Чертёнок хочет поиграть

Антон проснулся чуть раньше будильника и всё свободное — его, к сожалению, было не так много и на продолжение сна не хватало — время посвятил наблюдению за происходящим в комнате. Наблюдать было не за чем: его сосед просто заправлял постель, часто роняя край одеяла и негромко бурча себе под нос всякие матерные слова. Ему хорошо; впервые за столько времени он может тихонечко выглядывать из-под одеяла, так по-детски закрывая глаза, когда на него смотрят, и ни о чём не переживать: экзамен, подготовка к которому заняла не один тяжёлый вечер, только завтра, а предстоящий день ожидается весьма спокойным — если кто-то не начнёт паниковать, конечно. Малоприятный звуковой сигнал раздаётся через несколько минут, Антон недовольно стонет, выключает будильник и, отвернувшись к стене, с грустью осознаёт, что от консультации дотошного преподавателя никуда не деться. На первый план в его мыслях выходит вчерашнее обещание выпить с Серёжей кофе. Если он сейчас же не встанет, то через пару минут уже снова будет дремать, а затем уже проспит все последующие будильники, не выпьет кофе, станет жертвой сильной Серёгиной обиды, опоздает на актёрку, а дальше, после заваленного экзамена, его будут рассматривать уже в качестве кандидата на отчисление, и это всё из-за огромного желания поспать. Проще обвинить в недосыпе Диму: тот вернулся в общежитие к одиннадцати, но следующие два часа трепался с пацанами в коридоре, давая Антону возможность подольше поболтать с петербуржцем; правда, они сделали трёхчасовой перерыв, за который Антон успел написать несколько билетов и выучить ещё десяток, и снова созвонились лишь к началу десятого, всё оставшееся время посвящая себе, друг другу и двусмысленным фразочкам. А вот если б Дима пришёл вовремя, то и Антон бы лёг спать на час-другой раньше, следовательно, точно бы выспался. Внешняя реакция на мысли об утреннем кофепитии последовала незамедлительно: раздался стук в дверь, которую подозрительно бодрый Дима сразу же открывает; увидеть на пороге Серёжу было ожидаемо. — Доставка кофе, — тот проходит и выдавливает из себя подобие бодрой улыбки, которая явно уступает состоянию Позова. На небольшой столик пришедший ставит заварочный чайник со свежесваренным кофе, до одури приятный запах которого медленно разносится по комнате. Рядом с ним опускаются три кружки: это первое, что сделал Шастун за сегодняшнее утро. Приход друга заставил его отложить все мечты о сне и подняться; весь его вид показывал безграничную радость от учёбы в институте — оставалось надеяться на чудодейственный напиток. — До конца сессии осталось три дня, так что выпьем за это кофейку и пойдём на казнь бодрые! — Матвиенко разливает напиток по кружкам. — У меня ещё на следующей неделе два экзамена, — хмыкает Антон, опираясь о подоконник, — так что сюда бы ещё коньяку плеснуть не помешало. Человеком он был юным, эмоциональным, оттого и слегка чудаковатым, так что перемен в желаниях можно было ожидать: сначала он жалуется на слишком активную социальную жизнь, желая отдохнуть от этих самых активностей и общества в целом, а потом недоволен, что от этой жизни его отвлекают экзамены и учёба в целом. Ответить на вопрос «Что тогда будет в кайф?» он не может, но предполагает, что для счастья ему нужен долгий сон и отдых от шумной столицы где-нибудь на даче под Воронежем, желательно этим летом и без всяких мыслей о многочисленных мужиках, которые по-прежнему делают его жизнь сложнее. — Ну да, это же тебе диплом писать, не мне, — Сергей хмыкает в ответ. — Я вот что подумал: может, сходим куда числа так двадцатого? — Так недавно же собирались, — Позов не спеша продолжает свои утренние дела, ожидая, когда кофе в его кружке подостынет, — зачем пить так часто? — Не душни, а. Соберёмся только нашими комнатами, посидим в «Кутузове», выпьем пивка и поедем куда-нибудь в сторону Останкино и Ботанического. Как в старые добрые. — Ну это уже аргумент весомый, конечно, — теперь голос Димы доносится из-за открытой дверцы шкафа. — Тогда я не вижу причин отказываться. Антон думает немножко по-другому: эти встречи, прогулки, посиделки — вещи хорошие, конечно, но ведь это не только хорошее времяпрепровождение с друзьями, но и лишний повод встретиться с Поповым. Его отношение к этим встречам постоянно меняется: то Арсения не хочется видеть из-за злости, выдуманной обиженным мальчиком внутри, то не хочется видеть из-за стыда за свои действия; то Арсения хочется видеть из-за странного ощущения внутри, то снова не хочется из-за злости; то Арсения не хочется видеть из-за жгучей обиды, то хочется обнимать и целовать чуть ли не всю жизнь. Иногда это до хорошего не доводит; пару лет назад Шаст даже представить себе не мог, что когда-то ему будет так стыдно за своё, казалось бы, ничем не выделяющееся поведение. Даже страшно представить, что там творится у Попова в голове, ибо дел за последнее время Шастун натворил таких, что, кажется, расхлёбывать придётся ещё целую вечность, но пока он может только отхлебнуть кофе из кружки и подумать о том, как будет реабилитироваться в глазах парня из комнаты напротив. Но хотелось, конечно, одного: наладить наконец взаимоотношения, чтобы можно было смотреть в чужие глаза с чистой совестью, ну и трахаться не с кем попало, а с Арсением. Или просто трахаться и просто Арсения… Имя-то какое красивое, звучное, привлекательное — Ар-се-ний. Человеку с именем Арсений хочется отдаться. Остаётся лишь надеяться, что ответит на это определённый Арсений: с фамилией Попов, живущий по соседству. Не одного хотелось — обманул. — А какой сегодня день недели? — с размышлениями пришло и осознание, что уже в четверг ему предстоит отправиться на свидание. Это же можно назвать свиданием? Да, по-другому это приглашение в театр назвать сложно, учитывая всю сложность их взаимоотношений и предысторию в целом. Кто-то, конечно, не найдёт в этом ничего по-романтически интимного, но Антону просто нравится, очень нравится называть их предстоящую встречу свиданием и, действительно, он рад, что это произойдёт. Первое свидание если не всегда, то зачастую прекрасно, да и поможет определиться, к кому он всё-таки расположен больше: к загадочному и непостоянному петербуржцу или к соседу по общежитию. — Среда, Шаст, среда, — из уст Матвиенко это прозвучало как-то обнадеживающе. Да из его уст всё так звучит. Значит, завтра его ждёт не только экзамен... Не всё так плохо: будет время и к экзамену подготовиться, и настроиться на чудесное времяпрепровождение после него. Только как можно сосредоточиться на экзамене, зная, что тебя ждёт, скорее всего, очень крутое свидание с небезразличным (это всё ещё дико) тебе человеком? Теперь основная проблема – это попытаться отвлечься от ненужных мыслей. Сделать это нужно как можно скорее, чтобы не попасть на пересдачу из-за заваленного экзамена.   Консультация не заняла много времени, поэтому остаток дня, включая весь вечер, прошёл спокойно: сначала за листанием лент в соцсетях, а затем в прослушивании сериала, который играл на фоне, и чтении подготовленных ответов на вопросы билетов. Мысли об Арсении, ранее незаметно сидящие где-то далеко, пришли к нему как раз во время попыток заснуть, и мысли эти так глубоко засели в голове, что ворвались и в красочный сон. Только вот Антон, к своему глубокому сожалению, после пробуждения не мог вспомнить ни одной детали, но понимал лишь одно: ему было очень хорошо.

***

Четверг начался не так радужно, как хотелось бы: ночью был сильный мороз, который превратил все дороги города в арены для катания на коньках, из-за этого весь автомобильный транспорт попал в безумные пробки. Идти пешком не представлялось возможным, ибо скользкими были абсолютно все дороги, и через дворы, любимым маршрутом, тоже пройти было очень сложно. Пришлось всеми силами впихивать себя в переполненный автобус в надежде, что удастся прибыть вовремя. Не удалось. На экзамен он опоздал, но тут ему уже начало везти: во-первых, преподаватель сам опоздал, во-вторых, в этот раз его группа решила не играть в «камень-ножницы-бумага», чтобы определить порядок сдачи, и в аудиторию уже вошла первая пятёрка студентов. Через час с лишним аудиторию покинул и Шастун: и снова «хорошо»! Неужели кто-то восстановит стипендию на ближайший семестр? День точно становится лучше, но будет ли хорошим вечер? Будет. Арсений, 12:34 Доброе утро! Помнишь, какой сегодня день?

Вы (Антон), 12:38

Привет, Арс. Как я мог забыть?

Сегодня четверг, у меня был экзамен, к которому я усердно готовился.

Кстати, четвёрку получил)

Он как-то напрягся и даже начал сомневаться, что его безобидные фразочки, отдалённо напоминающие шутки, являются безобидными, когда ответа не последовало ни через минуту, ни через две, ни через три. Раньше бы он облегчённо выдохнул, что удалось отмазаться от назойливого соседа, но сейчас хочется лишь убить себя за неумение думать в таких серьёзных и по-настоящему важных ситуациях.

Вы (Антон), 12:46

Арс, я пошутил :(

Прекрасно помню про сегодняшний поход в театр

Арсений, 12:50 Успокоил. Вечер ещё не наступил, а ему уже стыдно и неловко: когда такое было-то? Вообще, если б Антон был честен не только с обществом, но и с самим собой, он бы давно сделал вывод, что все проблемы он создаёт себе сам, а потом по каким-то "совершенно непонятным и необъяснимым" причинам удивляется, почему до сих пор не может обзавестись постоянным партнёром, так ещё пытается гнать на всех негетеросексуальных парней. Ну а какой тут постоянный партнёр, когда он сам, своими руками, портит такой хороший и в чём-то милый момент своими тупыми и объективно (по субъективному мнению самого Антона) несмешными шутками? Это, наверное, первый раз, когда пришло осознание, что нужно извиниться. Более того, в голове уже начали появляться идеи, как... Так, стоп! С каких пор я решил, что мне нужно извиниться перед Арсением? Почему я стал таким?.. А каким «таким»-то? Что поменялось за эти дни? Нет, наверное, не за дни: за недели, которые уже образуют целые месяцы. Да всё поменялось! Хотя бы, блин, то, что я боюсь его обидеть, учитывая, что раньше специально хотел это сделать и делал несколько лет! Но больше всего меня вымораживает, что я, чёрт побери, его хочу! Очень сильно хочу! Как вообще можно связать моё желание близости с Арсением и моё прежнее отношение к нему? Или это связано с тем, что я давно ни с кем не трахался? Ну да, ответ прост: мне нужно потрахаться. Важное уточнение: с кем-то другим. С кем? Варианта два: либо с Никитой, либо с кем-то рандомно найденным на сайте. До последнего опускаться не хочется, а вот с первым ещё можно что-то придумать… Но, чёрт, вроде его-то как раз и не хочется… поболтать – да, прогуляться по городу пару раз – да, поболтать ночью по видео – да, да и ещё раз да. На расстоянии ещё как хочется, а вот при личном контакте… грустно. Но день шёл, все негативные мысли потихоньку уходили после сообщений Арса, что всё нормально и он ничуть не задет такой глупостью. Но Антон твёрдо решил, что предстоящий вечер пройдёт не зря: извинения точно последуют. Следующие три часа проходят в неторопливых сборах: спешить ему некуда, ибо Попов пообещал зайти за ним в половину шестого, и времени, в целом, было предостаточно, чтобы привести себя в порядок. Его ждёт поход в театр, а в театр явиться в джинсах и свитере, то есть в привычном зимнем образе, нельзя. Ну можно, конечно, но не в сопровождении Арса. Сначала несколько минут пришлось стоять перед шкафом в раздумьях, что бы надеть, чтобы не выглядеть слишком плохо на фоне своего спутника; каково же было разочарование, когда он увидел, что парадно-выходная рубашка, которую он и так в последнее время надевает достаточно редко, в очень плохом состоянии или, как бы сказал сам Антон, «как из жопы». Пришлось утюжить, и делал это молодой человек очень долго: несколько раз мочил, долго пытался разгладить заметные складки, снова мочил и снова долго утюжил, отпаривал и снова утюжил — идеально выглаженной рубашки, которую он носил в школе благодаря стараниям мамы, у него добиться не получилось, но и результат его удовлетворил. С брюками, слава всем святым, возиться не пришлось: они ещё не успели помяться. И Арсений пришёл почти вовремя: минут на десять раньше. Постучал, так аккуратно и по-свойски, подождал немного и снова постучал. Антон в это время крутился возле зеркала, рассматривая себя со всех сторон и восхищаясь своим образом на сегодняшний вечер, и даже сначала не хотел открывать, но ему пришлось это сделать после парочки громких ударов. — Ого-о, — Арсений, улыбаясь глазами, заинтересованно прошёлся по только что открывшему дверь комнаты Антону от макушки до носков ботинок, — как ты, — и после двухсекундной паузы продолжил, — красив. Молодой человек недоумённо на него уставился, изогнув бровь: — Арс, скажи честно: ты ёбнулся? — Да в смы-ысле? Я комплимент тебе сделал. — Давай по-другому. Он захлопывает дверь перед носом соседа, но только чтобы распахнуть её через несколько секунд. Вечер нужно начинать с позитива и хороших сцен, а не с этого всего. — Добрый вечер, молодой человек, — Попов натягивает на лицо дежурную улыбку, входя в образ, — я безмерно рад Вас видеть. Стоит заметить, что выглядите Вы превосходно! В ответ последовало закатывание глаз под наигранно раздражительный вздох: — Заебал, ­— дверь закрывается под заливистый смех. Смех с обеих сторон двери долго не мог затихнуть, поэтому, чтобы сильно не тянуть время, Шастун выходит из комнаты, схватив куртку с вешалки. — Ладно, Шаст, извини. Просто хотел сказать, что этот образ тебе очень идёт. Тот усмехнулся и сунул ключ в скважину, стараясь проворачивать ключ как можно дольше, чтобы не показывать свою счастливую улыбку. Внутри, кажется, уже полыхал огонь: страшно представить, что будет дальше, если одна только фраза, один маленький комплиментик заставил меня поплыть. — Мы не опаздываем? — это Антон спрашивает, когда они подходят к лифту. — Нет, у нас полно времени. Я всё рассчитал. — Тогда пойдём медленно, не хочется забрызгать брюки. В лифте они едут молча. Шастун смотрит на двери, стараясь не думать о том, что Попов на него смотрит. А Попов смотрит: открыто, так по-наглому, рассматривает его лицо. Тот же буквально умоляет себя не краснеть, чтобы не показывать всё своё смущение, и считает секунды до остановки лифта на первом этаже, из которого он совсем скоро выскакивает, словно ошпаренный. Когда Антон вышел на улицу, он беззвучно протянул матерное слово и мысленно закрыл лицо рукой: о каких забрызганных брюках он говорил, если на дорогах один лёд? Может, из-за этого Арсений его и рассматривал? Может, он уже совсем Антона тупым считает? — Ну что, поползли? — сосед подходит к нему слева. — Чтоб брюки не забрызгать. В ответ Попов получает лишь недовольный взгляд, по которому, признаться, безумно соскучился: конечно, нынешние взаимоотношения с Антоном его устраивают, но и в прежних был свой шарм, который сейчас даже нагоняет тоску воспоминаний. Всё-таки жизнь есть удивительная штука, и никогда не знаешь, как сильно она поменяется даже через час. Время позволяло им не спеша прогуляться: конечно, время Арсений специально рассчитал с большим запасом, чтобы эта прогулка состоялась; она бы состоялась в любом случае, даже если бы Шастун её не запланировал ещё во время сборов. А Шастун сегодня сам себя не узнаёт: как можно так беспардонно воровать время у сидящего внутри него интроверта и отдавать его лишнему нахождению на улице? Наверное, это, действительно, что-то большее, чем просто "необъяснимая тяга", и в это очень хочется верить: любить очень тяжело, а любить не того человека — ещё тяжелее. — Мне начинает казаться, что тебе нравится проводить со мной время, — Арсений довольно ухмыляется, бросая взгляд на спутника, когда они стоят на светофоре в ожидании зелёного. Арсений, кажется, давно всё понял — не дурак же. Понял-то он понял, но как же ему хочется услышать это всё своими ушами, хочется, чтобы состоялся наконец этот по-настоящему серьёзный разговор, который раз и навсегда расставил бы все точки над ё. Ну, по крайней мере, на это у него есть ещё пять месяцев: потом он получит диплом о втором высшем и просто уедет в Петербург, где, наверное, будет долгие годы жалеть, что этого серьёзного разговора так и не состоялось. — Не смей об этом думать, Попов. Тем более, что это не так. Сдерживать смех трудно, но Шаст старается изо всех сил. Сегодня он по-особенному игривый и воодушевлённый; та часть старого, протестующего, в чём-то злого Антона сейчас находилась в глубокой депрессии от безвыходного положения — принятия. Окончательного принятия того, что творится внутри. Внутри, конечно, творится полная неразбериха по отношению ко всей ситуации, но одно уже стало достаточно ясным: в Арсения он, кажется, влюблён. Это просто влюблённость. Наивная влюблённость, вызванная нехваткой постоянного партнёра, и всё: когда сильно хочется, то тут уже на любого так засматриваться будешь. И счастливо улыбаться от чужих слов тоже, замечая согревающее тепло в груди; Антону, кажется, требуется ещё совсем немного времени, чтобы он мог подойти к Попову и не стесняясь воскликнуть: «Да я люблю тебя!» Пока что ему остаётся лишь спокойно наслаждаться моментами такой близости, проводить время в приятной компании и не думать о будущем хотя бы до ночи, пока не вернётся в общежитие и не прыгнет в свою тёплую постель. С Арсением, стоит заметить, как-то спокойно: чувствуешь себя комфортно даже в молчании — хотя, казалось бы, с каких пор? Найти бы этому хоть какое-то другое объяснение, желательно кроме всяких чувств и наивной влюблённости. Нужно всё обдумать с разных сторон, прежде чем дать состояться серьёзному разговору. Какое-то время они идут в тишине, но несмотря на то, что никакого дискомфорта это не доставляет, молчать как-то не хочется, учитывая, что времени свободного у них не так много, чтобы тратить его на пустое молчание, когда есть столько тем! Ну, тем, может, и нет почти, но говорить надо, и желательно так, чтобы не показаться дураком. Хотя Арс и так в курсе, что я дурак: проверял. Какой есть, ничего не поделаешь. — А мы на какой спектакль-то идём? — Я не помню, — непринуждённо улыбнулся тот, заглядывая в глаза. — Но думаю, что будет интересно. Его ставил мой знакомый, а уж он ерунду не делает. Почти никогда. Удалось задать тему для обсуждения на ближайшее время: профессиональная деятельность, любовь к творчеству и желание работать в киноиндустрии после получения дипломной корочки. Этого как раз хватило, чтобы добраться до небольшого театра, находящегося не так далеко от Пролетарской. Они пришли незадолго до второго звонка, поэтому время, чтобы раздеться и сдать верхнюю одежду в гардероб, у них ещё было. Название спектакля Антону удалось прочесть на билете, но оно, признаться, мало о чём ему говорило — точно авторское. Знакомиться с чем-то новым ему всегда нравилось, а уж тем более в образовательных целях, поэтому в зал он зашёл в приподнятом настроении, готовый к ознакомлению с творчеством знакомого его возлюбленного. Только вот никак он не ожидал, что у его возлюбленного есть знакомые с таким плохим вкусом: спектакль наскучил ему ещё на завязке, когда он окончательно перестал понимать, что вообще происходит на сцене. Сейчас всё его внимание приковало к себе ебучее дыхание Арсения. Нет, дыхание-то было обычным, как у всех людей, и самого Арсения уж точно никак не волновало, но Шасту просто не на что больше обратить внимание: вздымающаяся грудь сейчас была интереснее всего. Он завороженно смотрел на сцену, где действия сменялись одно за другим в каком-то странном темпе, и совершенно не обращал внимания на своего спутника, который весь уже изъёрзался, продолжая наблюдение за чужим профилем. Профиль-то у Арсения, действительно, красивый, как и он весь, в общем-то, и наблюдать было приятно, но довести себя до крайнего возмущения тоже получилось: «Он меня на свидание привёл или пришёл на мужиков на сцене посмотреть?» В какой-то момент, осмотрев зал и заметив, что он заметно опустел с начала постановки, а оставшиеся либо сильно увлечены просмотром, либо сидят в телефонах, либо негромко болтают друг с другом, молодой человек решил, что пора кого-то от этого странного искусства немного отвлечь. — А-арс-с-с, — негромко шипит он на ухо, с улыбкой наблюдая за реакцией. Реакция была крайне ожидаемой: тот дёрнулся от неожиданности, будто возвращаясь в жизнь, и по-забавному растерянно посмотрел на Антона, кивая головой в вопросе: «Что?» — Мне скучно, — голову он наклоняет поближе к чужой, — развлеки меня. — Прямо здесь? — улыбку тот изо всех сил сдерживает, да и сам старается держаться на расстоянии, опасаясь, что на них внезапно кто-нибудь обратит внимание. — Ну давай выйдем. — Нет, Антон. Я боюсь, что если мы выйдем, то не вернёмся. — А разве это плохо? Или тебе реально зашло это дерьмо? Попов бросает беглый взгляд на сцену, а потом, немного подумав, снова наклоняется к своему спутнику: — Даже если это полное дерьмо, я просто обязан досмотреть и написать рецензию. Я уже пообещал. — Так, значит, какой-то знакомый со своей дерьмовой постановкой тебе дороже приятного времяпрепровождения? — А что, сейчас оно не приятное? Антон прищурился, а потом, даже не подумав, ляпнул: — Хочешь, отсосу? В этот момент на сцене, по всей видимости, произошло какое-то крутое действие: раздались редкие аплодисменты под музыку, отдалённо напоминающую мелодию «Великого бала у Сатаны». В такой обстановке только по туалетам и расхаживать, чтобы тихонечко сделать минет своему бывшему "врагу" в дальней кабинке. Только в этой кабинке, уже просто стоя на коленях, уткнувшись лбом в чужой живот, он сделал вывод, что это самое странное и одновременно самое крутое свидание в его жизни. Хотя бы по той причине, что это единственный раз, когда ему довелось делать минет в кабинке театрального туалета. — Знаешь, — вполголоса говорит Арсений, глядя в потолок и поглаживая голову соседа, — это определённо лучше дерьма на сцене. Антон забивает на все попытки восстановить дыхание и просто улыбается, наклоняя голову ещё ниже, чтобы его улыбка не была замечена. В кабинке они проводят ещё несколько минут, и Арсений выходит первым, чтобы перевести дух, собраться с мыслями и умыться. Сердце бешено стучит, ноги подкашиваются, а в голове лишь мольба о том, чтобы в туалет никто не заходил ещё минут десять: поговорить ему хочется сейчас, до конца спектакля он точно не дотянет. Шастун выходит примерно через минуту с той же довольной улыбкой, которую тоже решил не скрывать; он сегодня вообще ничего не скрывает. Глаза на зеркало не направляет, встречаться глазами с Арсом немного побаивается, даже несмотря на то, что тот и так его уже видел во всех состояниях и со всех сторон. За новое всегда стыдно. Попов поворачивается к нему лицом и притягивает к себе за одну руку, пытается установить зрительный контакт и подобрать правильные слова для лёгкого начала разговора средней тяжести. — Ну перестань, Арс, — недовольно вопит молодой человек, изо всех сил отводя глаза. — Не хочу переставать. Давай немного поболтаем, — и обвивает его талию, притягивая к себе ещё ближе. — Только если чуть-чуть. Внутри Антона сейчас полыхает пожар его желания обнять свой "объект воздыхания" и не отпускать его минут так десять, но вместо этого он просто аккуратно прижимается виском к виску, прикрывая глаза. Молится, чтобы никто не вошёл. Прерывать такую интимную близость сейчас не хочется никому. — Может, проведём вечер вместе? — шепчет Арсений ему на ухо. — Уже проводим, — усмехается. — Ладно-ладно. Поздний вечер. Попросим Серёгу где-нибудь погулять или в комнату напротив отправим. — Нет уж, в комнату напротив отправляем Поза: он точно не пошлёт. Да и у меня уютнее. — Да ну? — Прикинь. Не забывай, что ты спишь на моей кровати. После тебя она точно не может быть уютной, — Антон смеётся, утыкаясь лбом в чужое надплечье. — Быть уютной для чего? — Не делай вид, что тебе тринадцать. Ты всё понял. — Окей, я всё понял. Просто мне интересно, почему ты всё время пытаешься склонить меня к сексу. Антону, конечно, не хотелось начинать полемику, но и пропустить сказанное он уже не мог. Удовольствие и расслабление сняло, как рукой: теперь хочется побыть провокатором и устроить «разборки», вывести мужчину на эмоции и разграничить отношения между ними. — Что значит «почему»?! — он отодвигается, интонация его голоса приобретает возмущённую окраску. — Потому что я хочу трахаться, Арсений. Животные инстинкты, все дела. — Ну так разве не с кем? Антон посмотрел на него так гневно, насколько мог: — Ты охуел? — и в то недолгое молчание стало слышно, насколько участилось его сердцебиение. — Ты меня за кого принимаешь-то? Нахуя тогда все эти разговорчики-прогулочки, если ты меня не собираешься всерьёз воспринимать? — Нет, я же не это имел.. — Ты это имел в виду, Арсений. Если уж сказанул хуйню, то не давай заднюю и отвечай за неё. Будь мужиком, а не ебучим святошей, который сейчас будет оправдываться, чтобы прикрыть свой зад. Мне на хуй не сдались твои оправдания: ты сказал то, что думаешь. — Я так не думаю. — Не пизди. Если ты это сказал, значит, в твоей голове были такие мысли, а они не могли возникнуть стихийно. — Нет, Антон… — в этот момент дверь в мужской туалет распахивается, открывая вид на какого-то мужчину средних лет, который, зевая, проходит в направлении кабинок; Арсений переходит на шёпот. ­— Давай вернёмся, спокойно досмотрим спектакль и всё обсудим, окей? — Я намерен уйти прямо сейчас, — громко шепчет тот в ответ, хватаясь за ручку. — Антон, — мужчина хватает его за плечи, останавливая, и делает свой шёпот ещё тише. — пожалуйста, не заводись из-за пустяков. Мне кажется, пришло время повзрослеть: не нужно цепляться за любую услышанную херню как за что-то ужасное. Да, проебался. Но это не повод обрывать все провода и сжигать все мосты. Всё решается словами. Внутренний ребёнок Антона в этот момент хотел продолжить разбрасывать игрушки, плакать и истерить ещё больше; сам Антон был готов развивать конфликт, портить отношения и свою жизнь — его до безумия оскорбили эти глупые слова, брошенные без всякой задней мысли. Далее в нём, видимо, проснулся трезвый разум, который и заставил его промолчать, просто рассматривая чужое лицо. — Умница, — едва слышно произносит Попов с лёгкой улыбкой и невесомо целует парня в губы, — сейчас мы вернёмся в зал, а через полчаса всё спокойно обсудим. Просто будь терпеливее. Тот бросает на него обиженный взгляд, быстро моет руки и выходит. Арсений, умывшись, громко выдыхает и, собравшись с мыслями, выходит через минуту.