Seven Deadly Sins

      Хонджун бодрым шагом следует по главной аллее, пока не останавливается перед работающим фонтаном, чьи бьющие вверх брызги кажутся инородными на фоне пасмурного неба. Тёплая погода всё же обещает разразиться дождём, и настроение оттого становится до странности задумчивым. Проведя второй выходной в постели и мучениях по поводу того, что за всем происходящим так и не взял у Сон Минги номер телефона, Хонджун неуверенно, но навязчиво анализировал прошедшую вечеринку. И волнует больше всего отнюдь не внезапный контакт с одноклассником, хоть от воспоминаний щёки и неистово краснеют; а тот эффект, что произвёл на Хонджуна выпитый алкоголь. Если романтика приятно согревает, то предшествующий ей обморок пугает.       – Я же, бывало, и больше пил... – бормочет Хонджун, задумчиво почёсывая затылок. – На этой пати, что ли, наркотики подмешивали?       – Долго собираешься стоять и испытывать моё терпение? – слышится хоть и сдавленный, но холодный голос за спиной.       Хонджун едва ли не подпрыгивает, узнав президентский тон, и шарахается в сторону. Он провожает взглядом ровную фигуру Пак Сонхва, который чеканным шагом проходит мимо.       – Привет, Сонхва, классная была вечеринка, спасибо! – на одном дыхании выпаливает Хонджун вслед.       Однако тот лишь замирает на полном ходу и медленно поворачивает голову. Лицо Пак Сонхва, обрамившееся тёмными волосами от поднявшегося ветра, остаётся непроницаемым, а в глазах поблёскивает сталь. Лишь немного погодя, Хонджун подмечает там нечто странное, но рассмотреть не успевает. Сонхва направляется дальше, поправив сумку на плече, и его ровная спина среди редких затылков спешащих школьников кажется вдруг особенно одинокой.       Мысли о неприятии тянут за собой воспоминания про гадостную сцену в ванной. Поморщившись, Хонджун достаёт из кармана телефон и проверяет чаты. Чонхо дожидается его в классе биологии, Ёсан же пропал из онлайна ещё с середины прошлого дня. Цепкие когти тревоги, что крепнут под пасмурной погодой, удаётся расцепить намного легче, чем в предыдущие разы. У Хонджуна есть друзья. В этой академии он планирует задержаться. И никто не может ему помешать.       Впрочем, заслышав знакомый рокот двигателя со стороны ворот, Хонджун резко прибавляет шагу, помчавшись к главному входу. Пересекаться с Чхве Саном не хочется, особенно в утро понедельника. Войдя в просторный холл, Хонджун вдруг чувствует, что успел привыкнуть к этому месту. Он вполне может сойти за своего, пока статусы учеников стирает хоть и богатая, но одинаковая форма. Академия предоставляет ему всё необходимое, и правила её просты – учиться прилежно, уважать местную иерархию и не выбиваться из общей массы. Ничего, с чем Ким Хонджун не сможет справиться.       Он взбирается по лестнице до кабинета биологии, готовый вывернуть за угол, чтобы сразу открыть дверь, но вдруг испуганно ойкает, врезавшись в кого-то и зажмурившись.       – Прости! – выпаливает Хонджун, и одновременно с облегчением и лёгкой паникой чувствует на плечах знакомые ладони.       – Джун-и! – довольно вскликивает Минги и легонько встряхивает его, непроизвольно с близкого расстояния нависая сверху, как скала. – Как хорошо, что я тебя нашёл!       – Правда?.. – Собственный однозначно тупой вопрос заставляет сконфузиться ещё сильнее, пока Хонджун нервно упирается взглядом в пол. – А я вот... телефон твой не взял, во дурак, прикинь!       В ответ Минги лишь громко смеётся, и, кажется, уже привычным жестом взъерошивает волосы на его макушке. Судя по расслабленному поведению, он не испытывает какого-либо смущения по поводу прошедшей вечеринки. Как вариант, Минги просто её не помнит. Такой вариант Хонджуна не устраивает и даже будит внутри ревностное желание схватиться за огромного одноклассника в ответ, чего посреди людного коридора он не может себе позволить. Хонджун и в принципе не представляет, как между ними могло случиться подобное, да ещё и так быстро. Но пока добродушный Минги рядом, и его тёплая жизнерадостная аура окутывает со всех сторон, то прекрасно вспоминаются и все ласковые поцелуи в полутьме.       Теперь это ощущение выходит на первый план, и Хонджун вопреки смущению задирает голову вверх. Он очень старается, но ничего не может сделать с лёгким румянцем, что приливает к щекам моментально. И, что удивительно, широкая улыбка Минги в ответ вдруг становится до неловкости смущённой.       – Ты мог бы найти меня через соцсети или портал ученического совета... – говорит он, слегка отводя взгляд. – Хотя, а что мне тогда мешало сделать то же самое?..       Абсолютно потерянный образ такого грозного на первый взгляд одноклассника заставляет Хонджуна прыснуть и засмеяться, слегка ткнув кулаком в чужое плечо.       – Вот так они дружно затупили и никогда не пошли на своё первое свидание! – с ехидством подмечает Хонджун.       – Свидание?.. – оторопело хлопает глазами Минги, отчего принимает ещё более забавный вид.       – Так и быть, приглашаю! – Язык бежит впереди Хонджуна, а голос его бодрый и весёлый, пока всё внутри мечется в огне паники. – Сам найду, сам напишу, не переживай!       Стремительно догоняющий ситуацию Минги, вдруг спохватившись, покрепче сжимает Хонджуна за плечи, не позволяя юркнуть под руку и наконец-то позорно сбежать в кабинет.       – Погоди... – Минги вдруг становится серьёзным, отчего внутри всё стремительно сжимается в ожидании удара. – Ты имеешь ввиду?..       Чувство страха и острого стыда впивается в Хонджуна настолько сильно, что в ушах начинает шуметь, а лицо, кажется, становится полностью пунцовым. Он уже сотый раз за несколько секунд жалеет о сказанном и чувствует себя рыбой, выброшенной на берег.       – О нет, стой-стой, я просто!.. – вдруг паникует Минги в ответ и бегает глазами по сторонам. – Погоди, просто... короче, тут не время и не место! – наконец выпаливает он в непривычно суровом ключе.       Хонджун, озадаченно похлопав глазами, благополучно забывает как дышать.       – Джун-и... – выдыхает он чуть мягче. – Давай сходим куда-нибудь на неделе? Что скажешь?       Сквозь толщу стыда трещинами пробивается сначала непонимание, а после и неожиданное облегчение, которое тут же сменяется непреодолимой радостью и вдавливается новой порцией стыда иного толка. Хонджун глубоко вдыхает и пораженчески осознаёт, что от таких эмоциональных скачек утратил способность к человеческой речи. Он находит в себе силы лишь размашисто кивнуть и совершить последний рывок, но не вперёд, как хотелось бы, а вбок, чтобы ошалело ввалиться в класс и с трудом перевести дух.       – Не опаздываем, Ким Хонджун, – слышится уже знакомый подчёркнуто доброжелательный голос старосты.       Хонджун поднимает взгляд в сторону места, где обычно сидит Чон Юнхо, и находит того что-то старательно выводящим в блокноте. Впрочем, нет сомнений в том, что при этом Юнхо умудряется пристально следить за происходящим в классе. Невнятно угукнув, Хонджун подскакивает к своей парте и украдкой кидает ещё один взгляд в сторону старосты. Тот весь погружён в своё дело, пока за его спиной Пак Сонхва со всё таким же каменным лицом смотрит в одну точку на экране телефона. Понедельник начинается крайне странно.

* * *

      Сделав глубокий вдох, Сонхва на выдохе прикрывает глаза и со стуком кладёт телефон на стол. Сам же остаётся стоять. И вновь взглянув на сидящего перед ним Юнхо, старается оперативно собраться с мыслями, обострив все черты лица.       – Из дома пропали деньги.       Собственный холодный злой голос кажется особенно чужеродным в их привычном уютном углу зала библиотеки, но Сонхва изначально не собирался создавать комфорт хоть кому-либо. Даже Чон Юнхо. Особенно Чон Юнхо. Хоть вчера он и проснулся лишь ближе к полудню, долго не понимая, не приснилась ли ему собственная вечеринка, но воспоминания вечера воскресенья всё ещё свежи. Естественно, ещё с ночи всё оборудование вывезли, мусор убрали, полы отмыли, а оставшиеся напитки и еду замаскировали под стандартные закупки. И Сонхва готов был, искренне был готов похвалить своего главного помощника за блестящее заметание следов. Но вновь не может.       Слегка сдвинув брови, Юнхо поднимает усталый взгляд, от которого внутренне передёргивает особенно ощутимо. Сонхва сильнее стискивает зубы под непроницаемой маской хладнокровия, но Юнхо лишь спокойно спрашивает:       – Откуда? Много?       – Прямо из сейфа в кабинете отца. Много, Юнхо.       Выдерживать встречный задумчивый взгляд становится всё труднее, но Сонхва подстёгивает злость и обида. Буквально накануне вечером он претерпевал намного хуже. Отец не кричал, не ругался и, казалось, даже особо не злился, когда в этом же кабинете заставлял сына покорно рассказывать от и до обо всём, происходившем в доме на выходных. Конечно же ему доложила охрана. Естественно, разболтал персонал. Он, само собой, имеет больше власти, и даже запреты от самого Сонхва ничего не значат против его слова. Но отец бы и не спросил. Ему не было бы никакого дела, если бы только не взбрело в голову по возвращении пересчитать то накопление, что хранилось в доме. Щека прошла ещё к утру, но фантомная боль от мощной пощёчины до сих пор колет кожу. Сначала Сонхва получил это. Потом рассказывал, стараясь, чтобы голос не дрогнул ни единый чёртов раз.       И теперь у него масса вопросов к Чон Юнхо, который, кажется, даже не особо переменился в лице. Вопросы эти, что правда, касаются вовсе не проблем безопасности на территории. Пак Сонхва волнует лишь, почему теперь он не может дать волю своим эмоциям. Почему не может возмущаться и размахивать руками, получая участливый взгляд и заверения, что все виновные будут найдены и наказаны. Сонхва волнует, почему его чёртов единственный лучший друг смотрит будто сквозь него, задумчиво касаясь подбородка пальцами. В следующий миг взгляд Юнхо и вовсе исчезает – тот опускает голову, положив руку на столешницу, и принимаясь ритмично постукивать ногтями по поверхности.       – Недоработка, – коротко подмечает Юнхо.       – Недоработка! – язвительно передразнивает Сонхва, чувствуя, что всё же теряет терпение с каждой секундой. – У кого были ключи от всех комнат, Чон Юнхо? Кто мне клялся, что все их закрыл?       – Это был кабинет твоего отца, – слышится сдержанный ответ, пока Сонхва шипит сквозь стиснутые зубы и скрещивает руки на груди. – Я его открывал по твоей просьбе.       – Ты мне собираешься сказать, что без отдельного приказа не способен был закрыть его обратно?!       – Я его не закрыл.       От внезапной жёсткой перемены тона в его привычно мягком голосе Сонхва передёргивает. Он встречается взглядом со взглядом прямым и крайне серьёзным, еле сдерживаясь, чтобы не опустить глаза в пол в свою очередь. Им не нужно слов, чтобы понимать, о чём идёт речь. И если бы Сонхва хотел об этом думать, то не гнал бы из головы даже намёки на смутные воспоминания из того самого кабинета. Тишина затягивается, скрадываясь библиотечным пустынным спокойствием.       Нарушает её Юнхо, что тяжело вздыхает, вновь отведя взгляд в сторону. Покусав нижнюю губу изнутри, Сонхва старается мысленно сосчитать до десяти. Он не хочет думать о поцелуе со своим лучшим другом. Какими бы ни были обстоятельства, сколько ни было бы выпито алкоголя. Юнхо забыл закрыть дверь по этой причине. Впервые в жизни Чон Юнхо что-то забыл, и оттого на него почему-то даже не хочется злиться. Сонхва в принципе чувствует лишь странное облегчение от найденного контакта, а потому может лишь молчать, глядя в сторону, противоположную отведённым чужим глазам.       – Будешь помилован, если найдёшь эти деньги.       Хоть Сонхва и старается, но в голос всё никак не хотят возвращаться нужные стальные нотки. Потрёпанный событиями прошлого вечера, он не хочет проводить воспитательные беседы и разборы полётов. Ему нужен его друг, а не подручный секретарь, по которому явно виднеется усталость от нескончаемых проблем. Юнхо пугает своими переменами.       Его привычный заботливый Юнхо кажется непрошибаемой стеной, и Сонхва не находит в себе сил ни на что другое, кроме как сделать шаг в сторону и уставиться в окно невидящим взглядом. Он не хочет размышлять о том, что их дружба может рушиться в этот самый момент. И уж тем более он не хочет даже краем сознания касаться произошедшего в кабинете. Не думать и не вспоминать, сделать вид, что ничего не было – вот чего хочет Сонхва в этот самый момент.       Но слышит лишь шорох стула и с мрачной горестью понимает, что Юнхо принял очередной приказ и собирается уходить. Сонхва думает о том, как давно стал общаться со своим лучшим другом посредством указаний, и не может вспомнить конкретный момент. Равно как и не может теперь понять, как иначе могло бы быть. Юнхо всего лишь всегда рядом. И всего лишь делает всё, что ему говорит Сонхва. Разве может быть иначе?       И тело замирает само собой, когда шаги за спиной начинают не удаляться, а приближаться, а чужая рука, спустя пару секунд, размеренно ложится на его окаменевшее плечо. Слышится примирительный вздох.       – Прости, что у тебя из-за этого проблемы, – мягко проговаривает Юнхо, пока Сонхва неосознанно даже для себя душит все внутренние попытки искать в этом тоне подвох. – Я найду вора. И советую присмотреться к Кан Ёсану, ведь его я видел меньше всех.       Только-только оформившиеся попытки успокоения, что дарит так желаемо привычное расположение со стороны, в одну секунду идут трещинами и с грохотом разваливаются, улетучиваясь в открывшуюся бездну. Сонхва на секунду зажмуривается, радуясь, что не видно его лица. Не видно глаз, полных ужаса и яростного отрицания.       Он был пьян. Он был очень пьян. И он до последнего надеялся, что Кан Ёсан на коленях перед ним был попросту идиотским сном. Однако безжалостно детальные воспоминания обрушиваются на Сонхва с размахом цунами.       – Я не уверен, что он мог бы... – почти шелестит Сонхва, чувствуя, как внутренности скручивает тревога неизвестного толка.       – Откуда тебе знать?       Голос Юнхо звучит почти привычно, участливо и заботливо, хоть и продолжает сквозить подавленной усталостью. И теперь этот голос режет по живому, заставляя едва ли не дёргаться в желании самому сбежать прочь.       Сбежать вновь. Голова отзывается болью от свалившегося напряжения, но Сонхва находит в себе силы ответить максимально ровным тоном:       – Потому что я об этом позаботился.       И он почти не врёт, внутренне безжалостно насмехаясь над самим собой. Позаботился. Предположения Юнхо не лишены смысла, ведь Кан Ёсан всегда был и остаётся тёмной лошадкой, сочащейся злобой и желанием ткнуть из-за угла. Он мог сотворить буквально что угодно, раз сумел забраться в дом вопреки всем запретам. Стоит проверить эту теорию, ведь, что бы ни случилось, у Сонхва нет причин сомневаться в лояльности своего лучшего и, несомненно, единственного друга.

* * *

      По кабинету алгебры и геометрии то и дело прокатывается шелест бумаги и приглушённые переговоры поделившихся на группки учеников. Понедельник не щадит самыми неожиданными пробными тестами перед контрольной, а после написания предстоит ещё и проверить результат у соседа. Юнхо скрипит ручкой, сосредоточенно подчёркивая и перечёркивая цифры в последнем развёрнутом задании. Ким Хонджуну крайне не повезло попасть в одну группу к нему и Сонхва. Если последний почти скучающе рассматривает два листа старосты, к которым при проверке даже не прикасается за ненадобностью, то сам Хонджун то и дело нервно покусывает колпачок ручки над президентской работой. Новенький в принципе чувствует себя неважно, постоянно отвлекаясь на размашистые движения Юнхо над своими листами и, похоже, боясь найти в тесте Сонхва что-нибудь неправильное. Особенно опасно это, когда президент сидит в непосредственной близости, а сам Хонджун вынужден неудобно вывернуться с парт впереди и проверять тест прямо перед правящей верхушкой.       Чон Юнхо не жаль его ни единой секунды. Он сдерживает улыбку, сохраняя самый невозмутимый вид, и искренне забавляется от того, как новенький едва ли не вздрагивает, стоит скучающему Сонхва пересесть поудобнее или просто пошевелиться. Из всех напастей этого дня возможность поиздеваться над Ким Хонджуном, да ещё и чужими руками, особенно радует. Однако мысли с трудом концентрируются на одном деле. Хоть Сонхва и нацепил невозмутимый вид ровно в ту же секунду, как покинул библиотеку, но в его позе сохраняется напряжённая сдержанность. А так как сидит он буквально под боком, то и самому Юнхо сложно привести голову в порядок.       Первые две недели с соответствующим ворохом проблем завершились, и теперь учебный процесс должен пойти плавнее. Из массовых активностей ученического совета намечается только День учителя, который будет нескоро, и теперь участники могут плотнее заняться локальными кружками, до которых президенту особого дела нет до ближайшего собрания в конце месяца. Школьная жизнь входит в привычное русло. Даже общежитие уже не кажется чем-то неотъемлемым для большинства учеников. Они ко всему привыкают достаточно быстро. И Юнхо хочется верить, что и они с Сонхва сумеют привыкнуть к новому порядку вещей между ними. Смирение с неизбежным для самого Юнхо проходит поэтапно: он всё пытается принять, как данность, что смысл их дружбы сошёлся на внезапном поцелуе ровно посреди атрибутов всего того, что Сонхва не любит, но неизбежно впитывает в себя. Пак Сонхва избегает, боится и, скорее всего, в глубине души ненавидит своего отца, но слишком уж старается походить на него во всём. За это Юнхо на него злится. По поводу этого и боится, что незримая стена отчуждения однажды выстроится не только между Пак Сонхва и обществом, желающим видеть лишь образ президента. Юнхо боится, что эта же стена неумолимо окрепнет между ним и его другом. Этапы идут один за другим, и как ни старается сам Юнхо придумать пути к отступлению на предыдущие рубежи – он уже сделал этот шаг. Всё уже изменилось.       Он крепче сжимает ручку, почти продавив пером бумагу. Он отказывается принимать мысль, что ошибся. Откровенно испуганные глаза лучшего друга, замершего в дверях кабинета своего отца, отчётливо застряли в памяти. Юнхо на секунду жмурится и медленно выдыхает, машинально просматривая исправленную задачу. В исправлении нуждается абсолютно всё в этой школе, начиная с методов преподавания и заканчивая нездоровой политикой её директора. Благодаря этой политике в стенах элитной европейской академии, первой и уникальной в своём роде, учится такая откровенная бездарность, как Ким Хонджун. Необразованный, нерасторопный и неимоверно наглый. Не принимающий правила. Лишний.       Юнхо отодвигает свои листы на середину парты, позволив себе мимолётную слабость, и потирает переносицу двумя пальцами. Ему предстоит навести здесь порядок. Но перед тем стоит уложить по полочкам весь бардак, образовавшийся в собственной голове. Сонхва незамедлительно кладёт свои листы поверх отодвинутых и спешно убирает из поля зрения руку в кольцах. Слишком быстро, как кажется самому Юнхо. Краем глаза он подмечает, как президент вновь выпрямляется, уставившись в окно, на котором уже начинают собираться мелкие капли моросящего дождя.       – Ким Хонджун, время вышло, – подаёт голос Юнхо, в идеальных интонациях сохраняя доброжелательность. – Давай сюда.       Тот лишь вздрагивает, пораженчески опуская голову, и покорно позволяет отобрать у себя проверенный тест. Когда же Хонджун собирается спешно отвернуться, Юнхо его моментально одёргивает:       – Погоди пока.       Голос звучит всё так же мягко, пока рука старосты заносится над работой Сонхва. Уныло вздохнув, Хонджун укладывается подбородком на скрещенные локти, пока Юнхо буквально чувствует, как внимательный взгляд президента упирается в проверяемую работу. Юнхо медленно проводит пером вдоль правильных ответов.       – Ким Хонджун, – как бы невзначай заговаривает староста, и перечёркивает первую ошибку под едва слышное цоканье Сонхва сбоку. – Ты ведь помог Кан Ёсану попасть на вечеринку, верно?       Продолжая просматривать ответы, Юнхо самой макушкой ощущает сразу два пристальных взгляда.       – Нет... ну то есть... – сквозь сухое горло начинает Хонджун, но осекается.       – Можешь не оправдываться, это и так ясно, – невозмутимо продолжает Юнхо, так и не отыскав ещё ошибки в буквенных вариантах и переходя к развёрнутому ответу. – Дело в том, что мне нужно выяснить, где он находился втечение вечера.       Идеально ровные цифры и фигурные скобки, выведенные рукой Пак Сонхва, складываются в верное решение. Юнхо слегка приподнимает брови, едва не отвлёкшись на то, чтобы похвалить президента, но в этот момент Хонджун подаёт голос вновь.       – Я... – он пожёвывает нижнюю губу. – Ну ты видел же, я там валялся полвечера... Отстой какой. – Новенький неловко фыркает, помолчав, и вдруг осторожно спрашивает: – А что-то случилось?       Юнхо резко отрывает взгляд от бумаги и встречается с испуганными глазами напротив. Только-только улёгшаяся злость вспыхивает внутри с новой силой, откликаясь на откровенное нахальство этого мелкого оборванца. Ким Хонджун лезет везде. Ему, похоже, жизненно необходимо задавать вопросы, которые не должны его интересовать.       – Случилось, – сквозь зубы отвечает Юнхо, и сдерживается, чтобы не дёрнуться от внезапного пинка коленом под партой.       Хонджун, удивлённо похлопав глазами, осторожно отлипает от столешницы, но вновь открыть рот не успевает, ведь в этот же миг над дверью снаружи раздаётся оглушающая трель звонка с урока. Как по команде, новенький подскакивает и принимается рассыпаться в дежурных благодарностях, раскланиваясь то перед президентом, то перед его главным помощником. Юнхо слегка поджимает губы, складывая все листы в ровную стопку и не поднимая глаз. Через пару десятков секунд от Хонджуна и след простывает, но с удивлением Юнхо обнаруживает, что и сам президент наспех кидает вещи в сумку. Ощутив на себе вопросительный взгляд, Сонхва замирает и резко поворачивает побелевшее лицо.       – Ты идиот, Чон Юнхо, – злобно цедит он сквозь зубы и продолжает торопливо сгребать канцелярию со стола. – Может, сразу по радио объявишь, что у тебя тут, мать твою, случилось?!       – Что я сделал не так? – мрачно спрашивает Юнхо, чувствуя, как внутренне холодеет от ответной злости.       Наконец справившись с молнией сумки, Сонхва вскакивает на ноги, с шумом отодвигая свой стул прочь, и бросает на Юнхо гневный взгляд сверху вниз.       – Всё, – едва слышно шипит он, машинально одёрнув отглаженный пиджак. – Не лезь в это больше. Дальше я сам.       С этими словами Сонхва быстрым шагом срывается с места и, пролетев через проход между партами, скрывается в людном коридоре.

* * *

      Ступеньки сменяются одна за другой, пока Ёсан сужает свой взгляд до тоннельного и будто бы намеренно старается выбирать самые далёкие и безлюдные пути к кабинетам. Обходные пути. Его лихорадит от одной лишь мысли, что в каком-то из коридоров замаячит знакомая пугающе ровная спина. Ёсан старается вырвать из памяти хоть сразу всю треклятую вечеринку, но мозг услужливо подкидывает слишком чёткие картинки. Издевательский смех Сонхва звучит в ушах слишком громко. Тело помнит и руку, сжатую на волосах, и железные кольца, что впились в кожу. Разум то и дело возвращается к ощущению безвольности и покорности, от которого сводит грудь, а температура тела всё пытается скакнуть на пару градусов выше.       Он пытался забыть. Проваливался весь выходной в бесконечный сон, полный ярких сновидений. С президентом, который уходил вдаль по тёмным коридорам, смерив его уничтожающе холодным взглядом. С насмехающимися одноклассниками, к которым присоединялись и другие параллели. С убийственной тишиной и непроглядной тьмой, в которой Ёсан тонул и задыхался. Его день сурка, где привычной стала тяжесть в конечностях и боль в груди, продолжается. Ноги едва переставляются, но слух напрягается на каждый шорох. Ёсан намеренно опоздал на каждое из прошедших занятий. Намеренно пролежал на партах все перемены, уткнувшись лицом в скрещенные локти. Он даже не пытается осмыслить произошедшее – практика подсказывает, что нужно просто ждать.       Носок ботинка предательски цепляется за край последней ступеньки, и Ёсан, пошатнувшись, едва успевает уцепиться за перила. Дрожащие пальцы моментально передают импульс всему телу. Согнувшись, он крупно вздрагивает и не сдерживает всхлип, оседая прямо на лестницу. Кажется, слёзы должны были закончиться ещё на вчерашнем дне, но катятся по щекам с новой силой, пока Ёсан давится молчаливыми рыданиями и ничего, вот вообще ничего не может сделать с дикой жалостью к себе. Он избегает Уёна. Избегает своих новых друзей, что всё пытаются увлечь в диалог на занятиях. От обсуждений вечеринки и вовсе воротит, потому что Ёсан всё бы отдал, лишь бы оказаться на их месте. На чьём угодно месте, лишь бы вылезти из собственного тела и не рассеиваться на атомы под давлением ужасающей реальности.       Если Пак Сонхва собирается выполнить своё обещание, то дни Ёсана в академии сочтены. За массовым публичным унижением всегда следует травля. За травлей всегда следуют насмешки и издевательства. Преследования и избиения. И чем больше Ёсан об этом думает, тем сильнее готов цепляться даже за безмолвную и холодную школьную лестницу. Он не хочет быть уничтоженным. Он не хочет закончить, как Ли Минхёк.       Надменная улыбка на прекрасном лице школьного принца маячит в сознании, вызывая чудовищную волну стыда. Ёсан мотает головой, вытирая щёки тыльной стороной ладони. Он настолько не хочет помнить ничего из происходящего в спальне Пак Сонхва, что готов выжечь всё калёным железом. Пошатываясь, Ёсан вновь поднимается на ноги. Он не хочет признавать, что происходящее ему понравилось от и до. Проще себя убить.       Глубоко вздохнув, он убирает завитые волосы за уши и шагает с лестничной площадки в коридор. Стоит свернуть ещё и в туалеты, чтобы хоть как умыться. Ёсан поднимает голову. Скорее всего, он видит очередной кошмар. С отчётливо громким и быстрым стуком каблуков начищенных туфель прямиком на него мчится чёртов Пак Сонхва. Его уложенные волосы уносит назад, пока чеканный шаг ускоряется при виде своей цели. Ёсан замирает. Он хочет пошевелиться, но никак не может, пока липкий страх и холод расползаются по всему телу. Ему не снится – Сонхва рывком выбрасывает руки вперёд, отчего рукава пиджака слегка задираются, и с наскока хватает Ёсана за воротник. От набранной скорости обоих выносит обратно на лестницу. Ощущение тряпичности собственного тела накрывает с головой, но следом приходит и привычная паника. Ёсан врезается спиной в стену и чувствует, как с размаху навалившийся Сонхва вышибает из лёгких весь воздух. Президент в бешенстве. Паника лишь нарастает, колкими иглами впиваясь под кожу.       – Где ты был после того, как вышел из моей комнаты? – шипит Сонхва, едва переводя дыхание.       – Ч-что?.. – едва лепечет Ёсан, не в полной мере осознавая смысл происходящего.       – Живо отвечай! – голос президента переходит на привычный рык, слегка отрезвляя. – И только попробуй мне соврать, жалкий ты...       – С братом! – вскликивает Ёсан, жмурясь, сжимаясь и невольно пытаясь сползти вниз. – С Уёном! С Юнхо!       Собственный голос вдруг оказывается слишком громким, переходящим едва ли не на крик. Однако руки, крепко держащие Ёсана, вдруг расцепляются. Он слегка приоткрывает глаза и натыкается на всё такой же пристальный взгляд. Сонхва никуда не делся и смотрит всё так же сверху вниз, не выражая ничего, кроме всепоглощающего презрения.       – А до этого? – с расстановкой цедит он, придавив Ёсана к стене, кажется, одной лишь силой мысли.       Сердце на секунду уходит в пятки, но тут же начинает биться с удвоенной скоростью. Сонхва ждёт ответы, и даже слегка перекошенным от гнева его лицо остаётся таким же прекрасным.       – Я не знаю... – еле проговаривает Ёсан, всё пытаясь сгорбиться и хоть немного отвернуться от пугающе агрессивного напора. – Не помню... я не помню, правда...       С откровенным ужасом он замечает, как красивые губы Сонхва трогает издевательская улыбка.       – Не помнишь? – нарочито мягко переспрашивает он, одним изящным движением приглаживая растрепавшиеся волосы. – Ты врёшь мне, Кан Ёсан?       – Да о чём ты?!       Паника всё нарастает, переворачивая всё внутри вверх дном. Ёсан мотает головой, вновь зажмурившись и уставившись на президента во все глаза. Тот лишь медленно скрещивает руки на груди, пока пугающая улыбка тает, сменяясь привычным холодом.       – Я знаю, что ты сделал, – вкрадчиво произносит Сонхва, прищуриваясь в искреннем омерзении. – И у тебя есть сутки, чтобы это исправить. Иначе... – Он надменно приподнимает одну бровь. – Я приму меры, Кан Ёсан. Мне не важно, ради чего тебе это понадобилось. Я это так не оставлю.       От переизбытка эмоций и перенапряжения Ёсан может лишь моргать в полной растерянности. Он не понимает, о чём идёт речь. Он понимает лишь, что теперь боится, еще сильнее, несоизмеримо, чёртового Пак Сонхва, как огня.       – Кто-то знает о том, что ты делал в спальне? – продолжает уже чуть более сдержанный допрос президент, вдруг на секунду отведя глаза в сторону.       Шумно выдохнув, Ёсан покачивает головой. В ушах шумит и пищит. Он хочет домой. Возможно, сменить школу. Возможно, сменить страну. Краска заливает лицо от одного лишь осознания, что эти ужасающие факты швыряются в него с такой неумолимой простотой.       – И не узнает, – вновь шипит Сонхва. – Одно слово. Хоть одно слово, Кан Ёсан, и тебе конец.

* * *

      Поджигая вторую подряд сигарету, Сан привычно озирается, проверяя, не топчется ли кто под дверью излюбленного у курильщиков туалета верхнего этажа. Местами подранные и подзаброшенные стены отвечают молчанием, а тишина нарушается лишь стуком капель по стеклу и дыханием самого Сана. Он с удовольствием вышел бы на улицу, с не меньшим кайфом размялся бы на площадке за главным корпусом. Но разыгравшийся дождь согнал всех учеников по помещениям. Удивительно, что в столь проходном месте Сан один. И ему это не нравится. Хочется занять себя разговорами, пообсуждать последние новости академии, пожаловаться на учителей, похвастаться девчонками. Ему скучно. И в голову лезет то, что Чхве Сан предпочёл игнорировать ещё с самого утра прошлого дня. Он старается жить так, как и раньше. Жизнь, впрочем, не изменилась, ведь Лорд всё так же требует к себе повышенного внимания, от плановых тренировок и пробежек всё так же слегка ноют мышцы, а домашние задания до полуночи никто не отменял.       Сан с лёгкостью может притвориться, что ничего не было. Но уже за первых полдня в академии ему самому надоело постоянно выискивать в толпе одноклассников блядского Чон Уёна. Тому не нужно сильно стараться, чтобы привлекать к себе внимание – его приторные духи мерещатся повсюду даже до того, как сам Уён оказывается в поле зрения. Громко смеющийся, болтающий по телефону, звенящий своими тысячами браслетов и серёжек. Не глядящий в сторону Сана. Вовсе.       Дым резко идёт не в то горло, и Сан закашливается, отмахиваясь от вырвавшихся обратно клубов. Даже сквозь едкий запах дыма ему мерещится нечто сладкое и знакомое. Он будто пропитался насквозь всем тем, что отвращает и вызывает желание снять с себя кожу. Ведь Чхве Сан, всё же, никогда не посмеет признать себя иным. Чёртовым гомиком, кем-то сродни мерзкого Чон Уёна и его братии. Скорее он признает всё ошибкой и пропустит мимо. Он не хочет углубляться, ведь прекрасно знает, что там будет лишь тьма и ненависть. Гадкая, бурлящая и обжигающая ненависть.       Дверь скрипит, и раздаётся знакомое бряцанье, от которого сердце моментально уходит в пятки. Сан прикрывает глаза, затаив дыхание, словно от этого происходящее может прекратиться.       – О, Чхве Сан, привет! – разносится на всю курилку жизнерадостный звенящий голос.       Не прекратилось. Не показалось. Продолжая сидеть боком на подоконнике, Сан не шевелится и не открывает глаз. Лишь пальцы сами по себе комкают фильтр, грозясь переломать оставшуюся сигарету пополам. Уён же быстро теряет к нему интерес и скрывается за дверцей кабинки, шурша сумкой, шелестя чем-то ещё и намурлыкивая под нос какой-то знакомый попсовый мотивчик.       – Какого хрена ты аж сюда залез, а? – И всё же, Сан не может молчать, отмечая неестественно бурное раздражение в собственном голосе. – Делай свои дела и выметайся!       – А ты у нас, смотрю, царь всей курилки! – смеётся Уён в ответ, пыхтя и звякая серёжками. – Заходи и сам выгони тогда уж!       Удивительно, и как только Юнхо его терпит. От воспоминаний о друге злость быстро сменяется острым дискомфортом, скрутившим живот до болезненного ощущения. Сан ощущает острый стыд, отбивающийся теперь уже в висках вместе с частым сердцебиением. Какая разница, парня или девушку? Он поцеловал и чуть ли не трахнул того, с кем встречается чёртов Чон Юнхо. Правда ли это или нет, уже не так волнует. Сану хочется провалиться сквозь землю, а с новым витком злости проще дать по лицу себе, чем думать обо всём произошедшем хоть на секунду больше.       Пепел на истлевшей сигарете обваливается на подоконник, оставив между пальцев одинокий фильтр. Сан тяжело вздыхает и тычет им в импровизированную пепельницу из жестяной банки газировки. В этот же миг дверь кабинки с грохотом отворяется обратно, и Уён уверенно выходит по направлению к умывальнику, тут же включая воду. Возможно, получится успокоиться, когда он вовсе исчезнет. Привычная мысль о том, что их не должны видеть вместе, заставляет сидеть на месте и наблюдать за знакомой фигурой краем глаза в ожидании, когда тот уйдёт. Кто просил Чон Уёна шить себе штаны на размер меньше?       Сан хмурится ещё сильнее и стискивает зубы. Он ненавидит себя, искренне и безраздельно. Уён тем временем заканчивает мыть руки и неожиданно достаёт телефон, уткнувшись в него и привалившись бедром к краю раковины. Похоже, там что-то интересное, ведь брови его за спадающими светлыми волосами ползут вверх.       – Ты свалишь уже или нет? – не выдержав, рычит Сан, и уже напрямую смотрит на незваного посетителя из-под сдвинутых бровей.       – Я жду друга, Чхве Сан... – нараспев и чуть рассеяно протягивает Уён, не отрываясь от экрана с лукавой улыбкой. – Если хочешь, иди, я не выйду ещё долго.       Похоже, присутствие Сана его не смущает и даже не особо интересует. Оттого по уголкам тела раздражающе колет не то злость, не то удивительная по своей внезапности обида. Блядскому Чон Уёну, что извёл своими плотоядными сальными взглядами, будто в одночасье стало всё равно. Кого он ждёт? Юнхо? Или какого-то ещё парня, что тоже повёлся на этот отвратительно манящий образ?       Сан поднимается на ноги и подхватывает сумку с пола. Его нервов не хватает, а ещё больше недостаёт злости, чтобы уцепить нарывающегося Уёна за грудки и силой вытолкать прочь. Вместо злости нутро разрывает растерянность, бессилие и всё растущая немотивированная обида. Сан должен что-то сделать. Он понимает, что проиграет всё, если молча уйдёт. Вот только не понимает, кому проиграет и что именно.       Тело сводит от каждого шага. Сан делает их несколько, поравнявшись с углубившимся в телефон Уёном, и бросает взгляд на светлую макушку. Голова кружится, а на смену всем изводящим чувствам и сомнениям приходит лишь бешеная ярость. Он должен что-то сделать. Блядский Чон Уён не смеет его игнорировать.       В долю секунды Сан поворачивается вбок и протягивает руку. Ладонь словно током пробивает лёгкая дрожь, но пальцы вцепляются в чужой подбородок и дёргают вверх. Удивлённое лицо Уёна мелькает перед глазами, а светлая чёлка криво спадает на его лоб, но в следующий миг Сан дёргается вперёд. Он закрывает глаза, не желая видеть ни чужой реакции, ни будто бы даже собственной. Дыхание само собой сбивается, когда он касается чужих приоткрытых губ, и придавившее мучительно сладкое ощущение служит лишь стартовым выстрелом. Сан крепче цепляется в подбородок, нависая и углубляя поцелуй, пока внутри переворачивается абсолютно всё.       В этот миг ему плевать и на собственные установки, и на правильность в контексте дружбы с Юнхо, и даже на то, что в любой момент их могут банально застукать. Податливые губы Уёна слишком мягкие, а от вкуса его вишнёвого бальзама вперемешку со сладким ментолом жвачки хочется то ли взвыть, то ли разорвать его на куски. Сан должен остановиться. Пробудившаяся от шока паника щёлкает в голове, но тело слушается с трудом. Поддаётся с диким скрипом, будто не желая прощаться с ощущением блаженной эйфории и биться о реальность.       Отстранившись, Сан насилу переводит дыхание и прикладывает все усилия, чтобы удержать прямой взгляд. Уён смотрит на него во все глаза, так и оставшись с ошалело приоткрытым ртом. Как вдруг губы его плавно трогает довольная улыбка, а всё неизменно накрашенное лицо озаряется от странного счастья. Такого счастья, что напоминает красоту бутона самого ядовитого в мире цветка.       – Чхве Сан... – с придыханием шепчет Уён, с восторгом глядя прямо в его глаза, пока в этом же взгляде не проступает постепенное лукавство.       – Я всего лишь проверил, каково это, если не пьяным.       Сан понятия не имеет, что несёт, но делает это самым серьёзным тоном. Он понятия не имеет, что делать дальше. Но и бежать абсолютно некуда.       – Ну... – едва слышно протягивает Уён, хихикнув. – ...и как?       То ли Сану кажется, то ли сквозь плотный слой косметики на чужих щеках прорезается смутный румянец. От того собственное сердце начинает биться быстрее попросту по-предательски. Склонив голову чуть набок, Уён продолжает хитро улыбаться, словно затаскивая пугающе безвольного Сана в какое-то личное силовое поле. Не получается вымолвить вообще ничего. Только хочется дать себе леща, да посильнее, за то, что успел вытворить. А ещё хочется, чтобы Чон Уён перестал улыбаться столь хищнически.       – Ах, как жаль... – произносит Уён, на секунду отворачиваясь и проводя указательным пальцем по нижней губе, чтобы подправить размазанный бальзам. – Как жаль, что...       Грудь сдавливает от недоброго ощущения. Сан хмурится ещё сильнее, готовясь к удару. Неизвестно, откуда, неизвестно, какой силы. Он чует, что проигрывает.       – ...как жаль, что ты, Чхве Сан, – медленно продолжает Уён, смакуя каждое слово, – Можешь предложить мне лишь дружбу. Верно?       Он улыбается ещё шире, пока распахнутые глаза загораются откровенным вызовом. Сан же лишь чувствует, как громко скрипят собственные зубы.

* * *

      Из-за потемневшего от дождя неба в столовой включили лампы, чей мягкий свет напоминает о прошлом году. Тогда весь поток и завтракал, и ужинал здесь, а примелькавшиеся лица казались роднее, чем теперь. Минги, впрочем, как не любил эти мероприятия тогда, так и сейчас без энтузиазма ковыряет салат. Мысли всё пытаются разбрестись в сторону произошедшего на вечеринке и собраться на отношении к Ким Хонджуну, но постоянно отвлекает чёртов запах. Повара намеренно готовили еду не с утра – таковым было требование его родителей, прежде чем те согласились быть поставщиками продовольствия – и вкусные ароматы мяса и овощей окутывают помещение, не успев выветриться.       Минги подпирает подбородок ладонью, постукивая палочками по дну тарелки. Ему хочется сбежать, но непререкаемый тон Уёна ясно дал понять, что тот желает видеть друга на обеде. Едящим. Тяжёлый вздох так и не получается сдержать. Минги уныло переводит взгляд на точно такого же приунывшего Ёсана напротив, что неотрывно смотрит в телефон и жуёт каждый кусочек по десятку минут. Тот точно не помощник. Порция и так намеренно маленькая, но запихать в себя хоть что-то кажется непосильной задачей.       Минги думает о том, что на вечеринке умудрился не напиться до беспамятства и даже неплохо поесть. Виной тому был всё тот же Ким Хонджун, что через тысячу красивых слов уверял его в исключительном вкусе каждой закуски и половину отправлял в его рот лично из рук. Минги, медленно поморгав, с лёгким недоверием принимается жевать кусок панированной моркови со специями. В последний раз так получилось только на новоселье Чхве Сана, где и виски пили все, и пиццу ели все. И где ничего не улетело в унитаз чуть позже. И где Минги заново напился так, что ничего не помнил после того, как неизвестным образом оказался в отеле. Ему хочется расспросить Уёна о том, что за птица этот Чон Юнхо. Всегда ли так много он молчит вне класса? Слишком ли он вежлив, чтобы сказать о том, что что-то пошло не так? Проявил ли Юнхо так свою симпатию? Или же у Сон Минги помимо предыдущих загонов разыгралась ещё и паранойя?       Он морщится. Юнхо встревает в мозгу исключительно благодаря этому идиотскому поведению, и добиться от него хоть чего вменяемого кажется нереальной задачей. Или же Минги попросту не хочет к нему приближаться, потому что от старосты уже слишком долго не исходит ощущения умиротворяющего спокойствия. Теперь это спокойствие стало пугающим. Минги не представляет, как его лучший друг умудряется находиться с Юнхо наедине подолгу. А целоваться? А больше?.. Уёну ведь всегда нужно больше.       – ...я что, попал на встречу клуба обиженных жизнью? – звучит над головой знакомый звонкий голос. – Эй, что с лицами?!       Слабо усмехнувшись, Минги двигается в сторону, чтобы Уён влез через длинную скамейку и с привычным звяканьем приземлился рядом. Тот буквально искрится от удовольствия, на фоне чего будто меркнут все лампочки помещения. Закончив с приготовлениями рук к еде, Уён вдруг с довольным урчанием стискивает Минги в объятиях. Приторный сладкий запах дарит всё больше спокойствия, а к приступам нежности Минги привык давно и лишь со смехом похлопывает друга по плечу.       – Ну-ка не порти мне аппетит своим кислым лицом! – ворчит Уён, обернувшись к бесцветному взгляду Ёсана, и наконец расцепляет руки. – У меня сегодня просто шикарный день!       Он поправляет чёлку, звякая браслетами, и принимается уплетать свой обед с таким аппетитом, что Минги невольно следует его примеру. Ёсан же опускает глаза обратно в телефон, и на секунду кажется, что те слишком уж красные. Виной тому могут быть и последствия выходных – по академии в понедельник встречается множество учеников, похожих на зомби, которые, однако, охотно делятся подробностями о шикарной вечеринке под недовольство старшей параллели. Всё ещё странно, что их не пригласили. Товарищи Минги из рядов выпускников корчили лица ещё утром, но поминать принца школы злым тихим словом побаивались даже вне его присутствия. Пак Сонхва не пригласил их. И как же хорошо, что он всё же пригласил Ким Хонджуна.       Воспоминания о новеньком вертятся в груди уютным комком, и Минги вдруг понимает, что ему не терпится рассказать лучшему другу обо всём.       – Ну, кто начнёт? – сквозь пережёвывание бросает Уён, вертя головой между двух друзей. – Что случилось? Кто обидел?       – Уён, я попробовал, – выпаливает Минги, вдруг упорно уткнувшись глазами в тарелку и силясь перевести дыхание.       Сердце стучит в ушах. Признаваться в подобном, особенно посреди шумящих учеников, не входило в планы. Однако, как и всегда, Уён всё понимает практически без слов – глаза его радостно расширяются, а глоток чая едва не идёт обратно, пока он издаёт восторженные нечленораздельные звуки и коротко размахивает свободной рукой.       – ...серьёзно?! – наконец, вскликивает он. – Ах ты казанова, ну и что, и что?!       Удивительно, как ученики академии научились не обращать никакого внимания на сверхгромкий голос самого заметного из них. Уён отвечает им взаимностью, побросав палочки и вцепившись в руку Минги в полной готовности слушать. За его плечом Ёсан старательно косит взгляд, наскоро развешивая уши, но продолжая сидеть креветкой над своим телефоном.       – Я попробовал, и ему, вроде как, понравилось... – смущённо бормочет Минги. – И он меня зовёт теперь гулять, я...       – А тебе понравилось? – стремительно встревает Уён, словно гипнотизируя горящим от энтузиазма взглядом.       Прерывисто вздохнув, Минги кивает. Медленно и неуверенно, сгорая от неловкости. Он будто рассказывает об этом кому-то из родителей, но если у Чон Уёна когда-то и появятся дети, то он рискует стать родителем года во всех возможных номинациях. Губы трогает смущённая улыбка, пока Уён продолжает коммуникацию через кошачьи звуки умиления и стискивает его плечо сквозь пиджак.       – Как же это здорово, мой хороший! – Уён расплывается в счастливой улыбке, принимаясь хихикать. – Я не сомневался, что вы будете прекрасной парой!       Ему не хватает воздуха от искреннего восторженного волнения, и приходится ловить его ртом, как в следующий миг притихший Ёсан со стуком кладёт телефон на стол и мрачно взирает на них.       – Ой как здорово! – передразнивает он Уёна со странно звенящей обидой в голосе. – Меня посвятить не хотите?       Моментально Уён поворачивается в его сторону вновь, и дразняще протягивает в ответ:       – Молчунам по поводу своих приключений слова не давали!       – Ребят... – настороженно вклинивается Минги. – Может, полегче?..       Однако Ёсан уже вскакивает с места, с размаху бросив телефон в сумку, и принимается неуклюже, но стремительно перелезать через скамью.       – Куда ты собрался? – раздражённо вскликивает Уён, невольно дёргаясь следом, но продолжая держать Минги за руку.       – Хорошего вам дня, лучшие друзья, – бросает Ёсан, уже проносясь мимо.       В непонимании Минги продолжает хлопать глазами. Стычки между этими двумя не были чем-то из ряда вон выходящим, но теперь создаётся ощущение надрыва и неправильности. Уён же с тяжёлым вздохом обнимает его за руку и укладывается головой на плечо.       – Ты ешь, ешь... – бормочет он потише.       – Да что у вас случилось? – фыркает Минги, чувствуя, как напрягается всё сильнее.       Аппетиту происходящее уж точно не способствует.       – Да Ёсан наш, похоже, тоже себе парня нашёл... – с лёгким скепсисом протягивает Уён и, не отлипая, подцепляет кусочек мяса пальцами, чтобы сразу отправить в рот. – Да только всем бы быть такими понятливыми, как ты, дорогой.

* * *

      Не имея возможности выйти на улицу из-за плохой погоды, ученики академии после обеда сбиваются в холле и коридорах, чтобы скоротать остаток большой перемены. Уён вклинивается в очередную толпу, выловив несколько заинтересованных взглядов; подмигивает парочке симпатичных парней, продолжая вертеть головой в поисках беглеца. Выискивать Ёсана среди кучи людей становится недоброй традицией, но раздражение по этому поводу активно скрадывается тревогой. Уёну хочется, чтобы тот улыбался почаще.       Сколько бы Ёсан ни жаловался на жизнь, Уён стремится ему помочь. Подсказать, посоветовать, направить, порой – даже решить за него все дела. Разговаривать с консультантами в магазинах, звонить в доставку. Развлекать шутками и сплетнями, показывать интересные видео, порой – даже слушать бесконечные рассказы про комиксные мультивселенные. Ёсан, как привередливый чахнущий цветочек, расцветает чудесным цветом при огромном вложении усилий, но всё никак не может справляться без постоянного присмотра.       – Уён! – вдруг слышится из-за спин потерявшихся первогодок. – Подожди!       Обернувшись, Уён видит миниатюрную фигурку новенького, что протискивается к нему и размахивает руками. На лице Ким Хонджуна едва ли не зеркально светится похожая озабоченность. Очаровательно усмехнувшись, Уён машет в ответ и замирает. Он всё приценивается к этому пареньку, мысленно отмечая все нужные данные. Тот и симпатичный, и с хорошей фигурой, и улыбаться умеет явно лучезарнее, чем Кан Ёсан. Уж точно делает это чаще, хоть сейчас и волнуется о чём-то, бегая глазами по сторонам. Он хорошая пара для Минги — и от этой мысли на сердце неминуемо теплеет.       – Привет! – выдыхает Хонджун, и всё же нервно улыбается, оказавшись рядом. – Ты не знаешь, где Кан Ёсан? Я просто...       Речь у него, впрочем, отличается незаурядной скоростью. Особенно в моменты волнения, чем они с Минги тоже весьма похожи, и теперь Уён приподнимает брови, потеряв нить повествования. Он-то ожидал каких-то неловких вопросов о другом своём друге и готов был делиться мудрыми советами, однако Хонджун, похоже, тоже попал в игру ловли Кан Ёсана по всем углам.       – Погоди, зайчик! – Уён ласково улыбается, взмахнув руками, от чего звякают несколько браслетов. – Давай ты сядешь, скажешь мне всё ещё раз и медленнее, а я пока приведу в чувство твою голову.       Растерянно захлопав глазами, Хонджун смущается почти моментально и опускает взгляд, неловко краснея на яблочках щёк. Этой заминкой Уён и пользуется, схватив его за плечи и усадив на скамью. Причёска новенького однозначно нуждается в доработке. Отросшие волосы ещё не отошли от субботней укладки и теперь торчат в разные стороны, пока из-под тёмных прядей точно так же торчат покрасневшие кончики ушей.       Хихикая от умиления, Уён бросает свою сумку на скамейку рядом и раскрывает, одной рукой принимаясь копаться в содержимом, а другой приподнимая волосы на чужой макушке.       – Ну так и что Кан Ёсан, чем-то лучше красивого, умного и благородного Сон Минги? – беззлобно поддразнивает Уён.       Нужный гель никак не находится на ощупь, да и не хочется перепутать его с тюбиком лубриканта.       – Чего?.. – в недоумении переспрашивает Хонджун. – Нет! В смысле, то есть...       – Не дёргайся! – строго подмечает Уён, и жертва его бьюти-экспериментов мигом слушается.       – ...Минги рассказал тебе? – жалобно мямлит Хонджун, уцепившись ладонями за край скамьи.       – Конечно рассказал, у него нет тайн от меня...       Продолжая довольно улыбаться, Уён вытаскивает, к своему счастью, нужный продукт, щедро размазывает по ладоням и принимается перебирать жёсткие ряды волос. Ему искренне нравятся такие занятия, потому подопытными процедур рано или поздно становились все, кто успевал приблизиться. Исключение лишь Чон Юнхо, выловить которого кажется отдельным испытанием, равно как и заставить сидеть на месте дольше пяти минут. Новенький же затихает, сидя смирно и помирая от стыдливой паники.       – Волосы у тебя, конечно, как и у меня... – деловито продолжает Уён, выкладывая промазанные пряди. – Если надумаешь краситься, освобождай целый день! То ли дело Ёсан, вот на него отлично всё ложится, и цвет, блин... – Он дёргается к сумке вновь, вытаскивая мини-баллончик с лаком. – Отвечаю, запомню и цвет его, и стрижку, отращу себе волосы так же, и будет у него ещё один брат!       Услышав лязг при взбалтывании, Хонджун с лёгкой улыбкой самостоятельно прикрывает лицо ладонями.       – А что касаемо Минги, мой дорогой... – Уён всё пользуется паузами, разбрызгивая лак с коротким шипением. – Не бойся его, он хоть и страшный с виду, но внутри просто лапочка. Вечно грозится за меня впрягаться в драки, а на деле только их и разнимает. Мухи не обидит!       Хонджун отнимает руки от лица и осторожно пытается потрогать собственную макушку, но ойкает, метко получив по пальцам. Уён же со знанием дела расправляет свой шедевр, почти довольный результатом.       – Я на счёт Ёсана что хотел, – уже чуть спокойнее продолжает новенький, – Тут странное дело, на меня сегодня Сонхва насел, и Юнхо вместе с ним. Допрашивали, как в концлагере!       – Ой ли? – Уён насмешливо приподнимает бровь, всё занятый делом.       Тревога, однако, заново принимается крутиться на периферии сознания. Куда Ёсан вляпался на этот раз?       – Серьёзно! – вскидывается новенький, и мигом получает затрещину. – Ну ай, сижу! Юнхо меня, думал, лицом об парту приложит, а Сонхва такой злой тоже, и вот спрашивали, а как Ёсан попал, а где был, и чёт случилось там у них, кипишу будто с ограбления, вот я и...       Руки Уёна сами дёргаются вниз, подхватывая лицо Хонджуна и поднимая его голову. Внимательно глядя в чужие глаза, Уён всё пытается анализировать информацию.       – Речь точно об ограблении? – серьёзно спрашивает он.       На секунду Уёну кажется, что во взгляде новенького мелькает даже не сомнение – крайне неожиданный страх. И это сбивает с толку ещё больше.       – Я не уверен... – бормочет Хонджун еле слышно.       Поджав губы, Уён выпускает его из рук, упираясь ладонями в собственные бёдра. Остаётся только найти друга самостоятельно и наконец-то основательно допросить.       – Знаешь, я и сам без понятия, где ошивается этот Ёсан, – задумчиво протягивает Уён. – Вот только если ты прав, и злой даже Юнхо, то у этого болвана могут быть реальные проблемы.       Неожиданно он хмыкает, вновь уставившись прямо в растерянные глаза новенького.       – Но ты ведь преувеличиваешь, верно? – Улыбка вновь трогает губы Уёна.       – Я не вру! – тут же выпаливает Хонджун, однако неведомый страх будто бы растёт в его распахнувшихся глазах.       – Не врёшь, а преувеличиваешь! – дразняще хихикает Уён. – Хотя, поверь, ложь – это далеко не самый страшный грех, что встречается в этих стенах.

* * *

      Чонхо сладко зевает и потирает глаза, поправляет сумку на плече и делает несколько шагов по крыльцу центрального входа. Территория академии встречает его непроницаемой стеной дождя, от чего даже очертания аллеи превращаются в размытые линии. Потоки воды стекают с навеса над входом, а огибающие Чонхо ученики, кто с ворчанием, а кто с громогласным смехом, выбегают под ливень. Лишь у некоторых есть зонтики. Свой зонт Чонхо беспечно оставил дома. Вздохнув, он собирается преисполниться и шагнуть на лестницу вслед за прыгнувшими в образовавшуюся лужу старшеклассниками, которые в своём необоснованном энтузиазме напоминают пятилетних детей. Однако в этот же миг телефон в кармане звякает несколькими сообщениями.       Глаза слипаются, и погода вовсе не способствует бодрому расположению духа, потому Чонхо продолжает тереть глаза, пока просматривает чат с Ким Хонджуном. Тот клятвенно обещает скоро быть. И Чонхо вспоминает, что сам же уговорил того остаться после уроков. Память в последние дни подводит особенно сильно, и, кажется, единственное, что Чхве Чонхо не мог упустить, так это перспективы частых встреч с Юнхо. Мысль о совместных занятиях грела его весь выходной и даже смогла привести в школу в приподнятом настроении.       Однако чем больше Чонхо наблюдает со стороны за извечной парочкой президента ученического совета и его секретаря, тем меньше веры остаётся на мысли, что Чон Юнхо освободится хоть когда-либо в этой жизни. Пак Сонхва вцепился в Юнхо намертво. По крайней мере, так кажется самому Чонхо, пока весь день он наблюдает лишь привычную картину гордо вышагивающего куда-то президента и широкую спину его бессменного спутника с планшетом в руке. В последний раз он лишь тоскливо проводил их взглядом в сторону библиотеки. После чего и предложил Хонджуну тоже оставаться делать домашние задания вместе.       Подобной практикой в прошлом году пытались заниматься чуть ли не все, подражая правящей элите, однако подавляющее большинство ждало фиаско. Подобное облегчение работы требует дополнительной усидчивости и сосредоточенности. Отчего-то Чонхо показалось, что он может справиться. Не помешало бы, конечно, ещё и не забыть об этом спустя полчаса.       Он почёсывает затылок и оглядывается. Хонджун предложил в очередной раз засесть в общежитии, но добраться до того сквозь стихию кажется сложным даже по элементарной навигации. Хорошо, что на такие случаи хотя бы главный корпус окружён крытой террасой с каменными арками, вдоль которой Чонхо и отправляется, переступая через редкие натёкшие лужи. В счёт коридора со сплошным рядом окон, который служит главным украшением академических буклетов, терраса обрывается на нём вместе с коротким путём к общежитию. Придётся обойти. Одинокие прогулки, впрочем, не пугают Чонхо, и он лишь думает, догадается ли Хонджун не ломиться под ливень. Скорее всего, тот и так благополучно ломанулся бы.       Чонхо хмыкает и вразвалочку выходит за очередной поворот витиеватых стен здания, что всё пытаются походить на европейскую архитектуру. Вдалеке, на одной из лавочек вдоль стены, проглядывается узнаваемая шевелюра – белоснежные кудри, прячущие всё лицо. Кан Ёсан сидит, привычно подобрав ноги коленями к подбородку, и неотрывно смотрит на струи дождя, текущие с карниза. Из-за шума воды он не слышит приближающиеся шаги, пока Чонхо на ходу раздумывает, стоит ли звать одноклассника с собой.       По Ёсану сложно сказать, в каком тот находится настроении. Ясно только, что он может как и грубо наязвить в ответ на приглашение, так и смертельно обидеться на его отсутствие. В данный момент Ёсан, всё же, явно пребывает не в самом лучшем своём состоянии. То ли виной отсутствие солнца, то ли в целом лицо его посерело и осунулось, а глаза и губы приобрели нездоровый красноватый оттенок.       Замедлившись, Чонхо останавливается и со вздохом присаживается рядом. Вид тяжёлых капель, бьющихся о каменную перегородку впереди, действительно гипнотизирует.       – Шесть пустых лавок вокруг меня, Чхве Чонхо, – чуть гнусаво бубнит Ёсан, не поворачиваясь и не шевелясь вовсе.       – А ты пиджак застегни, простудишься, – бесцветно парирует Чонхо.       Они продолжают молчать, рассматривая скудный пейзаж скопления плакучих ив. Эти деревья постарше остальных и в изгибах своих ветвей раскинулись так, что напоминают горы. С прерывистым вздохом Ёсан шевелится, и обняв себя за колени, укладывает на них голову. Подобные перепады в настроении одноклассника не являются и чем-то новым, однако теперь Чонхо смутно чувствует лёгкий надрыв. Достаточно знакомый, чтобы внутренне слабо передёрнуться.       Не долго думая, он раскрывает свою сумку, оставленную сбоку, и лезет сквозь тетради, пока не извлекает на свет упакованную плитку шоколада. Ёсан не оборачивается на возню и продолжает пребывать в прострации даже когда Чонхо, повертев шоколадку в руках, примеряется и ловко разламывает на две части. Шелестит разрываемая бумага и фольга. Чонхо вытягивает руку с одной половинкой и коротко постукивает по чужому плечу тыльной стороной ладони. Дёрнувшись, Ёсан мотает головой, едва не отшатнувшись от неожиданности.       – Бери, – бросает Чонхо, подсовывая угощение под вылезший из-под кудрей нос.       Ёсан неловко отцепляет одну из рук от коленей и молча принимает угощение. Его тонкие костлявые пальцы касаются кисти и оказываются пугающе холодными, отчего дёргается уже Чонхо.       – Ты замёрз уже совсем, – ворчит он, убирая руку и посильнее разворачивая свой кусок.       – Заболею и умру, кому какое дело, – недовольно шипит Ёсан в ответ, но добавляет чуть спокойнее: – Спасибо.       Он всё ещё ковыряет фольгу, пока Чонхо уже задумчиво жуёт. Ёсан и правда пребывает в слишком знакомом состоянии, от которого не иначе как чудом сумел увернуться Ким Хонджун. Хочется что-то сказать и посоветовать, да только уместно ли это?       – Ешь шоколад давай, не возись, – протягивает Чонхо, проглотив кусок. – Мне врач сказал, что эта штука порой лечит самые неожиданные вещи.       – Врач? – чуть оборачивается Ёсан, с набитым ртом и хоть какой жизнью в глазах приобретая очаровательный вид.       Чонхо вздыхает и задумчиво кусает свою шоколадку вновь. Он понадеялся, что Ёсан не будет расспрашивать дальше. Тот в недоумении похлопывает ресницами, но уже слишком увлекается поеданием сладкого. Иногда Чонхо кажется, что проще молчать всё время, ибо фразы невпопад явно его личный и абсолютно ненужный талант.       Повисшее молчание вовремя нарушает в очередной раз подавший звук телефон. Чонхо вытаскивает его из кармана и хмыкает, едва не закатив глаза в лучших традициях сидящего подле Кан Ёсана. Тот оживает на глазах, шелестя обёрткой, и позой своей напоминая белку, грызущую орех на ветке. Ким Хонджун же отчитывается в сообщении, что попал под дождь, заблудился на территории, случайно вышел с неё и не менее случайно уже едет домой.