Seven Deadly Sins

      «День открытых дверей прошёл в Сеульской академии высоких наук на базе Европейского университета: школьники старших классов готовы к новому учебному году.»       – О, смотри, сейчас тебя показывать будут! – восклицает матушка, и прибавляет громкости на стареньком телевизоре.       Хонджун вяло откусывает бутерброд и глотает сладкий чай, пользуясь отвлечённым вниманием своей... да и не мамы вовсе. Мачехи. Матушки.       – Как там красиво, ты только погляди... – стараясь не перекрывать журналистку восторженными охами, она отхлёбывает из своей чашки.       – Угум... – бормочет Хонджун, косясь на зелень плакучих ив, на фоне которых выгодно смотрится серо-голубая форма элитных школьников. – Там в пруду рыбки есть, прикинь. Карпики настоящие.       – Здорово... – Матушка спешно достаёт очки из кармана домашнего халата.       По правде говоря, Хонджун с радостью бы спетлял с кухни в этот же миг, ибо холодеет как затылок, так и без того подмёрзшие пятки. Он мог бы и догадаться, что там будут репортёры. И теперь должен вести себя естественно.       «По новой, подчеркну, экспериментальной программе приёма учеников из малоимущих семей мы рассчитываем...»       Из телевизора сочным басом вещает мужчина с чёрными, как смола, волосами и седыми висками. Плашка под ним утверждает, что это сам директор академии.       – Про тебя говорят! – С довольной улыбкой матушка резко тянет руку и ерошит волосы на затылке Хонджуна. – Ух, оболтус! Как же тебе повезло!       – Повезло... – мямлит Хонджун с набитым ртом и невольно вздыхает.       «Везло» ему буквально весь вчерашний день, который хочется попросту стереть из памяти или как-нибудь перезапустить. Дресс-код в академии настолько сложен, что пришлось как-то выкручиваться в самый последний момент. Приказ о зачислении застал всю их семью на отдыхе, отдых плавно перерос в празднование, а празднование – в великие сборы и покупку всего необходимого. Всего, кроме формы, которую Хонджун подшивал накануне грандиозной суеты под названием первый день официальной учёбы.       – Нормально добрался вчера? – мимоходом спрашивает матушка, внимательно разглядывая общие планы с толпящимися у фонтана учениками. – Я на работу уходила когда, разбудить хотела, но ты так спал... Денежку на такси оставила, видел?       – Всё окей, матушка. – Хонджун вымученно улыбается, благо, на него в этот момент не смотрят.       – Окей да окей у тебя... – ворчит она в ответ, поджимая губы. – Девчонок у вас там, гляжу, и нет. Ну и правильно. Больше на учёбе сосредоточишься. Раньше ж так и было: мальчики заняты исключительно...       Нихрена у Хонджуна не окей, особенно когда вчера он обнаружил, что к чертям проспал будильник и не успевает в этой жизни вообще ничего. Взъерошенный, мокрый, пыльный, на бегу высматривающий хоть какой-нибудь автобус. И всё это на пронизывающем осеннем ветру. Он морщится и спешно скрывает половину лица за чашкой. Матушке не стоит знать, что на такси он не ехал. И на автобусе не ехал, ибо нужный щедро окатил его прекрасные серо-голубые штаны из лужи близ тротуара.       – А где ты вообще, дружочек? – Матушка продолжает высматривать его на фоне завуча и угрожающе постукивает пальцами по столешнице. – Не видно тебя совсем.       – Я там как раз с другой стороны дерева рыбок смотрел, в кадр не попал, – тянет Хонджун, примирительно-раздолбайски хихикнув.       – Ой дурачьё... Будто каждый день кого из нас по телевизору показывают. Что я отцу твоему скажу, как вернётся?       Отправляя в рот остатки бутерброда, Хонджун принимается отряхивать крошки с рук.       – Скажи, што ево сын... – бормочет он с набитым ртом, старательно проглатывая завтрак. – Благополучно освоился, и ни на что не жалуется.       И это ложь. Ведь стоило Хонджуну добраться до ворот академии, как он врезался в рослого охранника. И как ни увещевал громилу пропустить его на учёбу, тот лишь смеялся и без стеснения рассматривал и смятую грязную форму, и растрёпанные волосы, и в целом никчёмный вид нового ученика. Хонджун честно мог сказать, что он пытался. Пытался показать охраннику свой официальный пропуск. Но Хонджун даже себе не может до конца признаться, что забыл этот чёртов пропуск. Что выложил его на свой чёртов письменный стол ещё вечером.       – Ух ты, а это кто? – Матушка вновь оживляется, глядя на экран. – Ну смотри, чего ты? Пишут, что президент ученического совета, ты посмотри, какой красивый мальчик! Причёсанный, нарядный!       Как ни старается сейчас Хонджун прикрыть глаза и сдержать ругательства, но не признать «красивого мальчика» не получается. Это лицо он видел живьём, и тогда оно не было таким официально-доброжелательным. Когда Хонджун понял, что банально устал спорить с охраной, к воротам подъехало такси. И Хонджун, стараясь убраться с дороги, умудрился уронить и сумку, и себя прямо под ноги выходящему. И тогда этот расчудесный мальчик не был таким милым. Признаться, Хонджун никогда в жизни не видел столько презрения в одном лишь взгляде.       – А я его знаю, – как бы между прочим добавляет Хонджун, допивая последние глотки чая. – Он из моего класса, мы с ним даже подружились.       – Правда? – Матушка хлопает ресницами, восторженно улыбаясь. – Ты теперь знаешь президента ученического совета?!       – Конечно! – лучезарно улыбается Хонджун. – Он отличный парень, его все знают!       От мёртвой улыбки, прилипшей к лицу «отличного парня», невольно сводит челюсть. И Хонджун молит всех богов, чтобы молодой президент больше не удостаивал его своим вниманием, а лучше б и окончательно забыл о его существовании.       Репортаж заканчивается общими планами фасада, и матушка быстро теряет интерес к экрану, убирая посуду со стола. Взяв в руки пульт, Хонджун убавляет звук, но взгляд остаётся прикован к архивным кадрам.       Скорая с потухшими мигалками у знакомых ворот. Белые ленточки, цветы, беззвучный комментарий мэра с обеспокоенным лицом. Хонджун прекрасно понимает, что не просто так образовалась эта экспериментальная программа, куда ему чудом удалось попасть.       – Я смотрю, ты форму теперь каждый день стираешь, – дежурным тоном подмечает матушка, гремя посудой в раковине. – Это ты молодец, только смотри не застирай, она дорогая!       Закатив глаза, Хонджун нарочито бережно снимает пиджак со спинки стула, принимаясь надевать. Матушка, подоспевшая через секунду, насухо вытирает руки, чтобы помочь застегнуть серебристые пуговицы.       – Камон, ну я ж не маленький! – протягивает Хонджун, беспомощно разводя руки и шатаясь от заправской хватки заботливой женщины.       – Не маленький, – подтверждает матушка, положив ладони на его плечи и широко улыбаясь с редкой для себя толикой гордости. – Но как же тебе, чёрт возьми, повезло!       В голове Хонджуна проносятся остатки воспоминаний о вчерашнем дне. Повезло, и не говори.

* * *

      «Не важно, что ты делаешь, сын. Важно – как.»       Слова отца, казалось, въелись в тело и разум Сонхва, сформировав скелет и нерушимые нейронные связи в мозгу. Он уже и не помнит, когда в последний раз задумывался, что спину держать нужно ровно, а взглядом не блуждать без цели, отвлекаясь на незначительные вещи.       И сейчас Сонхва смотрит прямо – на Юнхо, что повернулся к нему, сидя за партой впереди. Тот, углубившись в планшет, изучает открытый календарь и мало обращает внимание на классовый галдёж. Сам же Сонхва прекрасно чувствует, как от него, сурового и нерушимого, расходятся волны власти, заставляющие учеников поблизости говорить тише и стараться не бросать лишний раз взгляд на президента ученического совета школы.       Вдруг заговорив, Юнхо тут же осекается на приподнятой ладони Сонхва, который медленно переводит взгляд и вонзает его в назойливую пару глаз слева, чуть поодаль. Чон Уён пялится на него уже добрых полминуты и незатейливо улыбается, продолжая что-то рассказывать соседу за спиной. Изогнув бровь, Сонхва не меняет строгого выражения лица, а Уён демонстративно закатывает глаза и энергично трясёт локоть того самого соседа, что уже засыпает над столешницей. Сон Минги себе не изменяет, хоть и честно пытается слушать. И это всё при живом-то Юнхо в метре?       Подробности своей личной жизни сам Юнхо не афиширует, но слухи о них с Уёном ходят. Как и в принципе слухи о самом Чон Уёне, но Юнхо явно не придаёт этому большого значения, не прекращая изучать экран планшета.       – Продолжай, – ровным тоном произносит Сонхва.       – В пятницу первое собрание совета, в семь вечера, – непринуждённо начинает доклад Юнхо, закинув ногу на ногу и проматывая какой-то список. – Пока ничего обсуждать не будут, накидают идей для мероприятий первого полугодия, надо будет их утвердить...       Доброжелательно-нейтральный тон Юнхо – точно его дар, позволяющий расположить к себе буквально кого угодно, и что самое главное – не бесить Пак Сонхва, который не успел ещё привыкнуть к школьному ритму. Предстоящие дела на посту президента, о которых Юнхо сообщает и периодически напоминает, стройными рядами укладываются в его голове.       – Ты с планшета читаешь, – мрачно подмечает Сонхва, позволив себе слегка откинуться на спинку стула.       Юнхо поднимает взгляд, в котором нет того подобострастного страха, коим славятся члены школьного совета. Разочаровывает, но Чон Юнхо можно дать пару поблажек. Как-никак, они знают друг друга со средней школы.       – Что не так? – вежливо переспрашивает Юнхо.       – Если что-то важное, то ты это в блокнот пишешь. – Сонхва придвигает к себе тетрадь, предчувствуя скорый звонок на урок.       С особым усердием подчеркнув в тоне именно важность, он добавляет каплю претензии, что при неправильном подходе всегда чревата бурей. Юнхо приподнимает брови, хмыкнув, но на его лице быстро вспыхивает улыбка.       – Чего я в этом году не видел, чего не было бы в предыдущий? Так вот, ярмарка, значит...       И всё же, Юнхо знает к нему подход лучше всех. Чувство его искренней самоотдачи, подкреплённой результатами предыдущего года, радует куда больше глупого страха в чужих глазах.       Сонхва удовлетворённо зажмуривается от пробившегося в окно осеннего солнца, и лёгким движением головы смахивает тёмные пряди волос со лба. Звенит звонок, и ученики рассаживаются по своим местам. Юнхо убирает планшет в сумку, собираясь отвернуться, но тут же замирает, окликнутый вновь.       – Юнхо, – сквозь общий галдёж приходится повторить дважды, но Сонхва не собирается повышать тон. – На выходных парни из параллельного зовут в «‎Лилию»‎.       – Забронировать столик? – Рука Юнхо тут же тянется к телефону.       – Ты тоже идёшь, – продолжает Сонхва тоном, не терпящим возражений.       И внимательно наблюдает за реакцией Юнхо. Его сосед по партам, секретарь и лучший друг, почти с самого детства, по совместительству, на секунду прикрывает глаза, и набирает воздух, чтобы ответить.       – Даже не думай, – отрезает Сонхва. – Не смей меня оскорблять.       Юнхо медленно выдыхает, покрываясь смирением и лёгкой досадой.       – Ты же знаешь... – Сонхва позволяет себе лёгкое подобие улыбки, непререкаемо щёлкнув ручкой. – Я всегда угощаю. И, кажется, просил тебя больше не поднимать эту тему. Ты правда хочешь, чтобы я повторял дважды?       На лице Юнхо расстройство резко сменяется широкой улыбкой, а в глазах наконец-то появляется лёгкий блеск интереса.       – Уговорил, – наигранно протягивает он и, наконец, отворачивается, заслышав шаги учителя.       Удовлетворённо хмыкнув себе под нос, Сонхва выпрямляется. Всё же, иногда он может себе позволить быть благодушным правителем.

* * *

      Юнхо бросает беглый взгляд на отцовские наручные часы ровно за секунду до звонка с урока.       Одноклассники начинают суетиться, да и сам математик явно не горит желанием задерживаться перед обеденным перерывом, потому покидает их молча и в числе первых. Поднявшись, Юнхо проходится к учительскому столу и привычным жестом забирает классный журнал с раскидистым серебристым гербом академии. Он не торопится, хоть и краем глаза следит за макушками своих подопечных. Мимо проходит Чон Уён, ослепительно улыбнувшись, за ним лениво тащится потягивающийся Сон Минги. Пропустив их из прохода, Юнхо возвращается к своей парте и принимается аккуратно укладывать вещи в сумку.       – Я задержусь ненадолго, – бросает он вполоборота в сторону Сонхва. – Иди без меня, я потом наберу.       Тот, безразлично кивнув, ступает к выходу, одним взглядом разгоняя поток копошащихся учеников у двери.       – Ким Хонджун! – окликает Юнхо одну из макушек. – Останься на пару минут.       Одеревеневший Хонджун отворачивается от выхода и раздосадованно приземляется за парту в первом ряду. Юнхо старательно застёгивает сумку и укладывает журнал на край столешницы. Помещение пустеет, и весь гвалт плавно перетекает в коридор, чтобы выплеснуться на свежий и пока ещё тёплый осенний воздух.       – Кан Ёсан, тебе персональное приглашение на выход? – Юнхо выпрямляется во весь рост, смерив выжидающим взглядом замершего одноклассника. – И дверь закрой, пожалуйста.       Ёсан, поджав губы, недовольно косится то на Юнхо, то на приунывшего Хонджуна, после чего молча выходит из класса. Мягкий стук двери окончательно погружает помещение в непривычное оцепенение, что нарушается лишь стуком часов над доской.       Подхватив журнал, и на ходу открывая раздел посещений, Юнхо медленно идёт обратно к учительскому столу и присаживается на его край. Хонджун сосредоточенно разглядывает собственные сцепленные пальцы, перебирая большими и кладя их друг на друга.       – Меня зовут Чон Юнхо, я – староста этого класса, – скучающе начинает Юнхо, и достаёт из нагрудного кармана пиджака ручку. – Как думаешь, что тебе поставить за вчера?       Сдёрнув зубами колпачок, он заносит перо над клеткой, как вдруг Хонджун дёргается, едва не опрокидывая парту перед собой.       – Нет-нет-нет, не ставь пропуск! – вопит он, в отчаянии сверкая выпученными глазами. – Пожалуйста, Юнхо, я объясню, – он начинает тараторить быстрее, – Дело в том, что у меня уважительная причина была, понимаешь, дело в том, что...       – ...это меня ни капли не волнует, – сдержанно прерывает его Юнхо. – Посещение занятий должно быть регулярным, Ким Хонджун.       – Ну пожалуйста... – Хонджун едва не плачет, расползаясь по парте и не сводя со старосты умоляющего взгляда. – Я же новенький, а ты явно не бессердечный, и вообще хороший парень, и...       Аргументы обвиняемой стороны кончаются, сменяясь несчастным сопением под укоризненным взглядом. Юнхо вздыхает.       – Это первый и последний раз, когда я не ставлю тебе пропуск, – серьёзно произносит он, отмечая пустую клетку и закрывая журнал. – Будет тебе вступительный подарок.       – Спасибо... – едва не задыхается от счастья новенький.       – Но ты должен понимать, что попал в образцовый класс лучшей академии столицы и всей страны, – продолжает Юнхо, отложив журнал и скрестив руки на груди. – Здесь никто не прогуливает. Все взрослые люди, и все понимают, насколько важные знания могут дать эти стены.       Хонджун продолжает улыбаться, но неловкость постепенно берёт верх. Он отводит глаза. Часы продолжают тикать в повисшей тишине. Новенький медленно опускает взгляд.       – Возьми ручку и записывай, – оживляется Юнхо, отступая от стола. – Есть несколько важных вещей, которые часто не входят в брошюры.       – Так, может, я сфоткаю? – слышится из-за спины, стоит Юнхо подойти к доске и приняться стирать уравнения.       – Давай записывай, лучше запомнишь. – Староста улыбается, беря в руки мел. – Академические спецкурсы, – он со стуком ставит двоеточие. – Инвентарь. Дважды в неделю...       Рассказывать про специальные, но не менее обязательные занятия в новинку, как и в принципе обучать кого-либо таким премудростям. Юнхо старается выполнять хорошо любую работу, так что до подробностей расписывает необходимые вещи для двух главных отличий этой школы – верховой езды и бальных танцев. Подобные уроки проходят на отдельных территориях, что поначалу привлекает, но со временем становится накладным для тех, кто не проникся. Юнхо проникся.       – ...и факультатив по желанию учащихся, обучение музыкальным инструментам. – Юнхо кладёт мел, повернувшись к корпящему над блокнотом Хонджуну. – На выбор фортепиано и скрипка, инструменты предоставляет академия. За выступления на концертах дают дополнительные баллы, так что если заинтересуешься...       Хонджун явно не слушает, с откровенным страхом уставившись на исписанный листок. Юнхо вздыхает. Он попросту не представляет, как новенький сможет вклиниться в общую программу, ещё и со второго года старшей школы. Это кажется попросту невозможным.       – Теперь поговорим о дисциплине, – продолжает Юнхо, когда его подопечный со вздохом закрывает блокнот. – Я вынужден сделать замечание твоему внешнему виду.       Подняв голову, Хонджун прищуривается и невольно оглаживает серо-голубой пиджак.       – Да-да. – Староста стряхивает остатки мела с рук. – Твоя форма не соответствует академическим стандартам. Неправильный материал, неправильная отделка, оттенок... Ты выделяешься. – Юнхо прикрывает глаза и потирает переносицу. – Где ты её достал?       – На заказ шил, по примерам из вашей документации, – с вызовом отвечает Хонджун.       – А зимний комплект есть?       – А?..       – Более плотная ткань, жилетка, шарф?       Вновь вернувшаяся тишина становится воистину угнетающей. Кажется, ещё немного и обескураженное лицо Ким Хонджуна пойдёт трещинами. Юнхо медленно склоняет голову набок.       – Ясно, – подытоживает староста, вдруг улыбаясь. – Значит, смотри.       Делая шаг к парте Хонджуна, он на ходу достаёт ручку, и берётся за чужой блокнот, вновь раскрывая на исписанной странице. Новенький хлопает ресницами и переводит взгляд то на скользящую руку, выводящую отточенные буквы на бумаге, то на склонившегося в паре сантиметрах старосту.       – Это адрес ателье, где отшиваются все наши ученики. Там же на заказ делается бижутерия... – Юнхо разгибается, отодвигая блокнот обратно к владельцу.– Гербовые пуговицы, запонки и прочее. Покажешь свой ученический билет, скажешь, что ученик по новой программе. С тебя снимут мерки, и через неделю всё заберёшь.       Хонджун потерянно смотрит на адрес.       – А это дорого? – всё же спрашивает он, оттягивая уголок губ в сторону.       – По твоей программе это оплачивает академия, – ровным тоном отвечает Юнхо. – Демисезонный комплект, зимний комплект, костюм для занятий верховой ездой, две пары ботинок, сапоги и бальные туфли. Всё выдадут в ателье, и всё входит в директорскую стипендию.       Понемногу до новенького начинает доходить. В процессе он едва ли не покрылся испариной, но всё же облегчение даёт о себе знать.       – И ещё... – добавляет Юнхо, встречаясь с его повеселевшим взглядом. – Будь добр, относись к форме бережно и стирай, как следует. У тебя штаны в разводах, и это заметно.       Хонджун сначала бледнеет, а после принимается неумолимо краснеть, на кончиках ушей и вовсе алея. Брови его, тем не менее, заметно сдвигаются.       – На этом всё. – Староста улыбается, привычным движением пряча ручку в нагрудный карман. – Можешь быть свободен.       Юнхо возвращается к доске, принимаясь стирать написанное и углубляясь в собственные мысли. Отмерший Хонджун звякает пряжками на ремне сумки, собираясь, но не спеша вставать.       – Слушай, Юнхо... – произносит вдруг он, натужно пытаясь придать голосу веселья. – Ещё раз спасибо за то, что так выручил. Я и не знал этого всего, а ты и правда хороший парень!       Староста, беззлобно хмыкнув, отходит к раковине, чтобы отмыть тряпку от мела и вытереть доску уже начисто.       – Ты мне скажи, – продолжает Хонджун, видимо, склоняясь к полу, чтобы затянуть потуже шнурки. – А у вас тут по дресс-коду ещё и положено выглядеть, как общага из айдолов?       – Это ты о чём? – повеселев, Юнхо размашисто проводит тряпкой вдоль доски.       – Да даже на себя посмотри, вон и стрижка модная, и цвет волос! Там по коридору вообще пройдись, и три бойсбенда соберёшь, это ж мода у вас такая, получается?       – Естественное желание человека – выглядеть хорошо, – тянет Юнхо. – И это мой родной цвет, спасибо.       Он ведёт рукой по тёмно-каштановым прядям. Прямо как у отца на фото молодых лет.       – Да я тебе говорю, чисто айдол, вот у меня в прошлой школе двое одноклассников в агентство рекрутировались и отобрались, так ты бы видел эти явления, ну чисто пальцы веером, дебют через три месяца, и такие типа, давай к нам, Хонджун...       Подрасслабившийся новенький продолжает болтать без умолку, наблюдая, как староста кладёт тряпку на место, открывает окна на проветривание и поправляет парты по одной линии. С Юнхо сейчас требуется лишь многозначительное мычание в ответ, и слушает он вполуха. Карман его пиджака отзывается вибрацией. Отвлекаясь на телефон, Юнхо без удивления смотрит на сообщение от Сонхва.       «После уроков собери все классы в амфитеатр, я выступлю.»‎       Юнхо замирает, выставляя напоминание через десять минут. Курс молодого бойца однозначно затягивается.       – ...ну и, значит, его сестра была знакома с вашим. Ну, этим. Ну ты понял?       – С кем? – рассеянно переспрашивает Юнхо, подходя к сумке и закидывая телефон туда.       – Ну который в прошлом году... того, ну из-за чего у вас все общаги закрыли. Она говорит, он то ли повесился, то ли из окна...       – Хонджун. – Юнхо замирает над сумкой.       Новенький, выкрутившись за своей партой, сверкает огоньками азарта в глазах.       – Так прикинь, – продолжает тараторить он, – Говорят, он буквально не своей смертью умер, то есть это не совсем несчастный случай, и...       – Хонджун, – перебивает Юнхо вновь, стягивая губы в полоску. – Не говори ерунды.       – Но почему?       Задор в голосе новенького сменяется растерянностью, когда Юнхо выпрямляется с сумкой через плечо. Хонджун провожает старосту взглядом до учительского стола, где тот подбирает журнал и в привычном жесте прижимает к боку. Юнхо останавливается перед партой, и смотрит на Ким Хонджуна со всей высоты своего немалого роста.       – Никогда не говори об этом в стенах академии, – медленно начинает он. – Ни с кем. Понял меня?       Стушевавшись, Хонджун теребит край своей сумки и отводит взгляд.       – Да понял, понял... – бурчит он, но, тут же спохватившись, озаряется улыбкой и глядит старосте в глаза. – В любом случае, Юнхо, спасибо, ты крутой, и так мне помогаешь! Я абсолютно уверен, что мы подружимся!       Юнхо, очаровательно улыбнувшись, расслабляет плечи и упирается свободной рукой в столешницу парты, где продолжает сидеть Хонджун. Он неумолимо нависает, отчего невысокий новенький, сначала невольно отшатнувшись, и вовсе слегка сползает вниз. Улыбка медленно слезает с лица Юнхо, сменяясь отстранённым, слегка жутковатым выражением лица.       – Мы с тобой не подружимся, Ким Хонджун, – максимально вкрадчиво проговаривает он. – Мы абсолютно разные.

* * *

      Если бы он был старостой, то точно выбирал бы более гуманные методы. Ёсан идёт по коридору в мрачной задумчивости. До обеда остаётся минут двадцать, и школьники предпочитают проводить это время на улице, разбредаясь вдоль озера или же кучкуясь на лавочках у фонтана. Он бредёт вдоль пустынного коридора, решив не мяться у двери класса и не провоцировать лишние вопросы. Всё равно Хонджун выйдет через главный вход, чтобы попасть в столовую. По правде говоря, новенький оставляет желать лучшего даже одним своим видом. Но, в любом случае, Ким Хонджун выглядит лучше, чем вчера.       Ёсан вздыхает, и, навалившись на тяжёлую дверь, щурится в хлынувшем полуденном солнце, после чего выбирается на ступени главного входа. Вчера ему не посчастливилось едва не пересечь дорогу Пак Сонхва. А вообще, очень даже посчастливилось, ведь жертвой пал новенький, причём буквально пал. Ёсану даже слегка стыдно, что он позволил себе улыбаться, стоя за спиной Сонхва, и радует лишь одно – он чуть позже протянул поднявшемуся Хонджуну упавшую сумку. И даже пожелал быть аккуратнее.       Ёсан усаживается на лавочку у входа, попадая в косую тень от здания. Обычно ученики это место избегают. Никому не хочется столкнуться со взрослыми и привлечь к себе излишнее внимание. А на Ёсана внимание не обращают в принципе, независимо от возраста и положения. Он лениво тычет пальцем в экран телефона, периодически косясь на двери. Живым остаётся лишь утренний чат с Уёном, где тот за время занятий успел накидать своих фоток в новой брендовой кофте и приписать «как думаешь, ему понравится?». Ёсан набирает лаконичный ответ: кучу смайликов-какашек и поцелуйчик.       Сквозь общий шум слух его улавливает знакомый рокот. Голова сама на мгновение поворачивается к воротам. Он словно хочет удостовериться, что не показалось. Ну да. Не показалось. Братец Ёсана затаскивает свой байк на территорию академии и как раз собирается снимать шлем. Телефон в руке вибрирует ответными смайликами от Уёна в виде средних пальцев. И такими же агрессивными поцелуйчиками.       Любимый братец явился в школу к обеду. А тем временем, Юнхо сто процентов полирует мозг новенькому за вчерашний прогул, не зная даже половины событий. Не мог же Сонхва рассказать ему, как новенький эпично навернулся в грязь прямо перед воротами? Заметил ли это Сонхва вообще? Наверное, решил, что в этом году ученический совет решил отринуть формальности и просто падать ниц перед президентом.       Ёсан нервно теребит телефон указательным пальцем и оглядывается. Внутри брезжит надежда, что брат его не заметит, и тот действительно застревает у фонтана, здороваясь за руку с многочисленными братанами. Дверь главного входа открывается, и показывается староста, тут же сбегая вниз по ступенькам.       – Юнхо! – окликнув того, Ёсан вскакивает со скамьи.       – У меня нет времени, Ёсан! – на бегу бросает Юнхо, и быстрым шагом устремляется в сторону крытого спортзала.       Цокнув сквозь зубы, Ёсан краем глаза замечает, что брат уже уверенным шагом чешет в его сторону, и раздосадованно усаживается обратно. Теперь надежда переключается на перехват новенького в этом же месте.       – Чё сидим, кого ждём? – Не сбавляя скорости, Сан, свалившись на скрипнувшую скамейку, широко расставляет ноги.       – Привет, – уныло здоровается Ёсан, глядя ровно перед собой настолько сосредоточенно, словно от этого брат может испариться на месте.       Утром они не пересекались, так как Сан отсыпался после бурных отмечаний начала учебного года. Признаться, это было лучшее утро на памяти Ёсана.       – Много я пропустил? Блин, башка болит, еле встал... – Сан часто не требует ответов от брата, заполняя эфир самостоятельной болтовнёй. – Ты Юнхо не видел?       – Только что ушёл... – досада в голосе звучит неподдельно. – Ты с больной головой за руль сел?       – А ты со здоровой учить меня решил? – мигом ощетинивается Сан, отчего всё внутри мгновенно сжимается.       Ёсан, невольно втянув голову в плечи, опускает взгляд в землю, стараясь прогнать подкатывающую тошноту. Сан беззвучно закатывает глаза, и продолжает чуть более спокойно:       – Так чё сидишь тут? Обед скоро, иди поешь, а то смотреть не на что. Где, кстати, Минги, не проходил ещё?       – Я всегда тут сижу... – невнятно мямлит Ёсан, внутренне злясь на пропадающий голос. – Жду новенького.       – Кого? – Сан хмурится, тут же восклицая: – А, так это не прикол! Прикол. Чё, реально, бомжа к нам подсадили?       В порыве раздражения, Ёсан, скосив взгляд, встречается с внимательным прищуром брата, что уже перекинул локоть через спинку скамейки, приглашая к разговору. Не самому приятному. Ёсан сдержанно поджимает губы.       – ...а я смотрю, ты у нас проникся жалостью к убогим, – прозорливо тянет Сан и, издевательски хмыкнув, резко суровеет. – Дружить с ним вздумал? Забудь. Это бред полный.       Отведя взгляд, Ёсан скрещивает руки на груди и упирается локтями в колени. Всё же, если Чхве Сана получалось игнорировать достаточно долго, то тому становилось скучно и он спешил самоликвидироваться на безопасное расстояние.       – Слышишь, ты пойми, – не унимается брат, раздражая и раздражаясь. – Ты же Чхве Ёсан, ты...       – Я Кан Ёсан, – вворачивается само собой.       – Ты, блин, приёмный!       И в очередной раз Чхве Сану удаётся феерично испортить абсолютно всё. Ёсан, рефлекторно глянув на брата, отмечает, как сильно тот сжимает спинку скамьи в опасной близости от его плеча. По спине пробегаются мурашки.       – И ты уже много лет, – продолжает Сан с нажимом, – являешься членом почтенного рода Чхве, сыном моих родителей, моим...       – Вон Минги твой идёт... – бубнит Ёсан, с глубинной тоской глядя на движение знакомых фигур у спортзала.       Сан моментально отвлекается от нравоучений и даже привстаёт, выглядывая лица в отдалённой компании.       – Ага, точно, – подмечает он. – Щас только пусть Барби твоя от него отойдёт подальше...       От подкатывающей злобы Ёсан впивается ногтями в собственные скрещенные руки и шумно выдыхает. Дебильные комментарии брата по поводу всех и вся не были чем-то новым, но слушать ещё и идиотские придирки в сторону Уёна выше всяких сил. Нужно терпеть. Получается плохо. У Ёсана есть единственный друг, и того Чхве Сан пытается уничтожить. В голове беспощадно стучит. Пусть только что скажет. Пусть только попробует.       – Искренне не понимаю, нахера тебе этот Уён, – словно издеваясь, продолжает Сан, сощурившись на невысокую фигурку, что как раз отделяется от толпы и устремляется в спортзал. – Я против вашей типа дружбы. Этот педиковатый плохо на тебя влияет.       Угрожающе втянув воздух, Ёсан поворачивается всем телом к брату, как вдруг тот вскакивает на ноги.       – Минги! – громко кричит Сан, поправляя сумку на плече, и направляясь вперёд, прямо по газону. – У тебя сиги есть?!       – Ещё громче ори, дебил! – на такой же громкости орёт Минги в ответ, и тут же хохочет.       Холостая ярость Ёсана отвратительными лужами плещется по опустевшей аллее к главному входу. Он медленно и глубоко вздыхает, доставая телефон, чтобы набрать Уёну новое сообщение.       «Мой брат – полная задница.»       Уён отвечает незамедлительно, добавляя к сообщению неизменный смайлик-сердечко:       «‎Задница у него, кстати, что надо.»

* * *

      Приоткрыв форточку в неудобном узком окне, Сан стряхивает пепел, и едва не сыпет им на себя же, тут же зашипев и грязно ругнувшись. Он опирается рукой на подоконник, выглядывая, не решит ли кто из преподавателей добраться до неназванной, но вполне функционирующей курилки. Всё как и везде – школьники даже в элитном заведении нашли где кучковаться ради перекуров.       Сан с нескрываемым сожалением переводит взгляд на грустное здание опустевшего общежития за главным корпусом. Ещё в прошлом году там бурлила жизнь...       Внезапный грохот входной двери заставляет поперхнуться дымом и вновь выругаться. Сан резко оборачивается, злобно прищурившись. В курилке оказывается незнакомый парень в знакомой форме. Сан сильнее сужает глаза, оглядывая его с головы до ног.       – Ты кто?       – Я...       – Пошёл отсюда.       Для острастки Сан поглубже затягивается, ставя одну ногу на низкую батарею у окна. Он и так догадался, кто это. Новенький же примирительно поднимает руки, но идёт не назад, а вперёд, сворачивая в ближайшую из двух кабинок.       – Прости, мне очень надо! – слышится его весёлый голос, сменившийся мощным журчанием.       Приподняв брови, Сан оперативно оценивает, что жертвовать одной из всего двух сигарет ради того, чтобы втащить этому чучелу совсем невыгодно, потому он затягивается вновь и возвращает взгляд в заляпанное окно.       Ещё в прошлом году он обожал это место. Общага гудела без перерыва на сон, взрослая жизнь врывалась с ноги, и в ней было всё. Бухло, сигареты, карточные игры. Девчонки, которых он лично снимал с ограды, помогая перелезть на территорию академии. И никаких взрослых. Лишь коменданты с массой опций к договору: деньги, связи, подарки, да что угодно. Теперь же академия потеряла половину своего шарма, став скучной и приторно правильной. Ещё и приобрела каких-то невероятно борзых новобранцев.       – Чё тебя на первый курс не приняли? – с претензией бросает Сан, изучая взглядом тёмное окно своей бывшей комнаты.       – О, так ты знаешь! – слышится оживлённый голос сквозь спуск воды из бачка, и дверца кабинки открывается. – Так я ж это... Выиграл пять олимпиад городских в прошлом году! Вот ваше руководство и связалось, мол, берём сразу, такой быстро освоится.       – Ммм... – Сан стучит пальцем по фильтру, щурясь на мелькающие фигуры внизу. – Гляжу, уже освоился. Слышь, если спросят, то ты меня не видел, понял?       Новенький старательно намывает руки, будто и не обращая внимания на угрозу в голосе Сана.       – Чел, я тут второй день, – только смеётся он. – Без понятия, кто ты вообще, так что даже если спросят, то и имени не вспомню!       Сан отвечает тяжёлым молчанием, сжимая крепче фильтр между большим и указательным пальцами. Новенький не обращает внимания по-прежнему, приглаживая теперь волосы перед замызганным зеркалом.       – Знаешь, класс у меня интересный, конечно, – продолжает он болтать, звонкими нотами голоса щекоча нервы на затылке Сана. – Я все этажи оббегал, пока сюда добрался, и хоть бы кто заговорил, так все же нос воротят... Один вот Юнхо, староста мой, ну ты знаешь его, наверное... Улыбается, подсказывает, да и тот, знаешь, душным слегка оказался, ну чисто...       Медленно потушив сигарету о стену, Сан вмиг срывается с места и хватает новенького за воротник, тут же без промедления толкая в сторону кабинок. Парень, попытавшись прикрыться, лишь с грохотом врезается в деревянную дверцу, бестолково замахав руками, и беспомощно начиная оседать на пол.       – Слышишь, чучело, – шипит Сан, хватая свою жертву уже обеими руками и не давая упасть окончательно. – Не пизди мне, что был тут вчера. И на друга моего не смей пиздеть, понял?!       Последнюю фразу он особенно громко рычит прямо в перепуганное лицо новенького. Скукожившийся парень в этот момент пытается поднырнуть под руку Сана, но тут же получает прямой удар с колена под дых и отлетает обратно.       – Рот свой шире открывай, когда говорят с тобой! – рявкнув, Сан с первоклассным лоу-киком пинает дверцу в сантиметре от новенького, отчего та с диким треском открывается в другую сторону.       Насмерть перепуганный парень рефлекторно пятится внутрь кабинки, вяло прикрывая голову руками.       – Чё сказал?! – продолжает орать Сан, с не меньшим грохотом впечатав обе ладони по бокам от входа в кабинку. – А? Не слышу!       С каждым новым словом новенький лишь отскакивает всё дальше, пока по итогу не забивается в угол между унитазом и деревянной стенкой. Тут же осев, он утыкается носом в колени и закрывает голову руками. Лишь едва слышится его тихое заикание.       – П-п-пр...       – На глаза мне не попадайся, отброс. – жёстким тоном обрывает его лепет Сан, и размашисто поводит плечами, разминаясь. – Тебе не место среди нас, уяснил?       Потерявшийся новенький лишь продолжает забито сопеть и неугомонно трястись. Выдержав паузу, Сан от души сплёвывает себе под ноги, и тянется за ручкой поломанной дверцы, чтобы с финальным стуком вправить её на место, оставив несчастного внутри в одиночестве.

* * *

      – ...и я говорю ей: детка, ты не на того напала! Я, знаешь ли, тоже своего рода ковбой!       Толпа старшеклассников взрывается хохотом, не прекращая жевать свои закуски и рис за длинным столом.       – Ты куда вчера на пару часов пропал?       – Да сказал же он, что с девчонкой!       – Два часа? Она обязана дать тебе свой номер, бро!       Сальные шуточки продолжются, пока Минги давится смехом над своей тарелкой.       – Ребят... – его зычный голос легко перекрывает общий строй. – Если б я ещё помнил.       Он усмехается, и новая заразительная волна хохота заставляет парочку ребят помладше ускоренно прошмыгнуть мимо, едва удержав свои подносы. Старшая параллель галдит громче всех в столовой, и среди этой шумной компании Сон Минги смотрится, как влитой. Такой же высоченный, громкий и вертящийся во все стороны, чтобы поучаствовать в наибольшем количестве обсуждений. Удивительно, что он младше на год. Об этом забывают все, включая учителей, и Минги это всегда льстит. Даже директор Пак как-то перепутал и попытался загнать его в кабинет старших, а те были вовсе не против. Через год старшие приятели выпускаются. А сам Минги готовится перенять честь стать главным заводилой. Жаль, что не общажным. Очень жаль.       Обед неумолимо подходит к концу, а у старших классов сразу после него начинаются занятия. Парни поднимаются под едва заметные вздохи облегчения от младших, хватают булки в зубы, накидывают пиджаки и поочерёдно похлопывают Минги по плечу. Стол постепенно пустеет. Не пустеет лишь тарелка перед Минги. Он утыкается в телефон, листая уведомления. Пара приглашений на пати, которые он – безусловно – принимает. Фотки от Уёна, которые он уже под страхом смерти пролайкал во всех соцсетях. А ведь нужно съесть и рис, и закуски. И чай выпить.       Он решает начать с чая и делает пару глотков остывшего пойла. Пойдёт. Голова слегка гудит, но ничего криминального. И ничего, что бы его удивляло на утро после празднования в клубе... а в каком клубе? Громко выдохнув и фыркнув, Минги бросает телефон на стол и с удивлением обнаруживает, что с другого краю сиротливо прибилась фигура новенького. Как там его... Ким...       Минги подпирает подбородок кулаком и скучающе взирается на несчастного пацана, что уминает свой обед с волчьим аппетитом и, то и дело, бросает взгляды в ответ. В его дёрганых движениях читается нервозность, но уминать обед он продолжает с завидным упорством.       – Ты ешь, ешь... – протягивает Минги. – Будешь таким же большим как и я.       Перестав жевать на пару секунд, Хонджун – точно, так его имя – смотрит в ответ с бездной тоски в глазах, после чего горестно вздыхает и вновь утыкается в тарелку.       – Будешь моё? – вдруг спрашивает Минги, любуясь таким лютым аппетитом. – На, на, бери...       Ему приходится передвинуться вдоль скамьи вместе с тарелками, но Минги и рад поскорее избавиться от обеда и перестать над ним страдать в ожидании компании. Хонджун с удивлением глядит на придвинутый нетронутый рис.       – Спасибо... – настороженно отвечает он, и принимается уплетать еду дальше, изредка поглядывая в сторону Минги.       – Хотя нет, погоди! – вдруг спохватывается тот, отчего новенький буквально отдёргивается от еды. – Да не дёргайся, блин, подожди, давай так сделаем, – привстав, и пересыпав свой рис в полупустую тарелку Хонджуна, он ставит перед собой опустевшую. – Ешь, приятного аппетита!       Хонджун озадаченно смотрит на тарелку, и вновь переводит взгляд на Минги. Кажется, он собирается что-то сказать, как вдруг рядом на стол приземляется поднос с тарелками и чашкой, а в нос бьёт знакомый запах сладких духов.       – Приветик, – слышится довольный голос Уёна, и Минги почти поворачивается, но его ловко хватают за голову, запуская юркие пальцы в пряди волос. – Так, что тут у нас... Ну гляди, хорошо лёг цвет, не смылся!       Минги закатывает глаза и выдаёт лёгкую улыбку, сдувая со лба упавшую ядрёно-красную прядь и насмешливо тянет:       – Я проснулся уже таким пару дней назад!       – Да-да-да! – язвительно отвечает Уён, и его мягкие пальцы проворно возвращают укладке первозданный вид. – И до этого в окислителе три часа не ты сидел.       – Конечно не я, я столько не выпью! – наигранно возмущается Минги и осторожно косится в сторону новенького.       Тот, вжав голову в плечи, продолжает ковырять рис, пока Уён позвякивает браслетами и серёжками, перелезая через длинную скамью. Наконец, плюхнувшись рядом, и отбросив сумку, он привычно принимается в ней рыться.       – Не поверишь, парень из параллельного, ну этот, помнишь... – доносится его привычное щебетание, пока Уён достаёт не менее ядрёный персиковый санитайзер для рук и принимается мазать себя, Минги и, будь его воля, всех вокруг.       Краем уха Минги прислушивается с многозначительным «угу», и наблюдает, как попутно Уён ловко уплетает красную рыбу, но при этом не сбивается ни с мысли, ни с дикции. Наверняка, опять выпросил у поваров поменьше риса и побольше вкусностей. У лучшего друга есть реальный талант к убеждению, иначе как вообще Сон Минги согласился прийти в первый день учёбы с томатным цветом на голове?       – Так-так-так... – звучит уже ехидно, и Уён наставляет конец палочек для еды на новенького. – А я тебя помню, дружок! Минги, представляешь, значит, стою я вчера в кофейне, болтаю с тем симпатичным бариста, помнишь, рассказывал, ну и собираюсь уходить, и вдруг – бац! – и весь мой латте со сливками на этом бедняжке!       Минги несдержанно хмыкает, изучая взглядом покрасневшие кончики ушей новенького.       – Солнышко, ты не обижаешься? – жалобно тянет Уён, опуская руку на стол и словно пытаясь дотянуться до чужого локтя. – Я правда-правда не хотел, ты там бедный стоял, все смотрели, это так ужасно! Хочешь, я тебе химчистку оплачу?       Хонджун, нервно мотнув головой, не отрывает взгляда от тарелки, и лишь тихо бормочет:       – Н-нет, нормально всё, забей.       – Здорово! – просияв, Уён принимается за обед, попутно игриво пихая Минги локтем в бок. – Смотри, какой он милашка. И лицо красивое, форма какая, ммм... Но с волосами что-то делать точно надо!       Минги, хохотнув во весь голос с такого предложения, сверкает широкой улыбкой, весело отвечая:       – И что ты предлагаешь? Как меня его покрасить?       – Ну нет же! – возмущённо парирует Уён. – Смотри внимательно, у вас же абсолютно разный цветотип, очевидно же, что ему нужен синий. И подстричься, – он важно поднимает палочки вверх. – Обязательно подстричься.       Уже покатываясь от сдавленного смеха, Минги и не замечает, как новенький принимается буравить их недовольным взглядом.       – Ну да, давайте! – раздражённо шипит вдруг Хонджун, бросая палочки на стол и поднимаясь на ноги. – Смейтесь, издевайтесь, я ж зверушка здесь в зоопарке.       Он перелезает через скамью, и, схватив свою сумку, стремительно направляется прочь, огибая плетущихся сытых школьников на пути к выходу. Уён, медленно похлопав ресницами, и уставившись на Минги в немом вопросе, склоняет голову на бок, но тот лишь закатывает глаза и пожимает плечами, пренебрежительно хмыкнув. Пухлые губы Уёна надуваются на пару секунд, после чего он машинально поправляет свои светлые пряди – «чистейший пшеничный блонд», насколько помнит Минги красочные описания – и неожиданно ойкает, заметив пустующую тарелку.       – Ты всё съел? – тут же спрашивает он, просияв улыбкой. – А рыбку хочешь?       Минги лениво тянется прямо за столом, за что преподавательница этикета точно влепила бы ему замечание.       – Не-а... – тянет он сквозь зевок. – Объелся уже.

* * *

      В раздевалке, как и во всём спортзале, всё ещё слегка пахнет химией после генеральной уборки перед учебным годом. Уён глубоко вздыхает, и, запрокинув голову, чувствует, как чужая сильная рука отводит его колено в сторону, а настойчивые губы прижимаются к шее над растянутой петлёй галстука. Он обвивает руками крепкую шею, и шепчет сквозь полупьяную улыбку:       – Блин, нас же увидят...       – Не увидят.       Сказав, как отрезав, этот парень... Как, кстати, его имя вообще? Но лишаясь мысли, Уён охает, вдавившись спиной в сложенные маты под весом тела старшеклассника, что уже торопится расстегнуть брюки и едва слышно ругается. Внутри всё трепещет от томительного предвкушения.       Жаль, что старший поток в этом году выпустился. Но теперь Уёна интересует новый старший поток, где самые настойчивые могли бы попытать счастья в...       Телефон вибрирует уведомлением на группу важных контактов. У безымянного старшеклассника что-то не ладится с молнией, и Уён улучает момент, чтобы выхватить мобильник из брошенной сумки. Юнхо. Тот, судя по всему, сделал рассылку на потоки, собирая всех в амфитеатре после занятий.       – Милый, может, помочь тебе? – мурлычет Уён, покусывая нижнюю губу и глядя на экран неуклонно пустеющим взглядом.       Хмыкнув, старшеклассник поднимается на колени, лишая тепла своей оголённой груди:       – Ну попробуй, котёнок. Застряло наглухо!       – Спорим, что я одними зубами... – начинает Уён, но моментально умолкает, уставившись на окно сообщений уже более осмысленно: – Ай, блин!       Он подскакивает, врезаясь в чужую широкую грудь, и едва не падая обратно. Приходится уцепиться за не менее широкие плечи. Уён поднимает голову, виновато улыбаясь.       – Милый, прости... – и коротко прижимается губами к приоткрытым губам старшеклассника, крадя все назревающие возмущения, и ещё раз, и ещё. – Котик, я забыл, мне надо бежать!       Безымянный замирает в непонимании, пока Уён спешно вытаскивает ноги промеж его колен, и пока он соображает что ответить, Уён уже стремглав залетает в туалет и принимается набирать ответ на злополучное сообщение от Чон Юнхо.       Точно, они же договорились. И староста уже ждёт его у общаги. И Уён жертвенно клянётся в тексте сообщения, что уже бежит, щедро удобряя послание сердечками и смущёнными смайликами. Он впопыхах бросает взгляд на себя в зеркало и принимается заправлять рубашку, затягивать галстук, приглаживать волосы, брызгаться духами...       Юнхо, впрочем – сущий подарок, и шлёт в ответном сообщении не менее щедрые сердечки. Уён проводит по губам вишнёвым бальзамом и отстраняется от зеркала, оценивая финальный вид. Как новенький.       Выбежав из спортзала через пять минут, Уён мчится в сторону общежития, делая крюк по газону и прячась за кронами многочисленных плакучих ив. Ещё не хватает, чтобы Юнхо увидел, как он чешет прямиком от пустующего в это время оплота человеческой похоти. Однако, высоченный староста стоит к нему спиной, общаясь с кем-то ниже ростом, отчего лица не разобрать.       Уён сбавляет шаг, и крадётся в сторону двоих, стараясь не бряцать лишний раз украшениями. Слышится назидательный голос Юнхо.       – ...и на последней страничке речь для защиты, выучишь и расскажешь.       – Без проблем, – отвечает ему внезапный Чхве Сан; хотя, не такой уж и внезапный, ведь они с Юнхо хорошо общаются ещё с прошлого года. – Спасибо, дружище. На, спрячь.       Слышится непонятный шелест, и Уён делает ещё пару шагов, догадываясь, что Сан его не видит за широкой спиной старосты.       – Всё верно, – добродушно подмечает Юнхо. – Где полдня был?       – Болел, – слышится чирканье зажигалки и глубокий вдох.       – Что, и справка есть?       – Ага, могу показать, только штаны мне расстегн...       – Чем занимаетесь, мальчики? – наконец, встревает Уён, подскочив из-за спины Юнхо с самой лучезарной улыбкой.       Не ожидавший Чхве Сан, вытаращившись на него, шарахается в сторону, тут же подавившись дымом и сипло прохрипев:       – Слышь, иди отсюда.       Но в итоге, Сан самостоятельно разворачивается, и, чуть сгорбившись, широким шагом устремляется прочь, однако, напоследок, оборачивается, злобно глянув и показав средний палец. Уён провожает его безразличным взглядом и тут же слегка подпрыгивает, повисая на шее улыбающегося Юнхо; крепкие руки обнимают в ответ за талию и сжимают, приподнимая над землёй на пару секунд. Рассмеявшись, Уён довольно прижимается к уголку чужих губ своими:       – Я соскучился, Юнхо, когда ты в гости придёшь? – нарочито обиженно тянет он. – Таскаешься за своим Сонхва целыми днями, а я?       Юнхо продолжает держать его в руках, весело отвечая:       – Ты меня сюда позвал, чтоб в гости пригласить?       – Лучше! – выпаливает Уён, завертевшись в распадающихся объятиях.       Он выуживает из сумки тёмно-фиолетовый конвертик с золотым тиснением и торжественно вкладывает в руки старосты. Тот неспешно распаковывал презент, чуть приподняв брови. Уён невольно любуется его изящными кистями и длинными пальцами – прекрасный пианист, которого он нашёл однажды в пустом актовом зале. Прекрасный, как рыцарь из сказок.       – Приглашение на приём в городскую галерею искусств для Чон Юнхо и... – Юнхо деловито прищуривается. – Хва Сомин.       – Плюс один Чон Уён! – Уён складывает кисти в милую рамочку под подбородком, игриво вертя головой в разные стороны и активно хлопая ресницами. – Ну пожалуйста-пожалуйста, ну Юнхо! – Спохватившись, он замечает как староста хмурится и отводит взгляд. – Ну пойдём на приём, ну ты же знаешь, что мамуле без кавалера нельзя, а её кавалер там с женой, а он будет спокоен, если с мамулей надёжный мужчина, что ещё и парень её сына, ну Юнхо!       Юнхо вновь прижимает его к себе одной рукой, а второй прикладывает палец к его губам, тихо шикнув:       – Не кричи, уговорил, – и вновь улыбается, продолжая вполголоса и почти заговорщически. – Они хоть не знают, что мне семнадцать?       – Да не дадут тебе столько никогда! – уже сияет Уён, и принимается наглаживать его грудь под застёгнутым пиджаком. – Вон какой красивый, высокий, статный...       Он не успевает договорить – рука Юнхо исчезает из поля зрения на миг, чтобы провести пальцами за его ухом. И в следующий миг в ладони Юнхо возникает нечто тонкое и блестящее. Уён восторженно распахивает глаза и приоткрывает рот, глядя на изящный браслет, что лежит на раскрытой ладони ловкого фокусника. Обычно Юнхо таким образом доставал лишь шоколадные конфеты.       – Это мне?.. – выдыхает Уён, невольно заливаясь краской.       В послеполуденном солнце браслет поблёскивает камнями с мельчайшей огранкой.       – Привёз для тебя из Токио, – всё ещё вполголоса тепло отвечает Юнхо. – Давай руку.       Вконец смущённый, Уён чувствует, как громко вдруг начинает биться собственное сердце. Староста надевает украшение на протянутую руку и бережно берёт его ладонь в свою, чтобы мягко прижаться губами к тыльной стороне.       – Я тебя не заслуживаю, Юнхо... – тихо выдыхает Уён, чувствуя, как вовсю горят пунцовые щёки.

* * *

      Амфитеатр шумит на все лады, сбившись группками по интересам в ожидании президента. Огромная полукруглая аудитория с уходящими вверх рядами стульев и парт предназначается для открытых уроков и лекций от приезжих преподавателей, потому Чонхо бывает здесь нечасто. Но ему нравится ощущение крупицы единого разноголосого организма, разношёрстной толпы, в которой так легко потеряться.       Он подкладывает сумку под голову и удобно устраивается с краю одного из рядов. Никто не обращает внимание, и Чонхо уверен, что даже проспи он всё выступление президента Сонхва, тот даже не заметит. Голоса усыпляют. Пахнет кофе, печеньем, духами Чон Уёна, что парой рядов ниже. Чонхо сладко вздыхает, готовясь погрузиться в полудрёму, как вдруг вздрагивает, отдёргиваясь от столешницы.       Бросив свою сумку, рядом возникает новенький, и решительно усаживается. Чонхо сонно хлопает глазами. Кажется, что этот парень проглотил какой-то штырь, настолько его спина нервозно ровная. Новенький поворачивает голову и щурится. Потерев глаза, Чонхо просто отворачивается и уставляется теперь на доску внизу амфитеатра.       – Да ладно... – тянет вдруг новенький. – Давай, показывай, что там у тебя. Тычки? Насмешки? Такая забавная зверушка Ким Хонджун?       Безо всякого интереса Чонхо косит на него взгляд и вздыхает, тихо отвечая:       – Они тебя потравят и перестанут. Каждый год ищут себе жертву, ты просто заложник ситуации. И я там был, и Кан Ёсан...       – Эй, Чхве Чонхо, я не жертва, – слышится вдруг злобное шипение над головой, и оба оборачиваются.       На ряду выше, со стаканчиком кофе сидит Ёсан, постукивая пальцами по картонным стенкам.       – А ты не подслушивай, – безразлично буркнув, Чонхо укладывается обратно, положив подбородок на сложенные над сумкой ладони.       Новенький, он же Ким Хонджун, заметно расслабляется и принимается рыться в сумке, извлекая на свет блокнот для записей. Он переворачивает несколько страничек и приваливается спиной к сиденью.       – Мда... – в задумчивости бормочет Хонджун, – Ещё и в ателье сегодня, а тут, смотрю, никто начинать не торопится.       С верхнего ряда снова влезает Ёсан, улёгшись на столешницу так, что его белокурые пряди повисают в воздухе:       – Ты, главное, пуговицы никуда не день, новенький, а то они из настоящего серебра и гербовые, – назидательно подмечает он, на что Хонджун закатывает глаза, раздражённо цокнув.       – Блин, то, что я не из богатеньких, не значит, что я вор или...       – Просто долбят за это сильно, – перебивает новенького Чонхо, безмятежно медитируя на доску. – Завучи следят, старосты, чтоб все пуговицы на месте. Тебя там зовут, Кан Ёсан, – подмечает он, перебивая и Ёсана, что собрался было говорить вновь.       С нижних рядов Чон Уён всячески жестикулирует и машет руками, привлекая внимание и явно зазывая Ёсана к себе и Сон Минги, который слишком занят болтовнёй со старшеклассниками в рядах неподалёку. Ёсан примирительно взмахивает рукой в ответ, мол, подойду попозже, а Уён надувает губы и показывает язык, после чего гордо отворачивается.       – Слушай, новенький, если вдруг... – начинает Ёсан, но теперь его прерывает звук настежь открывшихся дверей.       Аудитория затихает вся разом, когда на пороге появляется Пак Сонхва. Он идёт к учительской кафедре, не сбавляя темпа, а за ним неизменно следует Чон Юнхо, улыбаясь одновременно всем присутствующим и никому в частности. Чонхо невольно вздыхает. Он не может отвести глаз.       – Добрый день, учащиеся академии, – поставленным голосом начинает Сонхва, пока Юнхо полубоком усаживается за учительский стол. – На правах повторно избранного президента ученического совета я собрал вас здесь, чтобы...       Дальше Чонхо слушает уже вполуха, наблюдая не за президентом, а за фигурой Чон Юнхо. Тот внимательно слушает с лёгкой полуулыбкой, периодически поглядывая на неугомонные очаги старших и младших классов, что утихают под его цепким взглядом. Красив, как сказочный рыцарь. Чонхо машинально прикусывает щёку изнутри и морщится. Рядом в похожей позе укладывается Ким Хонджун, придвинув свой локоть вплотную.       – Не надоело им везде вместе таскаться? – шёпотом ехидно подмечает он. – Как женатая парочка, отвечаю.       – Президенту нужен секретарь. А Юнхо встречается с Уёном, – бесцветно отвечает Чонхо, отчего Хонджун сначала сдавленно хихикает, а секундой позже вполне осознаёт.       Так и не выдавив из себя ничего, кроме «погоди, что...», новенький утихает.       – ...переживает наша академия, и потому я вынужден напомнить каждому из вас ещё раз: учителя, завуч, школьный психолог и члены ученического совета всегда вас выслушают и помогут с любой проблемой, – продолжает Сонхва, делая паузу, чтобы сделать глоток из стакана с водой, оставленного неизменным помощником.       – Надо отдать ему должное, без листика говорит уже пять минут, – заполняет паузу шёпот Хонджуна.       – У нас в прошлом году была постановка на Рождество, – Чонхо наблюдает, как староста поднимается с места и отходит к доске, чтобы записать телефоны ключевых лиц академии для помощи ученикам. – Президент оказался хорошим актёром и оратором. Как и все политики.       – Да уверен, что нихрена он без Юнхо не может, – тут же слышится язвительный шёпот Ёсана над головой.       – Теперь про общежитие, – продолжает Сонхва, стальным взором оглядывая аудиторию. – С этого года территория общежития находится под контролем и охраной...       Хонджун вновь принимается шептать, перекрывая речь президента:       – Мне знакомый рассказывал про вашу общагу. А вы правда здесь по полгода жили безвылазно?       – Правда, – отвечает за Чонхо уже изрядно надоевший Кан Ёсан. – Я вот жил с Уёном в одной комнате.       Почувствовав назревшего собеседника, Хонджун спешит выпрямиться и привалиться к спинке сиденья. Их воодушевлённый шёпот становится неразборчивым, и Чонхо вновь сосредотачивается на доске. Телефоны помощи. Юнхо, что больше не садился и стоит рядом с доской, внимательно наблюдая за присутствующими. Наверное, любые проблемы можно решить, если обратиться лично к нему. Жаль, что у того бедолаги из параллельного не было такого старосты.       Перед глазами проносится весна прошлого года. Ночь, общажная паника, вой сирен. Юнхо, что едва ли не своим телом держал этаж с младшеклассниками, не давая им разбежаться до прихода учителей и полиции. Чонхо, что дрожал у стены от переизбытка эмоций в одной пижаме. Староста и тогда был таким же. Будто взрослый, знающий. Он тогда завернул Чонхо в плед с таким же добродушным взглядом, как и теперь. Добрый, заботливый и сверхнаблюдательный.       Взгляд Юнхо останавливается. Сердце Чонхо предательски колотится в груди, почти выпрыгивает от испуга и смутной радости. Староста смотрит прямо на него. На него же? Брови Юнхо чуть сдвигаются. Теперь и Сонхва умолкает, глядя в ту же сторону. Поверх радости наслаивается смутное сомнение. Президент суровеет ещё быстрее, раздражённо опираясь локтем на кафедру. Они оба смотрят не на Чонхо. Вся аудитория замолкает и поворачивается к...       Ёсан старательно изображает мыслительную деятельность и смотрит куда-то в потолок, пока раззадоренный Хонджун продолжает вполголоса что-то рассказывать, повернувшись к собеседнику практически полностью. Новенький прерывается на полуслове и медленно поворачивает голову. По аудитории прокатываются редкие смешки.       – ...блять, – сквозь зубы едва слышно шипит побледневший Хонджун.