Seven Deadly Sins

      Спускаться по круглой винтовой лестнице вниз оказалось задачей намного сложнее. Хонджун сосредоточенно светит фонариком под ноги, идя первым, пока позёвывающие друзья тащатся следом. Темнота ровных лестничных пролётов, что выплывают внизу и которые ещё предстоит преодолеть, кажется и вовсе непроглядной. Хонджун, спустившись на третий этаж, останавливается, дожидаясь остальных. Слышится шипение Ёсана и ойканье, после чего за спиной что-то шлёпается на пол. Вздрогнув, Хонджун резко оборачивается вместе с фонариком, и видит несколько раскрытых журналов с комиксами на полу за собой.       – Жесть, ну и лесенка! – выругивается сверху Ёсан.       – Не переживай, сейчас подниму! – весело отвечает Хонджун, принявшись сгребать листы в кучу.       Справившись, он пытается удержать одновременно с ношей и телефон, как в этот же миг слышится громкий скрежет и щелчок. Глаза ослепляет яркий свет, и Хонджун, прищурившись, оборачивается на его источник. В коридоре третьего этажа с громкими хлопками зажигаются лампы. Одна за другой, они сжирают темноту, пока не загорается последняя. Она освещает большое ростовое зеркало в конце длинного коридора. Оттуда на Хонджуна смотрит его отражение.       – Вырубай! – вдруг кричит Хонджун с несоразмерным количеством страха в голосе.       Отражение хитро ухмыляется.       – Вырубай! – кричит он ещё громче, роняя всё из рук и погружаясь обратно в темноту.       От удара об пол телефон решает выключить фонарик, и Хонджун присаживается на корточки, машинально пытаясь нашарить его. Сверху с грохотом спускается Чонхо.       – Ты в порядке? – настороженно спрашивает он, кладя руку на плечо.       Хонджун пытается отдышаться, перебирая комиксы и с успокоением рассматривая собственные руки в свете чужого фонарика. Чонхо, слегка нервничая, добавляет:       – Это Ёсан в темноте рубильник зацепил.       – Я откуда знал, что он там? – язвительно шипит запыхавшийся Ёсан, тоже спустившись. – Ну зацепил, чего орать так?       – Скажи это охране, – мрачно подытоживает Чонхо.       Сглотнув, Хонджун всё же собирается с мыслями и включает фонарик обратно. Он отдаёт собранные комиксы владельцу и слабо улыбается, пока веселье, хоть и с трудом, возвращается в его голос:       – Значит, пора сматываться. А то плакало наше тайное место.       Хонджун идёт к лестницам, что оказываются уже на порядок шире и удобнее. Колотящееся сердце понемногу обретает размеренный ритм, а образ в зеркале рассеивается под уютом запылённых окон на площадках, за которыми шелестят на ветру вездесущие ивы.       – «Наше тайное место», звучит-то как! – язвительно смакует сверху Ёсан, плохо скрывая удовольствие в голосе. – И почему у меня за первый год столько приключений не было, как за одну эту неделю?       – Потому что ты жил в месте, похожем на старинный замок, но не догадался искать его секретики, – хихикает Хонджун.       Прыснув, Ёсан, похоже, сам себе закрывает рот, осознав получившуюся громкость.       – Тебя послушать, – продолжает он чуть тише, – То и правда, общага полна секретов. Случайно не призрака наверху увидел?       По спине пробегают мурашки, но Ким Хонджун продолжает ровным весёлым тоном:       – Здесь нет духов и призраков, это я как дипломированный маг и колдун говорю! Да, Чонхо?       Спустившись на первый этаж, он похлопывает закатившего глаза Чонхо по плечу. Тот уже который день не рад прилипшей шутке, но зато возможность бесконечно доставать одноклассника оценил Кан Ёсан, что с готовностью захихикав, перепрыгивает последние две ступеньки. Чем ближе они к комнате со сломанным окном, тем больше спокойствия образовывается вокруг.       Непроглядная темнота рассеивается светом некоторых окон академии на втором этаже. Неподалёку светятся приоткрытые окна спортзала, где можно услышать далёкие удары баскетбольного мяча и скрип кроссовок по натёртому полу. Даже в позднее время комплекс академии продолжает жить, и Хонджун ловит себя на мысли, что страшно тоскует по тому, чего никогда не видел. Он представляет такое же светящееся окнами общежитие, что к вечеру становится эпицентром развлечений. Слышит смех из соседних комнат, шаги по коридору, скрип дверей и весёлое перекрикивание; шипение воды из душевых; тяжёлую поступь коменданта, разгоняющего всех по комнатам перед отбоем.       – У меня вопрос, – подаёт голос Ёсан, в силу чуть большего роста уже беспрепятственно слезший на газон. – Мы как отсюда выйдем теперь?       – А нас разве не должны выпустить? – Хонджун перекидывает ноги через подоконник, хватаясь за протянутую руку одноклассника.       – Думаешь, нам вопросов не зададут? – в сомнениях прищуривается Ёсан, когда пошатнувшийся Хонджун встаёт рядом, и свободной рукой отряхивает его пиджак.       Безмолвный Чонхо вылезает последним, и со щелчком прикрывает окно за собой. Хонджун задумывается, осознав, что теперь он подставляет их всех из-за своего дурацкого рвения на место... преступления? Мысль о том, что погибший не умер добровольно, продолжает виться фоном.       Территория академии безмолвствует, и лишь тени ив своим мягким шелестом пытаются нашептать ему какие-то секреты.       – Ладно, – храбрясь, выдаёт Хонджун, – Я тогда схожу разведаю обстановку. Вдруг вся охрана побежала ловить грозного призрака общаги, что им свет наматывает?       Ёсан, раздосадованно цокнув языком и мягко рассмеявшись, провожает взглядом покравшегося вдоль кустов новенького. Хонджун осторожно подбирается к главной аллее и почти выходит на свет фонарей, как вдруг чья-то рука закрывает ему рот, а несколько рук принимаются оттаскивать назад. Моментально подкатившая паника заставляет брыкаться и сопротивляться, пока прямо в ухо не шипит голос всё того же Кан Ёсана:       – Стой, дурак, там директор!       Продолжая тяжело дышать через нос, Хонджун со всей компанией ретируется в кусты. Моргая, он наблюдает, как статная фигура директора Пака спускается по лестнице в компании неизвестного, но смутно знакомого мужчины.

* * *

      Яркий свет настольной лампы освещает ровные строки каллиграфического витиеватого почерка, из которого кропотливо формируется сочинение на английском о том, как Пак Сонхва провёл своё лето. Он старательно переписывает черновик в тетрадь, добравшись до части с отдыхом в Альпах и расписывая красоты гор в желании удовлетворить учителя. Вертеть шеей после плотного занятия скрипкой особенно утомляет. От напряжения понемногу начинает болеть голова, и подводит уже зрение. Под диктовку писать было намного проще.       Резкий звук из коридора заставляет привычно отдёрнуть ручку от бумаги, чтобы не сделать помарку. Хлопает дверь родительской комнаты, и в этот же миг на письменный стол беззвучно запрыгивает чёрный кот. Сонхва поднимает голову, заглянув в такие же настороженные жёлтые глаза. По коридору громогласно проходятся каблуки матери и останавливаются около его двери.       – Я многого не прошу, – слышится её яростный голос, – Просто делай свою работу!       Когда отец задерживается на работе, мать имеет привычку опрокинуть виски со льдом и от души срываться по телефону на свою помощницу. Со вздохом Сонхва поднимается, и подойдя к двери, аккуратно открывает её, выглянув в коридор. Мать, так и не сняв рабочий костюм, стоит у стены с прижатым к уху телефоном и продолжает злостно отчитывать собеседницу, постукивая маникюром по картинной раме.       – Мам... – тихо зовёт Сонхва, – Можешь потише?       Та, зыркнув на него холодным взглядом и отмахнувшись, продолжает свой путь по коридору. Закрыв дверь изнутри, Сонхва машинально подходит обратно к столу и останавливается, потирая ноющую шею. Полумрак и тишина комнаты напоминают библиотеку академии, где он привык делать все домашние задания. А обстановка дома давит, то и дело разражаясь отдалёнными гневными криками матери, что уже не сдерживается. Недописанное сочинение дожидается на столе. Сонхва слишком привык писать их в чистовик под размеренную диктовку Юнхо.       Со стола он берёт лишь телефон, и отходит к окну. Из-за полумрака помещения хорошо видно залитую лунным светом территорию дома. Масштабная архитектура обнесена высоким забором и наглухо заложена плиткой, словно отрицая всё живое, кроме редких фигурных кустов. Сонхва открывает чат и принимается набирать сообщение, но стирает моментально, открывая уже вызовы. Набрав нужный номер, он в ожидании прижимает телефон к уху, рассматривая плывущие в серебристом свете облака. После нескольких долгих гудков слышится приветственный ровный голос Чон Юнхо.       – Что ты делаешь завтра после занятий? – Сонхва переходит сразу к делу, сохраняя такой же ровный тон.       – Я работаю над проектом для ярмарки с Чхве Чонхо.       Сонхва несколько раз моргает в недоумении.       – Зачем? – он сжимает губы в линию. – Мы же за выступление автоматом баллы получаем, проекты не нужны.       Юнхо на том конце грустно вздыхает, протянув:       – Нужны. На педсовете, сам помнишь, выносили мозг по поводу общей успеваемости. Надо подтягивать отстающих, приходится вписываться.       Сонхва молчит, наблюдая, как полумесяц плавно скрывается за кромкой облака.       – А ты что-то хотел на завтра? – вежливо подаёт голос Юнхо.       – Проект – это важно, – уверенно отвечает Сонхва. – Занимайся в таком случае.       Он буквально слышит, как на том конце беззвучно улыбается его помощник, и весёлый голос Чон Юнхо лишь подтверждает догадки.       – Я скучаю по нашим посиделкам в библиотеке. Предлагаю продолжить делать домашку там. В команде мы явно быстрее справляемся. Уверен, ты мне звонишь пожаловаться, что теперь ничего не успеваешь. Поверь – я тоже!       Слегка запрокинув голову, Сонхва едва слышно выдыхает, с наслаждением почувствовав, как шею наконец-то отпускает спазм. Он тянет, силясь не улыбаться в ответ:       – Хватит читать мои мысли, фокусник.       Юнхо смеётся, продолжая:       – В таком случае, договорились. Спокойной ночи, принц Сонхва?       – Спокойной ночи, – удовлетворённо отвечает Сонхва, завершив вызов.       Он кладёт телефон рядом и остаётся стоять, с хрустом разминая шею и плечи. Заинтересовавшийся кот приземляется теперь на подоконник, принявшись обнюхивать телефон, и садится рядом, обернув хвост вокруг себя. Опуская взгляд, Сонхва протягивает руку, поглаживая его по голове, и не встречая сопротивления, но чувствуя нарастающее мурчание. Оно, кажется, даже заглушает приглушённые крики, что всё ещё несутся с первого этажа.

* * *

      Завершив разговор, Юнхо принимается сразу набирать другой номер. Вечерний воздух, поднимаемый редкими проезжающими машинами, треплет его волосы. В окнах домов по улице почти везде горит свет – работяги вернулись домой, а сам Юнхо всё ещё нет.       – Да... – слышится в трубке сопение Чон Уёна.       – Ну как вы там? – миролюбиво интересуется Юнхо.       В ответ Уён разражается гневным фырканьем и говорит нарочито громче, будто желая, чтобы его было слышно как можно дальше.       – Чхве Сан... – Уён делает паузы в ироничном повествовании, чтобы перевести дыхание от быстрой ходьбы, – Запретил мне приближаться к нему ближе пяти шагов. Не поехал в травмпункт. И гуляет с собакой. И с разбитым, блин, лицом!       Последнее он выкрикивает, тяжко вздохнув.       – Может, домой поедешь? – Юнхо хмурится.       – А знаешь, прекрасная идея! – продолжает отфыркиваться Уён. – Вот возьму и поеду домой!       Юнхо мягко смеётся, добавляя:       – У тебя слишком доброе сердце. А Чхве Сан отходчивый, не кори его.       У закатывания глаз нет звука, но Уён точно проделывает этот жест, продолжив чуть поспокойнее:       – А как там Минги?       Обернувшись, Юнхо окидывает взглядом отчаянную фигуру на лавочке. Сон Минги сидит, широко расставив ноги и опершись локтями на колени, пока его ладони трут лицо. Подойдя чуть ближе, Юнхо придирчиво осматривает пациента под его страдальческие звуки.       – Привёз к его дому, сейчас немного проветрю и буду отдавать, – с улыбкой отвечает Юнхо.       Минги дёргается, подняв голову с расфокусом во взгляде, и улыбается, натужно прошептав сквозь пьяное хихиканье:       – Скажи Уёну, что я ок.       – ...алкаш хренов, я ему сколько раз говорил так не пить, – рычит Уён на том конце трубки. – Передай ему, что завтра ему конец!       Юнхо сочувственно смотрит на Минги сверху вниз, отчего тот понуро опускает голову.       – Сон Минги передаёт, что ему очень жаль, – смеётся Юнхо, садясь рядом. – И ещё, что очень за тебя переживает!       – Ах, милый мой Юнхо, не выгораживай его! – ответный смех Уёна всё ещё сквозит ядовитой иронией. – Он не в состоянии для таких сложных мыслей... Так, наш гордый орёл , похоже, наконец-то летит к гнезду. Провожу его и вызову такси!       – Напиши, как доедешь, – ласково отвечает Юнхо.       – Обязательно! – слышатся быстрые чмоканья губами, и вызов завершается.       Несколько секунд полистав уведомления, Юнхо тушит экран, пряча телефон в карман пиджака. Мимо с шелестом проезжает одинокая машина. Сон Минги не меняет позы, повесив голову, и по тяжкому сопению сложно понять, спит он или пытается протрезветь экспрессом. Юнхо ещё с полминуты изучает эту картину, пока не заговаривает непререкаемым тоном:       – Всё, Сон Минги, пора...       – Нет-нет, Юнхо, обожди!       Рука Минги взлетает вслепую и цепляется сначала за шею, заставив Юнхо накрениться, а потом настойчиво обхватывает за плечи. Хоть перебравшему Минги и сложно поднять голову до конца, но он старается говорить членораздельно, прислонившись виском к голове Юнхо.       – Давай ещё посидим... поговорим о всяком. О чём хочешь? – Он пьяно усмехается, сгибая руку в локте и поглаживая волосы на макушке Юнхо.       Чон Юнхо насмешливо улыбается в ответ, понимая, что стал новым центром тяжести для Сон Минги, чья битва с гравитацией не прекращается ни на секунду.       – Поговорим о том, почему ты не хочешь домой? – задаёт наводящий вопрос Юнхо.       – Фу, отвратительная тема! – Минги машет свободной рукой, пока вторая соскальзывает с макушки и повисает через плечо Юнхо. – Давай я лучше расскажу, как провёл вечер...       Всё с той же нарочито внимательной улыбкой Юнхо тактично прочищает горло и опирается локтями на свои колени, склонившись под тяжестью чужой руки и приготовившись слушать.       – Так вот... – Минги усмехается, громко выдохнув через нос. – Я провёл вечер просто отлично, глядя, как сближаются мой лучший друг и его главный обидчик! И кто это сделал? А? – он по-дурацки хихикает. – Ты, Юнхо!       Юнхо смущённо трёт лоб, отвечая:       – Рисковая идея, потому разнимали бы их вместе, пойди что не так.       – Эх, Юнхо... – вздыхает Минги и резко запрокидывает голову назад, отчего к опоре приваливается и его тёплый бок. – Хороший ты парень! Хороший парень... для Уёна! – он продолжает веселиться, покачивая головой в разные стороны, – Повезло ему, что ты... ну... – Минги вдруг хмурится, засопев, – Рождаются же такими, правильно?       Юнхо еле сдерживается, чтобы со смехом не уронить лицо в ладонь.       – Подавляющий процент действительно рождается, – с улыбкой проговаривает он, повернув голову вбок. – Ещё часть испытывает проблемы общения с матерью в детстве. Ну и травмы всякие, пара процентов.       – Умный какой, жесть, – продолжает хихикать Минги, вдруг опуская голову.       Их взгляды встречаются. Юнхо понимает, что удачно попал в фокус, когда Минги чуть приоткрывает удивлённые глаза, не ожидав увидеть его лицо так близко.       – Знаешь, будь я таким, я бы точно тебя отбил, – залихватски ухмыляется Минги и вдруг хмурится, отводя взгляд. – Хотя нет, не у Уёна. Я...       – ...ты отправляешься спать, – с безапелляционной улыбкой перехватывает мыслительный процесс Юнхо, на этот раз уже поднимаясь со скамейки и высвобождаясь от чужих рук.       Тяжко вздыхая и маясь, Сон Минги скрещивает руки на груди и вновь сгибается над землёй, косясь в сторону входа неподалёку.       – Ну не хочу я туда... – простанывает он, слегка раскачиваясь.       – Я и не веду тебя домой, – мирно подмечает Юнхо.       Минги резко поднимает взгляд на него, пока не разобравшись, что в этом взгляде конкретно изобразить. Так что лишь моргнув, просто спрашивает:       – А куда?       Юнхо снисходительно улыбается, держа в руке телефон.       – В другое место. – Он заново набирает номер такси. – Не будем тревожить твоих близких трактатами о половой ориентации.

* * *

      Ветка обстриженного круглого куста больно впивается Ёсану в бок, но он терпит, стараясь замереть. Новенький, что пару секунд назад рвался на волю, поутих, и Ёсан убирает руку с его рта. Чонхо же сидит настолько неподвижно, что напоминает статую. Трое во все глаза смотрят на спускающихся мужчин, что негромко переговариваются.       – А кто это с директором? – еле слышно спрашивает Хонджун.       – Историк вернулся, – отвечает Ёсан. – Тихо сиди.       Мужчины останавливаются неподалёку, у подножия лестницы, как раз возле его любимой скамьи. Историк опирается на спинку и присаживается, в то время, как директор остаётся стоять, заложив руки за спину.       – Как прошла командировка? – звучным баритоном спрашивает директор.       – Ох, великолепно! – живой быстрый голос историка контрастирует с уставшей сидящей фигурой. – Я так рад, что успел вернуться до ярмарки. Обязательно к тому времени представлю ту коллекцию монет, что привёз с раскопок!       Директор, беззлобно хмыкнув, втягивает воздух, отвечая:       – Твои научные наработки – украшение нашей академии.       Историк отмахивается, и смеётся, покачав головой:       – Лишь бы детям интересно было. И здоровья хватило ещё на парочку таких же выездов.       – Как твоё здоровье, к слову? – подхватывает директор, и на миг Ёсану кажется, что он слышит в извечно ровном тоне нотки озабоченности.       Историк вздыхает. Кан Ёсан хмурится, покусывая нижнюю губу.       – Знаешь, тёплый сухой воздух пошёл мне на пользу! – наконец, бодро отвечает историк. – И врач мой сказал... – Он с кряхтением поднимается, опираясь на протянутую руку директора. – Что результаты ему нравятся. Но просит больше не пытаться лезть в горы!       Они дружно звучно смеются.       – Ого, он смеяться умеет! – шепчет Ким Хонджун, тут же зашипев на поочерёдные тычки локтями в бока.       Мужчины продолжают разговор о путешествиях, неспешно идя вдоль главной аллеи. Ёсан провожает их спины взглядом, и осторожно высунувшись из-за куста, старается разглядеть, что происходит у ворот. В этот же миг по нему мажет дальний свет фонаря в руках кого-то из охраны, выхватывая макушку.       – Блять... – Ёсан резко приседает, чувствуя, как учащается сердцебиение. – Быстро, валим, валим!       Они выползают из кустов обратно в тени деревьев. Кровь стучит в ушах, и Ёсану кажется, что это тяжёлая поступь охранников, уже бегущих следом. Стоит всем троим оказаться под деревьями, как они дружно пускаются бегом, не сговариваясь, обратно к тёмной общаге, что безмолвным кирпичом выделяется среди теплящихся светом зданий комплекса.       Сбавляют шаг уже на подходе к озеру, что в полутьме даёт о себе знать лишь плеском воды. Хонджун отходит к уличному питьевому фонтанчику, что всё ещё работает, а Чонхо устало опускается на траву.       – Я хочу домой... – почти жалобно тянет он. – Мне выспаться надо. Давайте пойдём сдадимся?       – Да щас! – язвительно шипит Ёсан, нервно сжимая комиксы в руках. – Спокойно, я сейчас что-нибудь придумаю.       – Что тут думать? – подаёт голос Хонджун, шумно хлебающий воду. – Через забор полезем и всё.       – Из тебя уже так себе разведчик получился, не думаю, что ниндзя будет лучше, – огрызается Ёсан, вдруг тоже почувствовав накатившую усталость.       Тяжёлый день даёт о себе знать урчащим желудком и желанием сожрать кого-нибудь с потрохами морально. Ким Хонджун сам напрашивается, но силы покидают Ёсана. Он опускается на траву рядом с Чонхо и в отчаянии приваливается к его плечу. Тот даже не возражает. Под плеск воды и исчерпавшийся конфликт Хонджун садится подле Ёсана и виновато чешет затылок.       – Ну ребят, не унывайте, – тянет он. – Сейчас передохнём и пойдём по домам.       С поздним вечером подбирается и холод, лишая их нестройные ряды остатков мотивации. Ёсан уже подумывает залезть обратно в общагу и лечь спать в своей комнате, когда новенький снова подаёт голос:       – Знаете, я просто уверен, что видел историка где-то ещё.       – Ну ещё бы, – отвечает откуда-то сверху Чонхо, пока пригревшийся Ёсан старается не заснуть прямо на месте. – Это же отец Юнхо. Ну, конечно, ещё и учёный со степенью, но они с Юнхо и правда очень похожи внешне.       – Не только... – добавляет Ёсан из полудрёмы. – На историка с директором посмотреть, так у них динамика, как у нашего старосты с президентом через лет... тридцать?       Хонджун хихикает, вставляя:       – То есть, как ты сказал, и директор наш без историка ничего не может?       – Я так не говорил...       Перекидываться с новеньким упражнениями в остроумии попросту нет сил. Ёсан глубоко вздыхает, думая о том, как интересно отец Чон Юнхо ведёт свои уроки, приковывая внимание даже самых отпетых разгильдяев, и как редко он может позволить себе присесть в принципе. Не то, что вынужденно. Мысли путаются, и он всё пытается провалиться в сон, пока тёплое плечо Чхве Чонхо не сменяется руками одноклассников, что поднимают его на ноги.

* * *

      Сан, сплюнув под ноги, широким шагом сворачивает за угол к своему дому. Лорд легко бежит рядом, наученный не выскакивать на дорогу, и оглядывается по сторонам с довольно разинутой пастью. Прогулки на такой стремительной скорости ему нравятся почти как вечерние пробежки, да и сам Сан обычно успокаивается от этого ритуала. Но не сегодня.       Бешенство плещется внутри яркими вспышками, и Чхве Сан злится сразу на всех. На Минги, что выпал в осадок настолько, что не забрал свою подружку. На Юнхо, что свинтил с ним за какие-то считанные минуты, и Сану неважно, что это он сам орал на всю улицу, чтоб они все разъезжались по домам. И больше всего Сан бесится на проклятого Чон Уёна, что продолжает тащиться за ним, как надсмотрщик или тюремный конвой. Голова болит, а разбитая бровь не глушится даже злостью, ну а остатки алкоголя в крови смешивают это всё в самую гремучую смесь.       Впереди маячит дверь дома, и Сан ускоряет шаг в надежде, что его хвост удовлетворится этим и отвалится молча.       – Чхве Сан!       Не удовлетворился.       – Я хотел сказать спасибо! – прерывисто восклицает Уён, видимо, устав идти в таком темпе, но продолжая это делать. – За вечер, за игру, за...       – Спасибо за то, что чуть не сдал меня копам! – зло выкрикивает Сан через плечо.       – Я же пошутил! – в удивлении вскликивает Уён за спиной. – В смысле, ну то есть... погоди, ты на это обиделся?       – Езжай домой, Уён! – в сердцах выдаёт Сан, дёрнув на себя дверь, и заслышав позади тяжёлый бег.       К злости понемногу примешивается бессилие, когда он понимает, что Уён нагнал его у двери и не собирается отставать, просачиваясь в холл первого этажа.       – Ну прости, ну пожалуйста... – жалобно тянет Уён, пытаясь со спины положить ладонь ему на плечо, но Сан дёргается, идя дальше.       Бег тяжёлых лап Лорда эхом разносится по вечерним коридорам, а его хозяин лишь привычно сматывает поводок и взбегает на лестничный пролёт. Такие подъёмы и обычно давались ему легко, даже несмотря на курение, а в злом состоянии Чхве Сан и вовсе летит наверх под радостное тявканье Лорда, что перепрыгивает по несколько ступенек на шаг позади. Взобравшись на свой этаж, Сан принимается рыться по карманам бомбера в поисках связки ключей. Бешенство лишь подстёгивается перспективой потерянных ключей в драке и нуждой спускаться обратно на поиски. В этот момент на лестнице слышится какая-то возня, что вскоре оформляется в звуки тяжкого подъёма на рывках.       – Чхве Сан, если ты думаешь... – слышатся, кажется, предсмертные вздохи Уёна. – Что я буду бежать за тобой, чтобы сказать, как мне всё равно на твои истерики...       Сан спешно проверяет карманы джинсов, с облегчением нащупав ключи, и достаёт их, тут же со звоном выронив.       – ...то да, я буду! – воинственно вскликивает Уён, помчавшись наверх.       В ярости Сан отодвигает пёсью голову, что мешает ему шарить рукой по полу, когда Лорд заинтересованно принимается обнюхивать пол и закрывать собой всё пространство. Наконец он хватается за брелок, и вскочив на ноги, стремительно вставляет ключ в замок, проворачивая несколько раз. Дверь распахивается, и Сан врывается внутрь, дёргая поводок, но тут же чувствует сопротивление и оглядывается.       Виляя хвостом, Лорд тянется к взбирающемуся на площадку Чон Уёну. Тот сдувает волосы со лба и финальным рывком вваливается в квартиру под довольный лай заскочившего следом пса. С мрачной решимостью Сан констатирует, что это происходит уже второй раз за один день.       Сжимая зубы так, что сводит всю челюсть, он закрывает дверь и отцепляет поводок. Лорд радостно скрывается в комнате с телевизором в надежде найти упавшие на пол кусочки пиццы. Уён сгибается пополам, упёршись ладонями в колени, и безуспешно пытается отдышаться. Стараясь контролировать себя и не думать о том, что оказался заперт с чёртовой Барби в собственной квартире да по собственной воле, Сан вешает бомбер на крючок и скрещивает руки на груди.       – Слабак, – не сдерживается он, издевательски глядя сверху вниз на умирающую фигуру.       – Иди ты нахрен... – цедит Уён и медленно выпрямляется, оттирая тыльной стороной руки рот и нос. – А ещё иди в ванную. Умойся.       В ярости сдвинув брови, Сан расцепляет руки, медленно сжимая ладони в кулаки. Они снова смотрят друг на друга впритык, и снова Сан видит лишь праведный огонь в глазах напротив.       – Вон из моего дома, – рычит он и чувствует, как по щеке вновь струится что-то горячее.       Машинально приложив ладонь к лицу, он смотрит на собственные красные от крови пальцы.       – Живо умываться, – бескомпромиссно повторяет Чон Уён.

* * *

      В этот раз для Сон Минги прислали лучшего в мире таксиста, что благополучно уговаривается на его мольбы сделать музыку погромче. За окном мелькают огни города, а сиденья, как и весь автомобиль, гулко вибрируют от басов. Минги понятия не имеет, куда мчится, но ему слишком весело, чтобы думать об этом.       – Юнхо! – перекрикивает он музыку, склоняясь к чужому уху. – Поехали в клуб! Умоляю, ну пожалуйста...       Тот лишь с весёлой улыбкой качает головой и гладит его по волосам, отчего получается лишь невольно привалиться к чужому плечу. Прикосновения напоминают беглые руки Уёна, когда тому хочется спасти своё чувство прекрасного и поправить укладку на чужой буйной голове.       Минги думает о лучшем друге и счастливо улыбается. В голове вертится фраза Юнхо: «Чхве Сан отходчивый». Правда, сложно вспомнить, когда тот её сказал, но менее спокойно оттого не становится. Чем меньше конфликтов вокруг Сон Минги, тем больше он радуется жизни.       Хотя, куда уж больше, ведь он впервые может удобно передвигаться, перекинув руку через плечо Юнхо и чувствуя удивительно крепкую хватку в ответ. Юнхо одного с ним роста, оттого и удобный, а ещё пианист, а ещё, кажется, Сан его тренер. Оттого Минги не боится споткнуться и упасть, во всё горло напевая прилипшую песню из такси.       Он открывает глаза, сидя на диване в просторном помещении с высокими стенами и ярким освещением. Походит на музей, или холл какого-то дворца. Минги смотрит на хрустальную люстру под потолком, что переливается разноцветными бликами. Он понятия не имеет, где находится. Знакомый пиджак Юнхо и его спина узнаются у стойки ресепшена. Тот отводит руку чуть вбок, доставая купюры из кошелька. Слышен его вежливый голос, такие же вежливые ответы девочки-администратора. Минги пытается уловить суть, даже выцепляя отдельные слова, но те разбегаются обратно, а вместе с ними и смысл сказанного. Изящная рука Чон Юнхо достаёт ещё одну купюру, жёлтую. Проделывает несколько движений длинными пальцами, и купюра исчезает прямо в воздухе. Девушка склоняет голову, отгибая кармашек блузки с приколотым бейджиком, и тут же улыбается, с мягким звяканьем выложив на стойку ключ.       Минги вновь смеётся, с размаху падая в кресло и отстёгивая ещё одну пуговицу на рубашке с закатанными рукавами. Ему становится душно в прохладном номере отеля, и смутная тревога блуждает в безумном сознании. Только не снова. Только не при Чон Юнхо, что стал его спасителем в этот вечер. Минги взъерошивает волосы, и красные пряди падают на глаза; он убирает их со лба, с восторгом принимая от Юнхо чистенький стакан со льдом и виски.       – Откуда? – хихикает Минги, охотно чокаясь, и отпивает обжигающую жидкость.       – Это мини-бар желает тебе спокойной ночи, – отвечает Юнхо со своей очаровательной улыбкой, и отпивает из своего. – Не сбеги отсюда и спи крепко.       – Нет-нет, подожди! – взволнованно вскликивает Минги, со звоном ставя стакан на стеклянный столик. – Время детское, не уходи, я спать не хочу! Я только...       Желудок даёт недвусмысленные сигналы, подпитывая нарастающую тревогу.       – Останься со мной, Юнхо.       Он закрывает за собой дверь в ванную и, сделав несколько шагов, приваливается к умывальнику, открыв воду резким движением и тяжело задышав. Он продолжает опираться одной рукой, пока вторая ладонь сначала немеет от холода, а потом трёт лицо. Это был чуть ли не единственный вечер за последние несколько лет, когда Сон Минги чувствовал себя спокойно. Он не может всё испортить. Дыхание выравнивается, а мозг выборочно проясняет интерьер ванной. Минги выцепляет себя в зеркале, убрав со лба мокрые волосы. Тревога отступает. Наконец, он выдыхает спокойнее и выпрямляется, слушая колотящееся сердце. Голова кружится, но Минги улыбается. Улыбается нетронутому унитазу, чувствуя странную гордость.       Медленно он открывает дверь и выходит обратно, окидывая взглядом просторный светлый номер – тот пустует. Должно быть, время слишком позднее, и Юнхо уже ушёл. Минги хмыкнув, не злится на него. Юнхо и так сделал слишком много для того, чтобы Сон Минги был счастлив в этот день.       Пошатываясь, Минги подходит к столику и усмехается. Чуть ли не впервые он оставил свой стакан недопитым, и намеревается срочно это исправить – запрокинув голову, он с удовлетворением глотает. Комната резко пошатывается. Настолько, что сердце пропускает пару ударов и принимается нагонять упущенное. Стены с витиеватыми обоями плывут перед глазами, и Минги удивляется, как до сих пор стоит. Пока не понимает, что кто-то держит его со спины.       Он открывает рот, замерев, и чувствует, как чужие руки медленно ползут по его груди и берутся за пуговицы на рубашке, принимаясь расстёгивать одну за другой. Минги медленно втягивает воздух, слыша над ухом мягкое «тсс», от чего мурашки стремительно расползаются по телу. Горячие губы легко и плавно касаются его шеи. Этот кто-то его роста. Минги сглатывает, пытаясь совладать с ощущениями и размазанной картинкой перед глазами. Тело не желает двигаться, замерев от мягких ладоней, что проходятся по его голым плечам под расстёгнутой рубашкой.       – Кто... – еле выдыхает Минги, и одна из чужих ладоней быстро соскальзывает вдоль его шеи, зарываясь в волосы.       Плавный поворот под натиском пальцев – и Минги чувствует на своих губах поцелуй, полный невыразимой, удивительной и пугающей жажды. Голова окончательно идёт кругом, пока глаза закрываются. Сон Минги проваливается в темноту под звон выпавшего из руки стакана.

* * *

      Уён ходит по чужой кухне, раскрывая шкафчики и безуспешно пытаясь найти хоть что-то, похожее на аптечку. Из ванной слышится шум воды и агрессивный плеск, так что инстинкт самосохранения подсказывает не соваться на поиски туда и даже не спрашивать.       Редкие здравые мысли предупреждают Чон Уёна, что на сегодня он исчерпал свой лимит борзости, но сохранившийся в крови алкоголь требует довести начатое до конца. Он ставит на кухонный стол бумажные полотенца и недопитую бутылку виски, склонившись к прижавшему уши Лорду. Пёс вьётся вокруг пустой миски, виляя хвостом и облизываясь. Уён точно натыкался на корм, потому быстро находит нужное место и с шорохом насыпает в миску поздний собачий ужин, присаживаясь рядом на корточки. В коридоре слышится тяжёлая поступь хозяина квартиры, отчего смутно хочется так и сидеть до утра, спрятавшись под столом. То ли Уён трезвеет, то ли приходит понимание, что он должен был окончательно нарваться ещё полчаса назад и теперь ходит по тонкому льду.       – Ты ещё здесь? – устало спрашивает Сан, опустившись на стул, и машинально хватает недопитую бутылку, запрокинув голову вместе с ней.       Уён выпрямляется, не говоря ни слова. Решимость возвращается, и он отрывает несколько полотенец, обходя стол. Сан провожает его мрачным взглядом, хоть и выглядит весьма похорошевшим, умывшись. Разбитая бровь, впрочем, выглядит всё ещё плохо, и Уён бесстрашно приближается, нервно комкая полотенца в руке.       – Рану твою обработать надо.       Сан закатывает глаза.       – Отвали. – Он опирается локтями на широко расставленные колени, склоняя голову над полом. – Я охренеть как устал и хочу спать, так что обувайся и проваливай.       На этот раз глаза закатывает уже Уён. Он, ловко схватив бутылку с остатками виски, окунает край скомканного полотенца, тут же стремительно присаживаясь перед Саном на корточки. Тот, моментально вскинув голову, сверкает глазами, но вдруг айкнув, отшатывается, когда полотенце прижимается к рассечённой брови.       – Такой большой и сильный, а так возмущается, – с издевательской улыбочкой цедит Уён, продолжая тянуть руку и промакивать боевую рану фыркающего пациента. – Ещё чуть-чуть, совсем не больно, как комарик!       Начинающий заново беситься Сан быстро понимает, что уворачиваться не получается, и пытается выпрямиться. В этот же миг набегавшиеся икры Уёна решают окончательно подвести, и он с ужасом понимает, что падает вперёд. Бухнувшись на колени, пока те разъезжаются в разные стороны, он пытается затормозить движение. Притормаживает он в последний момент. Вспоминая, как дышать, Уён медленно поднимает взгляд, приоткрыв рот от увиденной картины.       Он, на коленях, между ног Чхве Сана, чья мускулистая фигура нависает над ним, а сузившиеся глаза его мечут молнии. Хоть Уён и понимает, что его сейчас разорвут на куски, но может поклясться, что на секунду увидел в этих же глазах неожиданную панику. И потому не придумывает ничего лучше, кроме как поднять руку и продолжить аккуратно обрабатывать рану.       – Тебе нужно купить перекись... – бессвязно бормочет он, чувствуя, как от низа собственного живота поднимается жар. – Ну или там... с твоим-то лайфстайлом...       Сан гневно выдыхает через нос, но не шевелится, так же внезапно отводя взгляд.       – Дерёшься же вечно, – продолжает забивать эфир занятый делом Уён, стараясь не облизывать пересохшие губы. – Как так можно, без аптечки...       Он готов провалиться под землю от стыда, чувствуя, как мурашки бегут по коже от жара чужого тела, чей запах с такого расстояния просто сводит с ума. Провалиться под землю или просто накинуться здесь и сейчас, рискуя здоровьем, а то и жизнью. В голове проносятся слова Ёсана про реанимацию. Уён тяжело сглатывает и понимает, что теперь уже просто смотрит в пол.       – Чон Уён, – слышится сверху неожиданно серьёзный голос, и голова сама задирается на имя, – Я хочу кое-что прояснить.       Сан смотрит на него прямым взглядом, из которого испарилась как злость, так и какие-либо ещё эмоции. Уён опускает руку.       – Что именно? – на чрезмерно шумном выдохе спрашивает он, закрыв рот, и с ужасом понимая, что всё это время едва ли не слюни пускал, борясь с реакцией собственного тела.       – Я скажу прямо, – проговаривает Сан, стискивая зубы, но стараясь звучать спокойно, – Я не гей. И ты можешь рассчитывать, подчеркну, в лучшем случае... на мою дружбу.       Сердце колотится в груди от переизбытка чувств, но Уён силится не отвести взгляд и ничем не выдать внутреннее замешательство.       – Ты, похоже, хороший парень, – с расстановкой продолжает Сан, – Только мне не нужен секс с парнями.       – Я и с первого раза понял, что ты не пробовал.       Слова вырываются раньше, чем Уён успевает сообразить, но он не собирается останавливаться. Острое разочарование сменяется подбирающейся усталостью, колени ноют, а ноги грозятся наутро выдать самую жёсткую крепатуру. И теперь Уён просто обязан весь выделившийся яд вбрызнуть по адресу.       – Не бойся, – продолжает он с лёгкой усмешкой, – Если ты думаешь, что я полон желания сосать твой член до утра, то я тебя разочарую.       Как же жёстко он врёт. Глаза напротив вновь прищуриваются.       – А на той неделе иначе себя вёл, – не менее ядовито цедит Сан в ответ.       Со вздохом Уён поднимается на ноги и бросает мокрые полотенца в раковину, удерживая на лице всё ту же улыбочку.       – Может, пьянее был, – он нарочито иронично разводит руками, – А может, просто не знал ещё тогда, что ты такой неблагодарный, Чхве Сан.       Усевшийся подле стола Лорд в непонимании, но со всецелым участием переводит взгляд с одного на другого и обратно. Очевидно пристыженный Сан крайне плохо играет, пытаясь не надуться, и скрещивает руки на груди.       – Спасибо за помощь, – буркнув, он косит взгляд на плечо Уёна. – У тебя куртка в крови моей.       Склонив голову, Уён замечает россыпь красных капель на белой джинсовой ткани и весело смеётся.       – После рывка этого мальчика по асфальту мне все вещи можно выкидывать, – он треплет довольного Лорда между навострённых мягких ушей. – Но курточку оставлю! Будет напоминать, как Чхве Сан сражался за мою честь.       Нарочито от бедра Уён направляется в коридор, больше не глядя на Сана.       – Я не за твою честь сражался, – мрачно доносится в спину.       С театральным сожалением Уён вздыхает и наклоняется к своим ботинкам, обеспечивая наилучший обзор с кухни на всё, чем может похвастаться.       – Очень жаль, – иронично подытоживает он, не желая больше оборачиваться.

* * *

      Пригибаясь, Чонхо крадётся к границе комплекса академии, что представляет собой тот же высокий витиеватый забор. Он думает о том, что никогда здесь прежде не бывал, а ещё размышляет, есть ли камеры на территории и насколько плотно они расположены по периметру. Его друзья крадутся впереди. Идея выходить как угодно, но не через ворота, кажется Чхве Чонхо самой тупой на свете. С другой стороны, проникали же как-то на территорию девчонки посреди ночи в прошлом году? И никто ж не умер. От последней мысли слегка передёргивает.       Ким Хонджун, что первым рвется в бой, не останавливается ни на секунду и, как шёл, так и лезет вверх, перебросив свою сумку на ту сторону. Чонхо, подобравшись, замирает около Кан Ёсана, что наблюдает за происходящим, тяжко вздыхая.       – Ещё не поздно пойти нормальным путём, – бесцветно говорит Чонхо, оценивая маршрут конечностей новенького.       – Смотрите лучше, куда ноги ставить! – пыхтя, шипит Хонджун, перекинув свою через верх ограды, и садится, глядя вниз. – Ого, высоко...       – С твоим-то ростом непривычно, да? – оскаливается Ёсан, по которому сложно сказать, получает ли тот удовольствие или просто хочет всех убить.       – С твоим ростом, Кан Ёсан, будет ещё страшнее! – фыркает Хонджун, пока шатается на верхушке и придумывает, куда поставить ногу, чтобы не сорваться.       – Представляешь, а Сон Минги всегда так всех видит, – неожиданно открывает рот Чонхо, сохраняя бесстрастный тон.       Его друзья, разом прыснув, хихикают, что правда Ким Хонджуну это не помогает безопаснее спускаться. Впрочем, обстановка разряжается моментально, и Ёсан уже пропихивает свои комиксы через решётку в руки одноклассника по ту сторону, после чего принимается лезть наверх. Хонджун, благополучно стоя на земле, задирает голову, подсказывая маршрут. Интерес к этим урокам альпинизма постепенно побеждает скепсис и внутри самого Чонхо, что приценивается к ограде.       – Давай я тебя подержу, Ёсан! – вполголоса вскликивает новенький, подняв руки.       – Да сколько можно меня лапать?! – гневно шипит Ёсан, плохо скрывая дрожь в голосе от страха в любой момент упасть.       – Я держу тебя не за задницу, а за центр тяжести! – парирует Хонджун, не опуская рук. – Если он у тебя такой нежный, я не виноват!       Они продолжают переругиваться, заражая Чонхо сначала улыбкой, а после и сдавленным смехом. Он начинает привыкать к этой атмосфере, и смутно понимает, что чего-то такого ему и не хватало. Красок в жизни с лёгким налётом слабоумия и отваги. Чонхо с лёгкой усмешкой цепляется за прутья, уже успев запомнить маршрут, и бодро лезет наверх под одобрительные шепотки. Преодолев половину пути, он перекидывает ногу и принимается натужно соображать. С этого угла обзора рисунок прутьев не виден, как надо, и приходится восстанавливать его в голове по памяти и реверсировать. Шёпот друзей становится всё громче, пока в какой-то момент Чонхо не понимает, что вдалеке сквозь ивы мелькает свет фонаря.       – Чхве Чонхо, давай быстрее! – почти в голос вскликивает Ёсан.       Чонхо сжимает ограду так сильно, что вспотевшие ладони скользят по прутьям, а ноги едва слушаются.       – ...я уж наивно думал, что с концом общаги и это кончится, – слышится грубый мужской голос. – Эй, пацан!       Паника хватает Чонхо в свои объятия настолько стремительно, что он едва успевает спрятать лицо за собственным плечом. Не хватало ещё, чтоб узнали. Яркий свет ослепляет, а ноги соскальзывают с круглых деталей кованого рисунка одна за другой, отчего всё тело разворачивается вокруг оси. Чонхо, охнув, повисает на одной руке, и вдруг понимает, что до земли осталось немного. Под крики охраны за спиной он решает прыгать. Встреча с поверхностью проходит достаточно жёстко, отдав болезненным импульсом по всем суставам, но Чонхо буквально сразу же срывается с места. По эту сторону к академии прилегают дома, и он дёргается сначала в одну сторону, а после в другую, не понимая, где раньше закончится глухая стена одного из зданий.       Необъяснимый страх подстёгивает бежать, куда глаза глядят. И Чонхо бежит, петляя в переулки, пока не кончается дыхание. Страх понемногу отпускает, заставляя замедлиться и начинать думать. Например о том, что он забыл забрать свою сумку. Чонхо останавливается. Друзья, похоже, точно так же бросились врассыпную, и теперь их нереально найти даже по звукам. И дорога вспоминается совсем смутно. С тяжёлым вздохом, Чонхо разворачивается, побредя обратно. Глупые идеи имеют свойство казаться смешными только в том случае, когда удаются. Так было с проникновением в общежитие. Когда же идеи терпят неудачу, то их глупость начинает давить ещё сильнее. Чонхо чувствует, как понемногу горят щёки с досады на самого себя.       И в этот же миг чья-то рука хватает его за запястье из-за угла. Невольно вскрикнув, Чонхо дёргается, в ужасе зажмурившись. Он видит силуэт, и в полумраке у этой фигуры словно и вовсе нет лица. Свободная рука машет наугад, когда Чонхо решает любой ценой бороться за жизнь, но прозвучавший вдруг голос оказывается знакомым.       – Чонхо, это я! – не менее испуганно вскликивает Хонджун, отпуская его руку.       Моргая и таращась, Чонхо прижимается спиной к стене и сползает по ней, обнимая себя за плечи. Нужно успокоиться.       – Нашёлся? – слышится взволнованный голос подоспевшего Ёсана.       Подрагивая всем телом, Чонхо сглатывает вязкую слюну и считает вдохи. Скоро должно отпустить.       – Ну ты чего, Чонхо?.. – со слабым весельем в голосе говорит Хонджун, присев рядом на корточки. – Ещё и дрался со мной, прикинь? – Он задирает голову, глядя на Ёсана. – Я думал, у меня такие высокие отношения только с Чхве Саном.       Медленно Чонхо переводит жалобный взгляд на Кан Ёсана, что сосредоточенно хмурится, но всё же разражается язвительной улыбкой, отвечая:       – Не обольщайся, Ким Хонджун. Мой брат в такого рода отношениях крайне полиаморен.