Прекрати мою боль

      К половине одиннадцатого субботы парни подходят к академии искусств. За всё утро они не обсуждали вчерашние темы, не желая грузить друг друга, да и вечером была просто иная атмосфера.       Чонгук немного подавлен, но в целом вполне обычный. Он рад, что сейчас не один и следующие несколько часов сможет тихо познавать искусство танца.       Чимин же наоборот, внутренне содрогается от страха. Ему то и дело хочется убежать или попросить Чонгука уйти, но в то же время он хочет показать всё только ему одному.       Охранник без проблем пропускает парней в здание, Чимин уходит в раздевалку, пока Чонгук садится на скамейку в нужном зале.       Здесь просторно и много воздуха. Как и принято, почти все стены закрыты зеркалами, большие окна открывают взор на внутренний двор, солнце расстилает свои лучи по массивному тёмному паркету, станки блестят, будто только-только покрыты лаком.       Чонгук оборачивается на звук открывания двери, планируя увидеть Чимина, но в зал входит миниатюрная женщина преклонных лет с невероятно уверенной походкой. Парень тут же встаёт и уважительно кланяется.       – А ты кто? – Спрашивает она.       – Чон Чонгук, я пришёл с Чимином.       – Хм, хочешь танцевать? – Серьёзно интересуется женщина.       Чонгук растерянно пожимает плечами и мотает головой.       Та усмехается:       – Ладно, расслабься. Меня зовут Кан Соён, я преподавательница Чимина.       – Рад познакомиться, – вновь уважительно кланяется Чонгук и садится обратно на скамью, когда хореограф перестаёт пронизывать его своим взглядом.       Удивительно, насколько сильная аура у этой женщины. Несмотря на то, что она ниже Чонгука на полторы головы, кажется, что если бы она попросила его бегать на четвереньках, он бы беспрекословно подчинился.       Через минуту в зал входит Чимин. На нём тонкие спортивные штаны и удлинённая белая футболка с широкой горловиной, надетая поверх майки.       – Доброе утро, Соён, – неформально приветствует женщину Пак.       Хореограф обводит взглядом сначала его, а потом и Чонгука:       – Посмотрим, доброе ли... Ты сегодня со зрителем.       Чимин кивает довольно уверенно, даже если внутри него что-то беспрестанно клокочет от неизвестности.       Соён включает спокойную музыку в зале и занятие начинается.       Чонгук, наблюдая за исполнением упражнений, подмечает, что Чимин будто находит баланс в своей жизни, когда сосредоточенно выполняет нужные движения под счёт. Он грациозен и уверен в каждом своём шаге, будто он единственный человек в этой вселенной, но это ещё только разминка.       Его движения слаженные и точные, тело гибкое, сильное, но в то же время утончённое. Чон мысленно утопает в этом зрелище, испытывая неподдельный восторг.       Минут через сорок Соён останавливает фоновую музыку:       – Сейчас прогоним первый танец и твой. Если на втором ты будешь совершать те же ошибки, что и вчера, мы оставляем первый. Всё понятно? Я не собираюсь смотреть как ты разбиваешься в лепёшку на показательном выступлении из-за недоработанной хореографии.       – Хорошо, – упрямо отвечает Чимин с глазами воина, который вот-вот ринется защищать свою честь.       – А ты смотри, скажешь, что проберёт тебя сильнее, – велит женщина Чонгуку, который в ответ ошарашенно кивает.       Чимин с секунду мягко улыбается ему, но быстро изолируется в мире танца, вставая в начальную позу в ожидании музыки. Сегодня у него будет только один зритель.

      MUNN - Can you hear me?

      Эта песня, под которую Чимин каждый раз рассказывает о своей боли...

      Мне нужен кто-то, кто вытащит меня из этой могилы, слышишь меня?

      Ритмичный темп музыки, отточенные движения, наполненные смыслом текста песни.       Чимина как марионетку дёргают за ниточки, но он падает на колени. Руки зарываются в волосы и он болезненно морщится, спуская их к шее.

      Эта жизнь, чтобы жить, но сейчас я умираю.

      Сгнивая от прошлого, ты становишься рабом своих сомнений и сожалений, отравляешь себя изнутри сам, порождая разрушающие мысли одну за другой.

Как я могу показать тебе любовь, когда не способен полюбить себя?

      Словно ведомый какой-то силой, Чимин поднимается, но страхи сводят с ума, уничтожая всё хорошее и светлое.       Он хочет взлететь, но его безжалостно ломает что-то изнутри и извне. Его тело находится в полной гармонии с чувствами и музыкой, будто всё в нём умеет "говорить".

Не жалей человека, которым я стал.

      Чонгук застывает в онемении, еле сдерживая слёзы. Это то, что творится у него внутри сейчас. И Чимин вытаскивает это из глубины его сердца, заставляя прожить вместе.       Чимина носит в пределах невидимой клетки, в которую он сам себя заточил.

      Мне страшно от цены, которую мне придётся заплатить, но я знаю, что постель в могиле уже застелена.

      Чимин будто разрушается и просит спасти его, вытащить из боли, в которой он постепенно умирает от собственных когда-то принятых решений. Бесчисленное количество мгновений невыносимым грузом снова и снова обрушиваются на его сознание. Итан здесь, Итан там, он везде, а ещё Чимин, который не сказал сразу "нет", не ушёл вовремя, не защитил себя, не..., не..., и не...! Ты сам виноват, во всём, разве не так?!       Чонгук почти не дышит, всем своим нутром впитывая и разделяя чувства парня. Он сидит не двигаясь, но его душа там, танцует рядом с Чимином, страдает вместе с ним и распадается в отчаянии.       Соён довольна тем, насколько сейчас сосредоточен Чимин, он действительно вкладывает все свои чувства в танец. Даже она видит эту разрушающую боль. Но главное, она видит реакцию зрителя.       Чимин уже давно запретил себе плакать и танец позволяет ему выпустить хотя бы часть того, что приходится скрывать от мира, чтобы не казаться слабым.       С каждой строчкой второй части песни, Чонгук видит всё больше и больше отчаяния и немого крика, исходящего от Чимина. Это что такое? Это вообще можно показывать на выступлениях? Или только он получает настолько сильное впечатление?       И с каждым новым движением Чонгук борется с порывом остановить Чимина, помочь успокоиться и выплеснуть всю боль без страха и сожалений. Он понимает что именно Чимин вкладывает в этот танец, каким разрушениям в жизни он посвящён и чем навеян. Это больно. И не давать себе плакать, тоже больно.       Чимин отталкивал его столько времени, прячась в этой клетке, боясь разрушить его жизнь своим прошлым. Только вчера Чонгук думал о том, что от его присутствия рядом нет никакой пользы, что он только создал проблем брату и своим друзьям. Но сейчас, осознавая всю ситуацию, он понимает, что безумно рад быть частью жизни Чимина, быть в состоянии хоть немного уменьшить и разделить его боль, внести чуточку спокойствия и поддержки в его сознание. Это влияние может и не очень велико, но бесценно для них обоих.       Чонгук чувствует как по щекам текут горячие слёзы, страшнее всего остаться один на один со своей болью. Такие чувства ему до боли знакомы.       Под конец Чимин будто танцует в агонии, пока не падает, будто разбиваясь на этом полу под последние аккорды, и скукоживается "умирая".       Чонгук глотает ком слёз и с измученной улыбкой смотрит на парня, который потихоньку садится, тяжело дыша. Это было безумно красиво.       Чимину немного стыдно за то, что он заставил Чона плакать, но по сути это самое важное — передать чувства в танце, заставить зрителя погрузиться в историю и впитать откровение.       – Очень хорошо. Передохни минут десять, – просит Соён и выходит из зала, захватив телефон. На гаджете есть пара пропущенных звонков.       Чонгук протягивает подошедшему Чимину бутылку с водой и тот садится рядом на скамью.       Минут пять они просто молчат, пока Чонгук не произносит утирая лицо:       – Это было потрясающе.       – Спасибо. Но если ты будешь так плакать каждый раз, я не буду тебя больше звать, – с сочувствующей улыбкой Чимин коротко потирает спину парня.       Чонгук смеётся, хлюпая покрасневшим носом:       – Ты, правда, невероятный. Я прочувствовал всё от начала до конца.       Чимин смущённо поджимает губы.       – Да, потому что всё это было моим самым сильным чувством. Но сейчас я хочу танцевать не об этом. Надеюсь, и второй танец тебе понравится, – смотря куда угодно, но не на Чонгука, говорит он.       – Мне сбегать за салфетками и приготовиться плакать ещё? – Смеётся Чон.       – Думаю, не пригодятся, но обязательно прочувствуй, – вставая, произносит Чимин.        Соён возвращается в зал.       – Ну что? Понравилось? – Спрашивает хореограф у Чонгука.       Парень смущённо кивает несколько раз.       – Хорошо. Чимин, готов?       В ответ женщина получает уверенный кивок в сочетании с глубоким вдохом и медленным выдохом. Чонгук, кажется, нервничает больше всех и с опаской ждёт первых нот. Хорошо, что тренировка отменилась, хорошо, что Чимин пригласил его...

      The Irrepressibles - Two men in love

      С первых секунд звучит мелодичный перебор клавиш пианино, Чимин будто нерешительно начинает выполнять плавные движения, переступает на носочках в бок как по невидимым большим клавишам, а руки изящно вторят его движениям.       Он вытирает ладонью лицо и стучит по груди:

Если я спрошу тебя сейчас...

      Смотрит прямо на Чонгука, но и будто сквозь него. Чимин здесь, но будто находится в каком-то трансе, сливается с музыкой и словами.

...будешь ли ты моим принцем?

      Чонгук ошарашенно прислушивается к словам песни. Это точно именно то, что он сейчас услышал? В сочетании с объёмным и нежным мужским вокалом.

Сложишь ли ты свои доспехи, чтобы остаться со мной навсегда?

      Чимин обнимает свои плечи и наклоняет голову на бок, закрывая глаза, будто за ним кто-то стоит. И он улыбается с таким же теплом, как когда видит Чона после тяжёлого дня.       Он вдруг раскрывает объятия как в замедленной съёмке чего-то трепетного, будто он куколка бабочки, которую та, наконец, покидает.       Грудная клетка Чимина также увеличивается в сильном вдохе, от чего кажется, что весь его организм превратился в что-то магическое.       "Смотри на меня. Смотри только на меня, Чонгук..."       Он делает волну всем телом, от ног и до макушки, раскрывая руки сильнее:

То, как ты хочешь увидеть сущность того, что царит во мне.

      Его руки буквально превращаются в крылья. На носочках, он нагибается и вновь разгибается, расправляя руки в мягких взмахах.

      Я чувствую себя живым...

      Чимин взмахом ноги очерчивает окружность и падает на пол, ложась на спину:

      Я люблю тебя...

      Его спина выгибается так, будто кто-то поднимает его за талию, но он поворачивается на бок и скукоживается в позе эмбриона, при этом плавно двигаясь под протяжные ноты.

Люблю тебя...

      Чонгук смотрит за его эмоциями, опять боль, но она другая. В ней сомнение, желание, страх, и любовь, много любви.

Я люблю тебя...

      Чимин будто сходит с ума от чувств, которые то и дело сжимают его сердце. Мир меняется, он меняется.

Люблю тебя...

      "Я столько всего хочу тебе сказать, Чонгукки. Так мечтаю открыться тебе, но мне очень страшно."       Это произошло постепенно. Чонгуку не нужно было сильно стараться, чтобы как-то понравиться, всё в нём, несмотря на существенную силу, всегда продиктовано чувством спокойствия и комфорта. Его очаровательная улыбка, большие глаза, безумно милый нос, аккуратные родинки на лице, Чимин изучал его осторожно и незаметно. И, если сначала он старался держать дистанцию, то со временем просто неосознанно начал тянуться к нему, задерживать взгляд хотя бы на секунду дольше с каждым разом. И это ощущение счастья под грудной клеткой, когда Чонгук смеётся.       Но и сжирающая сердце боль...       Душа буквально разломана пополам, где одна часть уже приняла и осознала, что вновь способна любить, отчаянно желает тепла, а вторая мечется в тревожности, потому что боится сближения и боли, которую оно может принести.

      Когда я смотрю в твои глаза, я вижу в них опасность.

      Чонгуку нужно дышать, но пока он только глотает воздух, заворожённо смотря на Чимина. Он почти не моргает, поглощая каждое движение и каждое слово.

Я никогда не смогу спрятаться...

      Теперь Чонгук точно может сказать, что Чимин — само определение слов грация, нежность, искренность и любовь. Эта вселенная сейчас прямо перед ним.

Смотри я бегу, бегу, бегу, бегу, бегу...

      Чимин делает связку прыжков по кругу, перенося вес тела с одной ноги на другую, затем останавливается и кажется, будто его тянут за руки все те чувства, что скопом окружают его.       Он бежит влево, будто пытаясь кого-то поймать, а сзади его неумолимо держат.

Я бегу к тебе...

      Музыка постепенно набирает темп.

Я бегу от тебя...

      Чимин падает и пятится, назад, пытаясь скрыться.

К тебе...

      Он встаёт, будто получая неимоверную силу. Каждая частичка тела сосредоточена. Чимин танцует со всей отдачей, будто кричит что есть мочи. Ладони ложатся на голову и он жмурится, наклоняясь то в одну сторону, то в другую:

      Эти странные чувства внутри, они твердят мне всё громче, громче, громче, громче и громче!

      Чимин раскрывается и делает серию прыжков по кругу, он буквально летит.

Это то, от чего я не смогу скрыться. Я тот кто я есть, я именно тот, кто я есть...

      Чонгук видит, как Чимин замирает всего на долю секунды, прежде чем что-то начнётся. И это действительно так.       Он начинает делать пируэт за пируэтом:

Я влюблён, я влюблён, я влюблён, я влюблён...

      Чонгука прошибает пот, лопатки вжимаются в зеркало за ним. "Прекрати, это слишком!" – кричит его сознание, пока сердце будто совершает движения вслед за Чимином.       Такой сильный, но нежный и искренний. Чонгук прикрывает ладонью рот, чтобы никто не заметил его счастливую улыбку. Он рад просто из-за того, что Чимин впустил его в свой мир, позволил смотреть на немыслимую вселенную, из которой состоит его душа. Всё в нём сливается с этой атмосферой зала, с музыкой, невероятными движениями, которые стали результатом упорного труда. Это его место, он должен быть именно здесь.       Чимин завершает свой танец и садится на пол, тяжело дыша. Он смотрит на Чонгука из-под ресниц и вспотевшей чёлки, видит румянец на его щеках и то, как тот отводит взгляд, пытаясь заглушить улыбку.       Чимин сделал это, он смог показать то, что последнее время приходилось скрывать в самой недостижимой части замка.       – Сегодня лучше, наконец-то, ты собрался. Но надо доработать: музыка сложная, много статики, – говорит Соён, смотря на ученика, но тот будто не слышит её, со счастливым лицом смотря в пол.       Женщина, недолго думая, обращается к Чонгуку:       – Ну, и что тебя больше тронуло? – Любопытствует она, подходя к парню.       Чон краснеет тут же, а диктаторский тон вызывает вспышку растерянности.       Чимин с надеждой в глазах "подглядывает" из-под чёлки. Сердце стучит даже сильнее, чем пока он танцевал.       Чонгук смущённо показывает два пальца и почти одними губами произносит:       – Второй...       Сознание Чимина орёт стаей чаек: "Ох, ему понравилось! Он почувствовал! Какой он милый!"       Соён поджимает губы. Чонгук прав: счастье всегда мимолётнее, но ярче, чем боль. А ещё она замечает, насколько проникся Чон танцем её ученика и похоже это всё не просто так.       – Ладно, Чимин, я разрешу тебе выступать с этим танцем. Сейчас ты был собран и сосредоточен.       Парень улыбается и валится на пол уставшей звёздочкой.       Чонгук теперь может посмотреть на него, зная, что тот не ответит ему взглядом. То, что он видел... Почему? Что Чонгук должен был прочувствовать? Не может такого быть, чтобы этот танец посвящён ему, этому всему должно быть какое-то другое объяснение, а не то, что он напридумывал своим романтичным мозгом.       Соён не ограничивается только двумя показательными выступлениями, ещё час она помогает Чимину доработать и изменить некоторые движения, взяв их из первого танца. Так Чимину будет легче и привычнее. Чонгук немного устаёт сидеть, но в остальном очень увлечённо смотрит за занятием.       Соён замечает, что зритель её ученика ёрзает на твёрдой скамье и уже подложил под пятую точку своё худи, оставшись в чёрной футболке с длинными рукавами.       – Иди сюда. Ты чем занимаешься? У тебя отличное тело, – зовёт парня Соён.       Чонгук настороженно встаёт с места и подходит к хореографу и Чимину, который взял небольшую передышку и с минуту сидит на полу.       – Просто тренируюсь, немного боксирую для себя, – пожимает плечами Чон.       – Он мог бы стать отличным партнёром по танцам. Явно же, парень не деревянный, – говорит Чимину женщина, тот в ответ только устало улыбается, пожимая плечами. Но Соён не отстаёт. – Танцевал когда-нибудь?       – Хип-хоп, пару лет, повторял за братом, – улыбается Чон.       Соён поджимает губы, кивая с неугасающим любопытством.       – Чимин, вставай, попробуем кое-что.       Теперь и он настороженно выполняет "приказ".       Соён всегда такая: если её зацепила какая-то идея, она не успокоится, пока не утолит своё любопытство.       – Сначала встаньте спиной к спине и сцепите руки в локтях. Чимину нужно размять спину. Сможешь осторожно перетянуть его на себя и постоять так немного?       Чонгук смущён, но кивает. Обычное упражнение со школьных уроков физкультуры.       Чимин не противится, спокойно сцепляя руки. Соён подмечает для себя, что это уже хороший знак.       – Готов? – Спрашивает Чон.       – Да, конечно.       Он наклоняется и Чимин издаёт болезненный стон, когда его ноги отрываются от пола и спина выгибается под их тяжестью.       Чонгук вздрагивает:       – Что-то не так? Тебе больно? – Думая уже выпрямиться, спрашивает он.       – Нет, я в порядке. Голова только болит, – чуть сдавленно отвечает Чимин.       – Ладно, опускай его. Опять шею зажало... – недовольно произносит Соён.       Чонгук аккуратно разгибается и Чимин встаёт на ноги, облегчённо вздохнув, не очень удобное положение.       Пару секунд кружится голова, но он сохраняет равновесие. Виски пульсируют, сейчас бы поспать.       – Сядь, – велит Соён. Чимин плюхается на пол, согнув ноги перед собой.       Чонгук внимательно наблюдает за тем, как хореограф массирует его шею, от чего тот шумно дышит и морщится то ли от боли, то ли от удовольствия.       – Сейчас идёшь, нормально и вкусно обедаешь. Потом разомнёшь мышцы и сделай упражнения для шеи.       – Хорошо.       – Сегодня ничего пробовать мы уже не будем, но подумай. Если захочешь, можешь приходить с Чимином на занятия и потихоньку втянуться. После нового года можем начать заниматься серьёзно, – говорит Соён Чонгуку.       – Спасибо. Я подумаю, – кивает парень, но на самом деле особо не рассматривает такую возможность, надо найти подработку.       Чимин медленно моргает, обдумывая слова Соён. Танцевать в паре с Чонгуком? Сумасшествие, не иначе...       – На сегодня всё, отлично постарались. Иди переодеваться в сухое, а то простынешь, – велит женщина, Чимин с благодарностью встаёт и выходит из зала.       Чонгук надевает своё худи и присаживается обратно на скамью.       – Он тебе нравится? – Напрямую спрашивает Соён с некоторым требованием в голосе.       Чонгук краснеет. У слова "нравится" так-то много значений, хотя бы с точки зрения отношений: дружеских, романтических, или просто взаимоотношений между мало знакомыми людьми. И по каждому пункту, Чон понимает для себя, что ответами будут сказанное три раза скромное "да", второе совсем тихое.       – Чимин замечательный, – отвечает Чон, боясь даже произносить любое из этих "да".       – Несмотря на все эти слухи? Ты хочешь поиграть с ним в любовь? – Серьёзно спрашивает Соён.       Чонгука будто окунают в холодную воду дважды, на словах "поиграть" и "любовь".       – Он не заслуживает такого, с ним уже достаточно "поиграли". Изначально, я просто хотел его оградить от того больного, мне ничего не нужно, – хмуро отвечает Чонгук.       – Изначально. А сейчас? – Не отступает Соён.       Чонгук теряется. "ЧТО ВЫ ОТ МЕНЯ ХОТИТЕ?"       – Мне уютно рядом с ним, когда он становится собой... – максимально просто отвечает он, погасив бушующее негодование.       Соён кивает и её враждебность тут же сменяется спокойствием. Её вполне устраивает это по-детски наивное выражение.       В зал возвращается, уже тепло одетый, Чимин и настораживается из-за исходящего от Чонгука напряжения:       – Что-то случилось? Соён, ты опять приставала к нему?       – Поговорили по душам, – улыбается женщина.       Чонгук расслабляется и выдыхает:       – Всё в порядке.       Чимин улыбается, кажется это действительно так.       – Спасибо за занятие. В понедельник приду как обычно, – говорит Чимин хореографу, дожидаясь пока Чон наденет кожаную куртку.       – Пока. Берегите друг друга, – кивает Соён, даже не смутившись.       Чонгук краснеет, Чимин недовольно хмурится, но ничего не говорит. Они выходят из зала и направляются к выходу.       – Голова ещё болит?       – Немного, скоро пройдёт. Не против пообедать у моих хёнов?       – Хорошо, но чек пополам.       Чимин усмехается и кивает, если так Чонгуку будет комфортнее, то конечно.       Пройдя турникеты они прощаются с охранником и выходят в прохладу осенней погоды.       Чимин заметно ёжится, смотря в сторону, вдоль тротуара. Слишком легко узнать Итана даже в толпе людей.       Чонгук прослеживает за его взглядом:       – Чёртов урод! – Шипит он, и пускается бежать за мужчиной.       Итан сменяет нахальную улыбку на растерянность и стартует с места.       Чимина накрывает отчаяние:       – Не оставляй меня!       Чон будто отключает режим бега с одного нажатия и, остановившись с неплохим тормозным путём, тут же разворачивается.       Чимин стоит держась за перила, рядом проходят люди, а он не двигается с места. Никто не замечает его сокрушения. Чонгук переходит в лёгкий бег, чтобы поскорее оказаться рядом.       – Прости. Ты в порядке?       Чимин с болью улыбается и кивает, облегчённо выдыхая. Что угодно, но не остаться вот так и бояться, что Итан может навредить Чонгуку.       – Идём отсюда. Не хочу портить этот день взаимодействием с ним. Давай забудем обо всём дерьме в наших жизнях хотя бы на сегодня, – нервно поджимая ладони, просит Чимин.       Чонгук концентрирует внимание на его пальцах со сгрызенными под корень ногтями. Хочется согреть эти ладони.       – Хорошо. Сегодня никакого дерьма, – соглашается Чонгук, коротко погладив парня по предплечью.       Они поворачивают и направляются в сторону нужного кафе, не спеша ступая по оживлённым улицам.       – Спасибо, что позвал меня на своё занятие, – говорит Чонгук.       Чимин смотрит на него, пытаясь распознать мысли парня, но встречается только с открытым восхищением. Ладно, он сегодня и так выполнил программу максимум. Даже если Чон не понял, что замысловатое послание предназначалось именно ему, пусть пока всё остаётся как есть. Вокруг ещё слишком много проблем, да и у Чимина маловато храбрости, чтобы сейчас откровенно говорить с Чонгуком.       – Только не думай, что ты что-то должен из-за слов Соён. Она постоянно пытается найти мне партнёра по танцам, чтобы "картинка сложилась".       – А ты мог бы танцевать со мной? Чимин теряется, бегая взглядом по веткам первого попавшегося дерева.       – Не знаю, наверное. У меня пока не очень спокойное отношение к прикосновениям, – неуверенно отвечает он.       Чонгук кивает, всё в порядке. "Он же не сказал "нет"".       – Я немного увлекаюсь фотографией и работой с видео. Если ты вновь позовёшь меня на занятия, можно я возьму камеру с собой?       Чонгук нервничает, он уже несколько месяцев не брался за камеру, но сегодня в зале он видел столько потенциальных кадров, от которых мурашки топтали его спину.       – Только если ты потом покажешь мне, что получилось. И не будешь выкладывать видео и фото со мной без разрешения.       – Да, конечно.       Чимин мягко улыбается. Фотосессия во время занятий была его маленькой и далёкой мечтой, на которую не позволено было решиться. Итан всегда ревновал и факт того, что кто-то будет смотреть на его парня, как на музу, никогда не давал ему покоя. Наверное, поэтому Чимин ни разу не приглашал его в зал, академия была одной из немногих мест, где он мог быть собой.       Парни подходят к кафе, но Чимин берёт Чонгука за рукав и тянет в сторону переулка.       – Мы не зайдём с парадного, – говорит Чимин спокойно, доставая из кармана ключи.       Их встречает невзрачный вход, недалеко от служебного.       Чимин уверенно открывает дверь, впускает Чона в небольшой тамбур, входит следом и запирает дверь за собой.       Мини-прихожая со свисающей с потолка лампочкой и небольшим шкафом для одежды. Дальше только лестница, ведущая наверх.       Чонгук молча снимает обувь и куртку, немного нервничая из-за того, что они сейчас в чужом для него доме.       – Намджуни-хён, Джини-хён, мы пришли! – Поднимаясь по лестнице вместе с парнем, говорит громко Чимин. Но в ответ лишь тишина. – Наверное, они в зале, пойдём пока в комнату.       Чонгук кивает, и они заходят в первую дверь по коридору.       Маленькое помещение около восьми квадратных метров, здесь есть кровать, небольшое окно, шкаф, стул и столик с лампой.       – Как ты с ними познакомился? Или они твои родственники? – Любопытствует Чон, скоромно садясь на стул.       – Я часто бывал в их кафе. Уходил сюда после занятий и пар, чтобы не возвращаться слишком рано домой, делал задания. Итану говорил, что торчу в библиотеке. А когда настал тот день, я просто сбежал с вещами и поехал на такси к академии. Но Итан прекрасно знал, что я буду там, так что я дошёл до кафе и Джин с Намджуном предложили мне пожить здесь. Я был в полном отчаянии и согласился.       – Хорошо, что они оказались хорошими людьми, – с сочувствующей улыбкой говорит Чон.       Чимин кивает:       – Я схожу за меню, выберем что-нибудь и сделаем заказ. Поедим в кухне, здесь, наверху, внизу я стараюсь не мелькать, чтобы не подпитывать слухи. Кимы только недавно сделали мне этот ключ.       – Хорошо, если проблем не будет, то я не против.       – Всё в порядке. Я частенько так делаю, о тебе они тоже знают. Я предупредил, что мы придём.       Чонгук смущается от того, что Чимин оказывается заранее всё распланировал и договорился с друзьями.       Чон остаётся один в комнате. Здесь, хоть и мало места, довольно уютно, есть вещи Чимина, от чего комната выглядит вполне обитаемой. Вот эта комнатушка стала первым домом, где Чимин почувствовал себя в безопасности после долгого пребывания под гнётом когда-то любимого им человека. Вернувшись, Чимин приглашает парня на кухню в глубине дома, где они выбирают себе по тарелке говядины с гарниром из пасты с сыром, карамельные круассаны и по чашке кофе и чая.       – Ни разу не был в этом кафе. Позже, когда всё стихнет, я сам закажу нам столик там внизу и мы вкусно поедим. Хорошо? – Говорит Чонгук, понимая, что Чимин на самом деле очень устал от окружающих его незнакомцев, которые хорошо знают все выдумки о его жизни.       Чимин улыбается и кивает, подготавливая столовые приборы и протирая стол.       Хочется верить, что в жизни когда-нибудь всё-таки расцветёт уютное спокойствие. То, как он чувствует себя каждый день, возвращаясь в их с Чоном комнату общежития, заставляет не терять надежду на светлое будущее.       – О, Чимин-а, ты уже здесь! – Говорит молодой мужчина, входя в кухню.       Чонгук в изумлении открывает рот. Это что за модель? Высокий, широкоплечий, с потрясающе красивым лицом, в фартуке на белую рубашку с закатанными рукавами, в классических штанах со стрелками и в тапочках в виде пушистых барашков.       Пушистых барашков?       – Да, Джини-хён. Мы уже пришли, – смущённо улыбается Чимин, ненадолго обнимая друга.       – О-о, давно хотел познакомиться с тобой! Ким Сок Джин, просто Джин, друг Чимина, – почти как с давним знакомым здоровается с Чоном мужчина.       – Чон Чонгук, рад знакомству! – Смущённо отвечает он.       – Ай-я, да чего ты стесняешься? – Смеётся Ким и обнимает парня, потянув за протянутую ладонь.       Чимин еле сдерживает смех. Уж такой его Джини-хён, когда знает, что перед ним хороший и добрый человек.       Чонгук ярко улыбается, чуть краснея, когда от него отстраняются.       – Еда почти готова, так что ни в чём себе не отказывайте. Сегодня за наш счёт! – Говорит Джин, похлопывая Чонгука по плечу.       – Спасибо, хён. В следующий раз закажем всё самое дорогое и много, – благодарит Чимин. – А где Намджун? Внизу? Я не видел его в кухне.       – У нас почти закончилась гранола, он поехал к поставщикам. Скоро вернётся. Вы надолго? – Спрашивает Джин, заглядывая в холодильник, откуда он достаёт небольшие тарталетки, которые подготовил заранее для Чимина и его гостя, чтобы их желудки не заскучали, пока ждут сам обед.       – Пока не знаем, как пойдёт. Чонгук, ты никуда не торопишься? Парень мотает головой. У него вообще не было планов на эту субботу, кроме самобичевания.       – Хорошо. Отдыхайте, я пойду в зал. Тарталетки ешьте, это всё вам, – с шуточной угрозой предупреждает мужчина.       – Люблю тебя, хён, – с благодарностью произносит Чимин, грустно улыбаясь. Джин с Намджуном постоянно так заботятся о нём, что ему очень-очень жаль, что он вот такой вот никудышный друг, от которого одни проблемы.       Джин очаровательно улыбается, "стреляя" покоряющим взглядом и посылает смачный воздушный поцелуй, уходя в своё царство вкусной еды и голодных посетителей.       – Именно таких людей рядом с собой ты и заслуживаешь... – бездумно озвучивает первую возникшую мысль Чонгук, продолжая смотреть в сторону коридора.       Чимин с удивлением переводит взгляд на него и встречается с этой милой искренностью с порозовевшими щеками. В сознании пищит пятилетка.       Чон тут же смущённо опускает взгляд.       – "Такой люд", помой руки и давай есть, – садясь за стол, в вполголоса говорит Пак.       Чонгук расцветает и отходит к раковине. Похоже сегодня ему не светит спокойный ритм сердцебиения.       Минут через десять, официант родом из Японии, с величественным именем Гордон на бейдже, по очереди приносит с нижнего этажа два подноса с заказом. Парни тут же принимаются за еду, буквально мыча от удовольствия.       Несмотря на то, что Чонгук находится сейчас в чужом доме, ему быстро становится по-уютному спокойно. Чимин расслаблен и на его лице цветёт еле заметная улыбка, что не может не радовать. Никто их не беспокоит, хотя Чон и не был бы против компании Джина и Намджуна.       Возникает желание удлинить этот день, раз уж сегодня выставлен бойкот всем проблемам.       – Хочешь посмотреть что-нибудь дома вечером? – Интересуется он, улыбаясь своим мыслям.       – Не думаю, что это хорошая идея... – краснея, резко отвечает Чимин, ошибочно улавливая знакомые ему нотки хитрости на лице парня. Он такой же?       Чонгук чуть поджимает губы от такого скорого ответа, но кивает. Наверное Чимин просто не хочет занимать вечер чем-то подобным, возможно у него есть другие планы.       – Я только сегодня показал тебе то, что хотел. Даже не думай, что что-то получится, – добавляет Чимин, опуская взгляд. На столе между ними будто возникает бетонная стена.       Чонгук покрывается мурашками от холода и вновь кивает от неожиданности, но тут же хмурится. Разум со скрипом пытается решить уравнение с двумя неизвестными.       – По-подожди... Что получится? – С крайне шокирующей догадкой спрашивает Чон.       Увидев искреннее непонимание Чимин краснеет и понимает, что облажался со своими предубеждениями.       – Хочешь сказать, что ты имел в виду именно просмотр фильма? – С нарастающим сожалением спрашивает он.       – Или дорамы, – невинно моргая, кивает Чон.       Чимин убирает тарелку в сторону и приземляется лбом на поверхность стола. Как же стыдно. Внутри всё неприятно скручивается от сожаления и боли.       – Прости. Я отойду на минуту, – говорит Чимин и выходит, оставляя Чона одного пить кофе.       Чонгук не хотел, правда. Ему очень жаль.       Несмотря на ожидания, Чимин так и не возвращается даже через десять минут.       Чонгук разогревает его чай и круассан в микроволновке, берёт один из подносов и несёт всё это в комнату, зная, что парень "спрятался" именно там.       Чимин, скукожившись и отвернувшись к стене, лежит на кровати.       Что сказать? Как начать разговор, чтобы не ранить какими-нибудь очередными словами? – Чимин, ты спишь? – Оставляя поднос на столе, тихо спрашивает Чонгук.       Парень мотает головой, но так и не поворачивается. В комнате царит напряжение.       Чонгук делает глубокий вдох, будет лучше, если они поговорят об этом именно сейчас:       – Давай поговорим? Я согрел чай и твой круассан.       Чимин с болью жмурится, пока его пальцы безжалостно мнут кусочек покрывала."Хочу просто исчезнуть, раствориться, как кубик сахара в чашке чая."       – Ты уверен, что всё ещё хочешь говорить с таким, как я? Я опять всё испортил... Я постоянно всё порчу... – совсем тихо говорит Чимин. Спазм сдавливает горло, если бы он мог, он бы сейчас точно заплакал.       – Я не обижаюсь на тебя. Мне может и неприятно, что ты так подумал обо мне, но в этом нет твоей вины. Я, правда, хочу сделать этот день особенным, но только по-другому. Я очень много думаю о том, что увидел и рад, что это произошло, хоть и не уверен, что понимаю всё правильно. Но у меня нет "таких" мыслей относительно тебя.       Чимин стискивает подушку и тяжело дыша, вжимается в неё лицом, пытаясь выплеснуть скопившееся разрушение.       Чонгук гладит его по спине, пытаясь подбодрить:       – Спасибо, что не промолчал, а сказал о том, что подумал. Я не осуждаю тебя, пожалуйста, не думай слишком много. Я понял тебя, ты понял меня, всё в порядке...       – Я не знаю другого, понимаешь? Мне, правда жаль, – всё же решаясь и поворачиваясь к Чонгуку, говорит Чимин. Чон сочувствующе улыбается и кивает, смотря парню в глаза. В них столько сожаления и боли о сказанном, о многом другом, что поспособствовало возникшему недопониманию.       – Если я что-то говорю, то имею в виду именно то, что произнёс, хорошо? Никакого подтекста или намёков, всё просто. Ты тоже можешь спокойно говорить мне, если что-то не так, – подводит итог Чонгук.       Чимин слишком долго был в отношениях, где одно означало другое, так что сейчас он просто с огромной благодарностью смотрит на сидящего на полу парня.       – Я не считаю тебя плохим, это было приступом ассоциации с моим прошлым. Я почти не предполагал что-то хорошее, несмотря на то, что это ты. Прости.       – Теперь мне даже не обидно. Я понял тебя, – улыбается Чонгук.       Чимин с облегчением выдыхает, но продолжает лежать, изучая лицо Чона. Кажется, до этого он ни разу не смотрел на него так близко и долго, да ещё и не делая что-либо параллельно.       Оба взаимно краснеют, но так и не отводят взгляда друг от друга, пока один не сдаётся.       Чонгук пытался расслабиться, но не вышло, поэтому он встаёт, чтобы сходить за подносом.       – Съешь свой десерт.       Чимин устало улыбается и садится в кровати.       – Хорошо. Давай посмотрим сегодня что-нибудь, – соглашается он, глотнув чай.       Чонгук расплывается в мягкой улыбке. Это очень ценно, он уж постарается, чтобы этот вечер был по-особенному обычным. Чтобы Чимин знал другую сторону отношений, когда люди разделяют чувство взаимоуважения и желания понять и не ранить.       – Можно войти? – Слышится из-за двери голос Намджуна после короткого стука.       – Да, конечно, хён. Привет, – отвечает Чимин.       Уже знакомый Чонгуку мужчина проходит в комнату:       – Что-то случилось? – С некоторой настороженностью спрашивает он, протягивая руку Чимину.       – Вспышка апатии, всё уже в порядке, – спокойно улыбается Чимин, пожимая ладонь.       Только после этого Намджун пожимает руку и Чонгуку.       – Вы уже поели? Какие планы? – спрашивает Намджун. Чонгук так и сидит на полу рядом с кроватью, пока Чимин расчленяет свой круассан.       – В процессе. Мы только запланировали киновечер, а до этого момента пока свободны. У нас сегодня день без дерьма, – выкладывает всё Чимин.       – "День без дерьма"?       – На день похоронить все возможные проблемы в жизни. Нет у меня проблем с людьми, Итана не существует, все всех принимают такими какие они есть, а родители любят, поддерживают и оберегают своих детей, даже если они отличаются от многих, – объясняет Чимин, получая спокойную улыбку от Чонгука.       Намджун беззлобно усмехается, самое то для этих двоих. Он сразу понял, насколько серьёзное решение принял Чонгук, решив быть рядом с Чимином. Сначала это настораживало, но когда Намджун увидел, насколько спокойным стал Чимин, все его сомнения исчезли.       – У тебя перестала болеть голова? – Спрашивает Чонгук.       – Почти, да. Уже намного лучше.       – Я дам тебе лекарство. Полежишь, пока не подействует, – говорит Намджун, так как это не редкость.       Чимин не перечит. Утро выдалось довольно насыщенным на эмоции, и сейчас голова гудит, отбивая пульсом в виски.       Чонгук немного уходит в себя, пока Намджун ищет в одном из ящиков обезболивающее. Они о чём-то говорят, Чимин смеётся, вытирая кусочки слоёного теста с губ и запивает лекарство. Но Чон просто смотрит на него, изучая черты лица, его мимику, движение ресниц и появление морщинок при улыбке.        – У тебя точно не было других планов на сегодня? – Спрашивает Чимин, обращая внимание на поглощённый взгляд.       Чонгук только мотает головой и промаргивается, отводя глаза.       Намджун мельком прослеживает за всем от начала до конца и еле сдерживает мягкую ухмылку.       – Ладно, пойду вниз, помогу на кухне и попробую новинки для меню. Намекните, когда соберётесь уходить, – говорит он, забирая поднос с посудой.       – Хорошо, спасибо, хён. Мы напишем, – благодарит Чимин.       Намджун выходит из комнаты и хитро улыбается. "Мы", "нас"... за всё время их разговора, Чимин ни разу не сказал "я".       – Немного полежу, потом можем пойти домой, хорошо? Хочешь ещё чего-нибудь? – Обращается к Чону Чимин.       Чонгук мягко улыбается, мотая головой, и садится за стол, где стоит рамка с фотографией парня с родителями. Похоже это с выпускного, Чимин в красивом серо-синем костюме, счастливый, с аттестатом, а в другой руке что-то замазанное синим маркером. По лентам Чонгук догадывается, что это букет. Не требует особого труда понять, кто подарил его.       – Ты можешь спросить у меня, если тебя что-то интересует, – говорит Чимин, укладывая голову на подушку.       – Со скольки лет ты занимаешься танцами?       Чимин удивляется, но спокойно отвечает:       – С двенадцати. Я был довольно активным и любил музыку, в итоге вдохновение привело меня на уроки танцев.       – Но ты ходишь на танцы как на дополнительные занятия, а не как на основную специальность.       – Да, потому что хочу, чтобы был блан "Б", на случай если пробиться в танцах не выйдет. Мне нравится моя специальность, нравятся танцы, как серьёзное хобби. Я бы не вписался в обычный класс балета, не хочу танцевать только в одном направлении. А так, я свободен.       – Потрясающе... – восхищённо шепчет Чонгук. Это именно то, что должно определять Чимина. Свобода.       Пак, смеясь, хмурится. Этот парень восхищается им так, будто перед ним всемирно известный айдол. Чимин смеётся над этой мыслью и решает для себя, что, если бы это было так, они бы обязательно были в одной группе, и ещё кое-кто вместе с ними...       – Пойдём домой через парк? – Вдруг спрашивает Чонгук.       Чимин пожимает плечами и кивает. Будь на дворе лето, он бы обязательно предложил мороженое.       В кармане Чонгука настойчиво вибрирует телефон, и он неохотно смотрит на экран. "Хо-хо-хоби-хён".       Чимин наблюдает за секундным смятением, прежде чем Чон всё же отвечает на звонок, садясь на кровать:       – Да, привет, Хён, – со спокойной улыбкой произносит он.       Только собеседник по ту сторону совсем не разделяет его спокойствия:       – Что тебе наговорили родители? Чимин наблюдает как Чонгук сильно поникает и поджимает губы:       – Хоби, давай потом об этом поговорим? Не сегодня...       – Нет, Чонгук. Что они тебе сказали?       Как же стыдно... теперь у брата будут проблемы с деньгами и всё это из-за него.       Чимин утешающе поглаживает костяшки парня.       – Сказали, что урежут количество денег, которые тебе отправляют, если я не сделаю так, как они хотят. Прости... – с болезненным выдохом отвечает Чонгук.       – А что они хотят?       В голосе Хосока слышно неподдельное раздражение.       – Не знаю, наверное, чтобы я женился на той владелице бутика на противоположной улице... – еле сдерживая слёзы смеётся Чонгук, потому что женщине под пятьдесят.       Чимин сжимает челюсти, чувствуя острую боль за парня рядом с ним. Хоть бы Хоби не усугубил ситуацию...       – Даже не смей слушать их, ясно? Я запрещаю тебе соглашаться на любое из их предложений! Никаких встречашек с девушками, "давай просто попробуй", как они говорили раньше или женитьбы. Ни что из этого не разрешаю. Понял меня? – На грани срыва почти с рыком проговаривает Хоби.       Чонгука окатывает облегчением, но в то же время ему всё ещё очень стыдно за неудобства, которые из-за него испытывает брат.       – Хорошо. Я найду подработку, Хён! Тебе не нужно больше давать мне денег. Я справлюсь, – вытирая щёки сквозь слёзы говорит Чонгук.       Чимин обнимает его за талию и тихонько сжимает, укладывая подбородок на плечо:       – Ты не должен жертвовать собой... – в полголоса произносит он, пытаясь поддержать.       До слуха Хоби долетает эта фраза.       – Чимин рядом? – Удостоверяется он. Младший брат в ответ произносит сдавленное "мгм" из-за уже не прекращающихся слёз. – Вот и хорошо. Ни о чём не беспокойся. Зря ты думаешь, что у твоего хёна нет своих денег. Я ведь не просто так выкладываю видео с танцами во все соцсети... Я неплохо зарабатываю на рекламе одежды и обуви, но родителям об этом знать совсем не обязательно, хорошо?       Чонгук сглатывает ком в горле и морщится от слёз.       – Но, Хоби, ты не должен обеспе...       – Не думай об этом сейчас, Чонгук. Потом поговорим и решим. Просто отдыхай в свои выходные. Я позвонил, только чтобы удостовериться, что ты не пошёл на поводу у родителей. Я рядом и всегда поддержу тебя, что бы ни случилось.       Чонгука прорывает, он еле произносит "спасибо, хён" и отключает вызов, начиная откровенно рыдать от облегчения. Конечно не из-за денег, а по причине безоговорочной поддержки со стороны брата.       Чимин не отпускает его и только сильнее обнимает, пытаясь помочь и согреть. Чонгук не сопротивляется и цепляется за тихую искреннюю поддержку.       Старший понимает для себя, что он сейчас совсем не чувствует отвращения к прикосновениям Чона, тот ведь такой милый и нежный, несмотря на внушительную гору мышц, не делает ничего, что могло бы вызвать отторжение, мягко прижимается, нуждаясь в этом утешении.       Чимин поглаживает его волосы:       – У тебя потрясающий брат. Он твоя семья и самый близкий человек.       Чонгук кивает, морщась от слёз и шумно дышит, утыкаясь в худи Чимина, от чего того пробирают мурашки.       В комнату осторожно заглядывают Намджун и Джин, но увидев происходящее, решают не вмешиваться и оставить парней вдвоём. Похоже и в жизни Чонгука не всё так гладко, но несмотря на это, он принял на себя защиту Чимина, хоть тот и всегда "колется" и отказывается от любой помощи. Это заставляет сделать некоторые выводы о надёжности и решимости Чона.       Чонгук укладывает голову на плечо Чимина, постепенно успокаиваясь. Сознание твердит о том, что стоит отстраниться и держать дистанцию, но хочется ещё посидеть вот так, без страха получить осуждение.       – Пойдём домой? Хочу мороженое в виде кукурузки, – всхлипнув тихо говорит он.       Чимин ярко улыбается от умиления.       – Как скажешь. Конечно пойдём, – отстраняется он и смотрит на покрасневшее от слёз и смущения лицо. Чонгук устало улыбается и вытирает глаза рукавами кофты.       Чимин решительно встаёт, набирая на смартфоне короткое сообщение для Намджуна и Джина с горсткой смайликов и сердечек.       – Идём, я написал, что мы уходим и поблагодарил за обед.       Чонгук кивает, он хотел бы поблагодарить их лично, но ему неудобно появляться в таком "расклеенном" состоянии.       Парни покидают дом-кофейню, возвращаясь в объятия осени, приветливой в этот конкретный день.       – Тебе лучше? – Спрашивает Чимин, когда они уже подходят к вратам парка.       – Да. А тебе? – С улыбкой понимания интересуется в ответ Чон.       – Да. Лучше.       Совсем неважно какой аспект жизни или состояние имеет в виду каждый из них, главное, что в их душах есть место излечению.