И тянутся города

— Куда?.. — поводок натягивает Арсению руку, и он, отвлекшийся на подозрительную группу школьников, исподтишка снимающих Бульку, не замечает, как Бритни бросается вперед за пролетающим мимо пакетом. Он оперативно тянет ее назад, но какая-то маленькая девочка, которую за руку ведет бабушка, все равно успевает испугаться прыгнувшей в ее сторону собаки. — Извините! — Арсений виновато смотрит бабушке в глаза. Бритни, тоже почувствовав, что оплошала, опускает уши и хвост и боязливо подходит к ноге, смотря снизу вверх робкими влажными глазами. — Все в порядке, Брит, это я не уследил, — Арсений ободряюще улыбается ей и треплет по холке. Почти три года уже, как она живет у них с Антоном и все еще пытается извиняться за каждый неверный шаг. Собачий психолог сказал, что она вряд ли когда-либо избавится от этого рефлекса и нужно просто окружать ее заботой и любовью каждый раз, когда она чувствует себя не в своей тарелке. Бритни оказалась последней из девяти собак из ангара в Калининграде, кого не забрали настоящие хозяева или кого приюту не удалось пристроить в добрые руки. Немудрено: единственная дворняжка из всей партии; было странно, почему вообще Никита со своими подельниками решили ее похитить. Возможно, из-за кремового окраса приняли ее за лабрадора. Ужасно пугливая и недоверчивая, она с опаской принимала ласку от людей, что наводило на мысли о том, что предыдущие хозяева вряд ли были к ней добры. Антон, узнав о ее судьбе, просто взглянул Арсению умоляюще в глаза, и тот понял, что с этой минуты в их жизнь входят новые перемены. Тот же порыв ветра, что подхватил пакет, за которым погналась было Бритни, лезет Арсению под весеннюю куртку, и он, ежась, торопливо застегивает молнию до подбородка и опускает нос в высокий воротник. От запаха Антона моментально тянет расслабленно прикрыть глаза. В отличие от Бритни, с которой нельзя гулять без поводка и, к сожалению, намордника, Булька пасется на ранней парковой траве безо всяких ограничений. Достигнув почтенного девятилетнего возраста, она стала степеннее и спокойнее, перестала остро реагировать на любые раздражители и теперь несет себя поистине по-королевски. Собственно, чем и соответствует своему статусу звезды ТикТока. Те школьники, которые украдкой пытались ее сфотографировать, пошушукавшись, видимо, приходят к выводу, что это другая собака, просто похожая, и проходят мимо. Арсений выдыхает с облегчением и, возможно, немного с завистью — у него в прошлом месяце вышел хит-сериал на стриминге, где он сыграл вторую главную роль, и все же пока прохожие чаще с подозрением вглядываются в морду Бульки, чем в его лицо. В наушнике раздается сигнал вызова; Арсений, не вынимая телефон из кармана, дважды тапает по уху. — Але? — Привет, красавчик. Теплый голос Антона, объединившись с запахом на куртке, рефлекторно тянет уголки губ вверх. — Привет. Бритни, будто тоже почувствовав мнимое присутствие второго папы, приветственно лает. — Это кто из девчонок там голосит? — немедленно интересуется Антон. — Итс Бритни, бич. Мы на прогулке. Булька живет в их с Антоном квартире третий день — пришлось взять ее на передержку, пока Макс с Олесей переезжают в новое съемное жилище: предыдущий арендатор неожиданно решил продавать собственность и попросил ребят съехать поскорее. Чтобы Булька не путалась под ногами, пока комната и прихожая обрастают рядами коробок, было решено отдать ее на время старшим братьям. — Понятно. Дай им с Булькой по вкусняшке от моего имени. — Антон, — вздыхает Арсений с притворной укоризной, — они и так обе избалованы донельзя. Нужно проявлять хоть какую-то строгость в воспитании. — Ну так ты им дай вкусняшку и скажи строгим голосом: «Это от Антона, а я такого не одобряю!». Как репетиция? Арсений снова вздыхает, но на этот раз искренне. — Саша опять чудит. У него слишком эксцентричный подход к постановкам. Ставим «Три сестры», но такое ощущение, что не по Чехову, а по сочинению какой-нибудь ученицы седьмого «А» Ани Афанасовой. Например, сегодня он настаивал, чтобы Вершинин, обращаясь к Маше, сказал: «Позвольте лобызнуть вас в десны!» — Ну, смотри, — голос Антона становится чуть невнятнее, и Арсений догадывается, что тот закурил. — Во всем ищи плюсы. Во-первых, Саша нисколько не ограничивает тебя в деятельности, параллельной сценической. Хоть футболки клепай, хоть леску на запястье наматывай — он любое творчество поддержит. Во-вторых, эксцентричность эксцентричностью, но он всего полтора года как перебрался из Казани в Москву и собрал труппу, а ваши независимые постановки уже вызывают ажиотаж похлеще, чем в Большом. Какой еще театр может похвастаться тем, что продажа билетов закрывается за две минуты? В-третьих, Арс, ты одним своим присутствием на сцене украсишь что угодно. Даже если пьеса провалится, зрители все равно будут вспоминать только то, как ты блистал. — Может, ты и прав, — довольно тянет Арсений, хотя Антон, конечно, необъективен. В трубке слышится, как тот нервно выдыхает дым. — Очкуешь? — спрашивает Арсений, решив, что пора уже прекращать мять булки и переходить к сути. — Пиздец как. До начала нашей панели пятнадцать минут остается, а я за последние полчаса вытирал руки уже раз двадцать — все полотенце промокло. Антон прилетел в Петербург на книжный салон вчера вечером, а уже сегодня впервые в своей жизни должен выступать на панели, посвященной современной художественной литературе малой формы. — Со мной вместе Цыпкин заявлен, — продолжает Антон, давясь буквами от волнения. — Видел его сейчас краем глаза. В пижонском пиджаке такой… Я вообще, как лох, рядом с ним смотреться буду в своей синей рубашке… — Ты самый красивый в своей рубашке, — напоминает ему Арсений. — И чего тебе вообще бояться этого Цыпкина? Время его давно прошло. А ты — самый многообещающий из молодых российских авторов. Это у тебя первый сборник рассказов вышел всего два года назад, и с тех пор уже три тиража было допечатано. А про тираж второго готовящегося сборника я вообще молчу. Уж тебе-то точно волноваться ни о чем не стоит. Все эти люди в зале — они ради тебя пришли, а не Цыпкина, я уверен. — Да прекрати… — смущенно мямлит Антон. — По Цыпкину сериалы снимают… А я кто? — А ты — мой итальянский орех, — почти мурчит Арсений. — В восемнадцать лет я начинал встречаться с ольхой, а теперь у меня — вот. — Я пойму эту метафору через пару лет, да? — спрашивает Антон после нескольких секунд озадаченного молчания. — Хоть через сорок, Антон. У нас есть куча времени. Рядом с Арсением в этот момент равняется пожилой ухоженный омега, держащий поводок, другой конец которого заканчивается симпатичной маленькой колли. В детстве Арсения такие жили чуть ли не на каждой лестничной клетке, а сейчас их редко можно встретить — люди в последние пару лет все чаще стали заводить мохнатых аффенпинчеров, похожих на домовят. Мода преходяща. Бритни, видимо, тоже почувствовав, с какой реликвией столкнулась, заинтересованно обнюхивает длинноволосую колли. — Что на тебе надето? — неожиданно спрашивает Антон, вырывая Арсения из ностальгических рассуждений. От странного вопроса брови его настолько высоко подпрыгивают, что наушник от миграций кожи на лице едва не вываливается из уха. — Мы что, сейчас этот разговор начнем? Когда я выгуливаю двух собак, а ты пытаешься не обосраться от страха перед конференцией? Я, конечно, не против, но было бы лучше перенести такую активность на пару часов вперед. — Да не, я не к тому. Хотя, если ты настаиваешь… В общем, на тебе же сейчас моя куртка? Арсений снова удивляется. — Как ты догадался? — Арс, я давно понял, что каждый раз, стоит мне куда-нибудь уехать ненадолго, как ты сразу забираешься в мои вещи. Тут много дедукции не нужно: ты забываешь в карманах фантики от жвачек. Смущения в связи с таким раскрытием Арсений не испытывает — он давно уже перестал стесняться любых проявлений собственной натуры перед Антоном. Родной же человек, чего его бояться? — Ну хорошо, я в твоей куртке. И что? — Да ничего, — голос в трубке неожиданно веселеет. — Просто спросил. Ладно, Арс, мне тут девушка с бейджем на груди какие-то знаки усиленно руками делает, думаю, мне пора. Не скучай там. Целую вас всех троих, но только тебя — с языком. — Фу, — улыбается Арсений. — Вали давай на свою минуту славы. И удачи. Люблю. Повесив трубку, Арсений подзывает Бульку, чтобы продвинуться уже по дорожке вперед, но та застревает на одном месте по своим собачьим делам, что-то усиленно разрывая в траве. Надеясь только, что это не дохлая мышь, Арсений обреченно качает головой и от нечего делать опускается на скамейку. Бритни покорно ложится у его ног. Новый порыв ветра бьет в спину; май в этом году выдался холодный. Арсений еще раз беспомощно оглядывается на Бульку, чтобы выяснить, не закончила ли она срочные дела, и, удостоверившись, что нет, готовится еще немного померзнуть. Он прячет руки в карманы чужой куртки и вдруг натыкается левой на угол чего-то острого. Недоуменно обхватывает находку пальцами и тянет наружу — на ладони лежит сложенный в два сгиба альбомный лист, на одной стороне которого знакомым почерком написано «Разверни меня». Арсений, не прекращая удивляться, следует указанию и видит перед собой испещренное синей пастой письмо: «Есть опасения, что я пишу это зря, и ты вообще наденешь другую одежду или просто не засунешь руку в карман, но я буду надеяться на удачу. А если она отвернется от меня — ничего страшного, у меня будет еще много возможностей подсунуть тебе это письмо другим способом. Макс как-то проболтался, что ты ему когда-то говорил, будто любовные письма нужно писать от руки. Поэтому я постараюсь соответствовать. Итак. СПИСОК ПРИЧИН, ПО КОТОРЫМ Я БЫ НЕ СМОГ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ, ЕСЛИ БЫ ТЫ СТАЛ ЧЕРВЯКОМ (в произвольном порядке): 1. У червяков нет позвоночника, то есть они не умеют бегать, а значит, я больше не буду просыпаться в воскресенье в восемь утра из-за того, что ты якобы случайно пинаешь меня ногой, выбираясь из кровати; 2. Червяки умеют отращивают хвост, если его оторвать, и, в целом, довольно спокойно переживают внешние повреждения, а значит, я никогда больше не услышу виртуозных матерных оборотов, которые ты извергаешь из себя, если тебе просто наступить на ногу или ненароком толкнуть; 3. У червяков нет лица и богатой мимики, а значит, ты уже не сможешь с помощью молчаливого осуждения ставить на место любого охуевшего, включая меня; 4. Червяки не пахнут ничем, кроме земли, а значит, я никогда больше не смогу ощутить твой божественный огуречный аромат, если, конечно, не приеду в Питер весной на сезон корюшки; 5. Червяки не умеют каламбурить, а значит, я не смогу наслаждаться в каждую твою течку беспрестанно филигранным вкраплением в речь словосочетания «текущая ситуация»…». Здесь Арсений невольно отрывается от чтения, нахмурившись. Что за «текущая ситуация»? О чем это Антон? Он перечитывает пятый пункт еще два раза, так и не находит ответа и, пожав плечами, снова погружается в письмо: «6. Червяки не носят одежду и равнодушны к аксессуарам, а значит, у меня не получится больше таскать твои кепки и очки; 7. У червяков нет слуха, а значит, ты перестанешь делать мне замечания каждый раз, когда я намеренно делаю грубые ошибки в устной речи; 8. Червяки не умеют танцевать, а значит, я никогда больше не смогу насладиться самым прекрасным зрелищем в мире; 9. Червяки не смогут организовать производство футболок и освободить меня от необходимости покупать новую одежду; 10. Червяки совершенно индифферентны к хуям и жопам, а значит, я лишусь удовольствия улавливать двойной подтекст в любой твоей фразе; 11. Червяки не умеют смеяться, а значит, с твоим превращением исчезнет лучший звук во всем свете; 12. У червяков нет чувства юмора, а значит, я неминуемо умру на несколько лет раньше, лишившись своего главного источника веселья, ведь смех продлевает жизнь; 13. Червяки не умеют вести соцсети, а значит, я не смогу потратить полдня на разгадку твоего утреннего хештега; 14. У червяков нет воображения, а значит, они не могут найти что-то интересное или увидеть прекрасное в надписи на стене или странной тени. Так можешь только ты. Этот список неполный и, конечно, будет дополняться и расширяться. Потому что ты открываешь мне свои новые грани каждый день, а червяки, ну, довольно статичны на протяжении всего своего существования. P.S. Ты, кажется, этого еще не понял, а я догадался сразу, едва учуяв изменения. Мне отец рассказывал, что он оба раза тоже все понял раньше папы. Оно как-то само приходит: раз — и ты уже знаешь это наверняка. В тебе, похоже, живет маленький червячок, Арс. И мы оба готовы к этому разговору». Арсений моргает. Письмо дрожит в его пальцах, и вряд ли это происходит из-за того, что они онемели от холода или ветер треплет бумагу. Он, не в состоянии поверить в то, что видит, перечитывает строчки после «P.S.» вновь и вновь, до тех пор, пока в тыльную сторону кисти руки ему вдруг не тыкается что-то мокрое и холодное, привлекая внимание. Арсений переводит взгляд вниз. Рядом с ним, свесив длинный язык, сидит Булька, а между ее передними лапами спешно пытается спастись бегством вырытый из парковой травы дождевой червь. Булька радостно гавкает два раза и — улыбается.