Чушпаны

«как учеба? »

«У тебя нет случайно штуки, которой цвет кожи выровнять можно?»

Вместо ответа пишет Андрей и молится, чтобы Наташка сказала, что такая штука имеется и спасла его от часовых завываний матери. «допустим есть» «а тебе зачем?..» Приходит Андрею ответ от двоюродной сестры, и он скидывает ей своё селфи с тремя скелетами вместо подписи.

«Мама убьёт»

«…» «………………» «жесть» «это кто тебя так» «комендантша избила всё-таки?..» -Посмотри на меня. – командует он сидящему рядом с ним в метро Марату, который сонно клюёт носом. Тот широко зевает и заслезившимися глазами в непонимании хлопает на него. Андрей быстро фоткает и отправляет Наташе, добавляя блевотные смайлики, дописывая – «он». – Ну и лицо у тебя конечно… Красивое – мелькает в голове. Даже с губой своей разбитой и синяками чернильными выглядит как модель из старых журналов со страничками вкуснопахнущими. Андрей любил их рассматривать раньше, когда мама домой приносила. А потом рисовать усы – тем, которые Андрею не нравились. Или вырезать красивых, чтобы Юля их в свои раскраски рядом с феями клеила. Андрей злится на себя за странные мысли и хмурится. В ожидании Наташиного сообщения, ненадолго задумавшись, то приближает открытую фотографию Марата, рассматривая родинки на лице, то отдаляет, стараясь отыскать хоть что-то отталкивающее – не выходит. Красивый, зараза. - Нра-авлюсь? – весело, растягивая букву «а» на выдохе, спрашивает Марат. Андрей, успевший забыть о его существовании, причём достаточно близком к нему, вздрагивает и чуть ли не роняет телефон из рук. - Нос кривой твой рассматриваю, чучело. – Неправда, нос у него лишь немного изгибается ближе к переносице, и без тщательного осмотра этого даже и не заметить, но Андрею нужно срочно спасать положение. Вот он и ляпает о первом, за что цепляется взгляд. Выключает экран и отводит глаза на табло с горящими на нем станциями. Боковым зрением улавливает, как Марат устало кладёт голову на согнутую руку и растягивает губы в косой ухмылке, и Андрей очень надеется, что предательски теплеющие с каждой секундой щёки не выдают его с головой. - Ага. – говорит Марат. И Андрей понимает, что лучшая защита сейчас – это нападение. Поэтому вместо того, чтобы отнекиваться от предстоящих, как он чувствует, насмешек, решает продолжить словесное наступление. - Отец пару лет назад сломал. - Ужасно кривой нос. Смотреть грустно. Звучат две фразы одновременно. Андрей, возможно, немного жалеет о своем появлении на свет. Марат на его смешно округлившиеся глаза тихо хмыкает и толкает в плечо: - Да шутка, шутка, чего ты бледнеешь-то так сразу. На велике в забор во втором классе влетел. Потом директриса по шее дала, за то, что в лагере летнем без спросу за территорию школы выехал. «Ещё и калитку помял, Суворов, ремонт оплачивать кто будет?!» – Передразнивает он тоненьким высоким голосом и смеётся. – У них льда не нашлось, прикинь, и они из кухни школьной мне кусок баранины замороженной принесли – чтобы синяк не такой большой вылез, и я рыдать перестал. Наша классная мне потом таких пиздов вставила… а училка параллельного класса чупа-чупс дала. Любишь кататься, Андрюша, люби и заборы лицом ловить. Наша, кстати, выходим.

***

- Милости прошу к нашему шалашу. – распахивает дверь Марат и приседает в поклоне. Андрей не понимает, откуда он находит силы клоунить, если по улице совсем недавно шел, ели переставляя ноги и цепляясь за него, а в лифте и вовсе практически заснул на Андрее, причитая о погоде. - Красиво у тебя. – осматривается он. – Один живёшь? - Не, с отцом. Квартира у Марата небольшая, но аккуратная – светлая кухня с видом на тихий дворик, современная уборная, чистая и красивая ванна с мраморной плиткой на полу, массивной темной раковиной и мерно гудящей вытяжкой, и две жилые комнаты. Мебель везде новая и расставлена со вкусом. Андрей вспоминает о своей общаге и грустно вздыхает: две одинокие двухъярусные кровати, которые ужасно скрипят по ночам и выглядят так, точно их стащили из исправительной колонии, - пока что единственное, что есть в их комнате. Ни шкафов, ни столов – ни-че-го. Даже ручек на окнах нет – меры безопасности, думает Андрей, чтобы дети от отчаяния не повыпрыгивали. В администрации пятый день обещают поставить хотя бы тумбочки, и Андрей ещё надеется на лучшее. Его соседи – третьекурсники с биотеха – Вахит и Валера, которого Андрей уже привык называть Турбо (Вахит представил его так и попросил не пытаться понять, почему) настроены менее позитивно. - Скажи спасибо, что электричество и туалеты работают. – говорит Вахит при заселении. – Шкафов до следующего года даже не жди, а вот тумбочки как только в понедельник привезут, так мы сразу отобьём себе. Я уже с охранниками договорился. - Да и холодильник скоро будет, так что не ссы, прорвёмся. – поддерживает Турбо. Андрей не считает себя изнеженной принцессой, да и не то, чтобы жить совсем невозможно. Наоборот. Он, приезжая, ожидал увидеть заброшенный разваливающийся клоповник с факелами вместо ламп и тараканами во всех щелях. Пронесло. Отправляя фотографию комнаты матери в день заселения, он почему-то думает, что та тоже порадуется хорошим условиям. Зря, конечно. Через минуту высвечивается входящий вызов, и Андрей берет трубку: - Это ты вот в таких условиях живёшь теперь, Андрей? Он по интонации с первых же нот понимает, что ничего хорошего мать ему говорить не собирается. Стоило догадаться и раньше, не первый же год с ней знаком. -Привет, мам. Да. -Какой ужас, Андрей! – возмущаются на том конце провода. - Как в тюрьме всё выглядит! У нас в медучилище и то кровати отдельно стояли. Ты вот таких условий себе хотел, скажи мне? Соседи-то как, познакомились уже? -Да, хорошие, веселые. Вахит и.. -Не курят? – перебивает его мать. -Да вроде нет. – врёт Андрей. -Вроде или точно? Это важно. -Точно, точно. Юлька как там? -Да нормально у неё всё, это ты у нас в каморку какую-то перебрался. На какой полке спишь? -На верхней. -Я так и думала. – продолжает она, - Успели до тебя нижнюю занять, да? Там наверху дышать и кислорода ведь меньше, вы хоть проветривайте. Как в тюрьме ведь, Господи, как в тюрьме… -Зато новое всё, мам, и матрасы с постельным бельем есть, тоже чистые… - Посмотрела я на твои матрасы, сплошной поролон. А что за стены там у вас? Что за некачественная штукатурка! И полы, ты полы видишь хоть?! - Я ремонт новый вижу, и живности никакой нет. – Андрей знает, прекрасно знает, что смысла переубеждать мать уже нет. Но по привычке всё же пытается хоть немного приободрить её. Но она как будто даже не слышит. - Это ужасно, Андрей. Просто ужасно. Я не представляю как в таких условиях вообще можно жить. – Он слышит, как начинает дрожать её голос, и с силой трёт глаза. На этот раз, пожалуй, достаточно. - Мам, мне идти уже пора, давай я тебе потом перезвоню? И, прежде чем он услышит бессмысленные причитания, сбрасывает вызов. Наташа позже, когда он делится с ней коротким разговором, цокает. - Ну, это же тётя Света. По-моему, даже мягко как-то вышло с её стороны. Так что не злись. - Да я понимаю, что она волнуется и всё такое…- вздыхает Андрей, сидя с у Наташи на кухне и вяло ковыряя торт. - Но разве нельзя хотя бы каплю поддержки выразить? - Что поделаешь, она по-другому не умеет. И даже не пытается. В прихожей Марата он снимает белые кеды, и идёт мыть руки. После того звонка неделю назад он старается особо с матерью не общаться. Всё обещает позвонить и нормально показать, что всё не так уж и страшно. А теперь, благодаря одному небезызвестному юмористу, с таким лицом можно сразу скорую ей на дом вызывать. Марат уже которую минуту, зависнув, бесцельно смотрит в пустующий холодильник, из съестного в котором только кочан капусты и баночка варенья. - Мара-ат, ау. – щёлкает Андрей пальцами перед лицом. - Чего тебе? - Марат заторможенно переводит глаза на него. - Спешу тебя расстроить, но еда в холодильнике от твоего пристального взгляда не появится. Дверцу закроешь, может? - А, бля, точно. Я же кофе искал вообще. Он закрывает холодильник, и ставит закипать электрический чайник. - Ща бахну кружечку, и рубить так сильно перестанет, футболку тебе поищем. Ты будешь? - Не, не пью кофе. - Как хочешь. Пока Марат залипает около плиты, Андрей садится за небольшой круглый стол с белой скатертью, и лезет в переписку с Наташей. Она пишет: «меня до девяти в квартире не будет» «но Вова на твоё счастье весь день дома, можешь приехать как раз» «он знает где консилер лежит»

«О, святая Наталья, да хранит Господь твою душу»

«Спасительница»

«давай, как соберёшься – напиши» «Вова предупреждён» «если что и рубашку тебе отмыть может :Р»

«Рубашку мне этот акробат отмывать будет»

Андрей, не удержавшись, втихаря снимает и отправляет Наташке Марата, который, судя по пустующему взгляду, опять зависает с открытыми глазами. «акробату привет, пусть поспит» Когда Марат допивает свой кофе, и начинает хоть как-то функционировать, он сразу же тащит Андрея в свою комнату. Она, к величайшему изумлению, пустая – никаких плакатов на стенах, никакого декора, и из мебели только самое необходимое – стол с компьютером, мягкое кресло, широкая двуспальная кровать и шкаф. Безжизненно. - Короче, рубашку я тебе постираю и завтра в унике отдам. – зевает Марат, падая на мягкий матрас. Андрей встаёт рядом с ним. - Завтра суббота, мы не учимся. - А, о-о-о, ого. – многозначительно тянет он, потягиваясь. – ну тогда в понедельник принесу, тебе ж она срочно не нужна? - Да нет, вроде. - Заебись. Тогда снимай. Андрей на это предложение с сомнением выгибает бровь: - Может, на замену мне что-нибудь дашь для начала, нет? - Ой, да не боись ты. – Марат, кряхтя, принимает сидячее положение. Андрей вмиг делает шаг в сторону, потому что голова Марата оказывается аккурат на уровне его живота – и, ну, Андрей находит этот факт крайне…неприятным? Смущающим? Что-то непонятное мелькает у него в мыслях, и он очень не хочет в этом сейчас разбираться. Полу-спящему Марату, кажется, плевать, и он, игнорируя передвижения Андрея, продолжает. - Я чистую футболку тебе по размеру десять лет искать буду. Хорошо если не усну за это время. А так хоть схожу стирку сразу поставлю, чтобы не забыть потом. Андрею затея всё ещё не кажется адекватной, поэтому Марат, уставший ждать, просто резко подтягивает его за рукав ближе к себе и бесцеремонно начинает расстёгивать пуговицы. - Всё самому приходится делать, всё самому. Никакой помощи в этом доме, хоть стой хоть падай, честное слово. Пока Марат пальцами своими тонкими неспеша возится с его рубашкой, Андрей – ни много ни мало – молча переживает несколько остановок сердца из-за беспредельной наглости, забыв совершенно, как управлять своим телом и руками в частности. Только и может смотреть на темную макушку, которая продолжает что-то сонно бормотать себе под нос. - Чего ты высокий такой? Я до верхних не достаю. А ну-ка. Андрея, всё ещё не пришедшего в себя, снова неожиданно дергают, но теперь уже вниз - на кровать, и усаживают рядом. Марат пододвигается ближе, собираясь уже было закончить верхний ряд пуговиц, но Андрей наконец оправляется от шока и спешно отталкивает его от себя. Или сам отскакивает, не суть, главное что подальше друг от друга. - Скажи честно, Марат, ты больной? – шипит он, пока уши загораются красным. - А что я сделал-то? – Марат в защитном жесте устало поднимает руки вверх. – Смущаешься - так и скажи. А то стоит, молчит как рыба, я подумал тебе норм. - Ничего я не смущаюсь, - трясущимися руками Андрей пытается вытащить оставшиеся пуговицы из петелек. – просто…неприятно. Нормальные люди так не делают. Хотя до нормального Марату как до луны пешком, сразу же понимает он. - Ага, да, как скажешь, Андрюш. С пуговицей помочь? - Да я эту пуговицу тебе сейчас знаешь куда засуну?! - Избавь меня от своих фантазий… - отмахивается Марат и забирает рубашку, стаскивая её прямо с плеч. Пока он отходит к стиральной машинке, Андрей открывает-закрывает рот и пытается понять, на кого сейчас он злиться больше – на этого додика, или же на самого себя. Говорила мама, оставайся в родном городе. Нет ведь, поехал за тридевять земель – а теперь сидит полуголым непонятно у кого с фингалом и разбитым виском. Он закрывает глаза, медленно считает до десяти, представляя, как душит Марата, а тот немощно смотрит в ответ, пальцами своими худощавыми пытаясь руки от горла отодрать. А потом у него вытекают белки и смешно свешивается язык. - Ого, у тебя родинки и на спине, оказывается. – Марат снова плюхается на кровать. Вспомнишь лучик, вот и солнышко.– Прикол. И спереди тоже? Как мухи насрали. Давай посчитаем? Марат снова тянет свои загребущие руки к нему. Господи, помоги. В общем, к разбитой – снова – губе у Марата прибавляется еще и несколько синяков под ребрами, а Андрей нечестно покусанным – у Марата не хватает сил на большее – и с уродской футболкой в придачу гордо отправляется домой.

***

- Ты решил с бомжами за посуду подраться? Нехило досталось. Позвал бы нас с Турбо, что ли. - И тебе не хворать. Андрей, наконец добирается до комнаты общежития и со вздохом облегчения лицом падает на кровать. Силы, которых и без того было не ахти сколько, покидают его окончательно. Чтобы отвлечься от Марата, лицо которого теперь то и дело мелькает перед глазами, он решает наконец докупить себе вещи для общаги, и по пути забегает в местный магазинчик. Пакеты с купленной в фикспрайсе утварью - небольшая кастрюля, пара зелёных тарелок, антипригарная сковородка, крышку для которой пришлось искать дополнительные десять минут (и она все равно не подошла по размеру), ложка, вилка, нож (красивый, чёрный) - оказываются брошенными рядом. Грустно скрипят пружины под прогнувшимся матрасом, и Андрей столь же грустно отзывается скрипом уставших коленей. - Тебе устроили засаду и с боем отобрали рубашку? - Вахит со своей кровати продолжает заинтересованно осматривать Андрея, на котором кроме цветастых гематом сейчас красуется ещё и светлая футболка с котиками. Тот бессильно мычит в ответ. - Сегодня был тяжёлый день. - Даже четырёх нет. - Очень тяжёлый день. Драматургия Марата крайне заразна, и все что хочется ему сейчас - ныть. Он поворачивает голову к Вахиту, и решает, что сегодня можно и немного пожаловаться. Он в подробностях пересказывает все мучения, которые он испытал во время и после встречи с Маратом (опуская позорные подробности, конечно), красочно описывая умственные способности того. И заканчивает рассказ тем, как ему среди кучи одежды не смогли отрыть ничего более адекватного, чем это вот - Андрей обводит руками нелепый принт с не менее нелепыми кошками и подписью "утопить". "Прости, - сообщает ему этот дегенерат без капли сожаления в голосе после долгого копошения в шкафу, - но из чистого и соразмерного тебе только эта. Есть еще толстовки, но ты в них скопытишься раньше, чем до метро дойдешь. Так что, наденешь? " - Ты хоть представляешь, как на меня бабушки смотрели? - Вопрошает Андрей, но вместо поддержки слышит лишь хихиканье гиены. Никакой поддержки в этом доме, ни-ка-кой. Андрей стаскивает с себя футболку и идёт переодеваться.

***

- Вот как Москва нынче людей меняет, ай-ай-ай. – скорбно качает головой Вова, когда час спустя Андрей переступает порог квартиры. – Такой хороший, послушный мальчик ведь был. Что с тобой стало, горе ты наше луковое? - Я хотя бы усы не отращиваю. - Да лучше уж усы, чем бандитизм подростковый. Вова с усмешкой глазами своими тёплыми глядит на него, пожимает руку, треплет волосы и лезет обнимать. Андрей к лишним прикосновениям не привык, и его чрезмерную тактильность на дух не переносит, но сейчас не сопротивляется. У Вовы сегодня на удивление хорошее настроение, и он позволяет ему крепко сжимать свои худощавые плечи. Недовольно бухтит в плечо: - Сам ты бандит. - А ну-ка, помнишь хоть, чему я тебя учил? – Вова дурачится и встаёт в одну из своих каратэшных стоек. – Давай, кидзами-гияку. - Я Наташе пожалуюсь, что ты меня избиваешь тоже. - А вот занимался бы каратэ, с синяками не ходил бы. – вздыхает Вова, - пошли, накормлю тебя хоть. Андрей приятно удивляется. Вова упоминает бывшее своё увлечение и даже не хмурится. Как будто бы всё в порядке. О том, что он бывший мастер спорта с кучей лет тренировок и побед на соревнованиях за спиной Андрей узнаёт случайно, примерно через полгода после знакомства: натыкается на коробку золотых медалей и грамот под шкафом, когда приезжает к Наташе в гости. Эти двое в то время только-только начинают жить вместе, и Андрею Вова не нравится совершенно: его воротит от того, как каждый раз Наташин недо-парень старается вести себя перед всеми так шумно-беспечно, как только может. Рассказывает анекдоты, поёт песни, и Андрей только и может что отводить глаза. Андрей злится, потому что каждый раз, когда он ломает комедию, по кусочкам ломается сестра. Андрею не всё равно, потому что осколки неизвестной, но так явно просвечивающейся сквозь шитое белыми нитками Вовино веселье тоски впиваются и в него тоже. - Выбросить хочу давно, - Андрей вздрагивает и спешно закрывает пыльную коробку. Вова, прихрамывая, заходит в комнату, - а всё никак не получается. Слабак я, Андрюш. - Как тебя только Наташка терпит? – поддакивает он, но уже без того пренебрежения, раньше звучавшего в голосе. Откашливается, стараясь проглотить возникшие вдруг горчащие на языке слова сожаления. – А покажешь мне приёмы какие-нибудь потом? Они не говорят о прошлом Вовы ни тем вечером, ни на следующий день, ни сейчас. - Всё ещё не расстались? – спрашивает Андрей для профилактики, сидя на кухне и поглощая домашний плов, который Вова успевает приготовить до его прихода.– Я думал она от тебя после этих усов уйдёт. - Куда расставаться, если мы даже встречаться не начинали. – Андрей закатывает глаза на эту старую отмазку, показывая, насколько сильно он верит его словам. Вова сидит рядом и старательно замазывает его синяки. - Как нога? – Как бы невзначай спрашивает Андрей. Вова предсказуемо кривится. - Нормально. О себе бы лучше волновался. Ты правда с комендой подрался?.. - Это тебе Наташа сказала? – фыркает Андрей. - Ну да. Я уже договорился вместе с ней сходить и в тёмном переулке эту сволочь поприветствовать. Вот за что Андрей Вову и Наташу любит, так это за их солидарную ненависть в сторону Евгении Васильевны – старой обрюзгшей комендантши, которая с самого первого дня его невзлюбила, и теперь на постоянной основе портит кровь. - Да не, не с ней. Там… похуже есть. Он вспоминает Марата и морщится. Но говорить о нём сегодня больше желания нет. Да и портить настроение, которое и без этого будет на нуле после созвона с матерью, тоже не хочется. Вова заканчивает с виском: - Ну вот, сейчас ещё фингал замажем – на человека хоть похож станешь. Андрей решает полюбоваться проделанной работой, достаёт телефон и бледнеет – семь пропущенных от матери, которые он не замечал до этого из-за беззвучного режима. Разве она не в больнице до девяти, как обычно? - Держи. – Он пихает телефон со входящим вызовом Вове. – Мама. Отвечай давай, ну. Она же меня прибьёт, если я ей с таким синяком на глаза попадусь. - Здра-авствуйте, Светлана Михайловна! – натянуто улыбается Вова. - О Господи, Вовочка, ты что ли? Здравствуй-здравствуй! Совсем тебя с усами не узнала. А Андрюша где? - Андрей? – Вова переводит вопросительно смотрит на него, Андрей в ответ пальцем перерезает себе горло. – А он спит, Светлана Михайловна. Мы его в гости пригласили, чтобы первый учебный день отметить. А он уставший после физики своей, да ещё и на улице жара сегодня, вот и прилёг вздремнуть. - Так семь часов всего ведь, что это с ним? Господи, неужели снова анемия?... Он как, на слабость не жаловался? Бледный опять ходит? Начинается. Андрей тяжело роняет голову на стол, пока Вова вынужден от вопросов бесконечных отбиваться. - Ну, тогда передай, чтобы перезвонил мне, как проснётся. - Обязательно передам. Вы Юле тоже привет от меня передавайте. - Конечно, Вовочка. Вы только там за Андреем следите, пожалуйста. Совсем ведь с ума меня сведёт. Ангела хранителя вам с Наташенькой. - Обязательно. И Вам всего хорошего. – спустя десять минут Вова наконец завершает разговор и выдыхает. - Жесть. -Жесть. – соглашается Андрей. – Давай, докрашивай, она через полчаса снова звонить начнёт. Позже в этот день от нескончаемых допросов матери Андрея, который всё же возвращается к себе, страдают ещё и Вахит с Валерой.