кожура.

Прислонившись спиной к бетонной стене полицейского участка, взятая под стражу сверлила взглядом минутную стрелку часов, отметившую половину третьего часа ночи. Казалось, она застыла и не двигалась вовсе: слишком медленно протекали минуты ожидания, больше походившие на пытку, долгую и мучительную. — Где же он? — Аня мысленно призывала отца, раскачиваясь вперёд-назад, кусая тонкую кожу заусенцев на больших пальцах и слишком переживая о том, что спаситель не приедет вовсе, бросив на произвол судьбы. Нет. Он не может так поступить. Уже пообещал ведь. Пальцы вжались в рыхлую древесину, глаза, забегали, нога нервно затряслась в ожидании. Только непонятно, кого или чего. Просто хотелось, чтобы эта ночь скорее закончилась и вспоминать о ней никогда не пришлось. Холодная потёртая камера, с где-то отвалившейся штукатуркой серо-голубого цвета, толстым слоем пыли, осевшей по углам, парой скамеек по периметру и расшатанной стальной решёткой, перестала вызывать ребяческое любопытство, внушая лишь беспокойство и страх перед неизвестностью. Возможные последствия не на шутку пугали. Ещё больше нагнетали молчаливые сотрудники, ходящие из стороны в сторону, прямо перед носом, лишь иногда мрачно зыркавшие на задержанных. — Матвеева, выходи, — вдруг раздалось со стороны выхода, разрезав молчание, царившую в камере. Участковый лязгнул ключами по решётке, шумно сделав два оборота, и с противным скрежетом отодвинул дверь. Успев погрязнуть в мыслях с самыми неблагоприятными исходами, где та мотает срок, играет в нарды и прихлёбывает свеженький чифир, беседуя с сокамерниками о невыносимой тяжести бытия, Аня не с первого раза обратила внимание на зов, прозвучавший по ту сторону. Приложив усилие, она подняла голову, вытащила зарытые в волосы пальцы и быстро стряхнула светлые пряди со лба, что мешали разглядеть возникший силуэт. Глаза с пролегающей под ними синевой тут же устремились на высокого сутулого мужчину, которого видела часом или двумя ранее, а приоткрытые губы, не в силах выдавить и единого слова, так и застыли в немом вопросе. — Быстрее-быстрее, — опираясь на пересечение стройных металлических прутьев, дежурный устало подгонял Матвееву, едва вращая рукой. Слова в миг оживили, и с трудом разогнув затёкшие конечности, Аня соскочила с деревянной скамьи. Ноги тут же загудели, в голове появилось помутнение. Не подавая виду, она сделала несколько шагов вперёд, преодолевая расстояние от стены до двери, и оглянулась на сокамерников: бородатый старик в потёртом плаще мирно посапывал на лавке в углу, а скрюченный неформал, обиженно косился в её сторону, не переставая заламывать тонкие пальцы. Дёрнув плечом от тяжёлого взора, Матвеева перешагнула порог, наконец оказываясь вне тесной ледяной комнатушки, и последовала за блюстителем. Заперев рот на замок, а ключ оставив в камере под лавкой, Аня шагала позади, боясь издать малейший звук, который бы нарушил тишину в захудалых коридорах участка, где пахло чернилами и многовековой пылью, парящей в воздухе. Сжимая руки до побеления костяшек и прокручивая диалог, который вот-вот должен был состояться, она высматривала впереди родителя и старалась придать себе уверенности: выпрямляла спину, опускала плечи, пыталась сменить ритм дыхания и убрать напряжение с лица, в глубине души, всё равно готовясь к худшему. Когда знакомая фигура мелькнула перед Матвеевой, показалось, что взыграло воображение и ей почудилось, однако мужчина, опирающийся обеими руками о стол и уныло опустивший голову, обратил взор на приближающихся людей. Хмурый, измотанный, выражающий явное разочарование взгляд, скользнул по Анне. Матвеева неосознанно отступила назад, пытаясь спрятаться за спину участкового. Даже он и нахождение в полицейской коморке перестали казаться такими грозными. — Поехали домой, — пробасил отец и выдохнул. Забрав неизвестные бумаги с дубового стола, он махнул в сторону выхода и на прощанье кивнул сотрудникам. — Всего доброго, Юрий Константиныч! Фонари слабо освещали мокрую заасфальтированную дорогу на территории участка, чья площадь составляла примерно полтора-два футбольных поля. Толстые каменные стены с небрежно намотанной проволокой окружали и создавали слишком давящую на нервы атмосферу. Матвеева поёжилась и ускорила шаг. Преодолев шлагбаум и крепкие ворота, девушка сбавила темп и шумно вдохнула свежий воздух. То ли наслаждаясь вновь обретенной свободой, то ли пытаясь оттянуть неприятный разговор. Угомонив тревожные мысли, успевшие вновь запрыгнуть в голову, она догнала отца, пройдя к старенькому тёмно-серому кроссоверу, припаркованному совсем рядом. — Садись, — мотнул головой мужчина, приоткрыв переднюю дверь. Его немногословность пугала. Поведение так разнилось с его привычной улыбкой, приподнятым настроением и шутками, которые он отпускал по поводу и без. В принципе, оно неудивительно. Немедля Матвеева заскочила в тёплую машину, и, застегнув ремень безопасности, вжалась в сидение, следя за силуэтом родителя, обходящего автомобиль. Она сунула руки в карманы, пытаясь их отогреть, и застыла в ожидании предстоящей беседы. Отец приземлился рядом, захлопнув соседнюю дверь. Звук резанул по ушам. Скрепя руки в замок, он опустил их на колени, и расслабив шею, погрузился в раздумья. Поигрывая большими пальцами, тот не спешил начинать диалог. Сдвинув брови к переносице, отец, не моргая, зациклил взгляд на панели управления, не обращая внимание на сидящую рядом. На лбу показались морщины, а губы плотно сжались. Джинсовая рубашка небесно-голубого цвета обтянула широкую, натуженную спину и неаккуратно собралась в плечах. Смятые, в попытке закатать, рукава оголяли деревянные предплечья. — Как так получилось? — тихо, почти по слогам, проговорил мужчина, первым нарушая абсолютную тишину. — Это не моё! — в надежде оправдаться и подняться в глазах отца, воскликнула Аня. Звучало совсем неубедительно. — Аня, я не спрашивал чьё это, — чуть повысил голос Матвеев, по-прежнему пытаясь сохранять самообладание. – Повторяю: как это произошло? После минуты или двух молчания, в попытке подобрать слова, младшая неуверенно промолвила: «я не знаю». Мужчина лишь хмыкнул и потёр глаза от усталости. — Ну я поехала к Полине на день рождение, она ещё где-то месяц назад позвала. Уговаривала долго, потому что я изначально ехать не планировала, — начала Аня, восстанавливая хронологию. — Ты о ней слышал, может… Мы в одном классе учились. Отец помотал головой, на что Матвеева махнула ладонью и продолжила. — У нас случайно компания образовалась: мы с Полей, одноклассники, знакомые из параллели, старших классов. Заобщались все, собираться стали часто. Товарищество действительно собиралось ежедневно за обсуждением свежих новостей за баночкой крепкого, нередко подкрепляя собрания азартными партиями. Вливаться Аня не спешила, всегда осторожничала и держалась вблизи знакомых. Она была самой младшей и самой «правильной», по словам некоторых, потому дружба особо не клеилась, выходила поверхностной и вынужденной, по крайней мере для Матвеевой, не располагающей доверием и особым удовольствием от общения со случайными типами. Однако оставалась полезной: Аня точно знала, где будут ошиваться они в тот или иной день, и присоединялась каждый раз, когда становилась свидетельницей родительских ссор, которые становилось выносить всё сложнее. Ей удавалось улизнуть и остаться незамеченной — внимание родителей к ней было не слишком то приковано — тут же присоединиться к компании, и забыться в кругу несчастных, отыгрывая «на бис» весёлые улыбки и искренний интерес. Уж лучше так, основаться на задворках чужой хаты вдали от дома, нежели «играть в прятки» в собственной квартире, закрывая уши от неистовых криков или беззвучно плакать в подушку из-за того, что им так и не удалось построить нормальную семью. — А потом что? Перестали? — Типа. Они продолжали общаться, а я со временем отдалилась. Моих знакомых оставалось всё меньше, в моменте стало скучно, вот и всё, — проговорила Матвеева несколько неуверенно, будто сомневаясь в собственных словах и ранее принятых решениях. Уйти из компании — её выбор. Разница в возрасте, привычках и моральных устоях давали о себе знать. Грязные слухи о каждом, включая Аню, расползались с неимоверной скоростью, подкрепляясь новыми легендами. Вечные оскорбления начали раздражать. Поганые посиделки слишком надоедали, собутыльники, вызвавшие страшное пристрастие и у Ани, вызывали отвращение. Их медленный переход с алкоголя на вещества ужаснули и заполнили страхом того, что Аня заляжет на дно вместе с остальными, либо вовсе покончит с жизнью. Перспектива обнаружить её исколотый труп, гнивший в собственной рвоте, не слишком воодушевляла желанием продолжать общение, ведь рано или поздно, они бы точно потянули за собой. — И зачем тогда поехала? — Мы то с Полиной продолжали списываться, всё-таки с первого класса дружим, уже не чужие люди. Я поэтому и согласилась, — выдохнула Матвеева, почувствовав себя точно в допросной при даче показаний несколькими часами ранее. — Насчёт гостей не сильно интересовалась. Кто там будет, кого не будет — по боку, не ради них же шла. Примерно знала кто придёт и уточнять не стала. Отец лишь цокнул языком и с укором посмотрел на подростка. — Я же не знала, что так выйдет! — взмахнула руками Матвеева и откинулась на спинку кожаного сидения, скрещивая руки на груди. — Мы ни с кем не ссорились, ни раньше, ни сейчас. Более того, я приятеля хорошего встретила — он, между прочим, спортсмен, футболист! — обрадовалась, мы давно не пересекались, решили поболтать. Шутили чё-то, смеялись. Потом к нам кто-то присоединился, его друг, как я поняла: видела его не раз. И с этого момента какая-то фигня начала происходить. Стало просто невозможно разговаривать: туда-сюда забегали, постоянно с мест вскакивали, не давая даже предложение закончить. То один отойдёт, то другой, и так по очереди. Меня это начало раздражать, поэтому решила спросить в чём дело, а они в ответ зипку протянули. — И взяла? — поджав губы, тяжело промолвил отец. — Ага, по всем карманам распихала, — закатив глаза, Аня обиженно отвернулась, и продолжила рассказ на полтона ниже, постепенно ускоряясь с каждым словом. — Конечно, блин, отказалась. Один раз, потом второй. Те наседать начали, так я домой и засобиралась сразу. Не понравилось мне всё это, я бояться уже начала. Ещё время было около первого, успела устать. В районе уже патруль разъезжал, я об этом не подумала, на меня и наткнулись. Документы просили предъявить или хотя бы родителям позвонить, чтоб забрали. У полицейских есть голова на плечах, осознают: если каждую малолетку так отлавливать, то участок будет переполнен, следовательно, — и работы больше. Да и у кого не было подобных собраний в молодости? Те посмеялись, отнеслись с максимальным пониманием и попросили позвонить кому-то, чтоб скорее уехать и не выписывать штраф. — А когда я достала телефон, чтоб набрать маме или тебе, — выдержала она небольшую паузу, — из кармана пакетик этот вывалился вместе с обёрткой… — неловко замолчала Аня и понурив голову, пошарила в толстовке, продемонстрировав ярко-жёлтую упаковку от батончика. Отец не принялся комментировать сказанное. Ему нужно было немного времени, чтобы принять услышанный рассказ и расставить всё по своим местам. Он рвано выдохнул, как дочь добавила: — Я не знаю, может, кофту перепутал кто, или... специально подложили. Но там уже были мои отпечатки, отнекиваться было бессмысленно, — пожала плечами Аня и стала наблюдать за родительской реакцией. — Как ты его не обнаружила раньше? — просипел мужчина и начал откашливаться в кулак. — У меня в карманах нет датчика, который бы это отслеживал, — дёрнулась она, — там ток куча мусора валяется: чеки, пакеты магазинные, обёртки. Даже если и постаралась, то не поняла бы, что что-то не так, — растерянно признала она и шумно выдохнула весь воздух, накопившийся в лёгких. — Понятно, — короткая фраза означала лишь одно – разговор окончен. Да и что ещё добавить. Казалось, отец окончательно разочаровался в Анне. Мало было лёгких проказов, пронесло даже после первого случая в отделении, когда Матвеевы отделались штрафом за проникновение дочери на заброшенную территорию, как меньше, чем через полгода её ловят пьяную с наркотиками в кармане, ещё и при таких обстоятельствах. Одна история лучше другой. В тот момент, когда повисшее напряжение переросло невидимую границу, Аня вспомнила про бумаги, которые он забирал со стойки в участке, а перед поездкой бросил на парприз, и решила расспросить про них. — В центр тебя нужно определить по месту прописки. Завтра поеду узнавать, что да как, — угрюмо пробурчал отец и повернул ключ зажигания. — В больницу съездим, потом к матери отвезу с вещами, — последнее, о чём оповестил он, перед тем, как нажал на педаль газа и вырулил на главную дорогу, сверив маршрут с навигатором.