Прекрати мою боль

      К утру Чимин на удивление помнит абсолютно всё, за что ему становится безумно стыдно. Чонгук не поднимает тему вчерашней сказки, произнесённых парнем оскорблений и в итоге только оставляет на вечер обмен расписаниями и оговаривание всех нюансов их взаимодействия за пределами комнаты общежития.       Так и начинаются их совместные прогулки от дома до учёбы, до академии искусств и обратно домой.       Чонгук договорился с тренером поменять график тренировок, чтобы они были в те же дни, что и занятия Чимина в академии.       В первый понедельник после дня рождения, когда Чонгук ещё утром пригласил соседа состыковаться во время большого перерыва и поесть вместе в столовой, Чимин крайне скептически отнёсся к этому предложению. Но всё же пришёл в назначенное время, привлекая очень много ненужного внимания со стороны:       — Чонгук, у тебя, похоже, вообще беда с чувством самосохранения... — говорит Чимин, стоя за парнем в очереди на раздачу.       — Я рад, что ты понял, — подыгрывает Чон, получая закатанные глаза и еле заметную улыбку в ответ.       С начала семестра, когда Чимин просто не смог поесть из-за постоянных обсуждений за спиной, он перестал обедать в институте и заменил полноценное питание не очень здоровыми перекусами.       Взяв подносы с едой парни следуют к свободному столу.       — Здесь ведь мне ничего не угрожает, Итан не зайдёт сюда. Почему ты это делаешь? — Чувствуя на себе очень много внимания, не унимается Чимин. На самом деле его больше беспокоит Чонгук, чем он сам.       — Так мы сможем бороться с тем, во что он превратил твою жизнь слухами, — пожимает плечами Чон и приступает к еде.       — Сейчас ты просто тонешь вместе со мной... — вздыхает Чимин.       Чонгук, полный энтузиазма, улыбается, мотая головой, всё в порядке.       — Привет! — Слышится ещё издалека. Чонгук удивляется, как и Чимин.       — Привет, Тэхён, — кивает младший, с всё тем же испуганным выражением лица.       — У меня что-то на лице?       — Нет, — хором отвечают парни.       Тэхён со своим подносом расслабленно садится за стол рядом с Чонгуком.       — Почему у вас такие лица, будто у меня рога выросли?       — Тебе лучше пересесть, иначе и тебя тоже будут обсуждать, — опуская взгляд, говорит Чимин. Ему хочется сбежать, чтобы не ставить под удар младших.       — То же мне беда. Очень интересно мнение всяких придурков, — с сарказмом, довольно громко отвечает Тэ и начинает есть.       Чонгук переглядывается с Чимином и пожимает плечами, не замечая стоящих за ним парней.       — Привет, мы присядем, — утвердительно говорит Хоби, садясь рядом с братом, слева. Юнги располагается рядом с Чимином.       — Хён? — Растерянно спрашивает Чонгук.       — Ты уже брата своего не узнаёшь? Не виделись только сутки... — усмехается Хосок и переводит внимание на Чимина. — Чон Хосок, брат этого милашки, — представляется он, протягивая ладонь.       — Пак Чимин, с-сосед этого милашки, — растерянно на автомате отвечает парень.       Юнги тоже протягивает ладонь:       — Мин Юнги, друг этого кусочка солнца и милашки, — серьёзно говорит парень.       Чимин кивает, потихоньку приходя в себя и также здороваясь.       Чонгук закатывает глаза от недовольства и тут встревает и Тэ:       — Ким Тэхён, одногруппник и друг этого милашки, — протягивает руку сначала Хосоку, а затем Юнги.       — Я вообще-то здесь! — Окончательно вспыхивает Чонгук и резко встаёт.       Парни смеются и Хосок успокаивает брата, поглаживая по плечу:       — Ну, чего ты возмущаешься? Мы же любя...       Чонгук садится обратно и, разочарованно фыркнув, продолжает есть.       Чимина отпускает страх, когда он видит такую группу поддержки рядом с собой, даже если в основном все поддерживают именно Чонгука в его решении быть рядом.       Тэхён начинает смеяться, смотря на видео с утятами в телефоне и показывает его всем, разряжая некоторую неловкость. Все продолжают обедать в более свободном расположении духа.       — Чимин, насколько он опасен? — Спокойно спрашивает Хосок.       У Чимина потеют ладони, на сознание обрушиваются воспоминания. Он опускает взгляд, не зная, как объяснить свои ощущения.       — О-он? Я не думаю, что он может навредить Чонгуку, если ты об этом... — растерянно отвечает Пак. Он виноват, так сильно виноват...       Чонгук понимает страх Хоби, но пока его больше волнует состояние соседа.       — Мне показалось, что он самоутверждается за счёт тех, кого способен подавить, но сам ничего из себя не представляет, — высказывает своё впечатление Чон младший.       Чимин не перечит, Итан действительно мастерски играл его чувствами, долгое время превращая его в запуганную зверушку и пользуясь для удовлетворения своей похоти.       — Можно мне тоже в ваш кружок по интересам? — Встревает Тэ, интересуясь происходящим.       Хосок пожимает плечами и переглядывается с остальными.       Чонгук ждёт одобрения от Чимина, и тот кивает, к чему бы это всё не привело, он не намерен отступать.       — Слухи о Чимине – дело рук одного психа, недавно он вновь объявился, и я решил провожать Чимина до учёбы и домой, чтобы тот парень не мог к нему подойти, — в целом объясняет Чонгук, чтобы ввести Тэхёна в курс дела.       — Он мой бывший парень. Я ушёл от него из-за его жестокости и тяги к насилию, — добавляет Чимин.       Тэхён понимающе кивает, теперь пазл в его голове окончательно складывается:       — Я знал, что эти слухи имели какое-то иное объяснение. Никогда и не думал плохо о тебе, — улыбается он.       Чимин смущённо опускает взгляд и счастливо улыбается.       Чонгук восторженно хмурится. «Это что за аттракцион невиданной искренности? Слишком мило!»       — Даже если ты сейчас будешь под защитой Чонгука, ты же понимаешь, что это только полумера? Такие, как твой бывший не отступают просто так, раз уж он так усирается ради поддержания слухов, — высказывает своё мнение Юнги.       Чимин кивает, пока сложно сказать, что может действительно остановить Итана.       — Я понимаю. Мне казалось, что он отстал, около месяца меня не беспокоило ничего, кроме слухов. Но сейчас я понимаю, что всё это время Итан преследовал меня. Я знаю, что должен поговорить с ним, но пока я не могу контролировать свой страх, когда его вижу, — объясняется Чимин. — То, как он изменил мою жизнь превратило меня в того, кем я не являюсь. Ещё это постоянное давление от незнакомых мне людей...       Чимин с болью улыбается, пытаясь выглядеть сильным.       — Не волнуйся, Чимини, мы это как-нибудь разрулим, хорошо? — Подбадривает парня Тэхён, остальные кивают, действительно сочувствуя.       Так и началась совсем иная жизнь Чимина.       Сначала было тяжело, в дни занятий Чонгуку приходилось сразу после пар провожать Чимина до академии, а потом около двадцати минут добираться в гору до тренировочного зала. Но потом он привык, да и разогревать мышцы ног уже не приходилось.       Чимин в свою очередь, чуть сокращал время занятий, чтобы заканчивать ровно к приходу Чонгука. В дни без тренировок они спокойно дожидались друг друга в библиотеке за домашними заданиями.       Охранник академии искусств, спустя две недели, начал привычно разговаривать с Чоном и обсуждать бокс то недолгое время, что иногда приходилось ждать Чимина. Затем парни возвращались домой по оживлённым вечерними прогулками улицам, иногда разговаривая об обыденных вещах.       Чимин первое время пытался как-то отблагодарить Чонгука, но понял что брать все затраты на еду без подработок он не в состоянии, а предложить кроме этого было нечего.       На самом деле, самой большой благодарностью для Чона стали улыбка и спокойный взгляд, которыми его встречал Чимин каждый раз после тяжёлого дня. А ещё Чимин стал лучше питаться и часто поддерживать разговоры с Хосоком, Юнги, Тэхёном и Чонгуком во время обедов в столовой.       Тем временем слухи всё не унимались, смешав с грязью всех пятерых парней и это было знаком того, что Итан оставался рядом. Всё-таки в обычной ситуации все бы быстро обсудили Чимина ещё в начале семестра и переключились на кого-нибудь другого, например на Миссис Филиан, учительницу английского, которую застукали целующейся с преподавателем истории. Но эта новость имела меньшую популярность, чем слух о БДСМ-тусовке, в которую Чимин якобы втянул парней своего окружения.       Друзьям было не так уж трудно спокойно воспринимать то, что происходило, потому что они не справлялись с этим в одиночестве, как Чимин раньше. Но потихоньку апатия всё же начинает накрывать.       Сейчас Чонгук активно боксирует, представляя всех раздражающих его людей в этой, ни в чём неповинной боксёрской груше.       — Чонгук, в последнее время из тебя так и прёт ненависть. Помни, пожалуйста, что я здесь не намерен делать из тебя машину для убийств. Держи свой гнев под контролем, выпуская его небольшими порциями на тренировках. Я не хочу, чтобы потом тебя пришлось вытаскивать из полиции, если ты всё-таки доберёшься до того, кого так ненавидишь, — высказывается тренер, удерживая грушу.       — Я спокоен, — весь в поту отвечает Чон.       — Оно и видно. Всё, на сегодня хватит. Иди в душевую!       Чонгук делает ещё пару ударов, но под недовольным взглядом тренера сдаётся.       Затем, настойчивым потоком тёплой воды, Чон старается расслабить напряжённые мышцы и массирует руки. Сегодня пятница, но завтра они с Чимином тоже пойдут в академию: Чимину нужно больше репетиций перед показательным выступлением в конце декабря.       Чонгук как можно скорее умывается и идёт переодеваться. До полного расслабления ещё далеко.       — Завтра ты записался, но в зале отключат воду, так что занятий не будет, — войдя в раздевалку предупреждает тренер.       — Хорошо.       — Чонгук, если ты хочешь поговорить, то я всегда готов выслушать тебя. Я вижу, что с тобой что-то происходит и слышу разные вещи о тебе, о которых и не подозревал...       — И Вы верите в это? — Спокойно спрашивает Чонгук. Он очень устал, безумно, просто всмятку.       — А должен? — Также спокойно спрашивает тренер.       — Я пытаюсь защитить одного человека, хорошего человека, которого мучает всей этой грязью моральный урод из его прошлого. Но пока я смог только усложнить жизнь себе, брату и своим друзьям, — высказывается Чонгук.       — Ты жалеешь о том, что решился на это?       — Нет, я так не думаю. Просто хочу, чтобы преследования и слухи прекратились.       — И ты уверен, что это всё только слухи?       — Я это знаю! Но ему все равно каждый раз больно, теперь ещё и из-за нас. Мы такие бессильные...       Тренер видит его отчаяние.       — Я подумаю, может смогу как-то помочь.       Чонгук кивает, уже полностью собравшись:       — Спасибо большое.       Он выходит из здания с роем мыслей в голове. Наконец-то он произнёс вслух свои раздумия о том, что вот-вот познает отчаяние.       Уже почти месяц прошёл, но никакой явной помощи кроме маломальской поддержки от него нет. Но обвинять кого-либо в этом тоже нельзя, у них ведь изначально не было нормального плана кроме глухой протекции. Всё оказалось сложнее, чем он думал.       Начинается дождь. Чонгук торопливо идёт по улицам, отблёскивающим на асфальте цветные вывески и фонари, у него даже нет зонта, в отличие от немногочисленных прохожих. На нём только кожаная куртка и плотное худи, капюшон которого легко впитывает капли.       Уже прилично мокрый Чон входит в холл академии, перед этим встряхнув капли насколько возможно.       Охранник привычно здоровается и, подмечая не очень хорошее расположение духа парня, особо не лезет с разговорами.       Чонгук снимает капюшон и запрокидывает голову, садясь на деревянную скамью. Опять тот же высокий белый потолок с арочными окнами, из глубины здания доносятся звуки печальной музыки с перерывами на неразборчивые комментарии преподавателя. Что-то не так, Чимина обычно не ругают, наверное у него тоже сложный день.       — Уже без двадцати восемь, скорее всего сегодня тебе придётся подождать до девяти, там что-то не клеится. Хочешь зайти и попить кофе? Там в коридоре есть автомат, — предлагает мужчина, тут же нажимая на кнопку, отвечающую за работу турникета.       Чонгук с благодарностью кивает и нерасторопно проходит пропускной пункт. Охранник остаётся сидеть на рабочем месте.       Чонгук выбирает себе двойной капучино и ждёт пока автомат сделает горячий напиток. Совсем рядом дверь зала, в котором, кажется, занимается его сосед.       — Чимин, ты же понимаешь, что это плохая идея? Всё уже поставлено, почему тебе вообще пришла в голову эта мысль? — Звучит незнакомый женский голос.       В ответ молчание.       — Никто не делает подобные замены за месяц до выступления! Мы три месяца занимались именно подготовкой этого номера. Что на тебя нашло?       Чонгук берёт свой капучино и с ещё более апатичным состоянием, усаживается на скамью рядом с автоматом.       — Я не хочу танцевать это! Я устал постоянно выдавливать из себя чувство боли, чтобы танец был таким, каким должен быть! Я хочу танцевать другое, о другом! До свидания! — Выпаливает Чимин и выходит из зала, яростно открывая тяжёлую дверь.       Чонгук с вытянутыми в трубочку губами застывает перед картонным стаканчиком и два раза моргает, смотря на покрасневшего от эмоций парня.       Взгляд Чимина тут же мягчает и он устало произносит с измученной полуулыбкой:       — Сейчас переоденусь и пойдём домой.       Чонгук кивает, чуть улыбаясь. В груди каждый раз становится так тепло и спокойно, когда он видит обычного Чимина, не парня, который скрывает хорошие эмоции и злится без повода, а вот этого Чимина, который с любовью улыбается, когда видит привычного кота рядом с овощной лавкой, сравнивает приготовленную Чоном еду с популярными персонажами аниме и дует губы перед тем, как сильно о чём-то задумается.       Чимин выходит из раздевалки минут через пять.       — Хочешь кофе? — Кивая на автомат, спрашивает Чон.       — А у тебя что?       — Капучино.       Чимин протягивает руку и парень машинально отдаёт ему свой стаканчик.       — Могу допить?       Чонгук моргает, зачарованно смотря на парня, который тут же выпивает остатки уже холодного напитка.       — Хочу домой... — с отчаянием в голосе измученно произносит Пак, выкидывая стаканчик в мусорку.       — Я тоже. Тоже очень устал.       И с этим открытым взаимопониманием они идут на выход. Охранник радушно провожает их взглядом, парни поклонившись чуть улыбаются и прощаются с мужчиной.       Дождь... точно...       — Зонта у нас нет, как я понимаю? — Уже в здании заметив промокший капюшон Чона, удостоверяется Чимин и получает в ответ унылый кивок. — Тогда пойдём на остановку.       Чонгук расслабляется. Чаще всего они идут пешком несмотря на довольно большое расстояние. Остановка хоть и не так уж далеко, маршрут автобуса делает весомый крюк прежде чем остановиться в километре от общежития, да и проезд стоит денег.       Чимин без сомнений встаёт под довольно сильный дождь, у него даже нет капюшона, да и светло-коричневое пальто, надетое поверх чёрной водолазки хорошо впитывает капли. Чонгук в знак солидарности также не надевает свой капюшон, следуя за парнем.       На пешеходной улице довольно тихо и несмотря на дождь парни идут совсем не спеша.       — Ты решил поменять танец? — Рискует спросить Чонгук.       Чимин смотрит на него и с теплотой в глазах кивает.       В сознание Чонгука проникает это тепло и он ёжится от табуна мурашек по спине. «Что такое? Я боялся, что разозлишься, но ты наоборот смотришь так, будто я помог тебе подняться после падения.»       — Завтра моя тренировка отменяется, в зале не будет воды, так что я пошатаюсь по округе, пока у тебя будут занятия, — предупреждает Чонгук.       — Хочешь посмотреть? — Смотря вперёд, спрашивает Пак.       — Что?       — Как я танцую. Ты можешь посидеть на занятиях и посмотреть.       На лице Чимина читается смущение и какой-то посыл: «если ты откажешься, я умру».       — Буду очень рад, — улыбается Чонгук. Они, наконец, доходят до навеса остановки.       Чимин подавляет бушующую радость, опуская взгляд. Оба очень смущены.       Чонгук встряхивает капли с пальто парня до того, как они окончательно впитаются. Завтра обязательно надо будет взять зонт…       — Замёрз?       Чимин мотает головой, стараясь не дрожать так явно. Он чувствует, что кожа головы и плечи водолазки ощутимо намокли. Чонгук знает, что тот лжёт, но сделать что-либо не может, им надо просто поскорее добраться до дома.       Автобус подъезжает и парни занимают два свободных места рядом друг с другом. Чимин десятый раз за несколько минут обдумывает своё предложение. «Не стоило, но я хочу. Будет слишком явно, но мне это нужно…»       Проблема заключается в том, что в последнее время Чонгук стал ассоциироваться у него с ощущением безопасности и бескорыстного добра. Каким бы сильным не было давление со стороны, увидев Чона, Чимин позволяет себе расслабиться. Каждый раз подсознательно думая: «Вот этот путь домой мы проделаем вместе и мне нечего бояться рядом с ним. И дома будет тепло и только мы вдвоём.»       Чимин понимает, что это значит, он пытался бороться с чувствами, но каждый раз неизбежно проигрывал.       — Хочешь рамен на ужин? — Спрашивает Чонгук.       Чимин устало улыбается и кивает, прислоняясь виском к холодному стеклу.       Чонгук с тёплой улыбкой смотрит на парня, думая о том, что этот сложный день подходит к концу и сейчас они окажутся дома, наедине, и вкусно поужинаю. А потом здоровый сон где-то до девяти утра.       Перед нужной остановкой они встают у выхода. Чонгук придвигается ближе, стоя позади, будто так его тепла хватит, чтобы хоть немного согреть парня.       Чимин бы хотел позволить себе это тепло. Одно из его самых заветных желаний и непозволительная роскошь.       К счастью, дождь уже закончился. Парни выходят из автобуса и молча проделывают оставшийся путь.       Привычные взгляды и перешёптывания от студентов встречают их рядом с общежитием. Слухи о якобы исходивших из их комнаты стонах делают своё дело. «Грязно, противно, ужасно. Прости, Чонгук...»       Чон старательно делает вид, что не замечает всего этого уже четвёртый день, а Чимину больно от того, что его рыцарь перенял от него привычку держать всё в себе.       Через несколько минут они, наконец, оказываются в своей комнате и оба с облегчением выдыхают.       Чимин привычно уходит в ванную переодеваться первым, Чонгук же ставит кипятиться воду для лапши.       — Нужно будет купить шампунь, там почти не осталось, — обыденно произносит Чимин, входя в кухню в домашней одежде.       Чонгук кивает, они так и пользуются одним шампунем на двоих после того, как бутылёк Чонгука кончился после переезда.       — Убавишь воду, когда вскипит? Я переоденусь.       — Конечно.       Чимин садится на стул поближе к плите и залипает в телефон, проверяя сообщения от хёнов и родителей.       Отвлекаясь он прислушивается к звукам вокруг. Дребезжащий холодильник, шумящая в кастрюли вода, звук закрывающейся двери ванной — всё это стало чем-то родным. В последние дни даже то, как звучат по полу тапочки Чона, очень успокаивает, а когда тот возвращается из магазина и слышно как расстёгиваются замки ботинок и куртки, Чимин каждый раз подсознательно счастлив.       Чонгук приходит довольно быстро, вода уже закипела, но Чимин так и не убавил огонь.       — Задумался? — беззлобно усмехается Чон.       — Да, прости.       Чонгук мотает головой, ничего страшного. На столешнице начинает вибрировать его телефон и он спокойно подходит к нему до того момента как видит, кто звонит.       Чимин с удивлением смотрит на страх, с которым Чонгук пялится на телефон. Неужели Итан добрался до него?       Пак резко встаёт и смотрит на экран. «Мама». На его лице отражается ещё большее удивление. Он уже давно решил, что у Чона что-то с родителями, тот никогда не упоминал их, да и тот вопрос вечером дня рождения Пака заставил думать, что братья Чоны сироты. Поэтому Чимин и сам никогда не поднимал эту тему, чтобы не причинять им боль.       Чонгук приходит в себя и отвечает на звонок, собрав всё своё самообладание:       — Да.       — Почему не отвечаешь на звонки? Я уже третий раз звоню тебе...       Хоби просил не поднимать трубку. Чонгук сглатывает, отворачиваясь от Чимина, но не выходит из кухни, как-то подсознательно получая поддержку от того, что он не один.       — Не думаю, что вы скажете мне что-то хорошее, — отвечает Чонгук, но тут же пугается своих мыслей. — Ты в порядке? С папой всё хорошо?       Чон Минхва какое-то время молчит, прежде чем всё же произносит:       — Всё как обычно.       — Хорошо, — выдыхает Чонгук.       Собеседница будто подбирает слова, но всё же спрашивает:       — Ты всё ещё думаешь, что тебя привлекают только парни?       — Да, мам. Это не то, что я могу в себе изменить... — сменяя интонацию на более враждебную, отвечает Чонгук.       — Мы урежем количество денег, которые направляем твоему брату, пока ты не приедешь и не согласишься на наши условия. Мы знаем, что Хосок отдаёт тебе часть своих денег на жизнь, а ты бессовестно пользуешься его добротой.       Чонгук ощущает, будто что-то больно царапает его сердце, ползёт вверх по пищеводу и стискивает горло.       — Он ни в чём не виноват!       — Вот именно. Может хоть это заставит тебя задуматься о том, во что ты превращаешь свою жизнь всякими глупыми мыслями.       Чонгук бросает трубку и после небольшой паузы возвращается к готовке. Чимин видит, насколько сильно напряжены его плечи, Чон неестественно горбится, отвернувшись к плите.       Чимин достаёт из холодильника овощи и оставшиеся со вчера кусочки жареной свинины.       — Добавим к лапше? — Предлагает Чимин, привлекая внимание соседа.       Чонгук, наконец, оборачивается и кивает.       Покрасневший нос, щёки и хорошо различимые дорожки слёз. Он плачет так тихо, сохраняя спокойное выражение лица.       Чимин шокировано отворачивается, собираясь нарезать кукурузную лепёшку. Что делать? Как помочь? Как поддержать? Может ли он просто подойти?       Обычно он не сомневается, но сейчас не хочет использовать слабости Чонгука в свою пользу.       Чимин выходит из кухни и недолго копается в своём шкафу, чтобы найти запрятанные банки с пивом. В общежитии всё строго, за спиртное в комнатах можно напороться на большие проблемы. Все попойки только за пределами территории. Но Джин запрятал три баночки в коробку от подарка на день рождения Чимина. Так что вместе с пушистым халатом тот получил и их.       — Хочешь выпить? — Спрашивает Чимин, входя в кухню.       Чонгук устало улыбается, шумно шмыгая, и кивает.       Он уже снял с плиты рамен и разлил его в две тарелки.       — Как ты их пронёс? — Отвлекаясь от саморазрушения, интересуется Чон.       — Джини-хён подарил с халатом. Я всё не понимал, почему коробка такая тяжёлая...       Чонгук смеётся и шумно засасывает лапшу. Как же хорошо. Было больно и сейчас больно, но так вкусно, а ещё он не один.       Чимин с характерным «пшиком» открывает две банки и протягивает одну Чону:       — Спасибо за еду! — Говорит он прежде чем приступить к рамену. Горячая лапша и бульон с ощутимой остринкой согревают изнутри, заставляя забыть обо всех проблемах.       — И тебе, спасибо, — звучит в ответ. Смотря на более спокойное выражение лица Чонгука, Пак понимает, что не он один отдаётся спокойствию.       Так они и ужинают в безмолвном сочувствии, не желая сейчас вываливать друг на друга груз тревоги.       Позже Чонгук пораньше ложится спать, пока Чимин по собственной инициативе моет посуду, а затем на двадцать минут пропадает в ванной.       Когда он выходит с уже высушенными волосами, в мягкой пижаме и в темноте расстилает постель, кажется, что Чонгук уже спит. Но, прислушавшись, Чимин различает это еле заметное дыхание через рот, когда человек пытается не всхлипывать, когда плачет.       Чимин засовывает подальше навязчивые мысли и садится на край кровати Чонгука. Чон на несколько секунд замирает, прямо как в тот вечер, но вскоре отпускает эмоции, позволяя себе откровенно рыдать, пока Чимин гладит его по волосам, пытаясь утешить.       Чонгук не знает, что делать. Без денег брата он не сможет нормально обеспечивать себя, даже если будет получать максимальную стипендию благодаря отличной успеваемости, которой у него все равно нет.       Он не сможет позволить себе тренировки в зале, если устроится на подработку, но, с другой стороны, он не может притеснять брата сейчас, когда у того уже не будет того количества денег, что они делили на двоих. Никчёмный, жалкий…       — Такой жалкий, — произносит он вслух и плачет ещё сильнее.       Чимин растерянно смотрит на еле различимые черты лица, когда Чонгук садится и аккуратно обнимает его, явно находя необходимое утешение.       — Совсем нет. Конечно, нет…       Чимин гладит Чона по широкой спине, пытаясь подбодрить и утешить, вот только он не должен испытывать столько удовольствия от этих объятий…       — Можешь немного полежать со мной?       А вот это точно плохая идея. Чимин отстраняется, собираясь вежливо отказать, но кто он, чтобы иметь столько силы воли, да и Чонгуку действительно плохо.       Он всё-таки опускается рядом и обнимает парня, выступая против всех своих внутренних ощущений и далёкого предостережения подсознания о том, что в таком положении ему могут причинить боль.       Дыхание Чонгука потихоньку приходит в норму и он перестаёт раз за разом перематывать в голове слова мамы и свои мысли по их поводу.       — Если тебе тяжело, ты можешь выговориться мне. Я никому не расскажу, — говорит Чимин, не отпуская парня. Ничего же страшного, если он позволит себе такую близость.       Чонгук переводит дыхание, задумываясь. Это сложно, даже если он знает, что Чимин скорее всего его поймёт. Но, с другой стороны, с кем ещё, кроме брата, он может этим поделиться…       — Помнишь, ты говорил, что твои родители приняли тебя и твои предпочтения? — Тихо спрашивает Чонгук.       — Да, помню.       — А мои родители не приняли меня. Они не могут, потому что я теперь как бы перестал быть их сыном, — надламывающимся от слёз голосом объясняет Чон.       Чимин зажмуривается, ощущая укол боли.       Чонгук вдруг отстраняется и пятится к стене, в итоге садясь в кровати. Он продолжает плакать, но уже не даёт прикасаться к себе. До него дошло, что признавшись в ориентации, ему не стоит позволять себе столь тесный телесный контакт.       Чимин не настаивает и садится рядом, также прислоняясь спиной к стене.       — Прости, я не хочу, чтобы ты думал, что я к тебе пристаю. Сейчас, когда ты всё знаешь... — стеснительно объясняется Чонгук, получая понимание в ответ. Два парня в комнате и оба из них не гетеро, это даже не смешно.       — Мне жаль, что твои родители тебя не понимают. Может есть какая-то вероятность, что со временем они свыкнутся с этим? — Спрашивает Пак.       — Пока никакого просвета, — пожимает плечами Чонгук. — Мама сказала, что они урежут количество денег, которые отправляют Хоби, чтобы мы не могли делить их на двоих. Похоже мне нужно найти подработку и оставить тренировки. И я понимаю, что чем-то жертвовать нормально, но меня просто убивает их отношение. Будто, если я начну встречаться с какой-нибудь девушкой, они тут же вернут меня прежнего, тогда они опять будут улыбаться мне, словно ничего не происходило. Но это не так!       Чимин смотрит на профиль парня в темноте:       — Они думают, что это пройдёт, как головная боль или диарея, — понимает он.       — Отличное сравнение... — с сарказмом хрипло смеётся Чонгук.       Чимин находит его ладонь и мягко сжимает:       — Ты не один, у тебя отличный брат и друзья. Твои родители просто глупы, раз готовы отказаться от такого замечательного сына...       — Почему это я замечательный? — Смущённо спрашивает Чонгук.       — Не знаю, почему ты замечательный. Наверное, потому что у тебя очень доброе сердце, — улыбается Чимин и отпускает его руку. Игра слов и никакого мошенничества.       — Стой, я имею в виду, почему я замечательный в твоих глазах? — Не отстаёт Чонгук, наблюдая как Чимин встаёт.       — Ох-х, как хочется спать. Добрых снов, — потягиваясь, говорит парень и ложится в свою кровать.       Чонгук разочарованно фыркает и тоже укладывается, на самом деле не очень-то обижаясь:       — Спасибо, Чимин. Спокойной ночи.       Парень на второй кровати улыбается, но с новым фактом о Чоне его накрывает потоком мыслей. Интересует ли он Чонгука хоть немного? Или нет никакой вероятности взаимности между ними.       Чимину одновременно хочется и совсем не хочется всё это знать. Ему страшно получить отказ, но и положительный ответ тоже.       Чонгук милый, добрый, никогда не использует свою силу в отрицательном ключе, он внимательный и заботливый. Когда Чимин мысленно перечисляет все эти факты, ему кажется, что он просто тает от комфорта. Всё-таки это большой контраст, по сравнению с Итаном, который ещё в начале их отношений позволял себе довольно резкие «шутки» и некоторую грубость, называемую страстью. И Чимину больно осознавать, что со всем своим прошлым и теми вещами, которыми его заставлял заниматься «любимый», он не должен даже смотреть на кого-то настолько невинного, как Чонгук.