Marauders. Soul shards

26 августа 1978

      Сириус впервые за пару недель был в Блэкпуле. Своё поместье он не посещал ещё дольше. Хотя пару раз и трансгрессировал к воротам, в очередной раз взглянуть на темные, нежилые окна дома.       Он не видел Бланк уже практически четыре месяца, и надежда, что она вернётся, всё больше таяла. Слова Северуса о том, что она во Франции и всё у неё прекрасно только подтверждали его опасения. Но он упорно не хотел верить, что она действительно уже никогда к нему не вернется.       Болезненная тоска по ней за это время никуда не ушла, ничуть не ослабла. У него без конца словно зудело под кожей, желая снова ощутить её в своих руках и сжать в объятиях. На сердце лежал тяжелый груз, а мысли беспрестанно крутились вокруг неё, стоило ему остаться одному.       И его единственным желанием по-прежнему было лишь просто увидеть её.              Временами ему казалось, что всё это было не с ним. Будто не было никакой Бланк в его жизни. Будто он всё это себе придумал, или же это был дурной сон. Но стоило закрыть глаза, и моментально появлялся её образ, выученный наизусть до последней чёрточки, до каждой родинки на теле и каждой искры в глазах. Стоило закрыть глаза, и он сразу слышал её голос и ощущал её прикосновения, будто это было вчера.              Казалось, спасения от этого нет. Но когда он стал жить в штабе и меньше появляться в поместье, хоть немного, но печаль уходила. Когда всё в округе не напоминало о ней, становилось легче дышать. И за последние пару недель он избавил себя от любых факторов, которые хоть как-то могли провоцировать воспоминания о ней. И только изредка смотрел на букву «S», затаив дыхание.              — Пойдем к берегу? — спросила Пазори, кивнув на виднеющееся впереди море.       Они вдвоем шли по центральной аллее, с двух сторон окруженной ровными полосами лиственных деревьев, между которыми изредка стояли фонарные столбы. Широкая, вымощенная неровным камнем дорожка вела прямо к морю, где перед ним находился небольшой парк.       — Идём, — согласился Сириус.       Он бросил взгляд на джазовый бар, скрывавшийся в одном из двориков, подавив непреодолимое желание зайти туда, и ускорил шаг.       Усевшись на ближайшей скамейке, которая была сразу в конце аллеи, Сириус с удовольствием закурил. Сегодня был редкий солнечный день, хоть и ветреный. До конца лета осталось всего ничего, а теплых дней можно было по пальцам пересчитать. И Сириус был рад, что именно в такой день у него выпал выходной.       В последнее время он забирал себе все свободные смены дежурств в Ордене, не давая себе отдыхать и изнуряя работой. Как оказалось, это было лучшим способом не думать о том, что тревожит.       Стычки с Пожирателями заметно возросли. Это были редкие, но такие приятные моменты. Когда адреналин в крови зашкаливает, когда появляется азарт и цель. При этом, правда, вечно лезли мысли в голову о том, что умрёт он сейчас, и Бланк в этом виновата будет. Со злорадством думал, что она ещё будет жалеть о том, что бросила его.       Только вот умирать совсем не хотелось. Он просто не мог умереть, не увидев её ещё хотя бы раз.       И всё это раздражало.       По итогу любые его мысли, любые занятия сводились к одному. Всё вело к ней. И он не знал, как от этого избавиться.              Со своими друзьями он практически не виделся, зато много времени проводил с Кацманом и Пазори.       Кацман всё ещё вызывал весьма противоречивые чувства. Что-то в нём отталкивало, наверное, противоестественный и тошнотворный перфекционизм, который у него был абсолютно во всём. А ещё то, что он никак не реагировал на агрессию Сириуса, которую он иногда на него выплескивал. Сириусу хотелось получить ответной реакции, чтобы от души проораться и вывалить хоть на кого-то то, что переполняет душу.       Но Кацман так убивающе спокойно и равнодушно реагировал на любые его всплески эмоций, что Сириус просто не мог на него кричать. И в итоге всё это копилось в нём и варилось.       И Сириус думал, что как только закончится война, он найдёт Бланк. Он сделает это в любом случае. А когда он её найдет, он её попросту уничтожит, вначале предъявив за всё, что она сделала с ним.              Зато, в отличие от Кацмана, Сириусу нравилась Пазори, и с каждым днем всё больше. Ему нравилось проводить с ней время. Она не лезла в душу, была легкой в общении и не смотрела на него влюбленным взглядом. И рядом с ней Сириусу даже не хотелось ругаться.       Они всегда говорили на отвлеченные темы, но по большей части она рассказывала о себе — Сириус её об этом просил, лишь бы не говорить о том, что в его душе творится.       — У меня шесть сестер, — улыбнулась она, ответив на очередной вопрос.       — Шесть? Какой кошмар, — от души сказал он, представив, если бы у него было сразу шесть Регулусов. И все без сомнения влюблены в Бланк.       — Иногда, конечно, весело бывает, но по большей части мы просто ругаемся и устраиваем дуэли, — беспечно заявила она.       — Да, представляю.       — Но бабушку это бесит, поэтому мы стараемся держать себя в руках хотя бы при ней.       — Бабушку?       — Да, мы всегда с ней жили. Она нас и воспитывала. Хотя отец тоже нас очень любил. Но он не часто дома появлялся. Иногда возил нас с собой в путешествия… и подарки всегда классные делал!       — А мама?       Пазори улыбнулась, весело глянув на него.       — Отец был страшным кобелем. У нас у всех разные матери. И никто из нас их никогда не видел. Но мама Астрид, самой младшей, когда узнала об этом, прокляла его. Отец и умер спустя пару недель.       Пазори говорила с невероятной легкостью, будто и не жалела о смерти отца. Она добавила, что он при этом был весьма привередлив в выборе женщин. Встречался исключительно с молодыми, светловолосыми и чистокровными.       — Терпеть не могу блондинок, — проговорил Сириус, отворачиваясь к морю.       — Да, я тоже, — совершенно искренне согласилась она, заправив за ухо светлую прядь волос.       — И что, вы все в одном доме живете?       — Ага, у бабушки огромное поместье прямо на берегу атлантического океана.       Сириус только губы едва заметно скривил — Бланк мечтала побывать на побережье атлантического океана. Возможно, она уедет туда со своим французом.       — А сестры младшие или старшие?       — Все младшие, — с легкими нотками недовольства ответила она. — Вечно нянькой приходилось быть.       Сириус, искренне заинтересовавшись, каково это жить в окружении стольких женщин, попросил её рассказать о сестрах.       — С Эльзой мы родились в один год, — ответила Пазори, — только она поступила на факультет Пакваджи, и сейчас является старшим целителем в нашей местной больнице. У бабушки она любимица — мощные успокаивающие настойки ей теперь без рецепта поставляют прямо на дом. Впрочем, Эльза у всех любимица.       Пазори вдруг задумалась на мгновение, и добавила:       — Хотя, нет. Не у всех, — улыбнулась она. — У меня любимица — Моргана, мы с ней обе закончили один факультет, но с разницей в пару лет. И если выбирать кого-то одну, я бы выбрала себе в сестры именно её. Я её обожаю…       Пазори затянула долгий рассказ о своей любимой сестре. Сириус бы и прервал её, но ему было весьма интересно слышать о буднях девочек Пазори в школе Ильверморни.       Но закончив рассказывать о том, как они с Морганой однажды ходили на концерт Kansas, она сразу перешла к следующей сестре:       — Потом идет Фиона, она страшная стерва и невыносимая заноза в заднице, терпеть её не могу.       Сириус понимающе кивнул, он таких тоже не переносил.       — Сразу после школы она вышла замуж за младшего сына Президента МАКУСа*, сейчас сидит в особняке на Манхэттене, командует прислугой и домовиками, к нам почти не ездит — много чести. Бабушка в этом себя винит, ведь это она потащила её на благотворительный прием, где Фиона познакомилась с этим придурком.       Она ещё недолго поругалась на сына Президента, которого она знала лично и с которым вместе училась, и продолжила:       — Пятая — Мартиша. Бабушку она больше всех бесит. Она говорит, что Марти спустила в унитаз свой талант, которого больше ни у кого в семье нет. Она действительно очень сильная, с четырнадцати лет невербально колдует. И в дуэлях даже получше меня будет. Но она бросила школу на шестом курсе — решила, что слишком умная, основала свою панк-рок группу и сейчас ездит по штатам, развлекается. Когда я собралась уезжать в Англию, она порывалась со мной поехать. Пришлось ей усыпительного подлить, и сбежать, пока она в отключке. Я, если честно, всё ещё переживаю, что она может заявиться прямо сюда. Ей бы ума хватило.       А Сириус подумал, что он был бы вовсе не прочь познакомиться с ней. Да и такие люди в Ордене, безусловно, нужны. Но он понимал, почему этого не хочет Пазори.       — После нее идет Круэлла, — продолжала она. — Бабушка считает, что природа на ней отдыхала. Ни талантов, ни способностей, ни мозгов. С горем пополам сдала СОВ в прошлом году. Полная тупица, в общем. Но хотя бы красивая. Бабушка надеется её удачно выдать замуж, подсунуть кому-нибудь, пока они не поняли, что она не знает за какой конец палочку держать.       Сириус на это усмехнулся, а она рассказала, как Круэлла пару лет назад и правда перепутала конец палочки, выпустила заклинание в Фиону и сама же на себя наслала угревую сыпь.       — И самая младшая — Астрид. Ей всего двенадцать, и она единственная из нас, кто учится на факультете Рогатого Змея. Она мой милый и нежный ангел, лучший ребенок на свете, но бабушка зовет её злобной ведьмой. В обиду она себя никогда не дает, попробуешь нахамить ей, утром проснешься с ножом в спине. А за косой взгляд рискуешь ходить с рогами как у чёрта целый месяц. Я ходила.              Пазори ещё долго рассказывала о семье, а Сириус даже пару раз искренне рассмеялся. Всё-таки, ей, хотя и такой же чистокровной, а жилось куда лучше, чем ему. И её отец, и её бабушка — достопочтенная леди, известная и уважаемая в высших чистокровных кругах Америки, не требовали непрекословного сохранения традиций и строгого следования уставам рода. Все они жили в любви, без всяких запретов и осуждений.       Да и что бы не говорила Пазори, а своих сестёр она явно любила, как и они её.              — Я выпить хочу, — сказала она вдруг и осторожно посмотрела на Сириуса.       — Не надо на меня так смотреть, — недовольно проговорил он, — я способен держать себя в руках. А одиннадцать утра — самое то для выпивки, — добавил он, усмехнувшись.       — Хорошо, — всё равно с сомнением произнесла Пазори.       — Тут неподалеку есть джазовый бар, — сказал Сириус, указав за спину на аллею. — Там самую вкусную пина коладу делают. А если скажешь, что от меня, двойную порцию рома нальют. Я у них не так давно оставил сумму с их месячный доход.       — Я быстро, — заверила Пазори и поднялась.              Минуты в одиночестве тянулись слишком медленно. Он бессмысленным взглядом смотрел вперед, и не знал, от чего болят глаза. От яркого солнца, что отражалось в слабых волнах моря, бросая ослепляющие блики. Или от полоски белого песка, который без конца раздувался по пляжу. Или от воспоминаний.       Больше полугода назад они сидели с Бланк на этом же пляже, прямо на белом песке, и целовались до воспаленных губ.       Сириус раньше никогда не был большим любителем целоваться, но целовать Бланк он готов был сутки напролёт. Ему бы никогда не надоело.       И сейчас он так остро ощутил, что хочет зацеловать всё её лицо, что выть от тоски хотелось.       — Мерлин… — прошептал он, опуская лицо в руки и пытаясь согнать наваждение.       Всё свербило внутри него, требуя немедленно увидеть Бланк. Всё горело и обжигало. Казалось, каждая клеточка тела пылает в агонии, желая лишь одного. И он задыхался от невозможности сделать это; от безысходности, которая тянулась уже столько недель.       И в голове только и крутился вопрос: как она могла уйти?       Сколько времени прошло, а он никак не мог понять этого.       Он тысячу раз ставил себя на её место, прикидывал тысячу вариаций событий, и ни в одном из этих случаев он бы её никогда не оставил. Он бы всё на свете сделал, чтобы быть с ней рядом.              Пазори вернулась с двумя большими пластиковыми стаканами.       — Я для тебя безалкогольный взяла, — улыбнулась она, протягивая ему один из стаканов.       — Спасибо, — он взял стакан и сделал большой глоток, поморщившись. — Без рома это какое-то дерьмо…       Договорить он не успел, прервавшись на полуслове. Сердце подскочило и застряло где-то в горле, сбивая дыхание. Все внутренности сжались, предчувствуя нечто нехорошее.       Он резко поднялся, разворачиваясь, и устремил взгляд на длинную аллею, на которой вдруг поднялся сильный ветер и настоящий листопад, срывая с деревьев ещё зеленые листья.       Но не это его беспокоило больше всего. Удушающая тревога поселилась в душе. Он старательно вслушивался в любые звуки, пристально вглядываясь в хоровод листьев, который постепенно стихал.       — Что-то случилось? — спросила Пазори, тоже поднимаясь.       Но он только приподнял руку, призывая к молчанию, и слушал. Сириус был уверен, что слышал своё имя. Был абсолютно точно уверен, что слышал её голос. Его острый слух узнает этот голос из тысячи.       Но он вслушивался, вглядывался в листопад, сквозь который ничего не было видно, и ничего не видел, и не слышал.       Взяв в руки палочку, он двинулся вперед, не дыша.       Листья медленно кружили в воздухе, опускаясь, будто и не было этого секундного урагана мгновение назад. Деревья стояли абсолютно голые. А воздух, казалось, всё ещё рябил. Его сердце так оглушительно громко стучало, что отдавалось болью в висках.       Он чувствовал, всем нутром чувствовал — что-то не так.       — Сириус, — с подозрением произнесла Пазори, которая шла за ним, — всё нормально?       — Она была здесь, — тихо произнес он, отчетливо улавливая её запах.       — Кто? — с непониманием спросила Пазори.       — Софи…       Голос предательски дрогнул, и он сам не узнал свой отчаянный шёпот. Оказалось, даже её имя произнести вслух оказалось слишком больно.              Возможно, ему только хотелось верить, что она была здесь. Возможно, он окончательно сошёл с ума, и всё это ему померещилось.       Он давно не был в Блэкпуле, вот и результат. Всё напоминает о ней, и он готов в каждой мелькнувшей тени видеть её, в каждом шорохе слышать её.       Как же он устал. Устал ждать её, устал надеяться, что она вернётся.       — Идём отсюда, — с жесткостью в голосе произнес он.       Но Пазори не шелохнулась, с подозрением глядя на дымившийся фонарный столб.       — Айви, — снова позвал Сириус, — идём в штаб.              

***

      Всю ночь Сириуса мучили кошмары. Всю ночь снилось, будто она бежит к нему, но её каждый раз хватают и не пускают к нему. То её француз, то Волан-де-Морт, то Белла, то другие люди в масках Пожирателей Смерти.       Её крик без конца в ушах стоял, и стоило ей прокричать его имя, он тут же просыпался. Весь в поту, с колотящимся сердцем и всё возрастающим беспокойством.       В конце концов не выдержав, он сел на диване. На часах было всего пять утра, сквозь неплотно задернутые шторы уже виднелся слабый рассвет.       В штабе стояла полная тишина — Кацман в данный момент был на дежурстве. А Сириус сейчас бы не отказался от его компании. В одиночестве было хуже всего.       Недолго сомневаясь, он потянулся к своей куртке и запустил руку во внутренний карман.       — Чёрт, — прошептал он, шаря рукой по пустому карману. — Чёрт!       Он вскочил на ноги, проверяя другие карманы.       — Этого не может быть, не может быть.       Сириус в панике схватил свои джинсы, проверяя и их, но они тоже были пустые.       — Не может быть, нет.       Он перебирал свои немногочисленные вещи, которые успели переехать вместе с ним в штаб, но никак не мог найти уроборос, который ему оставила Бланк.       Сириус не сомневался, он всё это время был в его куртке. Ещё с того момента, как он вернулся в Блэкпул из школы. Поначалу он его иногда доставал, смотрел на него, но изумрудные отблески в глазницах змея вызывали лишь злость. И он стал носить его в кармане.       Но он не помнил когда видел его в последний раз.       — Чёрт, — в очередной раз прошептал он, по третьему разу обыскивая куртку.       Выругавшись, он взял сигареты и закурил прямо в комнате, снова проверяя джинсы.       — Акцио, уроборос, — произнес Сириус, достав палочку, но, естественно, ничего не произошло. Более чем очевидно, что на фамильном талисмане стоит блок, который так просто не обойти обыкновенными манящими чарами.       Но Сириус всё равно кинулся его искать, проверяя под диваном, и на диване, переворошив одеяло и подушки; проверяя под креслами; и даже перебрав толстую стопку газет и различных записей с чертежами и графиками. Он вверх дном перевернул гостиную, кухню и кабинет, но так и не нашёл его.       Он поверить не мог, что потерял уроборос. И в какой именно момент? Это могло случиться где угодно. В Блэкпуле, в поместье, у Поттеров, на одной из стычек с Пожирателями или в момент дежурства. Вариантов была масса, и Сириус понимал, что его уже не найти.       — Дерьмо!       Это была его последняя связь с Бланк. Он никогда не был привязан к вещам, но эта чёртова ненавистная змея всё равно вызывала какие-то непонятные ощущения, будто какая-то часть Бланк всегда была с ним.       А сейчас словно невидимая ниточка оборвалась.       Хотя, не исключено, что Сириус его потерял уже очень давно, а сейчас лишь накручивает себя. Да, вероятнее всего, именно так всё и есть.       — Мерлин… — он тяжело выдохнул, опускаясь обратно на диван и окидывая беспорядок взглядом. У него сейчас должны быть другие заботы.       Квартира была разгромлена, стоял крепкий запах сигарет, а вскоре вернется Кацман с дежурства. Кацман, который ненавидит запах табака и когда что-то криво лежит. Увидит он это, сразу попросит Сириуса съехать. В своей раздражающей хладнокровной манере, даже бровью не поведет и укажет на дверь. И никакие завтраки его не спасут. А Сириус уже успел полюбить эту новую привычку. Из-за Кацмана он тоже всегда поднимался ни свет, ни заря, и готовил им завтрак на двоих. Он вдруг открыл в себе кулинарный талант, а со всегда полным холодильником Кацмана готовить оказалось весьма увлекательно.       Но не успел он приступить к уборке, перед ним неожиданно появился патронус Кацмана, с просьбой срочно явиться по указанному адресу.       В одну секунду накинув на себя куртку и выскочив в подъезд, он трансгрессировал в темный закуток Лютного переулка.              Вопреки его ожиданиям, никакого сражения не было. С палочкой наготове он осторожно выглянул на темный переулок, уходящий вниз. Ничего подозрительного он не заметил, лишь немногочисленные волшебники передвигались по переулку или стояли возле баров.       — Блэк.       Он сразу развернулся на тихий голос Кацмана, который стоял в тени ближайшего магазина.       — Я возвращался с дежурства, решил зайти за твоими любимыми черничными эклерами, и увидел его, — он кивнул в сторону.       Сириус проследил за его взглядом. В метрах двадцати от них, возле одного из баров стояла компания их трех человек. Двоих он не знал, а вот в третьем легко распознал Антонина Долохова. Статного, но диковатого вида мужчина лет пятидесяти, у него была густая щетина недельной давности и хищный взгляд.       Сириус уже дернулся вперед, намереваясь напасть, но Кацман перехватил его за руку.       — Забыл, о чем мы говорили? — тихо спросил он.       Показательно скривившись в ответ и закатив глаза, Сириус остановился. Конечно, он не забыл. После того, как Сириус напал на Беллу, Кацман ему огромную лекцию закатил на пару часов об уставе Ордена, о регламенте действий на каждый случай и прочей чепухе. Сириус тогда только порадовался, что Кацман не доложил на него Дамблдору и Грюму, те бы отчитывали в два раза дольше.       — Вскоре здесь появится Грюм, а нам надо лишь задержать их, — добавил Кацман.       Но та троица, кажется, не собиралась дожидаться Грюма. Судя по всему, они уже прощались, а значит, надо было что-то предпринимать.       Первой мыслью Сириуса было попросту оглушить их. Но не факт, что заклинание попадет в цель — слишком далеко. Зато их сразу обнаружат и они смогут трансгрессировать. А Сириусу хотелось хотя бы в сражении поучаствовать, выпустить пар.       Пока он размышлял, что делать, до него донеслись обрывки фраз.       — … да, во Франции лето выдалось получше, чем у нас, — усмехнулся Долохов. — Но вы ещё успеете…       Долохов прервался на полуслове, замечая Сириуса, который вышел из укрытия. Растянув губы в зверином оскале, Долохов произнес глубоким баритоном:       — Надо же, какая приятная встреча.       Все трое тут же выхватили палочки, как и Кацман, который стоял возле Сириуса, и который даже не успел среагировать на его очередные своевольные действия.       И стоило им всем достать палочки, улица мгновенно опустела. Бары и магазины позакрывали окна и двери, а редкие прохожие в спешке трансгрессировали.       Они стояли друг напротив друга, никто первый не нападал, как вдруг двое из них рванули вниз по улице. Кацман сразу устремился за ними, на ходу выпуская заклинание, а Сириус остался с Долоховым.       Он уже поднял палочку, чтобы выпустить заклинание, как Долохов произнес:       — Пришли поинтересоваться, как дела у вашей подружки, мистер Блэк?       Замечая его реакцию, Долохов тихо, утробно рассмеялся, при этом глядя на него хищным взглядом, в котором и капли веселья не было.       — О, да, мы с ней чудесно провели время. Знаете, я европеек не особо люблю, но мадемуазель София превосходит все мои самые смелые фантазии.       Ничего, кроме всепоглощающего страха за Бланк, в душе не осталось. Сердце сжалось в крошечный комок, отказываясь верить в это. Ведь и Северус, и Регулус говорили, что за ней не охотятся. Но если Долохов добрался до неё, вряд ли ей могло что-то помочь.       — Но вы, думаю, и так в курсе о горячем нраве нашей мадемуазель.       Коротко взмахнув палочкой, Сириус невербально выпустил заклинание, которое Долохов с легкостью блокировал.       — Такая юная и такая страстная, — продолжал усмехаться Долохов, — всё как я люблю.       Одно заклинание. Второе, третье. Долохов всё отбивал, а у Сириуса всё сильнее поднималось отчаяние и гнев.       — Мне пришлось за ней побегать…       Оглушающее, режущее, связывающее и обезоруживающее. Взрывающее и замораживающее, и даже пара темных проклятий, которые Сириус помнил. Но для Долохова это скорее развлечение было, он не нападал и лишь с изяществом отбивал все заклинания, что в него беспрестанно летели.       — … но я ничуть не жалею. Результат превзошел все ожидания.       Он поверить не мог, что Бланк снова подверглась домогательствам и пыткам, а он ей помочь не смог.       Долохов был раза в два крупнее Бланк, ему и палочка не понадобится, чтобы справиться с ней.       Сириуса захлестнула такая волна злобы, что готова была всё на своём пути смести. Злость на Бланк, за то, что ушла от него. Безумная злость на себя, что позволил ей уйти и в очередной раз подверг опасности. И всепоглощающая злость на Долохова, который с глумливой ухмылкой продолжал рассказывать подробности своей встречи с Бланк. Он говорил с удовольствием и ядом в голосе, и у Сириуса никаких сомнений не оставалось, что это правда.       Долохов и правда добрался до Бланк, пытал её, и, судя по его самодовольной роже, делал вещи и похуже.       Сириус этого себе никогда не простит. Внутри всё жгло от злости и ненависти. Кровь в венах, казалось, кипит.       — Она меня и покусать успела, — произнес в очередной раз Долохов, а Сириус окончательно вышел из себя.       — Круцио!       Блокировать летящий красный луч Долохов не смог, а от неожиданности не успел и увернуться. Заклятие ударило его в самую грудь, подбрасывая в воздух и вырывая из него животный крик.       У Сириуса в голове без конца мелькали картинки всего, что только мог сделать Долохов с Софией. Начиная с грязных домогательств и заканчивая страшной мучительной смертью.       Он раз за разом поднимал палочку, выкрикивая заклинание, переполняемый самой настоящей ненавистью, которая глушила даже слепое отчаяние. Раз за разом смотрел, как луч Круцио ударяется в Долохова, доставляя ему нестерпимую пытку, и не чувствовал и капли удовлетворения.       — Ваша… сестра… гордилась бы вами, — тяжело дыша произнес Долохов, растягивая губы в неприятном оскале. Он лежал на земле и с трудом шевелился, корчась от боли. — Сколько же ненависти в тебе, что ты создал такой Круциатус? — он хрипло рассмеялся, морщась от боли. — В твоей подружке злости не меньше… Как она сопротивлялась поначалу…       — Круцио! — в очередной раз крикнул он, перебивая его, лишь бы не слышать от него и слова о Софии.       Пелена ярости, злобы и отчаяния полностью застилала здравый смысл. Казалось, в таком состоянии он способен убить всех жителей Лютного одним взмахом палочки.       И он не знал, как это остановить.       Долохов уже не ухмылялся, он молчал и только задыхался от боли, еле дергаясь.       А в стороне, кажется, ему что-то кричал Кацман. Но подойти не рисковал, опасаясь попасть под шальной луч непростительного проклятья.       И Сириус выпускал один луч за другим, желая доставить ему чудовищную боль за каждую секунду тех страданий, что он принес Бланк.       Но резкая пощечина по лицу, которая мгновенно разлилась острой болью, привела его в чувство. Он тяжело выдохнул, сфокусировав взгляд и видя перед собой лицо Кацмана, на котором, кажется, впервые в жизни, горели глаза.       Не говоря ни слова, Кацман крепко взял его за предплечье и трансгрессировал, Сириус успел только последний раз бросить взгляд на то место, где всё ещё лежал полуживой Долохов.              Все последующие минуты были смазаны. Он не разбирал, что делает, что говорит. Паника мешала нормально соображать. Он только видел напряженный взгляд Кацмана, который продолжал держать в руке палочку. И не мог ни на чем сфокусироваться.       Опять. Его опять не оказалось рядом, когда он был ей нужен. Сколько раз он уже подводил её, оставляя в самый неподходящий момент. Сколько раз она страдала и мучилась, потому что он не мог её защитить.       Эти мысли острыми когтями разрывали душу.       Он не должен был отпускать её. Надо было её оглушить и запереть в поместье, чтобы сидела там, пока всё не кончится. Конечно, без скандалов бы не обошлось. Зато была бы целая и невредимая. И рядом с ним.       Или, на крайний случай, надо было отправляться с ней. Чтобы её проклятый француз сразу понял, что у него никаких шансов нет.       А вместо этого он её отпустил чёрт знает куда, без всякой надежды, что они ещё встретятся.              Он старался не думать о словах Долохова, старался не думать о том, что он мог сделать с Бланк, потому что Сириус знал, он никогда себе этого не простит. Если Долохов хоть пальцем её тронул, он этого не переживёт. Потому что виноват в этом исключительно он. Если бы он был рядом с Бланк, этого бы не случилось.       Но слова Долохова, сказанные в самом непотребном виде, всё равно беспрестанно крутились в голове и вызывали чудовищную боль, от которой рвать и метать хотелось.       И никак это уже не поправить, ничего не изменить.       На входе в гостиную вдруг появился Джеймс, в пижамных штанах и футболке, в спешке надетой задом наперед. Кажется, его вызвал Кацман. Сириус уже ни в чем не был уверен, мысли лихорадочно метались, его трясло и он не мог ни на чем сосредоточиться.       — Сириус, что происходит? — с тревогой произнес друг, заходя внутрь.       — Я должен увидеть Бланк. Они напали на неё… Долохов говорил… — Сириус болезненно поморщился, не желая озвучивать это.       Он, сбиваясь и путаясь, пересказал всё, что говорил Долохов, высказал все свои домыслы, сомнения и страхи, что не покидали его душу уже столько времени.        — Мне надо её найти, убедиться, что с ней всё хорошо. Она же наверняка хотела вернуться, она обещала, просто ей помешали. Да, точно, она наверняка возвращалась ко мне, но… — он продолжал говорить, уже сам не разбираясь, где правда, а где его пустые надежды.       — Сириус… — с непонятной ему грустью произнес Джеймс, — она не вернётся.       Он вдруг замер и уставился на друга. Джеймс ещё ни разу не высказывался по поводу Бланк и её поступка. Сириус этому удивлялся — у Джеймса своё мнение было по любому вопросу, но он не зацикливался на этом.       — Ты же знаешь, со мной бывшие шармбатонцы учатся, — сказал Джеймс, — и они рассказали…       Джеймс продолжал говорить о том, что узнал от своих новых коллег, а Сириус его слушал, не дыша.       Нет, он и в слово не верил. Отказывался верить. Бланк не могла остаться во Франции, просто не могла. Она не могла и вправду бросить его. Это было невозможно.       Как бы он не пытался убедить себя, что она оставила его, что она всегда любила своего француза и теперь будет с ним, он всё равно чувствовал, что его, Сириуса, она любит сильнее, и вернётся. Эта надежда помогала ему оставаться на плаву, не давала окончательно потонуть в горе и тоске по ней. Заставляла двигаться вперёд и верить, что они ещё будут вместе.       — Скорее всего, она в безопасности, а Долохов просто хотел вывести тебя. Иначе для чего ему в этом тебе признаваться?       — Но… он сказал, — сбивчиво произнес Сириус, путаясь в мыслях и словах. — Я в любом случае должен найти её…       — Долохов — Пожиратель, Сириус. Не стоит верить их словам. Возможно, он этого и добивался…       Да, в словах Джеймса была разумная доля. Но Сириус не мог сидеть на месте.       — … ты ведь даже не знаешь, где её искать… у тебя месяцы на это могут уйти…       Оказывается, Джеймс продолжал что-то говорить, но Сириус и слова не улавливал, продолжая ходить по комнате взад-вперед, словно зверь, запертый в клетке.       — Я не могу запретить тебе уйти, но сейчас… я не смогу пойти с тобой. А мне совсем не хочется бросать тебя, Сириус… К тому же, ты нам здесь очень нужен. Сейчас нужен.       — Поттер абсолютно прав, Блэк, — заметил Кацман, привлекая к себе внимание. — Давай взглянем на всё с логической точки зрения. Как я понял, твоя подружка уехала во Францию и вернулась к бывшему молодому человеку, так?       Сириус оставил его без ответа, бросив в его сторону злобный взгляд, зато Джеймс подтвердил.       — Учитывая, что прошло уже четыре месяца, она вряд ли вернется, — продолжал говорить Кацман, а Сириус с трудом подавил желание наслать на него проклятье. — Теперь…       — Какая, нахрен, разница?! — прокричал он, перебивая Кацмана. — За ней Пожиратели охотятся! И один её нашёл!       — Не факт, что Долохов сказал правду…       — Ты его не слышал! — в этот раз перебив Джеймса, крикнул Сириус. — Он говорил про неё. Я в этом точно уверен!       Действительно, все характеристики, которые использовал Долохов, подходили Бланк. А откуда ещё он мог об этом узнать, если не встречался с ней? Ему определенно удалось выследить её и напасть. И одному Мерлину известно, что он с ней сделал.       Сердце на кусочки разрывалось от боли, от осознания, что Долохов мог прикасаться к Бланк, пытать её и мучить.       — Какой толк Долохову пытать её? — неожиданно резко спросил Кацман. — Если она нужна Пожирателям, они бы её схватили и сюда доставили.       — А может и доставили!       — В этом случае, её надо искать здесь, а не во Франции.       А вот об этом Сириус и не подумал. Действительно, если Долохову удалось схватить Бланк, то он притащил её сюда. Либо убил. Вряд ли бы он стал её выслеживать ради развлечения. А со слов Северуса и Регулуса, Бланк скорее потребуется живой.       Значит, велика вероятность, что она и вправду в Англии.       То, что она в руках Пожирателей, но в Англии, принесло какое-то ненормальное облегчение. Ведь это значит, что она уже совсем близко. А он сделает всё возможное и невозможное, но спасёт её.       — И будь добр, — вновь спокойным, но ледяным тоном произнес Кацман, — объясни, почему здесь такой бардак? — он махнул рукой на висящую на одном гвозде картину, на скомканный ковер и передвинутые кресла, на ворох из одеял, подушек и одежды на диване, на разбросанные пергаменты.       — Я… уроборос искал, — бросил он, направляясь на выход.       — Сириус, ты куда? — Джеймс тут же бросился за ним, испугано глядя на него.       Был только единственный человек, который полностью поймет и разделит его волнение. Человек, который знает больше него, и который сможет помочь. В очередной раз.       — Я к Регу.       — На площадь Гриммо?! С ума сошёл?! — возмутился Джеймс, хватая его за руку и не пуская.       — Да. И ты меня не остановишь, — упрямо заявил он.       Джеймс ещё секунду ошарашенно смотрел на него, а потом твёрдо сказал:       — Не выйдешь на связь через полчаса, мы всем Орденом туда заявимся.       — Договорились, — ответил Сириус, лишь бы не вступать в спор.