Marauders. Soul shards

      Как только Лили вышла за порог, Джеймс вернулся в гостиную и подошел к окну. Она была под мантией-невидимкой, но он все равно вглядывался в улицу, пытаясь ее высмотреть.       — Не нужно так переживать, — произнес Регулус, проходя вслед за ним и устраиваясь в кресле. — Мы все постоянно выходим, и все нормально. У маглов с ней ничего не случится.       — Ага… — рассеянно отозвался Джеймс, продолжая смотреть на улицу.       Утешало хотя бы то, что он не замечал слежки поблизости от дома. Последние пару дней он несколько раз то в своем облике, то в образе Лили появился на другом конце Годриковой впадины. После этого основное наблюдение Пожиратели вели именно там. Но тревога его все равно не отпускала.       Правильно ли он поступил, что отправил ее на день рождения? Ему всегда за нее было страшно, никогда не нравилось, когда она выходила из дома без него, даже если с их Мантией-невидимкой. Хотя он и понимал, что запереть ее в клетке невозможно. Истинного гриффиндорца под замок не посадить, он от этого звереет и сходит с ума. Джеймс это и по себе прекрасно знает — больше двух дней взаперти он не выдерживает. Ему элементарно некуда деть энергию, его не спасают ни полеты на метле, ни тренировки, ни всевозможные новые хобби, ни игры с Гарри. Его все равно чуть ли не трясет от неизрасходованной энергии. Пара дуэльных тренировок в неделю и редкое посещение штаба — ничтожное утешение, которые не покрывает и половины тех потребностей, с которыми он привык жить.       Это поначалу ему казалось, что время взаперти можно провести с пользой. Он так воодушевился! Планировал посвящать все время Лили и Гарри, больше читать, обзавестись новыми хобби, уделять время двойной норме тренировок. А на деле… уже через пару недель все это превращается в тяжелую рутину, а через месяц — в пытку. Спустя полгода борешься с тем, чтобы не просыпаться с ненавистью или апатией ко всему происходящему, пытаешься находить смыслы в жизни. Последние несколько долгих недель у него внутри без конца растет тоска и безнадежность. Крошечный проблеск — ожидание появления Маргарет, но тут же вновь хандра и уныние, когда первые радостные эмоции спали.       По ночам, когда он не мог уснуть, во время полетов или когда он неподвижным взглядом смотрел в книгу, не в силах сдвинуться с первой строчки, в голове то и дело мелькали мысли, что все это никогда не закончится. Время остановилось в тот холодный январский день, когда на их дом наложили Фиделиус. За окном менялась погода, Гарри заметно подрос, в Лили росла новая жизнь, у всех друзей кипели события, и только Джеймс так и остановился в том злосчастном дне.       Наверное, труднее всего было мириться с неизвестностью. И не так страшно то, что они были полностью отрезаны от волшебного мира, с опозданием получая все новости. Страшнее было то, что никто не знал, когда все это закончится. Сколько им еще мучиться в заточении? Месяц или год? Еще пару недель или пару лет?       Когда только началась война, они все думали, что она и года не продлится. Но война идет уже больше трех лет. Когда их посадили под замок, Джеймс думал, что конец этому где-то совсем рядом, за поворотом. Но время тянется, растягивается в один бесконечный день, в котором все одно и то же, одни и те же действия, одна и та же рутина, одни и те же мысли «когда же, когда же, когда же это закончится». Эти мысли без конца стучали в голове, и с каждым днем все чаще мелькал ответ «никогда».       Убивало и то, что пока он сидит в безопасности, другие сражаются за свободу и их страну, сражаются за него и его семью. Тогда как это он, именно он должен защищать Лили и Гарри. А вовсе не отсиживаться в теплом доме и бездействовать, пока другие умирают за них. Что он скажет Гарри, когда война закончится? Что он прятался за чужими спинами, что отсиделся в стороне, пока его друзья сражались за их светлое будущее? Что он предпочел собирать с ним пирамидку из кубиков, а не бороться за право жить таким, как он и его мама? Джеймс себе этого никогда не простит.       Он не в силах был выносить бездействие, его без конца разрывали между собой тяжелые мысли. Чувство безнадеги и апатии сменялись злостью и раздражением; он все меньше верил в счастливый конец и заставлял себя не сдаваться только ради семьи и друзей. Он улыбался Сириусу, с весельем спорил с Регулусом, каждый день подбадривал Лили и развлекал Гарри, но стоило хоть на минуту остаться одному — накатывала такая тяжесть и безысходность, что порой жить не хотелось.       Джеймс понимал, что все то же самое испытывает и Лили. Что жизни в ней ничуть не меньше, чем в нем — ей нужен воздух, нужна свобода, нужно общение. Правда, для него это все равно было слабым аргументом, чтобы спокойно отпускать ее из дома. Но именно это оставалось его последним главным стимулом, чтобы не сдаваться — он должен сделать все, чтобы Лили могла вернуться к привычной жизни; чтобы она могла называть их дом — домом, а не тюрьмой; чтобы могла без страха говорить о своем статусе крови; чтобы могла видеться с друзьями и работать в удовольствие; чтобы снова могла улыбаться и надевать красивые платья; чтобы могла цвести и жить на свободе.       — Мы победим, — прошептал он, сам того не замечая. — Мы победим.       — Па-па? — Гарри, сидящий на его руках, вопросительно на него уставился.       — Мы победим, Гарри, — твердо произнес Джеймс, взглянув на него. — Я сделаю для этого все, что в моих силах. И пусть мне для этого даже умереть придется.       — Какие кардинальные методы.       Джеймс оглянулся на Регулуса, успев забыть, что он здесь сидит.       На самом деле, будь его воля, он бы пригласил Сириуса и Софию. Но у Сириуса очередное дежурство в Ордене, а Джеймсу нужен был кто-то, кто останется с Гарри, если вдруг обстановка за пределами дома накалится.       — Что? — нахмурился Джеймс.       — Для победы тебе не обязательно умирать, — раздельно произнес Регулус.       — Да, с этим я погорячился. Но сдохнуть кому-то все равно придется. Лично я ставлю на Волан-де-Морта.       Блэк состроил нарочито карикатурное скептическое лицо.       — Что? — усмехнулся Джеймс. — Не веришь, что я в дуэли с Волан-де-Мортом одолею его?       — Ну, как тебе сказать… Нет. Не верю.       — Я с ним уже раза три сражался, между прочим.       — Ты сражался не один, а с Эванс. Конечно, вдвоем вам было легче. Но даже в этом случае вы не смогли его победить. Более того, — он немного повысил голос, не давая Джеймсу возразить, — Темный Лорд считается одним из сильнейших волшебников за всю историю. Ты, конечно, вполне неплохой дуэлянт, но против него надо что-то посильнее, чем простое владение волшебной палочкой.       Одарив его откровенно недовольным взглядом, Джеймс вновь отвернулся к окну. Он, конечно, мог бы поспорить, но его сейчас куда больше волновала безопасность Лили. Джеймс просканировал взглядом небо над невысокими крышами домов. У него с Киллой давно был уговор — если вдруг Лили в опасности, она выпускает в небо столп красных искр. Джеймс надеялся никогда их не увидеть, но все равно на всякий случай то и дело обегал глазами небо.              Время вновь замедлилось. В их доме оно и без того протекало слишком мучительно медленно, но с уходом Лили каждый раз практически останавливалось. Взгляд Джеймса перебегал от улицы до часов. Его сердце колотилось куда быстрее, чем двигалась секундная стрелка. Колотилось так громко, что он едва слышал Регулуса, почти не обращал внимания на Гарри, который возился с игрушками в своем манеже.       — Да хватит, Поттер, — устало произнес Регулус. — Ты такой нервный, что вокруг тебя воздух кипит.       — А ты бы на моем месте был не нервным? — огрызнулся Джеймс.       — Нет. Я бы порадовался, что у нее наконец появилась возможность выйти из дома. Жизнь взаперти никто не вынесет, так рехнуться можно. Так что, просто порадуйся за нее и расслабься.       Джеймс эту чушь даже комментировать не собирался, вновь отвернувшись к окну. Небо снаружи уже начало темнеть, на улице зажглись фонари.       — У нее с собой мантия-невидимка и домовик. Мантия защитит ее от слежки, а домовик от возможной угрозы, — произнес Регулус и, немного подумав, добавил: — Ну, даже если от угрозы не защитит, то как минимум даст фору. Уж Эванс сможет за себя постоять. Кто у вас тут дежурит? Обыкновение егеря да изредка один-два Пожирателя.       — Хватит называть ее Эванс, — сказал Джеймс, не оборачиваясь к нему.       — Точно, — неожиданно быстро согласился Регулус. — Она уже Поттер, а это сразу плюс сто очков к смелости, решимости и сообразительности. Она сможет выкрутиться, не надо считать ее слабой и беспомощной.       — Я ее такой и не считаю, — перебил Джеймс, мельком на него глянув. — Но я не хочу, чтобы ей пришлось «выкручиваться». Тем более, у нее сейчас магия нестабильная. Из-за беременности, из-за этого заточения гребаного! Из-за смерти Марлин. Ей морально тяжело, а это всегда отражается на магии.       Джеймс прервался на полуслове, весь похолодел. Всё — Регулус, Гарри, их гостиная — отошло вдруг на второй план. Вдалеке, на фоне темно-синего неба вспыхнули яркие красные искры. Джеймс каждую секунду находился в их ожидании, и все же больше всего надеялся, что не увидит их. Не раздумывая ни секунды, он кинулся к выходу:       — Оставайся с Гарри! На Лили напали!       Не слушая взволнованный голос Регулуса, он выскочил за дверь и, на ходу доставая палочку, устремился вперед. Оказавшись за воротами, он сразу трансгрессировал.              Джеймс стоит посреди пепелища, выжженной воронки. Всё в радиусе пары десятков метров покрыто слоем серебристо-черного пепла. В воздухе тяжелый, удушающий смрад. Вблизи по кругу лежат несколько тел — по маскам он узнает Пожирателей Смерти и егерей.       Он не понимает, что произошло — с момента, как он увидел искры, прошло не больше секунд тридцати. Но здесь словно кто-то выпустил очень мощные Темные чары — вздохнуть тяжело.       — Лили! — в панике вскрикивает он и вдруг замечает у забора одного из домов Киллу. Тело домовика в неестественной позе, изо рта багровеет струйка крови. Его еще больше страх берет и он вновь оглядывается: — Лили!       Он резко оборачивается, услышав позади тяжелый вздох. Джеймс тут же вскидывает палочку, замечая Волан-де-Морта — он шатается, его мантия обуглена, глаза налиты кровью, а палочка в дрожащих пальцах ходуном ходит. Волан-де-Морт едва стоит на ногах, не может на Джеймсе взгляд сфокусировать, болезненно морщится. Идеальная возможность, чтобы добить. Джеймса все еще паника одолевает, страх за Лили, но он все равно поднимает палочку, готовясь наслать чары.       — Ты бы лучше… о своей миссис беспокоился… — он хрипло усмехается, кивая ему за спину.       Джеймс лишь на миг оборачивается, как Волан-де-Морт с негромким хлопком испаряется в воздухе, только пепел продолжает кружиться там, где он был секунду назад. А Джеймс наконец видит ее.       Лицом к земле неподвижно лежит Лили. Рыжие волосы под слоем черного пепла, руки в неестественном положении.       — Лили! — Джеймс бросается к ней, переворачивает ее на спину. — Лили… — голос дрожит, как и руки.       Лицо у нее серое, потрескавшиеся, белые губы, дыхания почти нет. Он пытается нащупать пульс, лихорадочно вспоминает все целительские заклинания, что знает.       — Джейми… — из нее вырывается слабый хриплый стон. У нее дрожат ресницы, из-под которых вытекают темно-серые, почти черные слезы.       — Лили! Все хорошо, Лили, я здесь, здесь! — он чарами счищает с нее золу, прочищает ей нос и рот от пепла — она чуть не задыхается кашлем. — Что мне сделать, Лили? Что мне еще сделать?       Он пытается проверить, нет ли у нее кровотечений и ран, все ли руки и ноги целы — на ней ни царапины. Но она все еще такая же серая, как и Волан-де-Морт; у нее точно так же обуглена одежда, точно так же дрожат пальцы и расфокусирован взгляд. Она полуживая лежит на его руках. Он никак не может понять, что здесь произошло. После учебы в Мракоборческом центре он знал всё о Темных чарах и их воздействии, но сейчас не мог распознать ни одни из них. И все же, сейчас главное совсем другое.       — Мерлин, Лили, — он прижимает ее к себе. — Ты жива. Жива.       Она слабо всхлипывает в его плечо, сжимает пальцами его рубашку и что-то шепчет ему о цветах — кажется, у нее бред.       — Никогда больше, — отзывается он, — никогда больше тебя не оставлю, Лили.              Джеймс едва следит за окружающими. Он не замечает, как трансгрессировала часть Пожирателей, не замечает Сириуса и других членов Ордена, полностью игнорирует их вопросы. Он не отходит от Лили ни сейчас, ни пока ее окружили целители. Он не обращает внимания на то, что есть три мертвеца — Пожиратель и двое егерей — они погибли в этой «воронке». Он все еще возле Лили. Ему кажется, она что-то хочет ему сказать — у нее слезы в глазах, но голоса нет, губы едва шевелятся — он ничего разобрать не может.       — Мы забираем ее в госпиталь, мистер Поттер, — безапелляционно заявил один из целителей.       — Я с вами!       — Нет! — голос у Лили слабый, но твердый. — Будь с Гарри…              

***

             Джеймс понимал желание Лили не оставлять Гарри без обоих родителей, но сейчас критическая ситуация, он не может оставить Лили одну — она важнее всего. Правда, ему все равно пришлось задержаться дома. Несмотря на Сириуса, Софию и Регулуса, а они все равно не могли успокоить Гарри — он без конца капризничал, плакал, отказывался сидеть на чужих руках и не мог уснуть.       — Сейчас Килла поможет, — нервно проговорил Джеймс, — у нее особая микстура есть, она всегда помогает. Килла!       — Она мертва, Джеймс, — сдавленно произнес Сириус. — Мне… жаль.       В голове сейчас такой сумбур, в душе столько тревоги и страха, что он с трудом осознает слова друга. Киллы нет... Их верного помощника и друга больше нет. Он же видел ее тело, понимал, что ее убили. Но в мыслях кроме Лили никого больше нет.       Его с новой волной берет раздражение и злость. Он бы тоже с радостью разрыдался, тоже хотел бы чтобы его обнял и утешил кто-то сильный, и уверенно сказал, что все будет хорошо, совсем немного осталось потерпеть. Джеймс эту роль для Гарри и Лили играл последние полгода, но сейчас у него на это не осталось ни сил, ни желания. Ему хочется оставить Гарри и отправиться к Лили — он всем сердцем чувствует, что сейчас куда больше нужен ей, чем ему. Но едва он отходит на пару метров, Гарри начинает реветь пуще прежнего.       Уснул он лишь к полуночи — София принесла свои сильнодействующие снотворные. Джеймс надеялся, что ребенку это не повредит: они дали лишь крошечную дозу от нормы. Зато Гарри вдруг успокоился и мгновенно уснул. Оставив его на троих нянек, Джеймс тут же отправился в Мунго.              Оказавшись в нужном коридоре больницы, он сразу заметил возле палаты Грюма и Карадока.       — Вы… вы что здесь делаете? — недоуменно спросил Джеймс.       — Вам, Поттер, необходима охрана по первому разряду, — недовольно ответил Грюм. — Пока вы с Лили свободно разгуливаете! Будто бы у нас дел других нет. Давай живее, ты привлекаешь лишнее внимание.       В коридоре кроме них никого больше не было, но Джеймс все равно не стал вступать в спор, прошел мимо Грюма и зашел за дверь.       В палате полумрак и неестественно тихо. Джеймс с трудом различает силуэт Лили.       — Лили? — он ступил ей навстречу.       Она сидит на кровати, склонив голову, и держит на коленях букет наколдованных маргариток — она отрывает лепестки, и они тут же тают в воздухе.       Подвинув стул, он сел перед ней и коснулся ее лица.       — Лили, все хорошо?       Лицо у нее все еще пепельно-серое, все веснушки исчезли. Губы побелели и потрескались. Даже рыжие волосы словно потускнели. В глазах столько боли, что у него в ответ в груди неприятно сдавило. Но взгляд она мгновенно отводит.       — Все кончено, — едва слышно произнесла она.       — Лили… ты о чем?.. — он коснулся ее холодной руки.       Она вздрогнула, выдергивая ладонь, закрыла лицо руками. Маргаритки с ее колен на пол посыпались.       — Лили?       — Маргарет… — он едва разбирал ее сдавленный голос.       — Что-то… что-то с ребенком? — он старался не выдать напряжения в тоне.       — Ее больше нет.       Джеймс аккуратно коснулся ее запястий, отнимая их от лица. Губы у нее дрожат, он ее глаз не видит из-за переполняющих слез.       — Ее больше никогда не будет.       — Лили…       Глубоко вздохнув, она подняла на него болезненный и отчаянный взгляд:       — Целители сказали, я больше не смогу иметь детей.              

***

             Джеймс не мог найти слова для утешений. Их попросту не было.       Они до самого утра пробыли в госпитале, лежали на узкой больничной койке. Он прижимал ее к себе, пока она всю ночь задыхалась в глухих рыданиях. А у него даже слез не было, огромная дыра в груди вытеснила практически все эмоции. Плач Лили смешивался с ее неразборчивыми словами о ее вине, смешивался с его эхом в голове: «я больше не смогу иметь детей».             Джеймс всегда был уверен, что у него будет большая семья. Когда-нибудь в будущем… в далеком и прекрасном будущем, но будет большая семья. А сейчас эта яркая картинка на осколки рассыпалась.       Но его куда больше ранило то, что все это пришлось пережить Лили. Почему именно она пострадала в одной лишь вылазке? Почему он постоянно покидает дом и с ним ничего не случается? Почему он позволяет себе участвовать в сражениях и возвращается без единой царапины? Почему она только вышла и сразу Смерть возле нее? За что ей все эти страдания и переживания, война и изоляция? Джеймс никого лучше не знает, не знает ни единого человека со столько доброй и Светлой душой, так почему все это на ее долю выпало?       В нем вновь загорелась злость вперемешку с отчаянием. Он должен все это закончить, именно он должен.             

***

             Утром пришли целители на осмотр. Джеймсу не хотелось это обсуждать при Лили, но выхода у него не было — ему необходимо знать, что именно произошло. Но целители разводили руками: неизвестные сильные Темные чары, которые погубили ребенка и что-то сломали внутри Лили, из-за чего жизнь внутри нее больше не появится. Лили и до этого напоминала тень, а после еще сильнее поникла.       Целители настаивали на недельной госпитализации — Лили оставалась в очень слабом физическом и крайне не ровном эмоциональном состоянии, магия ее не слушалась. Но Лили сама возразила, убеждая, что ей нужно к Гарри. Джеймс тоже не хотел ее здесь оставлять (да и Грюм наверняка будет против дежурить в Мунго столько времени).       Получив от целителей целый список зелий и лекарств, которые сейчас предстоит принимать Лили, лишь к обеду они отправились домой.              Дом встретил их приглушенными, напряженными голосами, доносящимися из гостиной. Джеймс видел, что Лили неуютно под взволнованными взглядами Сириуса, Софии и Регулуса. Ни на кого не обращая внимания, она прошла до манежа и взяла Гарри на руки, прижимая его к себе.       — Как он спал? — стараясь хоть как-то разрядить напряжение, фальшиво-бодро спросил Джеймс.       — Вполне неплохо, — в тон ему, так же наигранно ответил Сириус, в голосе которого все равно сквозило волнение. — Он часов в восемь проснулся, мы его покормили, погуляли с ним по двору и поиграли.       Джеймс ему отстраненно кивал, не спуская взгляда с Лили. Она что-то вполголоса приговаривала Гарри на ухо, прижимая его к себе и укачивая, то и дело целуя в макушку.       — Лили… — Джеймс ее несмело позвал. — Гарри сейчас нужно пообедать и спать. И тебе тоже. Целители сказали, нужно восстанавливаться. Пойдем вместе, ты выпьешь лекарство, а я побуду с тобой.       — А Гарри…       — Все хорошо, — Сириус ей мельком улыбнулся, — мы присмотрим за ним.       С трудом расставшись с Гарри, она оставила его с Сириусом.              Джеймсу пришлось насильно отправить ее в душ и сменить больничную дешевую мантию на домашнюю одежду. После этого она выглядела немного свежее, только в глазах все равно читалась боль и беспросветная тоска. Джеймс только сейчас заметил, что она и его взгляда избегает тоже. Еще с прошлой ночи практически ни разу не посмотрела ему в глаза. Голос у нее подавленный, но даже когда с ним разговаривает, она смотрит в пол или в сторону.       Выпив лекарство и устроившись в кровати, она уснула практически мгновенно.              Выйдя обратно из комнаты, он аккуратно прикрыл за собой дверь. Спустившись вниз, Джеймс на мгновение задержался, прежде чем войти в гостиную. У него никогда не было секретов от друзей, но как он им расскажет о случившемся? У него язык не повернется сказать о том, что сказала ему Лили. Сделать это — признать. А он этого не мог.       — Как Лили? — с волнением первая спросила София, как только он появился в комнате.       — Она… — Джеймс запнулся на полуслове. — Спит.       — С ней все нормально? — с подозрением уточнил Сириус.       — Она… — Джеймс отвел взгляд. — В общем-то, не совсем…       Ни на кого не глядя, он прошел до Гарри и взял его на руки, стараясь не замечать, как друзья переглядываются за его спиной.       Наверное, сейчас он начал понимать Лили — ему тоже трудно было смотреть им в глаза. Будто посмотрит, и они сразу всё поймут. А может, Джеймсу было страшно встретить осуждение. Ведь единственный, кто виноват в случившемся — он. Это он отпустил Лили, это он сказал, что ей нужно отдохнуть и развеяться. Если бы он стоял на своем, если бы не отпускал ее, она сейчас была бы цела и невредима. Да, может быть, злилась, но зато цела. И Маргарет была бы жива. Как жива была бы надежда и мечта о большой семье.       — Ну, ты как, Гарри? — он неожиданно улыбнулся, смотря на сына. А он в ответ радостно улыбнулся и прильнул к нему, маленькими кулачками сжимая его волосы и ненароком сдвигая очки, что болезненно уперлись в переносицу.       Джеймс раньше думал, что у него таких будет еще как минимум двое. И сейчас как никогда ясно осознал, какая ценность у него на руках — частичка их с Лили, их жизнь, их смысл, их будущее.       — С мамой все будет хорошо, Гарри, — произнес он, прижимая его к себе. — Не переживай. Я больше никогда… никогда не допущу, чтобы ей кто-то навредил. Ни ей, ни тебе. И сам вас больше никогда не подведу.              В этот раз Гарри уснул куда быстрее. Устроившись в гостиной и огородив его кроватку заглушающими чарами, Джеймс обессиленно опустился в кресло. Он был благодарен, что друзья все еще рядом.       — Что там произошло? — спросил Регулус.       Джеймс в ответ отстраненно пожал плечами — он и сам этого не понимал, хотя много думал об этом.       — Даже Дамблдор с Грюмом в замешательстве, — ответил Сириус. — Видимо, пожирательская мразь и морда использовали какие-то особо Темные чары. Айви там наизнанку выворачивало, — скривился он, — ее саму потом целители откачивали. Если честно, я и сам подобного еще не встречал.       Джеймс тоже помнил удушающе-тяжелый, смердящий запах и целую выжженную воронку. Он тогда был слишком занят, чтобы анализировать степень тяжести чар, но если они чуть не убили Лили, едва не прикончили Волна-де-Морта и все же уничтожили троих его людей — значит, чары и правда обладали огромной силой. Только вот почему они действовали против них?       — И как же тогда Эванс выжила? — поинтересовался Регулус.       — Дамблдор считает, что у Лили ярко выражена предрасположенность к Светлой магии, — с отчетливым скепсисом произнес Сириус. — Ну, как у тебя есть предрасположенность и «иммунитет» к Темной, так у Лили — к Светлой. Он предполагает, что произошло что-то вроде столкновения двух непримиримых чар.       — Когда я там появился, — произнес Джеймс, — встретил Волан-де-Морта, он едва на ногах стоял, даже напасть на меня не мог…       — Но это тоже странно, — заметил Регулус. — Выходит, его чары воздействовали против него?       — Против него и против еще нескольких Пожирателей, — кивнул Джеймс.       У него тоже никак не вязалась в голове картина происходящего. Если Волан-де-Морт наслал на Лили Темные чары, а она блокировала их, почему они попали обратно в Волан-де-Морта, а заодно и не только уложили всех окружающих, но и убили нескольких? Что-то не складывалось.       — Мы должны уничтожить крестражи, — произнес вдруг Джеймс, поднимаясь на ноги и устремляя на Регулуса решительный взгляд. — Сейчас. Именно сейчас, пока он слаб. Его это если не добьет полностью, то сделает ему еще хуже.       Блэк вначале рот от удивления раскрыл, но, набравшись терпения, тоже поднялся и спокойно произнес:       — Я понимаю, что ты в расстройстве, но…       — В расстройстве?! — гневно перебил Джеймс, усмехаясь. — Волан-де-Морт убил Маргарет и лишил нас с Лили возможности в будущем иметь детей.       — Что? — опешил Сириус, сходя с лица.       — Да, вот так! — кивнул ему Джеймс и вновь перевел взгляд на Регулуса. — Поэтому, нет, я не в расстройстве. Я в бешенстве. И в отчаянии. И мы сегодня же уничтожим все до единого крестражи.       В нем кипела несправедливость. Его разрывало желание сделать хоть что-то, хоть как-то отомстить. Полгода полного бездействия, полгода он прятался за чужими спинами, сидя в безопасности, и толку этого все равно никакого не принесло, одни лишь дополнительные страдания. И сейчас единственное, что он мог сделать — уничтожить крестражи.       — Вот именно, — терпеливо произнес Регулус, — ты сейчас под эмоциями, а в таком состоянии действовать нельзя. Эванс… Лили еще даже в себя не пришла, а ты уже собрался сломя голову бежать и уничтожать крестражи? Это тоже не самая безопасная процедура, кто угодно может пострадать.       Джеймса колотило от переизбытка эмоций. Он весь прошлый вечер на нервах, он всю ночь в разбитом состоянии, успокаивал Лили и пытался не дать волю собственным чувствам. И сейчас все это просилось наружу.       — Адское пламя их уничтожит, — уверенно произнес Джеймс, — трансгрессируем с ними в какие-нибудь пещеры и спалим там все до тла. Уж с этим я справлюсь.       — Крестражи еще нужны, — перебил Регулус. — Мы не можем их уничтожать, пока не собрали все. Ты знаешь, кто мог украсть диадему? Вот и я нет. А один из крестражей может нас к ней привести.       — Хорошо! — выпалил Джеймс. — Оставь какой-нибудь один, а остальные уничтожим!       — Я же сказал, нужны все. Может, сработает Дневник, а может, чаша Пуффендуй. Не имеет смысла уничтожать их, пока у нас не собраны все. Между прочим, ты собирался попросить помощи у Пазори. Она тоже может узнать, где искать диадему. И вот как только Пазори нам поможет, я согласен снова обсудить эту тему.       

***

      Неделя тянулась еще медленнее, чем раньше. Лили спала практически по двадцать часов, Джеймс в это время сходил с ума от бездействия и отчаяния. Он пытался занять себя воспитанием Гарри (все же, забота о нем сейчас полностью легла на его плечи), пытался занять себя домашними делами (он только сейчас оценил, насколько сильно их жизнь упрощала Килла), но все мысли все равно без конца крутились вокруг Маргарет, Волан-де-Морта и их неизвестного будущего.       От невозможности сделать хоть что-то, хоть как-то помочь Лили или разом прекратить войну, на него накатывала злоба и раздражение, которые вскоре вновь сменялись отчаянием и апатией. Родные стены вновь начинали давить. За эту неделю он ни разу не выходил за пределы дома, и хотелось выть от отчаяния и тоски.       Он чувствовал себя куда лучше, когда Лили была здорова — он мог ради нее притворяться, что все будет хорошо. А сейчас притворятся не перед кем, и его круглые сутки разъедали отчаянные и порой безумные мысли.       Положение спасали только Сириус и София, которые приходили практически каждый день. А вот Регулус навещать перестал — видимо, боится, что Джеймс опять потребует уничтожить крестражи. Мысли об этом Джеймса тоже злили. Уничтожить осколки души — единственная возможность хоть как-то повлиять на происходящее, но он даже ее лишен.              — Лили уже лучше себя чувствует? — с беспокойством спросила София.       Они вчетвером сидели в столовой. Сириус кормил из бутылочки сидящего у него на коленях Гарри, а Джеймс за ними отстраненно наблюдал.       — Нет, — отозвался Джеймса. — Выглядит она уже получше, но… ни с кем не хочет разговаривать, даже со мной…       Джеймсу от этого было тяжелее всего. Он осознавал свою вину в произошедшем и боялся, что Лили никогда не сможет его простить. Порой у него мелькали сумасшедшие идеи — отправиться к штабу Пожирателей, вызвать Волан-де-Морта на дуэль и убить его. Пусть даже ценой собственной жизни. Может, он так и страдания Лили облегчит, которая все еще на него смотреть не может. Держался от этого шага он только благодаря Гарри, которому прямо сейчас нужен папа.       — Зато есть хорошие новости, — несмело улыбнулся Сириус, — с нами наконец-то Сев на связь вышел. О себе он говорить не хочет, зато рассказал про морду. Он уже неделю ни перед кем не появляется, Лили его неслабо приложила. Сев говорит, кроме целителей и Шипмана никого больше к себе не пускает.       Джеймса это не особо утешало. Его Лили тоже уже целую неделю в себя прийти не может.       — У меня к вам важное дело, — произнес Джеймс, поднимая на них глаза. — Но об этом никто не должен знать. Никто. Даже Регулус.       — Конечно, — уверенно кивнул Сириус. — Не проблема.       — София? — Джеймс перевел нее внимательный взгляд.       — Она ничего ему не скажет, — заверил Сириус.       — Хотелось бы услышать это от нее.       — Знаешь, мне не нравится давать такие обещания, пока я не знаю, о чем ты меня попросишь, — произнесла Бланк.       — Это дело касается безопасности моей семьи.       — Но Регулус — ваш Хранитель.       — Знаю. Но то, о чем я хочу вас попросить, еще более секретное дело.       Мгновение на него с сомнением посмотрев, Бланк снизошла и кивнула, с явным неудовольствием ответив:       — Хорошо. Я ему ничего не скажу, — вполголоса добавив: — Если того не потребует экстренная ситуация.       Проигнорировав ее последнюю реплику, Джеймс произнес:       — Как вы и сами уже поняли, Фиделиус — не дает стопроцентной защиты. Марлин выманили из укрытия, угрожая ее семье. Признаюсь честно, я Регулусу доверяю, но если будет угроза вашей матери, что он будет делать? — спросил Джеймс, глядя на Сириуса. — Кого он выберет: нас или Вальбургу?       Отразившиеся сомнения на лице друга лишь убедили Джеймса, что Волан-де-Морт легко может манипулировать Регулусом, воздействуя на его семью.       — Я его в этом не виню! — поспешно добавил Джеймс. — Большинство людей выберут семью, а не друзей. Но… я должен позаботиться о своей семье.       — И что ты придумал? — спросил Сириус.       — Пока что у меня лишь примерный план, слишком много… нюансов, которые еще нужно решить. Но самое главное, мне нужен защитный рунный код, — он посмотрел на Софию.       По лицу Бланк практически ничего не понятно. Но она сосредоточенно и внимательно на него смотрела.       — Рунная защита тоже не дает стопроцентной гарантии, — сказала она. — И ее точно нельзя будет наложить поверх Фиделиуса — слишком сильная магия, чары нейтрализуют друг друга.       — Знаю. Но рунная защита нужна не для этого дома.       Джеймс посвятил их в своей пока что не доработанный до конца план. На его взгляд, самым оптимальным решением была аренда квартиры или дома. Он уже просматривал несколько магловских газет и нашел вполне подходящие варианты как в отдаленных магловских поселениях, так и в центре в крупных городах — затеряться можно и там, и там. Предварительно, разумеется, придется разузнать, не живет ли поблизости кто-то из волшебников — им не нужны никакие лишние свидетели. Наиболее подходящим для него вариантом оказался небольшой дом с приусадебным участком на окраине восточной части Британии. Там тихо, живет всего несколько тысяч маглов и есть большой сад для прогулок — то, что нужно для Лили и Гарри, чтобы дождаться конца войны. А он под вымышленным именем запросто арендует этот дом для них.       Джеймс, разумеется, тоже с ними уедет, но при этом он собирался полноценно участвовать в войне и изредка появляться в Годриковой впадине, чтобы поддерживать иллюзию, что они все еще там живут.       Но самое главное, им нужна защита. Испокон веков руны считались самым сильным оберегом, именно поэтому рунологи и их знания так ценны и по сей день. Во всей Англии талантливых специалистов наберется не больше десятка, и Джеймсу очень повезло, что один из них сидит прямо перед ним.       — Сколько тебе потребуется времени, чтобы составить рунный код? — спросил Джеймс, закончив рассказывать свой план.       — Трудно сказать, — протянула Бланк. — Когда человек один, это гораздо проще. Еще значительно проще, когда защита составляется для родного дома — стены уже сами по себе защищают. Я делала такое для Эйлин Принц и для себя. А вас будет трое да еще и в незнакомом чужом доме, по сути. К тому же, с маленькими детьми тоже есть отдельные сложности — у Гарри пока не было выбросов магии, но иногда случаются такие, что сбивают весь рунный код, поэтому его придется дополнительно укреплять. Такого я вообще еще ни разу не делала.       — Просто скажи сколько времени, — поторопил ее Джеймс.       — Может быть… месяц.       Для Джеймса это было слишком долго, но он готов ждать.              

***

             Уложив Гарри на дневной сон, Джеймс поднялся наверх, проверить Лили. Заметив раскрытую дверь в детскую комнату, он тут же взволнованно заторопился.       — Лили!       Она стояла посреди пустой комнаты, совсем недавно выкрашенной в красный цвет. Джеймс так и не успел закончить ремонт в будущей комнате Маргарет: здесь не хватало золотых вставок на стенах и оставалась стоять старая мебель — письменный стол да комод с продавленным бордовым креслом.       — Не получается, — обреченно произнесла она, опуская палочку.       Перед ней на столе лежали тонкие сломанные маргаритки, больше похожие на пластмассу, а не на живые цветы.       — Ничего, — мягко произнес Джеймс, — давай помогу.       Он достал палочку и прошептал заклинание, превращая неживые веточки в длинные стебли с пышными белыми лепестками. Наколдовав круглую вазу, он вставил в нее букет.       — Красиво, — прошептала Лили.       Джеймс на нее внимательно посмотрел. Выглядела она и правда лучше: у нее появился цвет лица, губы больше не бесцветные, даже вновь проявились веснушки. Только в глазах по-прежнему не было жизни.       — Ты как, Лили?       У нее дрогнули уголки губ. Она в ответ лишь мотнула головой.       — Хочу Гарри увидеть, — произнесла она, опять не поднимая на него глаз.       — Он только что уснул.       Джеймс взял ее за руку и провел к креслу, усаживая. Сам наколдовал себе низкую банкетку и устроился напротив нее.       — Лили… пожалуйста, посмотри на меня.       Дрожащей рукой она смахнула слезинки с ресниц и подняла на него испуганный взгляд широко распахнутых глаз. Джеймс вглядывался, вглядывался в них, и никак не мог понять, почему она боится. Не выдержав и секунды, она вновь зажмурилась и закрыла лицо руками.       — Лили, — он бережно отнял руки от ее лица, — нам нужно поговорить об этом. Ты не можешь смотреть на меня… я… Понимаю, что я виноват, и это никак не исправить…       — Что? — перебила Лили, вскидывая на него взгляд. — Виноват? Джеймс, кто угодно, но не ты!       — Ты смотреть на меня не можешь!       — Потому что я вижу ее! — у нее вновь выступили слезы. — Я смотрю на тебя, а вижу ее!       Джеймс смолк, не зная, что ответить.       — И как я могу смотреть на тебя, зная, что убила ее именно я?! Именно я!       — Лили, — прервал Джеймс, — даже не вздумай себя винить! Единственный, кто в этом виноват — Волан-де-Морт. Он, именно он разрушает все вокруг, жизни наших друзей, наших семей. Нашу с тобой.       Не слушая его, она мотнула головой:       — Это все из-за меня. Если бы я осталась дома!..       — Нет, Лили, — вновь перебил он. — Невозможно застраховать себя от всех несчастий, всего никогда не предусмотреть. Это… это жизнь. А в заточении жить невозможно. Да, нам… нам пришлось заплатить слишком высокую цену. Возможно, нам нет оправданий, но…       — Нет, Джеймс, ты не понимаешь! — с отчаянием воскликнула она. — Это я виновата! Темные чары… были мои.       — Что?..       — Я не знаю, — у нее вновь задрожали губы, — не знаю, что мной руководило… Я сейчас даже это заклинание не вспомню, но… у меня единственная мысль была, что мне нужно выжить. Понимаешь?.. Мне. Я думала о себе, а не о Маргарет!       Она вновь задыхается слезами, а Джеймс не находится с ответом. После учебы в Мракоборческом центре, в условиях войны он уже был не так предвзят к Темной магии, хотя и все еще был против ее использования. Но Лили — воплощение Света. И у него не укладывалось в голове, как она могла использовать Темные чары да еще и такой силы. Она, в силу своей профессии, тоже часто сталкивалась с такой магией, она продолжала ее углубленно изучать даже сидя дома. Но Джеймс никогда бы не подумал, что она сможет использовать ее в качестве защиты.       — Я не помню, что происходило, — неразборчиво проговорила она, с мольбой глядя на него. — Волан-де-Морт выпустил Убивающее заклятие, а я… Я пыталась защититься.       — Лили, ты все сделала правильно, — он сжал ее ладони. — Иначе он бы убил вас обоих.       Теперь становилось понятно, что там произошло; понятно, что имел в виду Дамблдор. Им всегда твердили, что Темная магия — Зло, которое разрушает; которое разрушает морально и физически; которое куда больше вредит тем, кто ее использует, чем тем, против кого она направлена. А Лили — воплощение Света. И столь мощные Темные чары убили все живое внутри нее, навсегда лишив ее возможности вновь зародить жизнь.       — Мне так больно, Джеймс, — прошептала она, прижимая руку к собственной груди. — Так больно. Я не переживу это, не переживу…       — Вместе, Лили, — он перехватил ее ладонь. — Мы переживем это вместе. Я тебе обещаю! Все будет хорошо, мы справимся.       — Я же знаю, что ты хотел большую семью. И я тоже хотела! А я сейчас не могу…       — Лили, — строго перебил Джеймс, — не думай об этом. Это… да, это ужасная потеря. И она… она навсегда останется с нами. Но у нас есть Гарри, Лили. Разве мы можем быть более счастливы? Это же самый лучший ребенок на свете. И какой он будет счастливый? Только представь, мы с тобой будем его любить за семерых. Мы уже большая семья!       У Лили слабо дрогнули уголки губ, хотя в глазах и оставалась беспросветная тоска и боль.       — Мы с тобой уже победили, Лили, — вполголоса произнес Джеймс. — В том, что счастливы, в том, что у нас есть Гарри. В том, что мы есть друг у друга.       Она ему неуверенно кивнула.       — А Волан-де-морт… не сомневайся, Лили, он за все ответит. Уж я об этом позабочусь.