Seven Deadly Sins

      То ли солнце решило напоследок как следует припечь всех нежелающих расставаться с летом, то ли самому Хонджуну действительно слишком душно. Форменный галстук давит на горло, а по затылку стекает несколько капель пота, пока он быстрым шагом несётся вдоль кованой ограды академии. От вязкого воздуха становится дурно, но он упрямо шагает вперёд. Академия с её змеиным клубком интриг, сложных взаимоотношений и жёсткой иерархией теперь кажется ему глотком свежего воздуха. Он рвётся обратно, памятуя и про сдвоенную алгебру, и про тест по литературе. Это не пугает. Всё что угодно лучше теперь, чем находиться дома.       Остановившись перед воротами, Хонджун натужно оттирает пот со лба тыльной стороной ладони. От нервов тело дёргает на любой шорох, и потому короткий, но громкий звук автомобильной сигнализации заставляет чуть ли не подпрыгнуть. Он резко оборачивается и в который раз восхищается не то белоснежными изгибами Акулы, не то ослепляющей улыбкой Чон Уёна. Тот вприпрыжку заскакивает на поребрик и уже невозмутимо тянет руку вперёд.       – Привет, малыш! – щебечет Уён, легонько щипая его за щёку, но продолжает свой путь к главной аллее.       Хонджун всё пытается привыкнуть к этим нежностям, но каждый раз в душе готов запищать от восторга. Он крайне рад видеть Чон Уёна в любое время, но сегодня тот имеет эффект целительного бальзама.       – Лучшее парковочное занял! – хихикает Хонджун вслед, пока довольный одноклассник, переменив походку, ступает по аллее, словно по подиуму. – А как намыл, начистил, все теперь пройдут и обзавидуются!       Сияющий Уён оборачивается через плечо.       – Набери потом, покатаю! – звонко восклицает он и удаляется в сторону фонтана.       Охота уцепиться за что угодно. Силуэт Уёна на долю секунды кажется жуткой симуляцией, пока тревога снова холодит нутро и бросает в жар. Номерами они не обменивались. Может, Уён всем так говорит? Или улыбается из вежливости, отягощённый этим общением? Хонджуну срочно необходим глоток воды. Вязкая слюна собирается во рту, пока он силится вытолкнуть из головы неминуемую реальность. Ему хочется уцепиться буквально за эти ворота, лишь бы не возвращаться домой. Ведь там закончились его счастливые деньки с матушкой. Туда вернулась его настоящая мать. Прикрыв глаза ладонью, чтобы хоть немного загасить слепящий свет утреннего солнца, Хонджун понимает, что жутко не выспался.       Он больше не в спокойствии, не в безопасности. И он почти ненавидит себя за то, как сильно желает, чтобы мать уехала обратно. Хонджун с трудом собирается с силами и шагает внутрь, но тут же сворачивает с аллеи на оптимистично зеленеющий газон. Страшно подумать, сколько стоит его поддержание, но ученикам никто не запрещает там ходить, сидеть, лежать и заниматься своими делами. Парочка парней тусуется у озера, кидая камешки в воду. Со спины не опознать, но Хонджун на всякий случай старательно обходит их стороной. Вскоре оттуда доносится раскатистый гогот Чхве Сана. Не зря обошёл. Хочется верить, что Сан смеётся не над ним, но верится крайне слабо. Путь лежит к питьевому фонтанчику, чьё журчание уже издали манит под знакомую иву. Хонджун давит зевок и кривится, вспоминая радушные материнские объятия и щедрые поцелуи в щёки и нос. Она снова спокойная, опять улыбается треугольной улыбкой, что передалась сыну. Гладит его по лицу, спрашивает, как дела в школе. Он покорно отвечает, стараясь улыбаться в ответ, и закономерно душится в крепких объятиях. Он хочет обнять её в ответ, но не может. Она смотрит на него с искренней любовью. Но видит она вовсе не его.       Окунув руки в прохладную воду, Хонджун с выдохом проводит ими по лицу. Приглаживает волосы, стараясь выровнять дыхание, после чего с наслаждением припадает ртом к бьющей вверх струйке. Ему не впервой встречать мать после её «каникул». Настолько, что он даже почти научился не верить её радушию и просто кивать. Соглашаться. Он не верит, что она такой останется надолго. И изо всех сил отрицает, что подсознательно ждёт следующего рецидива.       В кармане вибрирует уведомление, и Хонджун незамедлительно достаёт телефон, скользя мокрыми пальцами по стеклу экрана. Он ожидает сообщения от Чонхо, но непроизвольно улыбается чату с Минги – тот спрашивает, где он сейчас. Хонджун отвечает сообщением, полным ржущих смайликов:       «Под той самой ивой, где у тебя задница горела».       Их общение с Сон Минги обрастает локальными шуточками в геометрической прогрессии. Хонджун проматывает чат вверх, ещё раз перечитывая свои километровые излияния по поводу недооценённости джаза и менее красноречивые, но такие же воодушевлённые отзывы Минги на скинутые любимые композиции. Прошлым вечером тот оказался особенно общительным. Может, у них даже что-то получится. Хонджун улыбается шире и тушит экран.       Однако улыбка сползает тотчас же, когда он видит собственное отражение в рябящей воде фонтанчика. На фоне ярко-голубого неба его лицо искажается издевательскими гримасами. Беззвучно смеётся и смотрит в упор. Страх подпирает рёбра, но Хонджун всё же быстро отскакивает назад и врезается спиной в чью-то грудь.       – Ого, Бэмби, ты куда? – слышится сверху добродушный голос Минги.       Хонджуна одновременно накрывает и неловкость, и дичайшей силы облегчение. Он молча разворачивается, после чего крепко обнимает хохочущего Минги за пояс. У того не руки, а лапищи, но когда они уже почти привычно давят на плечи Хонджуна, то он готов в этих объятиях поселиться и жить.       – Ох и легендарный фонтанчик, да, ты б видел, какой тут был водопой после моего дня рождения в прошлом году! – продолжает шутить Минги, поглаживая его макушку. – Извини, что подкрался, я не хотел пугать!       Захихикав в ответ, Хонджун щипает его за бок под громкий смешок.       – А когда твой день рождения? – с интересом спрашивает он, задирая голову вверх.       – Совсем скоро. – Извечно простодушное лицо Минги покрывается лёгкой рябью озабоченности. – Он перед Днём учителя как раз, и Ёсан там ещё недалеко, так что будет повод выпить... Как говорится, были б наутро такие фонтанчики у кровати!       Он смеётся, пока Хонджун задумчиво хлопает глазами и неловко отпускает объятия. Ему вдруг становится очень стыдно. Как можно называть Ёсана другом и не знать, когда у него день рождения? А что на счёт Чонхо?.. Удивительно чуткий Минги, впрочем, не торопится его выпускать, отчего сердце невольно стучит чуть быстрее.       – Я чего сказать хотел... – чуть замявшись, продолжает он, и отводит взгляд в сторону, – Давай сегодня после уроков здесь же встретимся и пойдём кофе пить?       Минги выпаливает это на одном дыхании, пока Хонджун не может перестать улыбаться. Он смотрит на высоченного одноклассника, как на второе светило, что греет намного лучше, светит ярче и возвращает миру вокруг краски. Возвращает в реальность.       – Конечно... – мягко и тихо выдыхает Хонджун, чувствуя, как уже привычно кровь приливает к щекам. – Конечно, давай.

* * *

      Учитель прохаживается вдоль первых парт с раскрытым учебником в руке, менторским тоном разъясняя новую тему и дополняя пометками на доске. Там уже места живого нет – всё переполнено цифрами и формулами, которые ученики старательно переписывают в тетради. Шея у Сонхва болит нещадно. Вчера он настолько не торопился домой, что вернулся в академию и до девяти вечера разбирал свою новую партию. Мышцы шеи совсем не благодарны за такое обращение, равно как и спина. Сидеть ровно стоит огромных трудов, но Сонхва не может позволить себе сутулиться. Он лишь радуется, что струны на скрипке зажимает не ведущая рука, иначе он бы и ручку не смог держать. Подушечки пальцев левой ладони давно стали твёрже, чем обычно, однако новый репертуар тем и страшен – приходится из раза в раз медленно и дотошно повторять такт за тактом. Сонхва мечтает однажды достигнуть уровня моментального чтения нот с листа. Но для этого ему нужно посвящать скрипке не только всё свободное время, но и всё время в принципе. Такой роскоши в этой жизни ему точно не светит.       Юнхо за партой спереди отвлекается на загоревшийся экран телефона и резко закрывает тетрадь. Смотревший на доску Сонхва задерживает взгляд на его плече, пока староста в мгновение ока собирает все вещи и вскакивает с места. До конца урока ещё пятнадцать минут. Что правда, Чон Юнхо сегодня не в настроении. Пожалуй, заметить это действительно сложно, и класс не видит ничего странного, ровно как и учитель, который кивает в ответ на спешный поклон старосты и позволяет тому выйти за дверь. Юнхо разрешено покидать уроки в любое время на правах его поста и сопутствующих этому дел. Он достаточно ответственный, чтобы не пользоваться этим положением. Сонхва смущает лишь что завуч или учителя не вызвали президента вместе с ним.       Немотивированное раздражение быстро обретает свою форму и смысл, и теперь внутри горит праведное возмущение. Об этом стоит заявить на ближайшем педсовете, и желательно – в форме агрессивной претензии. Они не смеют отодвигать Пак Сонхва в сторону. Никто не смеет. Ручка продолжает давить листы тетради, пока мысленный поток делает пометочку о казни в голове и продолжает крутиться подле испорченного настроения лучшего друга. Тот практически никогда не показывает негативных эмоций, но только Сонхва знает, что если Юнхо смотрит в одну точку и начинает отвечать вежливыми фразами в одно слово – он недоволен. По какой-то причине Юнхо недоволен решением, которое принял Сонхва касательно Кан Ёсана.       Разбираться с этим привычно не хочется, однако лёгкий холодок мурашек всё же пробегается по спине. Свежи воспоминания о том, каким Юнхо может быть в злости и что может вытворить. Сонхва нервно дёргает уголком рта. Он искренне верит, что Юнхо это примет. Помощник ведь даже не догадывается о дальновидности подобного решения. Довольный собой, Сонхва не утруждался объяснениями. Всё и так станет очевидным со временем. И Юнхо не посмеет ему перечить или же сомневаться в правильности его решений.       А пока что он медленно поднимает взгляд на белобрысую макушку Кан Ёсана, что теперь прекрасно попадает в обзор. Тот сидит перед партой Юнхо и словно чувствует на себе пронизывающий взгляд, силясь как можно больше улечься на парту и скрыться из виду. Сонхва поднимается, подхватывая тетрадь, и усаживается на освободившееся место Юнхо.       – К чему это, Пак Сонхва? – отвлекается учитель, строго глядя на него из-за книги.       – Мне видно плохо, – вальяжно бросает Сонхва. – Постоянно что-то мельтешит перед глазами.       По классу прокатываются сдавленные смешки, и с близкого расстояния можно буквально прочувствовать тяжёлый вздох несчастного Ёсана. В удовлетворении Сонхва пропускает мимо ушей замечание ко всем ученикам и продолжает записывать конспект. Пускай Кан Ёсан наверняка знает, что за его спиной больше не ангел-хранитель всея школы. Пусть боится.       Учитель начинает диктовать домашнее задание, от одного вида которого настроение катится к чертям. Сонхва голову сломал над понедельничным тестом и всё равно допустил ошибку, за которую корит себя до сих пор, а нынешняя тема и вовсе никак не может уложиться в понимании. Благо, прошлую Юнхо объяснял отдельных полчаса, и вышло у него вполне успешно. Сонхва думает о том, что вскоре у них появится больше времени на домашние задания, и оттого успокаивается намного быстрее обычного. Остаётся лишь пара шагов.       Звонок оглашает коридор, и ученики едва ли не дружно вздыхают с облегчением. Громче всех получается у Кан Ёсана, который начинает собираться почти что со скоростью света. Не торопясь, Сонхва выжидает момент, пока плавно закрывает тетрадь и разглаживает левой ладонью раскидистый герб академии на обложке. Это его единственная возможность незаметно для окружающих потянуть страдающие после скрипки пальцы.       – Кан Ёсан, – чётко проговаривает Сонхва, скучающе глядя по сторонам, – Ничего не хочешь мне сказать?       Уже развернувшийся к проходу Ёсан замирает и обречённо опускает голову. Его новые друзья бросают мимолётные сочувствующие взгляды, но не в их интересах влезать. Особенно это касается Чхве Чонхо, что сидит за первой партой перед Ёсаном и собирается раздражающе медленно.       – Я всё ещё не знаю, что такого сделал... – бормочет Ёсан, чуть повернув голову и опасливо поглядывая на президента. – Потому без понятия, как всё исправить.       – Не сомневаюсь, – с показательно скучающей издёвкой бросает Сонхва, медленно укладывая пенал в сумку. – Время вышло, Кан Ёсан.       Последнее он проговаривает с намного большим нажимом и угрозой, отчего белые кудри Ёсана сильнее вжимаются в плечи. Сонхва доволен. В этом извечно потерпевшем заметно убавилось и наглости, и гонора. Сонхва обязательно научит его настоящему послушанию. Ведь Кан Ёсану в разы больше идёт заткнутый рот...       Непрошенные воспоминания ярким мазком проходятся перед внутренним взором. Поспешно Сонхва прикрывает глаза, стараясь экстренным образом изгнать их подальше. Он почти уговаривает себя, что контролирует ситуацию. Ёсан будет молчать. Ёсан забудет об этом. Равно как и забудет сам Сонхва.       – И... что дальше? – слышится слабый голос, но формулировка уже не нравится президенту.       Он резко поднимается с места, отчего фигура внизу невольно съёживается ещё сильнее. Такое чувство, что Кан Ёсан по жизни не умеет выбирать выражения.       – Я уже принял решение на счёт тебя, Кан Ёсан, – властно проговаривает Сонхва, пока видит лишь перепуганные глаза из-под блондинистой чёлки. – Сегодня тебе его озвучат.       Когда Ёсан смотрит на него снизу вверх и ничего не может сделать со страдальческим выражением лица, то приходит не только лишь удовлетворение. В таком положении вещей Пак Сонхва усматривает порядок, и ни капли не сомневается в правильности своей задумки.

* * *

      Юнхо ещё раз обводит глазами учительскую, где суетятся преподаватели биологии и литературы. Последний открывает пачку влажных салфеток и подходит к дивану. Там, привалившись к спинке, сидит отец.       – Бросьте, не стоит! – всё пытается отшучиваться он и слабо посмеивается. – Всего лишь устал, всего лишь прилёг, а тут вон как диванчик вовремя подвернулся...       Рука Юнхо лежит на его плече и сжимается крепче сама по себе, пока самому присесть никак не выходит. От полученного сообщения всё ещё внутренне трясёт, пусть и за время, пока он бежал с третьего этажа на первый, отец успел прийти в себя и не сознаётся, что с ним случилось. «Срочно в учительскую, твоему отцу плохо» – лучшей формулировки биолог подобрать явно не мог. Юнхо прикладывает свободную руку к лицу и усиленно трёт переносицу. Участилось. Он знает, что произошло, и это участилось.       – Юнхо, дорогой, садись! – бросает отец через плечо и похлопывает его по ладони, отчего хочется вцепиться ещё крепче. – Вот надо было вам его дёргать с занятий, всё же в порядке.       – Не в порядке, – говорят одновременно и Юнхо, и биолог, что ставит графин с водой на стол неподалёку.       Охота выгнать из помещения абсолютно всех, и от этого сам Юнхо чудом сдержался, пока вламывался в дверь. Отец слишком печётся отрицанием своих симптомов, а разговаривать с ним об этом есть смысл лишь наедине, ведь при людях тот никогда не подаст виду, что что-то не так. Вот и сейчас пытается вести себя непринуждённо, пока дышит всё ещё неровно и рвано. Звонок с уроков застаёт врасплох абсолютно всех. Первым шевелится отец, пытаясь подняться, но Юнхо позволяет себе малую вольность – давит на его плечо со всей силы, возвращая на место. Остальные двое учителей, опомнившись, стараются настроиться на рабочий лад.       – Юнхо, – с серьёзным видом обращается учитель литературы, пока упаковывает стопку листов в чемоданчик, – У меня сейчас тест с вашим классом. Можешь его пропустить и отвезти...       – Не нужно никого отвозить, – встревает отец, и голос его звучит в разы строже, отчего Юнхо машинально едва не убирает руку прочь.       Но всё равно держит. Ему намного спокойнее так, пока сердце всё ещё выстукивает дёрганый ритм.       – Коллеги, прошу, – добавляет отец уже более дружелюбно, – Давайте этот инцидент останется между нами? Я не хочу, чтобы школа говорила, да и нашему директору не стоит лишний раз давать повод пытаться отправить меня на больничный.       Он смеётся, отчего те самые коллеги слабо улыбаются в ответ и обмениваются ироничными взглядами. Выбить у директора больничный – это целое дело, но историка тот спокойно отправляет и в командировки посреди учебного года, и на внеплановые выходные. Юнхо нравится, как уважительно учительский состав относится к его отцу. Среди них это единственный учёный и доктор наук, о чём те не забывают, когда глубоко кланяются и спешат удалиться на свои занятия. Такой учёной степени нет даже у директора Пака.       Поднявшееся смутное раздражение, однако, перекрывает удивление. Рука отца вновь ложится поверх его ладони, теперь уже ласково поглаживая.       – Ты присядь, мой мальчик, присядь... – мягко говорит отец сквозь улыбку. – Да какой ты мальчик, уже ведь почти мужчина!       И Юнхо наконец-то находит в себе силы послушаться, улыбаясь в ответ. Отец для него – извечный пример для подражания и неиссякаемый источник мотивации. Всегда улыбающийся, всегда энергичный и обладающий попросту огромной доброй душой. Последнее, что правда, постичь так и не удаётся. Юнхо не понимает, зачем его отцу нужно так расшаркиваться перед всеми. Особенно перед директором.       – Отец... – со вздохом говорит Юнхо, усаживаясь рядом и пытаясь игнорировать собственное бессилие. – Это ведь не дело совсем.       – Не дело, дорогой мой, уроки прогуливать, – назидательно говорит тот, поднимая указательный палец в воздух. – Знания обладают такой силой, что могут покорить мир! Учись прилежно, и тогда... Добрый день!       Он здоровается с заходящими учителями, что удивлённо вскидывают брови на присутствие Юнхо, но тут же один за другим втягиваются в разговор с неугомонным коллегой. Улыбка всё не сходит с лица, пока Юнхо наблюдает, как отец оживает на глазах, вклиниваясь в какие-то рабочие обсуждения. Уже и сидит ровно, как ни в чём не бывало, и смеётся громче всех. Хочется верить, что так будет всегда. Что его бледное лицо и хриплый голос окажутся дурным сном, который развеется наутро.       Юнхо смиренно вздыхает и похлопывает отца по плечу, молча прощаясь, пока тот лишь успевает кивнуть и одарить его лучезарной улыбкой. Потеплевшие руки сжимают его ладонь напоследок, и Юнхо уже думает о своей массе текущих дел.       Выйдя в наводнённый учениками коридор, он быстрым шагом идёт в сторону холла и высматривает свой класс. Те как раз должны спускаться по главной лестнице, спеша в кабинет литературы на тест, и красная шевелюра Сон Минги сигнализирует об этом, как светофор. У того на обоих плечах по сумке, и одна из них принадлежит Чон Уёну, пока последний уже несётся прямо на Юнхо. Через секунду Уён врезается в него и сразу же обнимает, вскидывая голову.       – Чон Юнхо, а, Чон Юнхо? – улыбка его неизменно игривая, но в глазах блестит сосредоточенное внимание. – Всё у тебя в порядке? Так умчался, я аж переживать начал...       Минги останавливается неподалёку и неловко помахивает рукой, не спеша подходить ближе. Юнхо скользит по нему мимолётным взглядом и обнимает Уёна в ответ. Чего у того не отнять, так это чуйки.       – Всё хорошо, – улыбается Юнхо и невольно чувствует облегчение, когда чужие руки сжимаются крепче. – Небольшие, но срочные дела в учительской... – Спохватившись, он тут же постукивает урчащего Уёна по спине. – Точно, я журнал забыл. И мне срочно нужен Кан Ёсан... А, вон он идёт.       Не успевает Юнхо окликнуть плетущуюся по ступенькам тощую фигуру, как Уён резко оборачивается.       – Ёсан! – кричит он так громко, что перекрывает переменный гул и заставляет одноклассника едва ли не подпрыгнуть. – Сюда иди!       Вскинувшийся Ёсан при виде Юнхо будто бы паникует ещё больше, но покорно тащится к ним, обходя потоки спешащих школьников. Уён же наконец-то разжимает объятия и приглаживает пиджак Юнхо на груди.       – Не буду тогда мешать, занятой ты мой, – подмигивает он и удаляется, попутно щипнув проходящего Ёсана за щёку.       Тот лишь кривится и со вздохом останавливается перед Юнхо, опустив взгляд. Юнхо же внимательно смотрит на него, скрестив руки на груди, пока мимо плещется уже целое море силуэтов в серо-голубой форме.       – Что я хоть сделал?.. – уныло бормочет Ёсан и осторожно поднимает измученные покрасневшие глаза.       – Видишь ли, Кан Ёсан... – с толикой добродушия начинает Юнхо, пока невольно чувствует лишь нарастающее раздражение.       Из всех возможных вариантов наказания Сонхва выбрал самое нелогичное. Сколько ни пытайся понять – не поймёшь. Спорить же, как и всегда, бесполезно.       – ...это тема деликатная и касается твоей семьи тоже, – продолжает староста, – Потому я не в праве об этом распространяться. Наш президент сам тебе скажет, если посчитает нужным.       Он подмечает, что при каждом новом слове с Ёсаном начинают происходить странные метаморфозы. Особенно сильно тот распахивает глаза на слове «деликатный», и выступающий кадык над его галстуком заметно дёргается. Смутные сомнения закрадываются в сознание, пытаясь придать себе осмысленности.       – П-понятно... – бормочет Ёсан и вжимает голову в плечи.       – Подойди после литературы в читальный зал, – подытоживает Юнхо извечно доброжелательным тоном, а затем широко улыбается: – И не опаздывай.       Помедлив пару секунд, тот кивает и машинально засовывает руки поглубже в карманы брюк. Юнхо кивает в ответ и обходит его, ускоряясь на пути к лестнице. Ему ещё нужно успеть до начала теста взобраться обратно на третий этаж за журналом, но вдруг Юнхо видит на верхушке пролёта этот же журнал образцового класса, тиснёный серебром на гербе. Тот в руках у Пак Сонхва, который неизвестным науке образом даже по лестнице умудряется сплывать с ровной спиной. Остановившись, Юнхо улыбается ещё шире и протягивает руку.       – Сказал ему? – бросает подошедший Сонхва, небрежно вкладывая журнал в чужую ладонь и отводя взгляд.       – Сказал, – так же просто отвечает Юнхо и посмеивается. – Благодарю, Ваше Высочество, пожалуйте теперь в кабинет!       Президент на это лишь хмыкает и собирается делать шаг в сторону, как вдруг замирает.       – Всё в порядке? – спрашивает он с крайне серьёзным лицом.       Юнхо слышит этот вопрос уже дважды за последние пять минут, но эффект разнится слишком кардинально. Вопрос президента застаёт его врасплох, вынуждая улыбку неровно сползти с губ. И не понять, что именно Пак Сонхва имеет ввиду. Или же Юнхо просто хочется так думать.       – Всё просто замечательно, – находится он через секунду, и очаровательно улыбается вновь.

* * *

      Ничего лучше Ёсан не придумал, кроме как молча вцепиться в руку проходящего Уёна по окончанию литературы. Тест он точно завалил, в этом нет сомнений, но чёртово занятие пролетело за банальные мгновения. Ёсан не знает, что ему делать. Хорошо, что зато Уён всегда находит себе занятие и как раз заканчивает поправлять его волосы. Всё же пришлось сказать ему правду. Частично, лишь про то, что президент желает наказать Ёсана по очередной неведомой причине. Хочется безмерно и привычно злиться на Сонхва за столь бесячее поведение, но Ёсан не может. Он чертовски боится.       – Господи, а губы все перекусал, да что ж ты будешь делать... – бормочет Уён и всплёскивает руками. – А ну рот открой!       – А? – отвлекается от тревожных мыслей Ёсан, и в этот же миг чувствует, как вишнёвый стик скользит по губам, на что возмущённо выпаливает: – Ты меня на казнь собираешь или на свидание?!       Друг заливается хихиканьем и приглаживает передние пряди его волос.       – Какая казнь, дурачок! – смеётся Уён уж слишком беспечно. – Я всё ещё без понятия, что между вами творилось в той комнате, но точно знаю, что такого красивого мальчика наш президент не сможет оставить в покое.       От тяжести собственного вздоха Кан Ёсан наверняка худеет на целый килограмм.       – Я, вообще-то, серьёзно... – бормочет он, и испытывает какое-то сумасшедшее желание спрятаться за чью-нибудь спину.       Хотя бы за бесстрашного Уёна, который, кажется, и сам рад был бы сходить к любимому президенту за него. Сладкие духи накрепко ассоциируются с теплом и безопасностью, что всегда витала в их общажной комнате. Ёсан хочет назад. Отмотать время, закрыть себе рот и не говорить всего, что наговорил. Не делать всего, что наделал. Пак Сонхва слишком красив и властен, чтобы ему противиться. Но Пак Сонхва уничтожит Ёсана. Он способен. Внутренности скручиваются в тугой узел.       Потухший телефон в руке вибрирует входящим сообщением. В уведомлениях светится имя старосты:       «Приходи, мы тебя ждём».       Ёсана тошнит. Сердце начинает колотиться с настолько бешеной силой, что в голову залетает шальная мысль смотаться в медпункт, которая тут же глушится голосом, уж больно похожим на извечное ворчание Сана. Опять убегает. Снова боится и прячется.       – Юнхо пишет, что пора... – обречённо выдыхает Ёсан и жмурится, отрицая сумасшедшую реальность.       А ведь сегодня день, когда Сан разрешает погулять с Лордом. Прекрасный тёплый и солнечный день, самое оно для бесславной и бессмысленной смерти Кан Ёсана. Такого же бессмысленного.       – Вот видишь, и Юнхо там, а значит ничего плохого не случится, – уговаривает Уён и неожиданно берёт его за руку. – Пойдём, пойдём!       Ладонь Уёна меньше, чем у Ёсана, и очень тёплая, когда сжимается на тонких пальцах. Пораженчески Ёсан понимает, что лучший друг буквально ведёт его в библиотеку, как заботливая мамочка, но даже противиться просто не в силах. Может, оно и к лучшему, если всё кончится именно так? Однако в случае отчисления не хватать будет именно Чон Уёна, который продолжает беззаботно болтать на ходу.       – А как ещё ты думаешь он будет звать тебя на свидание? – хихикает Уён, то ли дурачась, то ли реально пытаясь отвлечь. – Пойми, он политик, у них всегда так! Такой вот язык любви, поди, принеси, подай, подчиняйся...       В горле пересыхает моментально, и Ёсан спешно сглатывает слюну. О, как же прав Уён. О, как же он близко подобрался к сути. И мозг неосознанно достраивает картинку в угоду радужным представлениям лучшего друга. Но там будет и Юнхо, с которым действительно не бывает страшно, и который умеет сглаживать углы.       Завидев двери библиотеки, Ёсан теперь хочет, чтобы Чон Юнхо его спас. Раскаивается искренне за все претензии к нему, как к чрезмерно строгому старосте. Ёсан раньше понятия не имел, что такое настоящая беспощадность. Юнхо – чёртов ангел, и, видимо, лишь потому способен выжить подле дьявола без вреда для психики.       – Всё, мой хороший, – продолжает дурачиться Уён, останавливаясь подле массивных дверей с высокими ручками. – Ты у меня уже большой, давай дальше топай сам!       Ёсан не хочет. Не хочет ужасно. Но делает шаг к двери и слабой рукой тянет на себя. Хотя бы собственный конец он должен принять с достоинством. Дверь мягко закрывается за спиной, и библиотека окутывает тишиной вместе с запахом книг. В это время здесь особенно пусто. Да и в прошлом году народ старался сюда не соваться в часы, когда президент и его помощник занимались домашними заданиями, так что Ёсан не слишком успел изучить это место. Читальный зал располагается вглубь и ближе к окнам, куда косыми лучами бьёт солнечный свет, вылавливая крупицы мелкой пыли. Даже издали Ёсан узнаёт силуэты правящей элиты. Сонхва не перепутаешь – он даже сидит уж слишком ровно. Высокая фигура Юнхо же узнаётся автоматом, ведь тот вечно где-то рядом. Вот и теперь стоит позади президентского кресла, скрестив руки и привалившись к краю круглого стола.       – Кан Ёсан, вот и ты, – слышится доброжелательный голос старосты, пока тот выпрямляется. – Проходи, присаживайся.       Фраза Юнхо про деликатность неожиданно всплывает в голове. Неужели тот знает? Сонхва настолько ему доверяет?..       Ёсан старается не покраснеть до кончиков ушей, пока с трудом доходит до стула, куда кивнул староста. Этот стул стоит прямо напротив развёрнутого кресла, в котором, закинув ногу на ногу, сидит молчаливый Пак Сонхва. Тот небрежно отводит в сторону носок ботинка, пока Ёсан пробирается на указанное место и неловко садится. Перед глазами непрошено пляшут кадры из уж слишком похожей сцены.       – Я начну, – всё так же дружелюбно говорит Юнхо, пока встаёт сбоку от кресла. – У нас с Сонхва для тебя есть официальное сообщение, Кан Ёсан.       Президент упирается локтем о подлокотник и изящно подпирает подбородок согнутыми пальцами. Градус холодности в его прямом надменном взгляде Ёсан способен выдержать ровно одну секунду, прежде чем утыкается глазами в пол. Ему плохо. Ужасно и невыносимо отвратительно.       – Наша школа, как ты знаешь, имеет высокую репутацию и славится чистотой нравов среди учащихся... – слышится голос старосты, и Ёсан уже всё прекрасно понимает.       Его исключают за аморальное поведение. Ни Уёна с батальоном поклонников, ни даже самого Юнхо, что встречается с парнем прямо под носом у дражайшего школьного принца. Исключают Ёсана. Просто за то, что сам Сонхва неспособен в себе признать. Может, Уён и прав. Слабая злость всё трепыхается в желании напоследок сказать что-то прямо в лицо президенту. Прервать официальную речь Юнхо чем-то вроде «как выйдешь из шкафа – набери». Но Ёсан не такой смелый. Уён бросается подобными фразами легко и просто, пока Кан Ёсан даже себе не может до конца признаться, что ему понравилось. Всё, за что его собираются наказать, того стоило. Но он это отрицает даже сейчас.       – ... потому, дабы не привлекать внимание родительского комитета, мы решим эту ситуацию между собой, – размеренно продолжает Юнхо. – За свой проступок, Кан Ёсан, ты должен будешь...       Неожиданно староста запинается. Пауза в его поставленной речи настолько непривычна, что Ёсан слегка приподнимает голову. По лицу Юнхо сложно сказать, о чём тот думает, пока невидящим взглядом рассматривает ближайшую книжную полку.       – Ты должен будешь взять на себя обязанности...       – Не так, Юнхо, – внезапно перебивает его высокомерный голос Сонхва, от которого охота стремительно сползти прямо под стул. – Он должен будет отработать. Всё, что ты натворил, Кан Ёсан, ты отработаешь.       Холодный взгляд президента наполняется знакомыми отблесками раздражения, а сам Ёсан теряет нить повествования. Он не понимает о чём речь, и просто ждёт момента, когда королевский глашатай озвучит его приговор.       – Так и есть, – соглашается Юнхо на выдохе.       Со старостой тоже нихрена не понятно. Ёсан озадаченно моргает, переводя взгляд с одного на другого.       – Ты, Кан Ёсан, возьмёшь на себя обязательства личного ассистента... – голос Юнхо выравнивается за секунду, – ...президента ученического совета школы. В твои обязанности будет входить...       Сердце стучит так, что его гул перекрывает остальные слова старосты. Ёсан путается. Он находится в какой-то иной реальности, живёт в симуляции, пытаясь осознать смысл сказанного. Он не понимает, почему великое решение президента оказалось именно таким. Зачем престижная должность? Зачем Сонхва держать его подле себя? Неужели... Сердце пропускает пару ударов. Неужели Уён оказался прав?..       – Добро пожаловать в совет, Кан Ёсан, – звучит всё так же приподнято голос старосты.       Ёсан с трудом выпрямляется на стуле, в полном сумасшествии глядя вперёд. Сонхва сидит на своём троне, не поменяв позы, и скучающе смотрит в сторону окна. Рука Юнхо покоится на спинке его кресла. Ёсан всё пытается осознать свой слишком неадекватный карьерный рост, но мозг попросту отказывается воспринимать этот мир в прежнем ключе.

* * *

      Взобравшись на лавку, Сан прижимается спиной к стене и держит надетые на руки лапы перед собой. От особо сильных ударов поверхность под ногами слегка покачивается, но он балансирует. Вынужденная мера, ведь Чон Юнхо вымахал на две головы выше и должен бить корпус противника, а не голову.       – Точнее давай, – проговаривает Сан в паузах между сериями ударов одной и той же связки. – Прямой правой, хук левой, прямой правой в корпус. Локоть выше!       Он вздёргивает лапу, прикрывая ухо от увесистого хука. Стоит отметить, что результаты видны, и сила удара у его подопечного стала осмысленней. Но всё ещё Юнхо недостаёт чёткости в траектории.       – Я понимаю, что на улице всё равно ебашить придётся с ноги в грудину, но ты так себе запястье вывернешь! – командует Сан, вновь пошатываясь после финального прилёта. – Локоть на уровне кулака, сила от плеча через бицепс! Ещё раз!       Отрабатывание ударов он и сам считает куда более занудным, чем спарринги, но находит в этом некое умиротворение. Чтобы разнообразить тренировку для ученика и усложнить для себя, Сан не изображает из себя преподавательницу танцев и благополучно забивает на счёт. Юнхо волен бить его одной и той же связкой в любой момент и с любой скоростью. Как успевать прикрываться – это уже проблема самого Сана. Но он успевает. Реакция тренированного тела настолько безупречна, что то всё пытается увернуться. Однако Сану хотелось бы, чтобы хотя бы разок Юнхо попал не в мягкую лапу, а по его челюсти. Ему стоит огромных трудов держаться в роли тренера и смотреть в глаза друга без чудовищных угрызений совести.       Чон Уён такая блядь. Юнхо либо слепой, либо тупой, если не соображает очевидное. Но тот не подходит под оба варианта, и потому мысли путаются всё больше, пока удары становятся всё сильнее и быстрее. Одним из хуков Юнхо едва не сшибает его на пол и тут же останавливается, тяжело дыша, пока Сан покачивается на лавке, удержавшись за стену.       – Дыши-дыши, ровнее! – скалится Сан в ответ. – Что, достал уже тебя своим занудством?       Ответная улыбка вспыхивает на лице друга, пока тот с шумом втягивает воздух через нос.       – Да нет... – бодро отвечает Юнхо на выдохе и оттирает лоб рукавом кимоно. – День тяжёлый просто.       Сан хохочет на весь спортзал, сбрасывая лапы на пол и разминая вспотевшие руки.       – Вредная работа у тебя, дружище, – отмечает он и спрыгивает босыми ногами на прохладный пол.       – Вот уж точно, – неожиданно соглашается Юнхо и упирает кулаки в пояс, опуская голову и наконец-то выравнивая дыхание.       Приподняв бровь, Сан решает никак не комментировать неожиданную откровенность. Он привык считать Чон Юнхо своим другом, возможно, даже лучшим другом, но точно так же привык и к его немногословности касательно своего состояния. Неужели Юнхо готов дать ему больше, чем насмерть вмурованную улыбку и отрицание собственной усталости? От этой мысли не радостно, а лишь всё более тошно. Сан командует становиться на финальные растяжки, не переставая раздумывать, что же ему делать. А делать надо, и поскорее. Закончив тянуть руки, плечи и спину, он садится на татами и широко расставляет ноги, после чего пригибается к полу и ложится на него грудью.       – А ну не кряхти там, тянись! – привычно задирает Юнхо Сан и просто хочет верить, что не звучит фальшиво.       Ему тошно от самого себя, пока в ответ Юнхо сдавленно смеётся и обещает, что разгибать его обратно будет уже наряд МЧС. Сан смеётся и упирается в пол уже лбом. Улыбка моментально сползает с лица. Он не может сказать своему другу, что его парень – конченная шлюха. И точно не сможет пережить, если вдруг увидит удивлённое лицо Юнхо и услышит нечто вроде «но мы с ним просто друзья». А уж если Юнхо спросит, откуда Сан узнал, то тот точно не сможет соврать. Он ненавидит враньё. Он не может врать человеку, который зачем-то из раза в раз вытаскивает его по оценкам, прикрывает от разборок с учителями и единственный согласился вернуть в жизнь Чхве Сана единоборства. Дзюдо, к которому он не прикасался несколько лет. Сан ненавидит враньё и не хочет думать, что врёт прямо сейчас. И уж точно он не собирается признавать. Неважно, ценитель его друг мужских задниц или нет – а Чхве Сан никогда не признает, что у него встаёт на парня. На блядского, мать его, Чон Уёна.       Остаток тренировки проходит за собиранием матов и утаскиванием их в подсобку. Сан настойчиво загоняет Юнхо обратно в зал, чтобы традиционно поклониться месту занятий искусствами боя. Неважно, что это всего лишь спортзал школы, ведь Сану нравится чтить ритуалы. Он всё больше скучает по большому спорту и благодарен не только стенам, позволившим ему отточить свои умения. Кланяясь, он мысленно благодарен Чон Юнхо за эту возможность. Тот, впрочем, уже куда-то торопится и переодевается со скоростью света. Сану лень вникать в его очередные дела совета, да и самому стоит поторопиться. Странно, что Ёсан ещё не заныл ему все уведомления о том, как ждёт на улице и поскорее хочет к Лорду. Юнхо, наскоро расчесав подмокшие волосы, прощается и выскакивает за дверь. Сан не хочет думать о том, что дышать становится намного легче.       На улице будто вновь лето, но обманчивое тепло то и дело прерывается порывами прохладного ветра, который то и дело заскакивает под расстёгнутый пиджак. Не хватает ещё задуть себе спину. Сан морщится на послеполуденное солнце. Зима подбирается слишком неуклонно, и обманчивый солнечный свет всё же намного тусклее летнего. Вот бы Чон Юнхо не замечал таких тонкостей в поведении Чхве Сана. Он размашистым шагом идёт к воротам, ожидая увидеть у припаркованного байка топчущегося брата. Но чувствует лишь дежавю. Там стоит Чон Уён.       Спасибо, что не вновь сидит на сиденье, раскинув свои блядские ноги. От воспоминаний дыхание сбивается само собой, а внутри поднимается острое раздражение, что глушит малейшие попытки мозга подкинуть ещё каких-то деталей их прошлой... встречи. Уён отвлекается от телефона и сладко улыбается. Челюсть сводит от желания влепить уже лично ему оглушающий в оба уха. Если эта сволочь будет стоять на парковке до прихода Ёсана, то Сан за себя не ручается.       – Чхве Сан! – От приторного тона передёргивает, пока Сан сосредоточенно пристёгивает сумку к багажнику. – А братик твой уехал, его сегодня не будет!       Сан вскидывает голову, хмуро глядя на привалившуюся к воротам фигуру. Блондинистые волосы Уёна блестят на солнце особенно ярко.       – А чё он мне не написал? – сквозь зубы бросает Сан, пока внутри плещется теперь ещё и замешательство.       С чего бы Ёсану сливаться с дня, которого он ждёт всю неделю?       – Ну... – Уён хихикает. – У него, скажем так, много новостей. Хочешь, расскажу, пока будем гулять с лучшим псом на свете?       От искренней и незамутнённой наглости этой шлюхи хочется выдать сразу несколько разнокалиберных фраз. Но особенно Сан злится на Юнхо. Куда опять свалил чёртов Чон Юнхо, когда может здесь и сейчас взять их с поличным?       – Нахер иди, – наконец выдаёт Сан и звякает ключами от байка       – А если взамен дам тебе эту штучку? – с готовностью мурлычет Уён.       Медленно Сан поднимает взгляд и с тоской чувствует, как внутри всё опускается от жгучего бессилия. В пальцах Уён вертит его наушник, который, как он думал, потерял неизвестно где.       Воспоминания придавливают лавиной. Наглая рука, скользящая по его уху, комментарии про трек, блядские губы, жар прижимающегося тела... Сан кривится, перекидывая ногу через сиденье, и с трудом заводит байк. Он легко может купить себе новые хоть прямо сейчас, по пути домой. Он может.       – Только на своей тачке поедешь, – цедит он сквозь зубы, и всё же не в силах себя сдержать: – Не представляю, кому и сколько пришлось сосать на неё, и знать не хочу.       Он газует, как только охрана распахивает ворота, но заливистый звонкий смех Уёна ещё долго звучит в ушах вместе со встречным ветром.

* * *

      В кафе неподалёку от академии, где обычно собираются ученики после уроков, было бы намного проще. Однако Минги забрался далеко и теперь с лёгкой осторожностью вертит в руке чашку с кофе. Его спутник в этом плане намного проще – Хонджуну всё в новинку, и он вечно отвлекается от темы на предметы интерьера. Вот и теперь пытается анализировать абстрактную картину на стене около их столика, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону.       – Это очень интересно, ты сам попробуй! – сквозь улыбку тараторит он и посмеивается. – Как психотерапия, тут каждый своё видит, вот я, например...       Минги переводит взгляд на разноцветные кляксы и не видит ничего, кроме них же. Картина ему не нравится. От обилия оранжевого и розового вот-вот разыграется чёртова тревога, на что Минги лишь своевременно делает глоток кофе. Неплохо сваренного. Вспоминаются все категории критики этого напитка от отца, когда им с матерью ещё было хоть какое-то дело до собственных детей.       – Ты зря десерт не брал, я клянусь, это лучший тирамису в моей жизни, ну кроме, конечно, Флоренции, где...       Удивительным образом у Хонджуна не кончается дыхалка. Того впору пригласить на школьное радио, ведь пока неугомонный собеседник забивает эфир, Минги успел прослушать штук пять развёрнутых жизненных историй, в парочке из которых запутался окончательно. Он всё не может собрать мысли в кучу и решить, как поступать дальше.       Совесть подъедает исподтишка, пока в голове крутятся бесконечные восхищения Уёна, когда очередная западная знаменитость делает каминг-аут. Друг и сам грезит Европой, надеясь через академию убежать на радужные поля и лазурные берега, но Минги старается смотреть на мир чуточку реальнее. Он не представляет себе, каким образом мог бы объявить знакомым, что встречается с парнем. Ни пацанам-старшеклассникам, ни Чхве Сану, который в лучшем случае засмеёт, а в худшем – спровоцирует на лишние конфликты. Минги кажется, что если и начинать отношения, то делать это стоит по правилам.       Он рассматривает длинные ресницы Хонджуна, что видны даже с расстояния через столик, пока тот отпивает свой огромный латте и прикрывает глаза. Хонджун красивый. Не делано красивый, как Уён, что полжизни готов положить на свою безупречную внешность, а натурально. От природы с симпатичным личиком и припухлыми губами, а также с очаровательно живой мимикой. И Ким Хонджун стесняется будто бы всего и ничего в конкретике. Хихикает и розовеет от задумчивого взгляда Минги на себе, но будто и не парится, что оба они – парни. Надо отдать ему должное, ведь цветы до этого Минги ещё никто не дарил. Дискотека на президентской вечеринке украшена воспоминаниями об этом смелом поступке. Может, Хонджун даже смелее их всех. Страшно представить, каково ему пришлось в первые дни в академии среди жаб и гадюк всех мастей. Но прошёл почти месяц, и уже будто никто и не вспоминает, что когда-то новенький разительно отличался. Почему-то об этом вспоминает только Сон Минги.       Он хмыкает, когда от смущения Хонджун едва не обливается кофе, и тянет руку через стол к салфеткам, чтобы вытереть пару капель на его щеке.       – Наш Бэмби, как всегда, на водопое... – насмешливо тянет он и вздрагивает, когда рука Хонджуна ударяется о его запястье.       Тот тоже тянулся за салфеткой, едва не подпрыгнув на стуле от неожиданности. Минги ломает комедию, пораженчески опуская голову и поднимая руки вверх, мол, на этом его полномочия всё. Слышится звонкий смех, и когда Минги вновь поднимает взгляд, то видит, как Хонджун прячет за салфеткой половину лица и лукаво смотрит в ответ. Наверное, даже не догадывается, каким влюблённым выглядит. Минги знает эту эмоцию с малых лет, наблюдая за Уёном. И почему-то ему совсем не радостно.       – А ты всё же попробуй десерт! – находит в себе силы Хонджун, комкая салфетку и решительно припечатывая к столешнице. – Давай, попробуй, хоть кусочек!       Он поддевает длинной ложкой крем и тянет руку вперёд, сияя задорной улыбкой. Кажется, Минги мотает головой даже быстрее, чем хотел, и хватается за свой кофе. Что с ним происходит?.. Уён постоянно так делает, порой даже посреди столовой, и никто не собирается задавать Сон Минги лишних вопросов по этому поводу. Может, дело в Уёне? Или в Юнхо, с которым никто из учеников не хочет связываться в случае любых конфликтов касательно его негласного бойфренда?       Под мысли о Чон Юнхо мрачнеет даже Хонджун, хоть и не обладает навыками телепатии. С каждой секундой Минги чувствует себя всё большим и большим ублюдком. Даже когда Хонджун находит в себе силы вновь загореться улыбкой, то заново тараторить у него уже не получается. Похоже, смутился слишком сильно, и теперь старательно пережёвывает свой десерт, глядя строго в чашку. Это чертовски мило. От напряжённых метаний уже начинает побаливать центр грудной клетки, но Минги всё ещё не знает. Не может понять даже, в каком ключе ему нравится Ким Хонджун, пока тот – очевидно – уже привязался. Как любит говорить Уён, мальчик поплыл.       Минги тяжело вздыхает. Это не укрывается от Хонджуна, что поднимает молчаливый внимательный взгляд от чашки. Любые отношения даются Сон Минги слишком тяжело и заканчиваются слишком быстро. Девчонки по одному и тому же сценарию душат его звонками, требуя к себе всё больше внимания, а когда начинают рассуждать об ответственности... Вот тогда отношения и заканчиваются. Минги неспособен отвечать даже за себя. Он даже по пальцам одной руки может пересчитать пати, которые помнит от и до. Вечеринку в доме Пак Сонхва он помнит полностью. Вечеринку в доме Чхве Сана не помнит нихрена, отчего желудок болезненно и уже слишком привычно скручивается. Фигура улыбающегося Юнхо, что протягивает ему стакан с виски в номере отеля, отчётливо стоит перед глазами. Минги это точно не приснилось.       – Эй, ты как? – осторожно и внимательно спрашивает Хонджун, возвращая в реальность.       В реальность, где Минги не хочет ни видеть его слёз, ни слышать оскорблений и пожеланий спиться в ближайшей канаве. Хонджун – попросту очаровательный собеседник, он умный, он с горой всевозможных интересов, он моментально придумывает классные шутки по любому поводу и он подкупает своей искренней непосредственностью. Минги не хочет, чтобы это всё исчезло за недомолвками и драмами. Он так отчаянно не хочет ничего испортить, что стискивает зубы. Пытается собраться с мыслями. Он должен это сделать.       – Послушай, я...       В горле чёртова пустыня Сахара, а собственный голос звучит так невнятно, что Минги едва не возводит глаза к небесам. Вот бы кто ему помог. Какие-нибудь высшие силы, что решили бы их с Хонджуном отношения на берегу, до запрыгивания в общую лодку и первого шторма.       – Я хотел поговорить о том, что случилось.       Гул в ушах лишь нарастает, пока ещё недавно сияющий Хонджун тускнеет на глазах. Сердце сжимается, когда тот опускает глаза на свою чашку и неотрывно рассматривает гладкий блестящий бортик. Догадывается ли он?       – Я что-то не так сделал?.. – с невыносимой грустью в голосе бормочет Хонджун.       Минги видит его глаза лишь отчасти и может поклясться, что в них происходит нечто очень страшное. Он видит, как Хонджун старается моргать поменьше и медленней, но его большие и печальные оленьи глаза блестят всё сильнее.       – Я не уверен, что нам стоит продолжать, – сквозь чудовищные муки совести выдыхает Минги.       Он всё наблюдает за малейшей реакцией Хонджуна. Будто тот может в любую минуту взорваться, как делала одна из его девчонок. Или же кинуться в слёзы прилюдно, как другая. В голове крутится лишь навязчивая мысль, что так правильнее.       – ...понимаешь, я думаю, что не стоит торопиться, и... – эпично пытается давать заднюю Минги, ненавидя себя заранее, но прерывается тихим полушёпотом:       – Я понимаю, не переживай.       На Хонджуна страшно смотреть. Тот всё никак не может оторвать взгляд от собственной чашки и слегка дёргает бровями. Будто хочет нахмуриться. Или же будто боится лишний раз пошевелиться. С чудовищной силы вздохом Минги опускает взгляд следом, машинально покусывая губу. Сволочью он был, ублюдком был, скотиной тоже был. Ничего нового, однако покорное молчание Ким Хонджуна вытрясает из него всю душу. Он будто лично затоптал какой-то очень красивый цветочек, который просто рос на обочине, никому не мешал и тянулся к солнышку каждый день. Хочется сказать что-то ещё, чтобы хоть как-то сбить градус напряжения, но Минги лишь вздрагивает.       Столешница под ладонями ходит ходуном, и в следующий миг слышится звон расколовшейся керамики. Вскинув голову, Минги натыкается на испуганный взгляд огромных глаз. Хонджун прижимает ладони ко рту, пока осколки его чашки покачиваются на полу. Под наблюдением обернувшихся посетителей к ним спешит официант, пока Хонджун не отнимает рук и пытается что-то бормотать.       – Не парься! – выпаливает Минги и хочет протянуть руку, чтобы похлопать того по плечу.       Но Хонджун вскакивает с места. Щёки его пылают от стыда, но из взгляда никак не уйдёт жуткий страх. Будто этот парень призрака увидел. Неужели Минги понравился ему аж настолько?..       – Мне... пора домой! – наконец-то находится Хонджун и хватает за ремень сумку, висящую на спинке стула.       – Погоди, может...       Всё так же бессмысленно Минги опускает протянутую руку на стол и провожает щуплую спину Хонджуна за дверь, которая хлопает с переливом колокольчиков музыки ветра на входе. Совесть точит о него когти и пробует на острый зуб, но Минги уговаривает себя, что поступил правильно. Много кому будет проще не завязывать с ним никаких долгосрочных отношений, а уж тем более такой печальной участи не хочется для доброго и светлого Ким Хонджуна.

* * *

      От непрерывного смеха у Уёна болит живот, а щёки сводит столько улыбаться, но он продолжает. Шагает по парковой аллее, пока Лорд упрямо тащит его вперёд, заставляя вытянуть руку с обмотанной вокруг запястья лентой поводка. Когда пёс поворачивает мохнатую морду, которую классический окрас породы хаски делает немотивированно суровой, то тут же разрушает стильный образ разинутой пастью с высунутым длинным языком. Уён заливается каждый раз, пребывая в полном восторге. Он уверен, что неспроста питомцы так похожи на своих хозяев. Чхве Сан тоже кажется суровым, пока не начинает возиться со своим псом. Вот и сейчас на лице его можно увидеть радость вперемешку с удивительной нежностью, когда разыгравшийся Лорд подскакивает и прыгает перед ним, виляя хвостом.       – Тут люди, веди себя прилично, – беззлобно бросает Сан и треплет пса по холке.       – Лорд, не слушай его, – мигом дразнится Уён и показательно переходит на походку от бедра. – Мы тут с тобой са-амые неприличные!       Он поднимает руку с поводком и на ходу прокручивается под натянутой лентой, копируя движение из вальса. Идущие навстречу собачники с пекинесами в бантиках посмеиваются и позволяют Лорду поздороваться. Похоже, бравого, но воспитанного бойца здесь все знают и не боятся, ведь это не первые его друзья за весь путь. Уён пытается выцепить глазами степень бешенства Чхве Сана на своё поведение, но тому очевидно – и удивительно – будто бы вовсе плевать.       – Как вы так выдрессировали своего хаски? – улыбается Сану высокая женщина, пока её пекинес с белым бантиком на макушке бегает между высоких лап Лорда и путает их поводком. – Это же безумно сложная порода!       – О, знаете, это мастер командовать! – дружелюбно встревает Уён вперёд хозяина. – Ладно его пёс, вы бы видели, как все команды знает его брат!       Он от души смеётся, пока женщина не подхватывает, осознав смысл шутки. Украдкой Уён косится на отвернувшегося Сана вновь и замечает, как выпирают его острые скулы вполоборота. Мерзавец давит улыбку и думает, что этого не видно. Настроение становится всё лучше и лучше. Женщина интересуется гербом на форме Уёна, и тот охотно посвящает её в смысл геральдики и символа короны. Рассказы о наследии европейских монархов заставляют женщину с удивлением переводить взгляд с него на Сана и обратно. Уён явно больше похож на ученика элитной академии, чем переодевшийся в спортивный костюм Чхве Сан. Тот заметно киснет и приседает на корточки, помогая повязанному Лорду выпутаться из чужого поводка. Слышится невнятное «что ты таращишься, это всё равно кобель, просто причёсанный», пока Уён старательно отвлекает хозяйку разодетого пекинеса светскими беседами. В этом ему равных нет с тех пор, как мама стала брать его на приёмы. А произошло это так давно, что первый выход в свет Уён даже не может вспомнить. Они расходятся с пекинесами на приятной ноте, но Сан всё так же немногословен. Удивительно, как тот вообще согласился на столь идиотскую авантюру. Уён и не надеялся, что Сан даст ему поводок, но тот и спустился обратно достаточно быстро, и Лорда доверил, и о назначении брата слушал ну очень внимательно. Даже смутно радовался, отчего до сих пор щемит в грудной клетке. Удивительно, насколько Чхве Сан простой в своих эмоциях. И очень жаль, что они с Ёсаном никак не поладят окончательно.       – Чхве Сан, я не могу на это больше смотреть! – картинно возмущается Уён, привлекая внимание. – Я видел, что Лорд может гулять без поводка, давай снимем, он же задушится!       – Уверен? – хмыкает Сан с долей насмешки, и суёт руки поглубже в карманы куртки с тремя полосками. – Он тогда решит, что мы бегаем, а ты к этому, поверь, не готов.       – Ой, зануда! – смеётся Уён и наклоняется к высокой холке Лорда. – Я после полёта по асфальту с этим красавцем ничего не боюсь.       Он отдаёт поводок в руки Сана, который тут же машинально принимается сматывать широкую ленту в круг. Лорд ещё не понял, что свободен, и виляет хвостом, навострив уши на топчущихся неподалёку голубей. Наконец он оборачивается и смотрит едва ли не в душу. И Уён может поклясться, что этот пёс коварно прищуривается.       В следующий миг он едва успевает увернуться от тяжёлых лап и отпрыгивает в сторону. Лорд с радостным лаем продолжает попытки сбить его с ног, пока Уён может лишь шарахаться и громко смеяться в ответ.       – Ну беги! – сквозь ухмылку повышает голос Сан, делая пару шагов в сторону.       И Уён бежит. Сначала по аллее, заставляя голубей стайками взмывать ввысь, распугивая прохожих, а после сворачивает на парковый газон. Лорд вприпрыжку бежит рядом, всё норовя кинуться под ноги, и стремительно у них начинается какая-то своя игра. Уён с громким смехом петляет и кидается в разные стороны зигзагами, пока пёс едва успевает тормозить лапами по траве и менять направление бега. Они кружатся, огибая несколько деревьев, пока Уён не начинает спотыкаться. Ноги от такой нагрузки еле держат, однако Лорд, похоже, только размялся и набирает скорость.       – Всё! – отмахивается Уён на бегу, едва переводя дыхание. – Всё, хороший мальчик, пощади!       Ему совсем не хочется ни падать в траву в светлой форме, ни пачкать её о собачьи лапы. Судя по всему, Лорд иного мнения, и уже почти готов к прыжку, как вдруг оборачивается на короткий свист синхронно с запыхавшимся Уёном.       – Лорд, ко мне! – вальяжно подзывает Сан, стоя на краю аллеи, и нехороший мальчик в секунду становится паинькой.       Он рысью бежит к хозяину и виляет хвостом, пока Уён едва не сгибается от колких ощущений в боку. На дрожащих коленях он тащится следом, вымученно улыбаясь и просто веря в водостойкость своего макияжа. Такое кардио ему ни один из парней не устраивал, хотя псин среди них было предостаточно. Уён насилу переводит дыхание и лезет в карман пиджака. Удивительно, как в процессе игр он не выронил телефон, но тот на месте, как и маленький беспроводной наушник. Дрожащие пальцы подцепляют его не сразу, но Уён всё же вытаскивает трофей и на вытянутой руке суёт в лицо Чхве Сана.       – На... – с трудом выдыхает Уён. – Ты был прав, забирай.       Он тяжело сглатывает, пока Сан в ответ откровенно ржёт и быстрым движением выдёргивает наушник из слабеющих пальцев.       – Иди присядь, слабак! – издевается Сан, но перечить ему нет сил.       Махнув рукой, Уён едва переставляет ноги и падает на скамью вдоль аллеи. С огромным удовольствием вытягивает ноги и ложится на деревянную спинку, пока прямо перед взором Чхве Сан наскоро гнётся, разминая спину, после чего приседает в позицию низкого старта, выставив левую ступню вперёд.       – Ну что, Лорд, наперегонки? – обращается он к псу, который мигом становится рядом и не сводит с хозяина внимательный взгляд. – На старт, внимание... Марш!       Оба срываются с места так быстро, что Уён едва успевает моргнуть. В который раз он восторгается физической формой Чхве Сана и успевает только проводить удаляющихся бегунов взглядом в конец аллеи.       – ...ага, и вам до свидания, – бормочет Уён вслух и запрокидывает голову.       Кроны парковых деревьев образуют над аллеей зелёную арку, что уже понемногу желтеет отнюдь не от заходящего солнца. Дыхание постепенно выравнивается, а вспотевшее лицо обсыхает, пока Уён старается лишний раз не шевелиться.       Он ловит себя на мысли, что сложись обстоятельства иначе, то они бы с Чхве Саном прекрасно дружили. Сколько бы претенциозности ни исходило от главного задиры в школе, вне её Сан оказался до удивительного простым. И, возможно, даже слишком неожиданно добрым. Уён медленно моргает, разглядывая узоры шелестящих листьев.       Он мог бы дружить с Чхве Саном, но, увы, в его голове из двух лучших друзей никто не должен до скрежета в зубах хотеть трахнуть другого. От размышлений отвлекает очередной непонятный шум, но не успевает Уён поднять голову, как ко лбу прижимается что-то холодное. Он недовольно пищит и машинально хватается за внезапную баночку с газировкой, с удивлением сжимая ту в ладони.       – На, освежись! – насмешливо бросает Сан и обходит лавочку, пока довольный Лорд вьётся следом. – Отстань, боец, тебя дома покормлю!       Уён удивлённо моргает, выпрямляясь и рассматривая красную банку колы.       – Ты же в курсе, что она жажду только усилит? – не придумывает он ничего лучше и издевательски хихикает.       – Не мои проблемы, – моментально отбивает Сан и приземляется по соседству.       В раздумьях Уён находится ровно две секунды, после чего с шипением вскрывает банку и с жадностью припадает к ней губами. Холодный и сладкий напиток бодрит моментально, пока Сан сбоку лишь хмыкает.       – Поменьше страдай, на таких, как ты, пахать надо, – бросает он и скалится.       Хочется ответить пару ласковых, но Уён лишь оттирает губы. Пока что рано говорить Чхве Сану о том, сколько тот сможет отпахать с ногами на плечах. Пока что рано. Сан закуривает, с шипением поджигая сигарету, и улыбка от этого спортсмена года лезет на лицо сама собой.       – Чхве Сан... – в порыве радушия медленно склоняет голову на плечо Уён. – А, может, давай таки мириться?       Тот сидит, опершись локтями на колени, и медленно выдыхает дым, пока подозрительно щурится в ответ.       – Без твоих пидорских штучек, надеюсь?       Уён в ответ лишь улыбается всё шире.

* * *

      Непривычно оказаться на охотничьей базе в вечернее время суток, однако на стрельбище повсюду горят фонари, освещая и ряд круглых мишеней в отдалении, и длинный стол для лучшего упора. Чонхо забронировал вариант для новичков, но уже спустя час своеобразного занятия не сомневается, что Чон Юнхо гениален. Тому даётся абсолютно всё. По крайней мере, своё помповое ружьё он не выпускает из рук, рассматривая со всех сторон с катастрофически очаровательным интересом. Чонхо и не помышлял, что когда-нибудь они смогут поменяться местами, и теперь уже всезнающий староста будет внимательно слушать его лекцию про виды стрелкового оружия. В теории новоиспечённый учитель всё ещё не силён, потому предпочитает сразу показывать на примерах. База не может предоставить Чонхо весь спектр наглядно, даже когда он называет имена своих родителей – некоторое вооружение доступно только спецназу и армии – но на столе в ряд разложены пневматический пистолет и несколько складных ружей, стреляющих пулями и дробью. Юнхо же облюбовал длинное помповое ружьё, которое как раз учится правильно заряжать и разряжать. На десятый раз получается очень даже неплохо. Слегка отогнувшись от стола, Юнхо следит за тем, чтобы Чонхо было видно, что он делает. Чонхо же внимательно наблюдает. Старается не отвлекаться на длинные ловкие пальцы пианиста, хоть и выходит с трудом. И поверить не может.       Не может поверить, что они с Чон Юнхо наедине. Общаются на темы, где Чонхо может блеснуть знаниями, и общаются дольше, чем пять минут. А энтузиазм, с которым староста вполголоса повторяет порядок действий, чтобы запомнить, подкупает слишком сильно. Юнхо и правда интересно. Единственное, в чём разбирается Чхве Чонхо, каким-то образом оказалось интересным для Чон Юнхо. Не иначе, как магия. Хонджун точно заколдовал всё вокруг своим глазом на цепочке, и за это стоит сказать ему лишь спасибо.       – ...и цевьё раз-два, – бормочет Юнхо, двигая деталь затвора в разные стороны, пока не слышит победный щелчок в патроннике.       Он вскидывает голову с довольной улыбкой и перехватывает ружьё поудобнее, пока Чонхо аккуратно похлопывает в ладоши. Он может гордиться собой, ведь объяснил буквально самое сложное. Везёт, что всё оружие на базе, а особенно тренировочное, используется слишком часто. С новой винтовкой они вдвоём возились бы до утра, только лишь разминая заводские пружины, хотя лично новоявленный учитель был бы не против. Когда Юнхо улыбается, глядя в его глаза, то Чонхо за временем не следит и вовсе.       – Хорошо... – пытается сосредоточиться он, и на пробу берёт в руки складную гладкостволку. – Раз ты такой молодец, надо сегодня попробовать и самое интересное...       Чонхо в растерянности хлопает глазами в поисках патронов, пока голова соображает слишком туго и крайне не вовремя решает затормозить.       – А, Юнхо! – Он невнятно помахивает ладонью, вспоминая, что коробочки положил с его стороны. – Можешь дать мне пару на шестнадцать миллиметров?       Склонившись над раскрытыми картонками, Юнхо откладывает ружьё и сосредоточенно водит пальцем.       – Эти? – весело спрашивает он и подкидывает патроны в воздух один за другим, тут же ловя той же рукой.       – Аккуратнее! – слабо восклицает Чонхо, едва не выбросив собственную руку вперёд.       Юнхо в ответ лишь смеётся и поднимает кулак со сжатыми патронами так высоко, что разве только на стол вылезать, чтоб дотянуться.       – Твои в кармане у тебя, – дружелюбно бросает Юнхо и миролюбиво улыбается.       Озадаченно моргнув, Чонхо всё больше теряется в пространстве.       – Ты проверь, они и правда там!       Улыбка Юнхо становится ещё шире, пока он возвращает руку обратно с лёгкостью перекатывает увесистые патроны между пальцев. Чонхо покорно лезет в карман пиджака и с удивлением обнаруживает там необходимые боеприпасы.       – ...но я их туда не клал, – бормочет он, явно выглядя слишком глупо с приоткрытым ртом.       – Магия, – констатирует Юнхо, и очередным ловким движением забрасывает свои патроны обратно в коробку.       Пожалуй, только этот жест способен вывести Чонхо из ступора. Он дёргается и взволнованно продолжает:       – Ты повреждённым патроном можешь себе палец оторвать! Или глаз выбить, там же порох!       – Да брось... – ухмыляется Юнхо. – Там на упаковке лого твоей семьи, ничего с ними не будет.       Замолчав, Чонхо вдруг ощущает лёгкое смущение и опускает взгляд. Иногда его приписывают в родственники Чхве Сану, ожидая, что он будет разбираться в автомобилях, но мало кто в принципе знает про оборонную направленность всего его семейства. Осведомлённости Юнхо не занимать, он же староста и точно имеет доступ в архив.       – Ладно... – Чонхо всё пытается переключиться и быстро закидывает патроны, после чего одним резким взмахом скрепляет ствол обратно.       Это движение стало слишком привычным, однако не ускользает от внимания Юнхо. Тот одобрительно кивает, не отвлекая, пока Чонхо просит повторять за ним. Расставляет ноги пошире и упирается локтями на стол, вжимая приклад в плечо.       – В этих отдача небольшая, но всё равно лучше пока так, – продолжает Чонхо и выравнивает дуло по прямой линии. – Если потом заинтересует охота, а из стойки без опоры попадать не сможешь, то лёжа буквально та же система.       – Охота меня очень интересует... – отвечает Юнхо сквозь улыбку.       Ему в силу роста сложнее приноровиться, и проще вручную поставить его, как надо, чем объяснять, однако Чонхо даже лишний раз смотреть боится. Мысль о том, чтобы трогать Чон Юнхо, взрывает мозг заранее.       – Тогда смотри сейчас на мушку и следи, чтобы она была ровно посередине целика, – бормочет Чонхо и сосредотачивается на мишени в пяти метрах. – Это значит, что ты ствол держишь ровно. Ну и при отдаче оружие обычно вверх заносит, потому наводись немного ниже от цели. Сосредотачиваешь фокус только на мушке, не страшно, если мишень размывается...       Он забывает о неловкости, прицеливаясь и жмуря один глаз.       – И жмёшь курок на выдохе, никуда не торопишься. Давай сначала я, потом ты.       Слышится согласие и Чонхо стреляет. Один раз. Картонную мишень разрывает чуть ниже яблочка. Второй раз. Точно в цель. Пустые гильзы валятся на стол с приятным звоном. Он отнимает приклад от напряжённого плеча и поворачивается к Юнхо, который морщится, потирая ухо.       – Наушники тебе принести? – спохватывается Чонхо, в который раз готовый провалиться под землю. – Прости, я забыл, что это громко, я привык уже...       – Ничего! – останавливает Юнхо и вновь улыбается, устраиваясь над столом. – Боевые, наверное, и покруче шарашат.       – Ну да... – Чонхо сконфуженно улыбается следом, вспоминая тестировки в лаборатории отца. – Я бы взял нам тренировочные, но мой брат всегда говорил... – Он посмеивается, опуская взгляд. – ...что пневматика для кисок.       Неожиданно Юнхо смеётся так громко и весело, что бесконечное внутреннее напряжение сходит на нет в долю секунды. Чонхо расслабляет плечи, продолжая неловко улыбаться, и бережно откладывает своё оружие.       – Я послушаю твоего брата... – довольным тоном тянет Юнхо и набирает побольше воздуха в лёгкие.       Сосредоточенным и с огнестрелом в руках ему идёт всё больше и больше, по мере того, как староста привыкает к этой красивой, но опасной вещи.       – Ты, главное, звук выстрела не жди, а то собьёшься, – тихо добавляет Чонхо. – Просто стреляй.       В тот же миг звучит выстрел. Широкое плечо Юнхо всё равно дёргается в сторону от приклада, но тот успевает сдержать отдачу.       – Резко не жми, плавнее! – Чонхо рассматривает след на мишени, где попадание ушло слишком вбок. – Сначала прижимаешь, чувствуешь сопротивление и плавно жмёшь до конца.       Старательно Юнхо прицеливается снова и повторяет всё, как и было сказано. В его патроннике ещё три единицы, потому Чонхо решает не лезть и дать отстрелять всё. Второй выстрел прилетает чуть ближе к цели, но всё равно с заметным размахом. В который раз Чонхо отмечает, насколько тот стремится разобраться самостоятельно, пробуя и менять упор, и целиться с разных сторон. Ещё два попадают рядом с предыдущим, после чего слышится недовольный вздох.       – Для первого раза семёрка – отличный результат! – подбадривает Чонхо, хоть и сам слегка хмурится.       Он лично не увидел в технике Юнхо хоть каких-то нарушений. Тот даже не дёргался в последние разы, освоив силу сопротивления приклада, но всё равно попадает далековато от центра со столь близкого расстояния. Мозг кипит, пока помрачневший Юнхо складывает ружьё на стол и поглядывает на наручные часы, и вдруг Чонхо осеняет.       – А ну конечно, ты же за мной повторял! – восклицает он. – У меня ведущий глаз правый, как и рука, вдруг у тебя наоборот? Это редко, но бывает!       Приподняв бровь, Юнхо пытается вновь повернуться к столу и проверить, но Чонхо его останавливает, схватив за локоть. Смысл содеянного доходит не сразу, и пару секунд он почти в ужасе стоит, задрав голову, пока сердце пытается пробить грудную клетку насквозь.       – Э-это можно иначе проверить... – с трудом выдыхает Чонхо и убирает руку, но взгляд не отводит.       – И как же? – Юнхо беззлобно хмыкает, однако явно заинтересовавшись вновь.       Пошевелиться крайне сложно, и Чонхо едва может унять дрожь в руках, когда вытягивает их вперёд и складывает большие с указательными пальцы в кольцо.       – Вот так складываешь руки и выбираешь любой предмет... – В своеобразный прицел попадаются коробочки с патронами. – Потом смотришь только на него и приближаешь к лицу. На какой глаз руки притянутся, тот и ведущий.       Ладони привычно тянутся к правому, пока Чонхо в который раз пытается уговорить себя стесняться чуть меньше. Его звёздный час происходит здесь, это его единственный счастливый шанс сблизиться с Чон Юнхо, и он не может снова сдаться. Не после того, как чудесным образом сумел увезти старосту за километры от вездесущих Чон Уёна и Пак Сонхва. Может, они хотя бы смогут подружиться?..       Вновь хмыкая, Юнхо вытягивает руки в свою очередь и вертит ими, выбирая цель. Наконец, он останавливается. И сердце Чонхо, пожалуй, перестёт биться вовсе, когда в «прицеле» оказывается лично он. Юнхо смотрит на него прямо, серьёзно и сосредоточенно, пока выполняет указанный тест. От этого взгляда мурашки бегут по всему телу, а дышать становится всё сложнее. Чонхо не хочет думать, какое у него самого лицо в этот ужасающе прекрасный момент.       – Ух ты! – вдруг восклицает Юнхо и вспыхивает очаровательной улыбкой вновь. – А он и правда левый!       С выдохом облегчения Чонхо отводит взгляд в сторону. Когда-нибудь он привыкнет к этим перепадам настроения, но пока что может с радостью увериться, что Юнхо точно задержится на их занятиях. И это вселяет неведомый доселе бодрый оптимизм.