Seven Deadly Sins

      Хоть Хонджун и пробыл в академии неполную неделю, но уже прекрасно ощутил, как скучает без обычной одежды. И насколько успел отвыкнуть от девушек вокруг.       Сейчас же вместо пиджака и душащего галстука на нём огромное худи, в кармане которого лежат деньги на самый большой молочный коктейль, какой способны только сотворить местные лотки с товарами.       Выходной ощущается глотком свежего воздуха. Хонджун медленно проходит под аркой на входе в парк аттракционов, довольно улыбаясь. Можно на пару деньков и забыть про место, где каждый шаг чреват моральным, а то и физическим уроном.       Он плетётся вдоль широкой аллеи, высматривая киоски и подставляя лицо редким осенним лучам солнца. Пока вдруг не отвлекается на звонкий смех. Две девушки стоят возле витрины комнаты кривых зеркал, и пытаются сделать фото в зеркале, но каждый раз заливаются хихиканьем от получающихся картин. Хонджун медленно подходит к зеркалу, рассматривая собственное отражение. Его лицо искривляется при каждом движении, а в животе суетится муторное чувство тревоги.       Вспоминается вчерашний день. Отражение, залитое красным светом. Хонджун морщится. Но отвести взгляд не может, наблюдая, как кривое зеркало луна-парка выворачивает его лицо в жуткую гримасу. Кажется, что отражение вот-вот откроет рот и заговорит.       «Опять соврал? Да ты имени его даже не знал до вчерашнего дня! Глупый, глупый Хонджун, зачем же ты лжёшь? Тебе снова нужна трагическая история со смертельным исходом?»       – Я смотрю, ты и правда любишь зеркала.       Шарахнувшись, Хонджун вскрикивает, даже подпрыгнув, и врезается спиной в ограду перед витриной. Чонхо смотрит на него безо всяких эмоций. Вместо привычной формы на нём чёрные джинсы и клетчатая рубашка, что придаёт и без того плечистому парню схожести с лесорубом.       В панике разглядывая чужой прикид, Хонджун наконец-то вспоминает, что самостоятельно пригласил одноклассника погулять в городе. И тот, к удивлению, даже согласился.       – Ни черта я не люблю зеркала, Чхве Чонхо! – вскликивает Хонджун и тут же пытается взять себя в руки. – Эм, то есть, привет...       – Привет, – всё так же безэмоционально отвечает Чонхо.       – Может... кофе? – Хонджун смущённо улыбается и косится на девчонок, что уже перестали хихикать и теперь стараются отодвинуться подальше.       Чонхо кивает, и они направляются к ближайшему деревянному киоску с красочной вывеской меню на улице.       Удивительно, но именно этот одноклассник абсолютно спокойно воспринимает всё странное поведение Ким Хонджуна. И этим он внушает доверие.       – Жаль Ёсана мы так и не пригласили, – тянет Хонджун, уставившись на список напитков.       – Был ли хоть у кого из нас его номер телефона? – хмыкает Чонхо. – Сомневаюсь, что до твоего появления он вообще знал о моём существовании.       – Да брось, Ёсан милый... Дайте айс-кофе, пожалуйста! – Очередь доходит до Хонджуна, после чего он вновь оборачивается к однокласснику. – И он даже не подозревает, кто его спас. Должен нам самгёпсаль, я считаю!       Лёгкая улыбка наконец-то трогает лицо Чонхо, и он заказывает себе американо со сливками. Разговор с трудом клеится, и прогулка пока что предвещает лютую атмосферу неловкости. Но Хонджун не сдаётся, намереваясь отлично провести этот день. Чонхо отпивает из стаканчика, неожиданно начиная:       – Признаться, до вчерашнего дня я никогда не думал, что смогу заговорить с Чхве Саном.       – И ты отлично справился! – Хонджун даже прикусывает трубочку от энтузиазма, поддерживая диалог изо всех сил. – Давай, выбирай, какие карусели больше любишь?       Пожав плечами, Чонхо вздыхает, уныло протянув:       – У меня в городе не так много развлечений, так что в таких парках я никогда не был.       Хонджун едва не давится холодным кофе и с трудом сглатывает, чтоб не закашляться, но тут же вскликивает:       – Да ладно! Ну всё, значит, попробуем все до единого! Ну или... – Хонджун морщит лоб, подсчитывая в уме количество карманных денег от матушки. – Ну или как получится.       Чонхо, будто читая мысли, вытягивает из кармана сложенную вдвое пачку жёлтых купюр, и с сомнением спрашивает:       – Нам этого хватит?       Вытаращившись, Хонджун на секунду теряет дар речи. Он столько денег в принципе никогда не видел, и в своих попытках подсчитать нужную сумму, подозревает, что так и не сможет её осознать.       – Ты чего, спрячь! – шипит Хонджун, с опаской озираясь по сторонам. – И не доставай без надобности...       Всё так же безэмоционально Чонхо прячет деньги обратно, отпивая свой американо. Но вопрос задаёт уже чуть веселея:       – Так какие аттракционы посоветуешь, Ким Хонджун?       На лицо Хонджуна постепенно вылезает улыбка, становясь всё шире и коварнее, он прищуривается почти по-дьявольски:       – Ох... Держись, Чхве Чонхо, надеюсь, что ты не плотно пообедал!

* * *

      Бодрый хаусовый трек раскачивает клуб, вечеринка набирает силу. Лампы мигают, люди танцуют, как в последний раз, а у бара толпится очередь из желающих поскорее осмелеть и ринуться в гущу событий. За столиком Сонхва собралась приличная компания из «уважаемых» людей, как бы сказал Юнхо, и президент уверен – никто даже не сомневается, что абсолютная власть остаётся нерушимой. Костяк из самых влиятельных парней, что едят, пьют и смеются за столом, заставляет Сонхва чувствовать себя королём при свите из высшего дворянства. С манерами, что правда, не у всех обстоит хорошо.       Один из гостей, поднявшись, с напускной смелостью направляется к рыжей девушке у бара. «Она тебя пошлёт, бро!» – выкрикивают из-за стола, и хохот взрывается с новой силой. Музыка гремит так громко, что заставляет вибрировать всё естество. И Сонхва это нравится. Он прикрывает глаза, откинувшись на спинку диванчика, и позволяет алкоголю делать своё дело.       Огонь улёгся – узнав, что в клубе будет президент, в него набилась чуть ли не половина академии в желании позаискивать и постараться приблизиться. Виски расслабляет каждую клеточку тела. Две симпатичные девчонки с густо накрашенными губами смотрят на Сонхва неотрывно из разных концов зала. Всё идёт хорошо. Всё наладилось.       – Джентльмены, разбираем! – слышится откуда-то сверху голос Юнхо под приветственные крики.       Сонхва приоткрывает глаза, вновь усевшись ровно. Юнхо принёс целый поднос коктейлей, и приземлив тот на центр стола, сразу же выхватывает оттуда новую порцию виски и ставит перед президентом.       – Благодарю, – одними губами произносит Сонхва, и тут же перекрикивает музыку: – Юнхо, друг мой, садись и выпей со мной!       – Да, Юнхо! – подхватывает компания вразнобой. – Сядь уже, хватит бегать!       Юнхо, заулыбавшись шире, кое-как влезает на своё место подле президента, берясь за предложенный джин. Парни поднимают руки с бокалами, дурными голосами подпевая клубному ремиксу на какую-то мейнстримную песню. Звенит стекло, Сонхва величественно чокается стаканами с Юнхо, а вечер и вовсе перестаёт быть томным.       Когда в очередной раз виски обжигает горло, возвращается неудавшийся пикапер под новый взрыв смеха. Улыбается даже Сонхва, удивляясь, как такое вообще может его рассмешить. Видимо, алкоголь сегодня привезли действительно хороший. Потому что Сонхва, кажется, уже готов показать этим неспособным, как нужно общаться с девушками. Опершись обеими руками о стол, он поднимается... и тут же оседает обратно.       Кажется, что музыку враз выключили, настолько сильно закладывает вдруг уши от загудевшего пульса. Помещение, качнувшись перед глазами, начинает двоиться, теряя свои очертания. Сонхва хрипло вдыхает, пытаясь проморгаться. Помогает слабо. К рассеянному сознанию смутно подкрадывается паника. Взгляд фокусируется на взволнованном лице Юнхо; тот, кажется, спрашивает, всё ли хорошо. Смысл слов доходит очень туго. Сонхва, стиснув зубы, отмахивается от протянутой руки, прикладывая все усилия, чтобы подняться самостоятельно.       – Я на воздух, – еле выдавливает он, направляясь к выходу.       Дорога к дверям кажется Сонхва длиною в бесконечность. Он старается не шататься, но с каждым неудачным шагом всё больше злится. Голова кружится, заставляя неестественно цветастую рябь дрожать перед глазами. Охранник, впрочем, не обращает на него внимания сверх меры, лишь услужливо открывая дверь.       Снаружи никого нет, и это несказанно радует. Сонхва позволяет себе опереться рукой на стену. Он даже с радостью позволил бы себе проблеваться, но скручивающийся желудок упрямо протестует. Сонхва оглядывается исподлобья. Он не может вот так стоять прямо около дверей, так что осторожно направляется вдоль стены ближе к паркингу, рукой всё ещё цепляясь за единственную опору. Наконец, он приваливается спиной к стене, и с облегчением вдыхает вечерний воздух. Внутри сильнее нарастает необъяснимая паника. И Сонхва бы запаниковал окончательно, если бы только мог себе это позволить.       Вдалеке вновь хлопает дверь, и слышатся торопливые шаги в его сторону. Сонхва, скосив мутный взгляд, выцепляет сначала знакомую джинсовую куртку, а потом и самого Юнхо, что останавливается в шаге, так и не решаясь подойти.       – Ты в порядке? – осторожно спрашивает он, слегка наклоняясь вперёд.       Сонхва сначала вымученно усмехается, а затем из его горла вырывается сдавленный короткий смех.       – В порядке ли я, Юнхо? – издевательски весело переспрашивает он, и, отлепившись от стены, делает шаг, пока лицо его искажается злобой.       Юнхо, от неожиданности отпрянув, неудачно спотыкается обо что-то, и, на долю секунды потеряв равновесие, приваливается к стене в свою очередь. Там его настигает Сонхва, с грохотом впечатав ладонь рядом с его головой. Вот примерно так он должен был прямо сейчас разговаривать с той милой девушкой у стены, а не с, мать его, Чон Юнхо. Дурацкий вид не волнует – гравитация угрожает сильнее, обещая победить в борьбе с упрямством Пак Сонхва.       – Ты мне скажи, в порядке ли ты? – рычит Сонхва, глядя исподлобья. – Почему, скажи мне, я всё должен делать за тебя? Я ведь многого не требую. Просто выполняй, мать твою, свою работу!       Ведь кто, как не Чон Юнхо, должен был следить, что наливают на баре? Прерванный праздник выводит Сонхва из себя, заставляя едва заметно подрагивать от ярости. А ответное молчание лишь провоцирует сильнее. Лицо Юнхо плывёт перед глазами, но Сонхва и так знает, что тот опять надел свою непроницаемую маску доброжелательности, от которой теперь становится тошно.       – Или, может... – Сонхва с трудом втягивает воздух, болезненно усмехнувшись, и мотает головой, опустив её.       – Сонхва, ты...       – Молчать! – рыкнув, Сонхва всё же вцепляется в чужую куртку обеими руками, встряхивая своего, вроде как, всё ещё лучшего друга, и ударяет того спиной о стену. – Может, мне нового помощника найти, а, Юнхо? Который будет следить за моими стаканами, что скажешь?       Ответом становится тягостное молчание. Юнхо смотрит прямо, и лицо его пугающе не выражает абсолютно ничего. Сонхва из последних сил прищуривается, хмыкнув.       – Молчишь? – Он выпускает чужую куртку из рук, напоследок демонстративно похлопав ладонью по плечу. – Ну хоть это ты можешь.

* * *

      К субботнему обеду отец вернулся из командировки. С горящими глазами он рассказывал о том, как сумел поработать с археологами в Мьянме, и начал он с порога, ещё когда Юнхо только помогал ему снять пальто. Большее счастье в юношеских глазах пожилого мужчины сложно представить, и неудивительно, что ученики академии разделяют этот энтузиазм на уроках истории. Не разделяет лишь сам Юнхо.       «– Мы же, по сути, дворянство. Почему наш род такой древний и такой бедный?»       «– Неужели тебя волнуют только деньги, сын мой?» – с искренним удивлением тогда спросил отец.       И Юнхо думает об этом, глядя в свирепые глаза Пак Сонхва. Слышит скрип его кожаной куртки. С такого расстояния даже вдыхает его парфюм, стоящий просто баснословных денег. И слушает про работу. Работу, которая началась неизвестно когда и больше не заканчивалась. Мысли перещёлкиваются в голове, как шестерёнки, ровно и неизбежно. Когда-нибудь Сонхва выдохнется. И Сонхва выдыхается. Потом будет грозно молчать. И Сонхва замолкает. А потом...       Юнхо удивлённо моргает, когда Сонхва отворачивается, и, прошептав что-то грозное и неразборчивое, делает шаг ровно в противоположном направлении от клуба. Удивительно, как он вообще может идти, но местный принц уже справился со ступеньками на спуске и ни разу не пошатнулся. Юнхо молча идёт следом. Он думает о том, вспомнит ли Пак Сонхва свой перформанс на утро. А если вспомнит, то сделает ли вид, что ничего не было? Пока что его прыти можно только позавидовать, и Юнхо не имеет ни малейшего представления, куда тот направляется посреди малознакомого района. Он нагоняет друга на светофоре возле широкой трассы.       – Далеко собрался? – примирительно интересуется Юнхо, плотнее запахнув куртку под промозглым ночным ветром.       Сонхва поворачивает голову и смеряет его самым презрительным взглядом, на какой только он способен, после чего цедит:       – Наш разговор окончен, Чон Юнхо.       И резво направляется вдоль пешеходного перехода, а Юнхо замирает на месте. Мысли щёлкают дальше. На другом краю дороги горит красный свет. Справа слышится тяжёлое громыхание. Юнхо оборачивается на звук.       Фура со стройматериалами едет по пустой ночной дороге, не стесняясь скорости. Сонхва, оказавшийся уже на середине дороги, внезапно там же и замирает, уставившись на яркий свет. Юнхо молча стоит на тротуаре.       И тут в голову врывается оглушительный протяжный звук гудка, отдаваясь в висках. Водитель, похоже, замечает пешехода, но явно не успевает сбросить скорость. И ровно в этот момент Юнхо срывается с места, помчавшись через дорогу так быстро, что лёгкие сводит от боли. Он до напряжения в мышцах вытягивает руку, хватая Сонхва под локоть, и моментально дёргает на себя. С возмущённым рёвом фура проносится перед самым носом, и Юнхо, под громкий стук в голове и оседающий гул в ушах, тащит друга обратно на тротуар.       Мысли тикают, как метроном, выставленный на самую быструю скорость. Алкоголь из них улетучивается, уступив место смутному страху. Именно тому, который Юнхо старается гнать от себя изо дня в день. Должно быть, он тащит Сонхва так быстро, что тот не поспевает и спотыкается о поребрик.       Юнхо, остановившись, поворачивается к нему лицом. Сонхва тяжело дышит, глядя куда-то в пространство, после чего жмурится, воззрившись теперь уже на своего спасителя. В глазах его читается шок.       – Юнхо! – вскликивает он со смесью ужаса и странного восторга, после чего, постепенно поникнув, понимает, кажется, теперь уже в полной мере, что произошло.       Юнхо не представляет, какое лицо у него самого сейчас, но он точно видит вместо злобного привычного оскала искренние эмоции своего давнего друга. Лучшего друга.       Сонхва вдруг делает неуверенный шаг навстречу, и обнимает торопливо, так и замирая. Руки Юнхо поднимаются сами собой, зависая в воздухе на краткий миг, но уже в следующий он ответно прижимает к себе крепче мелко подрагивающего Сонхва.

* * *

      После столь насыщенного дня Ёсан и не помнит, как ложился спать, так что закономерно проспал больше положенного. И теперь закономерно чувствует себя одинокой разваренной макарониной, то и дело зевая, утыкаясь в тарелку. Уён всё же всех достал и выволок в чёртово кафе уже на выходных, и Ёсан до конца не представляет, связано ли это с толпами красивых официантов. Неудивительно, ведь рядом находится высшая академия искусств, а будущим актёрам необходимо как-то зарабатывать на еду перед своим громким признанием.       Минги треплет про своих футболистов, Уён же просит их фотки, прежде чем соглашаться слушать хоть про кого, а Ёсан искренне пытается влезть в разговор, но по итогу всё равно прикладывается к трубочке с лимонадом.       – Давай ешь, я больше не буду! – вскликивает Уён, перекладывая свои оставшиеся нигири к Минги на тарелку. – А то джинсы уже давить начинают, я ж не наш Ёсан, в которого что входит, то и выходит.       – Давай только без «входит» и «выходит», – кривится Минги.       – И без применений ко мне! – язвительно добавляет Ёсан, покосившись на друга.       Уён, мелодично рассмеявшись, поглаживает лицо Ёсана, игриво ущипнув за щёку. Скорчив недовольную гримасу, Ёсан добавляет:       – Будешь мне прыщи заново лечить.       – Ох, дорогой... – Дайкири всегда действовал на Уёна в положительном ключе, а точнее в ключе «положиться на первого попавшегося». – Поверь мне, я знаю, о чём говорю, ты просто не встретил ещё своего принца!       – Минги, он опять всех женит, сделай что-нибудь, – иронично обращается Ёсан, но не может сдержать улыбки.       Уён всегда был чрезвычайно искренен в своём желании найти для друзей настоящую любовь, вот правда базовые ориентации обычно игнорировал.       – Кто бы говорил, Кан Ёсан! – Уён улыбается в стакан и всасывает остатки коктейля. – Ты вон подле Пак Сонхва пробыл столько, сколько мне за год не удавалось.       Ёсана передёргивает, а гримаса отвращения на лице становится и вовсе карикатурной.       – Знаешь ли, не лучшее моё достижение, – выдавливает он из себя. – Лучше пусть рядом с ним постоянно ходит твой, – он выделяет последнее. – Парень.       – Ах, Юнхо... – блаженно улыбается Уён, и подперев локтем стол и голову, рассматривает браслет на свободной руке. – Рыцарь из сказки...       Ёсан закатывает глаза, и хлебнув лимонаду, понимает, что этих двоих ему ещё развозить по домам.       – Принцессе больше не наливать, а то он здесь уснёт, – подмечает Ёсан, обернувшись к Минги. – А ты что, какой бокал пьёшь вообще?       Минги поднимает бокал с пивом, салютуя залипающему на бриллианты Уёну, и делает пару мощных глотков.       – Второй, – кристально честно отвечает он, с трудом подавив отрыжку.       – Ой ли? Не пятый?       Уён, оживившийся на их речи, слабо улыбается, помахав официанту, что поглядывает на их компанию уж больно часто. Но, кажется, того интересует не Уён, а то, как скоро посетителей придётся выносить из кафе.       Ёсан в очередной раз закатывает глаза так далеко, что те рискуют не вернуться в исходное положение.       – Всё, Минги, допивай и сваливаем, – назидательно говорит он, погладив по голове что-то мурчащего Уёна.       – Без проблем, – бодро ответив, Минги двигает свою тарелку с уёновскими нигири к Ёсану. – Только если ты доешь.       Ёсан прищуривается. Он и без того весь вечер прострадал над тарелкой с лапшой, и на фоне стресса никогда не отличался повышенным аппетитом.       – Сам ешь. Давай, давай! – командирским тоном добавляет он, когда Минги недовольно морщится. – Закусывай, иначе я вас двоих сегодня точно не вывезу!

* * *

      Огни ночного города несутся навстречу, пока Сан мчится по полупустой трассе, обгоняя плетущиеся редкие седаны. Скорость вдохновляет, радует, будит адреналин, а обхватившие его грудь тоненькие руки только подогревают пыл. Но нужно постепенно сбавлять обороты и заворачивать в жилой сектор.       Байк послушно замедляется, и урчит утробно и довольно, как зверь после долгой пробежки. Остановившись, Сан, выкидывает пяткой опору и накреняет коня, снимает шлем, вдыхая прохладный воздух, и приглаживает волосы. Его спутница осторожно снимает и свой шлем с длинных растрепавшихся волос и лучезарно улыбается. Сан по-джентльменски придерживает её за талию, помогая слезть, но тут же рывком притягивает к себе.       – Может, к тебе? – с очаровательной улыбкой спрашивает он, щурясь, как кот.       – У меня родители дома... – хихикает она, и проводит пальчиком по его толстой мотоциклетной куртке. – Можем к тебе, милый.       Сан изображает на лице недовольство, но тут же опускает руку ниже, ухватывая спутницу за задницу, и улыбается всё так же обольстительно.       – Делаю всё необходимое, чтобы приблизить эту возможность.       – Тогда до встречи на танцах. – Она, хихикнув, обхватывает его лицо ладошками.       Сан прижимает её в ответ, уверенно целуя. Спустя пару секунд девушка уже цокает каблуками, поднимаясь по лестнице к своему дому. Проводив оценивающим взглядом манящие изгибы, Сан разворачивается в седле и принимается пристёгивать оба шлема к багажнику. Домой он собирается уже с ветерком, чтобы сполна насладиться шумом ветра в ушах и рёвом верного железного спутника.       С другой стороны улицы слышатся знакомые голоса. Первым угадывается братец, который что-то доказывает, неразборчиво, но очень пылко. Сан, хмыкнув, заводит байк снова, стартуя на самой низкой скорости навстречу звуку. Впереди показываются три фигуры, бредущие по тротуару: две низеньких и одна несоизмеримо высокая. Преодолевая нужное расстояние за пару секунд, Сан вновь тормозит, и в этот раз уже опирается на ногу в тяжёлом ботинке, чуть съехав с седла.       – Ого, всё в том же сборе! – вскликивает он, опираясь локтями на руль.       Ёсан, Уён и Минги поворачиваются к нему с самыми разными эмоциями. Брат сразу же отводит взгляд, его лучшая подружка приоткрывает рот, ну а самый рослый из них, усмехнувшись, машет рукой.       – Ну ты чё, Минги, – продолжает Сан. – Когда уже с нормальными девчонками гулять будешь, а не с этими?       Ёсан упирается взглядом в землю, тяжело вздыхая, пока Минги смеётся и кричит в ответ через дорогу:       – Сам-то всех девчонок перетаскал поди! Мерещатся уже!       – Не, – Сан усмехается, и вновь сцепляется взглядами с чёртовым Чон Уёном.       На том какая-то модная шерстяная накидка, что постоянно сползает с плеча, и абсолютно ужасные кожаные штаны, обтягивающие бёдра. И взгляд Уёна такой же злой, как и вчера, когда он по-дурацки надувал губы и сопел в надежде хоть попытаться отпугнуть Сана.       – Чхве Сан! – вдруг весело вскликивает Уён, и отводит бедро в сторону, упирая одну руку в бок, так что с опущенного плеча вновь сваливается абсолютно проклятая накидка. – Всех уже перекатал на своём байке. А меня покатаешь?       Сан удивлённо вскидывает брови. Внутри поднимается... нет, не ярость. Паника. Ведь Чон Уён от бедра уверенно направляется через дорогу в его сторону. И того слегка заносит, а на лице, пытающемся казаться серьёзным, то и дело вылезает шальная улыбка.       – Охренеть, вы сколько выпили вообще? – кричит Сан его спутникам, сдерживая рвущийся наружу нервный смех.       Те, словно отмерев, порываются следом за прущим как танк Уёном. Первым добегает Минги, тут же пытаясь схватить его за руку, но Уён с возмущениями выдёргивает её, и подходит так близко, что его приторные духи заполоняют всё вокруг. Сан замирает в агрессивном недоумении. Уён же опускает взгляд, и, хихикнув, пытается убрать блондинистую прядь волос за ухо. Та всё вываливается обратно, падая на лицо.       – Ну покатай меня на своём коне, Чхве Сан... – вдруг мурлычет он, поднимая свои абсолютно пьянющие глаза.

* * *

      Предчувствие подсказывает Минги, что вот-вот произойдёт непоправимое. Это словно смотреть на цунами, ураган или ядерный взрыв – такое же ощущение жуткой неизбежности у Минги, пока он смотрит на Уёна в опасной близости от перекошенного в гневе Чхве Сана. Нужно действовать.       И Минги вновь подскакивает к другу, хватая уже руками поперёк тела и поднимая над землёй. Тот верещит, периодически срываясь на писклявый смех, и принимается дёргаться в захвате, уже удаляясь от Сана на пару тяжёлых шагов. Отвернувшись, чтобы не отхватить затылком по зубам, Минги выхватывает взглядом Ёсана. Тот стоит в шоке. Или даже точнее – в ахуе. Он молча наблюдает за вакханалией, пока Уён натужно выдирается и требует его отпустить. Ну в точности как сам Сан ещё вчера.       – Да вы можете хоть день друг на друга не прыгать?! – взрывается Минги, сдувая красные пряди со лба.       – Чё сказал?! – мигом взрывается и Сан, ощетинившись.       – Пусти меня! – не унимается Уён. – Пусти, я ему...       Минги вовремя закрывает другу рот ладонью, и старается примирительно улыбнуться в сторону вытаращившегося Сана.       – Наш Уён сегодня хорошо отдохнул, только и всего! – с фальшивым весельем вскликивает Минги, пока сам Уён пытается укусить его за палец.       Явно стараясь взять себя в руки, Сан жмурится и встряхивает головой. Затем, с негромким «ну нахер», резво заводит свой байк, и, выполнив крутой разворот, с рёвом устремляется в сторону выезда на трассу. Минги выдыхает, наконец отпуская шипящего и отплёвывающегося Уёна.       – Ну и чё это было?! – приходит в себя Ёсан, переходя сразу на максимальную громкость.       Минги вдруг понимает, что у него начинает болеть голова и желудок ощутимо скручивает. Ругань Ёсана сливается в один шум, когда тот, подскочив к своему пьяному другу, принимается размахивать руками.       – Ёсан, отстань от него... – устало бормочет Минги, подходя ближе и кладя руку Уёну на плечо. – Он же не в адеквате.       – Да в порядке всё со мной! – возмущается Уён, стряхнув руку. – Вы, блин! Его шикарная задница уже почти была в моих руках!       Поморгав, Минги озадаченно уставляется на абсолютно трезвого Чон Уёна, спокойно поправляющего одежду.       – Ты так только в реанимацию отъехать можешь, а не трахнуть его! – вопит Ёсан, и, схватившись за голову, рассматривает асфальт невидящим взглядом. – Мы сейчас серьёзно говорим о моём брате?!       Уён же не унывает, и, вдруг рассмеявшись, приглаживает растрепавшиеся волосы.       – Ну и ладно... – сквозь смех выдавливает он, – Зато теперь посмотрю я, как он будет задирать меня в школе! Эти гомофобы такие милые...       Ёсан роняет лицо в подставленную руку, а Минги лишь устало выдыхает, сунув руки в карманы.       – Не знаю, дружище... – подытоживает он, – Я вас вечно разнимать не смогу, и как бы он не стал по жести тебя терзать на переменах.       – Не станет, – подозрительно уверенно отвечает Уён.       Живот ноет тупой болью, и оставшиеся силы стремительно покидают Минги. Приходит время прощаться, и он благополучно оставляет двоих друзей стоять на обочине и вызывать такси. Сам он вряд ли смог бы достоять до приезда машины, чувствуя, как кружится голова. Неоновые лампы лифта лишь усиливают головную боль, и Минги остаётся только молиться. Молиться, чтоб дома все спали.       Он не с первой попытки, но всё же вставляет ключ в замок, и старается потише влезть в тёмную прихожую. Свет не горит нигде, и это радует – очередных разборов полётов за своё состояние Минги не выдержал бы. Он кое-как разувается и снимает плащ, вешая на крючки у входа. Где-то вдалеке пикает и включается автоматический увлажнитель воздуха. Минги поднимает голову и замечает мелькнувший свет в районе кухни. Это светится уведомлением экран мобильного телефона в руке младшей сестры, что крадётся по длинному коридору пятикомнатной квартиры с украденным бутербродом в руке. Её большие глаза заговорщически смотрят на брата.       – Ты меня не сдашь? – шёпотом спрашивает она.       – Нет, солнышко, – вполголоса отвечает Минги, тепло улыбнувшись. – Иди в комнату.       Та улыбается в ответ, и, бесшумно затопав босыми ногами, скрывается за поворотом. У самого Минги так резво не получается, особенно когда желудок попросту тянет к земле. Он еле бредёт до ванной, и, нащупав выключатель, тут же закрывает за собой дверь, не позволяя свету достигнуть других комнат.       Стремительно опускаясь на колени, Минги едва успевает поднять крышку унитаза, прежде чем всё, что так старательно запихивал в него Ёсан, не оказывается снаружи. Стараясь не провоцировать лишних звуков, он вытирает выступившие от напряжения слёзы и приваливается к стене, тяжело дыша. Ему становится легче. Намного легче.

* * *

      Хоть они и продолжали бессмысленно и беспощадно препираться в такси, Уён всё же всеми правдами и неправдами уговорил Ёсана поехать к нему с ночёвкой. И пусть остаток пути они провели, грозно уткнувшись в телефоны, но Уён был рад не проводить ночь в одиночестве посреди маминого пустующего лофта.       И теперь он, в пижаме, развалившись на огромной маминой же кровати, сохраняет нужное положение, чтобы не сползала тканевая маска. В телефоне выплясывают свою хореографию любимые айдолы, а Ёсан, благополучно измазанный масками для волос и лица, притаскивается из ванной, укладываясь рядом на живот и оперевшись на локти.       – Там рядом с унитазом лежит... что-то, – бубнит он. – И я не хочу знать, что.       – Меньше знаешь – крепче спишь.       Уён ухмыляется, тут же прилепляя отставшую маску обратно.       – Ты же поменял утром постель? – с претензией бросает Ёсан.       Ответом становится молчание – Уён слишком увлекается видео, где на записи живого выступления красивые парни срывают с себя рубашки.       – Поменял же?.. – голос Ёсана звучит всё более неуверенно.       – Да поменял, поменял! – опомнившись, Уён легонько стукает друга по плечу. – Смотри, какие они, это же просто кошмар, ну почему моя мама не гуляет с главами лейблов...       Заворочавшись, Ёсан старается обернуться через плечо.       – Не видно нихера.       – Волосами на подушку не ложись, на них маска!       Рассмеявшись, Уён, снова поправляет убегающую маску, и томно взирает на любимого участника, что как раз выходит к краю сцены.       – Слушай, вылитый Чхве Сан! – подытоживает Уён, взволнованно заворочавшись. – Только добрее в три раза, судя по стримам, и отвечаю, что мутит с вон тем, который...       Ёсан страдальчески кряхтит и пытается уронить лицо в ладони, но вовремя вспоминает об измазанных щеках.       – Господи... – тянет он. – Можно хоть при мне не обсуждать твои сексуальные фантазии по поводу моего брата?       – Ты вредный! – Уён закусывает нижнюю губу, поморщившись от вкуса бьюти-процедур. – Давай «честно на честно», дорогой. – Он хлопает ресницами, рассеяно провожая взглядом айдола со сцены. – Что ты так бережёшь брата от меня? И чего так трясёшься перед ним, он что ли достал совсем, с тем что ты приём...       – Я по его вине в реанимации лежал.       Хмыкнув, Уён вдруг замирает. Голос Ёсана звучит серьёзно, и когда они встречаются взглядами, то становится понятно – тот не шутит. На ощупь Уён выключает экран и, отложив телефон, слегка приоткрывает рот. Как холодная вода, осознание обволакивает и отрезвляет, вот только слова нужные так и не находятся.       – Что? – бросает Ёсан и хмурится, отводя взгляд. – Будь я побольше, точно навалял бы ему в ответ. Но я не спортсмен, не дзюдоист, не победитель всех сраных соревнований сраной вселенной.       Он тяжело вздыхает. Уён поджимает губы, виновато опуская взгляд. От накатившей жалости к другу хочется откровенно зареветь, но он сдерживается. И всё корит себя за слишком длинный язык, переживая даже не по поводу своей сегодняшней возможной кончины прямо у дома Минги.       – Прости, зайчик... – бормочет Уён, и всё же стягивает с лица надоевшую маску, бросая её в блюдце на прикроватной тумбочке.       – Забей, – цедит Ёсан и ворочается, чтобы усесться на кровати в позе лотоса. – Просто не вызверяй его никогда. Братец-то в тюрячку отвалит, а меня масками кто обмажет?       Неожиданно для себя Уён хихикает и машинально принимается растирать остатки своей маски по лицу. Хулиган Сан укладывается в мозгу, а вот убийца...       – Ну так что, «честно на честно», говоришь? – продолжает Ёсан, хмыкая. – Тогда, может, скажешь, что ты так упорно ищешь во всех парнях, чего нет в Чон Юнхо?       Захлопав ресницами, Уён в деланном непонимании уставляется на друга, но быстро понимает, что тот теперь не отстанет. Взгляд сам собой переползает на подаренный браслет, что лежит на тумбочке рядом с блюдцем. Уён устало вздыхает.       – В нём всё хорошо... – Он поглаживает пальцем пуговицу на пижаме, опуская глаза. – Нет, правда, хорошо! – Уён словно оправдывается перед самим собой. – Просто...       Ёсан вежливо и будто издевательски молчит, дожидаясь конца фразы. Взглянув ему в глаза, Уён нервно облизывает губы, слегка хмурясь.       – Мне кажется, что я ему не подхожу.       – В смысле? – Ёсан с непомерной серьёзностью приподнимает бровь. – Тебя вся школа хочет, о чём ты?       Смутное чувство тревоги гуляет где-то на задворках сознания, но Уён упорно не может объяснить даже себе, что же его смущает.       – Ну знаешь... – Он невольно покусывает губу. – Вот как будто ему не то нужно. Ну то есть, когда мы вместе, мне кажется, что ему нужно другое. Что ему нравится... совсем другое.       – Опять что-то про сексуальные практики? – Похоже, Ёсан сильно сдерживается, чтобы не закатить глаза.       Уён же крепко задумывается. Он вспоминает и объятия, и нежные фразы, и то, как до скрежета зубов Чон Юнхо обходителен с ним в постели. Одновременно невероятно тёплый снаружи и какой-то до жути холодный где-то очень глубоко внутри.       – Я просто не могу его понять, – пытается подытожить Уён. – Всех могу понять. Они все читаются, как книга, особенно когда так близко. Юнхо же хочет чего-то иного. И я не знаю, чего именно. Но я точно не смогу ему это дать...       Они молчат. Тишина нарушается лишь глубокомысленными вздохами. Каждый думает о своём, анализируя и обмен откровениями, и прошедший день. Мысли Уёна путаются от усталости и такого внезапного перенапряжения, но он продолжает ходить кругами по внутреннему серпантину. Зачем же ему так сильно необходимо искать что-то в других парнях? И что же именно он ищет?       – Мда, – прерывает паузу Ёсан, и хлопнув в ладоши, слезает с кровати. – Пойду смывать всю эту радость. Есть у тебя футболка какая-то переодеться?       Уён, очнувшийся от размышлений, провожает спину друга рассеянным взглядом.       – Любую бери! – кричит он в ответ, и добавляет уже с привычной доброй издёвкой: – Клянусь, что они чистые и все мои!

* * *

      Чонхо понимает, что Хонджун уже сотню раз пожалел о своей затее. Они действительно перекатались абсолютно на всех аттракционах, и на парочке из них новенького уже начало конкретно мутить. Сам же Чонхо был в полном восторге. К вечеру парк и вовсе преобразился, загоревшись многочисленными огнями, что на скорости сливались в сплошные линии и яркие вспышки. Это будоражило сознание. И как он раньше не пробовал такой простой, но такой действенный способ почувствовать вкус к жизни.       Чонхо в несколько движений перезаряжает пистолет и прицеливается в мишень. Та чуть ли не самая маленькая и сложная, потому он опирается локтем о стойку, затаив дыхание. Отдача оружия оказывается просто максимальной, и ствол начинает водить в разные стороны, потому приходится приноровиться на остальных целях побольше. Он отводит прицел чуть ниже яблочка. Нажимает на курок на выдохе. Слышится хлопок и мелодичный победный звон, и девушка за стойкой хлопает в ладоши, поздравляя с победой. Губы трогает лёгкая ответная улыбка.       – Во даёшь! – с набитым ртом вскликивает Хонджун, уминая свой поздний ужин в виде бургера и молочного коктейля. – Где так научился?       – У нас есть дом за городом, там стрельбище, – сквозь смущение отвечает Чонхо, машинально погладив пистолет. – Меня брат старший учил, он призёр в пейнтболе.       – Выбирайте любой приз! – вмешивается в их разговор девушка, забирая оружие из рук самого меткого стрелка.       Чонхо призадумывается, выбирая между гигантским плюшевым зайцем и шикарным водяным, судя по размерам, автоматом. Указав пальцем на последний, он через секунду прижимает внушительный пластик к груди.       – Ну всё, группа спецназа на выезде! – прыснув, Хонджун оценивает его серьёзный вид. – Может, тебе в полицейскую академию нужно? Вон какой плечистый! У меня дядя там преподаёт, может, будет и тебя учить. Ну или ты его...       Чонхо, лишь хмыкнув, ласково поглаживает свой автомат, пока Хонджун смотрит время на телефоне и заметно начинает паниковать.       – Автобусы скоро ходить не будут! – тараторит он, при этом успевая ещё и отхлёбывать коктейль. – И матушка убьёт!       – Так давай на такси со мной поедешь, – бесстрастно вворачивает Чонхо.       Хонджун смотрит на него так, что не хватает только иконки прогрузки над головой.       – ...ну да, ты ведь и так всего лишь оплатил за меня сколько? Полмиллиона? – наконец иронично выдаёт он.       – И чем навредит ещё пара лишних тысяч? – подхватывает иронию Чонхо.       Фыркнув, Хонджун открыто и искренне улыбается, отчего его рот напоминает треугольник.       – А ты быстро учишься шуткам! – подмечает он. – Только мы всё равно идём на автобус.       Целеустремлённо новенький прошагивает мимо, вгрызаясь в оставшуюся половину бургера. Чонхо, потащившись следом, опускает свой приз, оставив болтаться в руке.       – Так хорошо шучу, потому что у меня был очень хороший день, – протягивает он в спину Хонджуна, на что тот оборачивает голову и вновь улыбается.       – А у меня был лучший! – громко восклицает он, салютнув большим стаканом. – Спасибо, Чхве Чонхо!       Идти из глубины парка к выходу неблизко, так что Хонджун начинает забивать эфир самой разной болтовнёй. Про то, как в этом парке раньше была самая вкусная сахарная вата, как он испугался в комнате страха, и её потому закрыли, как у кого-то на горках пару лет назад отстегнулся ремень...       Чонхо слушает и периодически хмыкает, разглядывая деревья, украшенные гирляндами. Хоть к вечеру и стало прохладно, но настроение оттого не ухудшилось. Ему нравится это место.       – Уфф... Поскорее бы форму получить! – Хонджун наконец-то доходит до темы академии, когда они выворачивают к выходу, а Чонхо удивляется его живучей дыхалке. – А то мне староста наш жесть устроит...       – Юнхо с тобой говорил о форме? – оживляется Чонхо, прибавив шагу.       – Да он мне ровно пять минут только про оттенок неправильный дырку в мозгу сверлил! – картинно бесится новенький. – То не так, это не то, пуговицы фигня!       – Пуговицы – это важно, – хмыкает Чонхо, шаркая ботинками.       – Просто кошмар! – бушует Хонджун. – Этот Юнхо просто невыносим, я не удивлюсь, если он Ёсану вчера точно так же мозг оперативно выжрал своей правильностью, чтобы тот, как дурак, попёрся прям в лапы к...       Новенький запинается, остановившись, и резко поднимает руки вверх, прямо с бургером и коктейлем в каждой. Потому что Чонхо упирает дуло своего приза в его бок.       – Блин, я опять забыл... – жалобно-иронично выдыхает Хонджун. – Никто не смеет и слова сказать о святом старосте! Даже за пределами школы!       – Не говори так. – Чонхо опускает оружие, а вместе с ним и взгляд. – Юнхо... замечательный.       Хонджун примирительно машет пакетом с бургером, как белым флагом. Они идут дальше. Правда, теперь в воздухе висит неловкое молчание, нарушаемое лишь шмыганьем подмёрзшего носа новенького.       – Чхве Чонхо... – наконец говорит Хонджун, обретая важный тон. – Он же тебе явно нравится. Забей на Уёна, и, ну... отбей?       Он хихикает. Чонхо же не разделяет радости, издав тяжкий вздох.       – Может и нравится, – бубнит он. – Только ни черта у меня не выйдет.