшебниками, а сейчас и между оборотнями и Охотниками. Если тебя… если тебя это не устраивает… Ремус посмотрел на Ликаона. Он все еще сидел, закрыв лицо ладонями, но от него уже не слышно ни звука, лишь плечи то и дело вздрагивали. Жалеет ли он сейчас, что выбрал Ремуса? Без его поддержки Ремусу не справиться. Как и не справиться без Реи. — Больше всего я хочу, чтобы ты, именно ты была рядом, — произнес он, взглянув на нее. — Ты… знаешь об этом. О том, как много для меня значишь. Мне не справиться без тебя. Но если ты не можешь смириться с моей сущностью, нам… придется расстаться. Рея не спускала с него горящего взгляда. Но молчала, ничего не возражала, вопреки обычаю. — Ликаон сегодня сделал свой выбор. Сделай и ты.