That's the way our life should be

Это был слишком сложный и долгий день. Казалось, он никогда не закончится, настолько мучительно-медленно тянулись рабочие часы. Рядом всё время крутились люди, от него кто-то что-то постоянно хотел. И единственное, о чём он мечтает сейчас, — упасть в кровать, подмяв под себя подушку, и провалиться в глубокий сон до утра. Никаких сновидений, только спасительная чернота и тишина. Он почти засыпает, когда лежащий на прикроватной тумбочке телефон тренькает, уведомляя о поступившем сообщении. Проклятье! И хочется лишь грохнуть его о стенку, потому как нет совершенно никакого желания читать, что же там прислали. Но телефон тренькает снова. И, проклиная всё на свете, он разлепляет глаза и тянется к тумбочке, готовый, кажется, в этот момент высказать всё, что думает о том, кто решил вдруг напомнить о себе в столь поздний час. В глазах двоится всё и расплывается, и приходится моргнуть раз-другой, чтобы сфокусироваться на написанном. «Есть планы на завтра?» Высвечивается на экране текст, стоит только телефон в руки взять. Да, чёрт побери, у него был самый лучший, самый гениальный план на свете: выспаться. Завтра выходной планировался. Впервые за несколько недель. И желательно было в этот день вообще с кровати не вставать, смотря любимый сериал. Чертовски хороший же план. Был. Но, судя по всему, все его чаяния и мечты относительно завтрашнего дня летят в тартарары сейчас. И не то чтобы он против был такого, если подумать хорошенько, учитывая отправителя сообщения. Злость пропадает моментально. На губах помимо воли тут же расцветает улыбка, и он печатает ответ: «Собирался валяться целый день. Я выходной». Ответ приходит почти сразу же: «Есть идея куда лучше. Жду завтра ровно в 10». Лишь стон срывается с губ — не выспаться ему, видимо, никогда, — но пальцы сами печатают ответ: «Хорошо». Сэм. Всегда же добьётся своего, как бы Дин не упорствовал, как бы не сопротивлялся его напору. Пожалуй, Сэм был тем единственным, кого Дин действительно бы видеть хотел. Несмотря ни на что: ни на навалившуюся дикую усталость, ни на желание послать всех к чёртовой матери и выбросить телефон, чтобы не дёргали по пустякам. Единственное, чего Дин понять никак не мог: кто они друг другу? Определённо друзья — они знакомы уже целую вечность, кажется. С момента знакомства прошло лет… десять, наверное? Они тогда ещё совсем сопляками были. Но в последнее время их отношения приобрели немного другой оттенок. Дин не мог никак разобраться во всех этих хитросплетениях и терпеть не мог вешать ярлыки, но с Сэмом определённо всё не так, как с другими было. Рядом с ним дышалось легче, можно было не притворяться, не натягивать дежурную улыбку, чтобы эмоции истинные прятать. Только с Сэмом Дин мог позволить себе быть собой. И только Сэм заряжал энергией, а не тянул её, как остальные. Дин возвращает телефон на место, кладя экраном вниз, предварительно выключив звук, чтобы не будил больше никто. Но будильник всё же ставит, потому как терпеть не может опаздывать. И почти моментально проваливается в сон.

***

В воздухе пахнет жжёным сахаром. Запах настолько приторно сладкий, что им, кажется, пропитано буквально всё вокруг. И Дин едва ли не ощущает сейчас, как эта сладость оседает на коже. — Дин, — Сэм, переплетая их пальцы, тянет его к небольшой тележке, где парнишка, чуть младше него самого, наверное, крутит разноцветные сладкие шары. — Серьёзно? — Дин вскидывает брови. — Сладкая вата? — Дин, — снова эти брови домиком и щенячий совершенно взгляд из-под отросшей чёлки. Вот же засранец мелкий! Знает же прекрасно, что это запрещённый приём, — Дин никогда отказать не мог, если Сэм так делал. Хотя кого он обмануть пытается, он вообще Сэму ни в чём отказать не мог. И тот бессовестно этим пользовался. Дин глаз от Сэма отвести не может, впитывает каждую его улыбку, запоминает этот лихорадочный практически блеск в карих глазах. И, кажется, он готов на всё, только бы продлить сейчас это мгновение, на вечность его растянув. Он жадно впивается взглядом в длинные пальцы Сэма, которыми тот отрывает небольшие кусочки от этого огромного сахарного шара и отправляет в рот. И жмурится при этом так, словно познал истинное блаженство. А потом облизывает пальцы, медленно, один за другим, не подозревая совершенно, каких демонов внутри Дина будит. Или всё же в тайне на это надеется? Он перехватывает запястье Сэма, отмечая, как расширяются мгновенно его зрачки, превращаясь в угольно-чёрную бездну. И Дина затягивает в неё. Сэм лишь улыбается и подносит небольшой кусочек ваты, который держит самыми кончиками пальцев, к губам Дина. Медленно проводит сначала по верхней губе, потом по нижней. И Дин уступает, приоткрывает рот и позволяет Сэму положить этот комочек себе на язык. Сладкий кусочек буквально тает во рту. И Дин ощущает его вкус — вишня. И это почти так же хорошо, как и его любимый пирог. Дин ловит пальцы Сэма губами, слизывая оставшуюся на них сладость. Он не прерывает зрительный контакт с Сэмом, видит, каким адовым пламенем полыхает сейчас этот тёплый карий. Пульс моментально подскакивает до бешеных отметок, стучит в ушах кровь, заглушая собой все остальные звуки. Спустя мгновения, растянувшиеся для них на вечность, Дин выпускает пальцы изо рта. Звук выходит столь пошлым, что щёки Сэма тут же заливает румянец. — Сэмми, — хрипит он едва слышно. Сэм опускает ресницы, прячет огонь в глазах. Такой юный, такой невинный сейчас. И Дина ведёт безбожно от этой чистоты. Но Сэм и само искушение, сам дьявол во плоти. И Дину хочется лишь нырнуть в этот соблазн с головой, не думать, не взвешивать. И Дин подаётся вперёд, не в силах желанию своему противостоять, не в состоянии зов Сэма отринуть. И он тонет в глазах Сэма. В том тепле, которым они лучатся, в том свете, который они несут, в той нежности, которую они ему дарят. Дин наклоняется к Сэму, замирая буквально в нескольких сантиметрах от его лица и ловит чужое, горячее судорожное дыхание, которое на губах его оседает. Потом медленно кончиком языка по губе нижней проходится, чувствуя, как оседает на нём едва уловимый вишнёвый вкус той сладкой ваты, которую Сэм только что с наслаждением таким поглощал. — Дин, — Сэм наклоняется ещё ближе, его горячее дыхание опаляет скулу, а губы касаются мочки уха, — мы как подростки с тобой. Он хмыкает Дину куда-то в шею, и тот вздрагивает, возвращаясь в реальность. В реальность, в которой они стоят в парке посреди толпы, что обтекает их со всех сторон реке подобно. Дин ловит на себе неодобрительные взгляды тех, кому приходится обходить их сейчас. Это вряд ли смущает его — лишь распаляет сильнее желание, что сжигает изнутри. И Дин переплетает их пальцы, тянет в глубину парка, подальше от недовольных взглядов, туда, где они будут только вдвоём. Они падают на траву под большой раскидистой ивой, что длинными, почти до самой земли, ветками скрывает их от любопытных глаз. И оба заливаются смехом, точно устроившие шалость подростки. Сэм перекатывается на спину, раскинув руки в стороны. Он сейчас огромную морскую звезду напоминает. Дин голову устраивает на его плече, кладёт руку Сэму на грудь и чувствует, как бешено колотится о рёбра сердце. И его собственное бьётся в такт ему. Он поднимает голову и встречается взглядом с Сэмом. И время словно бег свой замедляет, останавливается для них сейчас. Дин меняет положение тела и нависает теперь над Сэмом, опираясь ладонями, что утопают в мягкой траве, по обе стороны от головы парня, а ногами сжимая узкие бёдра, обтянутые джинсами. Губами касается разгорячённой кожи на виске, ведёт носом по скуле и вдоль линии подбородка, целуя Сэма в родинку. Он улавливает лёгкую дрожь, которая прокатывается по телу Сэма. Тугая пружина скручивается в животе, все чувства и ощущения обостряются до предела, в джинсах давно уже стало тесно, а грубая ткань боль сейчас причиняет. И хочется лишь стянуть эту лишнюю совершенно деталь гардероба, но Дин только губы кусает — не таким должен быть их первый раз. Не так он себе это представлял совсем. Но рука сама скользит Сэму под футболку, оглаживая плоский живот, проходясь по рёбрам. Тот невольно вперёд подаётся, подставляясь под эти невинные ласки. Дин чувствует его возбуждение, и становится лишь сложнее желание собственное контролировать. — Всё обязательно будет, Сэмми, — шёпотом на ухо, проходясь влажными поцелуями по шее. — Только не здесь. С искусанных губ Сэма тут же вздох разочарованный слетает. Он в пояснице выгибается, тянется за губами Дина. Ему чертовски мало одних лишь поцелуев. И Дин заметить не успевает, как оказывается прижатым к траве тяжёлым, горячим телом Сэма. А потом мир его и вовсе существовать перестаёт, когда рука Сэма скользит по его телу и накрывает пах. Дина едва ли не подбрасывает от того разряда, который прошибает его с головы до пят от этого прикосновения. И назад пути уже нет. Он ёрзает под Сэмом, стараясь продлить наслаждение, руки его лихорадочно по чужому телу скользят, пока не сжимают ягодицы. И сорвавшийся практически рык с губ Сэма есть лучшее подтверждение тому, что он всё правильно делает. Дин забывает, как дышать нужно, когда его губы накрывают влажные губы Сэма. Он никогда бы и подумать не мог, что в его чистом, невинном Сэме живут такие страсти. Эти поцелуи жалят, распаляют желание, они настойчивые. Дин в них жажду улавливает. Ту самую, что давно уже сжирает его изнутри. Жажду обладать, жажду сделать своим и оставить на этом юном теле столько меток, чтобы никто даже и близко подойти не смог. Дин снова их местами меняет и проходится руками по голому торсу Сэма. Никто из них потом и не вспомнит, в какой момент они лишились рубашек и футболок, оставшись лишь в джинсах. И жалящими поцелуями-укусами шею Сэма покрывает, спускаясь ниже на ключицы, слегка прикусывая кожу и проходясь по ней языком тут же. Дин вряд ли отчёт сейчас своим действиям отдаёт. Он слишком долго ждал, слишком долго с желаниями тёмными своими боролся. Его с головой накрывает моментально жарким возбуждением. И он с трудом поверить может в то, что происходящее между ними реально. Что Сэм, извивающийся под ним, требующий большего, подставляющийся под его ласки и поцелуи, реален. Это больше, чем может вывести в этот момент истерзанный ожиданием мозг. И Дин в темноту проваливается, позволяя наслаждению захлестнуть себя с головой. От яркости и силы оргазма буквально темнеет в глазах. И это самый впечатляющий, самый ошеломительный оргазм, который Дину довелось испытать. Он глубоко дышит, облизывает пересохшие, припухшие от поцелуев губы и пытается хоть немного в себя прийти. Он смотрит на Сэма, распластавшегося под ним на траве сейчас, на эти жадно хватающие воздух искусанные губы, на покрытые румянцем щёки, ловит его затуманенный взгляд. — У меня есть идея, куда лучше этой, — шепчет прямо в губы Сэма. Дин встаёт сам, отряхивает с себя прилипшие травинки и помогает подняться Сэму. На губах невольно улыбка появляется, когда он смотрит на парня. Вот ей Богу, подростки, улучившие момент и оставшиеся одни. — Я весь твой, Дин, — жарко выдыхает в шею Сэм, — если догонишь. И он моментально срывается с места, на ходу буквально натягивая на себя рубашку. И пусть Сэм явно быстрее Дина, но тот в этом парке знает каждую тропинку и кочку. А Сэма явно ждёт расплата за такие фокусы, как только Дин догонит его. В конце вон той аллейки, что ведёт к его дому.