от слова худо

Миша похож на своего отца. так почти все говорят. за Московским младшим очередь из воздыхательниц собирается, так же и у Юрия было. он тоже мало спит, глаза натирая о страницы учебника. Юрий тоже учился хорошо. с матерью отношения не ахти. у Миши тоже. старший Московский творчество сына ценил, но больше хобби в нём не видел. Миша тоже. даже их взгляд одинаковый: высокий, надменный. Юрий надеялся, что сын будет успешен. Миша тоже. Юрий свою симпатию только одной девушке подарил, долго умалчивая о чувствах. не поверите, но Миша тоже. одно отличие, которое в глаза сразу не бросается: Миша чью-то дочь полюбить не сможет. расшибётся в лепёшку, но не получается. ладно, Миша понял, переработал, принял, в глубине души надеясь на бред своих мыслей. хотя, когда отец за кухонным столом захотел «невесту сыну подыскать», единственное, что думал в этот момент Миша, так это принести колонку и Стрыкало включить. они бы промолчали или нет, Мишка не знает. ещё сказать спасибо должны, что белья женского у него нет. да и вообще гулять он ходит только с Камалией, и то из-под палки, которой Зилант угрожает, а не с какими-то Яриками, Колельками и дядями Гришами. вообще, Московский только с Сашенькой пройтись хочет. но тот, псина сутулая, не действует. а самому позвать не страшно, нет, скорее лень. так по крайней мере он пиздитговорит Камалии, когда та телефон выхватывает.       —ну, тебе лень, мне, как видишь, нет.–бесцеремонно врывается в переписку с Романовым. недобро выдыхает, глядя на сухие «привет, как дела». телефон безжалостно в ладонях мотыляется, пока Зилант свою эпопею печатает, что Толстой в сторонке то курит. но, отправив, удаляет сообщение , и причём только у Миши.       —а зачем? я ж тоже посмотреть хочу. откуда я знаю что ты там написала.–руки–как обычно–на груди складывает, возмущается больно, ага.       —так тебе же лень!–хихикает, замечая приоткрытый рот Московского–ладно-ладно, завтра у парка Горького узнаешь.–подмигивает лукаво, улыбаясь как чеширский кот.

***

а вы замечали сходство Бранденбургских ворот и арок в ЦПКиО? тоже столь величественны, монументальные. они хранят в себе историю, выкованную опытными мастерами. ворота будто пропускают в мир, отдалённый от нашего, параллельный. они заставляют нас видеть его, погружаясь в это болото всё больше и больше. да, Мише нечем было заняться, и, ковыряя носком асфальт, он думал об архитектуре, театре, конях и лошадях, что стоят , как раз таки, на Бранденбургских воротах. ведь конечно, по всем законам жанра, Саша опаздывал. хотя, взглянув на часы, Московский понимает, что это он просто за час до назначенного времени явился. чертыхается, полы ветровки запахивая. март уже хилый, апрель вот-вот вступит в свои права. они радовали–более менее–хорошей погодой: температура ниже минуса двадцати не опускалась и прекрасно. правда хотелось и плюса пятнадцати на столбе термометра, иногда природа-мать даровала такие подарочки. правда, как на день рождения, раз в году. и, буквально из кустов, тут же выскакивает Саша. у него волосы разлетаются небрежно–Миша это впервые видел–, под рукой этюдник-чемоданчик, где, по видимому, лежат краски, а через него перекинут серый плед. глаза, как обычно с очками, рыскают по площадке. и, заприметив Мишу, этот ураганчик (да Московский просто мастер прозвищ) направляется к нему.       —привет,–трясёт свободной рукой в воздухе и оглядывается за спину Московского, жаждая увидеть кого-то.–а где Камалия? «какая Камалия?»–остаётся несказанным.       —да она это, того, плохо ей стало, да. Романов скептически подымает бровь, но делает вид, что верит.       —ла-а-адно, ты как, натурить получается будешь, да? странное слово режет Мише уши.       —предлагаю взаимный рисунок.       —ну, в принципе, давай. они отходят от цивилизации, предпочитая лужайку, скрытую деревьями. лучи солнца еле еле пробивались сквозь густую листву, даже белки прыгали по деревьям. людям здесь похоже не нравилось: было слишком чисто, да и тропинки почти не протоптаны. Миша оглядывается: за годы хождения в этот парк он не заходил так далеко, выбирал всегда места, которые от количества людей ломились. а это полнейшее уединение. из внешнего мира сюда проникал только гул машин. прохожие здесь почти не встречались, на всём пути Московский их почти не заметил, хотя воскресенье, выходной, такие места обязательно должны быть переполненными, но не это. оно создавало что-то личное, создавало свою атмосферу, свой мирок, где тебя тревожит только лёгкий ветерок. ну, и стоящая рядом личность, конечно же. аккуратно положив этюдник, Саша изящно плюхается на плед. а Московский, чертыхнувшись, садится на корточки, обрекая себя гопником у пятёрочки. Романов цокает языком, тянется обратно к чемоданчику и достаёт стул. складной, для рыбалки.       —не позорься.       —как он влез туда? вопрос остаётся без ответа. Саша гордо раскрывает коробок, вытаскивая тюбики гуаши, и приклеивает лист на панель. выливает пару капель краски на бумажку-палитру. анализирует метким взглядом фигуру. думает, закусывая губу. Миша в стороне не остаётся: выхватывает нетронутый формат, проделывает ту же манипуляцию с тюбиками. Романов сидит по-индийский, в позе лотоса. на плечах тяжёлое чёрное пальто, светло-серый водолазка бадлон, очки отражают глубину парка. на щеках приятно солнечные зайчики переливаются. кожа мраморная. каштановые волосы уже более прилежны, губы приятно-алые. красивые. да и весь Саша до безобразия красив. Московский обозначает основные формы, набросок делает сразу гуашью. очень опасный малый. на фон забить решает. пишет тонкие запястья, кудри, курносый нос. можно ли влюбиться в свой же рисунок? вряд ли, но в натуру легко. проходят долгие полчаса и Саша голову поднимает.       —ну что, готов?–и получив кивок, протягивает холст Мише, а тот зеркалит. на листе Московский в малейших деталях прописан, так, будто писавшая рука уже не впервые рисовала его. хотя, реально не слёту. пропорции переданы тонко и аккуратно, на одежде малейшие складочки видны. Миша обязательно спиздит рисунок.       —вау, Саш, я не думал, что новички могут так..       —стоп, новички? ты думаешь я такой?–Романов недоуменно исподлобья глядит.       —нет, я не в том смысле, я…да забудь.–Московский отмахивается, ведь дело грозит закончиться сильной ссорой, а Мишке это совсем не надо. на обратном пути они забегают в какую-то палатку с мороженым, где Миша строит из себя альфа-богача, под презрительные вздохи Романова. и Камалия, наблюдавшая из-за угла, гарантирует, что они складываются как детальки пазла, или как начинка в шаурме в шаверме. кому больше как нравится.