от слова худо

      —да блять!-шёпот и мелок отлетает куда-то в угол кабинета. руки болят от растирки масляной пастели, но цвета все ещё не хотят нормально ложиться. что, тереть лист кусочком кожи? пальцем то есть, да? краска и пигмент уже проникали под кожу, впрочем, так из года в год. Миша вообще давно в художке сидит. именно сидит, да. просиживает штаны, задницу мозолит, сказать можно всё, что угодно, смысл неизменным останется. да только способности Московского не прибавляются. мастерство остановилось где-то на экзамене, лет так пять назад. и то, это благодаря тщательной подготовке. ибо написать двадцать одинаковых картин-сложно. и это была только композиция. с графикой полегче было. пользовался Миша советом мадагаскарского пингвина: крякнем, плюнем и надёжно склеим скотчем, благо тот был всегда. а что, мажор, может себе позволить. как итог: экзамен написан почти на вышку, преподаватель доволен, родители счастливы, всё хорошо, трава зеленее, небо голубее. правда, после поступления неделю Миша овощем себя чувствовал. а как без этого то? он ведь в подготовке больше пяти лет торчал, хотя многие её вообще пропустили. кратко говоря-не зря вставал в шесть и ехал на другой конец Москвы, ради какого-то кувшинчика и «тряпочки». как-то,за последнее определение, его чуть не избила Камалия.       —какая это тряпочка, дебил? совсем башку проветрил?! в жопе твоей тряпочка! после такого-то разноса и тушь перестала быть для глаз. да и мягкость карандаша быстро определилась. на самом деле, немногим повезло так же, как и Московскому. кто-то либо завалил экзамен, либо сдал его на минимум. один из «минимальщиков» и учился в группе Миши. его отличало от других многое: прямая осанка, аристократичная почти, одежда никогда не ляпалась в краске. или глине, когда как. кратко: Саша был музейным экспонатом. он даже на натурала смахивал! только Миша и Камалия прошаренные, знают, что в художке натуралов не бывает, а если и бывают, то выглядят, как педики. способ рабочий, проверенный. и Миша думал,–хорошо, надеялся–что он будет на ступень выше этого «ультрамарина». но, чёрт, под конец второго класса Романов начал активно нарабатывать позиции. его работы с каждым годом всё совершенствовались и совершенствовались, радуя преподавателей. они задумывались даже о создании рамочки для портрета Сашеньки и исписанных им листов. и вот, сейчас они с Мишей в пятом классе, выпускной как-никак. все на нервах из-за скорых просмотров, ну, а Московскому, в принципе, пофиг. неравнодушны разве что Камалия и…да никто больше. с Зилант они знакомы чуть ли не с рождения, даже отношения завязать пытались, но безуспешно. и хорошо, на самом-то деле. плохо было тогда, когда придя из художки в школу, Миша заприметил Романова и там. оглянулся, посмотрел на вывеску над крыльцом. школа и школа. а Саша то что делает? историю учит, правильно.       —это что за встреча художников?–плюхается на стул рядом с Зилант.       —это наш новый одноклассник, неожиданно, правда?–с сарказмом, подбородок кулаком подпирая.       —очень. Романов, псина сутулая, и здесь отличился. у исторички любимцем стал, руссичка монумент гениальному мальчику ставить надумывала, а литератор ревел от его чтения стихов. ну, чувствовал он, так, как Миша «кайф ты поймала» чувствует: Камалия тоже слезами захлебывается. ну, а на физике, «ультрамарин» всегда с Ураловым сидит. он с ним как-то всегда, но на адском предмете особенно. а то физичка тоже плакать будет, только уже от мышления Романова.

***

      —этот Ромашка задолбал уже. это не так, то не так; здесь правильнее говорить «надеть». что ему не так-то? прицепился что?–Миша негодует, мыча около чебуречной, и жуёт горяченный пирожок с картошкой.       —ну так втащи ему,–советует Зилант, не отрываясь от скетчбука. эта даже стоя рисует, ведьма. Московский аж глаза поднял.–что?       —да ничего, угу.–потом лишь в ветровку сильнее кутается. синоптики дружно решили потроллить москвичей, не говоря о скором похолодании и дожде. партизаны прям, медальку выписать бы. а у входа в кабинет, опять со своей бешеной аристократией, сидит Саша. на нем бадлон бежевый, да кулончик металлический. одет с иголочки, в общем. так ещё и очки напялил.       —Миш, урок уже начался, почему ты опоздал на,–«ультрамарин»мельком взглянул на настенные часы,–восемь минут? тебя точно ничего не смущает?       —нет, а тебя?–кокетничает, нахально улыбаясь. но в ответ только закатанные глаза получает. Романов что-то агрессивно чиркает в строгом чёрном скетчбуке и откладывает его на край беленькой табуретки, что стоит у мольберта.       —подвинься.–наезжает Московский, тараня одногруппника и его принадлежности, стул ногой пинает, а оттуда падает всё почти:и карандаши, и кисти, и злосчастный альбомчик. он грохнулся и раскрылся на странице, похожей на предпоследнюю. Мишу аж дрожь пробила от увиденного. с белых страничек на мальчугана смотрел портрет его, Мишин. мельчайшие детали лица проработаны, тени, блики расставлены где надо. изображение в профиль: он благородный, орлиный. не успевает Московский досмотреть, как скетчбук буквально улетает у него из рук.       —не надо.–Саша в глаза не смотрит, да краснеет, как рак. стушевался и скукожился, как итог: не выдерживает и убежать собирается, даже с места подорваться хочет, только скрип двери его останавливает.       —так, я припозднился что-то, ну, извиняйте, на места садимся, работаем. вперёд-вперёд.–через парадную дверь заваливается преподаватель, детей разгоняя. Мише, волей-неволей, повиноваться приходится,отходить, плюхается на табурет и дожёвывает пирожок. ну, ничего, в другой раз договорит.