Seven Deadly Sins

      – Что самое удобное в викторианском стиле, мой хороший... – воркует Уён, ловко поворачивая углы бирюзового шейного платка, перемежёванного блестящей нитью. – ...это, что можно взять вообще любой пиджак и просто правильно завязать платочек!       Он хихикает, расправляя навороченную конструкцию, и делает полшага назад, чтобы оценить работу, после чего игриво добавляет:       – Котелок бы тебе ещё!       Хонджун смущённо улыбается, отводя глаза в сторону, и неловко застёгивает тёмно-синий пиджак, после чего не менее неловко пытается убрать с глаз выпрямленную чёлку. И получает от Уёна по рукам, уже сам хихикая. Тот колдовал над причёской, брызгая волосы каким-то пахучим спреем и орудуя утюжком, отчего непослушные пакли вдруг чудесным образом стали блестящими, мягкими и гладкими. Хонджун честно пытался запомнить, как выглядит флакон, но заранее понял, что цена там под миллион вон, не меньше.       Ничего нового.       Как и факт, что он снова напросился к Уёну на сборы. Особого выбора не было, так или иначе, ведь у Хонджуна вряд ли нашлось бы хоть что-то приличное, но и Уён заверил, что оскорбился бы, не приди тот на преображение из замухрышки в принцессу.       – А что самое удобное в тебе, так это рост! – продолжает смеяться Уён и слегка сжимает его щёки в ладонях. – Вон в Юнхо километр, пока ему галстук завяжешь, то руки заболят!       Минги громко хихикает за его спиной, и смеются все вместе. Однако когда телефон коротко тренькает уведомлением в кармане пиджака Уёна, тот тут же хватается и устремляется в сторону. И весь сияет. С кем только переписывается?       – Юнхо поцелуйчиков наслал? – дразнится Хонджун ему в спину, на что получает только громкое «ха».       – Дождёшься от него... – ядовито язвит Уён под цокот набираемого сообщения. – Он как раз под Хэллоуин идеально вписывается, гробовая тишина!       – Так, может, занят приготовлениями? – предполагает Минги, тыкая в клавиши синтезатора и пытаясь повторить замедленное видео на своём телефоне.       Вроде, Сэма Смита пытается играть. Но пока Хонджуну сложно опознать мелодию, а на Минги лишний раз он старается не смотреть. Тот страшно красив с зачёсанными с одной и уложенными с другой стороны теперь уже оранжевыми волосами. Но, наверное, самое красивое в нём – это энтузиазм, с которым Сон Минги раз за разом пытается быть пианистом.       – Какие приготовления? – продолжает спорить Уён, сев, похоже, на конька поливания неугодных язвительными комментариями. – Юнхо там к организации никакого дела не имеет, всем старшая параллель занимается!       – Вот раз такой он свободный, то пусть тебя сегодня удовлетворяет, а то убьёшь скоро кого-то! – дразнится Минги в ответ, с улыбкой не отрываясь от клавиш под показательное фырканье.       На теме старосты Хонджун вспоминает о самом важном: он же должен переложить из рюкзака необходимое. В узких брюках и пиджаке сильно много не унесёшь, потому один карман занимает телефон, второй – кошелёк. Хонджун распихивает добро под взаимные упражнения в остроумии от двух лучших друзей и похихикивает.       Какой Минги, оказывается, может быть злой язвой. Не зря они с Уёном так прочно дружат.       Расстегнув внешний маленький карман рюкзака, Хонджун извлекает на свет путаницу из разноцветных ниток и четырёх бусин. Выцветшие слоги всё равно формируют имена правящей верхушки академии, и этим вечером Хонджун намерен вернуть Юнхо очевидно потерянную вещь. Наверняка это было что-то значимое для них с Сонхва, и хочется отблагодарить старосту за всю оказанную помощь.       Всё же, приглашения получили далеко не все из средней параллели, а о младшекурсниках нечего и говорить. Но Юнхо раздал ограниченное количество в том числе им с Чонхо. Последний, понятное дело, приложил много усилий, чтобы с Юнхо сдружиться, ну а Хонджун...       Хонджун помнит, что должен Чон Юнхо за разбитое зеркало. С осознанием дьявольского обличия, которое узрел накануне через карты, он попросту предчувствует, что не стоило заключать с Юнхо никакие сделки. Ведь тот до сих пор ни о чём не просил взамен.       Наверное, самое нежелательное, что можно иметь с арканом Дьявол, – это долги. Хонджун вздыхает, поглаживая большим пальцем старые бусины из двух слогов имён. Может, откупится? Каким-то образом отдаст, наврёт с три короба, что перекупил через несколько рук у какого-то парня, чьего имени не помнит...       Уж что Ким Хонджун умеет хорошо – так это врать. И ложь распознаёт очень легко, но придраться к старосте попросту не за что. У Юнхо потрясающая репутация, он круглый отличник, он сильный и смелый, ведь так эпично спас президента на верховой езде. Он, блин, идеальный.       И Хонджуна разъедают сомнения. Таких людей не бывает.       Со вздохом он прячет браслеты в карман пиджака. Попытаться стоит. Хонджун привык доверять своей интуиции на сто процентов, и уверен, что другого шанса у него не будет.       – ...я не понимаю, ты что, защищаешь его? – продолжает визгливо возмущаться Уён, отпив из стакана апельсиновый сок с очевидными примесями чего-то алкогольного, раз даже Минги охотно нарисовался разделить с ним сию трапезу. – Надоел мне этот Юнхо! Видит Бог – надоел!       – Где ты себе ещё такого святого бойфренда найдёшь? – усмехается Минги, осушив свой стакан полностью и незамедлительно интересуясь: – А ещё есть?       – Отстань! – отмахивается Уён и заново приближается к призадумавшемуся Хонджуну. – Зайка моя, краситься будем?       – Нет, – отчётливо звучит строгий голос Минги, на что уже Хонджун заходится смехом.       Уён в недоумении хлопает ресницами, переводя взгляд с одного на другого, и в возмущении складывает руки на груди. Какой же он красивый. Даже когда Уён злится, Хонджун всё равно не может не любоваться ровными штрихами его макияжа и жемчужным оттенком выпрямленных волос. Чего уж говорить о костюме. Если там будет конкурс, то алое великолепие Чон Уёна рискует забрать все номинации.       Хотел бы Хонджун хоть немножечко быть таким же безукоризненно ухоженным.       – Это что, получается, ты мою работу с него стёр? – хмурится Уён, быстро догадываясь, и косится на второго виновника. – Это вот этот двухметровый дождь тогда с тебя смыл мой час стараний?       Праведный огонь перекидывается теперь уже на Хонджуна, который примирительно поднимает ладони и принимается мелко ими размахивать. Дело пахнет жареным, судя по такому же хмурому Минги. И так уже на грани конфликта, а уж если последний за макияж зацепится, то точно передерутся.       – Нет-нет! – восклицает Хонджун, нервно улыбаясь. – Ему понравилось, просто...       – Не понравилось, – категорично встревает Минги.       – Да ты не помогаешь! – шипит Хонджун в его сторону, и вскипающий между ними Уён уже готов взорваться, но вдруг вздрагивает от громкого звука.       Из небольшого коридора доносится дверной звонок, на что оборачиваются все трое.       – Кого там принесло? – удивлённо приподнимает брови Уён и топает открывать.       – Юнхо твой приехал, чтоб тебя, токсикозника, унять! – с сарказмом бросает Минги ему в спину.       – Пошёл в жопу! – миролюбиво бросает Уён через плечо и ахает от неожиданности, поглядев в дверной глазок.       Без лишних слов он спешно кидается открывать замок и с шумом отодвигает створку, звуча радостным эхом уже из внешнего коридора:       – Боже, кто ко мне пришёл!       В любопытстве Хонджун подкрадывается к проходу и широко улыбается, увидав нежданного гостя. Уён с непередаваемыми звуками тискает в объятиях тощую фигуру Ёсана, улыбающегося, похоже, сквозь боль в рёбрах. Странное облегчение прокатывается от живота до позвоночника. Хонджун понимает, что замотался в школьной суете и уже давненько не видел вечно занятого Кан Ёсана. Личный ассистент президента, что уж поделать.       Тот тоже поменялся. Будто выше стал и каким-то образом... взрослее?       – Ёсан, забери его, умоляю! – ноющим тоном кричит Минги из комнаты.       – Нет уж, страдайте, – язвительно отвечает Ёсан, и в деланном омерзении жмурится от настойчивых поцелуев ликующего Уёна.

* * *

      Сонхва ступает голыми ступнями на мягкий коврик ванной и спешно залезает в белый с серебром махровый халат. От необходимости делать всё оперативно ему хочется осыпать проклятиями всех организаторов, придумавших устроить вечеринку посреди недели. Спорить тоже сложно, ведь с привязкой к дате интереснее, чем перетаскивать мероприятие аж на конец недели. Потому приходится только коротко скрежетать зубами, мысленно надеясь не опоздать.       Конечно же, ничего страшного не случится, если Сонхва прибудет позже. Пусть подождут, понервничают. Он и так ради этого отменил факультатив по скрипке, да и в принципе вынужден расстаться с любимым инструментом ради дел, где статус обязывает.       Он всё ещё президент ученического совета академии и вынужден блистать. Сонхва вздёргивает подбородок, глядя на себя в запотевшее зеркало. Сложно сказать, устал ли он от этой ноши. Но всё равно волей-неволей не хочет лишний раз смотреть в собственные глаза.       Принимаясь умывать лицо, он мысленно продолжает всё больше раздражаться. Был уверен, что успеет всё, но за ворохом дел вынужден выполнять все ступени ухода в крайне оперативном режиме. Сознание колет знакомая игла, от назойливости которой Сонхва уже просто отмахивается.       Конечно же, будь это общежитие, будь это их комната с Чон Юнхо, то последний, как минимум, начал бы выносить мозги по поводу сборов именно в нужное время. Как максимум – заразил бы очень быстро собственным примером. Этот-то никуда не опаздывает, постоянно сверяясь с часами.       Сонхва окунает лицо в воду уж слишком размашисто, отчего брызги разлетаются в разные стороны. От чего он действительно устал, так это от присутствия в собственной голове двух чёртовых парней, которых там быть не должно. Один с начала учебного года всё пытается куда-то деться, при этом имея наглость называть себя его лучшим другом, второй же...       Лежащий с краю раковины телефон разражается вибрацией и короткой нотой уведомления о входящем сообщении. Сонхва старается не отвлекаться, но звук повторяется ещё несколько раз, а от мощной вибрации и скользкой поверхности дорогой девайс съезжает через белоснежный край и начинает опасно крениться к полу.       Сонхва ненавидит поломанные вещи. Не хватало ещё телефон разбить прямо перед выходом. Вспыхивая от ярости, он не успевает схватиться даже за полотенце – сразу же накрывает аппарат мокрой ладонью и пытается протереть застланные водой глаза тыльной стороной второй.       Если это чёртов Ёсан, то Сонхва его убьёт. Не посмотрит ни на жалобные глаза, ни на попытки того исполнить угрозу самостоятельно. В груди ворочается неудобное и ядовитое чувство. Он зря это сделал. Зря дал Кан Ёсану шанс думать, что их странные взаимоотношения продолжатся, и охота покончить с этим прямо сейчас.       Оставив попытки разблокировать экран прикосновением мокрого пальца, Сонхва со второго раза вводит код и с удивлением смотрит на открывшееся окно мессенджера. Это Юнхо. Которому он очень срочно зачем-то понадобился, отчего тот настойчиво написывает. Сонхва раздосадованно закусывает губу и заносит над экраном палец, собираясь в сердцах написать пару ласковых, но в этот же миг происходит непоправимое.       От попавшей на сенсор влаги интерфейс начинает жить своей жизнью. Сонхва смотрит на зелёный огонёк рядом с фото Юнхо. Секунды растягиваются в бесконечность, когда он видит, как прямо на глазах открывается окошко записи видеосообщения. Видит своё перепуганное лицо. Видит, как фронтальная камера сменяется на внешнюю. И начинает откровенно паниковать, пытаясь если не самостоятельно разбить телефон о пол, то хотя бы опустить вниз. Но делает только хуже.       В кадр попадает практически всё, что Сонхва не успел прикрыть, в спешке не утруждая себя завязать пояс от халата, и в следующую секунду он попросту позорно поскальзывается на влажном полу. От нахлынувшей паники все внутренности переворачивает вверх дном, и он едва успевает зацепиться за край раковины, а собственным коленом смягчить встречу телефона с плиткой под ногами. Сердце колотится, как бешеное, когда Сонхва отбрасывает мокрые волосы и бегло осматривает потухший экран на предмет трещин.       Всё обошлось. Он яростно трёт этот же экран о полу халата и разблокировывает вновь, отчего бесконечная паника налетает с новой силой. Отправлено. Прочитано. Сонхва сносит чёртово сообщение за долю секунды, борясь с желанием заодно снести и весь чат целиком, после чего со скоростью света набирает новый текст.       «Ты ничего не видел, Чон Юнхо.»       Похоже, у него гипервентиляция, ведь дышать становится всё труднее. Позор. Какой же чёртов позор. В ответ от Юнхо приходит одинокий стикер. Настолько, блин, неуместный в своей милашности, что Сонхва невольно раскрывает глаза сильнее и фыркает, оседая на пол.       Что это вообще такое? Он нажимает на изображение задумчивого смайлика в кошачьих ушках, раскрывая весь стикерпак, и в порыве самоиронии отправляет в ответ целых три: с розовыми полосами на щеках, с кошачьими лапками и в фартуке горничной. И стирает всё в следующую же секунду, тут же закрывая чат и заодно закрывая лицо ладонью.       Такое ему способен простить и забыть только Юнхо. Сонхва давится беззвучным смехом, стараясь взять себя в руки, но и чувствует странное облегчение. Будто натянувшаяся струна его раздражения лопнула, оставив великого Пак Сонхва сидящим на полу в собственной ванной со сползшим с плеча халатом и опозорившимся перед...       Морщась, он встаёт обратно. Лицо, пусть и мокрое, уже начинает стягивать от очищающих шагов, что недопустимо. Как бы низко ни пал Сонхва, фигурально или буквально, но время продолжает безжалостно тикать. Разберётся с Юнхо попозже.       Он вновь оглядывает себя в зеркало и ужасается. Отнюдь не всклокоченному виду, но лёгкому румянцу на собственных щеках. И спешит вернуться к этапам увлажнения, всё игнорируя и игнорируя чёртово дурное смущение.       Юнхо его и в общежитии доставал. Стоило двери в их комнату плотно закрыться, как начинался истинный цирк с совместным просмотром дурацких видео, обсуждением произошедшего за день, войнами по поводу нежелания и необходимости готовиться к следующему учебному дню...       Теперь это всё кажется фантастикой. Сонхва вспоминает их небольшую, тёплую и уютную, конечно же, стараниями Юнхо всегда убранную комнату, как сон, после которого крайне обидно просыпаться. Он привык, что, выходя за дверь, они переставали быть просто друзьями, становясь президентом и его первым помощником. Теперь же он будто вышел за пределы этой комнаты прошлой весной, растерянный и разбитый от необходимости срочно выселяться из общежития, но так и не может найти дорогу обратно. Отчего в груди щемит уже по-настоящему.       И по привычке надетую на выходе маску президента Пак Сонхва, кажется, никогда больше не снимет.       – Да ты издеваешься... – шипит он сквозь шум воды, когда телефон на полу вновь оглашает помещение коротким уведомлением.       Впрочем, Сонхва закончил свои уходовые дела. Он, наклонившись, подбирает телефон и теперь уже более вменяемо способен прочитать, что же такого там хотел его когда-то лучший друг Чон Юнхо.       «Буду у тебя через двадцать минут.»       «Я кофе нам взял, ночь долгая будет.»       Сонхва медленно моргает, вчитываясь в последнее сообщение.       «На месте, жду тебя :)»       Так и оставшись в ступоре, Сонхва немеющими пальцами набирает ответ:       «Ты что, в моей комнате?»       До чего же это глупо, в таком случае: переписываться в чате, когда вас отделяет одна лишь дверь.       «Ага», – тем не менее, лаконично отвечает Юнхо в этом же чате.       Со стуком отложив телефон на тумбочку, Сонхва в порыве запахивает халат и перетягивает поясом. А если бы не прочитал и сразу вышел? Мысли путаются в голове, собираясь в разноголосые вереницы, и чего Сонхва действительно не понимает, так это всё не проходящего собственного смущения. Щёки горят, кажется, настолько, что делают пунцовым всё лицо. Проверять это в зеркале он не решается, вместо этого с расстановкой распахивая дверь и делая шаг наружу.       Юнхо поворачивает голову на звук, сидя на его кровати с широко расставленными ногами и опираясь локтями на колени. В руках у него злополучный телефон. А лицо всё больше украшает расцветающая улыбка.       – Что за суета, мой принц? – сквозь плохо сдерживаемый смех спрашивает Юнхо. – Я там чего-то не видел, что ли?       Оторопевший Сонхва быстро находится, вздёрнув подбородок, и ровным шагом идёт к кровати, после чего лихим жестом сбрасывает полотенце с плеча подле приподнявшего брови незваного гостя.       Да какого уж там незваного. Юнхо вся охрана знает и даже побаивается, он давно прописался в имении Паков и ходить, при желании, может, как к себе домой. Отец не будет против, мама так и вовсе будет только рада. Сонхва медленно сглатывает, борясь с желанием окунуться в непрошеную фантазию.       Будто он только что вернулся из душевых общежития и спешит сообщить, что мест там, пока что, больше нет. А Юнхо на это должен хмыкнуть и с улыбкой закинуть на плечо своё полотенце, после чего молча удалиться. Для него точно найдётся.       Сонхва не хочет думать о пустынном здании посреди комплекса академии, тёмном и всеми забытом. Он ненавидит этот призрак некогда лучшего места на земле. И готов воевать с отцом на всех педсоветах, лишь бы снова вернуть всё, как было.       Да только есть ли смысл?       – Что же это... – с лёгкой иронией приподнимает брови Сонхва и плавно складывает руки на груди, глядя сверху вниз. – ...дел у тебя никаких больше нет, Чон Юнхо? Чем обязан Вашему вниманию?       – Я, что ли, с другом не могу уже на пьянку поехать? – отвечает Юнхо сквозь широкую улыбку.       И отчего-то на душе Сонхва вновь становится тепло и спокойно.

* * *

      Именно в тот момент – именно когда Юнхо поверил, что договорился сам с собой, – он раз за разом получает под дых от катастрофически чётких случайностей. Ведь не просто так совпало, что именно когда он наконец-то чётко решил попытаться отбросить проблемы сугубо личные и просто быть другом для Сонхва, тот... сделал то, что сделал.       Юнхо бездумно пролистывает вперёд и назад чат совета, где происходят унылые отчёты о единичных недовольствах очередных одиозных учеников. Кому-то туалеты не нравятся из-за отсутствия крем-мыла, кому-то паркомест перед школой мало – типичные жалобы золотой молодёжи. Секретарь, естественно, всё пролайкал, мол, увидел. Увидел, но в голове не отложил.       В голове только Пак Сонхва, переодевающийся за его спиной. Юнхо косится на ополовиненный стакан с кофе, но в горло не лезет ни еда, ни питьё. Он смертельно устал. На этот раз отнюдь не физически, освободившись от тренировки с Саном и прочих обязательств, а до банального – устал от самого себя.       Ему ведь ничего не мешало раньше делить с Сонхва комнату, а следовательно, порой даже не отворачиваться, занимаясь своими делами, когда тот раздевался у него на глазах. Что изменилось?       Голова побаливает уже сейчас, а предстоящий вечер заранее кажется неподъёмным. Юнхо без понятия, зачем туда собрался, по инерции всё порываясь сверяться с пунктами подготовки, но понимая, что на этот раз может отдохнуть. Выполнить кое-что – и отдохнуть.       Невольно Юнхо усмехается одними губами. Отдыхать он, что удивительно, привык в компании Сонхва. Никуда не денется.       Если бы только тошнотворный виток размышлений не пытался выйти на новый круг, анализируя странное случайное видео в чате и не менее странную реакцию на него. Юнхо насквозь пробирает, и он старается выбросить это из головы. Виток размышлений становится спиралью, неминуемо уходящей вниз.       Ему надо забыть об этом. Забыть о сумасшедшей идее, что его лучший друг может заинтересоваться в нём не только в дружественном ключе. Иначе будет хуже для всех.       – Холодно там, на улице? – интересуется Сонхва за спиной, и Юнхо осторожно поворачивает голову.       Переоделся. Теперь стоит перед ростовым зеркалом на дверце шкафа и расчёсывает волосы, высоко задирая локти. Юнхо сдвигает брови, не веря своим глазам, и даже пересаживается боком, чтобы лучше разглядеть хэллоуинский наряд Сонхва.       Нижняя часть вполне в порядке, если не считать намеренно высокой посадки брюк, которая только подчёркивает, насколько у Сонхва длинные и ровные ноги. С укороченным пиджаком в поблёскивающих узорах тоже всё нормально. У Юнхо больше вопросов к тому, что под ним. А там, считай, ничего, кроме какой-то чудовищной фатиновой сетки под самое горло.       Он понимает, что смотрит слишком долго. Что Сонхва уже обернулся, а перед глазами всё ещё стоит его тонкая талия, открывшаяся из-за задранной полы пиджака, и щедрый вырез проклятой сетки под мышкой. Нельзя так смотреть на своих друзей. Сонхва успел повернуться полностью и упереть руки в бока. Насколько же он всё усугубил...       Юнхо рассматривает проклятущий сеточный просвет на груди, по обоим бокам прикрытой пиджаком. Ему хочется снять этот пиджак. Немедленно.       – Юнхо! – недовольно восклицает Сонхва. – Ты меня слушаешь вообще?       – Кого это ты изображать решил костюмом своим? – вырывается из Юнхо в ответ вместе с выплывающей улыбкой.       Зачем он только открыл рот. Охота прекратить это всё, поставить на паузу, отмотать. Сонхва резко опускает голову, пристально разглядывая собственный наряд, будто только что о нём вспомнив. Наконец, поднимает взгляд обратно. Злющий.       – Вырву сердце каждому, кто сегодня это спросит, – цедит он сквозь зубы и грациозно взмахивает рукой, отворачиваясь обратно к зеркалу. – Ты, так и быть, помилован.       В ответ Юнхо лишь громко смеётся. Наверное, чтобы не выть оттого, насколько Пак Сонхва близок к истине, и насколько нечего выдирать из Чон Юнхо в этом случае. Впрочем, принц не гневается, теперь увлечённый праздничным макияжем. Это ли не счастье.       С глубоким вздохом Юнхо намеревается снова по привычке углубиться в телефон, но в последний момент передумывает. Он поднимается с кровати и расслабленным шагом решает перебазироваться на неё же – но ближе к Сонхва, чтобы иметь возможность за ним наблюдать.       Какая разница, Юнхо ведь ничего больше не делает. Даже на себя, попадающего в отражение, не обращает внимания, увлечённый разглядыванием деталей на пиджаке и крайне сосредоточенным видом, с которым Сонхва подчёркивает и без того красивейшие глаза.       Юнхо, пожалуй, многое бы отдал даже за возможность смотреть, но не трогать. Он прекрасно понимает, что таким образом только сильнее раздёргивает свои ужасные чувства, однако Сонхва слишком прекрасен, чтобы отвести взгляд.       Тот с щелчком захлопывает палетку и резко оборачивается вновь, пристально глядя в ответ. Юнхо замирает, задрав голову. Как он собирается дружить с Пак Сонхва, если каждый подобный момент теперь сделался невыносимым?       – Ну-ка встань, – приказывает Сонхва, привычно складывая руки на груди, и Юнхо повинуется. – Нет, ну это никуда не годится!       – Что? – в недоумении хлопает глазами Юнхо, однако Сонхва уже делает шаг в сторону, чтобы зарыться в одну из полок своего шкафа.       Оставшись один в отражении зеркала, Юнхо не видит ничего катастрофического. Чёрные брюки, чёрный жилет и галстук, белый длинный пиджак – чем не девятнадцатый век?       Покопавшись, Сонхва возвращается. В его руках цепочка с каким-то массивным, но изящным украшением, и он становится впереди, вновь поднимая руки и перекидывая её через голову Юнхо. Похоже, в укладывании этого украшения кроется какая-то система, потому что пальцы Сонхва забираются под воротник рубашки, случайно коротко касаются шеи...       Юнхо ведь прекрасно знает, куда сейчас смотрит. Удивительно, что точно такие же прикосновения Уёна, умеющего исключительно правильно завязывать галстуки, не вызывают в нём ничего. Теперь же он борется с желанием как можно скорее схватить Сонхва в объятия, и смотрит на его губы едва ли не с жадностью.       Так нельзя. Он едва слышно выдыхает, когда Сонхва отстраняется и оценивающе глядит на результат.       – Вот, теперь намного лучше, – удовлетворённо подытоживает он и поднимает взгляд выше. – Но ещё не совсем. Сколько ж в тебе роста, садись обратно!       В очередном недоумении Юнхо улыбается и слушается. Он к такому вниманию от Пак Сонхва не привык, ведь тот обычно ограничивается только советами.       – Мне тоже никому не говорить, что у меня за костюм? – смеётся он, с некой опаской поглядывая на новую, более увесистую палитру в руке Сонхва.       – Ты не умничай, а сядь смирно, у меня времени нет, – продолжает командовать Сонхва, отгибая крышку своего оружия и хватая поудобнее тонкую кисточку, – И глаза закрой.       Затаив дыхание, Юнхо делает, как сказано, и на всякий случай даже умолкает. Он слышит только сосредоточенное приблизившееся дыхание. Сердце предательски колотится настолько оглушительно, разгоняясь за секунду, что его, наверное, даже сам Сонхва вот-вот услышит. Юнхо не обращает внимания на аккуратные прикосновения ворса к векам.       Он способен думать только о том, насколько близко сейчас лицо Сонхва к его собственному, раз это напряжённое дыхание он может почувствовать.       Какой же всё-таки хреновый из него получается друг.       Неожиданно кисточка отрывается от лица и слышится недовольное шипение. Мигом Юнхо приоткрывает сначала один глаз, потом второй, подозревая, что где-то Сонхва всё же в спешке налажал, и видит его лицо... близко. Непозволительно близко.       И брови его слегка заломились в несчастной гримасе.       – Спина болит... – едва слышно поясняет Сонхва на вопросительный взгляд и прижмуривается.       Действительно, ему пришлось крайне неудобно склониться, чтобы вырисовать желаемое, и, конечно же, Пак Сонхва не сдаётся. Как и со своей любимой скрипкой, подарившей такие проблемы. Собравшись с силами, он заносит кисточку вновь, но в этот же миг Юнхо посещает гениальная идея. А подобные он в жизнь претворяет незамедлительно, потому вытягивает руки и берётся прямиком за бёдра Сонхва, разворачивает боком и усаживает к себе на колени.       Всё происходит слишком быстро, отчего озадаченный Сонхва ещё пару секунд в страхе и недоумении смотрит перед собой, а после медленно переводит взгляд на Юнхо. Юнхо его не держит, тут же убрав руки прочь.       – Подумал, что тебе так будет удобнее, – старается говорить он самым безобидным тоном.       Плохо получается. Плохо, когда Сонхва теперь ещё ближе. Но слишком хорошо, чтобы сожалеть хоть о чём-то. Юнхо чувствует себя абсолютно ужасно, но лишь потому, что от тепла и мягкости этого тела в нём буйным цветом разрастаются самые недружеские желания.       – ...и то верно, – бормочет Сонхва и фыркает, уже через секунду целеустремлённо продолжив своё занятие.       В таком положении ему и правда удобнее. Юнхо хочет уговорить себя, что поступил, как друг. И что сможет так дальше, сдерживаясь до тех пор, пока наваждение не спадёт. Пока чувства не улягутся, не находя больше никаких подкреплений.       Зачем только ему понадобилось тогда в порыве ярости целовать своего, чёрт возьми, лучшего друга?       – Ты там мне клоунскую маску рисуешь? – улыбается Юнхо, почувствовав, как художества переходят на щёки.       – Ещё одно слово, Чон Юнхо... – шипит Сонхва, сузив глаза, – ...и я решу, что это отличная идея.

* * *

      Ёсан медленно отпивает из стакана, вручённого Уёном, и за апельсиновым соком ощущает горьковатый привкус какой-то настойки. Минги сверлит его недовольным взглядом, но покоряется команде Уёна и продолжает недовольно тыкать клавиши синтезатора.       – Может таки музыку включим? – доносится звонкий голос Уёна от столика, где он орудует кисточками над довольным Хонджуном.       – Что ты насел на него? Пусть играет! – сквозь смех, но вступается Хонджун.       – Только не рисуй там другого человека! – огрызается Минги через плечо и с двойным рвением пытается изобразить нечто мелодичное.       Ёсан привычно забился в угол дивана и старается не думать о том, как чешутся порезы под плотным рукавом чёрной рубашки. Нельзя в принципе привлекать к этой руке внимания при бдящем Уёне, который, может, и болтает без умолку, переключившись на последние новости из мира айдолов, но всё равно подмечает всё. Ёсан будто намерено пытался не отходить от привычного поведения, но только это и делает. Даже сам притащился, хоть до этого морозил друга бессмысленными стикерами до посинения на все попытки растормошить.       У Уёна теперь есть новый друг. Ким Хонджун, всецело интересующийся марками наносимой косметики, напоминает Ёсану себя в первом классе старшей школы. Тогда Уён уделял ему столько же внимания, не отпуская из бьюти-процедур, как тот ни противился.       А Хонджуну, вот, интересно. Что за благодарный новый друг, сама радость. Ёсан кривится и делает ещё несколько глотков, после чего закидывает ногу на ногу.       Пожалуй, этим вечером он нажрётся. С одной стороны, не хочется опять позориться и просыпаться с тяжёлой головой где-нибудь у Сана или, чего подавно, у Чонхо... Последнего Ёсан старается сторониться. Будто если не будет разговаривать, то автоматом отменится всё, что Чонхо видел.       С другой стороны, Ёсан смертельно хочет напиться до такой степени, чтобы найти в себе силы смотреть на Пак Сонхва дольше трёх секунд. И не трястись, желательно. Желудок сводит неудобная судорога, но Ёсан терпит.       Он-то теперь должен соответствовать. Не просто так ведь Юнхо вручил ему приглашение для элиты из элит с видом само собой разумеющегося. Будто правящей верхушки академии теперь не двое, а трое: президент и два его приближённых.       Сонхва в который раз не выгнал Ёсана из школы. Может, Ёсан хоть что-то в этой жизни делает правильно?       Ему не хочется обманываться пустыми надеждами. Сонхва скидывает его с пьедестала раз за разом, и постоянно воздвигает туда вновь. С Юнхо он так же поступает? Как, в таком случае, справляется секретарь президента?       Ёсану с каждым разом падать с этих вершин лишь больнее.       – Вон, посмотри, как моя зая научился! – хихикает Уён, указывая на него раскрытой ладонью и привлекая внимание. – У меня к нему никаких нареканий нет: сам оделся, сам причесался, накрасился, и всё получилось отлично!       – А я ему всегда говорю, что он красавчик! – довольно поддакивает Хонджун.       И почему-то Ёсану становится слишком тепло на душе. Он смущённо, но согласно улыбается и даже пытается выпрямиться, покачивая носком закинутой ноги. Приятно, когда твои старания отмечают. Хоть Ёсан и думал, что никогда не научится следить за собой так, как это делает Чон Уён, но множественные подходы дают свои плоды. Да и статус обязал надеть лучшие шмотки и украшения, дабы президенту не было за него стыдно.       Ёсану хочется верить, что в своих чёрных узких брюках и рубашке он не похож на пятно, а хоть немного приблизился к стилю Пак Сонхва. Он невольно бросает взгляд на несколько колец на своих тонких пальцах, держащих стакан. Он к такому не привык, но искренне желает хоть немного приблизиться. Хоть так.       Болтовня двух очевидных экстравертов уже давно перешла с темы него на несколько последующих, а Ёсан всё так же задумчиво вертит стакан в ладони и постукивает по нему кончиками пальцев, украдкой поглядывая на Хонджуна. Стараниями Уёна тот хорош, но ему предстоит ещё долгий путь, чтобы научиться создавать подобное самостоятельно.       У Ёсана же уже есть опыт. Во многом. Даже там, где он не хотел бы, но...       Он удовлетворённо вздыхает. Он лучше Ким Хонджуна, как ни крути. И лучше многих, раз до сих пор жив рядом с Пак Сонхва.       Ёсан невидящим взглядом глядит прямо перед собой и делает несколько мощных глотков, допивая содержимое, где самая горечь успела осесть на дне и теперь жжёт горло. Он верит, что сможет.       У Пак Сонхва ледяное сердце, но Ёсан его растопит. Как ни крути, он верит, что тот поцелуй был неспроста. Сонхва всего лишь до сих пор не знает, что такое настоящая искренняя любовь.       – Хорош трепаться! – оглашает помещение Минги и залихватски прячет телефон в карман. – Карета подана!       Судя по его повеселевшему тону, вот кому больше всего не терпится дорваться до алкоголя. Минги поправляет бабочку на шее и одёргивает строгий жилет с вытянутой из кармана цепочкой, после чего обходит диван с Ёсаном и снимает со спинки брошенный плащ.       Ёсан выворачивает голову, наблюдая, как лихо тот облачается. Пожалуй, вот ещё одно творение Уёна – Сон Минги, прекрасно знающий, что именно из одежды идёт ему лучше всего. Вот кто Ёсана переплюнет легко, если вдруг пожелает.       – Сколько у тебя этих плащей? – насмешливо бросает Ёсан вместо комплимента.       – Пять! – с гордостью сообщает подоспевший Уён, на ходу что-то печатая в телефоне. – И каждый я выбирал!       Ёсан хмыкает, с кряхтением поднимаясь на ноги вслед за остальными. Похоже, погорячился он на счёт талантов Минги, что не может не радовать. Странная самоуверенность растёт в нём с каждой секундой, как выпитое начинает приятно расслаблять тело и кружить голову. Хочется сделать этот вечер особенным.       Особенным для Сонхва.       Водитель такси вот вообще не рад шумной разодетой компании, вывалившейся из модного высотного комплекса и пытающейся втиснуться к нему в автомобиль. Ёсан предусмотрительно лезет вперёд, вежливо здороваясь, и по привычке пристёгивается, злорадно посмеиваясь над суетой позади.       – Так, Минги, я не должен помять свой пиджак! – возмущается Уён снаружи, а хихикающий Минги устраивается за спиной Ёсана. – Бери свою живность ручной кладью!       – Кто тут живность, э?! – в смешливом раздражении возмущается Хонджун.       – А кто ты? – поддерживает шуточную перепалку Уён, сунув голову в салон. – То олень, то чихуахуа!       – Сам ты олень, слышишь, да я!..       Ёсан смеётся в кулак, в то время, как Минги посчитал идею Уёна валидной и пытается посадить возмущающегося Хонджуна к себе на колени. Из того вылетает по десять слов в секунду, и действительно, он ужасно напоминает маленькую, но очень злую собачонку.       – Я тебя из принципа не пущу теперь! – фыркает Хонджун уже откуда-то сверху.       – А я тогда твои ноги прекрасные на плечи к Минги закину и мастер-класс по камасутре вам прям здесь проведу! Хочешь?       Втиснувшийся и делано возмущающийся Уён захлопывает за собой дверь, а Ёсан украдкой смотрит на водителя, приводящего мотор в действие. Тот смотрит прямо перед собой пустым взглядом осознания тщетности собственной жизни. В каком-то смысле Ёсан его понимает.       – Вам зачем, таким красивым, на край города? – пытается поддержать беседу водитель, нервно улыбаясь.       – Там клуб наш! – живо откликается Минги.       – Странно, не знаю таких... – бормочет водитель, поворачивая руль в сторону проспекта.       – Ты точно адрес правильно вбил? – строгим тоном интересуется Уён.       – Да точно... – сквозь смех отвечает Минги, приглушённый звуком двигателя и вознёй пытающегося умоститься Хонджуна. – Мы ж в «Сигнале» празднуем!       – То есть... – оторопело выдыхает Уён и тут же возвращается на привычно ультрагромкий голос, – Так это не легенда?! Он реально существует? Закрытый клуб?!       – Ну да! – смеётся Минги.       И отчего-то смутная тревога охватывает Ёсана с ног до головы. Не потому что он на всех парах мчится в неизвестное место, а потому что внезапно он в полной мере осознаёт себя частью управленческой машины академии, полной элитных учеников. Зачем простым водителям знать такую информацию? Наверняка этот клуб скрывают не просто так, а Минги если продолжит болтать, то проблем заимеют все.       В том числе Сонхва.       – Можно музыку включить? – Ёсан спешно натягивает улыбку, обращаясь к водителю, и, не дожидаясь кивка, хватается за провод и втыкает в свой телефон, тут же восклицая: – Уён!       – А?! – получает громогласный и дразнящийся ответ.       – Только для тебя, болван!       Ёсан открывает плейлист и спешно вбивает в поиск трек, который заколебал ещё на первом году учёбы. Но зато Уён его просто обожает, с первых нот разражаясь довольным писком под одобрительный хохот Минги. Ёсан намеренно делает погромче. Похоже, возможные проблемы он уладил уже сейчас.       – Takin' pictures with hotties! – старательным фальцетом запевает Уён с первого куплета. – Spendin' all of my money!       Закатив глаза, Ёсан откидывается на кресло и бездумно наблюдает за вереницей проносящихся уличных фонарей. За его спиной вечеринка уже началась, а мысли возвращаются к подобной поездке в прошлом. Тогда он проникал в директорский дом, будучи никем. Теперь, стало быть, заделался кем-то достаточно важным.       – They call me Crazy Loo-op! Oh I gonna be Crazy Loo-op... – слышатся позади общие весёлые завывания, но солирует всё ещё довольный Уён. – Gotta get a life, oh, mom, I've tried! Gonna gonna be lonely low, low, low...       Странно, почему настолько древняя песня столько для него значит. Ёсан никогда не спрашивал и, скорее всего, никогда и не спросит. Покачивая головой под сахарный голос исполнителя, он едет навстречу неизвестности и больше ничего не боится.

* * *

      Порыв холодного ветра поднимает пыль с неасфальтированной дороги и заставляет Сана выругаться сквозь зубы. Он то ли в ситкоме, то ли в хорроре... то ли всё и сразу. Никто и не говорил, что будет легко. Но он точно не ошибся с адресом. Пенять уже, в любом случае, не на кого – такси скрывается вдалеке, уменьшаясь краснеющими задними фарами.       Сан достаёт сигареты и закуривает. Надрывно выдыхает, отводя руку в сторону и окидывая взглядом тёмное здание с пустыми глазницами окон. Сарай какой-то. Ещё и по соседству домов особо нет, а позади – сплошное чистое поле, под вечер накрытое непроглядной темнотой.       В праздничном карнавальном костюме промозглая осенняя погода ощущается особенно свежо, потому долго предаваться думам за сигаретой у Сана не получается. Машинально поискав глазами урну, он раздосадованно сплёвывает и бросает окурок перед собой, тут же затаптывая уверенным шагом вперёд.       Если ошибка была при печати приглашений, то он хотя бы сам разберётся. Уёна предупредит, который полчаса назад писал, что мчится на всех парах. От мысли о Чон Уёне становится спокойнее, а в груди теплеет настолько по-гейски, что Сан даже не собирается тратить на это свои нервы. Он соскучился по разрисованному громкому и манерному идиоту. С которым виделся ещё днём, а общался и вовсе недавно. Сан соскучился и лелеет мысль, что в общей суете они смогут уединиться.       Конечно, делать это в нависающей по мере приближения заброшке будет проблематично. Сан задирает голову, по-прежнему подозревающе кривя лицо, и дёргает на пробу двустворчатую деревянную дверь входа. Та не заперта, но за ней кишит лишь непроглядная тьма. Подумав пару секунд, Сан зажигает фонарик на телефоне и осторожно ступает внутрь.       Пахнет сыростью и мокрой древесиной. Это точно какая-то шутка или глобальная ошибка, о которой стоит предупредить как минимум Юнхо. У того макросов для рассылок хватает, оповестит всех быстрее, уточнения скажет... Да не может такого быть.       Такая тупая ошибка и не проверена аккуратистом Чон Юнхо, у которого вся неделя расписана наперёд. Сан ловит себя на мысли, что искренне считает, будто староста и секретарь президента знает абсолютно всё. Это недалеко от истины на таком посту.       Юнхо не раз помогал ему с оценками, вытаскивая какие-то нереальные связи в администрации школы. И у Юнхо он в наглую отбил парня. Сан сжимает зубы. Как же катастрофически звучит эта мысль, как ни крути.       Внутренний интерьер здания пустынен и небогат, являя на свет старую поломанную мебель и осыпавшуюся штукатурку. Только скребущихся крыс не хватает. Выделяется из общего убожества лишь массивная железная дверь, слепящая отражением фонаря. Сан осторожно подходит ближе.       Возможно, не так всё и очевидно. Он не слышит, но может почувствовать, что кто-то за ним наблюдает из сгущающейся темноты. Живот сводит от подбирающейся злости. Этот кто-то точно сидит по ту сторону камеры видеонаблюдения.       Раздаётся громкий лязг. Сан вздрагивает и шарахается прочь, когда тяжеленный массив двери, отпираясь, раскрывается и отъезжает в сторону. За ней – всё такая же темнота, но теперь там зловеще светится нечто красное. Сану не хочется думать, что это чьи-то глаза.       Хэллоуин же располагает к иному взгляду.       Собравшись, он резко поднимает фонарик повыше и делает несколько широких шагов вперёд. На свету становится понятно, что за дверью лишь несколько ступенек вниз, к вполне ново выглядящей стене с одинокой кнопкой, подсвеченной красным цветом. Похоже, на неё надо жать.       Сан сосредоточен до предела. По идее, он должен был приехать в какой-то клуб. Максимум – в чей-то дом. Нынче же он будто случайно нашёл секретную лабораторию или логово Бэтмена, но оттого ни разу не смешно. Жаль, что он приехал один.       С одиночеством Сан пытается смиряться, но в этот вечер, в темноте посреди ёбаного нигде, он не собирается находиться ни секунды более наедине с самим собой. Он уверенно спускается по ступенькам и жмёт на кнопку.       Ничего не происходит. Это точно какая-то сраная шутка, и Сан разобьёт лицо её затейнику. Он чувствует себя максимально тупо, продолжая смотреть на источник света. И в следующий миг слышится короткий звонок, а стена перед ним буквально разъезжается в разные стороны, являя собой полутёмное помещение, освещённое лишь тонкими неоновыми контурами на стыках стен и пола.       Чёртов лифт. Сан едва не подпрыгивает вновь, когда напротив загорается яркий фонарь его телефона, а в зеркале является его же перепуганное лицо. Нет, таки хорошо, что поехал он один.       – Пиздец, – чётко резюмирует Сан и шагает внутрь, нажимая вновь единственную и такую же красную кнопку.       Стена перед ним плавно съезжается обратно, а по общим ощущениям лифт стремительно летит куда-то вниз. Выключив фонарь, Сан остаётся во тьме до тех пор, пока глаза не привыкают. Красные отсветы больше не вызывают страха. Теперь в этой атмосфере кроется нечто таинственное и крайне, крайне запретное...       Сан думает о том, как хотел бы накрепко обвить Уёна руками здесь же, прижать к стене и целовать до тех пор, как услышит сдавленные просящие стоны. Он от себя в шоке. Он от себя в ахуе. Двери лифта разъезжаются вновь, и Сан машинально делает шаг вперёд, задирая голову.       Вот теперь он в ахуе окончательно. Над полукруглой аркой, ведущей в полутёмный коридор, светятся кроваво-красные неоновые буквы, складываясь в название. «Сигнал». Как такое вообще возможно?..       Осторожно пробираясь дальше через узкий коридор, Сан понимает, что всё это время вокруг звучит музыка. Низкие базы, ровный долбящий ритм... и приглушённый красный свет, заливающий всё помещение, куда он в итоге вышел.       Это действительно закрытый клуб, о котором он слышал всего пару раз и считал городской легендой. Здесь правда есть и бар, и танцпол, и столы с полукруглыми диванами вдоль стены. А ещё здесь кругом удивительно знакомые лица.       – Сан! – слышится хриплый голос откуда-то сверху, и через секунду подошедший приподнимает чёрную карнавальную маску. – Видел бы ты своё лицо, дружище, ты б со смеха помер!       В ответ Сан морщится , узнав в высоком незнакомце Ву Ифаня. Наглый мудила классом старше, пару раз получавший по лицу, прежде чем решил, что с Саном лучше держать ровные приятельские отношения. До сих пор сложно поверить, что теперь Ифань в старших классах и может себе позволить смотреть на него свысока.       – Вы как, блядь, – иных выражений Сан подобрать не в силах, перекрикивая музыку, – арендовали ебучий «Сигнал»? На какие шиши?!       – На общие, братишка! – хохочет Ифань не без доли злорадства. – На общие! А ты не стой, проходи, у нас тут бар, девчонки... А?       Он поворачивает голову, окликнутый кем-то с ближайшего столика, и похлопывает Сана по плечу, с широкой ехидной улыбкой надевая маску обратно и удаляясь. Сан подмечает ещё несколько парней-старшеклассников вблизи, в таких же масках и строгих костюмах. Все они похожи на какое-то тайное общество.       Сану неохота думать, на какое именно. Он идёт к бару, стараясь не вспоминать об идиотах из Элефтерии.       – Что будете пить? – томным голосом спрашивает девушка по ту сторону стойки. На ней маска с кошачьими ушами и непозволительно открытое декольте, подчёркнутое изящной полоской ткани на шее.       – Виски! – провозглашает Сан, взбираясь на высокий стул.       Выпить надо срочно. И без того слишком много потрясений, а происходящее вокруг до сих пор кажется каким-то странным сном. Ещё десять минут назад Сан исследовал конкретную заброшку, а теперь...       Получив свой стакан, он спешно лезет в телефон, чтобы сообщить Уёну, куда тому предстоит попасть, но констатирует намертво лёгшую сеть. Насколько же глубоко он под землёй. От этой мысли становится не по себе.       Что правда, алкоголь быстро притупляет смутную тревогу, уговорив повнимательнее слушать музыку и ловить некий вайб. Уёну здесь точно понравится, да и сам Сан не прочь зажечь ещё через пару стаканчиков. А потом можно и с приятелями пообщаться, которые уже машут со столика напротив, но поворачивают головы на новый крик неуёмного Ифаня.       – Вот и он! – торжественно провозглашает тот поверх музыки. – Наш принц и его свита!       У входа образуется некая суматоха, из которой постепенно, со всеми перездоровавшись, ровной походкой выплывает Пак Сонхва. Того не отпускают так просто, сразу же приглашая за несколько столов одновременно, и пока президент занят бурными разговорами, Сан отмечает тусующегося подле школьного принца Юнхо.       Вот кто подошёл к образу со всей серьёзностью. Лицо Юнхо вполне талантливо разрисовано гримом, имитируя не то черепную коробку, не то угрожающе саблезубую улыбку до ушей. С такого расстояния не разберёшь. Юнхо быстро замечает на себе пристальный взгляд и машет, улыбаясь и делая свой грим ещё более жутким.       Возможно, так и выглядит кара Чхве Сана за все грехи. Юнхо тоже будет здесь весь вечер. Не зная, что Уён с ним расстаётся. А, может, сегодня и узнает.       – Ещё мне налейте! – Сан стучит по стойке.       Он так и не решил, нравится ли ему эта тусовка. Слишком рано делать выводы, потому он сдержанно кивает проходящей мимо верхушке власти академии. Те, стало быть, в уборную. А на Сонхва такой наряд, будто...       – Какие люди, какие люди! – Сан морщится от голоса Ифаня, обещая себе, что обязательно найдёт причину дать ему в морду ещё раз. – Уён, красотка моя!       На знакомое имя слух обостряется, и Сан спешно допивает, стремясь поскорее добраться до входа... но так и не встаёт с места. Он поражён количеством людей, собравшихся поприветствовать явившегося Чон Уёна. Он поражается количеству парней.       Все эти безликие и безголосые тени, тянущиеся за Уёном в виде славы первой шлюхи на всю академию, теперь становятся из плоти и крови. У них есть внешность, есть имена. Многих из них Сан знает. И его едва ли не наизнанку выворачивает от подбирающегося гнева.       Хочется верить, что это лишь бурная фантазия, но Сан знает эти взгляды. Ещё совсем недавно он смотрел точно так же – с плохо скрываемой, разъедающей и всепожирающей похотью. И это первый раз, когда ему хочется в драку, стоило вечеринке только-только начаться.

* * *

      Спустя пять шотов Минги в достаточной степени весело, чтобы забыть о несговорчивости Уёна и бесящих подходах того к макияжу. Он даже вполне заценивает общий образ Бэмби, теперь с подчёркнутой формой без того красивых глаз и акцентом на них. Бэмби танцует, как пиздец. Минги от этого тащится.       Он и сам не великий танцор, но и общая атмосфера не подразумевает танцы в привычном их проявлении. Тут даже уметь особо не надо – только двигаться, теряясь в рябящем красном свете и однотипном затягивающем звуке. Хонджун поднимает руки вверх, цепляется ладонью за своё же запястье прямо перед захмелевшим взглядом Минги и плавно вертит бёдрами, увлечённый музыкой.       Это ужасно сексуально. Минги незаметно прикусывает губу, сдерживаясь, чтобы не положить ладони на его талию. Вокруг много людей. Все увлечены, разумеется, только собой, но всё же...       Красный отблеск мерцает в распахнувшихся глазах Бэмби. Минги ловит себя на мысли, что хотел бы... Хочет. Он хочет, но понятия не имеет, как с подобным управляться. Если он вкатит Хонджуну что-то типа секса без обязательств, тот его пошлёт или пошлёт? Минги шумно выдыхает сквозь приоткрытый рот, и в этот же миг его партнёр по танцу грациозно подныривает ближе и привстаёт на цыпочки, цепляясь за высокие плечи.       Конечно же, дыхание мигом спирает. И, конечно же, Бэмби не собирался целовать его при всех, как бы Минги этого ни хотелось. Он с улыбкой придерживает Хонджуна за узкие плечи и склоняет ухо к его рту.       – Я... отойду, – с трудом выговаривает тот, обдавая чётким ароматом сразу нескольких Пина Колад, и не сдерживает свой тихий очаровательный смешок. – Мне надо.       Смешинку поймал конкретную и успокоиться не может, даже когда Минги смеётся в ответ и благостно отпускает. Хонджун смущённо прикрывает треугольную улыбку, сверкая умилительно пьяными глазами, и за секунду выметается с танцпола, теряясь за спинами в пиджаках и фраках. Минги невольно проводит ладонью по лицу, безуспешно пытаясь собраться с мыслями.       Ему бы ещё выпить. В таких вопросах для Сон Минги не существует сослагательного наклонения, так что он мигом подруливает к бару и почти что жестами просит девушку за стойкой повторить. Та заканчивает поправлять зонтики на двух готовых Дайкири и понимающе улыбается в ответ, сразу же устремляясь к батарее разномастного алкоголя с надетыми горлышками дозаторов.       Минги почти улёгся на стойку, что с его ростом ещё как проблематично, и не гнушается с пьяной ухмылкой едва ли не взяться обеими руками за голову. А что ему мешает, когда Хонджун так смотрит? Как ему поступать, когда Бэмби надо тёпленьким брать? Как раз на стадии между «весело» и «весело, но не окружающим». Чёртов Бэмби. От него голова кругом не хуже, чем от алкоголя.       – Ох, красавчик... – безо всякого стеснения слышится сбоку громкий девичий вздох.       На секунду Минги замирает и удивлённо моргает. Это что, ему?       Аккуратно повернув голову, он тут же злорадно насмехается сам над собой, увидев по соседству двух девушек из группы занятий по танцам. Одна из них – партнёрша Чхве Сана, одетая хоть и в чёрное со старомодными оборками, но ультракороткое платье. Во второй, высокой ещё и из-за по-викториански поднятой копны локонов, узнаётся надменная партнёрша Пак Сонхва. Обе смотрят куда угодно, но уж точно не на раскорячившегося Минги.       – Джису! – первая толкает локтем вторую и безо всякого стеснения пожирает взглядом кого-то за спиной Минги. – Посмотри, какой он!       Та, которая Джису, не выказывает подобного интереса, протягивая тонкую руку с блестящим бриллиантом на указательном пальце к готовым коктейлям.       Минги разбирает любопытство, и он тут же поворачивает голову в другую сторону. Ему интересно, кто же снискал столько женского внимания. Ответ так очевиден, что Минги силится не заржать в голос. Отведя в сторону ладонь с опустевшим бокалом, к бару летящей походкой приближается Пак Сонхва, продолжая что-то рассказывать идущему позади Юнхо.       – Пойдём отсюда, – слышится за спиной безучастный голос Джису.       Минги отвлекается на барменшу, которая лихо выставляет перед ним маленькие стаканчики и принимается разливать по ним разноцветные жидкости. Вот на что можно вечно смотреть. Он улыбается всё шире, копируя улыбку девушки, у которой невероятно ловкие руки. Довольную. Почти что дьявольскую.       – ...будь осторожнее, – доносится до ушей обрывок сдержанной фразы старосты.       – О чём ты, Юнхо? – весело восклицает приближающийся Сонхва сквозь навалившуюся музыку и повторяет будто нарочито ещё веселее. – Юнхо! Вот оно, смотри! Наконец-то по-настоящему хорошая вечеринка!       Последнюю фразу он заканчивает совсем рядом, оперевшись локтем на стойку, но, похоже, больше не находит своего спутника. Коротко цокает языком и со звяканьем, что и есть свидетельство далеко не первого такого бокала, ставит свою склянку подле обернувшегося Минги.       – Лонг Айленд мне! – взмахнув освободившейся рукой, Сонхва несколько раз щёлкает пальцами в воздухе.       И внимательно разглядывает всплывшего перед взором Минги. Тот ухмыляется, подперев ладонью голову, и выдаёт первое, что попалось на пьяный язык:       – Тобой тут девчонки интересовались.       Сонхва слегка приподнимает брови. В следующий миг на его лицо самым неожиданным образом вылезает довольная ухмылка.       – Да? – оживляется школьный принц, продолжая улыбаться и поблёскивая интересом в помутневших глазах. – Кто?       – Ну, не твоя красотка с танцев, кстати! – Минги веселится так, будто не рискует за подобное панибратство полететь из школы пинком под зад сию секунду. – Она тут рожи крутила, а вот подружка её вся извелась! Та, которая с Чхве Саном танцует.       Удивительно, но Сонхва прижмуривает обычно холодные глаза и от души смеётся, чуть запрокинув голову. Да так заразительно, что сам Минги не может удержаться, и вскоре ладонь президента, вся в кольцах, приземляется на его плечо.       – Сон Минги... – ухмыляется Сонхва. – Это что, наш первый диалог с начала года?       Настолько верно подмечено, что Минги вновь заливается, ловя какой-то истинно общий алкогольный вайб. Внезапно, с Пак Сонхва. Неплохой он парень. Проще, чем хочет казаться, но наверняка его обязывает статус и должность большую часть времени держаться над остальными. Здорово, что сейчас это не так.       – Именно! – ухохатывается Минги, а подоспевшая барменша ставит между ними высокий стакан с намешанным коктейлем. – О! Предлагаю выпить за это!       – Отличная идея! – с энтузиазмом поддерживает Сонхва, хватаясь за свой заказ.       Ловкий в делах поглощения алкоголя, Минги чокается с ним своим мелким стаканчиком и быстро опрокидывает внутрь.       – Ща, ща, погоди! – добавляет Минги, предупреждающе поднимая свободную ладонь перед собой.       Он проделывает всё то же самое ещё с тремя шотами, не забывая при этом каждый раз звякать краем о коктейль замершего Сонхва. Того разбирает от замешательства и пьяного веселья. Но школьный принц явно доволен, прикладываясь, наконец, к своему напитку.       Минги заправским жестом оттирает губы и коротко с нажимом выдыхает в кулак под новую порцию веселья от наблюдающего Сонхва. Алкоголик, как сказал бы Уён. Минги выпрямляется, улыбаясь в ответ, и в этот же миг случайно отводит глаза в сторону.       Зря. Зря, говорит ему ответный взгляд. Минги его чувствовал, но не придавал значения. Теперь же на нервной почве выпитое робко начинает проситься обратно.       Как странно видеть Чон Юнхо в компании Ву Ифаня, которого даже старшая параллель нередко поминает недобрым словом. Ещё более удивительно, что Ифань с хитрой улыбкой нашёптывает что-то прямо на ухо стоящему неподалёку Юнхо. А Юнхо смотрит прямо в глаза оторопевшему Минги.       Зря – говорит этот взгляд. В остальном лицо старосты спокойно, если не считать жуткого грима. Весь окрашенный в красный цвет, Юнхо будто всё равно ухмыляется. Или злобно скалится, столбом выделяясь среди извивающихся тел на переднем плане. А в глазах его – сплошная ледяная угроза.       Улыбка медленно сползает с лица Минги. Он не хочет вспоминать. Он спешно сглатывает, чувствуя, как дыхания не хватает, а тошнота лишь нарастает. Он ведь забыл. Забыл, стёр из памяти, уломал и переломал самого себя. Внушил сам себе, что с Чон Юнхо всё в порядке. Необъяснимый страх вновь сжимает его горло.       И Минги в спешке и без пояснений покидает недоумевающего Сонхва, напоследок замечая, как Юнхо поворачивается к скалящемуся Ифаню и согласно кивает.

* * *

      С тех пор, как Уён впервые оказался ослеплён красным светом и всеобщим вниманием, то никак не может прийти в себя. Он будто провалился в иную реальность прямо с порога закрытого клуба. Он нырнул с разбегу в водоворот из широких улыбок и жаждущих взглядов.       За одним из круглых столов собралась, на первый взгляд, самая обычная компания из парней. Они перекидываются шутками, выпивают и болтают о школьной жизни. Уроках, учителях, экзаменах. Уён сидит среди них едва ли не с момента своего появления на вечеринке, намеренно посаженный так, чтоб вылезать приходилось только через спинку дивана.       Он прекрасно знает, что все эти чрезмерно дерзкие спортсмены, хулиганы и типа свои пацаны – катастрофические геи. Все, как один, пронумерованы в его блокноте. Если Уён очень постарается, то даже может вспомнить, как выглядят члены каждого из них. Оттого за спектаклем наблюдать крайне забавно.       Алкоголь неотвратимо бьёт в голову, и Уён половины разговоров вообще не разбирает. Старшеклассники, сидящие по бокам от него, вроде бы общаются друг с другом, но активно вовлекают в это общение Уёна. Он иногда мило улыбается, иногда вворачивает язвительные реплики. Из кожи вон ведь лезут ребята.       Ребята, как есть, – отработанный материал. Но стараются очень забавно, распуская хвосты для привлечения внимания Уёна и перед друг другом. Может, сговорились?       Жаркое дыхание одного из них обдаёт ухо, и тот тянется за чем-то через весь стол, заодно прижимая Уёна к груди второго. Тело реагирует незамедлительно, и Уён тихо охает, оглушённый и музыкой, и захватывающим тело желанием.       А вот двоих сразу у него никогда не было. Интересно прочувствовать подобное на своей шкуре. Позволить одному быть сзади, а для второго открыть рот и...       – Милый, ты в порядке? – намеренно близко мурлычет на ухо приятный тембр.       Уён выдаёт только многозначительное мычание, прикрывая глаза и покрываясь мурашками. Не так уж и много выпил, но в жуткой степени желает побольше обтереться об это тело, придерживающее его за плечи. Пусть ещё что-нибудь скажет. У него такой сексуальный голос.       – Как дела у вас, ребята? Всё хорошо?       Уён распахивает глаза, едва сдержавшись, чтобы не вздрогнуть. Юнхо. Откуда-то со спины подошёл, но давление тел сразу ослабевает, и приходится с трудом выпрямляться. Откуда только взялся...       Грудь корёжит от лёгкого стыда, но Уён заставляет себя задрать голову и ослепительно улыбнуться в ответ на такую же улыбку, только саблезубую и нарисованную на лице Юнхо. Какой кошмар. Это он сам себе образ придумал?       Стол тем временем наперебой повторяет имя секретаря президента. Некоторые тянут руки поздороваться, но фальшиво улыбаются все и сразу, перекидываясь ни к чему не обязывающими фразами. Рука Юнхо ложится на плечо Уёна.       Этот жест понимают все стервятники, слетевшиеся на возможность подпоить Чон Уёна и облепить со всех сторон. Он этот метод знает. И он едва ли не в наглую улыбается, ловя косые взгляды, ведь каждый из собравшихся понимает этот жест.       Никто не посмеет лезть. Он тихо посмеивается, продолжая широко улыбаться. Чёрт возьми, как удобно. Ладонь поднимается сама собой и проводит по длинным пальцам Юнхо в безмолвной благодарности.       Вот только Юнхо на это вообще никак не реагирует. Он смеет свою руку убрать, и Уён еле сдерживается, чтобы вновь возмущённо не вскинуть голову. Впереди, через несколько столов, другая компания старшеклассников бурно встречает подошедшего президента и суетится, освобождая ему место.       Естественно. Вот куда Юнхо направился сию секунду – к своему обожаемому Пак Сонхва. Мало ведь за тем по школе ходит, так готов и на вечеринке исключительно прицельно расставлять приоритеты. Мысли туманятся, а мозг отказывается генерировать хоть что-то, кроме раздражения.       Уён не понимает, что не так. Что за бзик такой у этого Юнхо? Комплекс папочки? Комплекс старшего брата? Комплекс лучшего, мать его, друга?       Если бы он просто хотел трахнуть Пак Сонхва, то давно бы трахнул, разве не так?       – Не так уж он тебя и охраняет, верно? – вновь шепчет на ухо всё тот же сексуальный голос.       Уён его вспоминает. Парень, который кончил, спустя две минуты. Он ухмыляется и плавно поворачивает голову, встречаясь лицом к лицу с носителем бархатного тембра, на который когда-то и повёлся.       – Ты меня и пальцем не тронешь, сладкий, – мурлычет Уён в его губы.       Собравшийся клуб злых бывших начинает нешуточно веселить. Например, вот этого сразу перекашивает от злости, да и у остальных сквозь натянутое веселье явственно сквозит исступлённая злость. Уён поднимается с места, поглаживая полного досады осаждённого по вихру жёстких волос.       – Мальчики, пропустите! – мелодично восклицает он, свободной рукой отбрасывая собственные волосы назад. – Это моя любимая песня!       Сложно назвать песнями то, что играет на этой вечеринке. Больше напоминает тяжёлый дипхаус, в котором Уён совсем не разбирается, но волну ловит моментально. Ему невероятно весело танцевать на глазах у всех них. Поедающих его голодными взглядами, сжимающих зубы и мечтающих вцепиться.       Уён растворяется в гуще людей на танцполе, но, что удивительно, несколько парней поднимаются следом. Решили не отставать, хоть и держатся на почтительном расстоянии. Закрыв глаза, Уён растворяется в музыке, исступлённом внимании и громадных размеров похоти, обжигающей все внутренности.       Ему нравится приковывать взгляды. Нравится понимать, что абсолютно каждый парень в этом чёртовом клубе хоть раз в жизни задумывался о нём на своей постели. Уён тонет в пьянящих ощущениях, двигая бёдрами и поднимая локти выше. По нему скользят чьи-то руки. И вновь, якобы мимолётно, но настойчиво. Плевать, чьи они.       Приоткрывая веки, Уён замечает вдалеке смеющегося Юнхо. Тот неотрывно смотрит на школьного принца и бьётся с ним краями бокалов, равно как и со всеми за тем столом, поднимающими какой-то тост.       Ну и плевать. Уён пытается вновь окунуться в море собственного блаженства, но магия момента улетучивается, как вода сквозь пальцы. Касания же из едва ощутимых превращаются в грубые, и вот уже кто-то особенно сильный хватается сзади за его бёдра.       Уён распахивает глаза, намереваясь обернуться и выплеснуть скопившееся раздражение на первого же, кто подвернётся. Но в этот же миг он видит Сана. Он, чёрт возьми, напрочь забыл... о Сане.       Тот стоит совсем далеко, скрестив руки на груди, в тени и где-то совсем в углу. Однако злость в его взгляде пронизывает электрическим током, за секунду сбивая всё наваждение.       Он сейчас разнесёт чёртов «Сигнал» на мелкие щепки.

* * *

      Чонхо искренне не понимает, зачем он здесь. Зачем пришёл на вечеринку, где ему страшно до чёртиков. От громкой музыки, от толпы людей, разодетых в жуткие костюмы, а что самое главное – от воспоминаний, что возвращают не в такое бурное, но отчётливое прошлое.       Вечеринка, расползшаяся на три этажа общежития. И всё те же лица. Часть, конечно, выпустилась в этом году, и Чонхо счастлив никогда больше их не видеть, но зато оставшиеся набрали полную мощь, перейдя в старшие классы. Ву Ифань никогда ему не нравился.       Теперь же Чонхо крепко жмётся спиной к стене, сцепив руки на груди. Старается не паниковать. Старается не ругать себя, что курс таблеток успешно сбит. Ему хочется сбежать, но ноги вросли в пол, а внутренности дёргает от немой дрожи. Он пришёл в последней надежде хоть как-то предупредить Хонджуна об опасности.       Но друга нигде нет. Только разрисованные лица, шелест платьев и строгих костюмов. Только вгоняющая в уныние музыка. Чонхо закрывает глаза, чуть опустив голову, и старается дышать глубже. Счёт до десяти не помогает. Немного помогает разыгравшаяся фантазия.       Нравится представлять, что он не здесь. Что это всё – не с ним. Шумные компании всё равно общаются между собой, не обращая на него внимание. Мимо снуют безмолвные официанты с ровными спинами и высоко поднятыми подносами. Чонхо медленно сглатывает и выдыхает через рот.       Он должен что-то сделать. Но он обещал. Обещал Юнхо.       Старосты тоже не видно за общей толпой, где половина в масках и вообще неузнаваема. Вспоминаются времена, когда Чонхо мог не заставлять себя являться на вечеринки, отсиживаясь в комнате с надетыми наушниками.       Однажды вечеринка сама его нашла. На Хэллоуин, когда несколько парней-старшеклассников ввалились к нему и стащили с кровати, криво улыбаясь и уговаривая, что очень хотят видеть на своей тусовке. Дрожь пробирает всё тело заново.       Так больше не может продолжаться. Чонхо должен либо уйти, либо, чёрт возьми, сделать хоть что-то. Выпрямившись, он собирается шагнуть в толпу, но в последний момент сам себе задаёт самый неудобный, но, пожалуй, самый важный вопрос.       Вписался бы он вместо Ким Хонджуна ещё раз?       Тело немеет от новых приступов, трясясь, как проклятое. Нет, не стал бы. Чонхо на секунду жмурится, стараясь не обхватить себя руками заново. Дурацкая привычка. Он не стал бы повторять это вновь.       Зная, что его ждёт, Чонхо быстрее сошёл бы с ума. Он замечает Хонджуна – в другом конце зала тот болтает с несколькими парнями, чьи затылки не разобрать с такого расстояния. Чонхо больше не думает. Он просто решается.       Никто не заслуживает хэллоуинской казни Инквизиции. Особенно Ким Хонджун.       В последний момент Чонхо успевает остановиться и пропустить перед собой Чхве Сана, несущегося куда-то и полыхающего гневом так сильно, будто готов вот-вот перевернуть ближайший стол. Куда это он?       Чонхо оборачивается вслед широким плечам со старомодными военными эполетами, и в этот же миг в него кто-то врезается. Достаточно мягко, будто сразу отскочив. Нежные руки машинально обхватывают Чонхо, сдвигая в сторону, а нос обдаёт сладкий запах духов.       – Тьфу ты! – голос Уёна, впрочем, звучит не так дружелюбно. Он одновременно будто и рассержен, и расстроен, даже не глядя, кого чуть не сбил. – Да отойди... Сан!       Протиснувшись между Чонхо и спиной какой-то девушки, Уён едва ли не срывается на бег вслед за удаляющимся к выходу Саном. Странно, но Чонхо охватывает раздражение. Они совсем не скрываются.       При живом Юнхо, в этом же помещении, Уён бегает за другим.       Смутная злость вдруг придаёт сил, и Чонхо проталкивается сквозь массу людей, будто плывёт в бушующем океане. Он так больше не может. Он как угодно, но даст Хонджуну понять. Возможно, даже уведёт за собой. Но покинет это чёртово место, полное грязи и порока.       Неожиданно Чонхо замирает. А точнее – его останавливает чья-то рука, перемахнувшая сверху через грудь и резко оттащившая куда-то назад.       – Куда собрался? – звучит над головой спокойный голос Юнхо.       Этот голос будто делает тише невыносимую музыку, переполняя собой до краёв. Внутри Чонхо всё рушится и обваливается вниз. Его накрывает гигантских размеров вина, без конца и без начала. Он не хочет больше ничего решать. Только скрыться посильнее за этой самой оградившей от страхов рукой.       Он не знает, что ответить, продолжая лишь глубоко дышать и, часто моргая, наблюдать за пьяно улыбающимся Хонджуном. Тот опять себе каких-то знакомых завёл, теперь без умолку болтая и активно жестикулируя. Чонхо не понимает своих чувств.       В нём гремучей смесью плещется страх, вина и... злость.       Тотчас же руки Юнхо с силой отворачивают его, заставляя посмотреть на себя. Чонхо покрывается мурашками от его грима. Красный свет делает всё ещё хуже. Однако Юнхо не смотрит на него с недовольством или угрозой. Он будто... обеспокоен?       – Чонхо, ты знаешь, что ты в опасности? – с расстановкой спрашивает Юнхо, больше не шевелясь и оставив руки на его плечах.       Чонхо знает. Он чувствует это каждой клеточкой тела – колоссальную опасность, исходящую от этого места и этих людей. Хочется заплакать от чёртового страха, но он может лишь молча смотреть в ответ.       – Посмотри на них, – Юнхо почти шепчет, но каждое слово Чонхо слышит на удивление отчётливо. – Они хотят зрелища. Они хотят крови. И они были очень недовольны тем, что я сделал для тебя.       Мелкая дрожь, похоже, передаётся старосте, но тот только крепче и увереннее сжимает ладони. Хотел бы Чонхо хоть немного такой уверенности. Он смотрит в глаза Юнхо в надежде успокоиться. Услышать что-то важное.       Узнать, как ему действовать.       – Я очень рискую, отводя от тебя огонь, Чонхо, – продолжает Юнхо и склоняется чуть ближе. – Не делай глупостей.       Чонхо прерывисто втягивает воздух, последние силы бросив на то, чтобы не вырубиться прямо на месте. Сознание идёт рябью и плывёт от перегрузки разнообразными эмоциями.       Юнхо за него вступился. Почему? Почему он заставляет делать такой сложный выбор? Разве способен Чонхо на подобное?       Пробудившаяся совесть насмерть грызётся внутри него с неубиваемым и неумолкаемым голосом. Таким же тихим, как у Юнхо, но более вкрадчивым.       Ким Хонджун меняет компании, как перчатки. Называл другом, но метнулся к образцу нравственности Чон Уёну при первой возможности, зная, как Чонхо того с каждым днём всё больше не переваривает. Даже сейчас Ким Хонджун не потрудился отыскать его в толпе, зацепившись за кого-то ещё. Наверное, за кого-то, занимающего следующую ступеньку в общей иерархии академии.       Юнхо же никогда не называл себя другом Чонхо. Он просто взял и сделал нечто опасное, чтобы ему помочь. Чтобы защитить. Сердце оглушительно колотится в груди, когда Чонхо осознаёт это в полной мере.       Он не безразличен Чон Юнхо. Аж настолько.       – Прости... – выдавливает Чонхо из последних сил.       Медленно выдохнув, Юнхо выпрямляется. Смягчается. На душе от этого растекается анестезирующее спокойствие, и теперь даже нарисованная улыбающаяся маска старосты не кажется такой уж страшной.       – Хорошо, – Юнхо обводит публику чуть настороженным взглядом. – Тебе надо успокоиться. Присядь пока...       Не долго думая, он обхватывает Чонхо за плечи теперь уже одной рукой и поворачивается к столику, от которого, похоже, поднялся.       – Ребята, вы же приютите Чонхо? – за секунду переключается Юнхо на улыбку и бодрый тон. – Он без компании и немного нервничает! Пусть присядет, а я скоро буду!       Удивительно, но в ответ слышатся одобрительные реплики. Парни и девушки продолжают весело болтать. Некоторые из тех, кто поближе, улыбаются Чонхо, а заботливые руки старосты усаживают его с краю.       – Привет, Чонхо! – звонким голосом интересуется улыбчивая блондинка, сидящая рядом. – А чего нервничаешь? Может, выпить закажешь?       Неловко Чонхо отводит взгляд и неожиданно даже для себя робко улыбается в ответ. Он эту девушку видел на танцах, вроде как с Сон Минги, и почему-то её искреннее участие хоть немного, но расслабляет.       – Да как-то... – он неловко посмеивается. – Поговорить не с кем просто.       Собеседница, очевидно уже согретая парой-тройкой коктейлей, весело смеётся и перекидывает руку через его плечо. В пьяной компании он узнаёт истинную элиту академии – нескольких детей чиновников, которым никогда не были писаны законы и не были знакомы какие-то проблемы. Эти люди неплохо к нему относятся, втягивая в разговор и всё предлагая что-нибудь выпить.       Чонхо привычно отказывается, но почему-то не чувствует себя лишним. Как говорили братья и отец, именно в школе и университете можно наладить нужные связи. Похоже, доля правды в этом была. Смеясь вместе со всеми, Чонхо лишь на секунду чувствует на себе истинно холодный взгляд – и тот принадлежит Пак Сонхва, сидящему за этим же столом.