кожура.

Последней лекцией по расписанию стоит история искусства — увлекательный предмет, приобщающий к чувству прекрасного. Ведущая преподавательница — Вероника Александровна. Женщина своеобразная, чопорная и важная, хоть и по-своему наивная. Аня не питала к ней особой симпатии, однако личные чувства отходили на второй план, когда та начинала лекции. Человека, который бы смог преподносить информацию так доходчиво и интересно, как делала это она, нужно хорошо поискать. Учительница справлялась со своей задачей на «отлично», чем вызывала восторг. Уже уставшая, но по-прежнему увлечённая лекцией, Матвеева вслушивается в биографию итальянского скульптора и машинально записывает ключевые моменты. Совсем скоро звонок оглушает присутствующих в кабинете и подростки вяло начинают собирать сумки и покидать класс. Матвеева подхватывает застёгнутый рюкзак и подходит к преподавательнице, отдавая реферат. Она забирает его, пробегается глазами по начальным страницам и одобрительного кивает. — Никит, останься ненадолго, — просит Вероника Александровна проходящего мимо одногруппника, и усаживается за рабочий стол, делая пометки в дневнике. Бойко неохотно машет головой и пересаживается на переднюю парту. — Хорошо, Ань, можешь идти, — сообщает женщина, подняв уголки коралловых губ. Матвеева улыбается в ответ и скоро выпархивает из кабинета. Нерасторопные шаги отзываются эхом в застоялой тишине коридора. Отсутствие безостановочного смеха, перешёптываний, едва уловимого шелеста тетрадных листов и надоедливых щёлканий ручкой было ощущать, как минимум, непривычно. Ведь «исправительный центр» и «тишина» — понятия противоположные по значению. В левом наушнике тихо звучит песня, слова которой выучены наизусть; они бесшумно вылетают из Аниных уст. Она уже заворачивает на лестницу и бодро преодолевает пол-этажа, как чувствует пристальный взгляд и движение за спиной. Сразу замирает на одной из ступеней: рука лежит на поручне, нога болтается в воздухе, вот-вот готовясь сделать шаг, шея повёрнута в сторону, а лицо выражает лишь недоумение. Перед ней только Макеев, застывший в лестничном пролёте позади неё. — Привет, — чванливо произносит новенький, пытаясь прибавить голосу дружелюбия, и, секунду тушуясь на месте, спрыгивает со ступеньки. Долгий вопросительный взор на Макеева, и ожидание продолжения. — Куда идёшь? — пытается завязать диалог он, однако выходит скверно. Аня закатывает глаза, выдыхает через нос и отворачивается, продолжая путь молча. Одноклассник догоняет и какое-то время идёт рядом, видимо, подбирая слова. — Слушай, я тут узнать хотел, — вновь предпринимает попытку заговорить он. Аня бросает на него взгляд, приподнимая бровь. — Вы ж с девк… — он замолкает и тут же исправляется, — с девочками общайтесь там. Ленка, она как вообще? — Уже запал на неё? — произнося первую фразу в этом разговоре, усмехается Матвеева. То ли из-за того, что ни разу не удивляется Ленкиной обольстительности, то ли из-за ехидства над наивностью новенького. — Типа, — изображает подобие улыбки Даня. — Она как? Даёт? — произнёс он намного тише и уставился на Аню, на мгновение замершую в ступоре. Проскользнувшая растерянность на лице быстро испарилась и тут же сменилась на непонятную гримасу: смесь удивления, испанского стыда и омерзения. Матвеева зашагала быстрее, не желая оставаться в его компании. — Эй! — воскликнул Макеев, останавливая увиливающий силуэт. Торможение вышло довольно резким. Длинные пальцы поймали и крепко стиснули оголённое предплечье, явно не планируя выпускать. На коже едва появились белые пятна, как Матвеева занесла свободную ладонь и хлестнула по впалой щеке, оставляя яркий след. Тут же вырвала руку и несколько раз брезгливо провела по ней ладонью, точно отряхивалась от наслоившейся грязи. Она отошла на несколько шагов и обернулась на ошеломлённого новенького. Брови сдвинулись к переносице, глаза от изумления распахнулись, а губы изогнулись в кривую красноватую полоску. — По ебалу давно не получал? — прикрикнула закипевшая Матвеева. Щеки загорелись, уши — тоже. Казалось, температура тела превысила привычные тридцать шесть градусов. — Ещё раз подобное выкинешь — собственноручно с этой лестницы спущу, — прошипела Матвеева и бросилась вниз, не желая секундой дольше находится рядом. — Ань… — Иди на хуй, Макеев! — всплеснула руками она и выскочила на первый этаж, будто он мог огородить от опасности. Аня не хотела вести себя слишком грубо, Макеев хоть и стал эдаким изгоем в коллективе и его поведение являлось неприятным и непринятым, однако причин ненавидеть у Ани нет. Вернее, не было. Она могла стерпеть идиотские вопросы и шуточки, которые, посчитала глупыми, может, упустила бы их вовсе, но хватать за руки (или другие части тела) — за гранью дозволенного. Нелепо. Макеев пытался произвести впечатление делового, авторитетного самца, которому всё дозволено, однако получилось наоборот: он показал себя в худшем свете и окончательно упал в глазах. Возможно, другие не обратили бы внимания или вовсе пришли в восторг от настойчивых действий красавчика-футболиста, представив себя в драме с романтическим уклоном. Другие, но явно не Аня. Мелодрамы приходились не по вкусу, наглецов она избегала, а прикосновения не любила в принципе. Для численного большинства, проявление тактильности является выражением чувств и большой любви, однако у Ани возникают лишь негативные ассоциации, связанные с нарушением границ. Всякий контакт вызывал дискомфорт, иногда сильное раздражение, подобные жесты Матвеева считала часто навязчивыми, мерзкими и даже несущими опасность (это может прозвучат параноидально, но никогда не знаешь, что у человека на уме). А также вызывал бурные реакции, появляющиеся так внезапно, что становились неподвластны контролю. Уж сколько конфликтов возникало из-за этого… Однако пересилить себя у неё не выходило. Пошло это из детства, вероятно. Она проживала в квартире с четырьмя людьми, потому достигать тишины и уединения получалось редко. Личное пространство неоднократно нарушалось родителями, на семейных посиделках — родственниками, иногда и друзьями. Аня не раз слышала комментарии про дикость, плохой характер, даже расстройства психики или развития, потому что не могла спокойно воспринимать касания чужих людей: она начинала кричать, отбиваться и убегать из комнаты. А остальные просто косо смотрели и о(б)суждали в открытую. Ведь, по их мнению, странно, и совершенно удивительно реагировать так на поцелуй в щёку или губы, например, от мамы, которая придавалась чувствам только в нетрезвом состоянии, или же родственницы, которую видишь впервые. Почему-то в обществе считается нормой, когда малознакомая (или незнакомая вовсе) женщина лезет с поцелуями к ребёнку. Тогда все протесты и отказы воспринимаются в штыки, и становятся подвержены суждению. «Как ты можешь себя так вести? Это же твоя тётя — родной человек!» — не раз получала в свой адрес такие нападки. Только для Ани это посторонний человек. Для неё такое поведение сравнимо с тем, если бы её поцеловал случайный прохожий. Что-то из ряда вон. Нельзя сказать, что Аня исключает любой контакт и убегает, как ужаленная. Однако для неё имеет огромное значение личное пространство и его сохранность. Не стоит нарушать, слишком настаивать или заставлять. Она с осторожностью относиться к чужому, чтобы вдруг не доставить дискомфорт и требует того же в ответ. Встречаются и те, кто не знаком с данными понятиями и нередко относится к словам, как к шутке, какой-то ерунде или не берёт даже во внимание. Тогда Аня ясно понимает — с такими ей не по пути. Ведь человек, который не склонен проявить малейшее уважение, априори не может вызвать доверия и понять, что существуют разные люди и разные проявления привязанности. Сняв мобильный с зарядки, экран загорелся, на миг ослепляя владелицу. Уведомление о списании, пара сообщений из общего чата и одно от матери, персональная скидка в интернет-магазине, пропущенный вызов и смска от незаписанного контакта. Матвеева нахмурилась и тут же разблокировала смартфон, желая утолить любопытство. «Привет, это Даниил. Сори(», — гласит пришедшее письмо с неизвестного номера. Отправили ещё полчаса назад. Аня шумно вздыхает, отмечая его прочитанным, и отбрасывает телефон в сторону, готовясь ко сну. Новый день — новая драка. И так на протяжении всей недели. Ребята уже не удивляются и не пытаются вмешиваться. Знают — бесполезно. Через полчаса опять найдут повод набить друг другу морду. Казалось, это в радость обоим. Одному нравится выводить на эмоции, а другому испытывать их. Хоть и сложно сказать, что это происходит по воле Бойко, но его однозначно привлекает возможность почесать кулаки и выплеснуть накопившийся гнев. Что ж, теперь Данечка в лёгком доступе, не нужно гадать, как зовут того, кто сидит по ту сторону экрана и пилит ролики, не нужно искать его по дворам и тёмным подъездам. Теперь он буквально под рукой и до него можно дотянуться. Чего только стоит Данино слово, сказанное поперёк или колкая фраза, брошенная Никите в ответ. Бойко тут же взорвётся и наброситься вновь. Аню это заебало не меньше остальных. Если в первые дни она и пугалась этих разборок, злилась, сейчас же Матвеева лишь закатывает глаза и уходит подальше. — Чё ты щас сказал? — снова слышится на середине поля и каждый тяжело вздыхает, зная наперёд, что последует за этой фразой. Матвеева складывает руки на груди и устало поднимает глаза, безразлично рассматривая силуэты дерущихся. Это быстро надоедает и она отворачивается, сталкиваясь взглядами с Авериным. Тот, с кислой миной, неслышно щёлкает языком и наклоняет голову, легонько покачивая. Руки лежат на поясе, нога, прижимающая испачканный мяч к земле, нервно подёргивается, в ожидании конца представления. За спиной слышаться возгласы, что привлекают его внимание и заставляют быстро переключить взгляд. — Эй, брейк! — кричит опоздавший Ковалёв и дует в оранжевый свисток, оглушая присутствующих на поле. Аня морщится, так как звук пришёлся прямо по левому уху, и дёргается от внезапного набега мурашек. — Вопрос! — громко окликивает Матвеева тренера. — Что нам с девочками делать? Может мы пойдём? — умоляюще смотрит она, состроив выражение, словно обречёна на вечные страдания. — Ну ты, Матвеева, и так ничего делать не будешь, — разводит руками Антон Вадимович и чуть наклоняется вперёд. — Или ты планируешь меня удивить сегодня? Аня вертит подбородком. — Я так и понял. Идите переодевайтесь, в общем, только потом сюда вернитесь. Герман сказал, что теперь до конца занятия должны высиживать, — сообщил Ковалёв и отвернулся к парням, рассказывая о скором турнире. — Анька, слышала? — спрашивает Платон, заваливаясь за обеденный стол после физкультуры. Поднос, полный еды, становится трудно удержать и стакан компота и плошка куриного бульона чуть ли не оказываются на столе, полу, Ане и самом Егоре, два куска зачерствевшего хлеба, съезжают с тарелки, угождая на сырой поднос, а столовые приборы всё-таки падают, звонко ударяясь о деревянную поверхность. — Про футбол ваш? Егор качает головой, тогда Матвеева перебирает возможные новости и сплетни, услышанные в коридорах центра, и медленно крутит головой, не понимая о чём речь. Она вопросительно смотрит на Платона, в ожидании увлекательного рассказа. — Как?! — округляет глаза Платонов и прихлёбывает суп. — Мажорчик тусовку устраивает, — хнычет он, откусывая край ломтя и смотрит на Анину реакцию. — Он вас сам пригласил? — с сомнением уточняет Матвеева. — Ну, — сразу отвечает Егор, быстрее пережёвывая еду, и объясняет, — сначала — да. Сам подошёл, такой, мол, забудем старые обиды, начнём с чистого листа, — пересказывает он, небрежно жестикулируя, — и приглашает в клуб какой-то, дохуя элитный, — закатывает глаза Егор и делает глоток абрикосового компота. — Мы, конечно, удивились и не поверили. Но потом к нам Вадимыч подлетел, сказал, чтоб все завтра нарядились и пришли. Матвеева дёргает бровью, шумно выдыхает и отворачивается. — Тусанём завтра, — радостно сообщает Платон, придаваясь фантазиям о субботнем вечере, и локтём тычет Ане в бок. — Не, — бросает Матвеева и слегка морщит нос, продолжая смотреть вперёд. — В смысле? — опешил Егор и чуть отодвинулся, рассматривая Аню. — Не хочешь идти что-ли? Почему? — жалобно протягивает он, складывая брови домиком и подпирая рукой впалую щёку. Аня на секунду задумывается, прежде чем ответить, но всё же подбирает слова. — Громкая музыка, толпа людей, куча пьяных мужланов, духота и вонь — звучит, как самая клёвая возможность провести время, — говорит Аня и закатывает глаза. Эти аспекты действительно были отталкивающими и, в конце концов, останавливающими. Желания проводить время в шумном месте, среди незнакомых людей и кучи алкоголя — не возникло, однако основная и вполне конкретная причина отказа последовала позже: «Не хочу идти к Дане», — наконец призналась она и услышала отрывистый стон. — Ну, Ань. Мы же… — Платон не договаривает. Он тяжело вздыхает, откидывается на спинку стула. Он не ищет аргументов, причин, по которым Матвеева обязана пойти, не пытается манипулировать, потому что слишком хорошо знает Аню и понимает, что это бесполезно. — Ладно, может передумаешь, — пожимает плечами он и поднимается из-за стола, — хочу с тобой пойти, — легко улыбается Платон, допивает остатки компота из поцарапанного стакана и уносит поднос за собой. Матвеева обещает себе подумать над предложением этим же вечером. Распланировать время, взвесить все «за» и «против», оценить настрой перед мероприятием и найти подходящую одежду, среди однообразных тёмных футболок и прямых штанов. Пару сообщений с уговорами Платона (без них, конечно, не обошлось), рассказы о безудержном веселье и обещание о том, что друзья уйдут в любой момент, когда Ане станет плохо и Матвеева, в конечно итоге, даёт согласие и уже стоит перед шкафом, перебирая деревянные вешалки, звенящие от соприкосновения. Она признаётся себе, что будет не против провести время в компании, и главное, подальше от дома. Из двух зол выбирают ту, где нет пьющих предков и доёбов к любому слову. — Ты куда на ночь глядя? — без стука заваливается мамин брат, что недавно поселился у них в квартире и вдруг занялся Аниным воспитанием. От него веет дымом дешёвой «Короны» и палёным коньяком из ларька напротив дома. Он останавливается в дверном проёме, складывая руки. Матвеева докрашивает губу, шумно выдыхает через нос и, не обращая взгляда, бросает: — Время половина седьмого. — Так стемнеет скоро, — тут же парирует он. — Дома сиди. — Я тебя не спрашивала. Аня начинает закипать от его навязчивых комментариев и ускоряется. Застегивает чёрную дермантиновую сумку, перекидывая ремешок через плечо, отряхивает пиджак, расправляя возникшие складки, натягивает длинные носки и спешит в прихожую, нечаянно задевая стоящего на пути Лёшу. Следом Аня чувствует лёгкий толчок в спину и оборачивается. — Дурак? «Еблан, — хочется сказать ей, но не позволяет себе эту вольность». — Чё те надо? — взмахивает рукой она и вновь возвращается к вязанию узлов на белых шнурках. — Бесстыжая… — злится Лёша, — невоспитанная быдланка, — выплёвывает он и встаёт рядом. Видимо, почувствовал себя хозяином в пустой квартире. С мамой он ведёт себя так послушно, напоминая верную собачку, которая исполняет любые команды и ласково трётся об ноги. — Вся в отца, не зря мать развелась. Я бы тоже ушёл, — кривится дядя, смотря на Аню сверху вниз. Матвеева выпрямляется и медленно шагает навстречу. Теперь они примерно одного роста. — Так уходи, — тихо произносит, нет, шипит она и всматривается в стеклянные глаза напротив, — тебя никто не держит. Более того, я и мама надеемся спровадить тебя. Не понимаешь, что она пустила тебя из жалости? Из-за родства, ведь «как можно родного брата оставить на произвол судьбы, без помощи, без средств?», — слово в слово повторила Аня за матерью. — Помни, Лёша, ты здесь никто. Не лезь ко мне, в мою комнату и мои дела. Ясно? Иначе я сделаю всё, чтобы ты умчался обратно в свою Собинку, — изрекла Матвеева и отошла к двери, пытаясь унять дрожь пальцев и провернуть металлический ключ. Аня захлопнула дверь. Вибрация прошлась по всему коридору и отозвалась шумом, резанувшим по ушам. Он оказался несколько громче, чем ожидала Матвеева и на миг стало неудобно перед соседями. Потому она скорее ретировалась к лифту и поспешила на улицу, где уже ожидал Платон. Здание популярного московского клуба видно и слышно издалека. Яркая неоновая вывеска привлекает внимание прохожих, а ритмичная музыка заставляет оборачиваться. Пёстрые огни прожекторов едва пробиваются сквозь тонкие стёкла и открытую дверь, изображая разноцветные узоры на тротуаре у входа. Внутри играет знакомая попса, которая волей-неволей заставляет качать головой в такт. Аня и Егор с трудом пробиваются сквозь очередь, возникшую перед клубом (из-за героиновых прихожан, тянувших поддельные пропуска), и всучивают свои документы, не забывая мило улыбаться. Охранник хмуриться сверяя списки, но в конечном итоге пропускает, провожая косым взглядом. Ребята победно хохочут и дают друг другу пять, оставляя позади толпу народа. — Наших-то видишь? — вертелся в разные стороны Платон, в поиске остальных друзей. Аня покачала головой, начав внимательно высматривать знакомые лица. Было тяжело сконцентрироваться: музыка била по ушам, проникала внутрь и отдавала в районе сердца, разноцветные отблески ламп мигали, ослепляли, часто потухали, не давая возможности узнать кого-то из десятка лиц, что мелькали перед глазами. — Ребята! — громко крикнули сзади и тут же обхватили друзей за плечи. Аня развернула голову: в десятке сантиметров находился знакомый профиль и рыжеватые виски, неприкрытые докеркой. — Мне Ковалёв поручил вас встретить, чтоб не потерялись. Мы наверху все расположились, — махнул развесёлый Никита, уже находящийся под градусом. Бойко разжал ладони, отпуская Аню и Платона, и протиснулся вперёд, ведя их за собой на второй этаж по стеклянной, и, казалось, очень ненадёжной лестнице. Возле круглых столов, разделившись на небольшие группы, стояли подростки, воодушевлённо беседуя, каждый о своём. Парни заговорщически обсуждали что-то, то и дело посматривая по сторонам, Лена и Яна, заняли самое тихое местечко, подальше от шумных колонок, они мило болтали, потягивая красивые коктейли из бара, Жени не было видно, как и организатора этой встречи. Матвеева любопытно обернулась, устремляя взгляд вниз. Отсюда открывался совершенно необычайный, иной вид на заведение. Переливающийся дискошар подсвечивал внушительный бар, с аккуратно расставленными бутылками алкоголя по видам, крепости, цветам и формам, начиная от стандартных и базовых, продающимися в супермаркетах, заканчивая элитными и особенно редкими. Хрустальные бокалы и рюмки, слегка поблёскивали, отбрасывая блики на деревянную стойку. За ней же орудовали два опытных бармена, которые вытворяли поразительные трюки и добавляли элемент шоу. Перед баром также собирались нарядные гости: длинноногие красотки с исключительными образами, каждая из которых была готова вот-вот покорять подиум или танцпол, и элегантные мужчины, заказывающие виски по второму кругу. В одном из них Аня рассмотрела светлую макушку, судя по курчавым локонам и кислотной майке: это был потерянный Даня. Он говорил со взрослым мужчиной, тоже блондином, и чем-то напоминавшим его самого. Видимо, нашёл себе богатого знакомого и предпочёл его компанию новому коллективу, ведь негоже маркизу с холопами возиться. Матвеева дёрнула уголком губы и не отрывая взгляда от дивных незнакомцев на танцполе, развернулась. — Ой, — оборонила она, не успев затормозить в нескольких сантиметрах от чьих-то лопаток, — извините! — проговорила она и посторонилась от незнакомой компании, начав выискивать место поспокойнее. Бегающий взгляд упал на воротничок белой рубашки и небрежно затянутый галстук, владелец которого, замер в пол-оборота и взирал в её сторону. Шустро переведя внимание на чужое лицо, Аня обнаружила занятого беседой Аверина, который раскрыл ладонь, как только их глаза встретились. Произнеся ещё несколько слов собеседнику, он быстро кивает и отлучается, направляясь вперёд. — Марафон бежал? — поинтересовалась Аня, обращая внимание на порозовевшие щеки Ильи. — Типа того, спешил очень, — протараторил он и тяжело выдохнул. — Щас-то что торопишься? Помедленнее, — на секунду прервала его Аня. Илья дёрнул подбородком и принялся объяснять: — В общем, сначала Оля позвонила, просила найти какие-то бумаги для бухгалтерии. Уболтала меня. Потом я ключи не мог найти. Когда уже вышел, посмотрел расписание автобуса, понял, что опоздал и даже если побегу, всё равно не успею; пришлось следующий ждать, а он только через пятнадцать минут приехал, до предела забитый. В метро — нормально, спокойно. Как вышел, стал искать здание нужное, с навигатором бегал по всей Маяковской. Просто глупость, — говорил он очень очень медленно и протяжно, разделяя слова по слогам и не стесняясь делать глубокие вдохи между фразами, чем очень веселил. — Прямо всё против тебя, — дивилась Матвеева и качала головой. — Да! Я ещё к клубу подхожу, вижу там очередь просто невъебическая, — жалобно захныкал Аверин и закатил глаза. — Отстоял. Боялся, что вас найти не смогу, народу-то, — он махнул свободной рукой в сторону танцпола. Прошло лишь несколько секунд, после установленного разговора, как его тут же нарушили двое друзей, налетевшие на Аверина сзади, с силой встряхивая его. — Брат, извини, мы его украдём ненадолго, — предупредил Платонов, зажимая приятеля. — А может надолго, не знаю, — неловко дёрнулся он и потянул Илью за собой. — Ага, не скучай! — крикнул вдогонку Макс и задорно помахал на прощание. Матвеева быстро кивнула, закатила глаза и хохотнула, посмотрев вслед. Аверин выглядел довольно растерянно: он невинно хлопал ресницами и пристыженно улыбался, словно извиняясь за преждевременный уход. В скором времени она прибилась к компании пары подруг, обсуждавших дела сердечные. Поджав подбородок ладонью, Аня молча слушала про Фила, его новую девушку, приторные посты в соцсетях, про желание разобраться и всё вернуть: «А есть что возвращать?» — на секунду задумалась Матвеева, продолжая внимать Ленкин рассказ. Беседа также касалась и Данечки, при упоминании которого хотелось захлопнуть уши и спрятаться под стол не только Ане, уж настолько были невыносимы он и его ухаживания, по словам Фокиной. Аня покачивала головой, когда наблюдала за одногруппницей, что с придыханием оборачивалась, высматривая в толпе единственный интересующий силуэт. С мыслью, что пора бы выйти на перекур, Матвеева лениво помешивала случайный коктейль, где крупные кубики перемещались по дну, звонко ударяясь о стеклянные стенки, и ожидала конца речей. Наконец, когда Фокина затихла, погрузившись в раздумья, Аня подала голос: — Я отойду, — коротко объявила она и отодвинула стакан. Быстро встав из-за стола, переместилась к соседнему. — Да ты видел их бар? Там цены конские! — громче всех возмущался Платон и крепко сжимал что-то в руках. — Егор! — позвала Матвеева, двигая парней стоящих вокруг него. Платонов вздрогнул, тут же заведя руки за спину. — Что у тебя там? — любопытствовала Аня, прежде чем обратила внимание на одноразовые стаканчики, расставленные по кругу, — ты своё бухло принёс? — почти шёпотом спросила она, наклонившись к другу. — А чё? — довольно комично возмутился Егор, высоко поднимая плечи и расставляя руки в стороны, обнажив скрытую бутылку с полупрозрачной жидкостью. — Ты была в баре? Там цены просто космические, — пояснил он и открутил алюминиевую крышку, разливая спиртное по стаканам. — Будешь? — вдруг спросил Платон, протягивая один из них. Аня скривилась и поворотила носом, учуяв отвратительный запах пойла. Судя по нему и мутно-розовому цвету — это была самодельная настойка или клюквенная водка, причём не самая качественная: такие обычно выставляют на нижние полки в супермаркетах, ибо они стоят копейки из-за своего галимого состава и непотребного внешнего вида. — Ничё ты, Анька, не понимаешь! — произнёс Егор, завороженно смотря на напиток в стакане, который вращал, как истинный эстет и дегустатор. — Да… Куда уж мне. Платон вдруг опомнился и вновь обратился к Ане, отрываясь от пробы: — Ты хотела чего-то? — Курить пойдёшь? — узнавала Матвеева, проведёт ли она блаженные пару минут в компании лучшего друга или гордом одиночестве. В ответ прозвучало короткое: «Не». — Поняла, — бросила она, не показывая огорчения. — Мы очень заня… — О, а я пойду, — протянул руку Аверин, перебивая скорое оправдание Платона. Илья тут же выскочил из-за круглого стола, стащив рюкзак с высокой металлической спинки, и прошмыгнул вперёд. Они стремительно покидают второй этаж и спускаются вниз, в эпицентр веселья и хаоса. Ритмичные биты из колонок распределяются по танцполу, режут по ушам и оглушают; проходят по телу, заставляя биться сердце и циркулировать кровь точно в такт. По углам толпятся малолетки, которые не стесняются забивать ахуенные водники. Запах дури, алкоголя, чужого пота и застарелого одеколона перебивают друг друга и задерживаются на слизистой, оставляя лишь гадкий смешанный осадок. Матвеева морщится от удушливого смрада и подносит запястье к лицу. Аня идёт позади и ни на шаг не отстаёт от Аверина, что пробирается сквозь беспорядочную танцующую толпу, освобождая путь до самого выхода. — Фух, — громко и с облегчением выдыхают оба, наконец оказываясь на улице. Солнце уже перевалило за горизонт, оставив на небе лишь лиловое напоминание. Высоко над головами тускло воссиял лунный серп и зажглись первые звезды. Дуэт останавливается недалеко от входа, прямо под белым высоким фонарём. Рядом только переполненная урна и разбросанные по асфальту бычки с обёртками. Рука по привычке тянется ко внутреннему карману и вытаскивает полупустую пачку «Винстон». Такие ещё мама курит, лет десять как. Аня зажимает в зубах тонкую папиросу и нервно хмурится, не обнаруживая зажигалки. Пальцы уже нащупали застёжку сумки и занырнули внутрь, перебирая мелочи. На дне всё также пусто. Видимо, оставила её в куртке. В тот же момент слышится характерный «чирк» и перед носом Матвеевой вспыхивает крошечный огонёк. Сигарета пускает вверх изящную струю дыма и медленно начинает тлеть. — Спасибо, — кивнула Аня, по-удобнее подпёрлась локтём и сделала короткую затяжку. Потом ещё одну. Она перевела глаза на одногруппника. Аверин стоял в пол-оборота и внимательно разглядывал что-то вдалеке. Из приоткрытых вишнёвых губ вылетел густой клубок смога, на секунду затмив его профиль, столь приближенный к античным образцам. Правильные, удлинённые черты, высокий лоб, особенно белый, при ярком свете фонарного столба, с выделяющимся шрамом возле виска, прямой нос, с едва заметной горбинкой, усыпанный редкими веснушками, и спокойно проведённая линия подбородка. Длинные ресницы (которым так позавидовала Аня) отбрасывали глубокую тень, подчёркивая синеву под глазами, тёмными, почти чёрными сейчас, в которых расплывчато отражалась неоновая вывеска. — Почему недовольная? Расстроилась? — Илья нарушил повисшую, постепенно переходящую в неловкую, паузу. — М… — протянула Матвеева, дабы заполнить паузу, — ну так, — неуверенно поделилась она, но слова вырвались сами собой. — В целом, нет. Я не расстроилась из-за ответа, вообще пох. Просто реакция не понравилась; показалась какой-то вялой, небрежной, что-ли… Бросил своё «нет» и тут же переключил внимание на других. Не слишком приятно, — объяснила Аня. Желания сбежать от разговора почему-то не возникло и она продолжала говорить, не опасаясь, что могут высмеять, перебить или уйти от темы. — Я понимаю, что Егор сейчас занят с друзьями, это норм, просто мог бы и мне уделить время. Мы стали значительно меньше общаться как-будто. — Поговоришь с ним? — дёрнул бровями Аверин. — Как соберусь, так сразу, — задумчиво покачала головой Аня, в очередной раз затягиваясь едкой порцией никотина. Она вновь задержала взгляд на случайной точке и на секунду выпала из реальности. Отрезвившись от блуждающих мыслей, глаз упал на короткий белый волосок, который так отчётливо прорисовался на контрастном галстуке. Аня протянула ладонь, указывая Илье пальцем на него. Он опустил голову и отряхнулся, заодно разгладив возникшую складку. — Нарядный какой сегодня! — заметила Матвеева, отодвигаясь в сторону и рассматривая приятеля со всех сторон, — прям жених, — протянула она и гордо ухмыльнулась. — Тебе хорошо, — прямо указала Аня на непривычный, но очень подходящий комплект. Аверин развеселел и раскатисто захохотал, тронув ладонью заострённый конец галстука. Пропали остатки той деловитой суровости. — Для Данька вырядился. Хотел очаровать, а он даже не смотрит, — расстроенно поделился Аверин и на секунду отвернулся, выдыхая дым. — Всё за Фокиной-Фокиной. Ленка — мой главный конкурент теперь. Драться за внимание будем. Аня рассмеялась, а в следующий момент надрывно закашляла из-за внезапно прозвучавшего лилейного голоска: — Привет, ребят! Матвеева обернулась, чтобы рассмотреть приблизившуюся девушку. — Кристина, да? — уточнила Аня, глядя на столь знакомое лицо. Она не раз видела эти волосы, шаловливо разлетающиеся в стороны, задорные, горящие и по-настоящему влюблённые глаза, лучезарную улыбку малиновых губ на фотографиях. И теперь могла наблюдать за девушкой и познакомиться с ней вживую. Она располагала к себе. Энергия, исходящая от Кристины была приятной и заряжающей. И если через снимки это не передать, то при личной беседе её харизма и энтузиазм весомо ощущались. — Рада познакомится. — Взаимно! — искренне проговорила «Кудряшка Сью», как прозвали приятели возлюбленную Белова. Крис была так же очаровательная, как и Элисон Портер в культовой роли. И имела с ней общие черты: пышные кучерявые волосы, которые стали действительной визитной карточкой, ангельская улыбка и какая-то наивность, прослеживающаяся во взгляде. — Вы не видели Фила? Он внутри? Я просто звонила ему, он не трубку не взял. — Там музыка очень огромная, не услышал, видимо, либо телефон на столе у ребят оставил. Он в бар спускался, когда мы выходили, — объяснил Илья, — на первом этаже, слева. Ты должна увидеть. Если не найдёшь его, то смс-ку кинь — сам тебя отыщет, — подсказал он и пожал плечами. — Спасибо большое, ребят. Увидимся ещё сегодня, — помахала Кристина и поспешила в клуб. — Она милая, нравится мне, — призналась Матвеева, когда студентка исчезла из поля зрения. Она затушила сигарету о край урны и сложила руки на груди. — Интересно, как они с Филом сошлись? Илья лениво кивнул, смотря Кристине вслед. — Точки соприкосновения. — Стволы и наркотики? Думаешь, тоже увлекается? — Ага, по воскресеньям разносит. Матвеева усмехнулась. Они продолжали смотреть на стеклянные двери, за коими мгновение назад скрылась кучерявая. — Ну слушай, вроде ж говорят, что девочкам плохиши нравятся. Разве нет? — Аверин повернул голову в сторону Ани и вскинул брови. Она нахмурилась, задумавшись над вопросом, и медленно замотала подбородком, расплываясь в улыбке. — Я понял. Илья выбросил дотлевающий бычок и тут же убрал руки в карманы строгих брюк. — Пойдём? Аня тяжко выдохнула и нехотя поплелась вперёд. Разминулись они почти сразу: Аверин свернул к барной стойке, некоторые ребята, которые маячили рядом, с его приходом заметно развеселели. Он действительно был душой компании и заметно влиял на общее настроение: разговор в миг оживал, шутки не прекращали литься из уст, заставляя ловить общую волну. Глядя на Илью, Матвеева искренне поражалась его способностям держаться в обществе, с лёгкостью заводить знакомства, беседы, наконец завоёвывать всеобщее внимание и любовь. И притом это происходило само, без особых напрягов. Аня с неприкрытым интересом не переставала наблюдать за такими персонажами, в попытках разгадать их секрет.