Уничтожить мироздание

Дожди на планете, не видевшей их со времен зарождения Эонов, — наверное, единственное, что заставляет улыбаться ее жителей. Под холодными струями дождя рушатся самые прочные цепи печали, обреченности. И с треском раскалываются каменные сердца. Годы засухи, эпидемий, войн и страха. Вечное лицезрение крови, насилия, боли и страданий заместо мирных картин быта. Появление стелларона погубило не одну планету, оборвало нить жизни не одной тысячи людей. Сотни гибнут днями, и с этим ничего не могут сделать. На Калипсо рождение Эона Разрушения всегда будет ознаменовать начало гибели всего живого. До этого процветающее королевство превратилось в руины, оставив после себя жалкие осколки былого величия. Здесь еще встречались каменные стены, осушенные родники, высокие колонны, некогда поддерживающие своды роскошных дворцов. Все исчезло в один миг. В миг зарождения эона. В миг всплеска энергии стелларона. В миг начала конца. Саниты. Народ Калипсо, под давлением обстоятельств вынужденный не жить, а выживать. Кровью и бескрайними, как само Небытие, мучениями запятнаны их судьбы. Народ, выживший после вспышки стелларона на своей далекой от вселенской цивилизации планете. Народ, отныне приговоренный к вечным страданиями. Калипсо. Планета, надеющаяся на поддержку Корпорации Межзвездного Мира, которая, в свою очередь, упорно обходила десятой дорогой планету, погрязшую в трясине бесконечных мучений и катаклизмов. Не рисковали тратить заоблачные суммы на заведомо обреченное место в бескрайнем космосе. Молящаяся божеству, способному даровать плодородные почвы, холодные дожди, покровительство от набегов враждующих с санитами фракций и голодной смерти. Бьющаяся до последнего вздоха в жестоких схватках с обезумевшими от голода хищниками, суровыми климатическими условиями, с атаками галактических странников, полагающих, что те вправе вершить судьбу этого народа. Выживающая во время Звездной войны на фоне царящего в галактике хаоса, непокоя, смуты, разрушения. Истощенная, измученная планета, которая уже не одну янтарную эру задыхалась под тяжким бременем войны. — Сестра, смотри! Вода падает с неба! Пропустив мимо ушей замечания матери касаемо холодной погоды и легкой одежды, две девочки выбежали из глиняного дома, побежали босыми ногами по лужам и размякшей земле. В моменты, когда холодные косые струи дождя касались их лиц, они не думали о том, как потом недовольно покачает головой мама, заметив испачканные белоснежные платья и грязь на ногах. В эти моменты были лишь они сами и дождь, который прохладными водами освежал и тело, и сознание. Природа знаменовала благословения или кару эонов с давних времен. Дождь… для отчаявшихся санитов — манна небесная. Во время дождя наступал покой. Во время дождя плодоносили земли. Во время дождя появлялась вода. Во время дождя являлись они. Фигуры в белых плащах вышли из завесы проливного дождя. Накинутые на голову капюшоны не позволяли рассмотреть их лиц, но одно было видно четко. Метки. Белые змеи на щеках людей переплетались между собой, образуя замысловатые узоры, светящиеся так же ярко, как глаза санитов, дождавшихся спасения. Неприкасаемые — люди, идущие по пути Пробуждения, верные своему эону, дарующие другим возможность воскресить себя. Истинно верящие, что кризис — это не болезнь, а оживление. Жители вышли из своих домов, столпились около неприкасаемых, отчаянно цепляясь за их плащи, протягивая к ним руки в надежде получить благословение Пробуждения. — Народ санит, — заговорил один из прибывших мягким, но громким голосом, — небесным порядком было предписано, что судьба ваша будет непроста, путь — тернистым и долгим. В попытках освободиться от оков судьбы вы будете пытаться сорваться с края в пропасть. Будете падать, но не коснетесь дна. Не услышат ваших молитв эоны, не внемлют вашим речам влиятельные лица, не заметит ваших мук ни одна живая душа. И только Пробуждение будет готово протянуть вам руку помощи. Две сестры отдаленно наблюдали за тем, как к облаченным в белые плащи посланникам эона поднесли бездыханное тело, изуродованное рубцами и разодранной кожей с запекшейся кровью. Холодная мужская ладонь осторожно коснулась лба погибшей. Пальцы провели по щеке, вырисовывая невидимыми линиями узоры, тянущиеся от глаза по шее и плечу к груди. Как только рука достигла сердца, янтарные зрачки мужчины потонули в белоснежном свете. — Да настигнет тебя оживление, проистекающее из кризиса… До этого невидимые линии на бледной коже девушки вспыхнули так же ярко, как глаза неприкасаемого. — Да примет твоя пустая ныне душа благословение Сифы… На земле возник белый круг, внутри которого под мертвым телом расползлись светящиеся, переплетающиеся между собой узоры. — Да подарит тебе право на возрождение… Мужчина медленно поднял голову. По щеке скатилась одинокая слеза, но бесстрастное лицо не выражало никаких эмоций. — …Пробуждение. Глаза девушки распахнулась. В момент, когда она резко села, змеи на земле перестали излучать свет, а затем и вовсе исчезли, как краски, смытые дождем. Люди вокруг шептали слова благодарности эонам, все же услышавшим их молитвы, смотрели на небо, падали на колени, протягивая руки к недостижимому космосу и к неприкасаемым. Ожившая девушка тяжело дышала, шумно втягивая ртом воздух, с наслаждением чувствовала, как тело отзывается на внешние факторы: болит, мерзнет, чувствует. Раны затягивались сами собой, возвращая мягкую идеальную кожу. Из глаз хлынули слезы, смешиваясь вместе с дождевыми каплями, падали ей на ладони. Она плакала и безумно улыбалась, потому что проснулась от вечного сна. И люди вокруг плакали, улыбались. Потому что их настигло Пробуждение. — Сестра, давай подойдем поближе! Девочка потянула младшую сестру за запястье. Рука плавно выскользнула из некрепкой хватки. Черного, как ночное небо, цвета глаза неотрывно следили за движениями неприкасаемых. За тем, как медленно поднялся мужчина с колен. Как сдержанно они улыбались подбегающим к ним санитам. Как касались они раненых тел, залечивая раны, уверяя даровать возрождение их давно погибшей планете. — В чем дело, сестра? — вывел из оцепенения знакомый голос, и девочка моргнула, переведя взгляд на родного человека среди толпы чужих. — Разве ты не хочешь избавиться от этого клейма? Руки девочек синхронно коснулись ключиц. Метка санитов. Не то дар, не то проклятие. Саниты по природе своей обязывались расточать себя, спасая других. Добрая натура была дарована им самой прародительницей Калипсо, и санитам полагалось быть благодарными. Однако видя, как на милосердие отвечают жестокостью, хотелось лишь плакать, запечатывая сердце в клетку равнодушия. Но в клетках, где закрыты сердца санитов, дверца всегда остается открытой. И добро сочится сквозь маску безразличия, как бы сильно его ни желали запечатать. — Я… не знаю, — губы двинулись раньше, чем сознание успело обдумать ответ. Девочка сжала в ладони ткань платья около сердца — она привыкла сомневаться во всем, что должна решать сама. Старшая сестра пожала плечами и побежала к людям в белом. Неприкасаемым великой Сифой — эоном Пробуждения — даровано благословение Пробуждения. Они, как и саниты, отличаются своей добротой, всегда помогают страдающим. Но в то же время они, в отличие от санитов, не страдают из-за эмоции, обуреваемых сознание чувств. Девочка наблюдала за ними сквозь пелену дождя. Их лица — чистый лист без пятна и черточки. Ни одной эмоции, ни одного намека на боль. Лишь заметно натянутые улыбки и непроизвольно текущие слезы. Но прелесть их в том, что не чувствуешь душевной боли. Не чувствуешь, как сердце болезненно сжимается, а затем распадается на осколки, впивающиеся в душу. От отсутствия чувств, наверное, еще больнее. Но приятнее. Когда не льешь слез по каждому засохшему лепестку. Мужчина отвел взгляд и разглядел в стороне от толпы одиноко стоящую девочку, чьи испуганные глаза смотрели в ответ, а дрожащие руки прижимались к груди. Неприкасаемый осторожно прошел мимо людей, которые услужливо отступали, пропуская его. Все внимание переключилось на мужчину, подошедшего к ребенку. Когда он опустился перед девочкой на одно колено, она быстро сделала шаг назад. Губы посланника эона Пробуждения вновь растянулись в улыбке. Натянутой и такой неискренней.  — Подойди ближе, дитя, — неприкасаемый протянул ей широкую ладонь. — Милосердию Сифы нет предела и конца. Она поручила передать свое благословение каждому из вас, саниты.  Видя, что девочка не спешила с принятием подарка судьбы, мужчина подался чуть ближе.  — Как тебя зовут?  Теперь он заговорил тише. Так, чтобы только дождь и человек напротив смогли расслышать его слова.  — Я… Серафима.  — У тебя святое имя, Серафима, — губы девочки с этими словами тронула едва заметная улыбка. — Тебе известно, что так звали дочь Сифы?  Уголки губ мужчины поднялись чуть выше, когда Серафима согласно кивнула.  — Идущие по Пути Пробуждения верят в силу воскрешения. Но эонам и их эманаторам недоступно подобное восстановление, — неприкасаемый наклонился ниже к ней. — Им позволено лишь перерождение.  Глаза санитки вспыхнули надеждой, и она сама искренне улыбнулась.  — А я могу быть перерождением дочери Сифы?  — Ты узнаешь, когда увидишься с ней, — мужчина ближе протянул свою руку.  Серафима опустила взгляд. Всю жизнь она провела в клетке, созданной для всех санитов, а теперь, когда появилась возможность вырваться из плена, она попросту не понимала, что ей делать на воле и там ли ее место.  — Серафима, — неприкасаемый продолжил, когда девочка подняла голову, — скажи мне, хочешь ли ты медленно погружаться во тьму, направляя других к свету? Хочешь менять свое счастье на их боль?  В ответ отрицательно покачали головой.  — А хочешь, внося в жизни других свет, сиять еще ярче?.. Сифа дарует людям второй шанс на существование, направляет идти по белой полосе жизни…  Тихий радостный шепот людей вокруг, шум дождя и смех детей потонули в глубоком голосе неприкасаемого.  — Сифа пожелала спасти ваш народ, вашу империю, вашу планету. А взамен просит лишь ступить на правильный Путь, верный Путь… Путь Пробуждения.  Рука сама неконтролируемо потянулась к ладони мужчины. Только тогда Серафима заметила, что белые змеи у последователей Сифы расползались не только на щеке и шее, но и на руке, обвивая запястье, уходили куда-то вверх, к плечу. В момент, когда ее ладонь зависла над его, девочка, наверное, впервые перестала чувствовать себя птицей с перебитыми… с обрезанными крыльями.  Но как только их руки соприкоснулись, ей вновь жестоко отсекли путь ко всякому спасению. Мужчина испуганно ахнул и отдернул руку, другой оттолкнул Серафиму. Она упала в грязь, чувствуя, как та, смешиваясь с водой, неприятно липнет к телу. Девочка поднялась на дрожащих ногах, не сводя испуганного взгляда с неприкасаемого, который обхватил рукой пульсирующие слабым светом метки на запястье. Серафима отчаянно пыталась понять, что произошло. Как в одно мгновение ей и всей ее планете обещали даровать спасение, а теперь смотрели ей же в глаза с таким ужасом и страхом, будто она убила человека на глазах у всех.  — Проклята… Эта девчонка заражена мглой..! — голос мужчины потонул в болезненном хрипе, вырвавшимся из горла вместо слов.  Секунда — и тело упало на мокрую от дождя землю. Перед Серафимой, перед санитами, перед другими неприкасаемыми. Одна из них опустилась на колени рядом с бездыханным телом и закатала рукав его накидки. До этого белоснежные метки змей покрылись черной мглой. Женщина подняла убийственный и холодный взгляд на Серафиму, девочка поежилась и отшатнулась назад.  — Не бойся, дитя, — произнесли тоном, которого определенно стоило бояться. — Больно не будет.  Глаза и метки неприкасаемых вспыхнули настолько ярко, что Серафима вынуждено закрыла лицо руками и дернулась в сторону, но лишь ударилась о глиняную стену дома. Она закричала, чувствуя, как яркий свет будто выедает все изнутри, сжигает, не оставляя после себя ничего, кроме горящей пустоты. Свет казался горячее ядра белых звезд. Серафима упала на колени. Из глаз текли слезы, но она боялась даже немного приоткрыть веки. Все тело горело, ладони судорожно прижимались к лицу, словно это могло защитить от неожиданной атаки. Холодные струи дождя больше не приносили желанного наслаждения, она вообще не чувствовала их. Падающие на девочку капли вмиг испарялись, не выдерживая такого жара.  В темноте вспыхнул образ матери, а следом показался размытый силуэт старшей сестры, смотрящей на страдающую девочку. Серафима тихо произнесла одними губами: «Уходи…» И сестра ушла.  Серафима начала чувствовать, как медленно угасает сознание. Тело отзывалось невыносимой болью и криками. В голове набатом звучало лишь биение сердца. А затем все прекратилось. Постепенно затихла боль, вновь сменяясь ощущением прохлады капель дождя. Шум в ушах затих, настала умиротворяющая тишина, нарушаемая звуками воды и собственным тяжелым дыханием. Серафима медленно убрала дрожащие ладони от лица. Слезы беззвучно катились по щекам, а тело сотрясала дрожь то ли от страха, то ли от боли.  Оглушительный удар сотряс все вокруг. Серафима вздрогнула и пошатнулась, опираясь ладонями о землю, чтобы не свалиться вновь. Жуткое гудение. Ужасающий скрежет. Словно гул небес хлынул отовсюду и разом. Девочка зажала уши руками. Уже не имело значения ни что произошло с погибшим неприкасаемым, ни что с ней собирались сделать оставшиеся. Перестало иметь значение все, кроме неизвестного звука, доносившегося будто из самой вселенной.  Нечто черное окутало все вокруг, словно густой туман. Серафима едва стояла на ногах, но все же нашла в себе силы, чтобы встать и побежать, спотыкаясь о тела, безвольно лежащие на земле. Темная дымка заволокла все небо, а затем и сознание последней выжившей в тот день.